Текст книги "Путешествие Черного Жака"

Не успел я забраться на первый холм, как откуда-то послышался властный голос:

– Стоять!

Я обернулся и увидел несколько стремительно приближавшихся ко мне воинов Стерпора. Это был один из карауливших дезертиров патрульных отрядов…

– Попался! – крикнул один из них…

Я поднял палицу и приготовился защищаться…

– Я дорого продам свою жизнь, – предупредил я.

Их было трое, вооруженных и отлично обученных воинов Дарта Вейньета, против которых у меня было мало шансов. Но, даже вполне осознавая свою беспомощность, я собирался драться до последнего, чтобы обрести свободу.

– Ладно, – вдруг ворчливо сказал командир стражи, – пусть идет куда хочет…

– Но Огель… – попробовал возразить один из стражников.

С удивлением я вдруг узнал в одном из воинов Огеля, с которым мы когда-то спаслись от единорогов… Как он попал сюда из Катара? Впрочем, король Катара, к которому он направлялся на службу, был убит, и он вполне мог присоединиться к армии Стер-пора – ведь его прельщала военная карьера.

– Огель, – проговорил я, – не ожидал, что когда-нибудь встретимся.

– Когда-то он оказал мне услугу, – проворчал Огель, – теперь самое время отплатить…

– Но Огель, – снова повторил воин.

Не обращая на него внимания, Огель кивнул мне:

– Мы проводим тебя подальше, чтобы тебя не остановил другой патруль.

Они провели меня через все патрули и довели до опушки леса. Здесь я остановился и сердечно пожал руку воина.

– Спасибо тебе, – сказал я.

– Не за что, – ответил Огель, – в другое время и в другом месте за дезертирство тебя полагалось бы вздернуть.

– Это не моя война, – просто ответил я и почему-то добавил по неведомой для себя причине: – моя война еще впереди.

– Ладно, – проворчал мой спаситель, – может, когда вспомнишь Огеля, который тоже тебя когда-то выручил…

Дезертировав из армии Дарта Вейньета, я шел много долгих дней, ночевал под открытым небом, потому что у меня не было даже несчастного медяка, чтобы оплатить себе кров, – хватало только на еду. Ее я покупал в деревушках и более крупных поселениях, которые попадались мне на пути. Свой щит, шлем и даже палицу я продал в дороге за несколько серебряных монет. И их тоже обменял на пищу.

Лишенный дара колдовства, смертельно утомленный бесконечным путешествием, я превратился в мрачного, немногословного бродягу. Но по-прежнему не опускался до воровства, потому что хорошо помнил, как кончил свою жизнь мой отец.

Дни следовали за днями, а я все ходил по городам и селам в поисках правильного пути, и единственным моим желанием было очутиться возле домика в глухой чаще леса.

Наконец мне посчастливилось добраться до родных мест. Сначала я заприметил покосившийся деревянный указатель. Некогда я вырезал на нем острым кинжалом свое имя и теперь прочел его, почерневшее, загрязнившееся, но все же хорошо различимое. Потом знакомые лесные кущи, разлоги, повороты тропинки стали вызывать во мне неповторимые воспоминания детства. Через некоторое время я вошел в деревушку, где некогда украл жалкую клячу, – узнать меня, разумеется, было невозможно, жители решительно отворачивались от заляпанного грязью, заросшего спутанной бородой бродяги, – а я проследовал дальше, туда, где в темном лесу скрывался домик ведьм.

При мысли о том, что после долгого и исполненного опасностей пути я возвращаюсь в край, где вырос, меня охватило безудержное чувство ностальгии по ушедшим временам и тихая грусть. Потом я вспомнил, что Габи уже не воскресить, а Тереса – мой самый лютый враг, лишившая меня дара колдовства, и на миг замялся. Не станет ли визит домой причиной моей скорой смерти? Но потом решительно двинулся дальше… Мне уже нечего терять. И даже смерть для такого бродяги, как я, будет высшим благом.

Кошмар двадцать второй
ЧЕРНЫЙ

Прежде всего, почитай бессмертных богов, соблюдая Их старшинство согласно закону, и верным будь клятве, Славных героев, подземных демонов чти по закону… И представляй, что ты властвуешь этой вселенной, Разум открыв свой, ее поглотишь в одночасье…… Если ты, тело покинув, в эфир вознесешься, Станешь нетленным и вечным, смерти не знающим богом.

