Текст книги "Хранители тайны"

– Милостивые государе, откушайте ягодок, свеженьких, только вчёра собрала, – произнесла она приветливо, доставая из кармана фартука охапку деревянных ложек.

Ягода всем пришлась по вкусу. Анна спросила у хозяйки, что за название у этой ягоды, но та не успела ответить, как один из солдат выпалил:

– Тож гонобобиль, по-господски – голубика. У нас в Тверской губернии её столь многа, бочками на зиму заготавливай. Лечебна. От всех хворей спомогает. Особенна вкусное из ниё получатца вино. Вы делате вино? Ябне отказался от рюмочки… Это я так для разговору, – завершил он свою речь, увидев строгий взгляд офицера.

– Может и так. Мы её прозываем болотная ягода. В здешних краях много чего прорастает, даже виноград. Кушайте, скоро самовар будет готов.

Все занялись поеданием ягод, сосредоточенно думая каждый о своём.

Самовар занял самое почётное место во главе стола. По дому распространился лёгкий запах дыма и приятный аромат трав.

– Господа, разрешите представиться, Фёдор Михайлович Кузовков, гидролог и метеоролог, имею-с университетское образование, моя женушка – Ираида Семёновна, помощница в работе и хозяйка в доме. Испейте господа. Чай славный на малине да на травах, польза от него большая. Спасает при отсутствии свежих овощей и фруктов. Сахар, к сожалению, предложить не могу, более полугода, как закончился.

– Да, что сахар, баловство одно. Вот, – и хозяйка поставила на стол деревянную миску с мёдом, – Вот настоящее лакомство. Откушайте. Хлебушка вот только нет. Бедствуем.

– Теперь у Вас всё будет. Мы надолго, порт будем строить и город. Кстати, ни подскажите ли, где лучше присмотреть удобное для строительства место.

– Надолго это хорошо. Дай бог, дай бог. Так, на той стороне полуострова. Идите немного западнее, – Кузовков показал рукой направление, – Как раз и выйдете к бухте. Там раньше корабли причаливали. Старая пристань почти полностью сохранилась. Лучшего места не найдёте.

Анна с удовольствием ела ложкой мёд, запивая ароматным чаем. Прервав чаепитие, чтобы отдышаться от большого количества выпитого, обратилась к хозяйке:

– Мы с мужем предполагаем здесь на этой земле надолго поселиться… Да, с мужем, – повторила она, заметив вопросительный взгляд инженера, – И, понимаете, на первое время требуется какое – то жильё, пока обустроимся. Могли бы мы у вас перетерпеть трудности быта и снять ну хотя бы домик, что виден из окна.

– Что, Вы, что, Вы, почему снять и почему перетерпеть? Дом пустует. Это, так называемая лаборатория, никаких опытов в ней никогда не проводили, так, вместо кладовой пользуем. Занимайте и живите сколь надо и ни какой платы. Нам веселей и вам с мужем одной заботой меньше. С этой стороны она невзрачная избушка, а с той крыльцо резное и четыре окошка, на окнах стёкла целёхоньки. Печь справная. Заходи и живи. На первое время дровами поможем.

Анна расчувствовалась и в знак благодарности обняла и расцеловала хозяйку.

Возвращаясь к судну, Анна в душе ликовала. Не терпелось поскорее рассказать Жаку, как всё хорошо устроилось.

Для Жака и Анны начались трудные, но счастливые дни. Комендант упросил начальника конвоя передать Жака в его распоряжение. Видя его образованность и честность, он назначил Жака старшим на лесопилке, на которой работали и каторжане и солдаты. Кроме пищевого довольствия, комендант назначил ему небольшую премиальную выплату.

Анна трудилась в медпункте, в новой должности военного фельдшера. Работы было мало, и она большую часть времени находилась дома, занимаясь своим небольшим хозяйством.

Того количества продовольствия, которое доставил «Атлант» могло не хватить до следующего прибытия парохода в Находку, поэтому комендант предусмотрительно распорядился, чтобы все военнослужащие, включая конвойных, в свободное время от службы принимали участие в заготовке ягод, грибов, орехов и дикого мёда. Особенно напряжённо было, когда пошёл на нерест лосось, для чего были образованы специальные бригады по заготовке икры и рыбы. Лосося и лососевой икры заготавливалось огромное количество. Кроме всего прочего охотой пополняли запасы мяса. Охотились на оленей, косуль, зайцев и даже на медведей.

