Текст книги "Всему своё время"

Глава 7

В 1947 году случилась страшная засуха, и урожай был плохим, но в Никольске сильного голода не ощущалось. Кто работал и вёл своё хозяйство, жили в достатке. Однако денег у людей по-прежнему не было. Работали за трудодни и в основном жили за счёт своего хозяйства.

Позднее Александра Ивановича Полоскова отправили в Иркутск на курсы. По возвращении он исполнял обязанности бригадира, а в 1951 году был назначен председателем колхоза «Красный Октябрь». Это был очень ответственный и добросовестный руководитель, вместе с колхозниками принимал участие во всех событиях. Упрямый и волевой человек, Александр Иванович был не очень общительным и старательно избегал больших компаний, стараясь не тратить свободное время понапрасну. Он был истинным мыслителем, тщательно обдумывающим последующие шаги. Сознательно избегал риска и чаще всего использовал проверенные способы достижения цели, но почти всегда их достигал. Утром рано пешком обходил все поля, на утренней планёрке давал поручение бригадирам и звеньевым, которые выполняли его требования беспрекословно. В колхозе была строгая дисциплина, и работали все на совесть. Так как выполняли все поставленные задачи и всегда были в передовых, о колхозе часто писали в газете «Ленская правда».

В 1953 году ушёл из жизни великий вождь пролетариата Иосиф Виссарионович Сталин. Вся страна скорбела и плакала. Однако были и те, кто ненавидел его и от всей души желал его смерти. Ведь он трижды сорвал планы глобалистов по строительству необходимого им общества под их руководством и надзором на русской земле. Сталин до конца своей жизни противостоял проклятому классовому врагу, обыкновенным русофобам, мечтавшим сжечь Россию, как хворост, в пламени новой революции. Он видел их ожесточённые взгляды и при жизни говорил: «На мою могилу нанесут много мусора». Но именно при нём произошёл настоящий переворот и государство Российское обрело несомненные патриотические черты. Пересмотр идеологической работы в массах осуществлялся решительно и целенаправленно, от культурно исторической до религиозной. Русская история и национальная культура из объекта нападок, грязных оскорблений, глумлений вдруг превратилась в объект почитания. С исторической свалки подняли имена Александра Невского, которого продажная протестура называла в угоду троцкистам классовым врагом. Обелены и возвышены имена Кутузова, Суворова. Помимо того Сталин фактически прекратил гонение на церковь. В 1936 году запретил аборты, и при его правлении население выросло на шестьдесят миллионов человек, согласно переписи. В 1943 году восстановил патриаршество.

Но, к сожалению, все эти начинания были свёрнуты уже в хрущёвские годы. Многие служители церкви называют сталинизм промыслом Божьим, Богоданным. Богорождённым вождём России называли они его, поэтому многие люди, стоящие на позиции православия, принимают Сталина до сих пор. Доподлинно неизвестно, по каким причинам он ушёл из жизни в таком раннем возрасте, хотя имеется предположение, что его всё-таки отравили. Однако позднее выяснится, что именно такая жёсткая рука, как сталинская, и должна была править социалистическим строем, который уважает только силу, через которую и достигается железная дисциплина. Его методами правления хорошо воспользовались китайцы, и на сегодняшний день это самое процветающее коммунистическое общество. Первая экономика мира. При расслаблении была рождена коррупция и появились огромные хищения из государственной казны. Да и не только наверху стали воровать. Вся страна тащила, кто что мог украсть, таким образом потихоньку и разграбили Россию. Но об этом – чуть позже.

Пришёл к власти Хрущёв и возомнил себя кукурузным гением. Откуда ему явилась эта губительная идея для сельского промысла, неизвестно, однако многие хозяйства встали на колени. Он прямо-таки взял под контроль ситуацию и принуждал все поля засевать этой ненужной для страны культурой. Местным властям была дана конкретная директива – тщательно проверять каждый участок земли и отслеживать нарушителей указа.

Александр Иванович прекрасно понимал, что обязан сдать государству зерно и картофель. Тогда-то ему и пришла замечательная мысль. Он стал по краям поля сажать кукурузу, а уже остальную землю засаживать необходимыми ресурсами. Городские власти приедут с проверкой, посмотрят: всё по предписанию, кругом кукуруза. Не пойдут же они вглубь поля. Так обманом и выкручивался.

В середине августа начиналась жатва. Первым поспевал овёс. Снопы вязали руками. Сенокосилку превращали в жнейку. Один управлял лошадью, а второй укладывал снопы, женщины их вязали и ставили суслоны[7]7
  Несколько снопов, поставленных в поле для просушки стоймя, колосьями вверх, и покрытых сверху ещё одним снопом. – Прим. ред.


