Текст книги "По России с остановками. Повести и рассказы"

Подарки Деда Мороза
Рассказ

Три дня назад шел я по своей улице С. Малыгина с дежурства в Военной Автоинспекции. На этой улице – всего-то два жилых строения и те двухэтажные. Как всегда, подходя к дому, всматривался в свое, обычно темное окно. А тут вдруг, не темное оно, а вполне даже освещенное. Неужели Новогоднее чудо свершилось? Неужели жена прикатила из Москвы? Не вбежал, а взлетел на второй этаж, дверь открыл, а там – она, моя любимая! Шинель, сапоги – долой! Горячей воды налили в тазик из крана, который в батарее торчит. Смывала с меня пот милая моя и рассказывала:

– Я вчера еще прилетела, а тебя нет. Думала ты в командировке, а ты пришел, мой хороший. У меня отгулы накопились, решила нам с тобой счастливый Новый Год организовать. Не против?

– Конечно, но, ведь, надо елочку, стол, гостей, шампанского, твоего любимого коньяка где-то отыскать, – озаботился я, покидая тазик, вытираясь полотенцем, – до праздника всего двое суток осталось.

– Что ты волнуешься, мы же вместе – это главное, – увещевала она, подталкивая меня в распахнутую постель, одновременно снимая с себя махровый халатик.

Близость, страсти и нежность после трехмесячной разлуки продолжались несколько часов. Между прочим, договорились, что пригласим к себе Виктора, двухгодичника медика с женой Ириной и Мишку, офицера технической части, тоже с женой Татьяной. Часам к девяти соберем на стол, проводим старый, високосный год, встретим новый 1973.

День перед Новым Годом сначала отметился метелью, а к обеду очень похолодало. Солдаты отдыхали в казарме, готовились к праздничному ужину, который от обычного отличается только настроением. Естественно, выпивки солдатам не полагалось. Время не военное, не перед боем. Может спиртное где-то и пряталось, но об этом никто не знал из офицеров.

В штабе, длинном одноэтажном деревянном строении, собрались офицеры. Старшему лейтенанту Бондаруку, командиру ремонтной роты, прямо как новогодний подарок, присвоили звание капитана. Человек он был молодой, но уважаемый. Вместе с начальником штаба, по велению судьбы, по зову сердца он взял на себя не легкий труд по добыче и присвоению денег, добытых нечестным путем солдатами-водителями. Именно на них таким вот счастливым образом заканчивался круговорот наличных средств в нашем отдельном автотранспортном военно-строительном батальоне.

Начальнику штаба было все ясно: кто позже всех приезжает, у того и деньги. Скорее всего «халтура» задержала. Из таких начальник штаба наличность выколачивал в тишине кабинета огромным тяжелым кулаком. Кто из солдат похитрее, успевал и халтурить, и вовремя приезжать в парк. Такие либо на девочек оставляли деньги себе, либо отдавали солдатам роты Бондарука за дефицитные запасные части, которые с выгодой можно в городе перепродать. Тут уж Бондарук брался за дело. Кулачек у него был поменьше, чем у начальника штаба, зато желание большое и опыт достаточный. Вот так они вдвоем без суда и следствия дисциплину держали на должном уровне, удовольствие для себя получали, и деньги на ночные пьянки командованию добывали. Никто из двухгодичников в эти дела не вмешивался. Делали вид, что ничего об этом не знают.

Часов около трех в кабинете командира части на столе стояли стаканы и бутылки с водкой из расчета одна на троих. От кусков мяса шел пар – их только что вытащили из солдатского котла. Уже подвыпившие офицеры обсуждали служебные дела. Увидев меня, Бондарук взял со стола стакан, налил в него водки и не очень внятно сказал:

– Ну, что, выпьешь за мое очередное…

Увидев, что я не очень горю желанием пить, Николай вдруг нагловато улыбнулся, посмотрел на меня, как удав на кролика:

– Для тебя у нас есть особое задание, – он вопросительно посмотрел на командира, и, получив молчаливое согласие подполковника, продолжил, – есть приказ, всем солдатам находиться на праздники в казармах, а у тебя двое – в командировках, в Чике и в Коченево. Надо за ними ехать, прямо сейчас.

