Текст книги "Чукотский вестерн"

Глава двадцать шестая
Момент истины

Ник поднялся с камушка и пошёл следом за проводником к Холодному ручью, напевающему без устали свои странные песенки.

– Ну что, начальник? Давай, как договаривались. Я своё обещание выполнил, до лагеря довёл, твоя очередь теперь – отдавай папку с моим «делом»…. Или обманул, не отдашь?

– Отдам, конечно, – усмехнулся Ник. – Только немного попозже.

Обезьян нахмурился и сплюнул в сторону:

– Вот ведь, всегда так с вами, ментонами, никогда всю правду не говорите, никогда своих обещаний до конца не выполняете.

– Не горячись, Леонид Григорьевич, – посоветовал Ник. – Ты сам рассуди: брошу я сейчас эту папку в костёр, и что? Куда ты пойдёшь – без денег, без документов?

– Куда надо, туда и пойду, всё равно выбора нет, – пробурчал сквозь зубы Обезьян.

Ник достал из кармана гимнастёрки сложенный вдвое лист бумаги, из брючного кармана – толстую пачку денег, улыбнулся:

– Как видишь, есть выбор. Ты мне в одном деле помогаешь, я тебе справку даю – для получения нормального паспорта, денег, сколько тебе и за пять лет не заработать. И дело-то копеечное, пустяшное совсем. Так что, думай, голова садовая, думай.

– Чего надо-то?

– Пустяки просто. Доедем с тобой до одного ручья, называется – Жаркий, вода в нём теплее, чем в других. Покажешь этот ручей, обратно с тобой вернёмся, тут всё обещанное и получишь. Дальше – тебе решать. Делай, чего душа пожелает, без ограничений и советов.

– Доедем до ручья, развернёмся и вернёмся обратно?

– Так точно.

– Не, не пойдёт, – ещё больше помрачнел Обезьян. – Как только возле ручья остановимся, так сразу всех и пристрелят, и документов не спросят.

– Кто это – пристрелит?

– А Бог его знает – кто. Охраняют устье Жаркого, это точно. Год назад с Петром Петровичем там ехали, жарко стало, вода в радиаторе начала закипать, думаю, остановлюсь, зачерпну из этого ручья водички. Не разрешил Пётр Петрович, ругаться начал. «Не смей никогда, если жить хочешь, возле этого ручья останавливаться!», – велел. Вот так оно.

– Куда это вы ездили – вместе с Петром Петровичем? – вкрадчиво спросил Ник, понимая, что совсем близок к разгадке.

– Да там дальше, километрах в тридцати от ручья, есть рыбацкая деревушка одна. Пыжмой прозывается. В той деревушке сельпо имеется, в нём Лидия Николаевна директрисой трудится. Видная такая женщина, кровь с молоком. Вот к ней-то товарища капитана я и возил пару-тройку раз. То ли амуры между ними были, то ли – другие совсем дела. Чего не знаю, того не знаю. О том они мне не докладали.

Минут на пять Ник взял паузу в разговоре, соображая, что дальше делать.

– Тогда так поступим, – принял окончательное решение. – Ты меня до этой Пыжмы довозишь, знакомишь с этой барышней, Лидией Николаевной, получаешь всё обещанное и сдёргиваешь – на все четыре стороны. Обратно я и сам дорулю, не маленький. Так – устраивает?

– И у этого Жаркого ручья не будем останавливаться? – уточнил Обезьян.

– Не будем.

– Тогда я согласный, вписываюсь. Такой расклад мне нравится…

Утром к Пыжме стартовали. Ник с Обезьяном – в кабине, Айна и Сизый – в кузове, для подстраховки. За старшего в лагере Банкин остался: с установкой дрессировать бойцов нещадно, проводить ученья на предмет возможного штурма лагеря потенциального противника.