Пифагорейцы. Золотые стихи (Римская империя)

Селена сидела на крыльце в кресле-качалке. (За прошедшие с нашей последней встречи годы она совсем не изменилась.) Тихонько покачивалась в такт моим шагам, пока я приближался. На мне были лохмотья – все, что осталось от формы королевского солдата, я был худ и страшен, а в глазах моих застыло неуверенное выражение – я пока не мог представить, что готовит мне встреча с Селеной. Вдруг она тоже обижена на меня? Вдруг она никогда не сможет мне простить смерть Габи? Пока я шел к крыльцу, ведьма на меня не смотрела. Потом веки ее задрожали, глаза приоткрылись, и Селена вдруг пристально уставилась на меня. Лицо ее было абсолютно спокойно и даже безразлично. Я ожидал увидеть гнев, раздражение, но только не спокойное выражение. Тогда я остановился, не зная, что предпринять.

– Здравствуй, Жак, – сказала Селена, – я ждала тебя.

Она поднялась с кресла-качалки и пошла мне навстречу. Я замер в замешательстве.

– Иди же ко мне! – Селена распростерла объятия. – Я знаю, что ты вдоволь настрадался. Ведь ты был слишком самонадеян и угодил в ловушку излишней уверенности в собственных силах… А после того как Тереса лишила тебя дара, ты едва не пропал – я видела все это… Мне это показали силы, с которыми тебе еще предстоит столкнуться…

– Но я уже не могу ни с кем сталкиваться, – я навалился на перила, – я безнадежно устал.

– Я знаю, мой мальчик, – с состраданием проговорила Селена, – я все знаю, но, поверь мне, ты должен был через это пройти, все пережитое тобой было частью испытания. Теперь ты наконец пришел домой, и я знаю: все будет в порядке, мой мальчик, в полном порядке.

– Да. – Кажется, я так расчувствовался, что дал волю слезам, они потекли по грязным щекам, оставляя светлые дорожки. – А Тересы здесь нет?

– Не бойся, мальчик, ее нет, она не возвращалась с тех пор, как мы потеряли Габи, – приговаривала Селена, поглаживая мою заросшую голову. – Она преследовала тебя, искала, хотела уничтожить… я верну тебе твой дар, мы снимем это заклятие, не плачь, мой мальчик, все будет в порядке.

– Селена, прости меня, – пробормотал я, – я вовсе не хотел убегать, я совсем не знал, что так получится с Габи…

– Ладно, дружок, ты слишком долго был в пути, теперь ты вернулся домой…

Ее слова поразили меня в самое сердце, я внезапно почувствовал стыд. Кажется, это чувство пересилило даже голод, который был моим спутником на протяжении долгих дней, недель, месяцев…

– Теперь ты знаешь цену могуществу, знаешь и то, что на любую силу найдется другая сила, гораздо более могущественная…

– Я хочу освоить мастерство до конца, хочу стать настоящим колдуном, хочу вернуть свой дар! – воскликнул я. – Все то время, что я шел сюда, меня вело это желание. Я хочу быть настоящим колдуном.

Селена подалась назад и придирчиво посмотрела на меня.

– Тебе надо принять ванну, – заметила она, – а я пока придумаю что-нибудь с едой.

Пока я плескался в подогретой заклятиями Селены ключевой воде и покрякивал от удовольствия, ощущая, как она ласкает мою огрубевшую от дорожного ветра кожу, колдунья вызвала ломившийся от яств стол. Лохмотья сменила светлая рубаха и темные кожаные штаны. На ноги я обул сапоги. Им я обрадовался больше всего – остаток пути я проделал босиком.

Когда я, обновленный, посвежевший, решивший во что бы то ни стало заслужить возвращение дара и возможность остаться в этом доме, вышел к столу, меня ожидал сюрприз. Несколько мужчин в странных одеяниях ожидали моего появления. Они сидели за столом, скрестив руки на груди, и воздавали молитву какому-то божеству.

