Текст книги "Звонкий ветер странствий"

А в буро-кофейных речных водах творилось что-то невообразимое – рядом с плотами «кипели» два водяных котла, во все стороны летели крупные, ярко-красные брызги.

– Это пираньи обедают, – невозмутимо пояснил Ванька Ухов. – Одного кабальеро Людвиг стрелой срезал, он в воду-то и свалился. А я второму, который низенький, кинжал всадил точно в сердце, да и тоже в воду сбросил, чтобы времени не тратить на закапывание трупа… Давай, командир, и твоего длинного определим туда же, для полного комплекта?

Закончив перевязку Фролкиного раненого плеча, Егор обеспокоено осмотрелся по сторонам:

– А где же эти – индейцы-гребцы?

– Шустрые ребята! – непонятно вздохнул Лаудруп. – Как только заварушка началась, они тут же выпрыгнули на берег и с такой скоростью припустили… Сейчас, наверное, уже половину пампы пересекли. Ну, оно и неплохо. Хватит уже, пожалуй, трупов. А вёслами работать мы и сами умеем неплохо…

– Всё, соратники! – объявил Егор. – Рассаживаемся в трофейную пирогу и быстро отчаливаем!

Лодка оказалась очень ходкой, и – уже под вечер – они, оплыв суда эскадры, причалили к портовому пирсу. Жаркая встреча, поцелуи, слёзы радости…

Коротко рассказав об основных итогах воинского рейда в самое сердце аргентинской пампы, Егор приказал:

– Необходимо всем срочно, прямо сейчас, перебазироваться на корабли эскадры. Хозяйке постоялого двора, понятное дело, надо щедро заплатить, чтобы она не обижалась и не держала на нас зла. Завтра, прервав все ремонтные работы и срочно пополнив запасы продовольствия и питьевой воды, мы покидаем гостеприимные воды великой Ла-Платы… Видите ли, рано или поздно (а может быть, уже и завтра?), Диего Гонсалес поймёт (узнает, вычислит), кто убил его любимого брата, да и прочих соратников и слуг. А у этого сеньора в Буэнос-Айресе, наверняка, найдётся целая куча дальних родственников и добрых друзей. Зачем нам сейчас нужны полномасштабные военные действия?

Когда они заново обустраивались на борту «Святого Дунстана», Санька тихонько шепнула ему на ухо:

– Саша, а Фролка-то Иванов на берегу определился ночевать, да и все вещи его остались на постоялом дворе…

– Ничего, я с ним завтра переговорю, с самого утра, – пообещал Егор.

С самого утра поговорить не получилось, срочные дела навалились нещадно – денежные, снабженческие, прочие… Только уже перед самым обедом Егор выкроил свободные полчаса и предложил Фролу:

– Ну, подполковник, потолкуем немного?

– Потолкуем! – покладисто согласился Иванов. – Но, господин командор, может, до пампы дойдём? Чтобы и мы никого не отвлекали, да и нам, чтобы, никто не мешал…

Пампа встретила их чистой и звенящей тишиной, да пёстрым ковром разноцветных опавших листьев. В бездонном голубом небе – прямо над их головами – крохотными точками кружили орланы.

– Ты, Александр Данилович, обо всём уже, наверняка, догадался? – неуверенно и чуть напряжённо спросил Фролка.

– Остаёшься здесь?

– Извини, господин командор, но – остаюсь… Хочешь знать – по каким причинам? Или тебе это совсем не интересно?

– Почему же, очень даже интересно! – искренне заверил Егор. – Давай, рассказывай, подполковник.

Фролка тяжело вздохнул, зачарованно вглядываясь в прекрасные и таинственные пейзажи аргентинской пампы:

– Во-первых, это из-за Исиды. Не может она – прямо сейчас – покинуть Аргентину. Обязана отомстить за отца, да и за других своих родственников, погибших там, в лагере гаучо, на излучине Рио-Рохо. Пока жив подлый Диего Гонсалес – не будет ей покоя. Нельзя оставлять в живых кровных врагов, достойных смерти… Такой, вот, старинный обычай есть у южно-американских гаучо.

– Хороший обычай, – согласно кивнул головой Егор. – Продолжай!

