Текст книги "Звонкий ветер странствий"

Егор нарвал несколько пышных пучков высокой светло-зелёной травы и сложил их – единой горкой – на плоской вершине невысокого холма. Они долго – минут сорок-пятьдесят – просидели, крепко обнявшись, на этом холме, подставляя разгорячённые лица под прохладные и ласковые порывы ветерка, до рези в глазах вглядываясь в загадочные, светло-голубые дали…

Вдруг, Санька насторожилась и, чуть отстранившись, тревожно завертела платиновой головой во все стороны:

– Саша, слышишь? Перестук конских копыт! Ну, как же… Вот же! Ага, точно скачут… Видишь, три маленькие точки двигаются по узкой лощине? Будешь ещё спорить со мной? Будешь?

– Не буду! – почти искренне заверил жену Егор и, неторопливо достав из-за голенища сапога подзорную трубу, навёл её в нужном направлении.

Через две-три минуты он удивлённо передёрнул плечами и, передавая Саньке оптический прибор, сообщил:

– Представляешь, один из всадников – наш Фролка Иванов! А другие два – совершенно непонятно кто: в каких-то широченных дурацких штанах и пёстрых жилетках, с чёрными шляпами на головах.

– Точно – Фрол! – согласилась Сашенция. – Только ничего странного в этом я не вижу, подполковник Иванов всегда обожал верховую езду. Вот, видимо, нашёл себе компаньонов из местных жителей, да и отправился на променад – подышать свежим осенним воздухом. Он же, если ты не забыл, и испанский язык знает неплохо. Так что, всё полностью понятно! Мы с тобой пешком отправились на прогулку, а Фролка – верхом…

Они ещё час-другой гуляли по осенней апрельской пампе, неторопливо переходя с одного невысокого холма на другой.

Неожиданно с той стороны, где скрылись Фрол и его неизвестные спутники, послышались звуки далёких выстрелов.

– Очень похоже на настоящую перестрелку! – хладнокровно сообщила Санька.

Егор внимательно огляделся по сторонам – в трёхстах метрах от них находилась небольшая рощица, смотрящаяся на фоне бескрайней южноамериканской равнины крохотным тёмно-зелёным островком.

– Туда! – энергично махнул он рукой и быстро зашагал к роще, увлекая Саньку за собой.

Это была не трусость, а элементарная осторожность – совершенно незнакомая страна, звуки бойкой перестрелки, жена рядом…

Они залегли в зарослях какого-то невысокого кустарника, напоминающего самый обычный русский боярышник, только с непривычно крупными – размером с приличную осеннюю морковку – ярко-рубиновыми плодами.

– И долго мы тут собрались валяться? – недовольным и слегка капризным голосом спросила Сашенция, зло отмахиваясь от москитов, которые, очевидно, облюбовали эту рощицу в качестве надёжного убежища от прохладного северного ветерка.

– Ты, дорогая, куда-то торопишься, спешишь? – деланно удивился Егор. – Полежим здесь минут тридцать-пятьдесят, отдохнём, понаблюдаем…

Ждать долго не пришлось. Уже через десять-двенадцать минут из-за ближайшего холма, вершина которого была густо покрыта зеленовато-фиолетовыми зарослями чертополоха, показалась прихрамывающая гнедая лошадка, несущая сразу двух седоков. Одним из них был Фрол Иванов, а другим… Второй всадник оказался женщиной, которая сидела на крупе лошади позади Фролки, крепко обхватив его руками. Лицо дамы было спрятано за широкой спиной спутника, поэтому возраст незнакомки определить сходу было невозможно, только длинные, иссиня-чёрные волосы плавно колыхались на ветру.

«Видимо, стильную чёрную шляпу барышня потеряла где-то», – предположил наблюдательный внутренний голос. – «А, может, просто пулей сбило. Вон, правая брючина у дамы вся в крови, да и лошадка знатно перемазана кровушкой… Кстати, эта романтическая парочка, очень похоже, тоже намеривается спрятаться в роще. Что же, как говорится, в тесноте, да не в обиде…».

