Текст книги "Хранители тайны"

Дальнейшие события таинственны.

Достоверно лишь одно: 1 июня 1815 года во время прохождения по улице Бамберга одной из колонн войск антифранцузской коалиции Луи Александр Бертье упал из окна третьего этажа своего дома.

Смерть наступила мгновенно.

Были ли это несчастный случай или самоубийство? А, может быть убийство?

Ответов на эти вопросы нет.

Глава вторая
Завещание

План, изготовленный полковником де Альбе

У подножья холмов долины Луары, покрытых виноградниками, то здесь, то там расположились по берегам реки небольшие живописные крестьянские селения, утопающие в зелени садов. Кое – где на вершинах холмов хорошо видны средневековые замки рыцарей крестоносцев. Многие из замков и по ныне являются прибежищем потомков древних дворянских родов.

…Кое-где на вершинах холмов хорошо видны средневековые замки…

На склоне одного из холмов у извилистого ручейка примостился небольшой уютный домик с просторной верандой, увитой виноградником.

На веранде в кресле – качалке у плетёного из лозы столика расположился седой старик с газетой в руке, заглядывающий в неё через массивный лорнет.

– Николь! – старик положил газету на столик, – Николь! – позвал он ещё громче, – Пригласи ко мне Жака Поля, он в саду!..

– Опять Николь, сами бы пошли да поискали бы его. Я ещё не закончила уборку в кабинете, не сварила для Вас шоколад, не заштопала бельё, – в дверь с трудом протиснулась темнокожая женщина с пышной фигурой, одетая во множество юбок яркой расцветки,

– И не переделала уйму других мелких дел, – продолжила она, выйдя на веранду, – Сами бы пошли к нему, и звать не надо.

– Николь, отправлю назад в Марокко, к папе с мамой. Тебе плохо во Франции?.. Николь?.. Слышишь меня?..

– Вот так всегда, Николь сделай то, Николь сделай это. Николь старается, всё исполняет, о всех заботится, а стоит одинокой слабой женщине чуть – чуть покапризничать, так сразу – Николь, отправим в Марокко, Николь, отправим к папе с мамой… – она вытерла подолом юбки набежавшую слезу и стала медленно спускаться в сад.

«…чуть-чуть покапризничать, так сразу Николь отправим в Марокко…»

Через несколько минут по ступеням веранды взбежал юноша лет четырнадцати – пятнадцати,

– Дедушка, Вы меня звали?.. – он качнул низко висевшую спелую гроздь винограда, оторвал одну из ягод и стал, прищурившись смотреть через неё на солнце.

– Смотрите, дедушка, какая прозрачная ягода и светится как изумруд!..

– Кстати о изумрудах, я для этого тебя и позвал. Прочти-ка вот эту статейку, – он протянул юноше газету, ткнув в неё пальцем.

– «Русский царь Александр III обратился к правительству Франции с требованием возвратить ценности якобы похищенные Наполеоном Бонапартом из Московского кремля во время вторжения в Россию в 1812 году. Компетентные источники предполагают, что этот шаг Российского царя, лишь повод поднять цены на поставляемое из России зерно», – юноша прервал чтение,

– Вы, дедушка, предполагаете, что из-за этих ценностей может выйти крупный конфликт между Россией и Францией?.. Я бы возвратил эти ценности. Всё что приобретено нечестным путём, должно быть возвращено владельцу. Этому учил меня мой отец и Вы, дедушка, это предписывают наши законы.

– Я думаю наше нынешнее правительство, Жак, возвратило бы эти ценности России, если бы они находились во Франции. Их здесь нет. Они остались там недалеко от Москвы, захороненные в болоте. И если русский царь требует их возвратить, это значит, что русские до сих пор их не нашли. Пройдём в кабинет, мне необходимо кое-что тебе показать.

Старик, опершись на руку Жака, поднялся из кресла. Войдя в комнату, он уселся у секретера и открыл дверцу одного из отделений. Достал и швырнул на пол, лежащие там бумаги. Указав Жаку на потайную клавишу, надавил на неё. Задняя стенка отделения опустилась, открыв взору небольшую нишу, из которой старик бережно достал пожелтевшие свёрнутые в свитки бумаги.