Спустились по ручью к морю, по прибрежной гальке снова на юго-запад поехали. Первые минут десять ехали в тишине, потом Обезьяна пробило на душевный разговор:

– Ты интересовался, начальник, как, мол, это я на Чукотку попал. Слушай теперь. Главная опасность на Большой Земле – скука. Работа, дом, работа, всё по расписанию, – и так до самой смерти. Вот, от тоски той и сорвался раз – морду одному гаду по пьянке набил. А может, и не гаду вовсе, а просто – по пьянке. Но три года потом отсидел, от звонка до звонка. Отсидел – вернулся. Немного совсем продержался, с месяц, опять скука заела. Опять что-то учудил: сарайку председателя колхоза нашего сжёг, кажется. Уже пятёрку дали – рецидивист как-никак. Отсидел, ну, думаю, больше я в эти игры не играю. Вот, и завербовался на Чукотку. Здесь хорошо, в смысле – скучать не приходится, всегда при деле, всегда работа какая-то найдётся. Человеком здесь себя чувствую. Только зимой плохо: работы мало совсем, волей-неволей в пьянку срываешься…

Через час Обезьян предупредил:

– Смотри внимательно, начальник. Сейчас через этот твой Жаркий переезжать будем.

С первого взгляда – совсем обычный ручей. Вот только везде вдоль берега пологая коса тянулась, а вокруг места впадения этого ручья в море – холмы из песка и камней насыпаны. Получается, кто-то искусственный фарватер рыл, чтобы судно вплотную к берегу могло подойти? Интересное дело, о многом говорящее…

Вверх по течению ручья посмотрел. Показалось или действительно солнечный лучик отразился от линз бинокля?

Откуда ни возьмись, набежала целая свора злобных собак, значит, деревня где-то рядом. Псы бежали следом за машиной, надсадно лаяли, так и норовили укусить за колёса.

Обезьян с интересом покосился на собак:

– Гляди-ка, какие упитанные. Прям, поросята!

Он резко вывернул руль, раздался громкий визг покрышек, через несколько секунд – собачий визг.

– Что это ещё за фокусы? – рассердился Ник.

– Так ты же своим солдатам запретил охотиться, – невинными глазами посмотрел на него проводник. – А те семеро чалдонишек уже три месяца мясца не видели, пусть уж порадуются, бродяги.

Вышли из кабины, в десяти метрах, в луже крови, лежали две задавленные собаки.

Обезьян подхватил с земли собачьи тушки, передал их сонной Айне, выглянувшей из-под брезента кузова.

Наконец, и в Пыжму въехали: покосившиеся избушки, два серых барака, один из которых сельпо, с десяток чукотских яранг.

Затормозили, чуть не доехав до магазина, не торопясь, с чувством собственного достоинства, вылезли из машины, размяли затёкшие поясницы.

Возле закрытой двери сельпо скромно тёрлись неприметные личности: чукчи разного пола и возраста, несколько откровенных бичей, трое рыбаков в потрёпанных зюйдвестках.

– В чём дело, товарищи? Почему это двери закрыты? – вежливо поинтересовался Ник.

– Так это, обед у них, кушают, – откликнулся один из рыбаков.

Сизый достал из заранее расстегнутой кобуры браунинг, щёлкнул предохранителем:

– НКВД Советского Союза. Даю ровно одну минуту на эвакуацию. Потом начинаю стрелять на поражение. Шементом у меня, собаки Павлова, так вас всех – да во все места…

Народ, даже не оглядываясь, разбежался в разные стороны секунд за десять.

Обезьян постучал в двери, пророкотал добрейшим басом:

– Лидочка Николаевна, открывай! Это я, Леонид, шофёр Петра Петровича…. Открывай, ласточка наша!

Через десять секунд обитая железом дверь приоткрылась, из образовавшей щели выглянул подозрительный карий глаз.

– А это кто ещё с тобой? – поинтересовался недоверчивый голос.

– Так солдатики же. Выпить, понятное дело, хотят.

– Мы взрывчатку, сахар, патроны и тушёнку на Холодный привезли, – козырнул глазу и голосу Ник. – Обратно, в Анадырь, только завтра выезжаем. Вот, думали попариться сегодня в баньке – с устатку, выпить немного. Не сомневайтесь, у нас и деньги имеются, – старательно потряс перед щелью толстой пачкой с купюрами.

Очевидно, последний аргумент оказался решающим, в щели мелькнула пухлая рука, послышался звук вынимаемой из гнезда цепочечной заклёпки, дверь широко распахнулась.

– Проходите, раз приехали, – нелюбезно пригласила пухлая низенькая тётка, облачённая в мятый тёмно-синий халат. Тут же насторожилась: – А куда это все остальные подевались?

