Текст книги "«Черный археолог» из будущего. Дикое Поле"

В карманах джинсов обнаружил кошелек, содержимое которого теперь не представляло и нумизматического интереса. Не было еще ни незалежной Украины, ни объединенного Евросоюза, ни даже Соединенных Северо-Американских Штатов. Глядя на сотку долларов, попытался вспомнить, были ли уже в это время поселенцы из Англии в Америке.

«Цветочек их вонючий определенно позже туда добрался. Но вроде бы они там и раньше были, негров на плантациях эксплуатировали… нет, не вспомню. Да и какое мне дело до предков пиндосов? Вот Колян, тот бы здорово обрадовался, что попал во времена, где их нет. А мне сейчас не до них. Свои проблемы бы разгрести».

Из полезного в карманах джинсов обнаружились: пластмассовая расческа, до краев заправленная зажигалка с фонариком (Аркадий не курил, но с зажигалкой не расставался), связка ключей (эх, где теперь те замки, которые ими можно открывать…), средней навороченности мультитул (и где теперь набрать винтов под разнообразные отвертки? Их, скорее всего, здесь еще и выдумать-то не успели), носовой платок сомнительной свежести (генетиков XXI века сопли века XVII-го определенно заинтересовали бы. А вот здесь, в XVII, сопли из века XXI могут заинтересовать разве что колдуна. Мне это нужно?).

Аркадию оставалось только позавидовать литературным героям. Многим для упрочнения их положения на новом месте авторы подбрасывали куда больше имущества.

«Могло бы быть хуже, но вряд ли намного. Сколько полезных вещей легко прихватить бы мог, если бы знал… «Знал бы прикуп, жил бы в Сочи».

При надевании казацких штанов, идеально подошедших по длине, но ужасавших своей необъятностью, обнаружил и на них две пришитые прямо к штанинам кожаные кобуры. Для «ТТ», к сожалению, непригодные.

«Надо же, не одни ковбои с ганфайтерами ценили наличие готового к выстрелу оружия. Вот вспомнить бы, как делали гремучую ртуть или что-то подобное… Читал же в «Энциклопедии порохов и взрывчаток», склеротик хренов! На револьверы, пусть с патронами из черного пороха, здесь будет бешеный спрос».

Ужинать с казаком Аркадий отказался. И дело даже не в том, что его вяленое мясо и сухая лепешка ему не глянулись. После полного треволнений дня есть не хотелось совершенно. Костер разжигать из осторожности не стали. Легли так, благо даже возле ручейка комарья не оказалось.

Казалось бы, после тяжелейшего дня, ты замучен скачкой, стоит завалиться на траву, никакие синяки и ссадины тебе заснуть не помешают. Ага… Сон если и разбежался, то для того, чтобы удрать куда-то прочь. Усталость, тяжесть в голове, боль в разбитом теле были. А сна – ни в одном глазу.

Лежать на куче веток при таком количестве ушибов крайне неуютно. Причем чем больше лежишь в одном положении, тем сильнее допекают попавшие под давление ссадины. Но и ворочаться – тоже не сахар. Каждое движение отдается болью, хоть подвывай. Попытался Аркадий сесть, тут же запротестовала задница. Лег на пузо – заныли колени. Трындец.

«Попадись мне эти Конюшевские, Горелики, Махровы и прочие… разные всякие! Я б им… сказал, что об их выдумках думаю. На оскорбление действием, к сожалению, все равно сейчас не способен. А жаль!»

Ночь коротка
Но ее еще надо пережить

Ночь с 23 на 24 марта (березня) 1637 года от Р.Х.

Прошло немало времени с момента, когда Иван узнал удивительную новость. Но вот обдумать ее хорошенько у него не получалось.

«Да что там, о…ительную! Невероятную, необыкновенную… слов нет, какую… сказочную. И что? Как образовалась в голове каша, так там и остается, недоваренная, никак поспеть не может. Ничего толкового эта самая голова выдумать не может. Так, может… тьфу, прицепилось… э-э-э… в общем, ничего толкового выдумать не получается. Наверное, прав был совет характерников, когда отправлял меня в этот дурацкий поход. Ни на что, кроме как присматривать за придурком Пилипом, я не годен. Слаба оказалась головушка».