– А, во-вторых, это сама Аргентина – славная бело-голубая страна… Полюбил я её, командир, всем своим сердцем. Эту бескрайнюю пампу, буро-лимонные листья платанов, воздух – с лёгкой горчинкой… Да, и покойный Джо Тупи просил меня помочь гаучо в их благородной борьбе с кабальерос…

– И это тоже понятно! – криво усмехнулся Егор. – Но, ведь, если я не ошибаюсь, есть и «в-третьих»?

После двухминутной паузы Фролка покаянно выдавил из себя:

– Помнишь, командир, когда мы отплывали от Василевского острова, ты мимоходом обронил, что, мол, царь Пётр мог запросто и своего человека послать вместе с экспедицией? Чтобы надзирать, места разведать, где бешеное золото лежит…

– Ну, помню.

– Так это я и есть, тот надзирающий! Ты, уж, Данилыч, извини, что так получилось… Всё Матти, Матильда, Снежная Королева – как ты называл её. Не знаю, как так получилось, но я полностью находился под её властью… И, очень похоже, что не я один. Вот, и Пётр Алексеевич тоже, судя по всему, попал под её влияние. По многим делам и вопросам он совета тайно спрашивал у Матильды… Чары, может, какие? Что она велела, то я и делал, особо не рассуждая… Только, когда мы уже подошли к английскому Плимуту, шторка с моего разума стала постепенно спадать, снова вернулась способность самостоятельно мыслить, рассуждать… А потом я встретил Исидору… Эх, что долго говорить! Прости, уж, ты меня, Александр Данилович! Прости и прощай! Тебе же самому будет спокойней, если я, подлый предатель – пусть, и бывший – останусь здесь…

Егор беззлобно подмигнул Фролу и, тепло похлопав по плечу, огорошил:

– Не бери, подполковник, лишнего в голову и не переживай по-пустому! У тебя ещё вся жизнь, полная героических поступков и благородных свершений, впереди. Удачи тебе, первый аргентинский гаучо – русский по рождению! Может, мы ещё и встретимся…

Глава семнадцатая
Мне мыс Монах, облупленный и гордый…

Покинув залив Ла-Плата – одноимённый с великой Серебряной рекой – корабли эскадры бодро, благодаря попутному течению и попутным же ветрам, уверенно продвигались на юг. Уже в середине мая они пересекли знаменитый тропик Козерога и взяли курс на пролив Магеллана.

Правда, стоит отметить, что этому важному решению предшествовали долгие обсуждения и жаркие споры.

– Извините, сэр командор, но места, по которым нам совсем скоро предстоит идти, мне весьма плохо знакомы, только по отрывочным рассказам знакомых шкиперов, – честно признался Людвиг Лаудруп. – Но и эти заслуженные морские волки здесь никогда не бывали, а всего лишь, в свою очередь, слышали о них от друзей, приятелей и хороших знакомых. Так что, сами, наверно, понимаете.… Да и карт-то толковых у меня нет, только, вот, эта, – датчанин смущённо выложил на стол обрывок старого светло-коричневого пергамента, добытого – с кровью – в английском Плимуте.

Егор без должного почтения относился к точности и достоверности карт, которых ему доводилось здесь – и в семнадцатом, и в восемнадцатом веках – видеть, но то, что было изображено на этом мятом куске старого пергамента и картой-то, даже, с большой натяжкой, назвать было нельзя. Так, некий укрупнённый план, заполненный разными геометрическими фигурами.

«Очевидно, что большой, небрежно обрубленный снизу треугольник – это южноамериканский континент, маленький треугольник, отделённый от первого узкой неровной полосой, естественно, остров Огненная Земля», – начал старательно подсказывать вежливый внутренний голос. – «А крохотные ромбики, треугольники, кружки и овалы – это, надо понимать, второстепенные острова и островки…».

Лаудруп, видя недоумение Егора, извинительно вздохнул и приступил к пространным объяснениям:

– Выйти в Тихий океан можно лишь двумя путями. Либо, обогнув американский континент с юга, либо, пройдя – между Южной Америкой и островом Огненная Земля – этим узким проливом, который в прежние времена назывался проливом Онз-Миль-Вьерж, а нынче именуется Магеллановым проливом. У каждого из этих вариантов есть и свои большие плюсы, и свои же существенные минусы.