Гнедая лошадь, не доскакав до спасительного тёмно-зелёного островка совсем чуть-чуть, остановилась и, болезненно заржав, медленно опустилась на согнутые в коленях передние ноги. Надо отдать подполковнику Иванову должное – извернувшись самым невероятным образом, он первым соскользнул с лошади и прежде, чем та окончательно завалилась на бок, успел подхватить под мышки раненую напарницу и оттащить её на несколько метров в сторону. Но это было и всё, что он успел сделать…

Из-за вершины холма, безжалостно приминая высокий чертополох, показались два всадника на рослых каурых конях. Всадники были одетые очень изысканно и, даже, с лёгким привкусом пижонства: белоснежные рубашки с кружевными воротниками и манжетами, чёрные, расшитые золотыми и серебряными нитями жилетки, высокие кавалерийские сапоги прекрасно выделанной кожи с посеребрёнными шпорами, аккуратные тёмно-коричневые шляпы, яркие шейные платки.

Фрол, выпустив из рук девушку, выпрямился во весь рост, сжимая в одной руке солидный нож, а в другой – японскую метательную звёздочку.

«Понятное дело, пистолеты-то разряжены у наших голубков!», – пояснил проницательный внутренний голос.

– Фрол, это я! – в меру громко, но так, чтобы его не услышали приближающиеся всадники, до которых было порядка ста семидесяти метров, прокричал по-русски Егор. – Бросить нож и звёздочку, опуститься на колени и поднять руки вверх! Выполнять, подполковник!

Воинская дисциплина – великое дело. Для тех, кто понимает, конечно… Вот, и Фролка Иванов, заслышав голос многолетнего армейского начальника и не раздумывая ни секунды, поспешил выполнить приказ – тут же отбросил нож и метательную звёздочку в разные стороны, торопливо опустился на колени и вскинул вверх руки, демонстрируя всем желающим пустые ладони, не обременённые оружием. Его раненая спутница, которую, похоже, покинула последняя надежда, тоненько и протяжно завыла, пряча лицо в жёлто-пожухлой траве осенней пампы.

– Мой – правый, твой, соответственно, левый, – браво подмигнув жене, негромко сообщил Егор и привычно взвёл тугой курок пистолета.

Подъехавших всадников-пижонов картинка, представшая перед их взорами, откровенно порадовала. Они тут же гадко и глумливо заржали – словно племенные жеребцы в самом соку – после чего дружно соскочили с коней, оживлённо и чуть сердито переговариваясь о чём-то по-испански между собой.

«Понятное дело, спорят – кому из них первым пользовать смазливую черноволосую девицу. Хотя, вполне возможно, просто сожалеют о том, что барышне скользящим выстрелом повредило ногу. Может, у них был конкретный заказ: выкрасть и доставить эту аргентинскую амазонку – целой и невредимой – некоему важному клиенту?», – печально вздохнул жалостливый внутренний голос. – «Всё равно – наивные и глупые! Тут впору молиться, готовясь, так сказать, предстать пред светлыми очами Создателя, а они…».

Егор тщательно прицелился и мягко надавил на спусковой курок. Пуля попала правому нарядно одетому кавалеру прямо между его сердитых глаз, не оставляя их обладателю ни малейшего шанса на продолжение земной жизни… Сашенция же – поочерёдно – разрядила в свою мишень оба пистолетных ствола.

– Ты, Саня, как маленькая! – недовольным голосом пожурил жену Егор. – Зачем было два раза стрелять? А если – прямо сейчас – из-за этого холма появятся очередные неизвестные противники? Что тогда будем делать, а? В таких случаях надо каждый пистолетный заряд трепетно беречь! Через четыре месяца тебе, дорогая, уже двадцать семь лет исполнится, а ведёшь себя иногда – как сопливая и неразумная девчонка…

– Ну, извини, мой повелитель! – тут же обиженно надулась Сашенция, которой совершенно не нравились любые разговоры, связанные с её почтенным (как ей казалось) возрастом. – Обязательно постараюсь исправиться…

Егор поморщился, справедливо подозревая, что это неосторожное высказывание ещё боком ему выйдет – холодным и ни на что не реагирующим боком – в супружеской постели. Тихонько и покаянно вздохнул, он запихал за кожаный пояс – под длинным и широким пончо – пистолет и выбрался из густого кустарника на просторы южноамериканской пампы.