[Закрыть]. В каждый суслон – шесть снопов. Очень тщательно подбирали колоски. Норма на трудодень – семьдесят суслонов пшеницы, а овса – восемьдесят суслонов. Было очень трудно. Суслоны складывали в скирды, а потом возили на гумно, где молотили на зерно, молотилку гоняли лошади, а остальное молотили вручную всю зиму. Зерно делили на трудодни.

После XIX партсъезда за высокие заслуги колхоз «Красный Октябрь» переименовали в колхоз имени XIX партсъезда. В 1954 году в области полеводства высоких производственных показателей достиг колхоз имени XIX партсъезда: зерновых собрали 12,9 центнера с гектара, а урожайность картофеля составила 146 центнеров с гектара. За высокие показатели картофеля председателя Александра Ивановича Полоскова и бригадира Виталия Кузьмича Суранова отправили в Москву на сельскохозяйственную выставку, где им вручили похвальную грамоту. Доярка Анна Суранова из колхоза имени XIX партсъезда только за февраль 1955 года от одиннадцати коров надоила 1521 литр молока.

Александр Иванович решил купить бывший дом Василия Мяконьких, где располагалась контора. Контора должна быть в центре деревни, а не на краю. Кузнец Иван Пуляев приплыл на плоту из Киренги и жил в арендуемом доме. Обстоятельства складывались удачно, и Александр Иванович предложил ему выкупить на двоих контору, распилить на две половины. Для одной семьи дом был слишком велик. В 1957 году план сработал. Дом был пятистенный. Одну часть забрал Иван Пуляев и поставил чуть выше по улице вглубь деревни. Часть Александра Ивановича осталась на месте, он сделал в ней ремонт. Выкинул русскую печь, и печник сложил другую, более современную. На месте распила сделал веранду. Поставил новые ворота и в 1958 году перевёз в него семью. Контора сначала была в доме Валентины Фарковой, а после переехала во вторую половину хомутарки.

Раньше план давали по всему. Столько-то надо сдать свинины, столько-то – говядины, столько-то – яиц, столько-то – кур, столько-то – молока. Зерно выращивали, картошку, и на всё был план. Никольские крестьяне легко справлялись с поставленными задачами.

Там, где сейчас у Анатолия Васильевича гараж, во время войны была школа. Затем сделали столярный цех, в котором Дмитрий Михайлович Суранов делал сани, деревянные колёса и телеги. Степан Иннокентьевич Мяконьких и Иван Алексеевич Полосков, отец Бори «Паи», помогали ему. А когда в ограде сделали конюшню на шестьдесят четыре лошади, помещение переоборудовали в хомутарку. В стену деревянные гвозди вбили в шахматном порядке, над каждым – имя лошади, и вешали на них хомуты и другие конные приспособления.

Шитики тоже делали сами в Никольске, типа собственная мини-судоверфь была. Вниз до Бубнова сплавлялись, а обратно на лошадь надевали хомут, привязывали верёвками к шитику, и она его тащила вверх по реке до деревни.

Скот-молодняк угоняли в Бубновку, в которой были дворы, и скот там жил всю зиму. Там были полосы полей, которые засевали пшеницей. Зерно надо было сдать в заготзерно. Что было по краям полос, косили на сено. Копны возили дети пяти-шести лет, лишь бы на коня могли залезть. Подрос маленько – на грабли, с граблей уже косить.

Глава 8

Павел Семёнович Тимофеев в 30-е годы работал директором Киренского ФЗУ Директором Красноармейского завода был назначен в середине 1945 года. Шёл первый послевоенный год, но ещё предстояла война с Японией, и фронтовики возвращались только те, кто стал инвалидом. Но и многие из них уже устраивались на работу в плавсостав и цеха. Как и прежде, пассажирский флот работал на перевозке пассажиров и почты строго по графику. Хватало работы и буксирному флоту. Впереди была послевоенная зима, и забот не убавилось. Флот, как всегда, нужно было готовить к следующей навигации. И директор Тимофеев принимал все меры к его подготовке.

В этой должности Павел Семёнович отработал один год, а затем был избран председателем Киренского городского совета депутатов трудящихся и работал в этой должности несколько лет. Завод принял Виктор Петрович Стяжанин. Начал он свой трудовой путь маслёнщиком на Красноармейском заводе в 1934 году, после окончания Киренского ФЗУ. Полученные в училище знания, а главное, его стремление познать как можно больше в выбранной профессии позволили ему за короткий срок освоить сложное машинное хозяйство судна и стать механиком парохода «Диктатор», а затем парохода «Каландаришвили».