Анна и Жак, когда находилось свободное время, вместе с Фёдором Кузовковым и его женой с удовольствием присоединялись к заготовителям.

Грибы и ягоды хранили в ледниках, а мясо засаливали в освобождаемых от других продуктов бочках.

Военные делились своими охотничьими трофеями и с обитателями метеостанции и с каторжанами. Так что у поселенцев недостатка в мясе не было.

С приближением зимы со стороны Охотского моря задули холодные, пронизывающие до костей ветра. Это стало основной бедой поселенцев из-за недостатка отапливаемых помещений. С этого времени основные усилия всех жителей Находки были направлены на утепление недостроенных ещё казарм для военных и бараков для каторжников. Внутри помещений устанавливали сложенные из камней и глины примитивные печи для отопления и приготовления пищи. Окна при отсутствии стекла зашивали тёсом и закрывали ставнями. Было дымно и темно, но зато тепло.

Основной заботой перед наступлением зимы была заготовка дров, но в этом не было больших проблем: на лесопилке, на строительстве казарм, хозяйственных построек и причалов оставалось большое количество отходов древесины, чем и пользовались поселенцы.

Обильные снегопады, начавшиеся в середине декабря, и, продолжавшиеся более трёх недель, сковали всю хозяйственную деятельность на полуострове, покрыв землю непроходимыми снежными заносами.

Анна и Жак, не смотря на все трудности быта и на отсутствие опыта при таком образе жизни, не падали духом и во всём помогали и поддерживали друг друга.

Зимой, когда вокруг лежал снег, проблем с питьевой водой не было, просто растапливали его в большом, подаренном им соседями чугуне. Потребность в большем количестве воды заставляла прокладывать через сугробы тропинку к реке и каждое утро прорубать замерзающую за ночь прорубь.

…Потребность в большем количестве воды заставляла прокладывать через сугробы тропинку к реке…

Весной, когда снег растаял и начался ледоход, вода стала непригодной для питья из-за загрязнения потоками талых вод с гор в верховьях реки.

К счастью Жак отыскал на склоне сопки пробившийся из каменистой земли родник, дающий жизнь небольшому ручейку, стекающему к реке. Для удобства набора воды Жак углубил дно ручья у самого родника, что позволило черпать воду ведром.

Вода из родника пришлась по вкусу многим поселенцам, и вскоре в сторону родника образовалась хорошо утоптанная тропа.

Анне не составляло большого труда спуститься к роднику с пустыми вёдрами, а вот с полными – дорога вверх по склону требовала напряжения всех сил её женского организма. Жак же не всегда мог помочь в этом Анне в связи с занятостью на лесопилке.

Неожиданное происшествие изменило всё. Однажды, уже в сумерках, мельком взглянув в окно, Анна заметила чью то тень. Подойдя к окну, приглядевшись, увидела человека, скорее существо в образе человека. Этот пришелец, заметив Анну, стал её призывать жестами выйти из дома. Опасаясь незнакомца, Анна взяла большой кухонный нож и, спрятав руку с ножом за спиной, вышла на крыльцо. Это был мужчина предположительно средних лет, обросший, не мытый, одетый в лохмотья и босой. Смотря умоляюще на Анну, бормоча какие – то непонятные слова, он жестикулировал, показывая на свой рот и делая жевательные движения.

«Видно, «тронутый» умом», – заключила для себя Анна, – «Наверняка из беглых. Ниубийцали?». Но всякие опасения прошли, когда увидела его добрый, по– детски безобидный взгляд.

Анна вернулась в сени и вынесла два деревянных ведра, похожих на небольшие бочонки и передала бродяге, предварительно изобразив зачерпывание воды ведром. Достав из кармана фартука ломоть хлеба, указала рукой на тропу к ручью. Бродяга обрадовался, закивал и побежал с вёдрами в сторону ручья.