Весь путь от места встречи с Аркадием Иван пытался придумать что-нибудь толковое, нужное православным, казакам, характерникам… и все свои задумки сам же и опровергал. Ему было ясно, как… в общем – совершенно ясно, что перед ним и казацким товариществом открываются потрясающие перспективы. Но какие? Непонятно было, что же делать дальше?

«Оставить отряд и двинуться назад вдвоем? А казаки из отряда? За Пилипом таки догляд точно не помешает. И бросать порученное дело – нехорошо. Разворачивать весь отряд? Так не повернут, на поход настроились. И правду ведь им, пока совет характерников не решит, не скажешь. Вот бесовы козни!»

Решил было, что голова плохо соображает, потому как надо следить за все время падающим с лошади иновременником, одновременно наблюдая, нет ли вокруг какой опасности. К счастью, татары, приближение которых он почуял по сотрясению почвы задницей (у доброго воина и задница – тоже важная для выживания часть тела, врагов издали чующая), на перемещение по степи двух всадников, точнее, четырех лошадей, внимания не обратили и преследовать их не стали. Хотя, Иван это хорошо понимал, заметить передвижение наверняка заметили. Уберег Господь от опасности, потому как ускакать от татар с таким всадником, как Аркадий, невозможно.

«Вот спрашивается, на меня нашло, что я, наблюдая за его падениями, не остановился для изготовления новых стремян из аркана? Благо их нам только трофейных три штуки досталось. Да и у меня свой имеется. На ходу бы вмиг их вчерне смастерил! А теперь гадай, сможет этот… Аркадий сам ехать на лошади или придется его завтра к лошади привязывать? Не-ет, точно тут без чертовых козней не обошлось. Ох, попадется этот черт мне в руки…»

Но и в ночной тиши ничего путного в голову не лезло. К тому же Иван понял, что толком ничего у Аркадия и не узнал. Уж очень удивительной была сама новость. Возможно, какие-то супергерои и могут спокойно переносить футур-шок. Но ни Иван, ни Аркадий к подобным личностям не относились. И впали на некоторое время в состояние изумления. Слабаки от такого испытания могли бы сойти с ума. Но и сильным людям нужно время, чтоб освоиться с удивительными обстоятельствами. Даже если такое чудо происходит не с вами, а рядом. В слабости Ивана не обвинил бы никто. Однако освоиться с происшедшим он сразу не смог.

«Надо расспросить его сейчас, все равно болячки ему спать не дадут. Вот поговорим, может… тьфу! Виднее будет, что дальше делать. Без всяких «может» не может!»

* * *

«Не верь, не бойся, не проси» – эта вычитанная давным-давно фраза служила Аркадию, как он думал, девизом для построения жизни. Хотя призадумайся он над своими поступками, то обнаружил бы досадное от фразы отступление. Не верить-то он давно никому не верил. Просить, действительно, сильно не любил. А вот насчет боязни… Мало быть храбрым физически, не бояться идущего на тебя отморозка с ножом или компашки пьяных юнцов ночью в парке. Надо еще не бояться жить. А с этим у него были некоторые проблемы. Испытав в юности несколько болезненных предательств, он с тех пор боялся верить. Поэтому к своим тридцати с гаком у него не было ни настоящих друзей, при множестве добрых приятелей, ни семьи, хотя на невнимание женщин к своей персоне пожаловаться не мог.

Новая глава в его жизни началась также крайне неприятно. Дело даже не в татарах. Их он, как всякий нормальный русский, считал врагами, соответственно, враждебные действия по отношению к себе – естественными. Отбился, пусть с чужой помощью, ну и ладно. Но гипнотическая, или там колдовская, черт их, колдунов, разберет, атака на своего без малейшего (в чем Аркадий заблуждался) повода… Такой поступок новоявленного спутника, пусть и спасшего его задницу, Аркадий воспринял как предательство. И обиделся на него всерьез.