Оба модника-идальго неподвижно застыли на земле, глядя остекленевшими глазами в бездонное светло-голубое небо.

«В весьма живописных позах застыли голубчики, хоть снимай на камеру и вставляй в среднестатистический голливудский боевик», – криво усмехнувшись, предложил предприимчивый внутренний голос.

Каурые кони свежих покойников, шарахнувшись при звуках выстрелов метров на семьдесят-восемьдесят в сторону, преспокойно пощипывали невысокую травку. А Фролка Иванов осторожно придерживал за плечи черноволосую девушку, которая что-то горячо втолковывала ему на испанском языке, указывая тоненьким пальчиком то на трупы неизвестных кавалеров, то на их коней, то на тёмно-зелёную рощу.

Девица была очень миленькой, хотя характерный разрез глаз и смуглая кожа указывали на то, что среди её ближайших предков присутствовали и коренные жители пампы, то есть, южноамериканские индейцы. А, вот, одета она была немного странно. Так в двадцать первом веке одевались североамериканские ковбои – всё в тех же голливудских боевиках и вестернах: широченные штаны с разрезами по бокам (разрезы были застёгнуты на редкие деревянные пуговицы) и короткая замшевая куртка, щедро – во многих местах – покрытая длинной бахромой. Под курткой виднелась обычная холщовая блуза неопределённого цвета, длинную и стройную шею девушки украшал чёрный шёлковый платок, завязанный небрежным узлом.

«Ну, вылитая Исидора Коварубио – из великого романа Майна Рида «Всадник без головы!», – уверенно заявил начитанный (в школьные годы) внутренний голос. – «Только молоденькая такая Исидора, лет шестнадцати-семнадцати от роду…».

Егор осторожно тронул Фрола за плечо:

– Подполковник, не тяни кота за хвост! Быстренько перетолмачивай указания прекрасной амазонки.

Фролка, громко сглотнув слюну, начал дисциплинированно переводить:

– Исида говорит («Надо же – и точно – Исидора!» – восторженно удивился внутренний голос), что трупы надо аккуратно закопать в роще, уничтожив все следы, а лошадей необходимо срочно стреножить, пока они не ускакали на асьенду…

– Разреши, дорогой, теперь я немного покомандую? В смысле, твоя верная, но неразумная жена-старушка? – поинтересовалась Сашенция подчёркнуто нежным и медовым голоском. – Спасибо, милый, за оказанное высокое доверие… Значится так! («От тебя, братец, нахваталась всяких словечек!», – не удержался от ехидной реплики внутренний голос). Фрол, первым делом, сам и займись этими коняшками. Ты же у нас известный лошадник, если я не ошибаюсь? Вот, и займись. Подмани их к себе, стреножь надёжно… А вы, любезный сэр командор, возьмите на себя, пожалуйста, похороны этих модников. Надеюсь, вас это не сильно затруднит? Оттащите хладные трупы в рощицу. Только предварительно выкопайте там, Светлейший князь, две могилки. Сбросьте туда мёртвые тела, тщательно закопайте. А сверху, если вам нетрудно, посадите какие-нибудь кустики, или – ещё лучше – деревца.… Я же пока перевяжу рану на стройном бедре нашей черноволосой и загадочной нимфы. Ты, Фролка, втолкуй ей, что, мол, я тётенька добрая, хотя и старая. То бишь, совершенно не кусаюсь.… Ещё, Александр Данилович, не в службу, а в дружбу: порвите кружевные рубахи – наших с вами общих покойников – на бинты. Если, конечно же, это вам, милостивый мой государь, не в тягость.… Ну, чего стоим? Кого ждём? Форверст, господа! Форверст!

