Текст книги "Последний камикадзе"

Глава девятнадцатая

1

Глава клана Хаттори, отставной полковник Акахито, был счастлив. Милосердные боги даровали ему радость снова обнять двух своих сыновей, собравшихся под родной кровлей. Правда, младший, Ясудзиро, еще не оправившийся после ранения, был подавлен и неразговорчив. Зато старший – Отодзиро, приехавший в свой первый офицерский отпуск, веселился, пил и ел за двоих.

На почетном месте, у вазы с розами и ветвями сосны, Акахито усадил своего друга и родственника Киёси Морисаву. Скрестив ноги, мужчины дымили сигаретами и расспрашивали Отодзиро о событиях в Китае. Тот охотно и подробно рассказывал о стычках с «красными» и гоминьдановцами, в которых принимал личное участие. Ясудзиро сидел на циновке и молча слушал, о чем говорят родственники. «Отодзиро сильно изменился, – думал он, наблюдая за братом, – от прежней мешковатости не осталось и следа. Он стал самоуверенным, гордится своей причастностью к Квантунской армии, служить в которой удостоены чести наиболее проверенные воины. За два года, как губка, пропитался духом фанатичной преданности микадо и ненависти к его противникам».

– Мы давно раздавили бы банды китайской Красной армии и гоминьдановский сброд, если бы не были вынуждены держать большую часть наших дивизий на границах с Россией и Монголией. – Отодзиро украдкой поглядывал на часы, боясь, как бы не опоздать в «веселый дом», к «жемчужинам моря». – У нас сейчас нет важнее задачи, чем ударить по России совместно с нашим великим западным союзником и сокрушить ее. Русские истощены войной. Скоро они снимут с Дальнего Востока еще десяток дивизий, а с оставшимися мы расправимся в два счета и захватим Сибирь до самого Омска.

– Как же можно нападать на Россию, оставляя в тылу непобежденный Китай? – усомнился тесть Ясудзиро в реальности осуществления планов, изложенных подпоручиком. – Не окажется ли Квантунская армия между Россией и Китаем как между молотом и наковальней?

– Командование считает, что тех частей, что дислоцируются в Маньчжоу-Го, и кавалерии правителя Внутренней Монголии князя Дэвана вполне достаточно для прикрытия коммуникаций и тыла Квантунской армии. Сейчас китайцы совсем притихли.

«Уж очень у него все гладко получается», – мысленно осудил Ясудзиро брата. После гибели «Акаги» и других японских авианосцев он стал относиться к противнику с большим почтением.

В комнату неслышно вошла Тиэко и, гибко изогнувшись в поклоне, коснулась рукой циновки:

– Покорнейше извините, что помешала вашей беседе, но все готово для церемонии тя-но-ю[40]40
  Тя-но-ю – церемония чаепития.


[Закрыть].

Мужчины поднялись и перешли в соседние покои, где царил полумрак.

Угадав жест Акахито, Тиэко раздвинула стенные створки, за которыми был разбит небольшой декоративный садик с оградой из камней самых причудливых форм и расцветок. Ближайший, наиболее крупный, напоминал дремлющего тигра. Дальше, в правой половине садика, стояло несколько старых сосен с темно-зелеными кронами. Стволы их были замысловато изогнуты. Казалось, что их перекрутила не искусная рука садовника, а могучие порывы урагана, принесенного тайфуном. Вторую половину сада составляли вечнозеленые тропические растения.

Мужчины, усевшись за низенький лакированный столик, наблюдали, как Тиэко готовит любимый напиток: насыпав в стеклянный сосуд измельченный в порошок чай, она залила его водой из бамбукового ковша, затем взбила щеточкой и наполнила фарфоровую чашку. Держа ее двумя руками, с поклоном поставила перед почетным гостем – своим отцом.