Не случайно появилась в народе пословица: «На обиженных воду возят». По-детски острая обида полностью блокировала способность к мышлению. Без того весьма скромную из-за событий прошедшего дня. А необходимо ведь было продумать линию поведения по отношению к этому самому колдуну, его сотоварищам; колдуны (о! характерниками их называли) на Запорожье вроде бы имели свою организацию. Надо с ним же (а с кем еще?) определиться, что говорить остальным казакам. Что – старшине. В свете грядущих событий стоило прикинуть, для начала одному, потом вдвоем, что делать дальше.

Температура в степи, днем вполне комфортная, падала. Зато внутренняя температура у попаданца поползла вверх. Сказались раны и треволнения. Его стало знобить, и чем дальше, тем сильнее. Подрожав немного, он преодолел лень и страх перед движениями, непременно отдающимися болью, полез в сумку. С помощью фонарика нашел там старые, растянутые и линялые трикотажные штаны, байковую рубашку в пятнах машинного масла и поддел их. Для чего пришлось снимать рубаху и шаровары, шипя и матюгаясь вполголоса. Поверх рубах натянул джинсовку, бронежилет и полушубок. В придачу накрылся лошадиной попоной, насквозь провонявшей конским потом. Однако и такая серьезная для весны упаковка помогла далеко не сразу. Видимо, температура скакнула всерьез. И рассчитывать на медицину XXI века не приходилось.

На мучения Аркадия сверху смотрели звезды. Яркие, бессчетные звезды ночного южного неба. Несравненно более многочисленные и заметные, чем появляющиеся в небосводе задымленных мегаполисов. Попаданец на них внимания не обращал. Не до них ему сейчас было. Как и не до восхищения необыкновенно чистым, живительным воздухом, невозможным для степи в индустриальной Украине.

Невдалеке раздалось дикое ржание, здорово смахивающее на вопль от боли. Аркадий неосторожно, позабыв о болячках, дернулся и в который раз зашипел от боли.

– Не боись, это мой Черт кобыл уму-разуму учит. Показывает им, кто в табуне хозяин.

– А он их не покалечит? Уж очень сильно кобыла кричала.

– Не-е. Потреплет немного, это да. А калечить зачем? Они ведь не в бою встретились. Теперь он их своими считает.

Боль не унималась, и Аркадий, преодолевая нелюбовь к попрошайничеству, да еще у неприятного ему человека, попросил болеутоляющего.

Казак (точно колдун, в смысле, характерник) показал свою продвинутость, сразу поняв, что у него просят. Но отказал:

– Давно сам бы предложил, да вот беда, с собой у меня нужного зелья только на один раз. А нам завтра кровь из носу дальше ехать надо, к своим. Без снимающего боль зелья ты ехать не сможешь.

Как ни хотелось Аркадию избавиться от мучившей его боли, с аргументами собеседника он был вынужден согласиться. Действительно, какой завтра из него ездок без болеутоляющего?

Ясное дело, что поспать при таком обороте ему не удастся. Чтоб не мучиться от боли, не имея даже возможности подумать, он предложил Ивану поговорить. И тот охотно откликнулся.

В ответ на вопросы Ивана начал рассказывать, что помнил. А помнил немало. Разговор получился трудным. Очень тяжело было удержаться на одной теме. В результате от вопросов для уточнения, неожиданно для обоих, разговор стал перескакивать то на скорость транспорта XXI века, то на важность авиаударов при штурмах укрепрайонов, то, не смейтесь, на женские моды. Заодно обсудили и женский вопрос. Быстро сошлись на мнении, что, независимо от века, все бабы – стервы. Хорошо, что на Запорожье их нет. Да только совсем без них тоже не обойтись, против природы не попрешь.

Поначалу сильно мешала языковая проблема. Но «терпение и труд – все перетрут». Постепенно они начали все лучше и лучше понимать друг друга. Иван запоминал некоторые словечки из будущего, но прежде всего перестраивался под язык предков Аркадий. Он был рад возможности отвлечься от чрезвычайно неприятных ощущений, так донимавших его перед этим. Беседа делала боль куда менее сильной, а порой, к сожалению ненадолго, о ней забывалось совсем.