Юноша с удивлением наблюдал за действиями своего деда. Он и не предполагал, что в секретере, который ему хорошо знаком, могли быть какие– то тайны.

…Войдя в комнату он уселся у секретера…

– Слушай внимательно. Я открою тебе тайну, в которую меня посвятил мой дядя маршал армии Наполеона Луи Александр Бертье незадолго до своей трагической смерти.

Старик развернул один из свитков,

– Это план той местности, у излучины русской реки Днепр, где по приказу императора Наполеона маршалом Бертье были спрятаны и по ныне покоятся огромные сокровища. На нём отмечено всё: указаны ближайшие селения, нанесены ориентиры, расстояния отмерены шагами. Взгляни, Жак, план составлен личным картографом императора, вот его подпись и оттиск его родового герба. Даже после стольких лет, я думаю, с этим планом можно отыскать то место. Лишь всё богатство Франции, Жак, сравнимо с тем, что лежит там, в земле, забытое всеми. Особенно ценны старинные книги, в них содержатся знания древних неизвестных нам цивилизаций. За эти сокровища, Жак, можно даже купить небольшое европейское государство. Не подумай, что твой дед теряет рассудок, и всё это результат его больного воображения. В этом свитке, Жак, – он достал плотно свёрнутые пожелтевшие от времени листы бумаги, – На этих листах списки всего, что там захоронено. Если ты прочтёшь, ты поверишь в верность моих слов о величии этого богатства, пусть не сейчас, а когда возмужаешь и наберёшься жизненного опыта. Обязательно поверишь!

– Я верю Вам, дедушка.

– Не перебивай, я не всё сказал и могу сбиться и забыть что-то. Слушай, только я храню эту тайну, никого уж нет из тех, кто знал о ней. Да, простит господь им грехи их. Теперь это и твоя тайна. Я завещаю тебе все эти бумаги, Найди сокровища и верни Миру. Да, поможет тебе бог…

– Дедушка, но как я найду место, нарисованное на плане, ведь Россия такая огромная, Вы сами мне об этом многое рассказывали?..

– За твоей спиной на стене висит картина. На ней изображён Наполеон Бонапарт во весь рост. Картина написана в последние месяцы правления императора. Обрати своё внимание – он изображён стоящим на огромной карте, это карта России, эта карта того пути в Россию и из России где так бесславно закончилась одна из самых крупных военных кампаний Наполеона. Он изображён стоящим на отмеченной на карте той самой Смоленской дороге, где и происходили все события того времени. Тебе не кажется странным, что треуголка императора не на голове, как должно быть, а лежит у его ног?.. Так вот, Жак, в этой картине есть скрытый смысл, верх треуголки как раз и указывает на то место, которое отражено на плане. Но вся хитрость в том, что треуголку необходимо мысленно перевернуть и как бы положить по другую сторону дороги… Помоги мне подняться, – старик снял со стены распятие,

– Подойди ближе, Жак. – произнёс он строго, держа распятье перед собой, – Опустись на колени. Жак послушно исполнил требование деда и склонил голову.

Старик заговорил торжественно и с чувством, неторопливо произнося слово за словом, держа распятье над головой Жака:

– Я, барон Франц Бертье, доверяя свою тайну внуку Жаку Полю Бертье, спрашиваю его: клянёшься ли ты хранить её, как хранил её я?..

– Клянусь, дедушка.

– Если сокровища окажутся в твоих руках, клянёшься ли ты применить их во благо, а не во зло?..

– Клянусь.

– Клянёшься ли ты, что не причинишь страданий кому-либо и не прольёшь чью-либо кровь, когда будешь добывать эти сокровища?

– Клянусь.

– Поднимись. – Бертье поцеловал и обнял Жака, крепко прижав его голову к своей груди, – Теперь я могу спокойно отправиться на суд божий…

Через несколько дней Бертье тихо скончался, сидя на веранде в своём кресле-качалке, любуясь извивающейся по долине рекой и живописными холмами в виноградниках и садах, среди которых яркими пятнами выделялись крыши домов, крытые красно-коричневой черепицей.