Морисава, сделав глоток, поклонился и передал чашку хозяину. Акахито, как предписывали правила тя-но-ю, протер пальцем то место, которого касались губы Морисавы, вытер палец о белоснежную льняную салфетку и, отхлебнув глоток, передал чашку Отодзиро. Когда чашка дошла до младшего сына, Ясудзиро, цикл повторился в прежнем порядке. В паузах, пока Тиэко готовила новую чашку чая, мужчины вели неторопливую беседу. Сравнивались достоинства и способы заварки зеленого и черного чая.

Когда церемония чаепития была закончена, Морисава пожелал присутствующим:

– Да очистятся шесть наших чувств.

– Пусть будет вечным блаженством загробная жизнь монаха Эйсая за то, что привез он чайные семена, – откликнулся Акахито Хаттори.

В этот момент вдруг раздался глухой гул, вызвавший всеобщее оцепенение. Задрожала, заходила ходуном земля, захрустел и затрещал каркас дома; заколебались стволы сосен и задвигались, как живые, камни сада; из забора вывалилось несколько обломков и рухнуло на зелень декоративного кустарника.

Первой опомнилась Тиэко. Она бросилась в соседнюю комнату и, схватив испуганную крошку Сатико, выбежала на улицу. Следом за ней дом покинули мужчины. Но подземный гул уже стих, и земля обрела привычную твердь.

– Хвала милосердной Каннон, мы легко отделались, – сказал Акахито Хаттори, рассматривая свой уцелевший дом.

Церемонно попрощавшись и поблагодарив за приятно проведенное время, Морисава заторопился: он переживал за собственный дом.

2

Погостив три недели, Отодзиро Хаттори начал собираться в дорогу, пообещав в самое ближайшее время выслать брату лекарства, приносящие бодрость. От рисовой водки, настоянной на женьшене, Ясудзиро в самом деле стал чувствовать себя значительно лучше. Прекратились и головные боли. Вскоре Ясудзиро выехал в часть.

Врачи к полетам его не допустили. После длительных хождений по инстанциям Ясудзиро в конце декабря 1942 года был назначен в распоряжение начальника штаба объединенного флота на должность младшего офицера оперативного отдела. Штаб дислоцировался на борту линейного корабля «Ямато», плавающего под флагом адмирала Ямамото. Якоря «Ямато» покоились на дне бухты в северной части острова Новая Британия, где размещалась военно-морская база Рабаул.

Ясудзиро было нелегко акклиматизироваться на новом месте службы. Причем резкий переход от влажной и прохладной зимы к экваториальному зною он перенес легче, чем вхождение в роль штабного офицера. Работа с документами и картами, производство оперативно-тактических расчетов – все это нисколько не увязывалось с его прежними занятиями. Кроме всего прочего, на авианосце он отвык от тягостного культа чинопочитания, царящего в больших штабах. А здесь ему пришлось столкнуться с этим в полную силу. Адмиралов и капитанов 1 ранга на «Ямато» было много, и Ясудзиро приходилось не столько работать, сколько гнуть спину в длительных поклонах. Но самое угнетающее было то, что Ясудзиро почувствовал себя безликой, непроходной пешкой в великой, полной накала и драматизма игре. Такая жизнь ему не нравилась и не удовлетворяла его. Капитан-лейтенант Хаттори был одинок и неприкаян: за полтора месяца стоянки в Рабауле друзей у него не завелось.

Даже человеку не слишком сведущему в таинствах оперативного искусства, каким был Ясудзиро Хаттори, становилось ясно, что дела Японии в юго-западном районе Тихого океана не блестящи.

Остатки японских войск еще цеплялись за северную часть острова Гуадалканал, но попытки микадо оказать им помощь высадкой войск и техники не увенчались успехом. С «Токийского экспресса» (как окрестили американцы группы японских эсминцев и быстроходных транспортов) в иные ночи высаживалось до 900 человек пехоты, но танками и артиллерией их не могли обеспечить из-за трудностей при выгрузке на необорудованные причалы. Ко всему прочему американцы изучили маршруты «Токийского экспресса» и ставили на его пути заслоны из групп боевых кораблей. Доставка десантных сил к мысу Эсперанс стала обходиться объединенному флоту все дороже. На их прикрытие адмирал Ямамото вынужден был выделять тяжелые крейсеры и линкоры.

