Текст книги "Крыса солнце жрёт. Книга 1"

– Слушаю ваш вопрос, ваше величество, но предупреждаю загодя, что секретов военного характера не выдам. Я – генерал армии Виртленда, и глупо от меня ждать этого.

– Однако, вопрос я все же задам. У меня есть сообщение о том, что с территории Великой Унии готовится вторжение в мои земли с целью свергнуть меня и поставить мое королевство под власть короля Готфрида Висболда. Якобы не все Сухопутные боевые силы Великой Унии были отправлены на войну с Людовиком XIII Руатдидом. Я, конечно, догадывался, что в распоряжении вашего монарха осталось достаточно сил для защиты, но не думал, что их хватит для нового завоевательного похода. Теперь мне говорят, что нужно готовиться к обороне. Вы же утверждаете, что хотите мира. Это правда или ложь, что Готфрид собирается начать войну?

– Я скажу вам так, как есть. А решать уже будете сами, ваше величество, – гордо вскинул голову граф Альберт. – Когда меня отправляли сюда, мне было поручено маршалами Правии и Виртленда, выяснить, почему вы перекрыли границы, и добиться того, чтобы наши войска вернулись на родину. Как и предполагалось сделать изначально. Не скрою, что мы разделились на два лагеря. Многие восприняли закрытие границ, как оскорбление, и хотели наказать вас. Я был среди поддержавших идею бескровного разрешения конфликта. В итоге решили, что все же война сейчас нам не нужна. Если бы Сухопутные боевые силы хотели нанести удар по Оплоту Великанов, то генерал Кёниг был бы там и делал бы все, чтобы убивать ваших подданных, ибо мой долг – служить моему королю, а не вам. Но я здесь, безоружный, стою перед вами, а не в лагере моих соплеменников. Вот и думайте сами, чего хочет Готфрид Висболд.

Что же касается вторжения с территории Великой Унии, то это – ложь. Во всяком случае, я, как генерал, точно знаю, что наша армия под стенами крепости коменданта Рашко. Конечно, вы правы, в нашем королевстве остались люди для защиты границ и поддержания порядка. Но они не смогут достойно нанести удар. Уж в этом-то я кое-что понимаю.

И добавлю, как мастер своего дела, если понадобится, то Оплот Великанов мы быстро можем обратить в прах, вот только не просто так я был на стороне тех, кто против военного сценария. Я наслышан и о ваших способностях. Так что, если вы – хороший главнокомандующий, то должны и сами понимать опасности, грозящие как нашим солдатам, так и вашим. Остальное уже стратегия и тактика. Я, как патриот своей страны, принесший моему королю присягу, ничего не имею права больше говорить.

Аластор Вук-старший вперил свой взгляд прямо в карие глаза графа. Он пытался прочитать его, понять врет виртлендец или говорит честно. В конце концов, правитель земель Вуков вздохнул и сказал уже спокойно:

– Пусть так, генерал Кёниг. Я вам верю. Но будьте покойны, я проверю достоверность ваших слов. Если вы соврали мне, условия вашего содержания изменятся. Однако, думаю, что все-таки обмана в ваших словах нет. Вы и вправду похожи на человека чести.

Рядом с фон Кёнигом и Шварцом уже стояли около десятка солдат Особой гвардии. Они прошли в зал тихо и бесшумно, но все же Альберт краем глаза заметил их. Про себя он лишь усмехнулся, но рассудил, что организовано все было достаточно умело. Возглавлял гвардейцев тот самый военный муж, что ушел перед началом аудиенции после разговора с Драганом Янкой.

Король отчеканил своему невеселому слуге:

– Мессир протектор, пошлите письма королю Висболду и герцогу Правскому с уведомлением о задержании генерала их Сухопутных боевых сил до тех пор, пока наследник престола не будет возвращен и не будут принесены официальные извинения нашему королевству и нашему народу.

«Да уж! Особенно будет горевать Сепрентос, – с какой-то злой иронией подумал граф Эреншира. – Он бы горевал еще больше, если бы с меня тут сразу сняли голову и отправили ему. Неделю бы пировал со своими прихвостнями, обливаясь горючими слезами. Что ж, может скоро и закатит гулянку на всю Правию».

