Текст книги "Путешествие Черного Жака"

– Я сразу понял, что вы – Оссиан, разве человек с такой осанкой и посадкой головы, с такой демонической внешностью, таким шикарным интеллектом и проницательностью может быть открывалыциком ворот, нет, только колдун Оссиан может так выглядеть, только Оссиан, при одном упоминании имени которого….

– Ну хватит, хватит… не только наглый, но и хитрый, – по угрюмому лицу скользнуло слабое подобие улыбки, – идем внутрь, там переговорим.

– Я тут не один.

Из-за моего плеча осторожно высунул морду длинноухий конь – наверное, не забыл, как его приложила сухим кулачком Ундина…

– Хорошо, и лошадь заводи…

– Это не лошадь – это боевой конь.

– Хорошо, – буркнул Оссиан.

Мы прошли через ворота во внутренний двор, после чего створки со страшным скрежетом захлопнулись и где-то сзади щелкнул самозакрывающийся засов. Оссиан заспешил по тропинке. Для своего почтенного возраста шагал он удивительно легко, так что я едва поспевал за ним. Из темноты то и дело выныривали диковинные конструкции из дерева и металла. Похоже, Оссиан занимался изобретательством, правда, интересы в этой области у него были весьма специфическими. На перевернутой звезде висел вверх тормашками выпотрошенный человек – к виду расчлененных трупов я уже начал потихоньку привыкать, поэтому даже не вскрикнул, когда его мертвые глаза уставились на меня… Немного поодаль была другая машина для устрашения – часть ее составляла острая металлическая пика с нанизанной на нее головой и отделенным скрюченным телом. Прочие механизмы и вовсе вмещали в себя только части человеческих останков, перемешанные в жуткую кашу из кожи и костей… Не возникало сомнения, что все это когда-то было людьми: механизмы, изобретенные Оссианом, легко могли превратить любого человека в груду бесполезного мяса…

– Привяжи его тут. – Оссиан показал на какую-то металлическую штуковину слева от входа… Увидев, что я медлю, он пояснил: – Эта штука сломана, она уже не делает колбасу из лошадей… ха-ха-ха, – Оссиан прерывисто рассмеялся, – это шутка. Она не опасна.

Я привязал длинноухого, потрепал его по шее и отправился следом за колдуном.

В замке было просторно и уютно. От пропитанного тленом жилища Ракрута де Мирта его выгодно отличала богатая обстановка, мягкая мебель, деревянные столы и стулья, пушистые красные и белые ковры на каменной кладке, картины в раззолоченных и отделанных драгоценными камнями рамах. Сразу бросалось в глаза, что все представленные картины были портретами, причем все изображенные на портретах бешено вращали глазами, у всех на лицах застыло выражение бесконечного ужаса, как будто живые души были заточены внутри этих произведений искусства и при этом не могли даже двинуться. Все. что им оставалось, это следить за теми, кто проходит мимо полотен А кто мог проходить мимо них в замке Оссиана? Только сам Оссиан… и его любовница. Заметив мой интерес к живописи, колдун остановился.

– Это я сам пишу, – сказал он, – меня здорово забавляет оживлять придуманных мной персонажей… Ведь все они не могут даже шевельнуться. Моим самым большим творческим успехом я считаю вот этот…

Он ткнул пальцем в одну из картин, на которой был изображен мрачный вельможа с золотистой лентой.

– Этот, представь себе, сам добился того, что может вытягивать руку. Очень упорный тип, однажды он даже схватил меня, когда я шел вот здесь, меня чуть кондратии не хватил от страха… Идешь вот так, размышляешь, и вдруг его рука – хвать… Эй, Сэдрик, пошевели-ка лапкой.

Мне показалось, что губы нарисованного вельможи слегка побелели от гнева, но сам он не шелохнулся.

– Гордый, – сказал Оссиан, – а я вот закрашу тебя, гордого, что ты тогда скажешь?

Глаза Седрика бешено завращались, и рука зашевелилась.

– Видал?! – вскричал Оссиан. – Я сделал… Не буду я его закрашивать, ни к чему это… Нравится он мне. Потому что упорный.