Работая механиком, Виктор Петрович проявил незаурядные качества организатора и руководителя. В 1940 году он был назначен директором Осетровской судоверфи деревянного судостроения и проработал там всю войну, обеспечивая строительство деревянных барж разной грузоподъёмности.

В 1946 году руководство Ленского пароходства назначило его директором Красноармейского завода. Было трудное послевоенное время. Надо было приводить в порядок хозяйство и приписной флот, который требовался для перевозки генеральных грузов для восстановления народного хозяйства Якутии и северных районов Иркутской области.

В период его руководства заводом начались сборка и установка механизмов, парового котла, обустройство надстройки четвёртого пассажирского парохода «Ленинград», корпус которого был перевезён в 1941 году из Жигалово и простоял семь лет.

Георгию Григорьевичу Житову тоже очень нравился флот. После войны он окончил Киренское ФЗУ, но судьба распорядилась иначе. До войны и после неё на месте школы № 1 стояла одноэтажная казарма. Уже позже это здание отдали школе и добавили второй этаж. В ней жили солдаты войск НКВД и проходили военную подготовку. Они выполняли страшные задачи, а конкретно: ездили в город Бодайбо расстреливать неугодных советскому руководству граждан ещё до войны. В сквере Свободы был плац для строевых действий, где служащие оттачивали строевой шаг к Маршу победы. Георгий пацаном часто с друзьями приходил понаблюдать за солдатами, мечтал стать воином и в конце 40-х годов поступил в НКВД на службу. Было ему тогда восемнадцать лет. Майор Фёдор Иванович Корнилов взял его под опеку, и однажды между ними состоялась беседа. Житов в ту ночь стоял на посту, когда вошёл выпивший майор и пригласил его в каптёрку. Поставил на стол самогон и усадил напротив себя молодого человека.

– Мне нельзя, я на посту, – сказал Георгий.

– Да и не надо, – натянуто улыбнулся Корнилов. – Просто составь мне компанию. – Видно было, что его что-то беспокоит и возникла острая необходимость высказаться, выплеснуть мучившую его тревогу. Он наполнил гранёный стакан и залпом его осушил, занюхал рукавом и закурил. – Тебе известно, что наше ведомство имеет много подводных течений? – вдруг произнёс он. – Тайные службы окружают повсюду нас. То, что мы делаем, исходит оттуда, – и приложил палец к губам. – Только не болтай никому лишнего – и будешь жить.

Георгий глянул на него подозрительно и ничего не ответил. Да и что он мог сказать на тот момент? Неискушённый и необстрелянный молодой человек просто слушал в недоумении, к чему этот разговор и куда клонит собеседник. Корнилов налил ещё половину стакана, выпил, вновь, занюхав рукавом, закурил и чуть слышно продолжил:

– Чтобы укрепить страну, нам пришлось прибегнуть к ужасному решению. А именно – перемешать все народы: прибалтов, украинцев и другие нации вывезли силой в Сибирь и на Север. На тех землях у них остались родные, они с ними будут поддерживать связь, приезжать в гости, и, таким образом, скоро всё перемешается и станет единой Россией.

– Здорово! – восхитился Георгий.

– Здорово-то оно здорово, но знаешь, сколько мы угнали за пределы Киренского района трудового народа на Витим? Не знаешь, а я тебе расскажу, что здесь творилось до войны. – Фёдор Иванович так говорил, словно хотел кого-то обвинить в чём-то непристойном. Он смотрел Георгию прямо в глаза, и взгляд его наполнялся влагой. Ему было сложно говорить, но он всё же произносил слова, превозмогая внутреннюю боль. – Времена были ужасные. Доносчики приносили каждый день всё новые и новые списки врагов народа. А ведь они все были моими земляками, и я их всех знал с самого детства. Мы не успевали их вывозить в иркутскую тюрьму. А приговоры выносились быстро, и мест для заключённых в наших камерах перестало хватать. Вот и взяло руководство разрешение расстреливать прямо на месте. Я тогда был определён в могильную группу. Было нас пять человек. И мы по ночам копали яму в одной из камер на сто человек. Часть всё-таки тайно вывезли ночью на Польскую, а остальных прямо в тюрьме закопали. Представляешь? Закопали прямо там, и они там до сих пор лежат. Выводили из камер по ночам и расстреливали. Стены толстые, имели слабую звукопроницаемость. Поэтому в других камерах ничего слышно не было. Начальство некоторых наших сотрудников назначило палачами, и они в коридоре их расстреливали. После чего уже мы тела сбрасывали в камеру, где была нами же и выкопана яма. Стреляли из мелкокалиберного пистолета системы Коровина. А кого-то прямо арматурами палачи сами же и добивали. Страх одолевал нас за собственные шкуры. Ведь ясно, что в конце акции нас не помилуют и уберут как прямых свидетелей кровавого ремесла. Но Господь смилостивился. Взяли с каждого подписку о неразглашении государственной тайны, и после этого мы просто молча косились друг на друга, и всё. Уже после войны пошёл на повышение. А люди до сих пор там, в подвале, – с горьким сожалением повторил Корнилов ещё раз. – Вот такие страшные времена были.