Надо, так надо!

Зашел в казарму своей роты, сказал Юрасову выгнать машину из парка. Мой выбор был не случайным. Юрасов работал раньше на нашем автобусе, водитель – первый класс. Попросился на ЗИЛа, чтобы денег заработать на дембель. Заехали домой ко мне, чтобы переодеться в полушубок, переобуться в валенки, чтобы в критической ситуации не холодно было. Жене сказал, чтобы не волновалась и гостей принимала: скоро, мол, буду, всего-то 50 километров туда и 50 обратно. Правда, зимой я ни разу не был, ни в Чике, ни в Коченево, что там меня ожидало, не предполагал.

Однако дорога хорошая, веселая даже. Юрасов – парень общительный, рассказал, как вчера, теперь уже капитан Бондарук солдата молодого одним ударом вырубил. Тот в умывальнике товарищам будто сказал, что пожалуется на командира за частые побои, а теперь в медпункте отлеживается. Всем велено говорить, что с койки упал. А еще Юрасов сообщил, что Новый Год офицеры встречать будут в ресторане «Россия». За ними ему же надо на автобусе ехать, чтобы с часа ночи там дежурить, а потом по домам развозить.

– Кому же еще, я знаю, кто, где и даже на каком этаже живет, – заключил Юрасов.

– Вот Бондарук напьется – он звание к празднику получил, – вспомнил я, насколько он уже был пьян и его наглую улыбку.

– Нет, Бондарук сегодня дежурным по части заступает.

Я посмотрел на часы. Было уже половина шестого. Значит, через полтора часа заступит на дежурство пьяный офицер, это в Новогоднюю ночь, когда может все, что угодно произойти. Благо, я в это время буду не на дежурстве. Через два, пусть даже через пять часов мы уже с друзьями и любимой за праздничным столом соберемся.

По дороге решили, что сначала в ближнюю точку, в Чик заедем, заберем оттуда машину с водителем, отправим домой, а потом, дальше, в Коченево помчимся – это еще километров 30.

В Чике и машину и водителя быстро, около станционных складов нашли. До тракта сопроводили, велели в часть ехать.

В Коченево по заснеженным улочкам долгонько пришлось кататься, пока Аймалетдинова с его техникой обнаружили. Машина старенькая, самосвал после капиталки. А солдатик попросился до бытовки сбегать, воды теплой принести для заливки в двигатель. Тут Юрасов посмотрел на часы, жалобно так говорит:

– Может, Вы меня, товарищ лейтенант, отпустите, мне бы поспать немного перед дежурством у ресторана.

«А что, – подумал я, – прав он, пожалуй, машина у меня есть, старенькая, но работящая».

– Езжай, – говорю, – а то мы можем задержаться здесь минут на сорок, пока Аймалетдинов до бытовки и обратно добежит, машину прогреет.

Юрасов уехал, а я своего нового попутчика ждал не долго. Он с двумя канистрами пришел, поставил их на снег, сам поджег факел и начал греть поддон двигателя. Потом под машину залез, какие-то краны закрыл, в кабину вскочил, выжал сцепление, раза три резко нажал на газ. Прокрутил стартером двигатель – не заводится. Я начал переживать: «а вдруг, здесь ночевать придется?». Напрасно! На третий раз затарахтел мотор с перебоями, но не заглох. Теперь только воду залить, прогреть – и можно ехать. Я помогал, как мог: подавал канистры. На все эти дела больше часа ушло. За работой мороз не ощущался. Когда сели в кабину, я понял, что печка не работает. Для тепла в полу прорублены две щели, через которые теплый воздух поступает от двигателя, но только при хорошей скорости.

– Я еще вчера воду слил, чтобы двигатель не разморозить. Сегодня тут день выходной, щебенку возить не надо, – оправдывался Аймалетдинов, – ничего, я короткую дорогу знаю, через десять минут на Омском тракте будем. «Там и погреемся», подумал я, но ошибся.

