Текст книги "Змееныш"

Глава тридцать третья
НАСТИГНУТЫЕ

Немногочисленный конный отряд передвигался быстро и преимущественно ночью, стараясь оставаться незамеченным. Два дня назад всадники пересекли границу королевства Круах-Ан-Сиур; до огромного человеческого муравейника – столичного города, где можно было затеряться надолго, если не навсегда, – оставалось не более суток пути. Барон Чвара рассчитывал разыскать в Вормарге агентов Серой Стаи и при помощи магической машины переправить щенка в Земмур.

Во избежание неприятных неожиданностей Морт обычно высылал вперед своих телохранителей; сам он, Чвара и королева Тенес держались в середине отряда; двое офицеров Стаи следовали позади всех.

Теперь, когда враг мог атаковать в любую минуту, принц не спускал глаз с королевы. Ей дали самую слабую лошадь, вдобавок Морт и Чвара постоянно находились поблизости. Во время дневных стоянок за королевой присматривали сменявшие друг друга люди Морта.

Принца нисколько не волновало то, что он по сути сделал заложницей собственную мать. Он также не утруждал себя ложью – королева, стойко переносившая все тяготы пути, отлично понимала, что Морт взял ее с собой не ради ее спасения. Благодаря небескорыстным стараниям барона принц уже был ознакомлен с обстоятельствами своего зачатия и появления на свет. Душой и телом он принадлежал Стае, но в то же время у него появилось смутное предчувствие, что он создан для чего-то большего. Не случайно его сопровождал земмурский рыцарь, который пока не поделился с ним и десятой частью сверхъестественной силы оборотоня.

Все чаще Морту снились сны, навеянные присутствием Чвары, – жутковатые, вязкие, завораживающие. В нездешних пейзажах была мрачная красота; существа из сновидений обладали нечеловеческой способностью проникать в его плоть, соединяться с ним – и тогда он становился то странной птицей, парившей в чужих небесах, то обитателем океанских глубин, то слепой тварью, заточенной в подземелье. А голоса, доносившиеся из-за красной пелены, обещали ему бессмертие…

Но Чвара готовил щенка и к худшему. Рассказывая Морту об отце, он никогда не забывал упомянуть о том, что Стервятник тоже был бароном и рыцарем Стаи, принявшим титул и посвящение от самой королевы Ясельды. Кроме того, Люгер был возвращен из владений смерти проклятым племенем Гха-Гула, и это означало, что вступить с ним в схватку было бы для принца равносильно самоубийству. Да и сам Чвара вряд ли мог теперь противостоять Стервятнику, над которым распростер крылья неуязвимый покровитель – Черный Лебедь. И тени колдунов Лигома следовали за валидийцем повсюду, и мертвецы, поднятые с полей брани, стали его слугами и гончими псами, и неведомая даже чернокнижникам Земмура магия сделала кошмары явью, воплотив их в зловещем летающем корабле.

В отличие от Морта Чвара полностью осознавал, насколько призрачными окажутся его надежды на спасение, если отряд не успеет добраться до Вормарга. Но еще в щенячьем возрасте ритуалы в подземелье Фруат-Гойма избавили Чвару от страха перед смертью. Там он узнал: с оборотнем может случиться кое-что похуже, чем уничтожение бренного тела.

* * *

Возобновляя наземную погоню, Стервятник высадил два десятка глонгов с лошадьми, и направил корабль в сторону Вормарга, чтобы отрезать отряду Морта путь на восток.

Ближе к вечеру Люгер увидел на горизонте прекрасную как мираж столицу Круах-Ан-Сиура. Харлес не подвел и на этот раз. Глядя на далекий город с высоты птичьего полета, Слот внезапно понял, почему кто-то из старых поэтов сказал о Вормарге, что его красота отравляет душу…

В нескольких лигах к западу находилась полуразрушенная сторожевая башня – напоминание о последней войне. Здесь Люгер и решил встретить тех, кто так долго ускользал от него.