Поздним вечером весь руководящий состав экспедиции – кроме тех, кто был задействован на срочных текущих делах и работах – собрался на внеочередное совещание в просторном зале заштатной припортовой таверны, носившей короткое, но гордое и ёмкое наименование – «Портеньо[23]23
  Портеньо (исп.) – сейчас в Аргентине этим словом называют коренных жителей Буэнос-Айреса.


[Закрыть]». Сидели себе тихонечко, выпивали-закусывали, ждали возвращения Фролки Иванова.

Наконец, появился Фрол – усталый, но довольный и бесконечно счастливый. Вошёл в трактирчик, зачем-то ладонями старательно отряхнул колени, снял сюртук и повесил его на старый, слегка позеленевший медный гвоздь, вбитый в оштукатуренную стенку заведения. Молча, прошёл к столу, набулькал из бутылки синего стекла рома в ёмкий оловянный стаканчик, медленно выцедил, довольно крякнул, обтёр ладонью аккуратные пшеничные усы и жадно впился белоснежными зубами в кусок варёной говядины.

– Ну, подполковник, рассказывай! – дождавшись, когда подчинённый слегка насытится, велел Егор. – Что это за черноволосая девица? Кем были – в земной и бренной жизни – те два хладных трупа, которых мне пришлось хоронить лично? Давай, давай, оторвись на минутку от говядины, никуда она не убежит. В этой стране, похоже, говядина – самое любимое и часто встречающееся блюдо…

Фролка послушно отодвинул тарелку в сторону и, мечтательно вздохнув, приступил к повествованию:

– Эти благословенные края называются – «Аргентина». Ну, в том смысле, что здесь – по идее – должно быть очень много серебра. Правда, при этом не уточняется, кому конкретно пришла в голову эта великолепная и смелая идея. Потому как серебра здесь почти и нет, так, только сплошные крохи и слёзы… Может, цвет воды реки Ла-Плата тому виной? Ну, в плане названия? Короче говоря, во всём это серебро, которого и нет, и виновато… Лет так сто пятьдесят тому назад в эти места съехалось, в том смысле, что приплыло, очень много народа. Целая куча. В первую очередь, конечно, испанцы. Но хватало и португальцев, да и голландцев с англичанами… Заложили они здесь крепкие фермерские хозяйства, навезли из Европы породистых коров, лошадей, буйволов, коз, баранов… Идея была тривиальна и проста – как английский серебряный шиллинг. Для того чтобы полноценно и решительно продвинуться вглубь континента, было необходимо иметь за спиной крепкие базы. Продовольственные, в том числе… Опять же, успешные золотодобытчики (и серебродобытчики), как правило, люди очень щедрые, и всё необходимое покупают, не торгуясь, по бешеным ценам… Но случился всеобщий и грандиозный облом! Ну, не обнаружилось в Аргентине стоящих рудников и россыпей, богатых драгоценными металлами. Зато, всё это отыскалось – в немалом избытке – в чилийских и перуанских горах и предгорьях. Европейские переселенцы постепенно стали перебираться на постоянное место жительства в эти страны. А, что было делать с коровами, баранами и прочим скотом? Не с собой же брать? Понятное дело, что выносливые лошади в долгих походах нужны и необходимы, да и свежая говядина пригодится. Но большую часть парнокопытных животных (по выражению Александра Даниловича) переселенцы бросали, разгоняя по пампе. Одичавший рогатый скот и лошади очень быстро размножались и чувствовали себя на аргентинских равнинах просто превосходно. Для травоядных (по выражению Александра Даниловича) здесь идеальная среда и климат, так сказать… И тогда в пампу пришли бродяги – самых разных национальностей – бедные, как худые церковные крысы. Чтобы не умереть от голода, они отлавливали всех этих полудиких лошадей, буйволов и коров и загоняли их на наспех огороженные территории. Так в Аргентине появились ранчо и гаучо – вольная и свободолюбивая разновидность людей, упрямо не признающая общепринятых устоев. Мораль у гаучо проста: – «Мы были никому не нужны. Когда наши дети пухли от голода, то никто не помог, не протянул даже куска хлеба, все презрительно отворачивались в сторону. Мы всего добились сами, только собственными руками, безо всякой помощи со стороны. Поэтому, теперь мы ничего никому не должны! Мы живём, как хотим, и никто не имеет права вмешиваться в нашу жизнь!». Кстати, в переводе с языка местных индейцев племени кечуа, слово «хуачу» означает – «сирота»…