На первых порах Аркадий рассказывал, а Иван слушал, то и дело задавая уточняющие вопросы. Как-то так получилось, что поначалу обсуждались грядущие события на Украине и в России (за исключением отвлечений). Кстати, Иван был неприятно удивлен этим названием и расколом единого русского народа, к которому он себя причислял. Выслушав о первом президенте Грушевском и измышленных им по заказу австрияков – врагов русского народа – «древних укров», он искренне пожалел, что нет у него возможности добраться до этого пана. Мол, он, Иван, с удовольствием побеседовал бы с ним. И не один день. Аркадий вспомнил, как выглядит Иван, и решил, что, будь у него самого такая возможность, он с энтузиазмом способствовал бы этой встрече, но на «беседах» предпочел бы не присутствовать. Запах горелой человеческой кожи и вид вынимаемых из живого человека кишок – удовольствие на любителя. Известием же, что во времена Аркадия в казаки рядятся и униаты, Иван был просто шокирован:

– Униаты проклятые в казацкой одежде?… Это же… мы ж их давим, как только можно. Ну слов нет.

– Ага, слов нет, одни выражения, и все – неприличные.

– Да разве можно этих падлюк приличными словами называть?!

Вышел разговор и на тему перемещения во времени. Аркадий рассказал, каким образом попал в прошлое. Иван сразу понял, о каком курганчике ему рассказывает пришелец из будущего.

– Удивительно, что ты его смог вообще копнуть. Он же сильнейшим заклятьем оберегаем. Ни один человек в здравом разумении ни за что в жизни там копать не станет. Не захочет!

– Да и я не решался. А потом вот вдруг осмелился. Может, заклятье этого чертова колдуна ослабло?

И тут Иван стал убеждать Аркадия, что там лежит не злой колдун, а добрый характерник, только более сильный и древний. В остальном такой, как он сам, Иван, хороший. Ладно, что в этот момент Аркадий ничего не ел и не пил. Точно бы поперхнулся. Представить, что кто-то может принять Ивана за доброго человека, Аркадий не мог. Хотя фантастику любил и сам уже попал в чисто фантастический сюжет. Путем осторожных расспросов Аркадий выяснил, что Иван считает себя доблестным рыцарем, защитником угнетенных, борцом за истинную, православную веру, русским воином без страха и упрека. А что основными занятиями у него являются грабеж, убийства (включая женщин и детей), работорговля (богатых пленников держали ради выкупа, бедных убивали или продавали), так жить-то как-то надо? И каким образом, спрашивается, защищать своих, если не уничтожать чужих? Аркадий диспута по этому вопросу затевать не стал.

Когда история ближайших грядущих лет была изложена, оба единодушно решили, что сам Бог велел попытаться ее переделать. Даже начали прикидывать, в каком направлении. Здесь-то и высветилось для Аркадия, что Иван участвует в походе в Персию, на помощь шаху против султана. О реальных целях похода Иван сдуру решил пока промолчать. Забыл, с кем говорил.

Прочитанный в свое время тайм-лайн Сварги об Азове не произвел на Аркадия впечатления. Сколь многих бы реальных исторических личностей автор там ни вставил, вещь показалась ему ненатуральной. Наши все белые и пушистые, враги – тупые и ленивые… Очередная сказочка про внезапно помудревшего царя, в реале – совершенного ничтожества и сплошь вдруг обнаруживших гениальность русских воевод. Но, спасибо Сварге огромное, история совершенно удивительных взятия и осады Азова, победы казаков над огромной турецкой армией ему запомнилась. Заинтересовавшись темой, Аркадий прочитал несколько первоисточников и статей о тридцать седьмом и сорок первом годах в Азове и вокруг. Не то чтобы недавно, но кое-что помнил.