– Так нам конкуренты и на фиг не нужны, мы покупатели солидные, оптовые, – совершенно серьёзно заверил директрису Сизый.

Оригинальностью внутренности магазина не отличались: обшарпанный прилавок с лежащими на нём деревянными счётами и стоящим пузатым графином с водой, стеллажи с пакетами, банками и бутылками, на стене – портрет Сталина и толстый настенный календарь.

Ник потянул носом: пахло очень хорошим табаком, точно – не махоркой и не самосадом.

На голове у дородной начальницы размещалась интересная кепочка: прямо бейсболка, по козырьку которой шли совершенно иностранные буковки.

– Меня зовут Лидия Николаевна, – представилась тётка. – А вас, товарищи военные, как кличут?

– Меня – Никита Андреевич, – мягко ответил Ник и хуком справа отправил тётку в глубокий нокаут.

– Что это ты такое творишь, начальник? – искренне возмутился Обезьян.

Ник расстегнул полевой планшет, достал картонную папку с «делом» гражданина Большакова, бросил на стол, сверху добавил справку, пачку денег и, внимательно посмотрев на Обезьяна, криво улыбнулся.

– Всё, Леонид Григорьевич, забирай обещанное и выметайся. Если в ближайшие дни попадёшься мне на глаза – пристрелю. Пшёл вон отсюда!

Обезьян сгрёб в охапку всё, что лежало на столе, включая деревянные счёты, не отрывая от Ника глаз, попятился к выходу, задом толкнул дверь и вывалился наружу.

Сизый усадил всё ещё находящуюся в бессознательном состоянии директрису сельпо на крепкий стул, достал с ближайшего стеллажа моток верёвки, старательно связал пленной руки и ноги, вылил ей на голову полграфина воды, залепил несколько звонких пощечин.

Тётка пришла в себя и испуганно завращала по сторонам круглыми карими глазами.

– Это что – налёт? Деньги в ящики стола возьмите, только, ради Бога, не убивайте…

– Нам деньги не нужны, Торговка. – Ник устало потёр переносицу. – Нам надо знать: сколько сейчас стволов на Жарком ручье? Где посты располагаются? Когда часовых меняют? Пароли? Подходят ли к берегу корабли? Как часто? Когда? Где капитан Курчавый?

– Не пойму – о чём это вы? – директриса явно была не настроена на плодотворное сотрудничество.

Сизый отыскал на стеллаже пассатижи, примерил в руке, несколько раз демонстративно свёл и развёл ручки.

– Туговаты немного, – пожаловался.

– Ничего не скажу, хоть режьте, – отважно заявила Лидия Николаевна.

Айна достала из жестяной коробочки две большие иглы, которые местные рыбаки использовали при изготовлении парусов, равнодушно улыбаясь, подошла к тётке, заглянула ей в глаза.

Тут директрису проняло уже по-настоящему, завертелась на стуле, заверещала тоненько:

– Ой, товарищи, да что же вы творите такое? Я Петру Петровичу буду жаловаться! Он вас всех на каторге сгниёт! Девочка моя хорошая, положи иголочки на место! Не подходи ко мне, мразь чукчанская! Не подходи! А-а-а!

Ника замутило, хотелось закрыть глаза, заткнуть уши и бежать отсюда, не останавливаясь.

– Командир, – понятливо вздохнул Сизый, – шёл бы та на улицу. Погуляй, подыши свежим воздухом, перекури, тут мы и сами управимся…

Ник вышел из душного помещения, уселся на лавочке, закурил.

– Ой, не надо, родимцы! Не надо, я всё скажу! А-а-а! – донеслось через приоткрытую форточку.

Ник выбросил недокуренную папиросу в сторону и отошёл от магазина подальше, к морскому берегу. Уселся на старенький, перевёрнутый дном вверх рыбацкий баркас, стал пересчитывать облака, беззаботно плывущие по северному небу….

На крыльцо магазинчика вышел Сизый – в расстегнутой до пупа гимнастёрке, с окровавленными пассатижами в руках.

Дико, не соображая, где он и что здесь делает, оглянулся по сторонам, перевёл глаза на пассатижи, непонимающе потряс головой и отбросил их далеко в сторону.