Вельможа на портрете перестал шевелить рукой и застыл, успокоенный, что его жизнь вне опасности. Картина, казалось, превратилась в самый обыкновенный рядовой портрет, каких полным-полно в галереях цивилизованных городов.

– Идем! – Оссиан пошел дальше. Он свернул за угол, а меня вдруг кто-то ухватил за руку и резко дернул за портьеру, в полумраке я не сразу разглядел симпатичную девушку с черными как смоль волосами, которые держала длинная заколка.

– Привет, красавчик, – быстро проговорила она.

– Привет… – выдавил я.

– Люцинда-а-а!!! – вдруг бешено заорал Оссиан. – Не ешь его!!!

Я отпрянул от девушки, странно было даже представить, чтобы она могла кого – то съесть. Девушка обернулась на крик и рассерженно зашипела, оказалось, что клыки у нее как у кошки – в два раза длиннее и острее остальных зубов. Кто-то отдернул портьеру, за занавески хлынул свет, и Люцинда поспешила убежать. Напоследок она еще раз бросила на меня взгляд, в котором пылало плотоядное желание.

Оссиан тяжело дышал. Должно быть, ему пришлось быстро бежать, что в его возрасте было совсем небезопасно.

– Уф, – он с трудом переводил дух, – успел… Это была моя сожительница… Любит, понимаешь ли, время от времени сожрать кого-нибудь из гостей.

Несколько ошарашенный происшедшим, я еще раз посмотрел в ту сторону, куда скрылась Люцинда.

– Но ты можешь ее не опасаться, – сказал Оссиан, – я контролирую ситуацию. Раньше времени она тебя не съест.

– Хотелось бы верить…

– У нее тело красивой молодой женщины, а аппетит тигрицы. – Судя по блеску в его глазах, Оссиан очень любил свою сожительницу.

– В моем возрасте начинаешь ценить телесную красоту, – вдруг разоткровенничался он, – когда я ее встретил, мне показалось, что я сгораю изнутри, поначалу, должен тебе сознаться, ее аппетиты были такие, что она покушалась даже на меня, но потом поняла, что со мной можно проделывать куда более приятные вещи.

Он с довольным видом рассмеялся, а я представил, каково это жить с женщиной, которая в любой момент может тобой пообедать… или поужинать. Впрочем, наверное, все мужчины порой испытывают чувство, что женщина, с которой они сосуществуют, буквально ест их изнутри. Так что ничего нового в этом не было. Просто у Оссиана и Люцинды эта ситуация воплотилась в жизнь.

Мы дошли до конца коридора, и Оссиан толкнул одну из дверей. За ней была узкая и длинная комната, которая кончалась решетчатым окном. Дверь изнутри была обита железом, да и вдоль одной из стен тянулись металлические ячейки.

– Все это предохранит тебя от Люцинды. – Оссиан потер ладошки. – Ей совершенно нельзя доверять, помнится, она проделала с одним из моих постояльцев такое, что испортила все стены и ковры, но я на нее зла не держу, тем более что она сама все убрала.

– Да? Сама? Тогда действительно, зачем держать на нее зло…

– Рад, что мы понимаем друг друга, – Оссиан положил мне руку на плечо. – Ну что, пойдем, просветим тебя и узнаем, что ты из себя представляешь?

– Это еще зачем?

– Ну как же, ты пришел ко мне в гости, набиваешься в ученики, наверное, не просто так, должно быть, у тебя есть какие-то проблемы, которые я мог бы помочь тебе решить…

Я замялся ненадолго, поскольку не знал, чего на самом деле можно было ждать от Оссиана. А вдруг решение проблем включает в себя вскрытие черепной коробки или еще какие-нибудь забавные стороны общего обследования, но Оссиан меня успокоил:

– Тебе это никак не повредит, кроме того, ты сможешь узнать ответы на некоторые важные для тебя вопросы…

– Да в общем-то у меня нет никаких вопросов… – я немного замялся.

– Такому юноше, как ты, – Оссиан вкрадчиво взял меня за локоть, – стыдно бояться каких-то пустяков, это даже не лекарское обследование, так просто посмотрим на твою карму, на твою внутреннюю сущность, возможно, узнаем много всего интересного.