– Давай, адмирал, излагай! – подбодрил датчанина Егор. – Я всё пойму, тем более что уже много слышал об этих местах…

«И не только слышал, но и двухсерийный научно-популярный фильм смотрел!», – неслышно для окружающих дополнил внутренний голос. – «В далёком и славном двадцать первом веке, понятное дело, ясный вечер…».

Людвиг невозмутимо раскурил фарфоровую голландскую трубку и задумчиво продолжил:

– Казалось бы, что самое простое – это плыть прямо на юг и огибать мыс Горн, крайнюю точку Южной Америки…

– Названный так в честь голландской деревушки Горн, из которой был родом шкипер Якоб Ле Мер, первым обогнувший этот знаменитый мыс, – не удержавшись, тщеславно блеснул Егор энциклопедическими знаниями.

– Верно! – слегка удивившись такой осведомлённости командора, согласился Лаудруп. – Но у этого легендарного мыса есть и второе, всем хорошо известное название – мыс Бурь. И, как рассказывают уважаемые люди, это совершенно правильное название. Особенно, если на дворе, вернее, на море, стоит поздняя осень или зима. А какое время года у нас сейчас за иллюминаторами? По местным понятиям – как раз – ранняя зима… Ни один десяток кораблей уже попали в эту коварную ловушку. Огибаешь – при устойчивом северном ветре – мыс Бурь, проклятый всеми Богами планеты, и, вдруг, ветер резко затихает, а потом, и вовсе, меняется на южный. На скалах этого мыса-убийцы нашли свой печальный конец многие сотни отважных и смелых моряков…

– Ну, а какие интересные сюрпризы таит в себе Магелланов пролив? – скорчив кислую мину, спросил Егор.

– Если честно, то у этого варианта гораздо больше преимуществ, чем недостатков. Длина пролива чуть меньше четырёхсот миль. Глубина, всё по тем же рассказам, просто отличная. Ширина – в самом узком месте – около трети мили. По берегам пролива имеется много источников отличной пресной воды, в тамошних лесах в изобилии водится разная дичь, есть удобные бухты для ночных стоянок… Сюрпризы и недостатки? Извилистый и относительно узкий маршрут. При сильном южном, юго-западном и западном ветрах, если держишь курс из Атлантики в Тихий океан, то галсами под парусами не походишь – или плотно сядешь на мель, или налетишь на высокие скалы. Мне один знакомый голландец рассказывал, что однажды бриг его хорошего приятеля застрял посередине Магелланова пролива на два с половиной месяца, отстаиваясь в удобной боковой бухте. Но, так и не дождавшись нужных ветров, вынужден был вернуться обратно – в Атлантический океан…

Пребывая в сильной задумчивости, Егор машинально продекламировал один короткий стишок неизвестного автора, вычитанный им в двадцать первом веке – в интернетовском альманахе «Снежный ком»:

Мне мыс Монах, Облупленный и гордый, Сказал, что скоро я Услышу, Как зазвенят костров тугие солнца – На мысе Горн.

– Очень хорошее стихотворение! – серьёзно одобрил Лаудруп. – Только, вот, что это ещё – за мыс «Монах»? Нет на всём этом побережье мыса с таким названием! Хоть на русском языке, хоть на английском, хоть на испанском. Мыс Сан-Диего есть, мыс Обмана, он же – мыс Обманный Горн – есть…

– Не обращай внимания, Людвиг! Это я так, просто пришлось к слову, – невесело усмехнулся Егор, после чего – очень серьёзно и аргументировано – объявил окончательное решение:

– Следуем в Тихий океан – Магеллановым проливом! Это гораздо безопаснее, а с нами – маленькие дети… Не будем рисковать лишний раз. Потеряем месяц-другой – не страшно. Это, ведь, не смертельно…

В первых числах июня месяца корабли эскадры, пользуясь свежим восточным ветром, уверенно вошли в Магелланов пролив. Потянулись бесконечные низкие и песчаные берега, покрытые невысокими хвойными лесами – с редким вкраплением лиственных деревьев.