Когда бродяга вернулся с полными вёдрами, его ожидала, ни только Анна с ковригой хлеба, но и жена метеоролога с грудой разнообразной поношенной одежды, а на крыльце стояли сапоги с обрезанными голенищами, впрочем, вполне приличные опорки. Бродяга схватил хлеб, отбежал на несколько шагов и, отвернувшись от следящих за ним женщин, присел на корточки и стал уплетать хлеб, почти не жуя. Закончив трапезу, он перекрестившись низко поклонился женщинам и собрался было уходить, но Анна жестом подозвала его:

– Скажи своё имя.

Бродяга непонимающе смотрел то на Анну, то на Ираиду Семёновну. Анна ткнула себя пальцем в грудь:

– Я – Анна, а ты, – она указала на него.

Бродяга обрадовался, поняв, чего от него хотят, и начал повторять, колотя кулаком себя в грудь:

– Бося… гы, гы… Бося… гы, гы… Бося… Бося…

«Скорее «босяк», – решила Анна, – «Видимо, так часто слыша такое к нему обращение, он определил, что это и есть его имя».

– Твоё имя – Бося, так?

– Бося, – и бродяга довольный, что его поняли, заулыбался.

– Умойся и переоденься, – и Ираида Семёновна подала Босе принесённую одежду и опорки.

Бося положил одежду на землю и, выбрав из вороха холщёвые порты, хотел было их натянуть на свои лохмотья.

– Нет, нет! – Строго произнесла Анна, – Сначала умойся, – и указала рукой в сторону родника. Затем подошла, сняла с него совсем износившиеся остатки камзола, брезгливо отбросила далеко в сторону, подняла подаренную одежду и обувку с земли и, вложив в руки Боси, подтолкнула его в сторону тропы.

Прижав своё богатство к исхудавшей до невероятности костлявой груди, бедняга, широко шагая, неловко двигая острыми плечами, направился в указанную сторону. Умывшись и переодевшись Бося преобразился, но не настолько, чтобы выглядеть благополучным человеком.

Бродяга Бося стал незаменимым помощникам, проживающим на метеостанции женщинам. Всего лишь за скромное угощение он выполнял всю самую трудную и грязную работу по домашнему хозяйству и в огороде. Поселился он в недалеко стоящей деревянной часовенке, благо было уже не так холодно. Уже с рассветом Бося стоял у крыльца, ожидая с нетерпением очередного задания.

…Поселился он в недалеко стоящей деревянной часовне…

Однажды, придя после работы на лесопилке домой, и, сев за стол в ожидании ужина, Жак услышал голос Анны из чулана.

– У меня для тебя новость.

– Хорошая, надеюсь.

– Это ты сам решишь.

Поставив перед ним тарелку со щами, Анна села напротив и, улыбаясь, стала как – то загадочно всматриваться в сидящего напротив мужа.

Жак даже перестал жевать, заметив необычное поведение Анны.

– И, что же ты хочешь мне сообщить, Аня?

– Сообщаю следующее: осенью наша семья пополнится.

– Неужели Айза приедет нас навестить? Да, нет это так далеко. У Айзы своих забот полон рот.

– У нас, дорогой мой муженёк, появится маленький Жак.

Жак выронил ложку, разбрызгав щи по столу. Анна принесла тряпку и стала немного обеспокоенная вытирать пролитые щи. «Почему он молчит? Неужели ему это безразлично?»

– Скажу тебе, Аня, ты неправа.

Анна замерла в ожидании продолжения.

– Ты неправа. У нас будет не маленький Жак, а маленькая Анечка.

– А, если всё – таки мальчик?

– Прекрасно, замечательно, если и мальчик.

Анна подошла к Жаку и поцеловала в голову:

– Тыу меня молодец.

– Ну, ты тоже к этому имеешь некоторое отношение, – Жак обнял Анну и поцеловал фартук на животе в ещё совсем неприметное место.

Рассмеявшись, они обнялись и расцеловались безмерно счастливые.

Просидели до рассвета, вспоминая события последних лет, строя планы на будущее. Обсуждали, что необходимо приготовить для малыша. Анна перечисляла всё, что считала нужным иметь из детской одежды, а Жак воодушевлённо описывал, какую колыбель он смастерит дитю. И многое, многое другое.