…Через несколько дней Бертье тихо скончался, садя на веранде…

Наступила осень 1886 года. Ещё полный переживаний о кончине любимого деда Жак собрал немногочисленный багаж и, простившись с родственниками, отправился в Париж для повышения своего образования в области философии истории и журналистики, в то время бурно развивающейся. У него на груди вместе с прочими важными бумагами и документами лежало письмо деда к русскому эмигранту преподавателю русской словесности и языка с рекомендацией и просьбой обучить внука всему, что поможет ему устроить свою жизнь в России.

Через несколько лет Жак успешно завершил образование и, получив звание «магистра» философии, обратился в одну из газет о возможности работать журналистом международником, чему способствовали его знания истории и нескольких европейских языков, в особенности русского. Он был принят с испытательным сроком и уже приступил к своим обязанностям, готовясь отправиться на Балканы, где разворачивались военные действия некоторых европейских стран против Османской Турции, как вдруг пришло известие о смерти отца от чёрной оспы. Будучи единственным наследником, он поспешил в своё родовую вотчину, чтобы заняться похоронами и оформлением всех юридических тонкостей по вступлению во владение, оставшимся от отца небольшим имуществом.

Сидя в кабинете, Жак, разбирая бумаги, обратил внимание на аккуратно свёрнутый и запечатанный листок. Это было письмо одного из буржуа с предложением приобрести виллу и виноградники. Цена показалась Жаку смешной и, отложив листок, он хотел уже подняться из-за секретера, но вспомнив о последнем разговоре с дедом передумал. Он без особого интереса открыл потайной сейф и развернул один из свитков, но вникнув в записи на пожелтевшем от времени листке, его отношение к тайне деда изменилось. Это был список ценностей, вывезенных из Московского кремля в конце 1812 года по приказу Наполеона. Жак стал лихорадочно перебирать бумаги, найдя, развернул план и внимательно в него вгляделся – это была очень понятная и подробная карта с пометками деда, места кладов были отмечены красными крестами. В правом верхнем углу плана рукой деда была нанесена надпись: «В случае угрозы овладения планом посторонним лицом план уничтожить!!! Всегда помни об этом, Жак!!!».

Жак, не спеша аккуратно свернул бумаги, и вернул их на прежнее место. Затем долго сидел в раздумье, опустив голову и охватив её руками, облокотившись на столешницу секретера.

Бросив взгляд на отложенный в сторону листок с предложением о покупке виноградника, он немного помедлил, а затем развернул его и перечитал. Поднявшись с кресла, он стал ходить по кабинету, время от времени бросая взгляд на портрет Наполеона на стене. Вновь перечитал письмо, уточнив место переговоров о будущей сделке.

– Бернард!.. – слуга не заставил себя долго ждать,

– Что изволите, хозяин?

– Оседлай – ка ты мне коня, друг, хочу прогуляться по окрестностям, развеять скуку. Да, ещё принеси-ка сначала мне из кухни нож поострее.

Последние слова явно удивили и напугали слугу,

– Непременно, хозяин, сию минуту.

Слуга быстро вернулся с ножом такого малого размера, какой только можно было найти.

– Бернард, скажи, далеко ль от нас до Сан-Рени?

– Нет, хозяин, всего мили четыре.

Когда слуга ушёл, Жак подошёл к портрету Наполеона и вырезал из картины место с изображением карты и треуголки, затем свернул и убрал этот кусочек холста в тот же потайной сейф в секретере.

Глава третья
Некрасовские помещицы

Днепр у деревни Некрасова

После смерти помещика Некрасова его сын так и не появился в имении. Людская молва донесла, что он то ли проигрался в карты, то ли наделал долгов, и имение было продано с аукциона. Рассказывали: имение приобрёл вельможа, приближённый царя Александра II, и подарил двум фрейлинам её величества. Но поговаривали, что это был совсем не подарок, а скорее способ сослать этих девиц подальше от двора за неприличное поведение.

Тем не менее, девицы, то ли сёстры, то ли близкие подруги, привели усадьбу в порядок, наняли опытного управляющего и с толком распорядились принадлежащей им землёй и хозяйством.