Меньше всего он хотел подвергать опасности жизнь Сегейлы и потому не собирался использовать оружие корабля. Ему предстояло сойтись в схватке с бароном и, возможно, другими уцелевшими оборотнями. Кроме того, ясно было, что Морт, способный на любую гнусность, не выпустит королеву из своих цепких рук. Ну щенка-то Люгер прикончил бы с удовольствием – тот не стоил и волоса с головы Сегейлы. Стервятник возненавидел своего сына еще сильнее после того, как Ганглети поведала ему о далеко не сыновьем отношении принца к матери…

Люгер провел долгие часы в созерцании звездного прилива, изгоняя из сердца не только ненависть, но и любовь. Никто не смел тревожить его, даже мокши. Испытывать привязанности, иметь чувства, не быть безразличным к смерти – все это означало уязвимость и могло дорого обойтись во время боя с таким противником, как земмурский рыцарь. В отличие от Чвары Люгер не владел в совершенстве магией оборотней. Для него их ритуалы и запретные имена все еще оставались чужеродными, а поиски проклятых мертвецов были целиком подчинены случайности.

Он извлек из ножен меч, возраст которого исчислялся по меньшей мере несколькими сотнями лет. Клинок отражал холодный звездный блеск. В чистоте таилась смертоносность… Подняв голову, Люгер заметил крестообразную тень, пересекавшую небесный свод. Черный Лебедь парил в недосягаемой высоте, а здесь, внизу, все было пронизано его эманациями, и даже черви зарывались поглубже в землю…

Наконец явился Харлес с известием о том, что с запада приближается отряд всадников.

* * *

Ночь была безлунная и безветренная, однако Чвара почуял близость врага задолго до того, как увидел его. Путь к Вормаргу оказался отрезан. А позади были мертвецы, которых удалось задержать только ценой жизни двух офицеров Стаи. Если бы у барона осталась хотя бы малейшая возможность спасти щенка, он уговорил бы того повернуть на север или в южную пустыню. Теперь же схватка стала неизбежной.

Игра кончена. Морт должен был умереть. Но не рыцарь Земмура. Чвара испытывал возбуждение, словно голодный зверь, вышедший на охоту. Он продолжал двигаться вперед. Беглец превратился в хищника.

И вот огни Вормарга озарили западный край неба. Уже сделался различимым темный силуэт какой-то башни, стоявшей на вершине холма. А рядом…

Чваре, который повидал на своем веку немало жутких чудес, летающий корабль казался самым отвратительным из всех, ибо воплощал в себе неодолимую силу. Сейчас корабль был неподвижен, он будто врос в землю, пустил корни, насыщаясь прахом десятков поколений сражавшихся и погибших здесь людей; призрачные огни сияли на реях, напоминавших обнаженные кости; гигантские крылья мерцали во мраке, окутанные лиловым туманом…

По склону холма спускались всадники. От них несло дохлятиной, обезображенные лица казались вылепленными из глины, у некоторых уже не было глаз – их выклевали вороны, но возглавлял отряд мертвецов тот, кто, к огромному сожалению барона Чвары, все еще был жив.

Жажда убийства стала почти невыносимой. Чвара поднял лицо к небу, оскалил зубы и протяжно завыл. Глотка оборотня исторгла настоящий звериный вой. Лошади ехавших следом за бароном королевы и принца шарахнулись в сторону, и Тенес с трудом удержалась в седле. Жуткий звук разнесся по округе; его эхо блуждало среди древних стен башни, пока не потонуло в безмолвии. Но во всем мире уже не осталось ничего, способного вызвать в глонгах хотя бы легчайший трепет, а для Стервятника встреча с рыцарем Стаи заключала в себе всего лишь еще один вызов, брошенный неизменно враждебной судьбой.

Оружие корабля было нацелено на врага, однако оно бездействовало. Госпожа Ганглети и дочь Люгера наблюдали за происходящим с верхней палубы. При этом рука Геллы крепко сжимала запястье Венги. Мокши предвидел исход схватки, но был готов и к худшему.