В заботах и хлопотах незаметно пролетели весенние месяцы. Солнце грело всё сильнее и сильнее. Вода в реке спала и немного посветлела, приобретя серо-голубой оттенок.

Наступили настоящие летние денёчки. В начале июня, воскресным днём, как раз на троицу, Анна, проснувшись с рассветом, вышла на крыльцо. Она любила это время. Ещё не было ни комаров, ни мошки, ни слепней, которые в большом количестве появлялись, лишь стоило воздуху чуть – чуть прогреться и тогда ни что не спасало от этих тварей, кроме накомарника из мелкой сетки. Анна с удовольствием вдохнула свежий утренний воздух и потягиваясь спустилась с крыльца. Она замерла, очарованная открывшимся ей видом, Только – только показавшееся из-за горизонта солнце раскрасило золотом вершину сопки. Это яркое произведение природы дополняли усыпанные цветущими травами и кустарниками склоны сопок. Зелень молодой травы и листвы с десятками оттенков ещё более усиливали эту не земную красоту.

«Но, где же Бося? – удивилась Анна, – «Обычно каждое утро в это время он уже ждал меня, чтобы вместе идти к роднику. Ни забыл – ли или может быть заболел?».

Коромысло и вёдра стояли у крыльца. Анна взялась было за коромысло, но вспомнив, в каком она положении передумала, вернулась в дом и вышла с глиняным кувшином. Немного помедлив, направилась к роднику тропкой, извивающейся по склону сопки.

Родник бил из небольшого отвесного выступа. Вода падая, хотя и с небольшой высоты, позволяла набрать её в ладони, чтобы попить или умыться. Сняв обувь, Анна вошла в обжигающую ноги воду и подставляя под струйку ладони умылась.

Ещё не наполнился кувшин, как вдруг она услышала совсем рядом чьё – то шумное дыхание. «Неужели медведь?», – страх овладел всеми её мыслями. Повернув голову она увидела что к ней, подняв высоко огромную больше лошадиной морду, приближалась змея или что – то похожее на змею невероятных размеров. Чудовище на некоторое время замерло, но стоило только Анне непроизвольно вскрикнуть, как оно раскрыв огромную пасть с двумя рядами редких но острых зубов издало громкий шипяще-свистящий звук. От обуявшего её ужаса Анна потеряла сознание и упала прямо в ледяную родниковую воду ручья.

Бося, держа в руках вёдра и коромысло, быстро спускался вниз по тропинке, напевая только ему понятную песенку. Увидев огромную змею, склонившуюся с раскрытой пастью над лежащей в ручье Анной, этот больной человек ничуть не сомневался, что ему делать. Он с криком бросился к змее и ударил её ведром по голове. Змея резко развернувшись, впилась в ведро зубами и раздавила его как скорлупку. Бося вспомнил о коромысле и стал бить им по шишковатой змеиной голове, целясь ей в глаз. Когда змея получила хороший и точный удар по глазу крюком, закреплённым на конце коромысла и не ожидавшая такого отпора, она, извиваясь, скрылась в ближайших кустах.

Бося вытащил Анну на сухое место и стал её трясти, пытаясь привести в чувства. Поняв бесполезность своего попыток, он взял её на руки и понёс вверх по тропке к дому.

Жак стоял на крыльце ещё не совсем отошедший от сна, когда увидел несущего Анну Босю. Он бросился к ним навстречу и подхватив Аннуу, вконец обессилевшего, бродяги.

Внеся Анну в дом, Жак уложил её в кровать, сняв с неё мокрую одежду, укутал дрожащее от холода тело одеялом.

– Аня! Аня! Очнись, Аня! Слышишь меня! Ответь, Аня! Аня!.. Аня!.. – повторял и повторял Жак, надеясь разбудить её сознание. Все его старания были бесполезны, только изредка Анна вдруг вскрикивала и снова погружалась в беспамятство.

Жак поспешил в соседний дом за помощью. Услышав о происшедшем, первое, о чём спросил Фёдор Михайлович, рассказал ли что о случившемся Бося.

– Разве можно у него что понять? Машет руками, строит ужасные гримасы, бубнит своё «бу, бу, бу…», – Жак обхватил голову руками, – Я ничего не соображаю, я не могу ничего предположить. Аня, бедная Аня. Помогите я Вас прошу.