Высмотрел Ника и, слегка пошатываясь, двинулся в его сторону, бездумно пиная сапогом пустую консервную банку из-под тушёнки.

– Сердце у этой коровы слабым оказалось, преставилась, зараза, – сообщил, хмуро разглядывая морские волны. – Но много чего интересного успела нарассказать. Прииску на Жарком ручье – уже лет шесть. Летом золото по небу вывозят, на этих стрекозах с моторчиками. В конце августа, перед началом штормов, к устью ручья шхуна подходит, называется – «Норд Стар». Прямо к берегу подходит, там они фарватер искусственный обустроили. Забирает остатки золота, доставляет продовольствие, инструмент, топливо, коллектив меняет. Зимой золото не вывозят, но добычу не прекращают. По весне опять «Норд Стар» приплывает, привозит новую смену, припасы, забирает зимнее золото. Через две недели эту шхуну ждут. Начальство все детали должно по рации подтвердить, а сама база ни с кем самостоятельно на связь выйти не может, перестраховываются, ясен пень. Сейчас на базе двенадцать вооружённых бойцов и восемь штатских, которые в штольне пашут. Все американы, но некоторые по-русски неплохо говорят. А эта Лидия Николаевна давней знакомой Курчавого была, то ли родственницей, то ли полюбовницей. Лопух он полный. Развели его, похоже, как лоха последнего. Вот и всё, что узнать получилось…. Да, командир, случайно рация в чулане нашлась. Нужна нам ещё одна рация? Если что – я принесу, вот только пусть Айна в комнатёнке приберётся немного, проветрит чуть-чуть.

– Рацию забери, конечно, в кузове закрепи надёжно, чтобы не разбилась в дороге, – распорядился Ник. – А когда рацию будешь забирать, там отрывной календарь висит на стене, посмотри, какой у нас сегодня день недели, ну, вторник там, среда. И часы найди на полках, всё равно какие, лишь бы время правильно показывали. Да, ещё: я в углу мешки видел непромокаемые, из нерпичьей кожи, прихвати несколько штук…

– Даю вводную, товарищи, – начал Ник совещание, на котором кроме него присутствовали Лёха, Гешка Банкин, Айна и Зина: – Завтра у нас воскресенье, день для всех нас особо важный, решающий. Именно завтра мы имеем возможность успешно завершить всю операцию, во время проведения которой погибло столько людей, хороших и не очень.

– А почему так важно, что завтра – воскресенье? – полюбопытствовал Банкин.

Ник немного подумал, решая для себя – стоит ли сразу, при всех, выкладывать полную информацию или надо разбить её на части и сообщать каждому по отдельности только адресные детали, касающиеся конкретного исполнителя. Решил всё же сыграть в открытую, потому как безоговорочно доверял всем здесь присутствующим.

– Завтра в пять вечера, по установленному распорядку, радист базы выйдет на специальную волну, будет эфир прослушивать: вдруг, руководство решит выдать новые указания или потребует сводки о выполнении плановых заданий? Ты, Гешка, хорошо запомнил тот голос, что Старым Джимом представлялся? Помнишь, в Анадыре, когда эфир прослушивали?

– Конечно. И запомнил, и сымитировать легко смогу, – радостно сообщил Банкин. – Приметный такой голосок: властный, с жёсткими нотками, очевидно, терпеть не может, когда ему прекословят. Тот ещё субчик, короче говоря.

– Так вот, – продолжил Ник, – я тут набросал на листке текст один, который тебе надо на английский перевести. Вот, слушай: «Здесь Большой Джим, ответьте! Большой Джим вызывает лагерь! «Норд Стар» придёт завтра в семь ноль-ноль утра. Объявляется срочная эвакуация. Уничтожить все бумаги. Лагерь свернуть. Все вещи и желтизну спрятать в штольню. Уничтожить все следы пребывания на поверхности. Штольню законсервировать, закрыть маскировочной сетью, вход – заминировать. Повторяю, начало эвакуации – в семь ноль-ноль утра. Завершение – в семь тридцать! Роджер!»