– Как романтично! – восхитилась трепетная и мечтательная Сашенция. – Значит, эта твоя черноволосая Исида будет из гаучо?

– Потомственная, в третьем поколении! – с гордостью подтвердил Фрол. – Её прабабушка была чистокровной индианкой из древнего племени тупи.

– А эти двое – в белоснежных рубахах? Ну, те, которые – нынче – хладные трупы? – поинтересовался Егор.

– Этих деятелей здесь называют – «кабальерос», – помрачнел Иванов. – Понимаете, далеко не все крупные плантаторы и скотопромышленники перебрались в Чили и Перу. Примерно только половина. Остальные, естественно, остались здесь. Пока, по крайней мере… Так вот, оставшиеся богачи – кабальерос, как я уже сказал – считают себя местными единоличными хозяевами. Ну, образно выражаясь, как это любит делать наш Александр Данилович, «хозяевами жизни». Это в том смысле, что весь брошенный и самостоятельно размножившийся в пампе скот безраздельно принадлежит только им. Поскольку они благородны, знатны и богаты… Какие такие гаучо? Ещё не хватало, чтобы бездомный бродяги – без роду и племени – претендовали на ничейный скот! Сегодня они бесхозных коров, баранов и лошадей себе заберут, а завтра? Завтра они большего захотят, начнут отнимать у людей благородных и всё остальное – асьенды, поместья, дома, земельные наделы…

– Понятная и насквозь знакомая логика, – невесело усмехнулся Егор.

– Вот-вот! Ну, естественно, гаучо и кабальерос уже целые десятилетия друг с другом общаются сугубо «на ножах». Иногда наступают периоды крепкого перемирия, которые – рано или поздно – завершаются новыми кровавыми войнами. Сейчас, как раз, и наступил период такого обострения, в пампе почти каждый день постреливают… Сегодня кабальерос подло убили троюродного брата Исидоры, её саму ранили. Я Исиду отвёз в деревушку гаучо, что расположена на берегу реки Рио-Рохо[24]24
  Рио-Рохо – в переводе с испанского – розовая река.


[Закрыть]. Вернее, это поселение не является полноценной деревней, так, обычный стационарный полевой лагерь, не более того. Девушка чувствует себя уже гораздо лучше. Горячо благодарит Александру Ивановну за перевязанную ногу, велела и вам, Александр Данилович, кланяться…

«Вообще-то, из прочитанных – ещё в той, старой жизни – книг, известно, что в девятнадцатом веке кабальерос окончательно победят», – с грустью сообщил внутренний голос. – «Тогда Аргентина уже станет независимым и полноценным государством. При этом, естественно, вся власть этим кабальерос и будет принадлежать. Правительственные регулярные войска – это вам не шутки, это очень и очень серьёзно! Гаучо будут побеждены, рассеяны и – в своём большинстве – уничтожены. Ну, а те немногие, что случайно останутся в живых, со временем превратятся в безобидных и жалких клоунов, чьей главной и единственной миссией будет – усердно развлекать заезжих богатых туристов, американских, преимущественно… Да, грустна ты, жизнь, во всех проявлениях своих! Впрочем, мы-то, братец, сейчас живём – в параллельном мире. Так что, чисто теоретически, всё ещё может закончиться совсем, даже, и по-другому… Может быть, и гаучо ещё повезёт…».