Через тридцать пять миль после входа в пролив окружающийся пейзаж кардинально изменился – место низеньких песчаных дюн заняли высоченные гранитные скалы, покрытые редкими, но очень высокими соснами и буками, а на юго-западе показались далёкие гигантские горы, чьи вершины были увенчаны шапками белых снегов.

Вокруг было пустынно, и только уже ближе к вечеру на дальних высоких скалах затеплилось несколько ярких костров.

– Наверное, это местные жители, – предположила Гертруда Лаудруп. – Кажется, их называют – «инакен».

– Инакен – это общее, укрупнённое название! – тут же с видимым удовольствием уточнила всезнающая Санька. – Я читала в королевской стокгольмской библиотеке (пока вы, любезные, занимались погрузкой на наши корабли всякой всячины), что в этих местах проживаю туземцы многих племён: патагонцы, арауканы, техуэльче, чайхи…

На ночёвку корабли дружно бросили якоря в тихой полукруглой бухте, ненавязчиво вдающейся в скалистый северный берег. Матросы – по совету Лаудрупа – дружно занялись рыбной ловлей, которая оказалось на удивление успешной. Дети восторженно и дружно визжали, наблюдая, как крупные серебристые рыбины отчаянно прыгали по доскам палубы «Святого Дунстана».

Внезапно всё вокруг погрузилось в серую и мрачную полумглу.

– Ой, как страшно! – испуганно охнула маленькая Лиза Бровкина. – Что же это такое делается, тётя Санечка?

– Ничего страшного, милая! – успокоила Сашенция, нежно целуя девочку в бледный лобик. – Это просто тень. Солнышко ещё не легло спать за горизонт, но над нами нависают очень высокие скалы, вот, весь пролив и оказался – в тени…

– Надо же, какая она серая и страшная – эта Тень! – с уважением протянула Лиза.

А потом день окончательно угас, пришло время бесконечно-чёрной ночи. Безоблачное южно-американское небо тут же покрылось неправдоподобно густой и изысканной паутиной ярких созвездий.

– Папа, а Южный Крест – он же здесь – самый главный? – заворожённым шёпотом спросил сын Петька.

– Самый главный! – подтвердил Егор.

– А зачем он нужен? – поинтересовалась Катенька. – Ну, вообще, зачем?

– Людвиг! – громко прокричал Егор в ночную черноту.

– Я здесь! – прилетел ответ через две секунды.

– А зачем нам нужен Южный Крест?

– Нам?

– Ну, и всем другим…

– Он указывает смелым морякам путь к Южному полюсу. Правда, до этого полюса так никто ещё и не добрался…

– Папка! – тут же хором завопили дети. – А давай, мы первыми доберёмся до Южного полюса? Ну, давай! Хотя бы попробуем…

– Завтра попробуете! – непреклонно расставил всё на свои места строгий Санькин голос. – А сейчас – всем спать! Немедленно!

Ранним утром следующего дня эскадра тронулась дальше. Корабли уверенно – один за другим – продвигались на запад, лавируя, чтобы лучше поймать светло-бежевыми парусами прерывистые порывы северо-восточного ветра. Когда суда плавно поворачивали под гранитными скалами южного берега, то иногда верхушки корабельных мачт слегка задевали за ветви буков и сосен, неосторожно склонявшихся над тёмно-синими водами. Через каждые пять-семь миль в пролив – по обоим его берегам – впадали реки и речки, над устьями которых шумно кружили неисчислимые стаи водоплавающих птиц, в основном, диких гусей и уток.

Ближе к обеденному времени по правому борту (на северном берегу) показались какие-то непонятные каменные развалины.

– Наверное, древнее индейское поселение, – предположил Лаудруп.

Неожиданно со стороны развалин прозвучал далёкий ружейный выстрел, за ним последовал второй.

– По северному берегу бежит человек и размахивает руками! – доложил из марсовой бочки матрос.

Лаудруп, внимательно понаблюдав с минуту за берегом через подзорную трубу, уверенно скомандовал:

– Поднять сигнал об экстренной остановке! Шкоты стравливать, стакселя выбирать, грот взять на риф! Шлюпку приготовить к спуску!