Гешка напялил на свою щекастую физиономию маску пессимизма:

– Можно и этот текст перевести дословно…. Только надо ли? «Законсервировать» – неоднозначная фраза для достоверного перевода, запросто можно напортачить. Ещё и это – «зеро-зеро», мать его. Да и всё построение текста неправильное. Абсолютно не та манера разговора у нашего Большого Джима. Давай, Никитон, я весь текст, для начала, по-русски перепишу? Смысл полностью сохраню, а стиль и речевые характеристики нашего клиента поменяю?

– Без вопросов, Геша, действуй, – согласился с доводами друга Ник. – Тут главное, чтобы они поверили и все, в полном составе, собрались в семь утра на берегу. А там-то мы их уже встретим, – взял в руки карандаш, достал из полевого планшета чистый лист бумаги. – Двигайтесь поближе ко мне, будем рисовать схему предстоящей атаки…

Было половина пятого вечера, когда три полуторки притормозили на морском берегу, не доехав до Жаркого ручья километров семь.

Выставили боевое охранение, рацию из кузова выгрузили, установили на относительно ровной площадке, предварительно очищенной от камней.

Зина минут двадцать около рации повозилась, крутя разные рукоятки и звонко щёлкая тумблерами.

– Всё готово, вышла на нужную волну! – доложила.

Банкин надел наушники, замер возле микрофона, не отрывая взгляда от стрелок наручных часов, реквизированных Сизым в магазине деревушки Пыжма.

– Всё, – шёпотом приказал Ник, – семнадцать ноль-ноль, начинай.

– Хиар ит из биг Джим, ансвар! Биг Джим колс кэшп! – забубнил Гешка. – Хиар ит из биг Джим, ансвар! Биг Джим колс кэшп! …

Через минуту он встрепенулся и подмигнул, мол, отвечают. Ник кивнул головой, – давай, приступай к основной части программы.

Банкин заговорил по-английски: противным начальственным голосом, полным превосходства и брезгливости. В какой-то момент замолчал на несколько секунд, после чего буквально взорвался, изрыгая в эфир потоки заграничных ругательств. Снова успокоился, медленно и где-то даже скучающе, повторил прежний текст, после чего закончил переговоры:

– Роджер! – и устало стащил с головы наушники.

– Ну, что? – взволнованно спросил Ник.

Прежде чем ответить, Гешка напился воды из фляги, прокашлялся:

– Кха-кха…. Сперва всё нормально было. Тот, кто меня слушал, только поддакивал, мол, всё понял, вопросов нет. А потом другой человек микрофон у него забрал, тот, который тогда в Анадыре «Старым» представлялся. Оказывается, он тоже сейчас в лагере. Так он в бутылку полез, мол: «А кто из Центра этот приказ санкционировал? А нельзя ли подождать немного, чтобы он успел на другую радиоточку переехать, для личных переговоров с этим Центром?» Обругал я его, как мог, в том числе, вспомнил и про русские его корни, пообещал завтра на рее «Норд Стар» вздёрнуть. Приказал микрофон прежнему слушателю отдать, Старый заткнулся и больше в разговор не вмешивался, обиделся, наверное. Вот и всё.

– Молодец! – похвалил его Ник. – Всё правильно сделал.

Дальше, чтобы шумом работающих двигателей внимания не привлекать, двинулись пешком. У машин только Зина осталась да ещё один боец, накануне подвернувший ногу.

Километр не доходя до Жаркого ручья, остановились.

– Вот отсюда, когда полностью стемнеет, и двинетесь, вернее, поплывёте, – поставил Ник задачу перед Сизым и Банкиным. – Ты, Геша, в нерпичий мешок гранат с десяток положи, а ты, Лёха, пулемёт с тремя запасными дисками. Айна вам их поможет правильно завязать, чтобы вода не попадала…. Помните, до какого места плыть? Молодцы. Как я начну, так и вы присоединяйтесь. Ты, Айна, как они отплывут, тут же к полуторкам возвращайся. Отставить разговоры. Возвращайся и всё. Рацию ведь тоже надо кому-то охранять, дело-то важное. Сама виновата, умела бы плавать, так вместе с мужем тебя и отправил бы. Вообще, женщины на настоящей войне не нужны, не их это стихия…

– Всё, голубка, не спорь с командиром, – цыкнул Лёха. – Сиди у машин и жди меня. Вернусь, ты даже соскучиться не успеешь…

Ник с пулемётом в обнимку залёг в зарослях куруманника, до ровной, хорошо вытоптанной площадки, расположенной рядом с местом впадения Жаркого ручья в море, оставалось метров двести пятьдесят. Нормальное расстояние для прицельной стрельбы из пулемёта. А, вот, для солдатских трёхлинеек и охотничьих ружей – далековато. Поэтому бойцы, под прикрытием пулемётов, после того, как Гешка отметает свои гранаты, короткими перебежками двинутся вперёд, стараясь максимально приблизиться к противнику – вплоть до рукопашной.