– Ну хорошо, – согласился я, чем вызвал на лице Оссиана широкую улыбку.

– Прекрасно, – воскликнул он, – пошли же со мной…

Мы прошли в левое крыло замка и по узкой винтовой лесенке стали спускаться вниз. Я шел следом за Оссианом, который нес в руке толстую свечу, бросавшую блики на шершавые каменные стены… Вверху вдруг послышался шорох, я поднял голову и увидел, что там по-кошачьи метнулся в сторону и скрылся за изгибом лестницы смутный силуэт.

– Люцинда! – громко проорал Оссиан, но ему никто не ответил…

– Не волнуйся, – сказал он мне, увидев, что я вцепился в перила лестницы так, что даже костяшки пальцев побелели, – она только пугает тебя, это у нее игры такие…

Он еще раз посветил свечой вверх, а потом развернулся и продолжил спуск.

Мы оказались в обширной алхимической лаборатории, заставленной склянками с разноцветной жидкостью, колбами, всевозможными железками и банками… Здесь стоял резкий неприятный запах. Центр лаборатории занимал огромный шар, гладкий и прозрачный, сделан он был из стекла, а внутри помешалось что-то вроде густой жидкости.

– Это мой философский камень, – Оссиан ласково погладил округлый бок, – вещь красивая и нужная… Он нам поможет в исследовании… Так, вставай вот здесь.

Он подвел меня к шару, заставил коснуться его рукой, потом поднял ладони и стал медленно поводить ими в воздухе, произнося диковинные слова. Тот, кто учил его колдовству, должно быть, сам был очень древним, потому что заклинания, исходившие из уст Оссиана, были составлены из слов праязыка. Я мучительно вслушивался, стараясь понять их смысл, но он таинственным образом ускользал от меня. Наконец поверхность шара стала заметно мутнеть, шар словно нагревался, он подернулся едва заметной пеленой, а потом жидкость внутри забурлила, вдруг стала фиолетовой, оранжевой и серой одновременно. Непонятно, каким образом возникали эти цвета, но я их отчетливо видел.

Когда внутри шара заискрились желтые молнии. Оссиан развел в стороны узкие ладони, и в его глазах лучисто вспыхнул огонь знания.

– Ну что? – поинтересовался я.

– Тише! – Колдун сосредоточенно уставился куда-то в глубь шара, и на его покатом лбу запульсировала голубая жилка, выдавая испытываемое им напряжение.

– Ну что там?

Я тревожно всматривался в мутную поверхность, но ничего не мог рассмотреть: только желтые молнии и словно плывущие вдаль лилово-оранжево-серые облака.

– Да, я ощущаю нездоровый фон, который довлеет над тобой, – сказал наконец Оссиан. – кажется, кто то очень могущественный желает погубить тебя, – он сморщил свои крючковатый нос, – несколько темных проклятий Но они не носят характера искренней агрессии. Тем не менее, если выражаться в буквальном смысле, ты притягиваешь к себе неприятности…

– Это точно, – воскликнул я, – я постоянно попадаю в переделки, такое ощущение, что везде, где я только появляюсь, селится смерть. Может, мне стоит и отсюда убраться?

– Нет-нет, я так не думаю, – в глазах Оссиана заплясали огоньки безумия, – смерть меня опасается куда больше, чем я ее, а из тебя может получиться неплохой ученик, если, конечно, ты готов к обучению. К тому же, как я уже говорил, заклятия не носят характера ненависти. Хм. Не знаю, возможно, это произошло по ошибке… тебя приговорили по ошибке.

– Приговорили?!

Я постарался сообразить, кому было бы выгодно насылать на меня проклятие. Как назло, мне на ум не приходил никто достаточно могущественный, чтобы обеспечить такие крупные неприятности.

Может быть, ведьмы? Тереса… Или Селена.

Я поделился своими предположениями с колдуном.