– Раны есть ли на теле или царапины? Бывает, медведи шалят.

– Я ничего такого не заметил, Фёдор Михайлович.

– Бывает такое, что ран нет. Медведь зверь страшный, обнимет – и все косточки переломает, – Фёдор Михайлович снял со стены ружьё, достал из ящика комода несколько патронов, – Пойду к ручью посмотрю, может, что замечу. Медведь зверь хитрый, ни натворил бы ещё чего такого.

Ираида Семёновна собрала в корзиночку какие – то кулёчки, мешочки, флакончики, положила маленькую иконку и поспешила на помощь, попутно приказав Жаку поставить самовар.

Состояние Анны её растрогало:

– Как же так? Да что ж это такое? Господи, за что ей такое наказание?.. Потерпи, девонька, потерпи. Помогу тебе страдалица, постараюсь.

Тело Анны продолжало непроизвольно вздрагивать по причине длительного переохлаждения. Ираида Семёновна потрогала лоб и руки Анны и со словами: «Ох, беда, беда» ушла.

Она вернулась, держа в одной руке шерстяной плед, а в другой горшочек с медвежьим жиром, за которым спускалась в погреб.

Лечение началось с растирания груди и спины Анны жиром. Затем завернули её в плед и укрыли одеялом.

– Будем ждать, – и Ираида Семёновна занялась приготовлением снадобья из трав.

Весь день Жак и Ираида хлопотали у постели больной, и это дало свои результаты. К вечеру Анна очнулась и попросила пить. Её напоили приготовленным на травах отваром. От еды она отказалась:

– Нет, не хочу. Я себя отвратительно чувствую. Жак, что со мной, что случилось? Почему здесь Ираида Семёновна? Жак, у меня совсем нет сил. Не могу поднять голову. Я не чувствую рук, Жак.

– Поэтому тебе нужно набираться сил, – и Жак заставил Анну проглотить ложку икры и заесть кусочком хлеба, – Умница. Теперь выпей отвар из трав с мёдом. Это лучшее для тебя лекарство.

Фёдор вернулся ни с чем:

– Следов медведя или тигра нет точно, я бы увидел. Следов борьбы тоже нет. Но странная вещь, трава на полянке примята, словно кто то тащил по земле тяжёлый груз, почему – то не по прямой, а шарахаясь из стороны в сторону. Помнишь, Ира, я тебе рассказывал, что когда шёл по берегу моря, собирая выброшенную волной морскую капусту, видел, как из воды на берег выползла огромная змея и схватив зубатой пастью морского котика исчезла в волнах. Ты знаешь то место лежбища котиков. Я соображаю, что такая змея могла оставить этот след. Вероятнее всего так и есть. Не всякий человек сохранит самообладание при виде этого чудища, тем более женщина.

Жак и Ираида недолго тешились надеждой на выздоровление Анны. К вечеру у неё поднялась температура, а к ночи начался сильный жар. Она впала в беспамятство, бредила и металась по постели.

Жак и Ираида не отходили от больной, делая всё, что могли. Жаку приходилось постоянно менять холодный компресс на лбу Анны из тряпицы, намоченной в воде, которая высыхала за несколько минут. Ираида, доставая из погреба лёд, прикладывала его к щекам, к груди и к ногам Анны. Всё было бесполезно. Жар не спадал. Анне становилось всё хуже и хуже. Тело покрылось пятнами. За полночь началась агония. Ираида, не смотря на протесты Жака, силой вывела его из дома.

– Не гоже тебе это видеть. Не всякая душа может выдержать смерть любимого человека. Я с ней побуду, если вдруг очнётся, такое бывает, я тебя позову, – произнесла она сквозь слёзы.

Луна ещё не взошла, и непроглядная тьма покрыла всё вокруг. Жак опустился на ступени крыльца и поднял голову к небу. Чёрное бездонное, безразличное к страданиям людей небо было усыпано неподвижными немигающими звёздами.

Перед этим зрелищем бесконечного вечного пространства Жак почувствовал себя беззащитной мошкой, пылинкой в этом огромном мире.

Вдруг одна из звёзд сорвалась и, проплыв по небосводу, скрылась за горизонтом.

