Текст книги "Змееныш"

Глава двадцать четвертая
ДИПЛОМАТ

Бормоча проклятия, принц Морт вышел из покоев, отведенных в замке Гливрос его матери, королеве Тенес. Несмотря на молодость, принц умел прекрасно владеть собой и редко позволял себе проявлять на людях какие-либо чувства. Сейчас его поведение было немного наигранным. Красивое и мужественное лицо Морта исказила гримаса, которую все равно никто не видел.

Тенес в очередной раз отвергла его. Он мог бы взять ее силой, но хорошо понимал, что такая победа не принесет ему истинного удовлетворения. Мать была незаурядной женщиной, красота которой с юношеских лет сводила Морта с ума. Преодолеть это извращенное влечение ему не помогли многочисленные любовницы – от юных нетронутых девиц до умудренных опытом куртизанок и пойманных в южной пустыне волчиц, зато разжиганию порочной страсти немало способствовало двусмысленное положение Тенес, которая по праву считалась королевой Морморы, но на самом деле была узницей человека по имени Гедалл, носившего внутри полого зуба нечто такое, чего даже Морт немного опасался и потому вынужден был мириться с существованием опасного соперника.

* * *

Прошло уже двадцать лет с тех пор, как исчез узурпатор Сферг и рухнула его империя, державшаяся на страхе и многочисленной наемной армии. Гедалл вернулся в Мормору, имея в рукаве сразу два козыря: законную наследницу трона и ее малолетнего сына. Бывший министр короля Атессы воспользовался тем, что соотношение сил изменилось в его пользу, и за все рассчитался со своими недругами.

Долгое время прожив в изгнании, он приобрел полезные связи и большое влияние среди тех, кто сохранил верность короне на словах и на деле. Кроме того, его притязания были подкреплены внушительными деньгами. Тенес он уготовил роль марионетки, но та разгадала его игру и не приняла унизительных для себя условий. Тогда без лишнего шума Гедалл удалил королеву в замок Гливрос, расположенный под Скел-Моргосом, и с тех пор правил от ее имени.

Если у кого-то отстранение Тенес от власти поначалу и вызывало недоумение, то эйфория, порожденная неожиданным освобождением, умение Гедалла плести придворные интриги, а порой и бессовестно лгать, привели к тому, что недовольные постепенно смирились с установившимся порядком вещей. Таким образом, возвращение короны законной наследнице престола оказалось лишь удобным предлогом для захвата власти.

Впрочем, чтобы не раздражать некоторых влиятельных приверженцев прежнего монарха, вернувшихся из-за границы и располагавших значительными богатствами, Гедалл приблизил к себе малолетнего отпрыска Тенес, из которого надеялся вылепить со временем послушного и, что немаловажно, вполне законного ставленника. Но тут он просчитался.

До пятнадцати лет Морт жадно, как губка, впитывал знания, перенимал чужой опыт, почти не совершая своих ошибок, интуитивно постигал то, на что у других уходила целая жизнь, не терял ни минуты, наблюдая за всеми и оценивая всех, притворяясь человеком без амбиций, пока не превратился в опасного и не по годам коварного интригана. К тому же он пользовался куда большей свободой передвижения, чем королева. Когда Гедалл наконец разглядел в нем «плохую наследственность», было уже поздно. Министр едва не угодил в ловушку, расставленную Мортом у него под носом.

Заручившись поддержкой некоторых придворных из числа молодых и авантюрно настроенных аристократов, принц возглавил заговор и был очень близок к захвату власти. Гедалла спасло только нездоровое влечение юнца к собственной матери.

Впрочем, Морту все сошло с рук. Он пожертвовал несколькими второстепенными фигурами, а сам отделался легким испугом, но отнюдь не по причине проявленной Гедаллом мягкотелости. Пока Тенес была жива, пусть даже и находилась безвыездно в замке Гливрос, принц оставался всего лишь ее наследником, и не мог претендовать на большее. Гедалл собирался сыграть на этом.