«Это ловушка? – была первая мысль, промелькнувшая в моей голове. – Сначала Тереса отнимает мой дар, затем Селена заманивает меня в ловушку…»

– Это он? – спросил седобородый старец, быстро поднимаясь на ноги, словно ему было не семьдесят лет, на которые он выглядел, а двадцать пять.

– Нет никаких сомнений, – в тон ему ответил сухощавый тип в отливающих лиловым цветом одеждах, лицо которого пересекал длинный бордовый шрам.

– Он молод, – подал голос третий…

Этот выглядел весьма экстравагантно: из-под серой шляпы выбивались рыжие кудри, а малиновую рубаху опоясывал сделанный из свиной кожи оранжевый ремень…

Седобородый еще раз внимательно посмотрел мне в глаза.

– Это Черный, – заметил он. – Нет никаких сомнений – он лишен памяти, но он прошел испытание и теперь достоин…

– Какое еще испытание? – неуверенно перебил я его, раздосадованный тем, что, кажется, здесь все, кроме меня, понимали, о чем идет речь.

– Присаживайся, юный колдун. – Старец положил руку мне на плечо. – Впрочем, прошу прощения, магистр, ваш новый возраст заставляет меня быть несколько некорректным в общении, присаживайтесь, Черный Магистр. Мы все вам расскажем… И о вашем испытании тоже, и о нашем всеобщем призвании непременно. К сожалению, в прежних инкарнациях мы не были знакомы, но я уверен, что ваши деяния были потрясающи, Черный…

– Что они говорят, я не понимаю? – Я обернулся к Селене, надеясь на ее поддержку.

– Похоже, тебе следует кое-что уяснить, – заметила Селена. – Всем в это мире управляют темные боги, они направляют наши шаги, распоряжаются нашей судьбой, в том числе и судьбой магистров сфер – тех, кто влияет на судьбы этого мира.

Я уселся за стол и поглядел на Селену с искренним удивлением: что-то не припоминаю, чтобы она когда-нибудь так со мной говорила. В ее голосе я уловил новые нотки. Еще полчаса назад, когда я только появился, она общалась со мной, как и прежде, словно я все еще маленький мальчик, ее воспитанник, теперь же она говорила со мной как со взрослым. Но не только эти интонации были в ее словах. Я также уловил некоторую отстраненность, словно я был чужаком, а не вырос у нее на глазах. Или еще что-то, словно, пока я был в пути, она узнала обо мне нечто новое. То безразличное выражение лица, с которым она меня… Что-то оно значило… И кто эти люди, рассевшиеся за столом и рассматривающие меня с неподдельным интересом? Больше всего они похожи на добрых волшебников: лица приятные, даже морщины не портят их, а придают им особое благообразие. Чем-то они напомнили мне погибшего в обители святой Бевьевы брата Ариоро.

– Садитесь, магистр, – сказал седобородый, – приступим к трапезе и заодно поговорим.

Когда все расселись, заговорил почему-то рыжий, хотя я ждал, что снова услышу голос самого старого, выглядевшего наиболее могущественным среди них. Мне даже казалось, что где-то я его уже видел, но не помню где. Рыжего же я видел впервые. Совершенно точно.

– Начну с того, чем должен был закончить, – сказал он. – Мы собрались, чтобы вновь приветствовать вас в нашем кругу… Однако, чтобы убедиться, что вы – это вы, нам пришлось ниспослать вам ряд опасных для жизни испытаний. Ни один человек, ни один простой смертный, даже обладающий неимоверной удачливостью и силой, не выбрался бы живым и из трех из них…

– Что?! Так это вы!!! – неожиданно я кое-что понял. – Из-за вас я все время сбивался с пути и попала! в переделки!

Как ни в чем не бывало рыжий продолжал, он не обратил ровным счетом никакого внимания на мое возмущение.

– Чтобы провести это испытание, нам пришлось задействовать все ресурсы, сложнее всего было подменить вызов Поппера Скервиля на вызов Поскер-виля, адского существа, коллекционирующего души… Но мы смогли осуществить и это. Потом в наши планы вмешалась истеричная ведьма… – Рыжий с явным неудовольствием посмотрел на Селену.