С барынями из города приехала служанка Екатерина, молодая привлекательной наружности девушка, грамотная и рассудительная. Все дворовые заключили – «умная». Екатерина работала у помещиц за небольшое жалование, но в основном за кров над головой и питание. Окружающие говорили – «Видно сирота», и жалели её. Екатерина не была сиротой, в городе остались её больные престарелые родители и две сестрёнки, поэтому при любой оказии она отсылала им, что-то из своих сбережений.

Под праздничный перезвон колоколов из дверей церкви села Пантелеево выходил нарядно одетый народ, собравшийся на богослужение из окрестных деревень и усадеб. Многие из них держали в руках узелки или корзинки с яблоками, освещёнными в церкви. «Яблочный Спас» – один из немногих праздников и дней отдыха для крестьян в эту горячую летнюю страду.

По ступеням церковного крыльца спустились «некрасовские» барыни, одетые по моде и празднично.

Группа деревенских парней расположилась у ворот церковной ограды. Щелкая семечки, они, от нечего делать, разглядывали прихожан, изредка отпуская шуточки в сторону проходящих мимо деревенских девчат. Лишь заметив в толпе выходящих из церкви помещиц, парни, уже не могли отвести от них глаз и зачарованно рассматривали атласные платья, облегающие складные фигуры барынь, замысловатые шляпки, маленькие зонтики, которые барыни держали над собой, одетые на руки нежно-розовые гипюровые перчатки.

Когда помещицы поравнялись с парнями, те сняли картузы и молча чинно поклонились. Барыни ответили лёгким еле заметным наклоном головы и остановились у своей коляски, тихо беседуя. К ним заспешила вышедшая из церкви горничная, тоже одетая по-городскому, но не так изыскано как барыни. В руке она держала маленькую корзиночку с низкими бортиками и высокой ручкой, в которой лежало несколько яблок малинового цвета. Парни мгновенно окружили её не давая пройти.

– Катюша, – обратился к ней один из парней и протянул ей яблоко, – С праздником Вас.

Екатерина приняла подношение,

– Почему же не взять в такой день?.. Зачем отказывать, еже ли от души.

– И от нас прийми, – парни предложили по яблоку.

– Что ж, возьму пару штук для барынь.

– Откуды ж к нам забросило таку красавицу, из какого такого далёка?..

– Откуда?.. Откуда?.. Отсюда не видать, – Екатерина попыталась пройти, но парни её не пропустили.

– Не отпустим, покуды ни скажишь можны ль к тебе сватов засылать?.. Глянь на нас, какие хлопцы славные!..

– Сватов?.. Вы сначала грамоте выучитесь, да книжек прочтите, сколько я прочитала. Сватов!.. Деревенщина вы необразованная!..

– А, для чо нам орбазо…, – начал и запнулся один из парней, – Ну для чо нам грамыта?.. Нам лишь бы кнутом уметь махать да за плугом ходить. Вот я Петро Кодашов, живу обеспечано, хозяйство у нас справное, женюсь, батька половину хозяйства обещал отдать. Чем я тибе не жаних?..

– Жених!?. От горшка два вершка.

– А мой рост можить в другое место пошёл.

– Видали мы твой другой рост и другое место, – произнёс один из парней из-за спин стоящих перед ним и добавил, – У бане!..

Раздался дружный хохот, от которого вздрогнули кони в упряжке. Екатерина не выдержала и фыркнула, прикрыв рот ладонью.

– У нас здеся граматного жаниха днём с огнём не найдешь, – вступил в разговор парень постарше, – Из граматных только батюшка, фельшер ды староста, так им уж о свадьбе поздно думыть, и жанатые усе. Хотя вот Яфимка, он шибко граматный!.. Церкоуна-прихадскую школу закончил, усе церкоуные книги па памяти сказываиты Яфим, ну скажи шо-либа из церкоунаго, Яфим!.. Ну, Яфим!.. Скажи!..