В ряде крупных морских сражений вблизи островов Гуадалканал и Тассафаронг, происшедших в конце 1942 года, японский флот потерял два линкора – «Хией» и «Киросима», тяжелый крейсер «Кинугаса», четыре эсминца и десять быстроходных транспортов.

Американцы тоже понесли потери, но они были значительно меньше японских. Из крупных кораблей американцы потеряли только тяжелый крейсер «Нортгемптон». Остальные десять единиц составляли эсминцы и легкие крейсеры.

Третьего февраля 1943 года японское радио передало заявление о капитуляции окруженных немецких войск под Сталинградом. Многотысячная группировка во главе с фельдмаршалом Паулюсом сдалась в плен русским.

А неделю спустя японские войска оставили остров Гуадалканал. И хотя эта потеря не шла ни в какое сравнение с поражением «великого западного союзника» у стен Сталинграда, скорбь охватила Японию. Это была первая признанная официальная потеря.

Офицеры и солдаты, сражавшиеся на Гуадалканале, предпочли эвакуироваться с острова, а не пасть за императора, сражаясь до последнего.

Ясудзиро недоумевал: солдаты Страны восходящего солнца, убегая с Гуадалканала на эсминцах, охотнее хватались за поручни штормтрапов, чем за шершавые рукоятки ритуальных ножей.

На картах, отрабатываемых Ясудзиро, отчетливо просматривалось, как американцы продвигаются по архипелагу на север.

Часть  вторая
Крушение надежд

Глава первая

1

Дни, заполненные ожиданием артиллерийского удара с моря или минометного обстрела из джунглей, были тягучи, как резиновая жвачка, и мало чем отличались друг от друга. Иногда они разнообразились налетами японских бомбардировщиков или воздушными боями.

Несмотря на кажущееся однообразие, события тех дней намертво врезались в память Чарлза Мэллори. Он обнаружил это много лет спустя, когда начал работать над романом «В долгу у мертвых». Память настолько четко воскрешала дни, принадлежавшие прошлому, что оставалось писать как с натуры.

…Наконец джунгли Гуадалканала удалось очистить от японцев. Теперь на Гендерсоне базировалось большое количество авиации всех ведомств.

И на земле и в воздухе стало тесновато. Поэтому эскадрильи летали в разное время. Аэродромно-строительные части ухитрились без ущерба для полетов нарастить длину взлетной полосы до двух километров, и на нее могли садиться даже четырехмоторные «либерейторы». Теперь, когда поредевшая японская авиация перестала заглядывать на Гендерсон, «лайтнинги», имеющие большую дальность полета, чем истребители «грумман», стали чаще использоваться в качестве штурмовиков. Вместо подвесных баков на них вешали две 225-килограммовые бомбы и направляли в море для охоты за японскими эсминцами и кораблями.

В марте Роберт Харрис, приняв под командование 332-ю эскадрилью, стал майором[41]41
  В американской армии имеются постоянные и временные военные звания. Временное присваивается при назначении на старшую должность.


[Закрыть], а Чарлза назначили командиром авиационного звена. В новых должностях приятели получили задачу участвовать в комбинированной операции сухопутных, морских и военно-воздушных сил по захвату соседнего острова Нью-Джорджия.

«Началось наше наступление на Токио» – так оптимистически прокомментировала это событие одна из американских газет. Но до Токио было еще более 5000 километров.

При прикрытии высадки десанта Чарлзу не повезло: в мотор попал осколок зенитного снаряда и пробил радиатор. «Аллисон» сразу погнал температуру за красную шкалу. Пришлось его выключить, пока он не загорелся. Домой пилот тянул на одном моторе, испытав все прелести несимметричной тяги. Правая нога одеревенела от непрерывных усилий, которые пришлось прилагать, чтобы удержать самолет от разворота. На этом закончился вклад Чарлза Мэллори в освобождение Нью-Джорджии. Впрочем, и без него все обошлось прекрасно…

2

Было раннее теплое утро. Чарлз и летчики его звена дежурили в палатке около самолетов. Работала 339-я эскадрилья майора Митчелла.