– Генерал Оукман! Проводите этих славных мужей в их комнаты. Пусть они отдохнут. Распоряжения на их счет у вас есть.

Рыцарь с усами и бакенбардами подошел вплотную к Альберту.

– Извольте следовать за мной, мессиры. И прошу вас, не выкидывайте никаких шуток. Мои люди хорошо подготовлены.

– Вы думаете, я – сумасшедший? – спросил Кёниг. Логан, в смущении, отвернулся, ничего не ответив. – Ах, понимаю, наслушались разных баек обо мне. Да, это смешно. Один раз какой-то крестьянин, подумать только, рассказывал на полном серьезе мне о том, что якобы генерал Кёниг в сражении метает во врагов огненные шары, которые чудесным образом появляются у него в руках. Спасибо, что хоть не из задницы я их запускаю в неприятеля!

Капитан Шварц заметил, что губы короля скривились. То ли от боли, то ли от сдерживаемого смеха.

– Бросьте, милостивый государь, – продолжил Альберт. – Я – человек, и я безоружен. Так что кидаться на ваших людей, даже если бы их было всего двое не собираюсь. Пулю в лоб мне получать пока не хочется. Идемте.

Последнее слово прозвучало для Оукмана приказом. Он смешался еще больше, но, выпрямившись, кивнул гвардейцам. Окружив пленников, солдаты вывели их из тронного зала.

– Что думаешь? – обратился Аластор Вук-старший к Янке. Драган помассировал пальцами глаза, как будто о чем-то размышляя.

– Я думаю, ваше величество, что это очень хорошо.

– Что именно, мессир протектор? Не тяни.

– Очень хорошо то, что он у нас под замком. Если он окажется на поле боя, вашим армиям придется несладко.

– Да, ты прав, – скрипнул зубами король. – Ладно, Всемогущий с ним! Пора собирать войска. Кто его знает, вдруг проклятая Кассандра говорит правду. Хотя я больше верю этому Кёнигу.

– С виду властитель Эреншира и правда кажется честным рыцарем. Посмотрим, ваше величество. Мессир Аксельрод уже начал полную мобилизацию.

– Отлично. Кстати, раз уж вспомнили о ведьме. Что с женой?

– Она переведена в вашу резиденцию. Ту, где обитал я. В переулке Барров.

– Не ворчала?

– Ворчала. Но на ее дряблой физиономии было видно, что она вполне удовлетворена. Еще бы! Вы всенародно сняли с нее все обвинения, ваше величество. Да еще наградили ее тем, что это якобы она помогла предотвратить вашу погибель. Теперь, если случится вдруг, что она внезапно исчезнет, то это может вызвать очень вредные сплетни и толки. Ваши действия и так двояко воспринимаются как среди простого народа, так и среди благородного сословия. Да и в резиденции, вне Главного замка, ей будет вольготнее. Я все же предпочел бы, чтобы гарантии были менее благоприятными для этой леди.

– Эх, Драган. Возможно, я и сделал ошибку, но мне нужно усыпить бдительность этой мерзавки. Пусть поверит, что я с ней ничего не сделаю. Пришлось пойти на риск. Только возмездие все равно ее настигнет. Она мне за все ответит.

– Не думаю, ваше величество, что Кассандра решит, будто ваши претензии к ней забыты. Пообщавшись с этой хитрой бестией, я понял, что стоит опасаться всего, что она говорит.

– Я опасаюсь, поверь мне. Но вариантов особо у нас не было.

– Да, их было мало… И все же… Ваше величество… – со страданием покачал головой протектор королевства, – все-таки вам стоило довериться мне раньше. Скольких проблем могли бы мы избежать, а сейчас, конечно, и я ограничен временем. Это сказывается.

– Ничего, Янко. Не беспокойся. Мы всем этим скользким гадам вырвем жала и вонзим их в них самих. А сейчас мне нужно вернуть Мейнхарда. Он – единственный, кто может продолжить мое дело.

– Я стараюсь сделать по этому вопросу все, что от меня зависит, мой король.