Ефим, до этого не обращавший внимания на их трескотню, принял торжественный вид, перекрестился на церковь и стал произносить, словно с паперти, слово за словом, не запинаясь, стараясь говорить протяжно и басом,

– «…Благодарю Тя, пренебесный Царю, и всем телом и душею молю, хвалю, славлю, почитаю и превозношу Тя, яко сподобил еси мне, грешнаго, в день сей в Божественном сем Храме Божественную Твою и благоприятную, безкровную и словесную, Твоими священнослужительми о наших согрешениях Тебе принесённую и пожертую видети жертву, в воспоминание пречистых Страстей, преславного, Воскресения, на небеса Восшествия и страшнаго паки Пришествия Господа нашего Иисуса Христа ихже ради молю Тя: вся моя согрешения омый, очисти и прости, и даждь ми во вся дни живота моего поминати Твоя благодеяния и в чистой совести благодарения и мольбы Тебе приносити, Безначальному Отцу со Единородным Твоим Сыном и Всесвятым Благим и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь…».

Когда Ефим произнёс «аминь», притихшая молодёжь трижды перекрестилась.

Екатерина с интересом всматривалась в юношу на протяжении всей его речи, «Да, он выделяется из всех остальных и ростом и телосложением. Отрастающая бородка и усы ни сколько не портят его лица». С каждым словом молитвы, произносимым Ефимом, на лице Катерины отражалось всё большее удивление.

– Как же ты это всё смог выучить, нет никакой возможности для меня это всё запомнить? – Екатерина была в восторге.

– Дерявеншина!..Он тож дерявеншина? – вставил своё слово Кодашов.

– Грамоту я легко освоил и читать навчился по печатаному, а книг кромя церковных у меня не было, вот и перечитывал их по многу раз. К запоминанию у меня, верно, способности большие, ну, и вывчил. Вот так, девица! – Ефим отвернулся и стал смотреть на раскрытые двери церкви.

– Катюш, приходи к нам сядне в дяревню, на пасяделки. Это у Палашки, третий дом справа от колодезя. – предложил парень с торчащими из под картуза густыми рыжими волосами и покрытым веснушками лицом, – Ти прядешь?

– Это, где девки прядут да заунывно поют, а ребята молчат да семечки лузгают. Потом хозяйка шелухой дорогу стелет. Нет, упаси боже к вам ходить.

Ефим вдруг встрепенулся и направился к немного полноватой неказистого вида девушке, вышедшей из церкви,

– Фяклуша, с праздником тябя!.. – и протянул ей яблоко.

– И тябя со Спасом Господним!

– Позволь рядом пройтись… – Ефим взял девушку за локоть.

– А, чаво няльзя, места многа.

И они пошли рука об руку под гору, болтая о всяких пустяках.

Екатерина, немного завидуя, смотрела в след уходящей паре:

– Повезло девушке, хороший, видно, парень ей достался, провожает до дома. Приятно!..

– До дому!?. Харашо, ежель Феклисия успеить до дому к утрянний зорьки. Мы Яфимку знаим!..

– Не верю тебе, не похоже на него, что б так… Врёшь ты! – Екатерина презрительным взглядом обвела рядом стоящего Кодашова.

– Ни веришь?.. А, ты проверь!.. Сказать Яфиму, шо б сватов засылал?..

Парни взялись за руки и стали водить вокруг Екатерины хоровод, приговаривая:

– Выбирай жаниха!.. Выбирай жаниха!..

– Жениха?.. Вы поухаживайте, подарками одарите, а потом и набивайтесь в женихи!

– Паженимси вот тода и будим ухаживать али охаживать, коль провинисься.

– Вот– вот, только на это и способны.

– Катерина, – позвала одна из барынь.

– А усё ж приходи, третий дом справа, – парни расступились.

Дамы и горничная начали рассаживаться в небольшой лёгкой на вид коляске. Екатерина устроилась впереди управлять лошадью.

Заметив, что парни разглядывают их, одна из барынь, ставя ногу на подножку коляски, как бы невзначай, выше, чем необходимо приподняла подол платья, показав кружева шёлкового белья.

Парни оторопело смотрели на оголённую вдруг красивую белокожую ножку в изящной туфельке с перламутровой пряжкой, на колено, обтянутое полупрозрачными шёлковыми панталонами, мысленно дорисовывая себе всё то, что может быть скрыто под ними.

Искоса наблюдая реакцию парней на это, барыня рассмеялась звонким девичьим смехом.