Если бы ему удалось направить события так, чтобы разразился громкий скандал, а еще лучше – чтобы в небольшой королевской семье произошла кровавая резня, министр, ничем не рискуя, избавился бы от обеих венценосных особ. Его положение пока было весьма прочным, однако далеким от непоколебимого господства.

Гедалл был достаточно умен, и при других обстоятельствах его вполне устроила бы роль кукловода при любом слабом монархе. Он и сейчас предпочел бы держаться в тени, но рано проявившиеся дурные задатки Морта тревожили его едва ли не сильнее, чем неясная угроза, которая исходила с запада – из таинственного места, расположенного на острове Лигом.

Силы, создавшие когда-то «Бройндзаг» и самого Сферга, казалось, отступились от Морморы. Гедалл находил этому только одно разумное объяснение: колдуны Лигома располагали временем, по сравнению с которым человеческая жизнь была исчезающе коротка.

* * *

Когда Морт спустился к своим людям, занятым учебными боями на мечах во дворе замка, его лицо уже приняло обычное бесстрастное выражение. В полной неподвижности черт таилось нечто жуткое, надежно скрытое под живой маской. Принц не отличался большой силой, но его искусству владения оружием уже могли позавидовать опытные мастера. Врожденный инстинкт в сочетании со сверхъестественным хладнокровием сделал его непобедимым в схватках с ровесниками. Учителя, приглашенные Гедаллом для обучения мальчика, давно были уволены, потому что больше ничему не могли его научить. Теперь он брал уроки у самой жизни. И познакомился с видом и запахом крови. Нельзя сказать, что ему это не понравилось.

Снисходительно взглянув на приближенных, пороки которых, написанные на их лицах, служили лучшей гарантией преданности, Морт медленно пошел через двор. Вдруг он резко обернулся и бросил взгляд на узкие зарешеченные окна покоев королевы.

Ни разу мать не посмотрела ему вслед, ни разу он не обнаружил признаков ее страха или благосклонности. С некоторых пор она обращалась с ним так, словно он был пустым местом. Но то, что он принимал за бесконечное презрение, на самом деле оказалось проявлением ее отчаяния. Каково быть матерью чудовища? Но Тенес не сдавалась, невзирая на полнейшую безысходность. Морт редко сталкивался с людьми, характер которых был не слабее его собственного. Он не мог сломить королеву, и существовал единственный способ победить ее – убийство…

Всю обратную дорогу до Скел-Моргоса принц проскакал во главе кавалькады всадников, но на этот раз не порадовал своих спутников ни одной из своих излюбленных жестоких шуток, от которых страдали и крестьяне, особенно женщины, и люди более высокого положения. Неудовлетворенная страсть ядом жгла тело и душу Морта, что, впрочем, не мешало его холодному и цепкому уму искать способ избавиться от наваждения. До сих пор все попытки оказывались тщетными. Он носил в себе семя проклятия, посеянное давным-давно, еще когда он был зародышем в материнской утробе. А тех, кто это сделал, уже не существовало – оборотни-чернокнижники были превращены в пыль Небесным Драконом до его рождения. Если в неведении заключалась слабость, то и Морт имел слабое место…

Проще всего использовать кинжал или яд. Королева могла умереть от его руки или от руки подосланного им наемного убийцы. Однако принц прекрасно понимал, что в обоих случаях Гедалл с радостью воспользуется первой же возможностью отправить его на виселицу. Магия – вот в чем Морт видел выход. Но магия, способная свести человека в могилу так, чтобы не вызвать ни малейших подозрений в причастности к этому кого-либо из ближних, была ему недоступна.

Несколько лет назад скончался последний из учителей, пытавшихся обучать принца началам колдовства. Морт недалеко продвинулся в своих занятиях, и причиной тому была не лень ученика или недостаток желания. Казалось, враждебно настроенные духи соткали завесу, сквозь которую не проникали заклинания Морта, а принесенные им кровавые жертвы были отвергнуты.