– Работай, Драган, работай. Я верю, что мы выберемся из всего этого дерьма. Справедливость Всемогущего на нашей стороне.

Аластор устало сел на трон. Лихорадочная, эмоциональная активность за последние дни вымотала его. Тем не менее, в нужные моменты он продолжал оставаться крепким и деятельным. «Когда все кончится, и я передам все полномочия своему сыну, – думал король Вук, – тогда, пожалуй, будет конец. Вряд ли организм сможет долго все это выдерживать. Хорошо еще, что от природы во мне заложено много силы. Демоны! Только бы хватило ее сейчас. А потом я и помереть готов».

– Ваше величество, – прервал полет его мыслей, возникший вдруг рядом постельничий. – Вы просили уведомить заранее. Скоро казнь. Вы собирались присутствовать.

– И что теперь? – барон Шварц сделал огромный глоток крепленого вина и грохнул глиняным стаканом по столу.

– Успокойся, – тихо ответил Альберт. Он задумчиво крутил в руках свою чашку теплого абрикосового напитка, которую ему принесли незамедлительно, как только он потребовал. Граф был удивлен этому, но обнадеживаться было нечего. В любую минуту, из почетных заключенных, они могут стать заключенными без каких-либо прав и поблажек. Кто знает, что там в голове у этого Вука? – Ты не особо налегай на вино, особенно на крепленое, Максимилиан. Ясная голова может потребоваться в любой момент.

– Ваше сиятельство, больше двух стаканов пить не буду. Мне просто нужно взять себя в руки. Простите.

– Вот и возьми себя в руки. Мы, капитан, вляпались в очень неприятную историю. Но отчаиваться нечего. Я не из тех, кто подбрасывает лапки кверху. Сейчас и думать не стоит бежать, но случай может представиться неожиданно.

– А если представится, то мы рискнем?

– Конечно! Он схватил нас, безоружных, да еще парламентеров. Пускай он плюнул на белый флаг с черным крестом. Но как метко выразился герцог Правский (в кои-то веки я с ним согласен), Вук мог это сделать юридически, но не фактически. Он подмочил свою репутацию в моих глазах, я ему ничем не обязан. Я в состоянии понять его горе, все так. У него есть причины обвинять Великую Унию в неуважительном обращении с соседним государством. Суверенным и независимым. Оставайся он даже бароном, никакого права покупать его сына в рабство у майора Астура не было. И это возмутительно! Но все же достоинство должно сохранять. Хватать нас исподтишка тогда, когда мы даже бой дать не в состоянии, может только коварный трусливый негодяй, но не честный человек. Который, к тому же теперь, решил наречь себя королем. Если бы этот новоявленный монарх соблаговолил в открытую потребовать от меня сдаться в плен, как человека, прибывшего просить мира от лица королевства, которое столь подло с ним обошлось, я бы безусловно подумал, и скорее всего сам бы отказался от сопротивления. Ибо такое положение могло бы затронуть мое доброе имя. Как это так? Пришли с предложениями дружбы, а сами творите беззаконие, оскорбив принца крови? Тут все понятно. Но вот так подло ставить Альберта фон Кёнига перед фактом в то время, когда он лишен своего меча. Да будь у меня меч, я бы, конечно, пал там, сраженный, но захватил бы с собой не одного напыщенного гвардейца. А может, и самого Вука. Так что его низкую хитрость оправдывать я не собираюсь, и при первой возможности мы убежим, Максимилиан.

– Будем надеяться, генерал, что возможность эта скоро представится.

– Будем надеяться.

Поостыв немного, они обратили внимание на шумные крики, которые раздавались за окном. Капитан Шварц встал и пошел поглядеть, что творится снаружи. Какое-то время он всматривался вдаль, как будто пытаясь что-то разобрать, потом произнес:

– Ваше сиятельство, да отсюда неплохо видна площадь Слободана III, которую мы проезжали. Там все теперь забито людьми. Это они кричат и орут так, что тут аж слышно.

– Видишь что-нибудь еще?

– Да. Какой-то деревянный помост. На нем стоят два стула. Прямо друг напротив друга. Для чего это?