…одна из барынь, ставя ногу на подножку коляски, как бы невзначай выше, чем обычно приподняла подол платья…

Коляска бесшумно покатилась по пыльной укатанной дороге в Некрасове.

– Что, Катерина, приглянулся ли кто из парней?

– Кто мне может из них приглянуться, – Екатерина неожиданно вспомнила Ефима и добавила, – Из деревенщины необразованной.

Кузнец Степан, учитель и наставник Ефима в кузнечном деле, отлучился по спешному делу в ближайший город Холм.

Ефим управлялся в кузне один, выковывая по заданию кузнеца всевозможные необходимые в крестьянской жизни мелкие изделия.

Он гнул скобы, когда в кузню вошла некрасовская барыня, одетая в мужской костюм и в сапоги с очень высокими голенищами и шпорами, волосы были спрятаны под высокой шляпкой с большим козырьком, в руке она держала хлыст. «Чучело», невольно подумал Ефим, оглядев её одеяние.

– Где же Степан?.. У меня к нему есть дело.

– Дядька Стяпан в отъезди, будить ня скоро.

– А. ты, что ж тоже кузнец?

– Да могу кое-шо, но Вам лучче обратиться к дядьке Стяпану.

– Слушай, кузнец, ни найдётся ли у тебя подкова для моего коня?.. Не могу же я ехать в седле несколько вёрст на хромающем коне. Сможешь подковать? Я отблагодарю.

– Смагу ни в пярвой. Тольки подков нету, барыня… Магу выковать, еже ль жалаити?

– Выкуй, выкуй, будь добр.

Ефим вышел из кузни, подойдя к привязи, взялся за лодыжку спокойно стоящего жеребца и легонько похлопал по ней другой рукой. Жеребец послушно согнул ногу. Ефим снял мерку с копыта и вернулся в кузню. Порывшись в куче металла в углу, выбрал подходящую стальную полосу и положил на угли. Взявшись за меха начал раздувать огонь.

– Шли бы Вы на воздух, барыня, Здеся щас будить дымна и жарка.

– Ничего, ничего, мне интересно посмотреть, как работают кузнецы. Я этого ещё не видела.

– Сматритя, извольтя, тольки отступитя подале.

Через некоторое время полоса раскалилась добела. Ефим взял её щипцами и, положив на наковальню, с помощью небольшого, но увесистого молота, стал выделывать с нею всевозможные операции. Когда заготовка остывала, он клал её в горн и вновь разогревал. Удар за ударом и постепенно стала вырисовываться подкова с шипами, но только прямая.

Молодая барыня с интересом смотрела за работой Ефима, увлечённого своим привычным делом. Обнажённое до пояса его стройное крепкое тело, освещённое светом кузнечного горна лицо, длинные русые волосы, перетянутые вокруг головы шнурком, устремлённый в работу взгляд серых глаз, отражающих мерцание углей, вызвали в ней образ, какого – то греческого героя творящего некое таинство… Он уверенно и с лёгкостью управлялся с молотом. При каждом ударе мускулы играли на его спине…

Её вдруг охватило непреодолимое желание прижаться к этому телу, целовать эти волосы, эти серые глаза, эти губы. От возникшего вдруг волнения заныло в груди, стало трудно дышать, закружилась голова, и она вышла из кузницы. Долго стояла, вдыхая свежий воздух, пытаясь прийти в себя и понять, что же с ней происходит, но незнакомое до сих пор состояние и ощущение не проходило.

Тем временем Ефим согнул заготовку – получилась подкова. Вновь раскалив её, он пробил отверстия специальным пробойником, затем, захватив подкову щипцами, опустил в лохань с водой. Кузня сразу наполнилась паром. Когда подкова остыла, Ефим долго рассматривал её, держа на вытянутой руке. Он определённо был доволен своей работой.

Прихватив, ранее откованные специально для подков, гвозди, скребок и молоток Ефим вышел из кузни и, подойдя к жеребцу, проделал всё то, что делается в таких случаях. Зажав ногу жеребца между колен, очистил копыто и ловко приладил к нему подкову с помощью гвоздей и молотка, загнул вылезшие по краям копыта концы гвоздей в сторону подковы, тщательно проверив рукой, ни царапают ли. «Не дай бог будут торчать и повредят коню ноги при ходьбе или беге».