– Речь идет о Тересе, – пояснила ведьма…

– Но, даже лишившись органичного дара колдовства, – продолжил он, – вы с честью прошли этот путь, еще раз подтвердив, что звезды не лгали – перед нами один из величайших магистров спектра… Того же спектра, к которому относимся мы. Магистры появляются на свет не так часто, как нам бы того хотелось. Наше рождение предвещают звезды, наше могущество поистине безгранично, появление на свет каждого из нас подобно взрыву сверхновой, когда возникают новые миры, светила меняют траектории извечного движения…

– Пожалуйста, без лирики, – сухо одернул его лиловый.

– Никогда еще одновременно четыре магистра не находились в обозримом мире одновременно, но вот теперь нас четверо – и мы едины… Магистр Олаф Серый…

Седобородый едва заметно поклонился:

– Это я. К вашим услугам.

– … Вандерпит Лиловый…

Человек со шрамом приложил руку к груди:

– Мое почтение, Жак.

– Ваш покорный слуга Помаше Оранжевый, и вы, или Жак Черный. Вы – один из магистров спектра, который не был на Земле несколько веков… Когда оракул сообщил, что один из наших находится среди нас, но в прошлой инкарнации был лишен памяти, – рыжий удивленно вскинул брови, – для нас это стало загадкой… Почему?! Как такое могло произойти?! Лишить памяти магистра довольно сложно, ведь его разумом и силой управляют сами темные боги, и все же это произошло. Ну вот, не буду долго ходить вокруг да около. После того как вы прошли испытание и мы обрели уверенность, что вы – это вы, прошу прощения за некоторую корявость моих словесных построений…

Лиловый тяжело вздохнул: должно быть, его сильно раздражало, что Помаше не может изъясняться кратко и ясно…

– И вот мы собираемся вернуть вам память столетий… Кое у кого из наших были сомнения… Лиловый заметно нахмурился.

– Хочу объяснить, Черный, – сказал он, – что я и сейчас не уверен, правильное ли решение мы принимаем, возвращая тебе память…

– Но почему? – спросил я, все еще несколько ошарашенный откровениями, которые услышал.

– А вы бы не были шокированы, если бы вам объявили, что вы оказываете влияние на судьбы мира?!

– Очень странно, что ты лишен памяти. Мне кажется это подозрительным, может быть, ты знал что-то, чего не следовало знать никому… И я не хочу, чтобы сейчас эти знания…

– Ну хватит на этом! – Седобородый угрюмо посмотрел на Вандерпита. – Нам следует помочь нашему брату в его непростой ситуации… Все вместе мы сможем сделать жизнь людей намного лучше…

«Это еще зачем?» – подумал я.

Меня вдруг стали терзать серьезные сомнения, а стоит ли мне возвращать память. Без нее до того времени, как я попал в лес, мне очень даже неплохо жилось. К тому же выяснилось, что виной всех моих злоключений оказались эти трое, решившие, что я магистр и меня во что бы то ни стало надо испытать. Так вот о чем говорил Ессиан, когда упоминал о довлеющем надо мной проклятии, которое не носит агрессивного характера.

– Ты готов к обряду, Черный? – спросил седобородый, наверное заметив мои колебания.

– Братья, может, нам все же стоит одуматься, – выкрикнул Лиловый.

Как оказалось позже, он был самым предусмотрительным…

– Полагаю, Вандерпит, мы все уже обсудили. – Старец был непреклонен.

– Что ж, в таком случае я снимаю с себя всякую ответственность.

На его последнюю реплику никто не обратил внимания, словно Вандерпита в природе не существовало.

– Мы все подготовили для ритуала. – В глазах седобородого светилась решимость.

Я снова посмотрел на Селену, но она, кажется, одобряла происходящее.

– Это величайшая возможность, Жак, – сказала она, – тебе откроются такие тайны, которые твоим воспитательницам даже не снились… После того как ты вернешь себе память, тебе уже не потребуется обучение – ты станешь тем, кем ты должен был быть с самого начала. Одним из самых могущественных колдунов этого мира.

– Между прочим, я уверен, – сказал седобородый, – что все происходившее с тобой с самого рождения отнюдь не было случайностью: то, что ты попал к ведьмам – было предопределено свыше…

– Ладно, когда вы хотите, чтобы я вернул свою память?