– Кто знает, какие у них тут увеселения? Хотя, по-моему, сейчас веселиться им нечего. С чего бы новому королю закатывать гуляния? Может в честь коронации? Официальной-то церемонии, я так понял, еще не было.

– А внизу перед помостом огромный котел, ваше сиятельство. Да, кажется, котел. Точно. Сомнений быть не может.

Альберта и Максимилиана осенило одновременно. Генерал вскочил и в три шага оказался у окна.

– Казнь, ваше сиятельство?

– Она самая.

– А что же там за стулья?

– Один обычный, а другой… Что там кричал глашатай? Сын этого Шульца будет задушен на глазах отца. Либо палач будет своими силами душить парня, привязанного к стулу, либо один из стульев – это гаррота, капитан, – граф почему-то взволновался. Торжественное лишение жизни другого человека всегда вызывает какое-то возбуждение у того, кто еще остается в этом мире. Даже такого умудренного опытом воина, как Кёниг, предстоящее действо заставляло несколько трепетать.

– Смотрите, вроде ведут, – указал пальцем барон.

Действительно, они увидели, как со стороны одной из улиц движется конвой всадников и пеших воинов, охраняющих телегу с железной клеткой. Внутри клетки сидели двое. Альберт фон Кёниг обладал неплохим зрением и отметил, что оба приговоренных ужасно бледны, кажется, совсем обессилены и плохо понимают, что происходит вокруг. Но все же издалека трудно было различить кто из них кто, если бы не волосы. Длинные и спутанные, черные у Генриха. Седые и короткие у баронета.

Толпа завопила еще громче. До ушей графа донеслись радостный и зловещий смех, улюлюканье и оскорбления, бесноватые рыдания.

– Я уже видел казни, ваше сиятельство, но все же Готфрид Висболд никогда не казнил рыцарей, пускай и бывших, с таким позором. Они же почти голые! Да и толпе не разрешалось никогда так издеваться над осужденными. Благородное сословие всегда должно с пониманием и уважением относиться друг к другу и к королю. У нас особо ретивые в толпе за поганые слова могут и пулю в лоб получить, – ругался капитан Шварц.

– Все так, Максимилиан, – процедил сквозь зубы фон Кёниг. – Омерзительное зрелище.

Генриха Шульца на руках, впрочем, не особо церемонясь, внесли на эшафот и усадили на один из стульев. Руперта, один из конвоиров, ударил эфесом меча меж лопаток, судя по всему за медлительность. Старик упал, разодрав в кровь колени. Он попытался подняться, но похоже тело больше не слушалось его, и мощные руки палачей подхватили баронета, усадив на положенное место. Когда отец и сын были крепко привязаны к стульям, на помосте неожиданно объявился королевский глашатай и начал орать заготовленную речь. Слов ни граф, ни барон разобрать не могли, но предположили, что скорее всего еще раз повторяется приговор и осужденным предлагается покаяться в грехах. Однако, когда глашатай закончил, фон Кёниг в изумлении воскликнул:

– Да там же рядом даже ксендза нет!

С ужасом Максимилиан повернулся к графу:

– Вы уверены, ваше сиятельство?

– Смотри, глашатай ушел. Палачи зашевелились. А ксендза не было и нет. Казнь начинается, а им даже не дали права исповедоваться, покаяться и помолиться перед смертью. Не каждый пользуется этим правом, но лишать его не смеют даже раба. Какая подлость! Король Вук – просто мерзавец! В него демоны, что ли, вселились?

Рев толпы вдруг стал невыносимо оглушающим. Один из палачей встал позади «трона смерти» Генриха и, казалось, начал что-то там закручивать. Сын баронета задергался. Граф увидел, как в бессильной ярости завыл Руперт, очевидно вложив в этот вой последние свои силы.

– Это гаррота, ваше сиятельство! – воскликнул Шварц. – Вы были правы. Я вижу. Вон палач крутит рычаг. Скоро бедняге конец. Эти сволочи даже мешок ему на голову не надели.