Сам учитель незадолго до своей смерти стал слышать барабанный бой, лишивший его сна. Ничто не могло заглушить постоянно грохотавших в его голове нездешних барабанов, по каплям забиравших человеческую жизнь. Вскоре несчастный был найден мертвым безо всяких следов насилия на теле. Дворцовый лекарь объявил, что учитель умер от обыкновенной бессонницы, вызвавшей воспаление мозга.

Именно тогда Морт ощутил действие неумолимого закона из сферы магического: каждая загадочная смерть, постигшая кого-нибудь из его окружения, могла бы послужить ключом к иным тайнам. А поскольку он уцелел, то осознал свою исключительность.

Последний раз он испытал нечто подобное, когда был еще ребенком, во время странного полусна, в котором он заколол стилетом спящего мужчину, а потом бежал к матери через заснеженный лес.

Тогда им руководила сила, не имевшая ничего общего с его подлинными желаниями – для этого они были слишком наивны и просты. Теперь воспоминания детства поблекли и почти стерлись; Морт и в нежном возрасте был слишком замкнут, чтобы делиться ими с матерью, а тем более с Гедаллом. Поэтому он привык думать о самом себе как о человеке с отравленной кровью, обреченном нести по жизни груз неведомой вины. Прошлое было скрыто в недоступной его памяти темной норе. За неимением другой судьбы, он полностью принял эту. Но даже в проклятой судьбе были свои преимущества: сила зла, не требовавшая оправданий, отсутствие сомнений и необходимости выбирать, а также, возможно, оплаченные чужими смертями победы и власть. После краткого земного существования он навеки исчезнет в океане хаоса – в это Морт верил твердо. Значит, ничто не имело особого значения. Ничто, кроме его желаний и путей к их удовлетворению…

Он въехал в Скел-Моргос в сопровождении своей свиты, когда над городом уже сгущались сумерки. После разорения и опустошений, которым подверглась страна во время правления Сферга, столица Морморы медленно, но заметно возрождалась. Снова оживились торговля и светская жизнь, восстанавливались разрушенные дома и храмы, в город возвращались купцы и ремесленники. Было много переселенцев из западных провинций Круах-Ан-Сиура и с бедного юга Алькобы. Ужасы забывались; смерть особенно быстро стиралась из человеческой памяти под звон новых чеканных монет с профилем Тенес. Все это способствовало и дальнейшему обогащению Гедалла, никогда не забывавшего о собственных интересах.

На улицах мало кто узнавал принца и приветствовал его, но ему было неведомо дешевое тщеславие. Морт остался равнодушен и к упадочной красоте королевского дворца, вид на который открылся с главной городской площади. Сейчас, окрашенный закатом в розовые тона, дворец выглядел как последний оплот старых добрых времен, обитель гармонии из забытой легенды, – однако только выглядел так, потому что принц отлично знал, что творилось за его стенами.

Зеркальная гладь воды в огромных бассейнах, расположенных на многочисленных террасах, отражала загадочные глубины темнеющих небес. В этих же глубинах находило отклик и то жуткое, что таилось в сердце принца – сосуде, наполненном земмурским ядом, которым пока был отравлен только он сам. Фонтаны, служившие когда-то украшением ландшафта, теперь были мертвы. Кое-где еще сохранились оборонительные сооружения, возведенные солдатами узурпатора. Некоторые ловушки до сих пор представляли собой смертельную опасность. Поэтому на подступах ко дворцу хватало непреодолимых препятствий. Нынешние его хозяева пользовались несколькими подъездными аллеями, очищенными от магических сторожей. Со всем прочим должны были управиться в конце концов время и человеческая глупость.

Оказавшись во дворце, Морт сразу же направился в свои покои, расположенные в западном крыле, из окон верхних этажей которого в хорошую погоду можно было разглядеть озеро Гайр. Возле дверей принца ожидал слуга, посланный Гедаллом. Морт не имел привычки избегать пусть и неприятных, но важных встреч. А после он собирался снова заняться обдумыванием того, как обезвредить министра.