Стоял зыбкий предрассветный час. До решающего боестолкновения оставалось ещё часа полтора.

Тишина звенела сотнями тысяч комаров, над комарами висели миллиарды звёзд.

Только звёзды и тишина.

Ник тихонько молился про себя: просил у всех известных ему Богов и Богинь, включая Светлую Тень, полной победы, но – малой кровью…

Ожиданье затягивалось, на часах уже было двадцать минут седьмого. Неужели не придут? Неужели что-то заподозрили?

Но вот на берег выскочили две тёмно-пёстрые, едва различимые в утренних сумерках фигурки с пехотными пулемётами на плечах, добежали до горок, состоящих из песка и валунов, образованных при работах по углублению фарватера, залегли, ощетинились чёрными стволами. Понятно, прикрываем своих – на всякий пожарный случай.

Вскоре и остальные обладатели пятнистого камуфляжа пожаловали, выстроившись в цепочку. Впереди – низенький крепыш с банданой на голове, замыкающим – двухметровый верзила-блондин в странном фиолетовом берете.

«Один, два, три… семнадцать, восемнадцать. Всего двадцать, учитывая двух пулемётчиков, – подсчитал Ник. – А где же двадцать первый? Неужели я ошибся и не там искал предателя? Или он просто почувствовал ловушку и давно уже смылся? Чёрт, тогда игра ещё не сыграна, надо ждать новых неприятностей!»

Крепыш в бандане навёл бинокль на море, блондин последовал его примеру. Через пару минут они оставили оптические приборы в покое и о чём-то жарко заспорили, размахивая руками.

«Пора», – решил Ник и изо всех сил надавил указательным пальцем на спусковой крючок.

Пулемёт плясал в его руках, пытаясь вырваться на свободу. Стали невесомыми руки, занемела правая скула, к которой прижимался пулемётный приклад.

«Синяк теперь будет», – промелькнула на задворках сознания глупая мысль.

Сизый поддержал его огнём с другой стороны ручья, значит, доплыл успешно.

Осталось теперь только узнать, доплыл ли Банкин до этих горок из валунов из песка.

«Пятнистые», те, кто остался в живых, залегли, начали отстреливаться, активно заработали их пулемётчики, над головой Ника визгливо запели пролетающие пули.

Заменив закончившийся диск на новый, он, как и было договорено, прекратил стрельбу, временно замолчал и пулемёт Сизого.

Это и был уловный сигнал для Гешки, притаившегося прямо за спинами «пятнистых» пулемётчиков.

Первый взрыв гранаты, второй, третий, четвёртый…

Американцы не выдержали, вскочили на ноги, в руках у Ника снова заплясал, задёргался, словно в припадке эпилепсии, пулемёт…

Удивительно, но в этот раз они обошлись без потерь, только двое легко раненых, получивших по шальной пуле ещё до того момента, когда Банкин первыми же двумя гранатами навеки успокоил вражеских пулемётчиков.

После того как отзвучали гранатные взрывы, а Ник с Сизым расстреляли уже третьи диски, остальные бойцы короткими перебежками устремились навстречу противнику.

Только уже не с кем было встречаться…

«Моя молитва помогла?», – радостно рассуждал Ник. – «Или же просто чёрная полоса наконец-то закончилась?»

– Одни трупы, чёрт побери! – огорошил Гешка. – Ни одного раненого нет…. А так хотелось языка взять! Опять не повезло…

– Карманы у трупов обшарить, всё найденное сложить в вещмешок! Если всё не влезет в один, задействовать второй! – бодро раздавал команды Ник. – Трупы противника забросать галькой, но без фанатизма, может потом ими наши эксперты заинтересуются. Мы с младшим лейтенантом Сизых следуем к лагерю неприятеля. Здесь за старшего остаётся младший лейтенант Банкин…. Отставить разговоры, лейтенант! Ну, нет у меня под рукой других сотрудников, успеете потом всё осмотреть и изучить. Выставить посты, перегнать сюда полуторки и организовать стационарный лагерь! Всех случайно обнаруженных лиц – незамедлительно арестовывать!