Фон Кёниг молча смотрел, как жизнь покидает молодого Шульца. У несчастного выпучились глаза, он как рыба на суше пытался глотать воздух, но железный обруч неумолимо сжимался вокруг шеи. Прошло не так много времени, прежде чем парня окончательно умертвили, но у Альберта сложилось впечатление что душили его около часа.

Настал черед главного заговорщика. Руперта Шульца отвязали и, взяв под руки, потащили к котлу. Он уже окончательно перестал обращать внимание на все, что происходило вокруг. Толпа кидалась в преступника тухлыми яйцами, испорченными овощами, грязью и навозом. Кто-то попробовал швырнуть в баронета камень, но выстрел вверх немедленно успокоил чернь. Нет, Руперта не жалели. Просто у солдат был четкий приказ, не дать толпе убить злодея раньше положенного срока. Старика вновь связали и аккуратно поместили в котел с водой так, чтобы он не захлебнулся. После чего палачи приступили к розжигу огня. Пламя весело заиграло и быстро распространилось по сучьям и поленьям, лежащим у основания котла. Костер становился все больше и ярче, вода нагревалась. Скоро баронет Шульц узнает на собственной шкуре, что такое медленная смерть. Возможно даже, он будет мечтать о яде, которым он так любил пользоваться.

– Варварство! Так казнят только недоразвитые звери! Их и людьми-то назвать нельзя! Нет, чтобы сразу бросить в кипяток, так они решили его варить медленно, смакуя. Сукины дети! Он же будет около часа-двух умирать в жестоких муках, – сокрушался капитан Шварц. – Что бы их черти в пекле на сковородах поджарили!

– Хватит, Максимилиан, – спокойно сказал генерал Сухопутных боевых сил Великой Унии, отходя от окна. – Всемогущий допустил это. Значит, такова его воля. Больше смотреть не хочу. Я чувствую усталость. Сильную усталость.

Он сел за стол, допил остатки своего уже остывшего напитка, вытер пот со лба.

– Вы правы, ваше сиятельство, хватит и с меня! – капитан уверенно подлетел к выходу и яростно распахнул дверь.

– Ты куда? – спросил Альберт.

– Хочу справить малую нужду, – зло бросил барон. – Интересно, ко мне приставят охрану? Может кто-то из гвардейцев не прочь подержать моего приятеля?

– Король сказал, что в Главном замке мы вольны передвигаться без сопровождения.

– Ни на йоту не верю этим выродкам, – прорычал Шварц и ушел.

– Я тоже, – грустно понурил голову граф фон Кёниг. Спустя какое-то время из окна стали доноситься дикие вопли страдания и боли. Руперт Шульц покидал этот мир. Долго продолжались его мучения, но, в конце концов, он затих. Ангел Смерти забрал его вслед за сыном. Бешенство толпы постепенно утихомирилось. Люди стали покидать площадь Слободана III. Веселье окончилось. Альберту было тошно и противно. Однако, его жизненный путь продолжался.

С наступлением ночи небо неожиданно затянуло грозовыми тучами. Прогрохотал гром, засверкали молнии. Ветер забушевал в неистовстве и начал свирепо насвистывать какую-то протяжную и траурную мелодию. Сначала крупными каплями дождь забарабанил по крышам замка, а потом, разойдясь, стихия обрушила невероятный водопад на всю столицу. Спустя несколько мгновений земля напиталась влагой настолько, что уже не могла вмещать в себя больше. Множество маленьких речек зажурчало в Вукограде. Но они разъярялись и превращались в крупные водяные массы, жаждущие поглотить все на своем пути. В каких-то местах стало невозможно идти, так как ноги по колено вязли в грязи. Некоторые, из построенных кое-как хибар, нищих и бродяг, в неблагополучных районах, рухнули под напором яростных потоков воды. На юге города молния поразила одну из крыш дома и вызвала пожар, который, однако, удалось вовремя потушить. Безродные пьянчуги, валявшиеся в переулках без памяти от выпитого, захлебнулись в эту ночь. Словно зловещее предзнаменование страшных перемен являла собой непогода в этот час.