Мой водитель, как и обещал, направил машину по короткому пути, и ехать старался, как можно быстрее. На этой узенькой дорожке слоем снега была закрыта корка льда. Машина шла по ней, мотаясь из стороны в сторону, наконец, заднее колесо соскочило и забуксовало. Ничего не оставалось, как попробовать вытолкать машину обратно на дорожку. Было уже начало десятого. Лысое колесо быстро вращалось, а я пытался толкать самосвал сзади. Удалось продвинуть его метра на два. Мы подсыпали остатки щебенки из кузова под колесо – еще метра два продвижения. Вот так боком мы вдвоем с водителем продвигали машину в сторону тракта. Часа через полтора изнуряющей работы, продвинув самосвал метров на пятьдесят, мы сели в кабину, закрыли двери, и хотя двигатель молотил без перебоев, могло произойти одно из двух: либо закончится бензин, либо протрется до дырки лысое колесо.

Случилось первое – заглох двигатель, бензина больше не было. На таком морозе это означало, что с техникой надо расставаться. Слив, на всякий случай воду, оглядевшись, поняли, что до тракта далеко – его даже не видно. А сзади, на расстоянии нескольких километров, горят электрические фонари.

Так, под ясным новогодним небом, освещенным огромными яркими звездами, съежившись от мороза, в последний час старого года, мы шли на свет фонарей. Мой план был таков. Доходим до людей, там, наверняка есть телефон, звоним в часть, просим прислать тягач. Запасной план – найти трактор и бензин, просить отбуксировать до дороги.

Мы зашли в сени единственного деревенского дома, в окнах которого горел яркий, как нам казалось, свет. С силой потопали по деревянному полу, чтобы сбить с валенок снег. Дверь в избу отворилась, и мы услышали шум разговоров, увидели много народу, почувствовали запах пищи и едкого дыма табака и махорки. Пожилой хозяин, отворивший нам, сразу кивнул жене. Та посадила нас к столу, пригласила поесть и выпить за здоровье жениха и невесты – мы оказывается, на свадьбу попали. Я чувствовал себя «на службе» и от выпивки отказался. Аймалетдинов по религиозным соображениям, тоже пить не стал. Но ели мы много, все вкусно было. Когда хозяин увидел, что мы отогрелись, он предложил сходить в контору, чтобы позвонить. Но я возразил:

– А, может у вас здесь трактор есть? Мы тут неподалеку, нас бы на трассу отбуксировать.

– Трактор есть и тракторист вон сидит, его бы самого куда-нибудь уложить, что ли.

Пошли звонить. Телефонную трубку взял дежурный по штабу, солдатик. Все аккуратно записал, но Бондарука позвать к телефону почему-то не смог. «Наверно, где-нибудь в кацелярии роты трезвеет после пьянки, – подумал я, – а помощь-то ждать или нет?». Если отреагировать быстро, то тягач мог прийти уже через час. С такой надеждой я вернулся к чужому праздничному столу, вспомнил о жене, возможном веселье в кругу равных и желанных гостей у себя дома.

Здесь же гости периодически кричали «Горько!», постепенно напивались. Новый Год наступил почти незаметно, просто с очередным тостом. Около двух часов ночи я попросился в контору, чтобы еще раз связаться с частью. На сей раз в трубке пробулькало:

– Дежурный по части, капитан Бондарук!

– Николай! Как там дела с тягачом? В Коченево кто-нибудь выехал? – пытался я напомнить о себе.

– А, мне дежурный по штабу что-то такое докладывал. А что случилось?

Чувствовалось, что капитан только что появился в штабе, еще не проснулся, и мне пришлось еще раз повторить просьбу о помощи.