Барон вытащил из ножен меч, который имел не менее кровавую историю, чем меч Гха-Гулов. Чвара поднес клинок ко рту и прикоснулся к нему губами и языком. Это был один из самых упоительных поцелуев в жизни барона. Металл клинка всегда оставался холодным; даже горячая кровь не согревала его, но заставляла мерцать подобно узкому ледяному зеркалу, в котором отразилась вспышка далекой зарницы.

Вкус собственной крови вытравил из сознания Чвары все лишнее; он повторял про себя одно-единственное слово, обладавшее преобразующей силой, – запретное имя, известное только рыцарям его клана и отпиравшее двери земмурского ада…

Позади раздался боевой клич Стаи, затем шум схватки, оказавшейся недолгой. Чвара понял, что сопровождавшие его офицеры мертвы. Так же быстро глонги, которые имели многократный численный перевес, покончили с телохранителями Морта.

Чвара бесстрастно наблюдал за этой бойней, далеко не самой скоротечной. Если верить тому, что он слышал раньше, луч уничтожал все живое почти мгновенно. От людей, лошадей, оружия мало что оставалось; даже стены замков и крепостей не могли служить защитой – под лучом камни плавились, как рыхлый снег.

Значит, Чвара и Морт были все еще живы только потому, что Стервятник хотел спасти свою женщину. Это ставило барона в унизительное для рыцаря положение, тем не менее в схватке с таким противником годились любые средства. Он решил, что в крайнем случае убьет королеву. Впрочем, щенок мог опередить его – Морт уже пересадил Тенес на свою лошадь и держал мать в своих объятиях, что выглядело весьма двусмысленно.

Королева не сопротивлялась. Ее лицо выражало лишь бесконечную усталость, хотя для Чвары не было секретом, что она презирает и его, и собственного сына. Но вскоре она встретилась взглядом со Стервятником…

Только трое осталось от некогда большого отряда Морта. Из них двое мужчин были для Люгера смертельными врагами, а Сегейла олицетворяла утраченный навеки рай. Он уже не испытывал страдания; ничто не нарушало его отрешенности. Бессмертные рыцари вынули из него душу, и она пребывала сейчас где-то очень далеко отсюда. Сохраняя хладнокровие, он смотрел на сорокалетнюю женщину, отмеченную первыми морщинами, и вспоминал то, что сказал ему Слепой Странник тысячу лет назад и за миллион лиг от этого места: «Не подпускай к себе никого из чужих, иначе узнаешь, что такое исчезнувшее время и любовь старухи…»

Если бы Люгер не разучился смеяться, то, наверное, смех мог бы стать для него лекарством, но это был бы очень горький и безрадостный смех. Помимо прочего Слоту открылось, что он сбежал из Леса Ведьм лет на тридцать раньше, чем предсказал Странник, и тем самым нарушил чью-то долго и тщательно выстраивавшуюся игру. Равновесие было нарушено, роли перепутаны, маски не соответствовали возрасту, пророки и оракулы изрекали ложь…

Все это – взгляд, воспоминание, неродившийся смех – заняло не больше секунды, после чего отодвинулось туда же, куда канула прошлая жизнь. Люгер остался один на один с Чварой. Меч барона сделался полупрозрачным; его очертания были зыбкими, как призрак. Люгер понял: запретное имя произнесено и Чвара намеревается переместиться в магическую запредельность. Еще немного, и Стервятник превратится в неподвижную, скованную безвременьем фигуру посреди багровой пустыни – в легкую добычу для оборотня…

В это мгновение он услышал сдавленный крик Тенес, у горла которой сверкнул кинжал Морта. Щенок был не настолько глуп, чтобы убить ее сейчас и остаться без единственной заложницы, однако, угрожая, он давал понять Люгеру, что не остановится ни перед чем.

Тут на помощь Стервятнику пришел союзник, на вмешательство которого он прежде не рассчитывал. Чвара не успел завершить переход. Черная птица обрушилась на него сверху. Удара клювом было достаточно, чтобы барон лишился куска кожи на правой стороне лица – его щека оказалась разодранной от переносицы до скулы, и обнажились желто-коричневые зубы.