Георгию нечего было добавить, так как он был не на шутку шокирован подобной информацией. Корнилов слил в стакан остатки самогона, выпил и опять закурил.

– Кроме того, в конце войны начали по всей стране строить трудовые лагеря. Ведь надо как-то отстраивать заново разрушенную страну, а где столько денег взять на оплату работягам? Вот и решили за счёт заключённых. Фактически это бесплатная рабочая сила. Ведь их можно кормить просроченными военными запасами. Для этого был разработан специальный тюремный закон, который будет внедрён в сознание заключённого с малолетства, и он, придерживаясь его канона, будет всю жизнь возвращаться в это отдельное государство. Ведь жить после срока он будет по понятиям, а не по закону. В тюрьмах и лагерях будут воспитывать людей по отдельной программе, несущей в себе отчуждение существующей власти и закона. И стала жизнь в преступных обществах как у волков. Пока сытно – демократия. Когда наступает голод – скидывают балласт: прогоняют слабых, чего, собственно, и необходимо было нам добиться. Так легче стало ими управлять. Ведь что у волков, что у преступников вожак принимает любое решение, и это выгодно нам. Остальные покоряются, и фактически управление переходит в наши руки. Улавливаешь смысл? – глянул он на Житова. Тот кивнул, и Корнилов продолжил: – Пока вожак сильный – удерживает позиции. Как только слабеет – его сжирают. Как и положено вожаку, он ест лучшее. Лучшие самки – для него. Самое интересное то, что борьба за власть у всех: что у людей, что у животных – происходит одинаково, с особой жестокостью. Но не напрямую с вожаком, так как всё равно либо он умрёт, либо его сменят. Борьба идёт между претендентами, так как они – будущие вожаки, здесь-то мы и должны определить будущего лидера и подмять его под себя заранее. Волк-одиночка сколачивает свою стаю и завоёвывает территорию. Так же, как и лидер-одиночка сколачивает преступное общество и завоёвывает территорию. В детстве наши авторитеты – это наши родители и учителя. Они решают, когда нас наказать, а когда – погладить по головке. Мы привыкаем к этому, и в дальнейшей жизни над нами всегда кто-то стоит. Но, – сделал он паузу, – как говорится, разделяй и властвуй. Поэтому кандальная жизнь поделена на категории и ступени. Блатные и мужики. Активисты и петухи. Отдельными группами управлять легче. Но на каждой ступени свой лидер, и не каждого мы способны принять как авторитета. Все названные сословия в кандальной жизни – враги между собой. Из-за отсутствия единства и достигаются необходимые результаты в управлении, собственно, как и везде. Каждый конкретный уровень преклоняется перед своим лидером, а в целом они все подчинены одному-единственному человеку. Авторитет – это автор правил, по которым живут остальные, а рисуем эти правила мы. В других сферах символом авторитета может быть что угодно. Допустим, важный вид, одежда, дерзость. При желании можно нацепить на себя любой титул. В кандальной жизни всё намного сложнее. Авторитет должен быть хорошо известен своими поступками. Масса должна его хорошо знать, бояться и уважать. Преступники, которых мы сами же и лепим, должны постоянно возвращаться в свой дом и работать годами за хлеб и жильё. Но этими людьми должен кто-то управлять, кого они будут беспрекословно слушаться. Для этого наши люди проходят специальную подготовку и становятся преступниками, завоёвывают авторитет и внедряют нужные нам правила в этом необычном мире. Это словно отдельное государство, в котором есть свои правила, условия, закон, в конце концов, и там нашими аналитиками проводятся различные эксперименты по созданию законов в стране. Если эксперимент пройдёт отлично, значит, его можно внедрить в стране; если нет, значит, думаем дальше. Да и, допустим, на Колыму ведь самостоятельно никто не поедет, а её надо осваивать. Для этого тоже есть политические стороны, противоречащие советской власти. Не хотят принять общепринятые правила – пусть осваивают новые земли, а чтобы жизнь малиной не казалась, в придаток им уголовников, а уж те, поверь мне, заставят их работать. А вообще преступники ещё выгодны нам потому, что они создают много рабочих мест. Милиция, прокуратура, адвокатура, работники тюрем и лагерей. Ведь в нашей стране все должны трудиться. – Корнилов замолчал и о чём-то задумался, смотря в одну точку на полу. Но вскоре встрепенулся, словно о чём-то вспомнил. – Ладно, – он поднялся, – пойду до тётки Колесниковой, возьму ещё самогона, а ты возвращайся на пост и не болтай лишнего, – и покинул казарму.