Через тридцать-сорок минут на борт «Святого Дунстана» поднялся новый пассажир – черноволосый и чернобородый пожилой дядечка с худым и измождённым лицом, одетый в некогда нарядную и изысканную дворянскую одежду, теперь превратившуюся в жалкие и неэстетичные лохмотья.

– Дон Аугусто Сервантес! – торжественно и напыщенно представился оборванец, рассыпаясь в элегантных поклонах и приседаниях перед Санькой и Гертрудой, после чего бойко и радостно что-то зачастил по-испански, изредка удивлённо поглядывая на странный флаг – с изображением белой златоглазой кошки. Впрочем, очень быстро сообразив, что испанский язык популярностью на этом бриге не пользуется, он тут же перешёл на классическую матросскую смесь ломанного голландского и ломанного английского – с частыми вставками португальских словечек.

Секунд через двадцать Сашенция от души возмутилась:

– Какое-то издевательство – над всеми языками сразу! Я, конечно же, уже стала настоящей морской волчицей. Но не до такой же степени! Извините меня покорно, однако я почти ничего не понимаю…

Гертруда Лаудруп, имевшая солидную практику плаваний на разных морских судах, принялась старательно переводить выступление дона Аугусто на всем понятный классический английский:

– Эти развалины – ещё совсем недавно – были городом. Вернее, укреплённым испанским поселением с громким и славным именем – Сан-Филипп. Этому полувоенному городку уже более ста двадцати лет. Количество жителей в нём никогда не было постоянной величиной. В лучшие годы здесь проживало три-четыре сотни человек, в худшие – жалкие единицы. Места тут такие – дикие, мрачные и своеобразные… Наш дон Сервантес пришёл в эти края почти двенадцать лет назад, в составе большого испанского отряда под руководством коменданте Фернандо Кастельяно. В отряде было более ста тридцати вооружённых молодых мужчин и порядка пятидесяти женщин и детей. Испанцы подновили обветшавшие городские стены, тщательно отремонтировали старые дома и заложили новые, начали разводить скот, сажать рожь, пшеницу и картофель, потихоньку мыть золотой песок в реках и ручьях, обустраивать новые шурфы и штольни в старинных серебряных рудниках.… И тут на Сан-Филипп и его несчастных жителей обрушились – нескончаемой чередой – всевозможные беды, – Гертруда принялась поочерёдно загибать пальцы на руках: – Неурожай, падёж скота, двухлетняя засуха, следом за ней – бесконечные дожди, грязевые потоки, сходящие с гор, пожары, нашествие странных прыгающих жуков, съедающих все посевы. Население городка начало неуклонно сокращаться – одни умерли, другие решили вернуться назад, в северо-восточные поселения. В этот момент, воспользовавшись тем обстоятельством, что количество защитников городка уменьшилось примерно в четыре раза, на Сан-Филипп напали подлые техуэльче… Схватка была упорной и жаркой, но силы были – изначально – неравны. Тогда коменданте Кастельяно, прекрасно понимая, что всё уже кончено (техуэльче пленных никогда не берут, даже женщин и детей, предварительно изнасиловав, убивают), спустился с горящим факелом в пороховой погреб и взорвал его. Пороха там было – более чем достаточно, поэтому и взрыв получился – что надо… Дона Сервантеса при взрыве завалило каменной стеной обрушившего дома. Говорит, что остался жив только благодаря какой-то толстой потолочной балке, которую как-то хитро переклинило… Создание к нему вернулось только где-то через сутки. Выбрался наш идальго из-под завала, огляделся – вокруг только трупы, а техуэльче, видимо испугавшись сильного взрыва, тоже ушли… Всё это случилось почти восемь с половиной месяцев назад. Вот, с тех пор он тут и жил – в полном одиночестве… Похоронил дон Аугусто убитых соотечественников, чьи трупы удалось отыскать. Потом построил себе из обломков домов что-то вроде крепкого и большого шалаша. Питался – чем придётся: уток и чирков подбивал при помощи самодельной пращи, ставил верёвочные силки на степных зайцев и лисиц, когда не было другой достойной добычи, то не брезговал и обычными крысами…

– Ой, меня сейчас, кажется, стошнит! – громко заявила впечатлительная и слегка брезгливая Сашенция (патентованная Светлейшая княгиня, как-никак!), после чего засмущалась и, пунцово покраснев, задала вопрос сугубо по делу: – А почему он не ушёл на север? Ну, раз здесь было так голодно?