Спустя несколько минут он уже входил в Зал Торжеств, где Гедалл принимал гостя, которому, по всей видимости, не доверял до такой степени, чтобы остаться с ним наедине. Поэтому тут же находились двое охранников.

Увидев Морта, министр не спеша обернулся к нему со своей обычной улыбкой превосходства. Эту улыбку он часто пускал в ход в нужных случаях, и у многих она вызывала по меньшей мере раздражение, а кое-кого и приводила в тихое бешенство.

Но юный наследник трона уже давно избавился от подобных слабостей. Он смотрел мимо Гедалла на человека в мантии из серебристого меха, без сомнения, прибывшего издалека. Лицом и цветом кожи незнакомец сильно отличался от тех людей, которых Морту приходилось встречать в Морморе.

Принцу были равно чужды чувство прекрасного и отвращение к безобразному. Он не задался вопросом, нравится ли ему лицо гостя и какие достоинства или пороки запечатлены на этом лице. Однако он ощутил явное притяжение, особенно когда незнакомец повернулся и бросил на него взгляд из-под сильно выдвинутых вперед надбровных дуг.

Всего один скользящий взгляд, но Морту этого оказалось достаточно, чтобы вдруг понять, где находится его настоящая родина.

* * *

– Дорогой принц, – начал Гедалл, вызывающе пренебрегая этикетом,

– Позвольте представить вам нашего высокого гостя, прибывшего из-за хребта

Согрис для установления дипломатических отношений с Морморой. Шестнадцатый барон Чвара, посвященный рыцарь Земмура, Страж северо-западного предела, наследственный офицер Стаи…

Гедалл перечислял титулы чужеземца с нескрываемой иронией. За долгие годы скитаний по Западным королевствам ему не раз приходилось сталкиваться с оборотнями, особенно в Валидии, где Стая имела наибольшее влияние, и он хорошо понимал, какие цели они преследуют. Гедалл, с его умом и опытом, мог заглянуть в будущее на много лет вперед, и для него не было тайной, что теперь настала очередь Морморы. Судя по всему, даже чудовищный взрыв, нанесший непоправимый урон южным провинциям Земмура, не изменил намерений оборотней в отношении постепенного захвата новых земель на Востоке.

Ирония министра не вызвала у барона ни малейших внешних признаков гнева – офицер Стаи тоже умел держать себя в руках. Он шагнул навстречу принцу, и Морт снова увидел сверкающие грязно-оранжевые глаза. Теперь они рассматривали его так пристально, что он ощутил непередаваемый зуд, словно чужой взгляд проникал сквозь одежду и царапал кожу.

Морт произнес несколько холодно-вежливых, ничего не значащих фраз. Если не принимать во внимание странной сумятицы чувств, вызванной присутствием барона, этот дипломат был только помехой его далеко идущим планам.

Некоторое время они посвятили обсуждению политических новостей, возможностей взаимовыгодной торговли, размещения и благоустройства дипломатических миссий в обеих столицах. При этом каждый думал о своем: Гедалл – о том, как предотвратить постепенное проникновение оборотней в Мормору, Морт – о вожделенном теле Тенес и о земмурском рыцаре, впервые давшем ему понять, кто является истинным хозяином положения, а вот барон Чвара размышлял о том, что щенка, которому поначалу была отведена роль простого убийцы, можно использовать и для гораздо более важных дел…

Напоследок барон выразил сожаление по поводу болезни королевы. Морт бросил быстрый взгляд на Гедалла, и тот ответил ему едва заметной лицемерной улыбкой.

– Надеюсь все же вскоре увидеть Ее Величество, – многозначительно произнес Чвара. – Говорят, она женщина необыкновенной красоты…

Лица министра и принца остались равнодушными. Однако оба почувствовали необъяснимую уверенность в том, что дипломат прекрасно осведомлен обо всем происходящем в королевстве и при этом не довольствуется слухами. Морт вдобавок испытал незнакомое ему прежде жутковатое чувство рабской зависимости. Будто чья-то рука прикоснулась к его сердцу холодными липкими пальцами, проверяя, на месте ли припрятанный яд.