«Когда человек рождается, на небе появляется новая звезда, а когда умирает, она срывается с неба и падает на землю», – Жак вспомнил эти слова Анны. Вспомнил, как спорил с ней, убеждая, что этого не может быть, что звёзды это солнца и планеты такие же, как наши, и они ни как не могут упасть на землю. Анна же была непреклонна «Пусть. Но на небе горят и мои звёзды и они падают». Жак, наконец, соглашался, куда денешься, женщина всегда права.

Пройдут года. Жак, как – то, услышит от якута-охотника рассказ о странном событии. Будто в год великого качания земли, в ночь, когда прекращают своё пение птицы, солнце решило вернуться на небо, но не удержалось за звёзды, сорвалось и, пролетев над тайгой, ударилось о землю, уничтожив всё живое вокруг до самого того места, где земля соединяется с небом.

…Жак опустился на ступени крыльца…

На крыльцо вышла Ираида вся в слезах.

– Отмучилась горемышная. Царство ей небесное. Господи упокой душу рабы твоей Анны, – и она начала креститься, произнося молитву.

– Идите, Жак, проститесь. И постарайтесь принять её смерть, как предначертанное судьбой неотвратимое независящее от нас окончание её жизненного пути. Идите. И крепитесь. Время лечит. Нам жить дальше. Идите. Мы с Фёдором придём утром, поможем собрать Анну в последний путь.

Жак, не отходя сидел у тела Анны, держа её холодеющую руку в своей руке. По щекам одна – за – одной стекали слезинки, но даже они не могли отразить всей его скорби и страдания из-за смерти любимого человека.

Утром Фёдор и Ираида увидели совсем другого человека, горе словно состарило Жака на десяток лет.

Видя страдания, Жака сердце Ираиды заныло от охватившей её жалости.

– Жак, идите к нам, искушайте чего, поспите. Неравен час, надорвёте здоровье, не дай, Бог. Хватит одной смерти. Хватит одного горя. Фёдор проводи.

– Нет, я не уйду, я буду с ней, я буду рядом. Скажите мне, если Анна в чём – то грешна, и ей назначена такая кара, в чём виноват ещё не родившийся человечек? Где господня справедливость?

– Не нам судить божьи дела. Мы не можем знать того, каким был бы и каких грехов натворил бы этот не родившийся человек. Нам – ли букашкам судить дела божьи. Фёдор обнял Жака, – Наберись мужества и терпения ничего не вернуть и не поправить. Бог нам даёт жизнь, Бог и забирает. Послушай Ираиду Семёновну, иди, откушай и постарайся уснуть.

Анну хоронили рядом с часовней, где уже появилось несколько свежих могил.

Комендант привёл отделение солдат с винтовками, увидев вопросительный взгляд Фёдора, успокоил:

– Положено по уставу. Анна Вольская, как ни как, была военным фельдшером, а устав требует провожать военных в последний путь с оркестром и салютом. Оркестра, к сожалению, нет.

Жак стоял у гроба и, не отрываясь, смотрел на любимое такое родное лицо жены, словно пытаясь навсегда запомнить этот дорогой сердцу образ.

Ираида прочитала предписанную церковью в таком случае молитву.

Солдаты, присланные рано утром комендантом, копавшие могилу, накрыли гроб крышкой и застучали молотками. На полотенцах, принесённых Ираидой, они опустили гроб в могилу и дружно засыпали её, соорудив из земли аккуратный холмик, и установили принесённый ими же деревянный крест.

Комендант скомандовал и прогремел троекратный салют, переполошивший всех птиц в округе. Жак стоял неподвижный, отрешённо наблюдая за происходящим процессом похорон, и только плечи его вздрагивали при каждом оружейном залпе.

Ираида пригласила всех в дом помянуть покойницуягодным компотом и блинами с мёдом.

Жак остался у могилы, опустившись рядом на колени.