– Прямо сейчас… – Магистр Олаф Серый извлек из своих одежд пузырек с темной жидкостью и золотой амулет на длинной цепочке.

Амулет состоял из двух шариков, которые соприкасались и издавали глубокий гудящий звук.

– Что, мне надо это выпить?

– Да, магистр. – Седобородый сунул мне в руки склянку, которую я одним быстрым глотком осушил.

На вкус жидкость оказалась сладковатой, потом мне почудилось, что она кислая, затем во рту стало приторно и горько.

– Гадость какая, – сказал я.

– Так… смотрите сюда! – Олаф принялся покачивать перед моим носом амулетом, и странное дело – шарики вдруг стали двигаться весьма странно: вместо того чтобы синхронно раскачиваться, они разошлись в стороны, а потом принялись биться друг о друга и вдруг начали описывать полукружия.

Зрелищем этим был заворожен не только я. Мельком взглянув на Селену, я увидел, что и она не может оторвать взгляда от амулета Олафа.

– Не отвлекаться, – выкрикнул седобородый, – ни в коем случае не отвлекаться!

– Хорошо-хорошо. – Я сосредоточенно уставился на шарики…

Через какое-то время их мерное постукивание стало меня убаюкивать, потом будто грянул гром, и неожиданно я прозрел…

Все, что происходило прежде, в прошлых инкарнациях, моих воплощениях, моих жизнях, потоком хлынуло в мой разум. Вокруг все обратилось в тихий покой, не стало ничего – только ледяное безмолвие, пустота, мерное постукивание шариков друг о друга да еще чье-то отдаленное бормотание. Поначалу, вспомнив о себе слишком многое, я ужаснулся – я был страшен, я был жесток, я был кровожаден и зол, – моя лютая природа внушила мне трепет, желание отшатнуться, сбежать от себя… Но постепенно восприятие мое трансформировалось, оно изогнулось, как тлеющая в огне кора дерева… Я почувствовал, что весь объят пламенем, резкая вспышка – и я открываю глаза…

Седобородый Олаф медленно опустил амулет. Он смотрел на меня с ожиданием. За его спиной замерли Вандерпит и Помаше. В своих прежних жизнях я никого из них не знал. Наверное, поэтому они решили оспорить решение совета магистров и вернуть мне память. Совет изгнал меня из круга и навсегда лишил возможности сохранять память в новых воплощениях. Какая удача, что мне довелось столкнуться с этими олухами!

– Вы вспомнили? – полушепотом спросил рыжий Помаше.

– О да! – Я взмахнул руками и некоторое время выписывал ими в воздухе плавные черты, наблюдая, как разрастается сияющий темный ореол, – я чувствую силу, огромную силу, все это время она была сокрыта внутри моего разума…

Седобородый удовлетворенно кивнул:

– Мы вернули его. – Он обернулся к Лиловому: – Что я говорил, Вандерпит, теперь у нас есть еще один брат… Вчетвером мы сможем сделать куда больше.

– А что у нас в планах? – саркастично поинтересовался я, мне показалось, что голос мой звучит недостаточно жестко: не хватало еще мне иметь какие-то дела с цветными магистрами, но они ощутили интонационную холодность.

– Мы собираемся помочь людям жить лучше, – несколько растерянно сказал седобородый.

– Что за идиотская идея! – Я расхохотался. – Помочь людям жить лучше… а они этого хотят?

– Ну конечно… – Олаф осекся.

– Ну конечно, – передразнил я его. – А кто интересовался у них? Ты? Или ты? Или, может быть, ты? Я отказываюсь участвовать в этом представлении. Селена… – Я обернулся к ведьме. – Я беру тебя в услужение, собирайся, мы отправляемся прочь отсюда…

– Ну и чем ты собираешься заняться? – заговорил мой недоброжелатель Лиловый. – Может, сначала хотя бы расскажешь нам, что тебе удалось вспомнить.

– Я что, должен отчитываться перед тобой? – Мой рот скривила усмешка. – У вас своя дорога, у меня своя, и не стоит стоять у меня на пути.