– Нет, нет. – отмахнулся от этой догадки Оссиан, – у них не хватило бы сил… Никакие ведьмы такое не организуют. Это заклятие имеет устойчивую мощь… Кто-то куда более могущественный… Впрочем, эту силу можно направить в нужное мне русло… А потому, Жак, – он ободряюще улыбнулся, – отныне ты мой ученик… Ты готов?

– Конечно готов, – бодро ответил я, – как я могу отказаться?

– Да, действительно, никак… – пробормотал Оссиан, – тогда ты можешь идти в свою комнату, отдохнуть, собраться с силами, а мне нужно поразмышлять и поработать В ближайшее время я постараюсь выяснить, кто твои недоброжелатели.

– Я провожу его. – Люцинда вынырнула из темноты и теперь стояла и щурилась желтыми глазами, шумно сглатывая слюну.

– Он дойдет сам, – Оссиан мягко взял ее за локоть, – тем более Жак хорошо знает, куда ему идти, а мы с тобой пока поболтаем…

– Хорошо, – с придыханием сказала Люцинда и грациозно улеглась на диван, частично скрывшись во мраке: ее ноги и лицо освещали полыхавшие в хрустальном шаре молнии…

– Ты можешь идти, – сказал Оссиан, подталкивая меня к коридору.

Сдерживая вздох облегчения, я направился прочь. Страшную Люцинду ему, кажется, удалось сдержать. В коридоре я замер, мне вдруг мучительно захотелось узнать, о чем они будут говорить – вдруг это будет тема личного характера, а я так давно не слушал разговоры на личные темы… Я осторожно подкрался к входу в лабораторию Оссиана и, проскользнув внутрь, притаился за шторой: отсюда мне было отчетливо слышно, как говорит Оссиан. С любовницей голос его был чуть более сух, чем со мной. С чего это он так ласков?

– … а за это, Люцинда, я смогу получить хорошую награду.

– Ты уверен? – лениво спросила людоедка.

– Ну конечно уверен! – раздраженно выкрикнул Оссиан. – На него наслали такое заклятие, что просто удивительно, как мальчишка до сих пор жив. Ему бы в могилке лежать, под сырой земельной, червячочков кормить, а он все еще бегает…

– Может быть, ему покровительствует кто-то из магистров.

– Не-е-ет, – голос Оссиана едва заметно дрогнул, – я ясно ощутил, что за ним никого нет, прети? него, вполне возможно, выступают магистры, а еще у меня сложилось такое чувство, когда я прощупывал его, что внутри его разума скрыт кто-то темный и властный, которого лишили возможности выбраться на поверхность. До определенного времени он дремлет, а потом явится миру и тогда… Впрочем, – осекся Оссиан, – точной картины камень не дает, возможно, это всего лишь мои всегдашние старческие фантазии…

– Которые редко тебя подводили… Скрипнул диван, это людоедка подвинулась, давая Оссиану место, чтобы он сел рядом.

– Тем более от мальчишки надо избавиться, сейчас он уляжется спать, ничего не подозревая, думая, что я возьму его в ученики, – какая чушь… У меня никогда не будет учеников. – Смех у Оссиана был каркающий. – Зачем мне ученики? Чтобы они отняли часть моего могущества?

И Оссиан мог показаться мне при первой встрече симпатичным и обаятельным старичком, который просто не умеет ладить с людьми? Похоже, пора было сматываться. Не зря местные жители смотрели на меня с сочувствием, как на человека, за спиной которого стоит сама смерть, когда я спрашивал их, как пройти в замок.

– Как ты поступишь с ним? – услышал я голос Люцинды. – Отдай мне, я хочу его съесть…

– Он что, кажется тебе достаточно аппетитным? – подозрительно спросил Оссиан.

– Ну что ты? Он куда менее аппетитен, чем ты…

– Эй! – прикрикнул на нее Оссиан. – Поосторожнее с выражениями, а то будешь храниться в лед – «пике на случай, если я решу вернуть тебе утраченные части тела…

Не желая дальше слушать их злобную перепалку, я скользнул в коридор и заспешил прочь. Я намеревался бесшумно спуститься по лестнице и выбраться из замка. Черт меня угораздил сюда сунуться! Впрочем, это было продолжением всех начавшихся уже очень давно неприятностей, я даже успел к ним порядком привыкнуть.