– Готово, барыня, можете ехать.

– Да, да, очень благодарна, – произнесла она в ответ, не совсем понимая слова кузнеца, сунула руку в карман брюк и протянула Ефиму бумажный рубль,

– Вот, возьмите за работу.

«Барыня кажись не в себе. Угорела видать с непривычки», – подумал Ефим, – Этаго многа, работа не стоить таго.

– Бери, бери, потом отработаешь. Передай Степану: пусть пришлёт тебя к нам в усадьбу, лошадей перековать и плуги починить. Ну, и другие работы найдутся. Обязательно передай.

Неуверенно, слегка пошатываясь, словно после выпитого вина, барыня подошла к коню и попыталась вставить ногу в стремя.

– Обопритесь на меня, – предложил Ефим, протянув руку, но она резко отшатнулась от него,

– Нет! Не трогай меня!

– Как хотите, Дело Ваше. Но вот так усё ж будет полегше, – и он подвёл жеребца к вкопанной рядом с кузницей скамейке.

Всё время по пути в усадьбу молодая женщина спрашивала себя: «Что со мной?.. Что для меня этот грубый бескультурный и необразованный мужик, этот простой деревенский парень?.. Почему меня влечёт к нему?..», – спрашивала и не могла найти ответа.

Проведя беспокойную ночь, она уже с рассветом стояла у окна и ждала, ждала, ждала…, ждала появления кузнеца, не понимая, почему ей этого хочется, «Да, я хочу убедиться: такое ли впечатление произведёт он на меня, как и там в кузнице? Или это только результат действия угара и кузнечного жара?..».

…она уже с рассветом стояла у окна а ждала…

Кузнец не появлялся. Она всё более волновалась, бродила по комнатам и всё ждала и ждала не в силах что-либо с собой поделать. Отказалась от завтрака. На вопрос «сестры» ответила, что-то невнятное. На что та обиделась и не разговаривала с ней до самого ужина. Позвала конюха, чтобы узнать всё ли он приготовил кузнецу для работы и ни приступил ли он к работе.

Когда возвратился дядя Степан, Ефим рассказал о приезде барыни, передав её просьбу, и протянул ему заработанный рубль.

– Оставь у себя, – Степан раскурил трубку, сделал несколько глубоких затяжек, – Закончим спешные работы, дни за три, тогда и поедешь в Некрасове. Отработаешь – так половину возьму, так уж и быть, – и стал молча расхаживать по кузнице, выдыхая клубы табачного дыма.

– Сделаем так! Заперёд съездишь у Холм, зайдешь у лавку к купцу Терентьеву, шо у сыраварни, заберешь жалезо да угля три куля, он усё подготовил. Платить не надыть, договорились расщитатца работой. А вот посля заутра и поедишь в Някрасово… Ну, а на сядне… Усё, вольный сокол…

Всю следующую ночь, как и предыдущую, молодая барыня провела, мучаясь от напавшей на неё бессонницы. Под утро природа взяла своё, сон сморил, и она открыла глаза только, когда горничная зазвенела посудой в гостиной, готовясь к завтраку.

Завтрак прошёл в молчании. Анна размышляла, вспоминая разговор с управляющим о неурожае, и не обратила внимания на душевное состояние «сестры». Та же решала «послать или не послать кого– то за кузнецом», но подумав, что вместо Ефима может приехать сам кузнец, оставила эту мысль. Допив шоколад, Анна поспешила уйти, чтобы дать указания управляющему и работникам на сегодняшний день, попросив по пути:

– Лизонька, придёт портниха, ты уж сама распорядись о фасоне платьев. Мерку сними с себя, наши размеры полностью совпадают, ну почти совпадают.

Елизавета стояла у окна и смотрела на аллею в ожидании, ни покажется ли тот, кто так взволновал её.

– Вы ожидаете гостей?.. Елизавета Александровна, – обратив внимание на состояние барыни, произнесла Катерина, прибирая со стола и устанавливая на поднос посуду.

– Нет, Катюша, не ожидаю… – А, впрочем… – Да. Должен приехать кузнец, но что– то нет его.