Лаудруп же отнёсся к этому происшествию очень серьёзно, прокомментировав всё услышанное так:

– Теперь нам надо дополнительно позаботиться о собственной безопасности. Говорите, что никто ничего не видел? А трупы усопших кабальерос успешно зарыты, и над ними посажено что-то вроде можжевельника? Знаете, уважаемые, всегда и везде найдутся зоркие глаза и чуткие любопытные уши. Всегда и везде, даже в безлюдной пампе…

Понимая, что Людвиг полностью прав, Егор приказал:

– Значится так, господа и дамы! Отныне все легкомысленные прогулки по местным достопримечательностям и ландшафтам – строго запрещены! Теперь передвигаемся только в сопровождении трёх надёжных и хорошо вооружённых бойцов, имеющих при себе солидные запасы пороха и пуль… Далее. Необходимо занять все номера постоялого двора, денег не жалея. Александра Ивановна! – уважительно обратился к жене. – Договорись, пожалуйста, с хозяйкой заведения. У тебя это должно хорошо получиться. Далее, вокруг постоялого двора выставим надёжную и крепкую охрану, бережёного, как известно, Бог бережёт. Ну, охранными делами я займусь сам…

Через трое суток в припортовом поселении вновь появилась Исидора – красивая, весёлая, беззаботная, только чуть-чуть прихрамывающая на правую ногу. Но не одна появилась, а в сопровождении шести здоровенных и молчаливых мужиков, очень похожих – внешним обликом – на классических голливудских ковбоев: подбородки-кувалды, поросшие недельной щетиной, загорелые и крепко продубленные степными ветрами лица, внимательные глаза – хладнокровных и несуетливых убийц, чёрные сигары, вечно зажатые в уголках губ, ну, и всё такое прочее – шляпы, куртки, широченные штаны, пистолеты, шпоры, лассо…

– Это родственники Исиды – дальние и близкие, – чуть смущаясь, пояснил Фролка. – По здешним обычаям не полагается, чтобы незамужняя девушка разговаривала с ухажёром наедине…

– Очень хороший обычай! – умело прикрывая ладошкой ехидную улыбку, согласилась Сашенция. – Правильный такой, уберегающий от всяких неожиданностей. Ладно, ухажёр, иди уже к своей юной амазонке…

Та ещё была картина маслом – по берегу неторопливо следовала, стараясь не касаться друг друга руками и плечами, влюблённая парочка, метрах в пятнадцати впереди от которой гордо шествовали три хмурые, до самых зубов вооружённые личности, ну, и такая же солидная троица замыкала походную колонну. – Описаться можно! – негромко прыскала в ладошку смешливая Светлейшая княгиня. – Вот же, придумщики! Интересно, а если эта черноволосая красотка выйдет замуж за нашего Фрола, то и мрачная шестёрка гаучо тоже поплывёт с нами?

– Это совсем, даже, и не худший вариант! – совершенно серьёзно ответил Егор. – Я, вот, другого опасаюсь. Как бы прекрасная Исидора не уговорила подполковника Иванова – навсегда остаться в этой загадочной пампе… А, что? Здесь очень красиво, нашим детям, кстати, в Аргентине тоже очень нравится…

Поздней ночью в дверь их номера кто-то бешено застучал кулаком, и голос Фролки Иванова стал старательно сеять вокруг зёрна пошлой паники:

– Александр Данилович, вставай! Беда! Всё пропало…

Егор мгновенно отомкнул щеколду, приоткрыл дверь и, сонно щурясь на свет масляного фонаря в руках подчинённого, недовольно зашипел:

– Чего орёшь, морда? Ополоумел? Детей, ведь, разбудишь и заиками сделаешь… Успокоился быстро. Ну, кому сказано? Успокоился и внятно доложил.

– Там это…, – тихонько и жалобно заныл Фрол. – Мальчишка-пеон прискакал от Рио-Рохо. Незадолго до рассвета – в час волка – на лагерь гаучо налетели кабальерос. Человек семьдесят-восемьдесят, во главе с братьями Гонсалесами, местными заправилами… Почти всех гаучо перебили. А мою Исиду и её отца… Их похитили!