Альберт фон Кёниг лежал на кровати. Он был одет и готов ко всему. В Главном замке было относительно спокойно, ничего не предвещало беды. Поэтому, сам того не замечая, граф погрузился в воспоминания, думы о будущем и настоящем.

Ингрид была моложе его на девять лет. Альберт женился на ней, когда той было двадцать. Через год она подарила ему Винсенса. С тех пор детей у них больше не было. Они пытались много раз зачать снова, но не получалось. Лекари разводили руками. Никто не осмеливался заявить графу, что жена его больше не способна выносить ребенка. А может это его семя ослабло? Однозначного ответа получить не удавалось. Слухов тоже не было. Альберта слишком боялись, чтобы шептаться за его спиной. Один талантливый во врачевании ученый, не страшащийся никого, открыто объявил графу, что скорее всего с кем-то из супругов приключилась беда, но в их случае подтвердить этого до конца нельзя и им следует пробовать и пробовать снова. Граф и графиня были не против.

Генералу Сухопутных боевых сил Великой Унии было хорошо с женой. Ссорились они редко. Ингрид знала, за кого выходит замуж. Ее девичья фамилия была Хартманн, она была одной из дочерей барона Хартманна, вассала Кёнигов. Рыжеволосая, с ярко-зелеными глазами, грациозная и тихая, она была девушкой, которая никогда и ничего не делала сама для того, чтобы покорить мужчину. Они покорялись сами, а своим бездействием Ингрид еще крепче привязывала их к себе. Ухажеров у нее было много, но все они пропали в тот день, когда стало известно, что на нее положил глаз молодой Альберт.

В свои двадцать семь он был горяч, еще менее рассудителен и еще более щепетилен в вопросах чести, ибо возраст его еще не позволял ему получить опыт житейской мудрости. Потому, сын графа Конрада фон Кёнига мог очень быстро прогневаться, впрочем, также быстро он мог и остыть. Уже тогда он был великолепным фехтовальщиком. В нем сочетались твердость, смелость и пылкость. Вызов на поединок для Альберта был делом плевым. И соперничать за руку прекрасной Ингрид с ним никто не собирался. Вернее, один смельчак все же нашелся. Он был малоизвестным рыцарем, имени которого уже никто не вспомнит, потому что род его разорился, занимался он скорее побирательством, чем добродетельными делами, а в конечном счете вообще связался с какими-то бандитами и погряз в делах преступного мира. Однако этот вот храбрец и запал на юную леди Хартманн, увидев ее на одном из балов, куда его, как рыцаря, по старой памяти еще приглашали, хоть и не всегда охотно.

Когда появился конкурент, в лице Альберта Кёнига, рыцарь не испугался того, что это первый наследник Эреншира. Наоборот, авантюриста это только раззадорило. На каком-то пиру он повел себя вызывающе, что было сделано специально, и получил вызов на поединок. Фокус состоял в том, что поединок был тайным, решили обойтись без свидетелей. Молодому Альберту это казалось даже более почетным, не привлекать никого для защиты чести. Это с возрастом он понял, что церемониалы выдумывались не просто так и имели под собой определенный подтекст, необходимый для того, чтобы эту самую честь и сберечь. Вообще, будущий граф Эреншира, во многом продолжал еще вести себя, как мальчишка.

Поединок состоялся, только рыцарь привел с собой своих темных друзей. Их было трое. Все превратилось в банальное убийство. Вот только убиты были сам рыцарь и его соратники. Им стоило задуматься о том, что Кёнига не просто так хвалили за владение мечом. Они же самонадеянно решили его попросту заколоть, не прибегая к огнестрельному оружию. За эту ошибку и поплатились. Альберта же спасло то, что, заподозрив что-то неладное из-за сплетен, ходивших вокруг поединка, Роджер Гудман, будущий наместник Севера, взял людей и поспешил на место схватки. Он и засвидетельствовал со своими спутниками, что молодой Кёниг был жертвой, которая оказалась не по зубам охотникам. Обвинений в убийстве благородного человека, пускай и с сомнительной репутацией, удалось избежать.