Миновав винтовую лестницу и анфиладу со страшными портретами, я выбежал в холл и оттуда выбрался по главной лестнице к выходу из замка. Бежал я стремительно. Даже воспоминания о том, что мне посчастливилось расправиться с болотными дрофами, людоедом, покинуть обитель святой Бевьевы, не утратив своего символа мужественности, разобраться с Каменным Горгулом и гигантскими насекомыми, не добавили мне уверенности в своих силах. Против такого могущественного колдуна, каким был Оссиан, у меня не было ровным счетом никаких шансов.

Конь спокойно ждал моего появления, он затряс головой и издал радостное ржание, когда я выбежал из замка, снова полез целоваться, но я увернулся от влажного языка, быстро отвязал его, вскочил на спину и ударил длинноухого в бока…

– Вперед, вперед…

Он, похоже, мигом оценил обстановку, наверное, во время службы у лесных разбойников удирать, чтобы спасти свою шкуру и шкуру седока, ему приходилось не раз. Он взял с места в карьер. Так что я едва не вылетел из седла. Пришлось припасть к его шее и крепко-накрепко в нее вцепиться. Уже у самых ворот я спрыгнул, ударом кулака разломал засов и положил руки на одну из створок ворот. В то же мгновение врожденная интуиция заставила меня поднять голову, и я увидел черную-черную тучу, клубившуюся в безоблачном небе. Я обернулся. Оссиан высунулся в одно из окон замка и шевелил руками. Створка легко подалась, я впрыгнул в седло, и мы промчались через ворота. Приподняв голову, я понял, что туча следует за нами, она летела немного выше, и, кажется, черные краски в ней стали еще гуще. Потом в воздухе резко запахло озоном, и в следующее мгновение я буквально ослеп: из тучи ударила яркая молния, прорезав пространство впереди сияющей чертой, разрубившей воздух с громким треском. Слева повалился огромный вяз, подрубленный под самый корень, он мгновенно занялся пламенем. Лишившись заряда, туча стала падать на землю, побелела и мгновенно рассеялась, когда я на спине длинноухого промчался сквозь нее.

Мы понеслись по дороге, потом свернули на какую-то просеку, преодолели несколько холмов, поросших редким кустарником, и выехали на дорогу, ведущую прочь от замка Оссиана.

Некоторое время мой конь еще галопировал, потом устал, перешел на иноходь и, наконец, на шаг – нам удалось удрать от Оссиана. И эту удачу я по праву могу назвать самой большой. Преследовать нас Оссиан почему-то не стал: может, у него нашлись другие, более важные дела, а может, кто-то еще более могущественный, чем он, оберегал меня от опасности, и Оссиану не удалось вовремя напасть на наш след.

Кошмар четырнадцатый
ЕДИНОРОЖИЦЫ

Одинокий красавец-единорог галопом скакал через поле к Голубому Замку. Это был самец с блестящей, глянцево-синей шкурой, в красных гетрах на задних ногах и с изящно изогнутым рогом. Из полого рога, вырываясь и опережая галоп, неслись по равнине низкие, мягкие и сочные, как голос саксофона, звуки…

Пирс Энтони. Голубой Адепт

Я долго скакал по утоптанной дороге, которая петляла меж холмов и деревьев. Оставалось надеяться, что стремительное бегство от Оссиана куда-нибудь да выведет. Впрочем, опасности подстерегали меня на каждом шагу, а после того как Оссиан поведал мне таинственную историю о чудовищном заговоре, который вроде бы был затеян против моей скромной персоны какими-то могущественными силами, я и вовсе перестал верить в какую-либо возможность остаться в живых. Долгий, наполненный опасностями и лишениями путь научил меня верить только себе и полагаться лишь на собственные инстинкты…

Прервал мои мрачные размышления длинноухий. Внезапно он остановился как вкопанный так резко, что я едва не перелетел через его голову.

– Ты что, озверел?! – сердито выкрикнул я, потому что, окажись я чуть менее проворным, запросто мог бы сломать себе шею.