Глава двадцать пятая
ИНЦЕСТ

Тем временем с севера к границе Морморы уже приближался человек, которого считали мертвым и его сын, и почти все его враги.

Стервятник Люгер вернулся в свое поместье той же ночью, когда совершил убийство королевского прокурора Мальвиуса. Одевшись и собрав все необходимое для дальней дороги, он не терял ни минуты и сразу покинул родовое гнездо. На этот раз он пренебрег и указаниями оракула, и охранными амулетами. Теперь за ним стояло куда более грозное волшебство.

Его сопровождала женщина, красоту которой приходилось скрывать под капюшоном просторного плаща. В небольшом городке под Элизенваром они купили лошадей и продолжали свой путь верхом, добравшись к полудню до границы с Эворой.

Опасаясь того, что весть об убийстве королевского прокурора уже достигла пограничных постов, Люгер повел Венгу лесной тропой, которую когда-то использовали контрабандисты. Это напомнило ему об авантюрах его бурной молодости. Конечно, никто не мог бы поручиться, что и спустя два десятка лет тропа осталась безопасной и неизвестной королевским ищейкам, поэтому беглецам приходилось быть очень осторожными.

Во второй половине дня пошел мелкий снег, быстро засыпавший следы лошадиных копыт. За все время всадники едва перекинулись десятком слов. Стервятника вполне устраивало то, что Венга не задавала ему лишних вопросов. Сам же он догадывался об ее прошлом, но надеялся узнать больше, как только представится удобный случай. Ведь не каждый день встречаешь женщину, которая из постели королевского прокурора отправляется прямиком за его убийцей…

Вечером они встретили небольшой отряд контрабандистов, которые еще не родились тогда, когда Стервятник, рискуя свободой, а порой и жизнью, возил жемчуг и золото из Алькобы. Тем не менее благодаря пребыванию в Лесу Ведьм пятнадцать лет канули для него в безвременье, и сейчас Люгер выглядел не намного старше их. Поначалу контрабандисты решили, что лишние свидетели им ни к чему, и дело едва не кончилось схваткой. Этого Люгер как раз опасался меньше всего, хотя был один против пятерых.

Однако обошлсь без кровопролития. Оказалось достаточно произнести несколько имен, чтобы Слота признали за своего. Это были имена людей, давно сколотивших себе состояния и ушедших на покой. Старые товарищи Стервятника все еще пользовались уважением среди тех, кто предпочитал опасные игры с законом скучному прозябанию под сенью праведности…

Проводив озадаченными взглядами странного незнакомца, который не имел превосходства ни в росте, ни в вооружении, но от которого исходила какая-то зловещая сила, контрабандисты скрылись в глубине леса.

Откинув капюшон, Венга долго и пристально смотрела на Люгера. Она снова ощутила то же самое, что и при первом его появлении, – холодок страха… и неодолимое влечение.

* * *

Первым эворийским городом, лежавшим на их пути, был Имлак.

Наступил поздний вечер, и Люгер решил заночевать в одной из дешевых гостиниц, где легко было затеряться среди других постояльцев. Слот и Венга проехали по узким окраинным улицам. Мрачный двухэтажный дом, над дверью которого раскачивалась вывеска, сообщавшая, что гостиница носит название «Рыбья кость», казался подходящим местом для ночлега. Стервятник надеялся, что эта «кость» не застрянет у него в горле.

Слуга принял лошадей, и Слот велел как следует накормить их, подкрепив приказание мелкой серебряной монетой. В общем зале уже не было ни души. Постояльцы здесь ложились спать рано или не ложились вообще. В камине догорали дрова. В полумраке тускло поблескивала стойка, за которой виднелась темная туша дремлющего хозяина. Звон серебра разбудил его, и он зажег несколько свечей, чтобы встретить путников. Он был угодлив и жаден – обычное сочетание для владельцев подобных ночлежек, едва сводивших концы с концами.