– Щас! – и обращаясь, видимо к солдатику продолжил, – Нигматуллина разбуди, скажи, ну, знаешь, пусть в Коченево…

Долгожданный УРАЛ-375 появился в четверть четвертого. С водителем приехал еще один здоровенный парень из молодых. Треугольную железную сцепку мы надели на два клыка нашего замерзшего безжизненного самосвала, зацепили за фаркоп тягача. Весь этот автопоезд, со скрипом вдавливаясь в снег, двинулся с места и медленно пополз вдоль дороги. Мы втроем некоторое время бежали за ним. Потом, уверившись в том, что после остановки сможет дальше тащить самосвал, водитель запустил нас в кабину. Стало очень тесно и не очень холодно. Оказалось, что до большой дороги мы не доехали всего полтора километра. По Омской трассе разогнаться не удавалось: видимо, в заднем мосту самосвала замерзло и никак не хотело разогреваться трансмиссионное масло.

Проехали мимо Толмачево. Я глянул на часы – ровно четыре утра. Это же – Новый Год по Московскому времени. Дал отмашку водителю. Тот придавил ногой педаль воздушного сигнала. Оглушительный его рев кто-нибудь, может и услышал, но где-нибудь далеко – трасса была пуста.

Без четверти пять участники экспедиции въехали в парк, расцепили машины и отправились в казарму. Я попробовал найти Бондарука, но пришлось ограничиться докладом штабному солдату, все, мол, в порядке, прибыли.

– Посуду потом вымою, – щуря глаза от света, который я включил, полу шептала жена, – гости тебя не дождались. Там в рюмке остался твой коньяк, глотни и ложись спать.

Я взял рюмку, попробовал прозрачную красивого цвета жидкость. Это оказался чай. Видимо, кто-то из гостей совершил эту подмену перед уходом, чувствуя себя недостаточно охмелевшим. Так что, достались мне на Новый Год дорога дальняя, чужие хлопоты и свадьба, гора грязной посуды и рюмка холодного чая вместо коньяка. Зато меня ждала любимая женщина, не часто такое за последние полтора года со мной случалось. Но новогодние подарки на этом не закончились.

За обедом в офицерской комнатке, примыкавшей к большой солдатской столовой, старшина Слабодян, дежуривший по кухне, конфиденциально мне сообщил:

– Ой, что Вы наделали, товарищ лейтенант! Сегодня, как только рассвело, Бондарук велел построить у штаба всех, кто вчера с Вами был, кроме Юрасова, конечно. Велел разуться и заставил босиком по снегу бегать до тех пор, пока не сознаются, что Вы их водкой поили и сами пили.

– Что он совсем, что ли озверел: мороз, ведь, под сорок градусов, – возмутился я.

– Озверел – не озверел, а написали, что в Коченево выпили по стакану.

– Но это же лож, – возмутился я, понимая, что за подвиги еще отвечать придется.

Вот такие Новогодние подарки преподнес Дед Мороз нам всем и каждому.

Самоволка
Рассказ

После окончания института призвали Сашку офицером в Армию на два года. С женой пришлось расстаться не навсегда, конечно. Из родной Москвы пришлось ехать аж в Новосибирск, хорошо, что не в сельскую местность. Должность вроде бы денежная и по специальности, но грязная и утомительная: заместитель командира автороты по технической части. Рота транспортная, то есть машины, грузовики, как на гражданке, каждый день на работу выезжают. По всем уставам и наставлениям Сашка должен и за машины и за солдат ответственность нести. Словом, в чужом городе, по 16 часов на нелюбимой работе, да еще вдали от любимой женщины. Не то, что счастья, минуты радости в сутках не случалось. А выходных у офицера два: один весной, другой – осенью! Некоторым утешением были наряды по ВАИ на сутки, да командировки, обычно с несколькими машинами куда-нибудь в горы.

Для сельского малообразованного парня работа водителем – мечта, исполненное желание, радость среди «тягот и лишений воинской службы». В роте у Чистова – почти сотня водителей, солдат срочной службы. Половина – старослужащие, с новенькими ухоженными машинами, а другая половина – «салаги», за которыми автомобили хоть и закреплены по приказу, но чтобы выехать в город на них, надо столько трудностей преодолеть, что далеко не каждому удавалось. Причина тому чаще всего жесткое противостояние молодых и стариков – дедовщина!