Ингрид для себя поняла, что Альберт тот, кто предначертан ей судьбой. Тем не менее, после всего она выбрала политику полного молчания и игнорирования, и он еще год добивался ее расположения. Но внезапно случилось несчастье. Умер Конрад фон Кёниг, и Альберт принял титул графа Эреншира. Отношения с возлюбленной отошли на второй план. Альберт вмиг повзрослел, погрузился в дела управления графством, стал более серьезным и степенным, успел больше сблизиться с королем и только спустя десять месяцев обратился к барону Хартманну с просьбой отдать ему руку и сердце дочери. Отказать графу Эреншира было невозможно, да и Ингрид твердо заявила, что не пойдет ни за кого, кроме Альберта. Это озадачило отца, но с другой стороны, озадачило очень приятно. Согласие сюзерену было дано, и началась подготовка к свадьбе. Отыграв ее, дочь Хартманна стала графиней, и в первую брачную ночь Альберт и Ингрид слились воедино. Тогда оба почувствовали, что никогда больше один не сможет без другого, и никогда один другого не предаст.

«Столько лет прошло, а мне все так же ее не хватает, как и раньше, когда я разлучался с ней, – размышлял генерал. – Как мне хочется, чтобы она была здесь, и в тоже время нельзя этого допустить. Я – пленник. Будущее мое туманно, может меня завтра головы лишат. Не хочется умирать, не увидев жены напоследок. Да и сына тоже. Впрочем, несмотря на то, что ему девятнадцать, он уже мужчина. Владеет мечом не хуже меня в его возрасте. Даже лучше, должно быть. Надеюсь, я его не перехваливаю, как отец. Да нет! Наоборот, я порой слишком строг.

Хм, интересно, а сыну короля Вука, которого он объявил наследником, сколько лет? Наверняка они с Винсенсом ровесники. Как он владеет оружием? Смог бы одолеть моего парня в схватке?»

Граф фон Кёниг резко вскочил с кровати и стал нервно ходить по помещению. Он посмотрел в окно, гром гремел все сильнее, дождь лил как из ведра. Он подошел к столу, зажег свечи, затем захлопнул ставни. Почему-то ему стало несколько зябко. Хотя он с Севера. Виртлендцы к холоду приучены.

«Что за глупости мне в голову лезут? Надо думать, что делать сейчас, а не представлять моего сына, дерущегося на мечах».

Он осмотрелся, порылся во всех шкафах, уже в третий раз. Ничего в голову не приходило. Альберт искал хоть что-то, что можно использовать как оружие. Желательно, чтобы его было возможно спрятать в рукаве. Или за поясом. Но ничего подходящего не находилось.

«Может пробраться на кухню или еще в какие помещения? Нет, не пойдет. Дороги я не знаю. Поймают. Может нас и не охраняют, но что-то слабо верится, что вообще оставили без наблюдения. Да и по замку, наверняка, бродят патрули. Да что ж так зябко-то? Соберись, ты же северный вепрь».

Однако граф все же укутался в свой плащ. Звуки грозы стали потихоньку стихать. Он сидел за столом и смотрел, не отрываясь, на пламя свечей. Мысли витали в голове, глаза стали закрываться. Сон вкрадчиво и мягко окутывал генерала. Голова его клонилась вниз. Очевидно, что все-таки события последних дней притомили его. Он вздрогнул, сам не зная от чего, но усталость на секунду отпустила.

– Ладно, сделаем хоть что-то, раз больше ничего не можем, – пробормотал он.

Фон Кёниг взял чашку со стола, аккуратно разбил ее об стену, выбрал самый острый осколок и положил в карман. Другие осколки он свернул в какую-то одежду, найденную в шкафу и засунул сверток под кровать, затолкнув поглубже. На полках были книги. Он вытащил самую тяжелую и увесистую, раскрыл ее на столе, чтобы создавалось впечатление, что Альберт увлеченно ее изучал. Тяжелой книгой можно хорошо приложить противника, если знать куда бить. Сам же сел и, прислонившись к стене, задремал.

Его разбудили шум брани и грохот, раздававшийся где-то неподалеку. Он вскочил, засунул руку в карман и, нащупав осколок, ринулся к двери. Добежать до нее он не успел. Дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял барон Шварц с расцарапанной щекой.