Под именем Меллена Хатара Люгер снял комнату и заказал ужин на двоих.

Он получил от хозяина ключ, но прежде чем подняться наверх, скорее ради забавы, нежели действительно опасаясь чужого любопытного глаза, запустил на обитой металлом стойке маленький деревянный волчок – одну из тех вещиц, которые сделал, руководствуясь сведениями из книг по черной магии.

Волчок был совершенно обыкновенным с виду, за исключением двух мельчайших сегментов из рыбьей чешуи, скрепленных при помощи козлиного волоса. Волчок вращался, мерцая в неверном свете и медленно перемещаясь по стойке. Вскоре бегающий взгляд хозяина гостиницы оказался прикованным к нему. Вначале его рука дернулсь, чтобы схватить игрушку нового постояльца, но замерла на полпути. Зрачки эворийца стали расширяться…

* * *

Люгер повернул ключ в замке и толкнул дверь. Комната оказалась хуже тех, в которых он селился прежде, из чего он сделал вывод, что времена если и меняются, то не к лучшему, – но, с другой стороны, любой сарай имел неоспоримые преимущества перед тюремной камерой.

Низкая кровать была достаточно широкой для двоих. Венга восприняла это как само собой разумеющееся. Слот сказал ей, чтобы она не раздевалась и не снимала с головы капюшона.

Вскоре жена хозяина принесла ужин – жареную рыбу, хлеб и кувшин вина. Затем она дважды проходила мимо стойки, и ей показалось, что муж слишком крепко дремлет в эту ночь, но она не стала его будить. На вертящийся без остановки волчок размером с наперсток женщина вообще не обратила внимания. А глаз мужа она не разглядела под полуопущенными веками.

Сильно проголодавшийся Стервятник с удовольствием приступил к убогой трапезе. Теперь, когда Валидия осталась позади, а цель его путешествия уже не выглядела столь отдаленной, он мог позаботиться и о своих насущных потребностях. Для начала он насытился и отогрелся. И хотя он сильно устал, присутствие Венги постоянно напоминало ему о том, как давно он не спал с женщиной. Пятнадцатилетний срок с трудом укладывался в голове…

В спальне прокурора Люгер увидел достаточно, чтобы воображение дорисовало все остальное. А кто лучше опытной и умелой проститутки сумел бы утолить его пробудившееся желание этой долгой зимней ночью? И ведь она не казалась грязной глупой потаскушкой, продающей себя за гроши всякому сброду. Ее изящные пальцы свидетельствовали о благородном происхождении. Люгер не сомневался, что в прошлом этой женщины обнаружилось бы немало темных мест, но сейчас ему не было дела до чужих тайн.

Бывшая рабыня валилась с ног после долгого утомительного пути. И хотя Венга отвыкла жить на пределе сил, дешевое вино возбудило ее, и она задрожала, как в лихорадке, когда Стервятник дал понять, чего хочет.

Он медленно раздел ее, стараясь не обращать внимания на шрамы и кровоподтеки, оставленные плетью Мальвиуса и его безжалостными пальцами. В остальном Венга была чрезвычайно соблазнительна. Кроме того, она в полной мере владела искусством любви, доведенным в Круах-Ан-Сиуре до изощренного совершенства. На юге традиционно лучше разбирались в подобных вещах, а взгляды на роль женщины в любовных играх существенно отличались от общепринятых в северных королевствах.

Чтобы не отбирать у мужчины остаток сил, Венга сначала помогла ему забыться настолько, что его покинула всякая тревога. В какой-то момент Люгер даже перестал ощущать тело, которое после всего случившегося в замке Блуденса он считал не вполне своим. Она подарила ему если не покой, то передышку.