Чвара не издал ни звука и не утратил самообладания. С удивительной быстротой он перехватил меч и пронзил лебедя насквозь. Барон сделал это твердой рукой: острие клинка скользнуло на расстоянии пальца от его подбородка. Но лебедь не издох, потому что, конечно, не был обыкновенной живой тварью. И он продолжал терзать клювом руки барона, а от ударов отливающих чернотой крыльев голова Чвары вскоре выглядела так, словно он безнадежно проигрывал кулачный поединок.

Стервятник отлично представлял, чего стоило земмурскому рыцарю удержаться в седле; когда-то он видел, что сделал Лебедь с аббатом Кравиусом. Момент был как нельзя более удобным для атаки.

Из-за дьявольской птицы Чвара мало что видел, но, обладая звериным чутьем, он мог бы сражаться даже в полной темноте. Развернув коня, он избежал первого рубящего удара и сумел наконец отбросить от себя Лебедя. Тот упал на землю, разбрызгивая густую молочно-белую слизь, вытекавшую из ран, но мало похожую на кровь. Оба его крыла были сломаны, тем не менее Лебедь тут же взлетел и стал подниматься в небо без единого взмаха. Удаляясь, он вопреки законам перспективы увеличивался в размерах, пока чудовищный черный силуэт не растворился во мраке ночи…

Вряд ли кто-нибудь из людей сумел оценить мрачную красоту этого зрелища. Лицо Чвары было залито кровью, правый глаз заплыл, и Слот напал на барона именно справа. На этот раз кровь оборотня осталась на мече Гха-Гулов. И хотя удар вышел скользящим, клинок все же задел плечевую кость. Издав только утробное рычание, Чвара перехватил меч левой рукой, которой владел не хуже, чем правой, и нанес ответный удар, заставивший Стервятника отклониться в седле. В бою на мечах противники оказались достойны друг друга. Но была еще магия Земмура…

Барон истекал кровью и быстро терял силы. Стервятник же намеренно затягивал схватку, избегая приготовленных оборотнем ловушек. Слот вел опасную игру и несколько раз был на волосок от гибели, зато фокус со временем не застал его врасплох.

Обоих всадников накрыла магическая сеть, сплетенная при помощи земмурских мечей. Оба очутились в преддверии багровой преисподней, но ни Чваре, ни Стервятнику не удалось заманить врага достаточно далеко, чтобы отдать на растерзание своим проклятым соплеменникам.

Дурное предчувствие охватило Морта, когда он увидел огни корабля сквозь силуэты сражавшихся рыцарей. Для принца бой продолжался всего несколько мгновений. Мысли рождались медленнее, чем двигались два призрачных всадника, и Морту казалось, что его самого затягивает трясина вязкого кошмара…

А для Люгера мир, наоборот, замер в колдовском оцепенении. Кроме него и барона все обратились в статуи – неподвижные фигуры, застывшие лица, парящие облачка дыхания. Вместо привычных звуков он слышал низкий изматывающий гул. Корпус корабля чернел на фоне льющегося с окаменевших небес багрового сияния, и такое же раздражающее свечение исходило от развалин сторожевой башни.

Меч в руке барона описывал сверкающие круги. Сам Чвара будто отражался в потоке воды – такими стремительными и плавными были его движения. Но при этом оборотень обдавал Стервятника брызгами темной крови… Лошадь под Люгером получила несколько новых ран, что, однако, не сделало ее мертвее, чем она была прежде. Зато конь барона уже хрипел, исходя кровавой пеной, и плохо слушался всадника.

Чвара стал двигаться заметно медленнее. Он потерял уже слишком много крови. Исход схватки был предрешен. Люгер вел непрерывную атаку, не давая противнику ни секунды передышки. Развязка наступила очень скоро: клинок, выкованный потомственным оружейником Гха-Гулов, не встретил сопротивления и вонзился барону в горло, едва не перерубив шейные позвонки.