Иван опять (!) попал в неприятное положение. Рассказывать о планах характерников без решения совета он не мог. О них большая часть старшин Сечи не знала. Только самые надежные были извещены. Да и то, в дело встрял крайне сомнительный Пилип Матьяш. Но рассказ попаданца его очень заинтересовал. Оставалось пожалеть, что память у него дырявая и многое из самого важного попаданец, сам так назвавшийся, не помнит.

Обговорили то, что он запомнил. У Аркадия, кстати, было несколько идей по минимизации потерь казаков при этом действе. Часть их Иван сразу забраковал как завиральные, часть попросил разъяснить и признал заслуживающими внимания.

Набравшись к утру смелости, поднял Аркадий вопрос и о неэтичности гипнотизирования своих. Слова «гипноз» Иван не знал, но от этого действия отпираться не стал, а принялся оправдываться. Мол, не знал, что свой, думал – иноземец, да еще подсыл-иезуит. Своих же характерники никогда воли не лишают, им бы этого не простили, никакое колдовство не спасло бы. Аркадий предпочел не заострять вопрос далее, взял только слово, что больше Иван его гипнотизировать не будет. Никогда. Ну не предусмотрел он тогда, что вскоре сам будет просить помочь извлечь из собственной памяти сведения то о ружье Фергюссона, то о клиновидном затворе для казнозарядной пушки. Прав-таки был английский шпион, рекомендовавший: «Никогда не говори «никогда». Действительно, многому можно поучиться у проклятых бриттов.

О необходимом количестве мудрости

Утро 24 березня 1637 года от Р.Х.

Хотите – верьте, хотите – нет, но после бессонной, далекой от комфорта ночи Аркадий утром чувствовал себя куда лучше, чем накануне вечером. А уж после приема какой-то липкой гадости, скорее всего, разновидности опиума или чего-то подобного, стал ощущать себя соколом добрым, молодцем быстрокрылым (или кем-то типа того). В общем, все проблемы стали незначительными и легко решаемыми, Иван стал казаться симпатичным, его Черт – игривым и ласковым (!!!), жить стало веселее… И с кобылы он теперь не падал, при новых-то стременах. Ну, почти не падал. Пара раз – не в счет.

Говорят, что утро вечера мудренее. Наверное, правильно говорят. Вот и уже ставшие закадычными друзьями Иван и Аркадий, сумевшие за ночь немного навести порядок в собственных головах и начавшие строить воистину наполеоновские планы, ощущали себя куда более умными, чем накануне вечером. Правда, возможно, недаром говорят, что в большой мудрости много печали.

Благодаря новым стременам (или встряске, полученной кобылой ночью от Черта, зримым следом которой был свежий след от укуса на ее шее), Аркадий решился на спокойную рысь и, за исключением пары досадных моментов, достаточно уверенно держался в седле. Пусть и ни разу не английском. Иван скакал (да-да, на этот раз именно скакал, а не плелся шагом) рядом, расспрашивая нового товарища на ходу.

Обычно людям, находящимся в столь разном состоянии – Иван-то наркотиков утром не употреблял, общаться затруднительно. Но казаку так хотелось поскорее узнать о многом, что заметной неадекватностью товарища он решил пренебречь. В крайнем случае можно потом переспросить.

Аркадий заливался соловьем, позволяя себе делать пояснительные жесты руками, из-за которых и навернулся пару раз. Кобыла, кстати, уже бежать от нового хозяина не пыталась, косила глазом на Черта и стояла как вкопанная, пока новый хозяин вставал с земли и громоздился в седло. На цельности, последовательности повествования это не сказывалось совсем, так как никакой цельности, как, впрочем, и последовательности, не было и в помине. С одному ему ведомой логикой переходов Аркадий перескакивал со сплошных бед отечественной истории на долбаную политкорректность, потом на эволюцию военно-морского дела, с которой, естественным для него в нынешнем состоянии образом, съезжал на проблемы загрязнения окружающей среды.