Конь не отвечал, его уши напряглись и вытянулись перпендикулярно шее, так что за них можно было бы схватиться и повернуть на сто восемьдесят градусов его тупую голову. Еще между его торчащими ушами можно было натянуть веревку и развешивать выстиранные вещи для просушки.

Проследив направление его взгляда, я понял, что так поразило и привлекло моего спутника. В некотором отдалении, возле самой опушки светлой рощицы паслось несколько симпатичных серых лошадок. Поскольку хозяев поблизости видно не было, я решил, что они дикие. Лошадки играли друг с другом, скакали, били в воздухе темными копытами и щипали сочную траву…

– Я тебя понял, приятель, – сказал я, – к таким вещам я всегда отношусь с сочувствием, ты давно никого не видел, с кем можно было бы порезвиться? Ну поехали к ним.

Такого рода инстинкты хорошо понятны каждому правильно ориентированному самцу. Подъедем, познакомимся, если у него сложится, придется мне его немного подождать, посижу вон на тех холмах. В конце концов, от Оссиана нам удалось смыться только благодаря моему черному скакуну, я как будто никуда особенно не спешу, так почему бы не дать ему насладиться радостями животного секса…

Я развернул длинноухого, и мы медленно направились к лошадкам, не потому что я не подстегивал его, а просто он избрал осторожную иноходь – опасался их напугать или пытался произвести впечатление. На меня он только сердито фыркнул – должно быть, считал, что я стану дополнительной помехой для его воссоединения с симпатичными дикими кобылками. Я пригляделся к ним еще раз и вдруг заметил деталь, ранее не замеченную мною. Лошадки были не совсем обычные. На их покатом лбу, там, где у обычных лошадей гладкое место, торчал на несколько ладоней длинный и острый шип – кое-кто назвал бы это образование рогом, но он был серебристо-золотой, посверкивающий в лучах солнца и необычайно острый, так что рогом его назвать можно было только с очень большой натяжкой.

– Так, стоп-стоп-стоп. – Я потянул на себя поводья. – Ну-ка, дружище, притормози, это вовсе не лошадки, это единороги… Точнее сказать, единорожицы…

Четыре кобылки с серебристыми шипами на лбу пасутся на лугу, словно так и должно быть… А между тем они только и поджидают каких-нибудь путников. Чтобы потом с этими путниками позабавиться подобно тому, как забавлялся Ракрут де Мирт с теми несчастными, которые забредали в его замок.

Конь не послушался меня, он вовсе не желал останавливаться, сердито затряс головой и зафыркал, выпуская из ноздрей целые фонтанчики слюны…

– Ну хватит, хватит, – я попробовал его развернуть, но длинноухий был непреклонен.

– Идиот, – прошипел я ему в самое ухо, – ты приглядись, это же не лошади, это – единороги.

Но на него мои аргументы никак не действовали Осознав, что бороться с его природными инстинктами жеребца-осеменителя совершенно бесполезно, я ловко спрыгнул на землю и отпустил его.

– Давай, – сказал я, – вперед, иди к своим единорожицам, только учти, что ты плохо кончишь, они опоят тебя зельем и прикончат…

Про зелье единорогов в книге ведьм было сказано совсем мало. Мне было известно только, что такое зелье существует. Как его готовят и как оно действует, я совершенно не знал, но единорогам почему-то не доверял. Ну не вызывали эти кобылки доверия, и все тут. Существа, которые по своему желанию могут становиться либо лошадью, либо человеком, не внушали мне уверенности в своей порядочности. Достаточно представить, что может вытворять парочка таких единорогов в период брачных игр, чтобы почувствовать себя не в своей тарелке. Нет уж, лучше держаться подальше от этих отвратительных извращенных созданий.

После того как я отпустил длинноухого, он, издав лошадиное веселое ржание – друг называется, – помчался к кобылкам под перестук собственных копыт, а я остался стоять на лужайке возле дороги, уперши руки в бока и рассматривая с легкой ненавистью единорожиц, так легко отнявших у меня друга.