Осторожно пошли вдоль ручья.

– Считай шаги, командир, – посоветовал Сизый. – Та шалава-директриса говорила, что до базы километра три будет. Так что, когда тысячи четыре шагов насчитаешь, надо будет по разным берегам пойти и внимание утроить.

Не пришлось разбредаться по противоположным берегам. Когда счёт шагов перевалил за три с половиной тысячи, на глаза стали попадаться несомненные следы пребывания в этих местах человеческих существ: пеньки – свежие и не очень, обрывки газет, вытоптанные участки земли со следами сапог.

А вот и достаточно широкая тропа в сторону от ручья отходит, видимо, именно по ней долгое время ходили за водой.

Вообще, за такое короткое время уничтожить все следы, регулярно оставляемые жизнедеятельностью людей на протяжении многих лет, – совершенно невозможно.

– Высматривай маскировочную ткань, – велел Ник. – Тут же у них и землянки где-то вырыты, кухня-столовая, наверняка, имеется, склады с припасами и взрывчаткой, а рядом со штольней и отвалы вынутого грунта должны располагаться – как их ни прячь.

Минут через пять Сизый негромким условным свистом дал знать о первой находке.

– Смотри-ка, командир, какая на этом холмике странная брусника: во всей тундре она с одного бока розовая, а с другого – ещё совсем белая, а здесь – вся красная, прямо бордовая, да и очень уж крупная.

Ник потянул за кустик брусничника – вся «почва» с холмика и стянулась. Вот она – дверь в землянку.

– Ну, умельцы! – восхищённо присвистнул Сизый. – Это они на тонкий брезент приклеили всякого, будто бы настоящего. – Лёха оторвал с тоненькой веточки одну «ягоду», бросил себе в рот: – Мать его! Она что, из камня сделана? Чуть зубы все не сломал…

Ник дёрнул за обычную железную ручку, дверь приоткрылась.

– Постой, командир! – Сизый достал из кармана две свечи, чиркнул спичкой, зажёг, одну свечку протянул Нику, пояснил: – Это я там, в сельпо этом прихватил, на всякий случай.

Согнувшись в три погибели, протиснулись в низенькую дверь, по широким ступеням спустились вниз, Ник двенадцать ступенек насчитал.

Помещение оказалось достаточно просторным: двенадцать походных коек, напоминающих современные раскладушки, фанерные тумбочки, несколько самодельных шкафчиков, стол средних размеров, табуретки и раскладные стулья, повсюду разбросана разнообразная одежда, в дальнем углу – странная печь без трубы.

«Понятное дело, – непроизвольно отметил про себя Ник. – На солярке работает, с циклом полного сгорания, совсем без дыма».

Ничего интересного в землянке не обнаружили: ни единой бумажки, ни малейших следов золота.

Поднялись на поверхность, возобновили поиски.

Вскоре Ник наткнулся на странный куруманник: повсюду на кустарниках уже местами жёлтые листья появились, а здесь – сплошная зелень, яркая такая, летняя.

Маскировочную ткань сбросили, под ней обнаружили ещё один вход в подземное помещение. Оказалось – продовольственные склады.

Через десять минут ещё одну землянку обнаружили, потом – что-то вроде кают-компании с небольшой кухонькой.

– Где же они, заразы, штольню спрятали? Ведь не иголка же! – недоумевал Сизый.

– Все яйца в одной корзине умный человек никогда не хранит, – напомнил Ник и предложил: – Давай-ка мы с тобой осмотрим другой берег ручья, что-то мне подсказывает, что штольня там и находится. По крайней мере, это было бы логично с точки зрения элементарной конспирации.

Рельеф местности на противоположном берегу был совершенно другим – только скучные низенькие холмики: одни – сплошные валуны и каменные обломки неправильной формы, другие – уже покрытые мхом и редкими пучками травы.