Так и ехали, от места ночевки до обеда. Соединять пространство и время уже наши предки умели. Вот на дневке-то, не смейтесь, именно Аркадий обнаружил погоню. Нет, не в цейссовский бинокль, а куда более надежным инструментом, таким же самым, что накануне Иван. Пока Иван ухаживал за лошадьми, Аркадий присел на землю, не в лотос, правда, и ощутил некие вибрации. Наверное, расторможенное сознание сработало. Или повышенная, в силу известных обстоятельств, чувствительность седалища. Недолго думая, приложил ухо к земле и услышал характерный топот конницы. По крайней мере, он так решил, потому как до этого случая слушать землю ему не приходилось.

Иван, послушав землю сам, догадку Аркадия подтвердил. И, с точки зрения попаданца, совершенно напрасно обеспокоился. Даже в лице переменился, сменив свое обычное выражение свирепого хищника на выражение хищника, сильно обеспокоенного. Вам никогда не приходило в голову, что в угол не стоит загонять не только крысу, но и крупных хищников? Аркадию вот пришло. При виде переменившегося в лице Ивана.

И он поспешил успокоить друга, предложив устроить на проклятых татар засаду. Напомнил ему, что в сумке лежат два «ППШ» с вполне достаточным для одного боя запасом патронов. А за поясами у них «тэтэшки». Тоже, кстати, не без патронов.

Ах да, автор забыл проинформировать, что ночью был разговор и об оружии, которое оказалось при попаданце на момент перемещения во времени. О трех пистолетах «ТТ» и двух пистолетах-пулеметах Шпагина. Все в пристойном, годном к употреблению по назначению состоянии.

Решив, что если колдуны и отличаются от нормальных людей, то не в любви получать подарки, Аркадий тогда торжественно подарил новому товарищу один из пистолетов. А утром первым делом Иван его опробовал, расстреляв один магазин. И очень остался подарком доволен.

В бой с превосходящими вражескими силами Иван не рвался, но с предложением Аркадия согласился. Хоть и передвигался с утра Аркадий куда более бодро, чем накануне, но не настолько, чтоб от татар уйти. Собственно, уйти в степи от татар могут только опытнейшие всадники на великолепных лошадях. Если им повезет. Будь у Ивана возможность переправить попаданца к совету характерников, пусть даже пожертвовав своей жизнью, он бы не колебался ни единого мига. Пожертвовал бы. Уж очень большую, огромную ценность тот представлял. Но таких возможностей у него не было. Путать следы было заведомо бессмысленно, в своей степи татары легко распутают все уловки. Посему оставалось драться.

Место для засады искать не пришлось. Невдалеке, прямо по курсу следования, стоял большой курган с каменной бабой на вершине. Вот за ним и занял позицию Аркадий, после клятвенного обещания излишне не высовываться, вести стрельбу осторожно. А сам Иван, прогнав лошадей дальше, в балку, чтоб их татары не могли выглядеть, собирался занять позицию в небольшой ложбинке за курганом. Слава Богу, местность эту он знал. Стрелять решили: Аркадий из «ППШ», а Иван, в связи с полным незнанием возможностей автоматического оружия, из своего нового пистолета, перезаряжать который он уже научился. Двух запасных магазинов ему на бой должно было хватить, но, на всякий случай, Аркадий дал ему все запасные магазины, в числе семи штук, оставив себе только один, в пистолете.

Чтобы не привлечь к себе внимания отблеском от линзы бинокля – татары двигались с юга, – Аркадий позволил себе глянуть на них один раз, с большого расстояния. Как и предсказывал Иван, преследовал их всего десяток всадников, правда, все одвуконь и, даже издали видно, воины, а не нищие пастухи. Здесь, в своей степи, за двумя беглецами большее количество, по логике, слать и не стоило. Откуда ж знать отдававшему приказ мурзе, или кто там его отдавал, что в сумке у Аркадия есть сюрприз для погони? И вряд ли приятный.

* * *

Иван галопом отогнал лошадей в балку, мигом спутал ноги кобылам; Черта путами он никогда не оскорблял, знал, что никуда от него верный конь не убежит и никого чужого на себе не потерпит. Затем бегом бросился назад. Успел к нужной ложбинке в самый последний момент. Отдышаться еще не успел, а вдали появились татары. Как он и предвидел, десяток воинов. Шли размашистой рысью, уверенно держа след.