В эти несколько предсмертных мгновений Чвара не издал ни звука, хотя боль была ослепляющей. Он почти захлебнулся кровью; в легких не осталось воздуха… Единственным утешением оказалось то, что напоследок он увидел лицо старика, который был мертв уже более трехсот лет. Старик прошептал какое-то проклятие и поманил его за собой во тьму.

С величайшей благодарностью Чвара последовал за мертвецом в ад для избранников вечности, хотя и трепетал от животного ужаса. Трепет сменился агонией, а потом барон навеки расстался со своей плотью. Он вывалился из седла, но одна его нога застряла в стремени. Нагнувшись, Люгер нанес последний удар и окончательно разорвал цепь Превращений. Израненный конь метнулся в сторону и утащил за собой обезглавленный труп, а Стервятник тотчас вернулся в мир ужасающе скоротечного времени.

Когда силуэт валидийца снова обрел четкие линии, будто вынырнул из тумана опасной грезы, Морт осознал, что оборотень мертв и помощи ждать неоткуда. Положение принца стало безнадежным.

…Королева вскрикнула. Ее лицо исказила гримаса боли. Она больше не пыталась вырваться и обмякла на руках у Морта. Страшная правда не сразу дошла до Стервятника: принц ударил мать кинжалом в спину. Из-за чудовищной нелепости такой смерти Люгеру было трудно поверить в то, что змееныш все-таки выполнил свою угрозу. Но потом Слот увидел слезы в глазах Сегейлы – умирая, она беззвучно произнесла его имя…

Морт сбросил на землю тело матери и, переложив окровавленный кинжал в другую руку, выхватил из ножен меч. Для своего возраста он великолепно владел оружием и отличался исключительным хладнокровием, однако против Стервятника не продержался и минуты.

Люгером овладела сила, поднявшаяся из той бездны, где демоны томятся в ожидании освобождения, а ключом, отпирающим двери их темниц, становится безумие, проклятие или магия. Что-то нечеловеческое появилось в его облике, будто поселившаяся внутри земмурская нечисть стремилась вырваться наружу из слишком тесной клетки тела, и для Морта он стал воплощением неотвратимой потусторонней кары.

Меч Гха-Гулов двигался с неуловимой для глаза быстротой атакующей змеи. Два удара – и Стервятник узнал, как выглядит испорченная кровь его сына. Кровь лилась из распоротого живота и пронзенной груди. Обе раны причиняли мучительную боль, и обе были смертельными. Рубящим ударом Люгер раскроил Морту череп, и неистовая сила тут же оставила его, словно демоны приняли эту ужасную искупительную жертву.

Некоторое время Стервятник не испытывал ничего, кроме усталости и опустошенности. Он выпустил из руки меч, с трудом слез с лошади м опустился на колени. Он даже не почувствовал, насколько холодна и тверда земля. Потом его рвало желчью рядом с истекающей кровью Сегейлой и трупом Морта…

* * *

О наступившем дне он сохранил лишь обрывочные воспоминания. Немногое запомнилось ему отчетливо: плавное покачивание (глонги на руках несли его к летающему кораблю), извивающиеся коридоры, сгустившаяся пелена и Гелла Ганглети, которая выступила из этой пелены. Она показала ему два поднятых пальца и, улыбаясь, предупредила:

– Осталось две недели. Ее могут спасти только в Звездном Доме.

Люгер не верил мокши. В этих словах было всего лишь еще одно обещание, чреватое разбитыми надеждами, но разве Стервятник мог не поддаться искушению? Да и чем он рисковал теперь, кроме опостылевшей жизни? Во всяком случае, Харлес правильно истолковал его невыразительный жест.

Глава тридцать четвертая
К ЗАТЕРЯННОМУ ОСТРОВУ

Следующие два дня Люгер пребывал в тупой апатии. Он лежал в своей каюте, а Венга сидела на полу рядом с ним. Ее лицо вытянулось от истощения, обескровленные губы потрескались, костлявые руки бессильно покоились на коленях. Он понимал, чего стоила ей борьба за то, чтобы удержаться над пропастью безумия. Тем самым она, скорее всего, спасла и Стервятника, сопровождая и охраняя в долгие часы беспамятства его заблудший отчаявшийся дух. Она делала это не из любви к отцу и даже не ради сохранения собственной жизни; просто таково было ее предназначение. Несколько раз он пытался заговорить с ней, но не услышал ни слова в ответ.