Его появление было встречено с восторгом, лошадки принялись кружиться вокруг жеребца и издавать веселое ржание. Нет, конечно же, я его понимал, я бы на его месте тоже легко угодил в расставленную ловушку – самцу всегда сложно бороться с искушениями, особенно если у него недостаточно стойкие моральные принципы, а какие моральные принципы, спрашиваю я вас. могут быть у коня? Сплошные условные и безусловные рефлексы. И если его не били копытом в нос все лошадки, к которым он только хотел приблизиться, у него вряд ли развилось чувство осторожности в общении с противоположным полом. Так что для обмана, одурманивания, приведения в бессознательное состояние длинноухий был идеальным клиентом. Я почувствовал сильный укол совести где-то в области сердца: я должен вытащить его из неприятностей. В некотором роде я был ответственен за то, что он попал в лапы… под копыта… в путы… коварных единорожиц.

«Уничтожить их прямо сейчас огненными знаками, вступить с ними в схватку и отбить длинноухого?»

Я сурово сдвинул брови и решительно двинулся к ним, как истинный солдат справедливости рассматривая все варианты дальнейшего развития событий.

События, между тем, пока развивались вполне мирно. Лошадки скакали вокруг длинноухого, он блаженно озирался, не в силах выбрать из них какую-то одну… Я приблизился и остановился. Две единорожицы мигом оценили обстановку, покинули длинноухого и принялись скакать вокруг меня, делая странные движения гривастыми шеями.

Моему коню это не очень понравилось, он уставил в мою сторону красноватый глаз и некоторое время обозревал возникшие непотребство. Потом его внимание переключилось на тех лошадок, что остались возле него, и он стал скакать вместе с ними. Они помчались куда-то по полю… Единорожицы, бывшие рядом со мной, тоже стали прыгать, приглашая меня принять участие в этой веселой игре, но меня было довольно сложно очаровать лошадиными прелестями, к тому же я все еще подозревал какой-то подвох. С опасением поглядывая на их острый рог, торчавший точно в середине лба, я решительно отодвинул их в стороны и проорал длинноухому:

– Эй ты, иди сюда!!! Тпру… Тфру… Тьфу ты…

В этот момент до них, видимо, дошло, какую ошибку они совершают. Когда, вдоволь наоравшись, я понял, что коня мне таким образом не подманить, и обернулся, передо мной стояли две необычайно красивые барышни, одетые в серые сарафаны. Их прямые пепельные волосы падали на худые плечи, у одной я заметил серебряную нить, вплетенную в пышную шевелюру.

– Опа, – сказал я, хотя чего-то такого ожидал, – здрасьте, сударыни…

– Здрасьте, сударь, – нараспев повторила одна из них, чем в немалой степени напомнила мне дрофу.

Фигуры их были почти недвижимы, а глаза смотрели со странным выражением, как у бойцов, которые только кажутся расслабленными, а на самом деле готовы в любой момент совершить прыжок, стоит их противнику двинуться.

– Ну что замерли? – спросил я, решив, что правильнее было бы поддерживать с ними нейтральные, ни к чему не обязывающие отношения. – Давайте знакомиться… Меня зовут Жак.

– Я – Балалия, а это моя сестра Тутулия… – единорожица приложила руку к груди и слегка поклонилась, сестра повторила этот странный жест.

– Ну вот и прекрасно, – сказал я, – теперь мы хорошо знаем друг друга. Я и мой друг, конь, мы направлялись по важному делу, когда вы появились…

Они прервали мою пространную речь, когда вдруг звонко рассмеялись, словно серебряные колокольчики зазвенели.

– Отлично, – сердито пробормотал я, – вам кажется очень смешным, что мы опоздаем, придем по делу вовсе не вовремя…

– Пойдем с нами Жак, – вдруг сказала Балалия, – мы покажем тебе, как мы живем в нашем Городе единорогов…

Тутулия приблизилась и взяла меня за руку. От нее исходил едва ощутимый пряный аромат, и у меня мгновенно закружилась голова. Потом лужок, рощица и дорога стали вращаться, сделавшись туманными и едва различимыми за пеленой неземного покоя и доверия. Я послушно последовал за ней. Балалия подбежала и просунула ладонь в мою левую руку. Медленно мы побрели в сторону рощицы, я перебирал ногами, словно во сне, длинноухого я видел сквозь, туманную дымку, он прыгал и веселился, в то время как я брел в сопровождении единорожиц по правую и левую руку на заклание… На заклание?! НА ЗАКЛАНИЕ!!! Я вдруг пришел в себя, едва не подпрыгнул, оттолкнул их и яростно выкрикнул:

– Вы что это?! Куда это мы идем?