Надрывно-воющий звук моторов стартующего «лайтнинга» внезапно смолк. Самолет прекратил взлет и помчался вдоль полосы, разбрызгивая лужи, не успевшие испариться после ночного ливня. В конце взлетно-посадочной полосы он уклонился, сошел на грунт и увяз в грязи. К самолету помчались красные тягачи, забитые техниками. У входного отверстия палатки притормозил забрызганный грязью тягач, с которого спрыгнул расстроенный летчик.

– Что стряслось? – спросил его Чарлз.

– Прокол колеса, дьявол его побери!

Случайный гвоздь или осколок на взлетной полосе сорвал ему боевой вылет. Но неудачник лейтенант в это утро оказался не одинок. Вскоре на посадку зашел второй «лайтнинг» из группы Митчелла, вернувшийся с маршрута. У него не вырабатывалось топливо из подвесных баков. Брань этого молодца по поводу отказа техники была еще забористей и изощренней – его готовили целых три дня к совершенно секретному ответственному вылету, за который он надеялся получить по меньшей мере крест «За летные заслуги».

3

В это самое время в Рабауле приближенные уговаривали адмирала Ямамото переодеться в хаки:

– Ваше превосходительство, вы летите на фронт. Любой снайпер опознает вас по белому мундиру.

Адмирал знал, что в Шортленде фронтом и не пахнет.

– Я всегда ношу только белый мундир и сегодня не намерен делать исключения.

– Но ваша жизнь принадлежит империи, и вы на имеете права рисковать ею…

В конце концов адмирал позволил уговорить себя и переоделся в хаки. Но свой парадный меч и белые перчатки снять наотрез отказался.

На аэродроме Ямамото и его свиту ожидали два двухмоторных бомбардировщика «мицубиси» и шесть истребителей «нуль», выделенных для прикрытия.

Взлет произвели точно по времени, указанному пунктуальным Ямамото, – в 6.00 по токийскому времени.

4

«Лайтнинги» вернулись с задания только через четыре с половиной часа. После их посадки строго засекреченный боевой вылет перестал быть тайной.

…Американской морской разведке стал известен маршрут и расписание инспекционного полета адмирала Ямамото. Ее начальник – капитан 2 ранга Джозеф Рочфорт, расшифровавший рейд японских сил к Мидуэю, стал и в этот раз злым гением для командующего объединенным флотом империи. Это в голове Рочфорта зародилась идея сделать воздушную засаду на маршруте следования адмирала. Над островом Бугенвиль оба бомбардировщика «мицубиси» и эскорт из шести истребителей были перехвачены четырнадцатью «лайтпингами» 339-й эскадрильи.

Героями этого рейда стали Том Ланьфер и Рекс Барбер, дравшиеся вдвоем против восьми японских самолетов. Пока майор Митчелл с другими экипажами болтался где-то на высоте, они сбили два бомбардировщика. «Летающие сигары», как звали японцы «мицубиси» за то, что они загорались при попадании первого же снаряда, рухнули в заросли дождевого леса. Два дымных столба взметнулись вверх, перемешиваясь с дымом из кратера вулкана Бальби.

В японском флоте открылись вакансии на должности командующего объединенным флотом, его начальника штаба и начальников медицинской и финансовой служб.

Летчики 332-й эскадрильи могли только позавидовать своим коллегам. Вот это задание! Не то что нудные и очень часто безрезультатные вылеты, которые они совершали с аэродрома Гендерсон.

5

Роберт Харрис растасовал карты и, отвернувшись от партнеров, спросил у Чарлза, сидящего на кровати с пустой трубкой в зубах:

– Профессор, если не секрет, что вы все пишете в свой блокнот?

– Так, мой командир, – лениво ответил Чарлз Мэллори, – заношу разные мысли, что иногда осеняют мою пустую голову.

– Любопытно, о чем можно мыслить под прицелом японских крейсеров и когда мозги плавятся от жары?