…Пока догорала свеча, он плыл в мерцающем океане, и Венга была ласковой волной, что незаметно несла его к остроконечным скалам страсти. Ее кожа казалась облитой серебристым светом, похищенным у самой луны, а шрамы – загадочными дикарскими татуировками. Слот чувствовал удивительную свежесть, будто его овевал морской ветер, которому вроде неоткуда было взяться. Если в этом и заключалось невинное волшебство, то неизвестного ему свойства.

Всего один раз в жизни Стервятник сталкивался с чем-то похожим – вблизи Гикунды, деревни лилипутов, где вынужден был провести ночь с женщиной из маленького народа. Тогда некое темное наваждение заставило его забыть о ее уродстве, да и обо всем остальном. Но та ночь запомнилась ему, как одно мрачное содрогание, а сейчас в его объятиях была роскошная шлюха, и в ней он ощущал несравненно больше тепла и жизни.

…Свеча погасла, но поток, подобный незримому свету, по-прежнему щедро изливался из лона Венги, животворящими лучами пронизывал Стервятника и через соединившиеся в поцелуе уста возвращался в нее, замыкая круг. Струи этого потока наполняли обоих до кончиков пальцев, возвращая им растраченные силы. Секунды тянулись так долго, что казалось, можно совсем остановить время. Для этого надо всего лишь двигаться еще медленнее и слиться еще теснее…

Мужчина и женщина превратились в одно существо, истекавшее кровью в окружающем мраке, словно обнаженное разбитое сердце. И пока хватало крохотных капель любви, чтобы не дать ему умереть. Во всем этом была невыразимая печаль, неотличимая от блаженства…

Потом им все же пришлось разделиться, и Слот обрел твердость и цельность. Они снова стали чужими друг другу: он – остов разбитого штормом корабля; она – песчаный пляж, на который море выбросило мертвецов. Венга трепетала перед ним; ей нужно было испытать боль – сильную, оглушительную, раскалывающую боль – чтобы пробиться сквозь стену, за которой увядал цветок ее плотского наслаждения.

Но Стервятник не причинял ей боли. Он был хорошим любовником, неутомимым и настойчивым, однако недостаточно жестоким.

Она прокусила его кожу и узнала вкус его крови. Он закричал от ярости. Зверь проснулся в нем, розовая пелена заволакивала глаза, хищная похоть разрывала чресла. Он поднялся на самый пик, отсюда можно было только падать вниз. Лезвия ее ногтей вонзились ему в спину. Горячее копье ударило во внутренности Венги, и она поняла, что время вышло…

* * *

Венга лежала в темноте и прислушивалась к размеренному дыханию мужчины. Она осталась неудовлетворенной, но знала, что причиной тому была ее собственная извращенная натура. Во всяком случае, ее новый хозяин оказался одним из немногих, кто видел в ней женщину, а не просто самку, возбуждавшую низменные страсти.

Она ощущала следы высохших слез на своих щеках, хотя не помнила, когда плакала. Спасительное одеяло ночи окутывало ее все плотнее и плотнее, но тут Люгер вдруг хрипло проговорил:

– Венга – не сиурское имя. Откуда ты родом?

Ей было ясно, что рано или поздно придется извлечь из тайников памяти призраки детства и ранней юности, каким бы мучительным испытанием это ни казалось, но не могла осознать, почему Стервятник приобрел над ней такую власть, что она готова была довериться ему. Возможно, расположение планет дурно повлияло на нее этой ночью, и Венга поддалась искушению выпустить запертого ее многолетним молчанием демона вопреки здравому смыслу. Откровения не сулили ей ничего хорошего, она предчувствовала это – и все же начала рассказывать…

* * *

К тому моменту, когда она закончила, сердце в груди Стервятника превратилось в кусок льда. Ему хотелось кричать, чтобы облегчить новую нестерпимую пытку. Венга не могла видеть в темноте его лица, искаженного страданием, но Люгера терзали не только открывшиеся раны прошлого.