Перед уходом в гарнизон комендант подошёл к Жаку и поднял его с земли:

– Не терзай себя. Мы не в силах что – то изменить. Жизнь продолжается, Жак, и мы не знаем что нам уготовлено судьбой. Я сколь под пулями ходил, ан жив. И Анна была с нами рядом, спасая раненых, ни ранения, ни контузии, а здесь на тебе такому случиться. Добрейшей души человек, заботилась о других больше, чем о себе, многих раненых от смерти спасла. Кстати. Конечно, Анна просила, держать это в тайне от тебя, чтобы заранее не вселять надежду. Но теперь можно, теперь нет смысла скрывать. Она подготовила прошение о твоём помиловании на высочайшее имя, мы с начальником конвоя тоже подготовили соответствующие документы. С первой же оказией отправим по нужному адресу. Надеемся на лучшее… Завтра с утра прошу быть на лесопилке. У меня есть для тебя задание. Горе, какое бы оно ни было, не должно мешать исполнять возложенные на нас обязанности. Ты меня слышишь? Жак.

– Хорошо. Я буду.

Проводив коменданта взглядом, Жак направился к часовне.

Смеркалось.

В полумраке образ Спасителя был еле различим. Жак подошёл ближе к иконе и опустился на колени, склонив голову.

– Всевышний Господин наш, – он трижды перекрестился, – Направь мысли мои, чтобы я мог понять и уверовать, что всё это происходящее со мной подчинено великой не доступной для меня земного человека цели. Я страдаю и мучаюсь, чтобы искупить грех убийцы. Разве это правильно. Почему невинные страдают, а грешники процветают и продолжают грешить? Разве Анна заслуживает такой судьбы? Анна, которая оставила всё: благополучие, богатство, положение в обществе, чтобы помочь другому человеку в его беде. В чём мы виноваты, мы, соблюдающие твои заповеди и безоговорочно верующие в Тебя?

Жак поднял голову и вгляделся в икону. Выделялись глаза. Строгий, скорее суровый взгляд, выражал, как показалось Жаку, полное безразличие к его словам.

– Так знай. Я боле не верую в Тебя, – голос Жака дрожал.

Он снял с шеи крестик, хотел отбросить его в сторону, но вдруг вспомнил, как радовалась Анна крещению, крепко сжал его в руке.

– Я не признаю Тебя, того, кто покровительствует плохим людям и заставляет страдать невинных перед Небом людей.

Жак успел сделать только несколько шагов к выходу, как стены часовни затряслись, и пол закачался под ногами. Ужас охватил его. Пытаясь с трудом устоять на ногах, он вышел из часовни.

Земля под ним и вокруг, словно ожившая, шевелилась, то опускаясь то поднимаясь.

– Господи, прости меня грешного, посмевшего сомневаться в Тебе, – Жак торопливо одел на шею крестик, упал на колени и крестился, крестился, крестился, приклоняя голову к земле, – Спаси, сохрани и помилую. Спаси, сохрани и помилуй… – повторял и повторял он, пока знамение, так воспринял он всё происходящее, ни прекратилось.

По пути к метеостанции земля под ногами Жака снова, с небольшими интервалами, сотрясалась, но с каждым разом всё менее и менее.

Фёдор и Ираида стояли перед своим домом босые, в исподнем, укрывшись от холодного вечернего воздуха одеялом одним на двоих.

– Что это было? Вы, видели? – голос Жака дрожал, – Или происходящее результат моего больного воображения?

– Трясение земли? Который раз здесь случается, но это больно уж сильное. Мы с Ирой думали, потолок обвалится, так перепугались, что выскочили, в чём мать родила, сам видишь. Случается… Я веду учёт всего, что происходит в природе такого этакого. В моём журнале записана и дата и время и мои наблюдения, – Фёдор пустился в воспоминания, подробно рассказывая о землетрясениях, о наводнениях, об ураганах…

– Можно ли предугадать эти катастрофы? – прервал Жак метеоролога.

– Предсказать? Нет. Предсказать невозможно. Современная наука не знает причин происходящего. Может быть, когда – ни – будь, в будущем, откроются миру тайны природы.

«Я знаю причину», – хотел произнести Жак, но передумал.

– Жак, ты не знаешь, куда исчез Бося? Я его три дня не видела. Ни случилось ли и с ним что, – запричитала Ираида, – Не дай бог. Не дай бог.

– Может быть, он причина случившегося с Анной?.. Вот и сбежал, от дурачка всего можно ожидать, – сделал предположение Фёдор.