– Если мне повезет выбраться отсюда живым, я обязательно напишу книгу обо всем увиденном и пережитом.

Чарлз положил блокнот на солдатское одеяло, прикрывавшее койку, и набил трубку табаком. Ароматный медовый дым заклубился под сводами палатки.

– Да, обстановка здесь малоподходящая для творчества, – вздохнул он. – И максимум, что я смогу сделать, – это записать кое-какие эпизоды. Потом они пригодятся для будущей книги.

Раздался щелчок в динамике, и металлический голос, каким обычно говорят в кинофильмах роботы, произнес:

– Звену капитана Харриса прибыть в оперативную палатку. Повторяю: звену капитана Харриса прибыть на предполетный инструктаж. Готовность к вылету 11.00.

Роберт поднялся.

– Пошли, ребята! Доиграем, если вернемся.

В тот день в полет ушла четверка Харриса, а Чарлза посадили в дежурное звено. Он думал, что этот день обойдется без приключений, но вскоре и его паре дали команду на запуск.

Чарлз Мэллори взлетел один: его напарник при выруливании со стоянки провалился колесом в плохо заделанную воронку и погнул правый винт.

По радио с КП информировали, что будут наводить на высотный разведчик. Чарлз увеличил угол подъема, пристально всматриваясь в голубизну неба. «Ага, вот он!» – увидел он белую нить конденсационного следа, разматывающуюся позади еле заметного блестящего пятнышка.

– Вижу впереди по курсу, – сообщил Чарлз на землю.

– Правильно, парень, цель твоя, только забирайся повыше. По моим данным, он идет на тридцати тысячах[42]42
  Тридцать тысяч футов – около 9 км.


[Закрыть].

Чарлз взглянул на высотомер. Стрелка показывала 25000 футов. Моторы надрывались в разреженном воздухе. Начали мерзнуть ноги, обутые в легкие ботинки. Летчик снял ноги с педалей и, чтобы усилить кровообращение, потопал по полу кабины. На остеклении фонаря сверкнули кристаллы инея.

Высота давала о себе знать не только холодом и неудобной кислородной маской, стянувшей лицо, – начинали появляться и другие, более неприятные симптомы: утром Чарли, вопреки предостережению доктора, наелся бобов с говядиной, и теперь газы в разреженной атмосфере раздували ему живот. И чем выше поднимался самолет, тем боль становилась сильнее. А японец был уже совсем рядом, в каких-нибудь двух тысячах футов. Корчась в муках, Чарлз пытался преодолеть эту небольшую высоту.

«Лайтнинг» вошел в слой инверсии, и тотчас за ним появился демаскирующий след. Японец, увидев, что снизу подходит истребитель, начал разворачиваться на обратный курс. «Лайтнинг» наконец достиг нужной высоты, но из-за неосторожности летчика попал в спутную струю японского разведчика. Самолет тотчас затрясся, как отбойный молоток, и его швырнуло в сторону, вниз. Нужно было начинать все сначала. Но Чарлз уже выбился из сил и был на грани потери сознания. Обнаружив, что японец уходит домой, он свалил машину в пике и устремился вниз, на дно воздушного океана, где желудок вернется в обычное состояние.

Японский летчик даже не предполагал, что жизнь ему спасла обычная банка бобовых консервов.

Зарулив на стоянку, Чарлз вывалился из кабины, сбросил ботинкии начал массажировать ступни, потерявшие чувствительность. Вокруг него собрались любопытные механики. Им казалось невероятным, что в такую тропическую духоту летчик никак не может согреться.

Наконец Чарлз почувствовал, что ноги отходят, и, обувшись, нетвердой походкой заковылял к штабной палатке.

На полпути его застал сильный артиллерийский обстрел. Чарлз прыгнул в первую попавшуюся яму. Подумал: «Хуже бомбежки. Там хоть видишь, куда упадут бомбы».

Стреляли невидимые за горизонтом крейсеры. Били главным калибром, и тяжелые взрывы, казалось, сотрясали весь остров. Презрев обстрел, с аэродрома Гендерсон взлетела шестерка «скайрейдеров» и помчалась в сторону, откуда била артиллерия.