– Предательство, ваше сиятельство! Они убивают нас! – успел крикнуть Максимилиан. За спиной его вдруг оказался лейтенант Особой гвардии короля. Отличным ударом меча он проткнул капитана Шварца насквозь. Тот вскрикнул и начал оседать. Гвардеец резко вытащил меч, и кровь незамедлительно хлынула из раны. Максимилиан больше ничего не сказал, а лишь мертвым распластался на полу. Лейтенант перешагнул через тело, но сориентироваться в комнате не успел. Прямо сквозь прорезь шлема Альберт вогнал ему осколок чашки в глаз. Острие не вошло глубоко, но боец короля потерял ориентацию и взвыл от боли. Генерал Сухопутных боевых сил Великой Унии ловко выхватил меч из рук врага, и через секунду тот рухнул на пол от двух мощных ударов в голову. Граф сорвал с лейтенанта шлем и в ярости разрубил ему череп.

В помещение ворвались еще трое. У них были алебарды. Быстро оценив ситуацию, гвардейцы встали плечом к плечу и ощерились, подобно ежу. Потихоньку двигаясь вперед, они теснили графа к стене. Альберт понимал, что в помещении ему не развернуться. Меч его был коротким, а солдаты все наступали. Пистоли тоже не было. Северный вепрь пятился назад в бессильной злобе. «Как бы еще парочку прихватить с собой?» – пытался сообразить он, отбивая тычки алебард. А тем временем подоспели другие воины Особой гваридии. Генерал краем глаза заметил, что у этих в руках окровавленные мечи. Похоже, всем виртлендцам пришел конец. Остался только Альберт. Вдруг спина уперлась в стену. Однако, почему-то никто не спешил нанести смертельный удар. Фон Кёниг взбесился еще больше. Он отбросил меч, выставил грудь вперед и заорал:

– Ну же, трусливые крысы, давайте! Бейте! Но помните, до всех вас еще доберется карающая длань моего короля. До вас и вашего бесчестного правителя, подлецы!

– Я бы не стал так сильно кричать о бесчестии и предательстве, граф, – раздался спокойный, отчетливый голос. За спиной гвардейцев стоял мессир Драган Янко.

Альберт с презрением посмотрел на протектора королевства.

– Мне плевать, что сделали бы вы, милостивый государь! Пришли убивать, убивайте.

– Отнюдь, мессир Кёниг. Никто не будет вас убивать. Вы – ценный заложник. А вот ваши люди были лишними. Мы хотели также сохранить жизнь барону Шварцу, вашему знаменосцу. Но он оказался слишком вспыльчив и принялся буянить. А так как особых распоряжений насчет него от его величества не поступало, пришлось вашего капитана прикончить.

– Ох, протектор, с каким удовольствием я бы расшиб вам голову об стену. Если оставляете меня в живых, то помните, что быть может возможность у меня еще представится.

– Быть может да, быть может нет, – равнодушно ответил Драган. – Это неважно. Вы обманули короля, а теперь в мою обязанность входит скинуть лишний балласт, что, к слову, бойцы Особой гвардии и проделали, а вас отправить в камеру менее удобную и более достойную такой интересной личности.

– Лишний балласт? Вы моих людей назвали «балластом», милостивый государь? Я не ослышался?

– Именно. Это мой профессиональный жаргон. Не обращайте внимания.

– Я клянусь вам, что пока дышу, я не успокоюсь, не выполнив задуманное. Вы мне ответите. Я убью вас.

– Хорошо, хорошо, – казалось мессир Янко сейчас начнет зевать. Фон Кёнига трясло. Единственное, о чем он мечтал сейчас, вырвать этому человеку сердце. Задыхаясь, граф заговорил.

– Я убью вас и это предрешено. А насчет обмана… Я не понимаю, о чем вы говорите. Это ваш король обманул меня. Мы пришли сюда с белым флагом. Плевать мне на официальные тонкости! Он арестовал меня и моих людей. А утром вероломно убил их, а меня жаждет отправить в темницу. Что это, по-вашему, честная игра?