Пообщавшись пару минут с испанцем, Герда пояснила:

– От этого места до ближайшего населённого пункта будет порядка двухсот двадцати миль. Преодолеть это немаленькое расстояние по здешней гористой местности – без хорошей лошади, оружия и продовольственных припасов – совершенно невозможно. Да и на пути запросто можно напороться на злобных техуэльче или на коварных чайхи. Только патагонцы и арауканы – туземцы мирные и благородные. Относительно благородные, конечно же… Всё, он больше не может говорить. Умоляет, чтобы ему срочно дали поесть и, главное, глотнуть хорошего вина…

– А ещё ему не помешает хороший кусок мыла и побольше тёплой воды, – недовольно наморщив аккуратный носик, покрытый весёлыми светло-рыжими веснушками, ворчливо объявила Сашенция и тут же обратилась с вежливой просьбой к помощнику капитана: – Милый Енсен, не в службу, а в дружбу! Озаботьтесь, пожалуйста, этим важным вопросом! И одёжку благородному идальго надо подобрать приличную. А лохмотья эти – немедленно за борт! Здесь приличный корабль, дети маленькие имеются на борту. Зачем нам нужны южноамериканские вши и блохи? – внимательно посмотрела на Егора и задала совершенно неожиданный и нелогичный вопрос: – Саша, а ты бы прошёл эти двести двадцать миль? Ну, без лошади, оружия и продовольствия?

– Запросто, душа моя! – почти серьёзно ответил Егор. – Если бы знал, что в конце этого маршрута меня ты дожидаешься – несравненная и любящая… Всякие гадкие туземные охламоны? Я бы постарался их – неприкаянных и неразумных – без особой нужды не обижать в дороге…

Ещё через сутки с небольшим состав экспедиции чуть не пополнился ещё двумя необычными и экзотическими особами. «Святой Дунстан» едва повернул за очередной каменистый мыс, как вперёдсмотрящий матрос доложил из марсовой бочки, что им навстречу движется целая флотилия туземных лодок.

Егор торопливо встал из-за раскладного стола (по случаю хорошей погоды в тот день они обедали на открытой палубе), прошёл на нос брига и приник к окуляру подзорной трубы. Впрочем, всё хорошо можно было рассмотреть и невооружённым глазом – до первой утлой лодочки, которая, завидев корабль, тут же стала прижиматься к северному берегу, но направления движения так и не поменяла, было метров двести двадцать, до четырёх других плавсредств, шедших широким фронтом, порядка четырёхсот пятидесяти.

– Это туземцы из племени чайхи, – на своей причудливой лингвистической смеси сообщил вставший рядом с Егором дон Аугусто Сервантес, уже одетый как самый обычный матрос эскадры. – Гонятся за старухами, ясный полдень.

– Зачем – гонятся за старухами? – удивлённо спросил Егор, неохотно отрываясь от оптического приспособления, изготовленного искусными бельгийскими мастерами.

– Чтобы их съесть, конечно же. Сейчас зима, голод, пришло время старух.

– Енсен! – прервав вопросы, подозвал к себе Егор помощника капитана.

– Я здесь, сэр командор!

– Наши носовые пушки заряжены?

– Обе, сэр! Картечными гранатами, сэр!

– Приготовиться к стрельбе! Как только передовой челн минует «Дунстан», тут же пальните по остальным лодкам. Но так, чтобы только напугать, без всякого членовредительства. Пусть гранаты рванут чуть в стороне… После выстрелов – орудия незамедлительно перезарядить! Вам ясна задача, Енсен?

– Всё будет исполнено, сэр!