Артналет прекратился, и, изрядно вывозившийся в грязи, Чарлз вылез из ямы.

Глава вторая

1

Адмирал Кога, назначенный командующим после трагической гибели Ямамото, был разбужен на рассвете грохотом артиллерии. Это зенитные установки линкора «Мусаси», на котором он разместил свой штаб, включились в отражение налета американской авиации на военно-морскую базу Рабаул.

Кога недовольно пожевал губами. Налеты становятся слишком частыми. Не пора ли для штаба объединенного флота подыскать более спокойное место?

Взглянул на часы: рановато подняли. Но понял – больше уснуть не сможет. Нажал кнопку электрического звонка. Вестовой тотчас появился в дверях, словно стоял за порогом каюты.

– Парадную форму, – бросил адмирал в пространство, даже не глядя на согнувшегося в глубоком поклоне матроса.

На девять часов был назначен военный совет, на который приглашались лишь командующие флотами и воздушными флотилиями.

Офицеры из оперативного и разведывательного отделов развесили на стенах огромные карты с подробной обстановкой на театрах военных действий.

Ровно в девять адмирал Кога вошел в. салон, сопровождаемый вице-адмиралом Нагано Осами и начальником штаба, и без излишних церемоний приступил к делу.

– Господа адмиралы! Мы собрались сюда, чтобы заслушать информацию начальника штаба о военной обстановке в бассейнах Тихого и Индийского океанов и обсудить сложившееся положение. – Кога говорил негромко, но каждое слово отчетливо звучало в глубокой тишине. Налил холодной воды из термоса, выпил. – Полагаю, напоминать не надо, что все, о чем будет говориться здесь, является государственной тайной. Попрошу господ адмиралов не делать никаких записей…

Начальник штаба Нагано говорил с затаенной печалью. Круг лиц, допущенных на военный совет, обязан знать правду, какой бы горькой она ни была.

– В результате крупных военных успехов русских под Сталинградом и на Курской дуге произошел коренной перелом в ходе войны. Наш великий западный союзник рассчитывает остановить наступление русских армий на рубеже реки Днепр. Веря в оптимистические планы, мы все-таки должны быть готовы и к тому, что может произойти дальнейший отход его войск на запад. – Указка в руке Нагано переместилась на юг Европы. – Поражение наших союзников в Северной Африке и выход из войны Италии еще больше усложнили военное и политическое положение Германии. А это не может не сказаться и на ходе боевых действий на Дальнем Востоке. – Нагано сделал паузу и снова перешел к карте Тихоокеанского театра. – Перелом войны в пользу русских заставил наш сухопутный генеральный штаб отказаться от планов вторжения Квантунской армии на территорию Советской Сибири и Дальнего Востока.

Собравшиеся в салоне адмиралы хранили невозмутимое молчание…

– В настоящее время империя располагает достаточным контингентом сухопутных сил для продолжения войны. В Китае и Маньчжоу-Го находится группировка сухопутных войск в количестве двух миллионов человек; миллион двести тысяч дислоцируются на островах метрополии. Двухсоттысячная армия ведет боевые действия в Бирме. На оккупированных островах в центральной и юго-западной – части Тихого океана в составе наших гарнизонов имеется 600 000 штыков. Как видите, наша сухопутная армия имеет более трех миллионов человек.

Названная цифра вызвала в салоне некоторую разрядку. Адмиралы зашевелились.

– Продолжающаяся война в Китае требует известного напряжения сухопутных сил, – продолжал вице-адмирал Нагано. – Наблюдается оживление и усиление партизанской войны в Бирме, Вьетнаме, Индонезии и на Филиппинах. Это также сковывает часть наших войск. Но все же с сухопутной армией дело у нас обстоит благополучно. Беспокойство императорской ставки и наше вызывает положение, сложившееся на море и в воздухе. По числу надводных кораблей всех классов, подводных лодок и авиации императорский объединенный флот значительно уступает англо-американцам. Поэтому в настоящее время империя от стратегического наступления будет вынуждена перейти к стратегической обороне…

Когда Нагано кончил, в салоне установилась могильная тишина.