К исходу вторых суток полета Люгер наконец нашел в себе силы продолжать борьбу. Сердце его опустело, дотла выжженное страданием; Стервятник был словно пепел на ветру. Если Сегейла умрет, какое значение будут иметь для него Звездный Дом, Ключ, весь никчемный род человеческий? И так легко было обрести желанный покой – там, за бортом корабля. Содрогания корпуса свидетельствовали о том, что снаружи бушует шторм…

В круглой полутемной каюте Харлеса Люгер застал штурмана и госпожу Ганглети. Похоже, мокши постепенно прибирал к рукам единственного живого слугу Стервятника… Посередине стола на развернутой морской карте стояла уже знакомая ему металлическая коробка, в которой хранился манускрипт Амируса. Судя по всему, Харлес тоже не избежал завораживающего влияния манускрипта, давно превратившегося в фетиш.

– Она жива? – спросил Стервятник и не узнал собственного хриплого голоса.

Ганглети повернула к нему безразличное лицо. Последовала пауза, словно мокши желал убедиться, что Люгер остался в здравом рассудке. Потом Гелла вышла из каюты и поманила его за собой.

Они долго петляли во внутренностях Корабля, пока не оказались в тупике. Люгер мог бы поклясться, что впервые видит это место. Овальное отверстие в стене было затянуто вуалью, которая то втягивалась, то выпучивалась через равные промежутки времени, чем неприятно напомнила Стервятнику гигантские легкие или сердце, все еще бьющееся во вскрытой груди.

Ганглети выставила перед собой руки и пальцами проткнула вуаль, а затем раздвинула ее зыбкие края. Из образовавшейся узкой дыры дохнуло холодом. Гелла с легкостью забралась в эту дыру, и Люгер последовал за нею с гораздо меньшим изяществом. Вуаль сразу же сомкнулась позади него – словно рана заросла, не оставив шрама, – но сквозь нее пробивался вездесущий багровый свет…

Они попали в ледяную пещеру, правда, лед был лилово-розовым, а стены и своды непрерывно и часто подрагивали, отчего отражения Стервятника и Ганглети, казалось, тряслись в диком танце. Кристаллы инея рассыпали пурпурные искры. Адское свечение просачивалось даже снизу, из-под скользкого пола.

Посреди пещеры лежала обнаженная Сегейла. Ее тело было опутано густой сетью, похожей на сплетение красных водорослей или, может быть, волос. Потом Люгер понял, что это, конечно, не волосы, а кровеносный кокон, по которыму текла человеческая кровь, смешанная с «кровью» Корабля… В Сегейле едва тлела жизнь. Ее дыхание было чрезвычайно замедленным, движения груди – почти незаметными для глаза.

– Сколько ей осталось? – Люгер с трудом произнес это, рассматривая лицо той, которую он терял снова, не успев найти. Оно было застывшим, словно гипсовая маска… Старая боль напомнила о себе, царапнув по сердцу заостренным ногтем.

– Мы сохраним ее для Звездного Дома, – улыбаясь, ответила Ганглети, и Люгер едва сдержался, чтобы не ударить эту куклу, находившуюся во власти злокозненного существа.

– Если она умрет, ты никогда не увидишь Дома.

– Аминь, – просто сказал мокши, который мог позволить себе иронию и знал о людях нечто такое, чего они сами не знали о себе. Но даже его древний разум был бессилен перед теми, кому в незапамятные времена принадлежал Ключ.

* * *

Лицо и фигура Харлеса заметно раздулись, а на коже появились лиловые пятна. Двигался он с видимым трудом, а речь его становилась все менее разборчивой. Он медленно умирал. Колдовство, отсрочившее смерть этого человека, теряло силу.