Егор снова поднёс подзорную трубу к левому глазу. В передовой крохотной лодчонке, действительно, находились две пожилые и седовласые женщины, одетые в некое подобие плащей из шкур гуанако (по крайней мере, так решил самоуверенный внутренний голос), мехом наружу. Старушки, чьи тёмные и морщинистые лица были щедро покрыты красными и синими татуировками, усердно работали короткими вёслами, изредка испуганно посматривая на корабль белых людей.

Один за другим прозвучали два пушечных выстрела, и Егор сразу же перевёл подзорную трубу в сторону основной лодочной флотилии туземцев, до которой оставалось уже немногим более ста пятидесяти метров. Четыре лодки – гораздо более длинные и солидные по сравнению с утлым челноком старушек – остановились, развернувшись боками.

В трёх лодках размещалось по два туземца, в четвёртой – самой длинной и широкой – кроме двух гребцом присутствовал ещё и важный толстощёкий старик, седая шевелюра которого была обмотана широкой полоской ткани с закрепленными на ней пышными – белыми и чёрными – птичьими перьями. Все гребцы – ужасно худые, тощие и субтильные – были одеты в бесформенные и уродливые накидки, сшитые из каких-то странных шкур, тускло блестевших под солнечными лучами.

«Может, из шкур выдры?», – предположил любознательный внутренний голос.

А, вот, пожилой и толстощёкий спутник гребцов был облачён в добротный и солидный плащ чёрной кожи.

«Конечно же, тутошний вождь! – уверенно заявил политически-подкованный внутренний голос. – «Щёки толстые, медно-красная морда – наглая до неприличия. А шкуры, из которых пошит его стильный плащик, не иначе, как тюленьи или нерпичьи…».

Вождь величественно поднялся на ноги, держась одной рукой за плечо гребца, сидящего перед ним, другую же руку торжественно вытянул по направлению к «Дунстану» (который, кстати, продолжал медленно двигаться вперёд), и разразился громкой, ясно слышимой руганью на незнакомом и очень тягучем языке.

– Ну, и что надо этому упитанному клоуну? – обернулся Егор к дону Сервантесу – И, вообще, какого чёрта они – после пушечных выстрелов – не улепётывают со всех ног, трусливо поджав подлые обезьяньи хвосты?

– Белые не вмешиваются в дела туземцев, туземцы – в дела белых, – нервно пожал плечами испанец. – Естественно, если нет большой войны. Этому правилу уже больше ста лет. Правильное такое правило. По крайней мере, никто пока не жаловался. Вот, этот почтенный чайхи и удивляется происходящему. Да, если честно, и не он один… Действительно, сэр командор («Надо же, благородный идальго запомнил, братец, твоё высокое звание!» – до слёз умилился внутренний голос), зачем вам сдались эти старухи?

Егор, проигнорировав последние слова испанца, отдал помощнику капитана «Святого Дунстана» очередной приказ:

– Енсен, пальните по этим дикарям ещё разок! Пусть пушкари немного сместят прицелы… Только чуть-чуть, Енсен, не увлекайтесь!

Прозвучал новый пушечный залп. Лодки туземцев тут же торопливо повернули назад. В смысле, только три лодки. Да и плотной фигуры, облачённой в чёрный плащ тюленьей кожи, в этих лодках не наблюдалось…

– Извините, сэр командор, но азартные артиллеристы, похоже, немного перестарались, – покаянно сообщил помощник капитана. – Пушечные прицелы – грубы и несовершенны… Моя вина, извините…

– Напротив, Енсен, – довольно усмехнулся Егор. – Вы выполнили мой приказ чётко и досконально. Никаких существенных нарушений я не заметил. Благодарю – за безупречную службу!

Женский ангельский голосок («Наша Сашенция, понятное дело!» – подсказал внутренний голос) не заставил себя долго ждать, заявив:

– Вы, уж, высокородные господа, извините меня! Но зачем, собственно, нам сдались эти две несимпатичные бабушки? Вот, у них-то точно всяких блох, вшей и прочих насекомых – в длинных свалявшихся лохмах – и не сосчитать.… Нет, благородные мои кавалеры, пусть старушек «Артур» забирает на борт, или там – «Буйвол». Почему мы должны опять отдуваться за всех?

И точно, пожилые туземки, трудолюбиво работая вёслами, резко развернули допотопную посудину и, покорно опустив головы вниз, направили хлипкий челн к борту «Святого Дунстана».