– Он не дурачок, он юродивый, а значит божий человек. Он что ребёнок, добрый, мухи не обидит,

– заступилась за Босю Ираида, – Я намедни видела, как он нечаянно на лягушонка наступил. Так, что вы думаете, стоял над ним и плакал. И ты мог такое подумать? У… – и она постучала пальцами по лбу Фёдора.

В это время Бося лежал на земле на «постели» из мха, укрывшись большой еловой лапой, и крепко спал. Даже землетрясение не смогло его пробудить. Двое суток он бродил по тайге, держа в руке где – то раздобытую острогу, и ни на минуту не смыкал глаз. Питался, как дикий зверь, тем, что давала природа. Терпел все эти лишения с одной лишь целью поскорее найти и убить змея, который погубил его добрую покровительницу.

Жак чувствовал себя неуютно и одиноко в опустевшем доме, поэтому устроил себе место для ночлега в конторке на лесопилке. Соорудил из досок топчан и накрыл матрасом из парусины, набитым стружкой. Устроившись на ночлег, быстро засыпал, успокоенный запахом сосновой и еловой смолы, исходящим от напиленного тёса, сложенного в лесопилке.

После смерти Анны его жизнь казалась Жаку бесполезной и никому не нужной. Это мрачное состояние души ещё более усугубляло однообразие существования. Лишь один просвет был в жизни Жака. После трудового дня он поднимался на сопку, к часовне, и садился у могилы Анны на скамью, заботливо сооружённую Фёдором из бревна и двух камней. Клал на могилку букетик цветов, собранный по пути, и предавался воспоминаниям, утирая накатившую вдруг слезу, иногда просиживая до заката.

В один из таких дней пришёл Бося. Исхудавший, в испачканной одежде он производил жалкое впечатление. По его виноватому виду было понятно, что не смог совершить задуманное. Сев рядом с Жаком на бревно, Бося, глядя на крест, на холмик земли над могилой, на букетик цветов на нём, стал причитать с печальными нотками в голосе, произнося только ему понятные слова.

С этого дня они часто сидели вот так рядом у могилы, иногда молча, иногда тихо разговаривая, Жак то на французском, то на русском языке, а Бося на своём тарабарском. Жак делился со своим слушателем воспоминаниями о тех счастливых днях, проведенных вместе сАнной, которые не купить ни на какие, какие бы они ни были огромные, богатства. А, Бося в ответ кивал и бормотал, какая добрая и хорошая была тётушка Анна. Наступали сумерки и прочитав молитву Жак уходил, чтобы завтра снова вернуться сюда. Бося иногда просиживал до темна и если была тёплая ночь не шёл в часовню, а устраивался ко сну прямо здесь у могилы и, засыпая, улыбался своей детской невинной улыбкой.

Даже по прошествии многих лет проходящий мимо часовни путник мог увидеть, сидящих у могилы двух неопрятно одетых и каких – то неухоженных мужчин, беседующих между собой.

Подойдя поближе, он услышал бы, что один из них говорит по-французски, а второй на незнакомом языке. Несмотря на это путник нисколько бы не усомнился в том, что эти двое очень хорошо понимают друг друга…

В 1914 году Жаку Полю Бертье вышло помилование, но через несколько дней Россия вступила в войну с Германией и началась Первая Мировая война. Затем в 1917 году Россию сотрясли Февральская и Октябрьская революции и Гражданская война. Из-за возникшей по этой причине и длившейся долгие годы неразберихи в делах государственных учреждений и служб России, бумага с высочайшим повелением о помиловании затерялась среди сотен тысяч бумаг и не дошла до места отбывания наказания.

С началом войны гарнизон форт – поста был отозван во Владивосток. Строительство порта было прекращено.

После Февральской революции задул ветер перемен и всем «политическим» была дарована свобода. Конвоиры разбежались, а бывшие каторжане устраивались, кто как мог. Кто нанялся в рыбацкие артели, кто подался в старатели мыть золото, а кто и в разбойники. Большая часть осталась на берегах бухты Находка, чтобы жить, как жили, но только свободно. Жак Поль Бертье присоединился к последним, организовав и продолжив работу лесопилки.