Не иначе как злой рок свел его с этой женщиной, и вышло так, что к списку своих преступлений и достойных проклятия деяний Стервятник добавил кровосмешение.

Не было и не могло быть прямых доказательств того, что Венга – его дочь, однако он услышал наконец зов крови, гораздо более убедительный, чем любое знание. Это потрясло его, и он отчаялся спасти свою душу, еще глубже погрузившуюся в трясину невероятной мерзости.

* * *

Венга появилась на свет в Гикунде осенью 2995 года. Впервые за последнее столетие женщина лилипутов родила ребенка, по всем признакам здорового, очень крупного и унаследовавшего от отца пропорциональное телосложение, но роды оказались для матери слишком тяжелым испытанием, и она умерла, прежде чем младенец издал свой первый крик. Уже в этом печальном событии кое-кто из лилипутов узрел недоброе знамение.

Мастер Погоды, по обычаю принимавший роды, был сильно разочарован тем, что новорожденная оказалась девочкой, однако он помог ей покинуть материнское лоно, перерезал пуповину и тут же нарек ребенка Венгой, что на символическом языке маленького народа означало «освещающая пустоту» или «ненужный дар». Он-то, старый и опытный мастер, предвидел, какая злая судьба ожидает ее! Вероятно, ей было лучше вообще не рождаться… Но дети не ропщут, и Венга была отдана в Дом Ялговадды, Заклинателя Сумерек, находившийся под управлением Мастера Погоды.

Именно Торли Ялговадда, глава Дома, и рассказал потом десятилетней девочке о печальных обстоятельствах ее появления на свет и попытался выяснить, насколько она предрасположена к магии маленького народа. Кажется, он был разочарован.

Мальчик-лилипут Куки, родившийся в Доме Ялговадды на год раньше Венги, стал ее товарищем в детских играх и к двенадцати годам был предан ей, как собака. Дети лилипутов взрослеют быстро; время для них течет по-другому. Поначалу ровесники Венги возненавидели ее просто за то, что она была непохожей на них, и вскоре она имела вполне зрелых врагов.

Но затем у лилипутов нашлась еще одна причина для ненависти. На

Гикунду обрушились несчастья. Они были как никогда многочисленными и продолжительными. Неизвестные болезни, неурожаи, гибель скота, буйство духов озера, появление в деревне бродячих мертвецов, обострение междоусобиц – все это приобрело такой размах, что Мастер Погоды был вынужден уступить большинству жителей Гикунды, которые связывали свои беды с появлением на острове «проклятого» ребенка. И все сходились на том, что дочь большого человека должна быть принесена в жертву.

Но искупительный кровавый ритуал так и не состоялся. Куки Ялговадда пробрался ночью в подвал, куда Венга была брошена озлобленными соплеменниками, и освободил ее, чем, вполне возможно, навлек на свою голову вечное проклятие Гикунды. Но в его маленькой груди билось безрассудное сердце, пронзенное вдобавок невозможной любовью.

То, что беглецам удалось беспрепятственно покинуть остров, объяснялось либо беспечностью лилипутов, уверенных в своем единодушии, либо дьявольской хитростью Мастера Времени, преследовавшего какую-то особую цель.

Однако ни Куки, ни Венга не могли ничего знать об этом и были несказанно удивлены тем, что черное страшное озеро так легко отпустило их. Поднялась лишь небольшая волна, когда лодчонка беглецов уже почти достигла берега. Подводные обитатели озера касались ее бортов своими скользкими телами, но не потопили утлое суденышко, а лишь раскачивали его, заставляя Венгу и Куки крепче держаться друг за друга. Ветер и лес молчали в ту ночь, как будто Мастер Погоды спал беспробудным сном…

Все это было чрезвычайно удивительно и похоже на счастливый сон, но удача изменила странной парочке, как только они оказались в Гарбии. Лилипут, сопровождавший юную красивую девушку, привлекал к себе внимание и к тому же не мог защитить ее от разного рода посягательств.