А что такое выехать в город на своем грузовике? В первую очередь – это выбраться за территорию части, на свободу, общаться с новыми людьми. Автомобиль – это и любимая работа на 8 часов, и деньги дополнительные, если немного задержишься, да и знакомства с девчонками: Новосибирск город огромный и многолюдный. Правда, ради света в окошке солдаты частенько в самоволку убегали на ночь. Для некоторых это было временное благополучие, блуд. Но, если кому посчастливится, то увозили ребята с собой в родные места красавиц-невест.

В конце марта 1973 года, ближе к вечеру майор Карпенко ходил по кабинету командира и решал, кого послать в командировку на ремонтный завод. Кого-нибудь из кадровых отправить? Пропьют все, а то еще и в комендатуру попадут. Оправдывайся потом! Да и дела не сделают! Попробовать «двухгодичника» послать? Вот Чистов из Москвы. Этот не пьет, в парке с машинами возится, да с солдатами в казарме. В машинах разбирается, солдаты его уважают. Уж больно простодушный, за все себя ответственным признает, потому и исполнительный: что прикажешь – все выполнит. Майор даже усмехнулся. Письмо с ремонтного завода, как всегда, было ни о чем: Автомобиль номер …, паспорт №…не принят в капитальный ремонт. Причина отказа: не соответствие требованиям… Вопрос, кого посылать в Свердловск, на завод, Карпенко решил в пользу Чистова.

Встреча была короткой. Говорил Карпенко, как всегда отрывистыми фразами и хриплым голосом, стоя в позе боксера, временно опустившего согнутые в локтях руки:

– Там, в Свердловске, наш самосвал, они все в твоей роте. Приемщик не принимает, езжай, надо, что б приняли. Письмо пришло – не соответствует требованиям.

Он прервался. Подошел к сейфу, открыл его, сунул руку внутрь, достал письмо, пачку денег. Чистов не поверил глазам: пачка денег в его огромной ладони не «котлетой», а спичечным коробком казалась. Отсчитал, протянул лейтенанту, продолжил, глядя из под лобья:

– Вот, двести рублей, ему дашь, хватит, примет.

Протянутые деньги и письмо лейтенант взял. Быстро вспомнил, что значит «не соответствует». Это либо грязная машина в ремонт ушла, либо – недоукомплектованная, уточнил:

– Когда выезжать? Но взяток я никогда не давал.

– Ну, не взятку, сводишь в ресторан, напоишь, накормишь. А в Свердловск надо уже утром, так что первым самолетом, возьми командировочное и денег, суточные, там, на проезд. Понял? Тогда, кругом – шагом марш! – прохрипел майор.

Выйдя из кабинета, лейтенант невольно вспомнил, как машины месяц назад в автопарке готовились к отправке на капитальный ремонт. Укомплектовывались так, что «комар носу не подточит» – все годное снимали, а негодное ставили, прикручивали, приваривали. Перед погрузкой на платформы хорошенько вымыли, на железной дороге под охрану сдали.

Получая командировочное предписание на 5 дней и деньги на дорогу, суточные, лейтенант думал, как использовать все это богатство. Если разобраться, работа предстояла пустячная, но деликатная. Можно грамотно к ней подойти, уложиться в один день, а лучше, если и деньги останутся. Тогда и время и деньги есть на то, чтобы слетать в Москву, повидаться с такой милой любимой женой и маленьким сыном, хоть «свет в окошке» увидеть. От Новосибирска до Свердловска – это ровно половина дороги к Москве. Самолетом, два часа туда и два – обратно. Начальство даже и не узнает никогда. Главное не попадаться на глаза патрулям: в Москве комендатура строгая, за такую самоволку можно еще и пару лет дисбата схлопотать. Лучше всего на этот случай гражданскую одежду с собой взять, да уж больно тяжело тащить, не охота. Понадеялся на авось. С вечера он приготовил и погладил повседневный мундир, брюки на выпуск, чистую рубашку и галстук, шинель, почистил черные ботинки не форменные на микропорке, а английские на тонкой кожаной подошве.