Казак вытащил свой новый пистоль, душой радуясь такому приобретению, пусть и патронов, как предупреждал Аркадий, хватит ненадолго. А как удобно он в руке сидел! Как будто для нее и сделан был!

«Ничего, насяду хорошенько на него, вспомнит секрет этого бездымного пороха как миленький. С оружием под него, да самозарядным, мы вмиг всех врагов перебьем!»

Выждав, когда передний всадник доскачет до намеченного им заранее места, Иван устроился поудобнее, задержал дыхание и стал не спеша расстреливать погоню. Восьмью выстрелами ссадил пятерых, еще двоих подранил, один выстрел пришелся в небо, не вовремя нагнулся татарин. Его, впрочем, этот промах не спас. Расстреливаемые из непонятного, не выдающего себя дымом оружия, кочевники растерялись.

А прийти в себя им не дали. С кургана, мимо которого татары только что проскакали, раздался неслыханный ранее здесь стрекот. Будто огромная, неведомо откуда взявшаяся цикада короткими, в два-три такта, трелями дала о себе знать. Ссаживая татар с лошадей не менее эффективно, чем сам Иван. Характернику даже не понадобилось стрелять еще самому. Что было очень удачно, так как он в запале боя не сразу вспомнил о необходимости передернуть затвор после смены магазина. Останься хоть пара поганых живыми, нашпиговали бы его стрелами, как Бог ежа иголками. Судя по одежде, в погоне участвовал десяток из личной сотни одного из мурз. Иван догадывался, какого. Стрелять такие людоловы умеют очень хорошо. Оставалось порадоваться, что и в нынешнем состоянии Аркадий не потерял головы и вел бой правильно. Значит, точно не врал, что воевать ему приходилось.

Иван наконец справился с изготовкой новой своей любимой игрушки к стрельбе и вылез из лощины. Еще совсем недавно живые и распаленные погоней, десять человек и одна лошадь, задетая выстрелами с кургана, лежали мертвыми. Остальные лошади еще стояли или кружили невдалеке от погибших хозяев, грех было не воспользоваться случаем и не прибарахлиться. Казак, как известно, с добычи кормится. Иван свистнул, подзывая верного Черта, беспокоясь, как бы лошади, без того испуганные, не побежали обратно в степь. Времени на их вылавливание не было совсем.

Поймать удалось всего семерых. Не без помощи Аркадия, оравшего и улюлюкавшего, загоняя лошадей на Ивана. Остальные ускакали (эх, будь у меня время…) на юг. Казак, вздыхая по утраченной добыче, сноровисто обыскал трупы, дорезал еще подававших признаки жизни, все собранное (мелочь, конечно, мурз среди убитых не было, но доброму хозяину любая мелочь сгодится) распихал по вьюкам, быстро подогнал лошадей из лощины. Не задерживаясь на поле боя, теперь уже боевые товарищи поспешили дальше, на северо-восток, к своим.

Куда, в походный лагерь запорожцев, к вечеру и добрались. Появление отлучавшегося куда-то характерника со спутником никого не удивило, да и внимания к себе особого не привлекло. Трусов среди запорожцев не водилось, выбывали по естественным причинам, но интересоваться делами характерников там было не принято. Все знали, что колдуны очень не любят, когда кто-то сует нос в их дела. А к характерникам в Запорожье относились… Скажем так: сложно относились. Но с большой долей уважения и еще большей опаски. Посему наглый интерес к приехавшим исключался. Идиоты, понапрасну рискующие головой, среди казаков не задерживались. Необычный акцент новичка также никого не удивил: среди запорожцев кого только не было, от шотландцев до армян и персов.

Об ощущениях Аркадия при отходняке от болеутоляющего по прибытии в казацкий табор лучше и не вспоминать. С мукой суждено входить в мир человеку. Он, попавший в новый для себя мир, ее, муку, и получил.