Этот военный совет не был похож на прежние победные советы, которые происходили во времена покойного адмирала Ямамото. Лица адмиралов, сидящих за длинными столами, были озабоченны н угрюмы. Все они в той или иной мере были виноваты в случившемся и чувствовали на своих плечах тяжесть груза ответственности за судьбу империи.

После заслушивания мнений членов военного совета были приняты изменения к плану «Зет», сводившиеся к тому, что необходимо исключить из числа жизненно важных районов архипелаг Бисмарка, острова Гилберта и Маршалловы. Тем не менее продолжать усиливать гарнизоны на этих островах и перебросить туда дополнительные части базовой авиации, чтобы удерживать их до последнего солдата, сковать как можно больше американских экспедиционных сил.

2

Военное положение империи ухудшалось с каждым днем. От активных боевых действий флот перешел к обороне. Инициатива после битвы за атолл Мидуэй прочно перешла в руки американцев. Главнокомандующий объединенным флотом адмирал Кога оставил на острове Паллау свой флагманский линкор «Мусаси» и корабли охранения. Основное ядро флота он вывел из-под удара американской авиации, разместив корабли в Сингапуре и в водах метрополии. Это был его подвижный резерв, который он мог использовать на наиболее опасных направлениях. Кога решил насмерть удерживать линию обороны Марианские острова – остров Паллау, понимая, что, если ее американцы прорвут, надежды на благополучный исход войны не останется.

Японские летающие лодки почти непрерывно висели над океаном, контролируя действия американцев, наращивающих силы на островах Адмиралтейства. Поэтому для адмирала Кога не было неожиданным выдвижение американского ударного соединения к западным Каролинским островам, в число которых входил и остров Паллау.

Ядро ударного американского соединения составляли одиннадцать быстроходных авианосцев. Они действовали тремя группами под прикрытием многочисленных кораблей поддержки. У Кога не было в этом районе сил флота, способных отразить атаку американцев. Основную ставку адмирал делал на базовую авиацию.

Экипажи летающих лодок «кавасаки» доложили в штаб объединенного флота о том, что крупный отряд транспортов вышел с островов Адмиралтейства и движется в западном направлении. Туда же направилась и часть авианосцев, атаковавших остров Паллау.

Исходя из этих данных, японское командование решило, что американское оперативное соединение может предпринять высадку десанта на западное побережье Новой Гвинеи, и адмирал Кога дал команду своему штабу перебазироваться в оперативный центр Давао для удобства руководства оборонительной операцией. Туда же приказано было прибыть из Сингапура авианосному соединению адмирала Одзава.

Оперативная группа адмирала Кога, куда входил и Ясудзиро, разместилась на двух четырехмоторных летающих лодках «кавасаки».

Первым стартовал гидросамолет, на борту которого находился главнокомандующий объединенным флотом. Ясудзиро летел на второй машине с начальником штаба.

Сначала «кавасаки» шли в пределах зрительной связи, но постепенно более новая и менее загруженная машина главнокомандующего ушла вперед. Океан был на редкость спокоен. Казалось, что лодка висит неподвижно над уснувшей водной гладью. Монотонно гудели моторы. Кое-кто из старших офицеров дремал, откинувшись на мягких креслах. Ясудзиро нашел себе партнера для игры в го.

На полпути между Паллау и Давао члены экипажа и моряки-пассажиры, немало проплававшие в Южных морях, стали проявлять беспокойство. Солнце, опустившееся в океан, оставило после себя вечернюю зарю необычного, медно-красного цвета. Барометр показал такое низкое давление, какого не видел еще никто на этой высоте полета. Потом навстречу поползли подсвеченные кроваво-красным закатом разорванные клочья облаков. Похоже было, что «кавасаки» приближаются к тайфуну, бушевавшему накануне у северных берегов Австралии.