– Как нет. Уж с раннего утра в конюшне стучит.

Сердце Елизаветы забилось, и она готова была броситься к двери, но сдержалась,

– Хорошо, – произнесла она дрожащим голосом, – Пойду, прогуляюсь по парку, что– то у меня голова разболелась.

Бродя по двору усадьбы, не решаясь подойти ближе, она издали наблюдала за воротами конюшни «А не появится – ли Ефим».

Кузнец то выходил из конюшни, то возвращался обратно. Занятый делом он совершенно не обращал на неё внимания.

Работы было много. Перековал двух коней, перед этим тщательно отбирая имеющиеся подковы фабричного изготовления, и, откладывая некоторые в сторону, говорил конюху: «Выброси». Снял поломанные лемеха, отобрал бороны с поломанными зубьями и сложил всё в телегу, отвезти для ремонта дяде Степану. Были и другие мелкие, скорее «пустяковые» для него работы.

Он припозднился и решил в ночь не ехать, а переночевать здесь на сене в углу конюшни, вдыхая с детства знакомый, нравившийся ему запах конского навоза. Предварительно загасив висящую на стене керосиновую лампу, он только – только приготовился увидеть первый сон, как услышал совсем рядом чьи – то осторожные шаги и сдержанное дыхание.

– Хто здеся!? – Ефим приподнялся и, сидя на сене, переспросил, – Хто? Каво ишшо черти носють по ночам, шо б людей будить?..

– Это я… – услышал он тихий ответ и сразу признал этот голос.

– Я усё изделал, шо смог из указанаво управляюшшим, кое – шо забрал для ремонту.

«Шо ей надо от меня? Ни ведьма ль» и вспомнил книгу писателя Гоголя, которую недавно прочитал. Он перекрестился и сжал кулаки готовый дать отпор.

– Я знаю, – ответила она шёпотом и опустилась на колени рядом с ним. Когда её руки нашли в темноте Ефима, он вздрогнул от неожиданности.

– Любимый я хочу быть твоей. Я твоя.

Страстные поцелуи горячих влажных губ покрыли его лицо и грудь. Какое – то время Ефим пытался отстраниться от незваной гостьи, но, ощутив всем телом близость женского тела, волнующее кровь жаркое дыхание, не совладал с собой. Природа взяла своё, и закружило его, и понесло над землёй растворившегося в объятьях той, о которой ранее и не ведал.

Ефим проснулся от кудахтанья кур, рывшихся в мякине рядом с конюшней. Через узкое оконце пробивался свет нового дня. Он приподнялся и взглянул на рядом лежащую женщину, словно пытаясь убедиться, что произошедшее это не сон. Солнечный лучик пробился сквозь покрытое паутиной стекло и осветил её лицо. В полумраке она казалась ещё красивее. «Почему выбрала меня? Не понять. Чудные эти господа, вечно вытворяють усякое такое», – он ещё раз со вниманием оглядел спящую и стал натягивать на себя рубаху.

…В полумраке она казалась ещё красивее…

– Какая я глупая. – Какая глупая. – девушка блаженно потянулась, – Я боялась этого, была уверена, что это противно и больно. В детстве слышала, как мама стонет и вскрикивает всякий раз, когда ночью отец заходит к ней в спальню. И решила: зачем, для чего нужен мужчина и муж, если приходится переносить такие страдания? Теперь я понимаю, отчего она стонала, – и Елизавета с любовью посмотрела в глаза юноше.

– Глупая. Нет, не глупая, а настоящая дура. Потерять столько лет счастливой жизни. А может быть, я тебя ждала, для тебя берегла себя?.. У тебя это уже было?.. Было ль?..

Ефим слегка покачал из стороны в сторону головой.

– Было, я чувствую было… – Ну, и что ж, зато теперь ты мой… Мой?..

– Ваш, барыня.

– Ваш, барыня… – произнесла она, пытаясь сохранить его интонацию, – Меня Елизаветой нарекли, Лизой. Повтори: «Я твой, Лиза»

– Я Ваш… – Ефим замялся, – Я твой, Елизавета.

– У, какой ты! – и Лиза прижалась к нему счастливая.