– Определённо – тротилом свежевзорванным пахнет, – повёл носом Сизый. – Пошли-ка, начальник, по запаху, в сторону от ручья.

Отошли перпендикулярно руслу ручья на полкилометра, упёрлись в отвесные невысокие скалы, метров на семь-десять поднимающиеся над близлежащей тундрой.

– Где-то здесь и должно это быть, – предположил Ник. – Давай, от этих скал метров на двести отойдём, в подзорную трубу склоны осмотрим. Как поэт говорил: «Большое, в смысле – очень важное, надо издали высматривать».

Сизый подзорную трубу отдавать наотрез отказался:

– Иди ты в задницу, командир! Побойся Бога! Дай и мне шанс – решающий вклад в победу внести. Почему это ты считаешь, что я лох распоследний и не смогу настоящий камень от тряпки с рисунком отличить? Сядь вон на камушек, перекури пока…

Не успел Ник беломорину и до половины выкурить, а Лёха уже докладывал браво:

– Товарищ лейтенант государственной безопасности! Место входа в предполагаемый штрек обнаружено! Прошу следовать за мной! – и добавил уже в своей обычной манере: – В том месте трещины в камнях больно уж правильные, одинаковые все, да и общий цвет склона – какой-то размытый: как у поддельных купюр, на скорую руку фраерами заезжими изготовленных…

Не ошибся Сизый. Когда подошли к тому подозрительному месту, Ник ладонью ближайшего камушка коснулся, точно – ткань плотная, очевидно, непромокаемая.

Аккуратно, никуда уже не торопясь, сдёрнули эту маскировочную завесу. Вот, и вход в долгожданную штольню: шириной – метров пять, метра три в высоту.

Вернее, даже не вход, а целая пещера – длиною с десяток взрослых анаконд. На её дальней стене угадывалось чёрное пятно: полтора метра на полтора, видимо, начало подземного коридора, ведущего к самой жиле.

Вдоль стен пещеры стояло два десятка приземистых ящиков, один из них – со сдвинутой наполовину крышкой.

Сизый снова зажёг свечу, склонился над этим ящиком, пытаясь разглядеть его содержимое.

– Командир, – восторженно прошептал. – Вот же оно, золото. Так блестит, собака, что аж глаза режет. Сейчас я кусочек достану, покажу…

Ник его руку перехватил в последний момент:

– Отставить, так тебя растак! Ничего тут руками не смей трогать и под ноги гляди внимательно. Запросто могли «пятнистые» здесь всё заминировать. Ещё не хватало погибнуть в такой неподходящий момент. Лучше всего, постой пока тихонько на месте и резких движений, прошу, не делай.

Медленно-медленно, короткими шагами, Ник подошёл к дальней стенке пещеры, к тому месту, откуда начинался подземный коридор, махнул Сизому рукой, приглашая подойти.

– Видишь, у самого коридорного проёма булыжник лежит?

– Ну, вижу, – недовольно мотнул головой Лёха.

– А около него, чуть в стороне, что-то блестит, словно кусочек фольги, видишь?

– Ну и что?

– Не нукай, милый друг. Это проводок виден: тронешь этот камушек ногой, тут всё и рванёт. Понял теперь? И, клянусь здоровьем товарища Сталина, такой камушек здесь не один, наверняка, и другие имеются. А в этом подземном коридоре и растяжки повсюду стоят…

Из-за большого ящика, стоявшего у самого входа в пещеру, раздалось жалобное мычание, переходящее в тоненькое повизгивание.

Сняв пистолеты с предохранителей, они подошли к ящику, Сизый заглянул за него.

– Командир, да здесь человек лежит, руки заведены за спину и связаны, ноги, похоже, тоже. Что делать?

– Вытаскивай его на свет божий. Посади куда-нибудь, – распорядился Ник.

Лёха за воротник выдернул неизвестного из-за ящика, повозившись с минуту, пристроил его возле стены пещеры.

Во рту у странной находки был кляп, на глазах – широкая повязка.

– Для начала повязку сними, – посоветовал Ник.

– Пётр Петрович! – сдёрнув повязку, сразу же завопил Сизый. – Вот, вы где! А мы вас обыскались! Думали, что вас давно того, убили уже…. Сейчас, сейчас я вас развяжу. Освобожу от пут тюремных, так сказать…