Американские синоптики окрестили это чудовище, пожирающее людей вместе с кораблями, нежным женским именем «Стелла». Кровожадная леди, не успевшая насытиться своими жертвами в море Банда, вырвалась на тихоокеанские просторы и теперь тянула свои руки к «кавасаки».

Встревоженный командир лодки вышел из-за штурвала. Он почтительно склонился к начальнику штаба и сказал несколько слов. Тот, повернув голову к иллюминатору, секунды две думал о чем-то, глядя на набегающие облака, а затем кивнул в знак согласия. Командир корабля, отдав честь, исчез в своей рубке, а адмирал откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Ясудзиро показалось, что он зашептал слова молитвы.

Из бортовых иллюминаторов было уже хорошо видно, как с юго-запада приближалась, увеличиваясь в размерах, громада туч, достигающих своими вершинами большой высоты. На северо-западе оставался еще клочок чистого неба. «Кавасаки», изменив курс, пошла на север. Командир корабля решил обойти тайфун стороной.

Начинало темнеть. Черные, сверкающие зловещими вспышками молний тучи казались еще страшнее, чем днем. Гидросамолет на полном газу уходил от тайфуна, Но «Стелла» не хотела так легко расстаться с добычей. И она все же успела накрыть лодку концом своего крыла. К счастью, этот ужас продолжался всего несколько минут. Налетевший порыв ураганного ветра бешено швырнул машину, и она заскрипела, застонала нервюрами и стрингерами, изогнувшимися от натиска бури.

Казалось, еще один такой бросок – и не выдержат хромансилевые болты, скрепляющие плоскости с центропланом, крылья сложатся, и самолет рухнет в бездонную Филиппинскую впадину. Черное чрево тучи, нависшей над самой водой, непрерывно выплескивало ослепительные молнии. При их свете отчетливо просматривались вздыбившиеся волны, увенчанные шапками пены. Хлынул тропический ливень, смешавший все вокруг – и облака, и небо, и океан. Предсмертный холод заполз в души пассажиров «кавасаки». Шепча молитвы, они просили всемогущую Аматерасу смилостивиться над ними. И богиня услышала их: дождь начал уменьшаться, тучи расступились и перестали швырять многострадальную лодку. Вскоре по курсу полета показались звезды. Гидросамолет, идя со скоростью 120 миль в час, обогнул тайфун к вышел из опасной зоны. Сзади ярились волны, и «Стелла» висела над океаном огромными глыбами пылающих туч, а впереди была спокойная чернота тропической ночи с тысячами ярких звезд, купающихся в воде.

Начальник штаба приказал установить радиосвязь с гидросамолетом адмирала Кога. Но все усилия радиста оказались тщетными. В ответ на его запросы приходил только треск электрических разрядов, бушующих во взбудораженной тайфуном атмосфере.

Сделав большую дугу, «кавасаки» удалось обогнуть «Стеллу» и с почти пустыми баками выйти к острову Минданао. В темноте ночи было невозможно отличить сушу от моря. Шеф-пилот хотел произвести приводнение ближе к берегу, чтобы до утра отстояться на якоре. Но вблизи берега море плескалось о рифы, хорошо заметные при вспышках осветительных ракет. Пытаясь отыскать пригодное для посадки место, штурман расстрелял весь комплект ракет, не добившись никакого результата.

Из личного опыта Ясудзиро знал, что беда не ходит в одиночку. И теперь: не успел бортовой механик доложить о неисправности посадочной фары, как один за другим начали глохнуть моторы – кончился бензин.

Пилоты шли на вынужденную посадку, ориентируясь только по колеблющимся звездным бликам. Чихнул несколько раз последний двигатель и заглох. На смену шуму моторов пришла тишина, нарушаемая едва слышным свистом встречного потока воздуха. Затем в этот звук начал вплетаться шум океанского прибоя, усиливающийся по мере потери высоты. По-видимому, внизу были рифы, и пилот отвернул подальше от берегов.

Вода чувствовалась рядом, но экипаж не имел представления о высоте полета: барометрический высотомер, установленный в пилотской рубке, давал большие погрешности, и ему нельзя было верить.