– Успокойся, милый. – Тутулия попробовала погладить меня по лицу, но я резко отпрыгнул. – Ну что ты? – Тутулия сделала шаг ко мне, протягивая ладонь. – Мы просто хотим показать тебе, как мы живем…

– А зачем мне смотреть, как вы живете, – с подозрением сказал я, – я вовсе не хочу это видеть…

– Может быть, ты не хочешь быть единорогом? – со скрытым страхом спросила Тутулия, ее пальцы все еще тянулись ко мне, а голос был таким напевным, словно она пыталась меня загипнотизировать.

– Единорогом, это еще что за чушь?! – Я сердито взирал на девушек. – Конечно не хочу.

Тутулия вскрикнула и закрыла лицо руками, Балалия повела себя менее истерично, и все же ее лицо стремительно побелело.

– Пожалуйста, – взмолилась она, – не говори так больше, нас может услышать Эпирукий, он не простит нам промаха… Я не знаю, как получилось, что на тебя не подействовали наши чары…

Про себя я возблагодарил небеса за ведьмины снадобья, которые так изменили мое тело, что я мог теперь не опасаться всяких чар физиологического характера, исключая, к сожалению, а может быть, к счастью, – только половое влечение.

– Да уж, для меня надо что-нибудь посильнее ваших чар, – самоуверенно заявил я. – А кто такой этот ваш Эпиногий…

– Эпирукий, – в ужасе поправила меня Балалия. – Пожалуйста, больше не коверкай его имя, а не то он явится, и всем нам будет плохо… Сестры… – крикнула она лошадкам, занятым охмурением длинноухого.

Сестры повернули к нам свои умные лошадиные морды и мгновенно покинули моего приятеля, устремившись к нам. Как покорный осел – сходство подчеркивала длина его розовых ушей, – мой конь поплелся за ними, не отрывая ни на секунду восторженную физиономию от их пышных крупов. Как я его понимал! Когда две оставшиеся лошадки вдруг приняли человеческое обличье, длинноухий в ужасе заржал, встал на дыбы и ударил воздух копытами, потом он стал пятиться назад, его задние конечности подогнулись, и он уселся на землю, озадаченно и грустно разглядывая меня и четырех пепельноволосых дамочек, составлявших мое окружение.

– Что с животным делают, – пробормотал я, – буквально издеваются над ним.

– Сестры, – обратилась Балалия к единорожицам, – на этого самца… – она покосилась на меня… – почему-то не действуют наши чары. Боюсь, Эпирукий нам этого не простит. Мы должны прямо сейчас принять решение, как нам следует поступить. Тутулия подняла вверх руку.

– Я думаю, – важно сказала она, кивая головой, – что нам следует напоить его зельем прямо здесь, если он не хочет идти в Город единорогов.

– Это хорошее решение, – улыбнулась Балалия, – как мы поступим сестры, чтобы он дождался нас?

– Я дам вам честное слово, что подожду, пока вы сходите за зельем, – встрял я в их беседу.

– Не думаю, что нас устроит такой вариант, – резко оборвала меня Балалия, она явно была среди единорожиц за главную. – Я думаю, что вы, сестры, должны отправиться за зельем и принести его, а мы пока покараулим путников, чтобы они куда-нибудь не ушли.

Сестры согласно кивнули, обратились в единорогов и стремительно умчались. На длинноухого, который галопом понесся за ними, высоко забрасывая задние ноги, они не обращали ровным счетом никакого внимания: после того как чары не подействовали, их основной добычей сделался я.

– Я что-то не понял, – сказал я, – что вы себе позволяете? Я собираюсь прямо сейчас развернуться и уйти…