Был конец марта. В Новосибирске после оттепелей еще лежал слегка почерневший снег. До Толмачево ехать на автобусе – просто удовольствие: утреннее солнышко за окном, морозец! Сашка ощутил радость от всего этого. Там в части все так темно и безрадостно! Впереди целых пять дней относительной свободы. Летать хотелось…

Он и полетел раненько утром из Толмачево до Кольцово. Приземлившись, купил и съел пахучий пирожок с мясом. Перевел часы на местное время. Получилось, что на перелет не затратил ни минуты! На автобусах с одной пересадкой быстренько до завода добрался, как раз к началу рабочего дня. Перед проходной осмотрел себя – вроде все в порядке, не испачкался даже. Через проходную прошел по удостоверению и предписанию, спросил, где приемщик располагается, показали. «Вот такая работа мне нравится», порадовался за себя Сашка.

А когда вышел из двери во двор завода, сразу был неприятно удивлен. Прямо посреди двора, метрах в десяти от ворот увидел свой, из его роты, темно зеленый самосвал с нарисованным белой краской номером на заднем борту. Номер машины в голове командира бессознательно соединялся с фамилией последнего водителя – Умиров, он погиб почти полгода назад. Больше во дворе ни людей, ни техники не было. Молодой лейтенант, чтобы подготовиться к разговору с приемщиком, подошел к машине, осмотрел. Она не грязная, капот веревочкой привязан, чтобы не открылся в пути. Все на месте, только фаркопа нет – это мелочь! Оценил эту промашку рублей в пятьдесят. Тем больше времени и денег останется на самоволку!

Вот с такой предварительной подготовкой зашел Чистов в узкое длинное помещение, еще и перегороженное вдоль прилавком. В правой части народ стоит: военные, гражданские, немного, человек пять. За прилавком, то разговаривая с очередным посетителем, то подходя к столу или к сейфу, находился тот самый приемщик. Лейтенант встал в конце очереди и разглядывал его оценивающе, думая, как построить разговор. Мужчина за прилавком – среднего роста худой, лет сорока. Лицо у него было такое, будто он желудочной болезнью страдал: худое и почти неподвижное. Время от времени он с усилием глотал слюну, при этом морщился, кадык на шее вверх и вниз ходил. Какой с ним ресторан, только денег дать на лекарство! Посетители оканчивали свои разговоры один за другим, сворачивая бумаги, торопливо выходили из помещения. Обстановка подоспела благоприятная: один на один.

Лейтенант достал из портфеля письмо и протянул приемщику с вопросом:

– Если все дело в фаркопе, то мы можем это решить просто, – и полез во внутренний карман шинели за приготовленными еще во дворе пятьюдесятью рублями. Приемщик сразу понял намерения офицера и левой рукой прервал его жест:

– Так Вы из в/ч 96660? Посмотрели машину? Мы ее со двора не стали убирать. Хотите, обратно забирайте, хотите, в порядок приводите. Пойдемте вместе посмотрим!

У Сашки екнуло сердечко. Он намеревался быстренько договориться с приемщиком не только по делу, но и попросить его отметить командировку на три дня вперед, чтобы смотаться в Москву.

Подошли к самосвалу. Приемщик загадочно сказал:

– Смотрели? Посмотрите еще разок!

Лейтенант обошел машину, осмотрел колеса, заглянул под кузов. Даже гидроцилиндр – на месте. Этот ребус ему никак разгадать не удавалось, пожал плечами, глухо спросил, едва удерживая эмоции:

– Все на месте, кроме фаркопа, чего еще не хватает?

– Фаркоп – это ерунда, мы их сами здесь делаем, своя конструкция, – приемщик с гордостью поднял указательный палец, – но есть что-то лишнее, нам чужого не надо! Загляните в кузов!

Сашка, забыв о необходимости содержать в чистоте одежду, вскочил на заднее колесо, ухватился за железный борт самосвала и заглянул внутрь, ожидая увидеть какие-нибудь запасные части или даже целые агрегаты. Но кузов на две трети был заполнен застывшим бетоном! «Вот это да! Слетал в Москву!», Сашка был буквально сражен.