Житова очень заинтересовал рассказ Корнилова. Когда он уже состоял на службе в НКВД и часто находился в отделении, однажды залез в документы и стал в них рыться в надежде найти что-то, подтверждающее слова майора. Как-то именно в один из таких моментов в кабинет вошёл старшина и, заметив его за листанием какого-то дела, ничего не сказал и вышел из кабинета. Через несколько дней Житова под предлогом (от имени партии) перевели в Нижнеудинск. Там он попал в команду, которая занималась уничтожением довоенных уголовных дел. Они в ночь вывозили за город дела и сжигали их. Некоторые Житов успевал прочитать и в ужасе хватался за голову, в которой не укладывалось, что происходило в те времена. Сколько же было людей, несогласных с советской властью. В итоге он не выдержал, уволился и вернулся в Киренск. По возвращении решил устроиться по специальности на Красноармейский завод. Пришёл в отдел кадров, женщина глянула в трудовую книжку и сказала:

– Зайдите сначала к директору, Ивану Фёдоровичу Разгильдяеву, на собеседование, – и вернула документ.

Житов вошёл в кабинет, поздоровался и подал документы.

– Та-а-ак, – протянул Иван Фёдорович. – Военный, значит?

– Так точно, – ответил Житов.

– Хорошо. Значит, дисциплина есть. Ты присаживайся, не стой. Я свой трудовой путь начал маслёнщиком ещё на глотовском пароходе «Тайга». Затем механиком парохода «Якут» был, потом – первым помощником механика парохода «Пропагандист», а после – механиком парохода «Киренск», – вдруг начал рассказывать собственную биографию директор. Житов занял стул недалеко от директора и внимательно слушал. А Иван Фёдорович продолжал: – В тысяча девятьсот тридцать первом году назначили меня директором Киренской школы ФЗУ Под моим руководством Ленский флот получал хороших, трудолюбивых специалистов, с рабочей закалкой, патриотов! – акцентировал он последнее слово. – В тысяча девятьсот тридцать втором году мы выпустили знаменитого лётчика, командира полка, дивизии Георгия Михайловича Корзенникова. Слыхал о таком? – с гордостью спросил он.

– Да, конечно, – ответил Житов.

– А наша футбольная команда! – восхищённо произнёс Иван Фёдорович и сразу же продолжил: – Она ведь одна из лучших была в городе в те времена. Мне пришлось поработать и на Соляновских мастерских директором. Времена были трудные и непредсказуемые. Затем меня назначили директором Алексеевского затона Лензолотофлота. Шла Великая Отечественная война. Стране требовалось золото. Много золота, – сделал он акцент на слове «много». – На речников возлагалась ответственная задача по доставке грузов. Но мы делали всё, чтобы золотые прииски Ленского бассейна получали все к ним идущие грузы и продовольствие вовремя. С 1948 года нахожусь в должности директора здесь. За это время завод достроил и пустил в навигацию пассажирский пароход «Ленинград». Только через пять лет Советский Союз оправился от разрушительной, опустошительной войны, и тогда на стапелях завода начались сборка и обустройство новых буксирных пароходов семьсот тридцать второго проекта, и первым вышел пароход «Байкал». В пятьдесят третьем году мы начали строительство нового Бубновского отстоя.

В его речи Житов обратил внимание на то, что Иван Фёдорович относится с уважением к рабочему человеку, что он, конечно же, оценил. Иван Фёдорович подписал заявление и подал Житову:

– Ну, шагай в отдел кадров, пусть тебя оформляют. Будем сообща, все вместе поднимать завод.

Выйдя из кабинета, Житов вернулся в отдел кадров и устроился на работу. Так чуть ли не всю жизнь и проходил в навигацию.