– Благородный идальго, – Егор выжидательно посмотрел на Сервантеса. – Объясните-ка мне эту притчу – о бабушкиных временах.

– Всё просто, сэр командор, – охотно откликнулся дон Аугусто. – Чайхи – самые отсталые туземцы из всех здешних племён. Скотоводством и земледелием они не занимаются, их любимая охотничья добыча – речные и озёрные выдры, из шкур которых они и шьют свои уродливые зимние одежды. А летом все чайхи – как мужчины, так и женщины – ходят совсем без одежд. Даже, бесстыдники такие, набедренных повязок не носят… Чайхи никогда не моются, мол, чтобы не спугнуть удачу. Хотя, какая это удача – жить такой скотской жизнью? Да, голодными зимами у этих дикарей принято кушать старых женщин. Умерщвляют несчастных, держа их лица над дымными кострами, пока бабушки не задохнуться. Причём, прирученных собак чайхи съедают только тогда, когда заканчиваются старухи… Почему установлена такая странная очерёдность? Ну, это очень просто. Собаки, ведь, ловят речных выдр и степных крыс, а старухи – нет… Кроме того, многие считают, что зима и голод – это лишь предлог, просто этим изуверам очень нравится человечье мясо…

Егор задумчиво поморщился и, ловя на себе тревожные Санькины взгляды, поинтересовался:

– Уважаемый дон Сервантес, вы, случаем, не владеете ли языком этих странных и несимпатичных чайхи?

– Так, только в самых общих чертах. Не более того.

– Тогда поинтересуйтесь, пожалуйста, у пожилых леди – а какого дьявола им надо от нас? Может, бабушки хотят, чтобы мы их немного подвезли – подальше от этих недобрых мест? Если это так, то пусть пристают к «Буйволу», который следует за «Святым Дунстаном». Мы поднимем на мачте соответствующие сигнальные флаги…

Испанец, свесившись над корабельным бортом, пару минут пообщался с беззубыми старухами, одна из которых крепко держала в морщинистых ладонях утяжелённый конец линя, ловко сброшенного в лодку предусмотрительным Енсеном.

– Бабушки – как вы, сэр командор, их называете – слёзно просят, чтобы мы разрешили им плыть дальше, – сообщил дон Сервантес. – А ещё – чтобы мы, злыдни такие, больше не стреляли в их любимых сыновей, внуков и в прочих родственников.

– А куда сейчас направляются пожилые сеньоры? – деланно поинтересовался Егор.

– Проплывут ещё миль двадцать-тридцать на восток, выберутся на южный берег и спрячутся в диких горах. Дождутся сытного лета и вернутся обратно в племя. Ухаживать за маленькими правнуками.

– Ну, и пусть себе следуют, куда хотят, – весело подмигнув Саньке, решил Егор. – Уговаривать и расстраиваться не будем…

Утром следующего дня «Святой Дунстан», по-прежнему следовавший первым, миновал тёмно-синие воды бухты Сан-Николас. Пролив значимо расширился, над высокими мачтами брига закружили – в причудливом хороводе – несколько сотен грязно-белых, наглых и голосистых чаек.

– Уже совсем скоро мы выйдем в Тихий океан! – взволнованно объявил Лаудруп. – Я раньше и мечтать не мог, что когда-нибудь буду ходить на моём стареньком «Короле» по этим загадочным и благословенным водам…

Неожиданно рядом с бригом сильно плеснуло, перед глазами людей, собравшихся на капитанском помосте, промелькнуло длиннющее чёрное тело, и «Дунстан» тут же сильно завалился на правый борт. Егор едва успел одной рукой ухватиться за бронзовую скобу, вбитую в деревянное ограждение помоста, а другой – поймать за шиворот Саньку, которая не смогла удержаться на ногах и собралась пошло падать.

– Это, наверняка, синий кит! – восторженно объявила начитанная и любознательная Сашенция. – Да, вы не бойтесь, господа! Эти животные очень большие. Длинной бывают до тридцати пяти метров, а весом – до нескольких тысяч пудов. Но синие киты, они мирные, и никогда не нападают на корабли…