– Не расстраивайтесь, лейтенант, – приемщик взял его под руку, чтобы успокоить и приободрить, – на той стороне улицы есть воинская часть, договоритесь со старшиной, даст он Вам человек пять солдат, за день выдолбят и вон туда на свалку перенесут ваш бетон. Он показал на ворота и на кучу мусора в конце двора.

Сашка решил послушать совета опытного человека и направился прямехонько на противоположную сторону улицы. В проходной попросил дежурного солдатика вызвать старшину. Аккуратно одетый строевой служака, прапорщик, вежливо ответил, что такие услуги его воинская часть проезжим офицерам не оказывает ни за деньги, ни за какие другие блага. Надежда удрать в самоволку постепенно исчезала, подступало уныние. Пока переходил улицу, считал: «если 5 солдат за день, то один – за пять дней, но, ведь, и одного солдата нет!».

Сам Чистов мог только выполнять то, что придумывали другие. Например, чтобы поступить в институт, он целый месяц пытался решать конкурсные задачи по физике и математике, но чаще всего смотрел решения и запоминал их. В институте он учил, зубрил, готовился, писал конспекты. В результате его «академическая справка», которая никого, кроме самого владельца не интересует, содержала на несколько троек меньше, чем у остальных, получавших целых пять лет максимум удовольствий от студенческой жизни. Даже в своем увлечении спортивным туризмом Чистов использовал чужие отчеты и успешно водил друзей по традиционным маршрутам. Другие, более дерзкие, прокладывающие новые маршруты ребята, брали его с собой, ценили за то, что он добросовестно греб, шагал, топтал лыжню, рубил ледорубом ступени, но не ждали от него неординарных предложений.

Осознавая свои возможности, Сашка принял вполне заурядное решение. Вошел через проходную и направился прямо к приемщику, обращаясь твердо:

– У вас найдется какая-нибудь спецодежда и инструмент?

– Откуда? у меня ничего нет, только бумаги, – приемщик даже испугался решительного вида и тона своего клиента, – может у дворника в каптерке что-нибудь есть, она там за свалкой.

– Еще один вопрос. Как только кузов будет свободен, примете самосвал в ремонт? А еще мне позарез надо в Москву. Поставите мне отметку в командировке, что я уехал от Вас не сегодня, а будто бы через три дня? – Сашка доверил свое тайное намерение едва знакомому человеку.

Увидев такое решительное выражение лица, приемщик закивал головой:

– Вы только приезжайте, я сразу отмечу, я всегда здесь, с девяти утра до пяти вечера!

Через полминуты хорошо одетый офицер уже беседовал с дворником в его тесной комнатенке:

– У тебя лом, лопата есть?

Скуластый низкорослый дворник, думая, что этот чистенький офицер хочет заставить его долбить бетон, стал жаловаться на здоровье, а не на отсутствие денег, но показал в угол, где стоял не лом – топор, приваренный к железной трубе. Таким инструментом зимой долбят лед. Там же была прислонена к стене совковая лопата. Чистов весело продолжал наступление:

– Годится! А одежда для работы найдется?

Догадавшись, наконец, что затеял этот пышущий здоровьем парень, дворник начал помогать, чем мог:

– Да, халатик вот есть, а еще тапочки суконные, руковицы, – в его словах явно проступал уральский говорок. Тем временем он уже достал из шкафчика вещи и протянул Сашке.

Переодевание было стремительным. Молодой офицер моментально превратился в оборванца, прячущего свое обнаженное тело в синем халатике, с явно недостаточным количеством пуговиц, но зато был поясок. Вся офицерская одежда лежала на стуле, сложенная по-военному.

– Только я закрываю свою комнату, когда ухожу, а вдруг Вам что потребуется, – запричитал дворник, понимая, что в халатике на дворе можно замерзнуть, простудиться.