Люгер предвидел его скорый конец. Но если мокши мог указать путь к Звездному Дому, то спасение и возвращение людей явно не входило в его намерения. Тут Слот рассчитывал только на себя. И он принялся изучать карты, принадлежавшие Харлесу, на которые прежде обращал мало внимания.

Последнюю посадку Корабль совершил еще вблизи границы Круах-Ан-Сиура для пополнения команды глонгов. Люгер справедливо рассудил, что такой возможности больше не будет. На месте недавней гибели каравана он нашел достаточно мертвецов…

Теперь Корабль находился над южной частью хребта Согрис и продолжал лететь на восток, с каждым взмахом крыльев приближаясь к берегам Океана Забвения. А дальше начнутся безмерные и неизведанные пространства, где пиратские карты станут бесполезными. Но Ганглети в очередной раз удивила Стервятника – оказалось, у нее имелась карта всего Востока, происхождением которой было бессмысленно интересоваться, а достоверность почему-то не вызывала сомнений.

Впервые Слот получил ясное представление о владениях королевства оборотней, о том, каковы очертания восточного побережья моря Уртаб и западных берегов океана, воды которого были доступны разве что для земмурских кораблей. Карта изобиловала прежде неведомыми ему подробностями. Насколько Люгер мог судить, береговая линия южной провинции Земмура претерпела значительные изменения после катастрофического взрыва Небесного Дракона. Но, что важнее всего, на карте были обозначены острова, столь же удаленные от обитаемого мира, как и Неизвестная Земля, предположительно находившаяся на дальнем юго-востоке.

Кроме этой бесценной карты, в распоряжении Люгера оказался и подлинный манускрипт Амируса. Пергаментный свиток тихо потрескивал, когда он осторожно разворачивал его. Неприятный запах напоминал о том, что Стервятнику хотелось бы забыть… Края свитка обгорели, а нетронутая огнем часть манускрипта не всегда хранилась в подходящих условиях. В развернутом виде кусок пергамента был похож на изборожденное морщинами пожелтевшее лицо старухи. Чернила выцвели, и некоторые слова сделались неразличимыми. В любом случае Люгер плохо знал древний язык, поэтому понял написанное лишь в самых общих чертах.

Сей документ действительно мог быть источником, породившим легенду о Звездном Доме, но Слот не уловил главного – почему от Дома исходит постоянная угроза уничтожения. Ключ упоминался по меньшей мере трижды – начертание символа Запертых Дверей почти не изменилось за минувшие века. Манускрипт содержал также сведения о местонахождении Дома, однако Амирус ссылался на ориентиры, известные теперь только мокши.

* * *

Ганглети все реже оставляла Стервятника в одиночестве. Она сделалась его тенью. Впрочем, он не возражал. Они не доверяли друг другу, и то, что при других обстоятельствах могло показаться утомительной навязчивостью, объяснялось обоюдными подозрениями.

Но по крайней мере в том, что касалось Звездного Дома, Ганглети была достаточно откровенна. Они подолгу просиживали вместе над картой Востока. Гелла поставила знак Конца Пути возле одного из островов, расположенных в Океане Забвения. Расстояние до намеченной цели было так велико, что Стервятнику оставалось уповать лишь на попутный ветер. Неудивительно, что никто из людей, живших в Западных королевствах, никогда не видел Дома – и вряд ли до него добрались даже оборотни на своих стальных кораблях.

Все это означало, что к концу полета Люгер останется без подавляющей части команды. Он уже не думал о возвращении, тем более что на помощь Венги рассчитывать не приходилось. Если верить мокши, жизнь Сегейлы зависела от того, окажется ли она в Звездном Доме до истечения отведенного срока. Слот слишком хорошо помнил, как легко заблудиться к югу от Скел-Моргоса, насколько сильно искажаются пространство и время в Южной пустыне, а ведь Дом находился хоть и в океане, но гораздо южнее.