Сашка уже приметил навес над курилкой, взял сложенные стопкой офицерские наряды и перевесил через одну руку шинель, зацепил ботинки, портфель. В таком виде, практически раздетый, Сашка шагнул из каптерки и направился в летнюю курилку, ступая на мокрый асфальт суконными тапками. Оставив там одежду, вернулся и взял инструмент. Было холодновато, да еще этот мелкий дождичек! Услышал только вслед:

– Рукавицы-то возьми, а то руки рассадишь…

Оборванец в синем халате и серых суконных тапочках, на ходу хватая рукавицы у дворника из рук, съежившись от холода, подбежал к самосвалу, легкими движениями забросил в кузов лом и лопату, а потом и сам последовал за ними. Взявшись за работу, он еще не был уверен в ее успехе: ему никогда не приходилось долбить монолитно застывшие почти пять тонн бетона. А кому приходилось? Первые несколько ударов были пробными, не сильными, по самой границе металла и бетона. Откололись несколько небольших кусочков. Но это воодушевило Сашку, дало маленькую надежду на успех. Он наносил удары, стараясь сокрушить это препятствие, бил все сильнее, движения становились более размашистыми и мощными. «Не раздолблю, так согреюсь!», кроша ненавистный монолит, шутил он про себя. И действительно ему становилось теплее. Через несколько минут промокший было сатиновый халат, начал испарять влагу. Кусочки бетона разлетались в разные стороны, попадали на волосы, ударялись в веки сощуренных глаз, мелкие серебрящиеся песчинки покрывали убогую одежду чернорабочего. Первые минут двадцать в успех всего предприятия как-то не верилось, хотя отколотые острые камни можно было уже со дна кузова зачерпнуть лопатой. Прежде, чем сделать это, надо решить, а бросать-то куда? Просто на землю – не хорошо сорить в чужом дворе.

В куче мусора нашелся кусок линолеума. Его Сашка, конечно, подстелил на асфальт у заднего левого колеса, но сразу сообразил, что на этом линолеуме отколотую щебенку до свалки не утащить, ковриком служить будет. Осмотрелся. Впереди, по направлению носа автомобиля, стояло одноэтажное длинное строение, цех что ли?

Забежал в широкую дверь, больше похожую на небольшие ворота, и попал в темное, неопределенной длины неширокое помещение. Людей не видать. Повернул и пошел в левую сторону, к тусклому свету, проходящему сквозь окна у самого потолка.

Плохо видимый из-за встречного освещения, почти неслышно появился мужчина в грязной рабочей одежде. Он уже было прошел мимо, вдруг остановился и доверительно спросил:

– Так это ты взялся бетон долбить? На эту машинку уже и удивляться перестали. Стоит и стоит. Я уж подумал, как тебе помочь. Приготовил кувалду 10-ти килограммовую.

– Слушай, – Сашка запнулся, не зная как называть своего благодетеля, – а корыта какого-нибудь здесь не найдется или тачки?

– А ведь есть корыто, мы его подставляем, когда масло надо сливать, – обрадовался рабочий одновременно тому, что может еще чем-нибудь помочь этому сумасшедшему, и тому, что скоро этот железный памятник с середины двора наконец-то уберут.

Спустя пять минут сумасшедший герой был уже вооружен тяжеленной кувалдой с замасленной рукояткой и железным корытом, с прикрепленной к носику проволокой. Проба первого цикла оказалась удачной. Скинув вниз, в корыто все, что удалось отбить топором с трубой, а этого набралось совсем не мало, Сашка удачно отволок бетонный бой на свалку и вернулся обратно. При этом издавался ужасный, но вполне характерный скрежет железа об асфальт, на котором оставались светлые царапины. Спокойно подсчитал: если так работать и двух дней не хватит.

Однако продолжение было уже на новом уровне. Удары тяжеленной кувалдой по краю прочной бетонной массы привели к ошеломляющему результату: появилась пара трещин, в которые можно было проникнуть топором и отделить достаточно крупные глыбы. Напрягая все силы, удалось их обе приподнять до уровня кузова и скинуть в корыто. Прыжок с борта. Теперь уже для перетаскивания груза потребовались все его физические возможности. Жаль, что тележки с колесами на заводе не нашлось. А еще скользили, буквально буксовали, войлочные тапочки. Но появилась надежда, что освободить кузов вполне реально за сегодняшний день.