* * *

В течение следующих пяти суток число глонгов сократилось вчетверо. Те из них, кто еще мог двигаться, сбрасывали трупы за борт. Харлес гнил заживо, превратившись в безобразную гору мяса. На его раздувшемся теле лопалась кожа. Он уже не мог передвигаться и лежал на палубе, ожидая смерти.

После того как Люгер был вынужден избавиться от последнего глонга, стало ясно, что он явно преувеличивал угрозу со стороны Ганглети – она не представляла для него опасности по крайней мере до тех пор, пока Корабль не достигнет острова. Крылатое чудовище подчинялось только ему одному, ибо колдуны Лигома наделили свое создание этим неотъемлемым свойством. Летающий Корабль был оружием настолько личным, что мог существовать лишь в противоестественном слиянии со своим хозяином.

Стервятник управлял кораблем примерно так же, как управлял глонгами или дохлой лошадью; поначалу это требовало от него лишь немного больших усилий и сосредоточенности. Но временами ему казалось, что гигантский придаток обладает собственным сознанием – очень неразвитым и совершенно чуждым человеческому, почти не поддающимся влиянию, непредсказуемым, как намерения рептилии. И все-таки теперь Люгер не променял бы этот дар некромантов ни на что другое. Разве только… на Небесного Дракона.

Дни проходили за днями, солнце совершало свой путь по небу, а под днищем была однообразная поверхность океана. Ни острова, ни парусов на горизонте… Несчетное количество раз повторялось это и повторится снова и снова: тысячи лет катились волны, порождая недолговечную пену; косяки рыб плыли в поисках пищи; морские твари пожирали друг друга. Холодные и теплые течения, штормы и штили, ветры и дожди. Извечный круговорот…

Солнце палило немилосердно, и даже по ночам не наступало облегчение.

В южной части небосвода сияли звезды, которые не восходили на небе Валидии.

Люгеру казалось, что этот полет никогда не закончится. Он изнывал от духоты и безделья. Не в его власти был сократить время ожидания, которое сделалось невыносимым. Рядом с Ганглети он чувствовал себя еще более одиноким, а Венга оставалась так же далека от него, как и прежде. В лучшем случае она отвечала на самые простые вопросы, но при этом бедняжка разговаривала будто слабоумная…

Установилось почти полное безветрие, и полет Корабля существенно замедлился. Воцарилась липкая жара. Даль расплывалась в зыбких струях воздушных потоков. Корабль оставлял за собой след, подобный разреженному грязно-лиловому туману, а над бескрайней пустыней воды то и дело возникали миражи.

И от палящего солнца, и от коварных видений Люгер спасался в прохладном чреве Корабля. Однажды под вечер Ганглети попросила его подняться на палубу, и он увидел дрейфовавшее в океане судно. Его низко сидевший в воде корпус имел необычные очертания с заостренными носом и кормой; парусов не было вообще. На одной трети длины от носа возвышалась надстройка, а над нею – мачта, увешанная какими-то ажурного вида предметами. Металлическая обшивка, судя по коричнево-рыжим оттенкам, изрядно проржавела.

Люгеру уже доводилось видеть такие корабли у затопленных причалов вблизи побережья Земмура. Не было ни единого признака того, что на борту этого судна остались живые люди. Верооятно, команда давно покинула его, или же оно оказалось плавучим склепом для тех, кто умер от голода и жажды.

Слот долго провожал взглядом мертвый корабль оборотней, блуждавший по воле ветров и течений в океанских просторах. А может, это был выкидыш самого пекла – Стервятник нисколько не удивился бы, окажись он сам вскоре перед огнедышащим жерлом преисподней.

* * *

Ночью, стоя на палубе, Люгер ощутил некое изменение. Он посмотрел вверх и обнаружил, что в небе над ним нет Черного Лебедя. В зените, где прежде парила крылатая тень, теперь сверкали звезды.

С той минуты управлять Летающим Кораблем становилось все труднее. Стервятника больше не одолевали сновидения, и он не получал никаких знамений. Наступило жутковатое, таившее неведомую угрозу затишье перед новым противостоянием.