– Но мы должны действовать согласованно, вместе, – растерянно проговорил седобородый, – так мы добьемся куда большего…

– Я вовсе так не думаю… Селена, черт тебя возьми, ты собралась?

Ведьма растерянно смотрела на меня, не в силах поверить, что я так переменился. «Должно быть, она никогда не сможет перестроить свой разум настолько, чтобы осознать мое высшее предназначение. Цветные вернув мне разум и могущество… Целую вечность я был отступником, шел против богов, у меня был мир, в котором я сам однажды сделался Темным Богом, и если сейчас он принадлежит кому-то другому, то очень скоро снова ляжет к моим ногам, я буду править людьми, они станут рабами, склонив головы, они будут принимать своего господина, и, где бы я ни появился, наступит порядок, назначенный моей волей, высочайшей волей Черного господина».

– Ну что ж, если ты отказываешь мне… – я повернулся к ней и медленно поднял ладонь, – именем Черного Властелина.

Вырвавшийся из ладони сгусток пламени поразил ее. Она рухнула, не успев сообразить, что происходит. Яростные языки сожгли ее за считанные мгновения.

Обгоревший труп, оставшийся лежать на почерневшей земле, напоминал головешки.

– Боже мой! – вскричал Олаф. – Что ты натворил, ты же лишил жизни человека… Мы же не можем, не должны убивать…

– Ведьму, – поправил я его, лукаво улыбаясь, – я убил мерзкую ведьму, к тому же она сама напросилась. Она бы никогда не смогла развить в себе должного почтения.

– Я вас предупреждал, он был лишен памяти не просто так! – свирепо выкрикнул Лиловый.

– О да, несколько цветных братьев – вы про них, должно быть, и не слышали, раз совершили такое «благое» дело, – загнали меня в ловушку, им помогали сами боги, иначе бы этого никогда не случилось. Пять столетий назад я томился в остроге в центре Харгар-ской пустоши, заточенный в четырех стенах… Так было долгие-долгие годы, пока они из ложного чувства сострадания не придумали лишить меня памяти, чтобы я не смог вершить суд над людьми…

– Суд над людьми? – с ужасом проговорил Помаше. – Но зачем? Ведь наше призвание – помогать людям.

– Да? – ехидно поинтересовался я. – С чего ты это взял?

Лиловый не стал больше слушать. Он сотворил над собой шит, а потом стал медленно наступать на меня, держа ладони на изготовку…

– Уймите своего собрата! – угрожающе потребовал я, – а не то я расколю его тупую башку, как спелую дыню.

Но цветные магистры уже заняли боевые стойки. Благородство не позволяло им напасть неожиданно.

– Ты злое существо, – проговорил Олаф, – мы атакуем тебя!

Они разошлись полукругом, в центре остался Лиловый. Должно быть, он был самым сильным из них. Двое других прикрывали его с флангов. Обороняться в такой ситуации не слишком удобно, но я уничтожал цветных магистров и в более невыигрышном положении. Штука была в том, что они были намного слабее меня, ведь я был Черным, а этот цвет, как известно, включает все цвета спектра, а они всего лишь второразрядные маги – Серый, Оранжевый и Лиловый… Мне предстояло избавить мир от этих благочестивых недоумков. В свое время я приказывал умертвить магистров сразу после рождения, чтобы они ожидали следующей инкарнации и не мешались под ногами. Оракул говорил мне, где я смогу найти очередную цветную мразь, и я отправлял туда своих адептов, чтобы они убили младенца. Это было просто, слишком просто…

Может, я немного переоценивал свои силы, потому что первая предпринятая мной атака оказалась безуспешной, щит Лилового выдержал, и он мрачно усмехнулся. Похоже, битва с ними могла оказаться немного серьезней убийства младенцев. Я раскинул тонкие энергетические нити, прикосновение к каждой из которых было смертельно, и принялся обшаривать пространство, одновременно ощущая, как они пытаются проникнуть в мой разум. Со стороны мы выглядели довольно странно – четверо стоят на месте и водят руками в воздухе, – все это напоминало диковинный танец, и только наши лица отражали испытываемое каждым из нас напряжение. А над нашими головами полукружиями сияли щиты – оранжевый, лиловый, серый и черный. Цвет моего щита был густым, насыщенным, их же щиты бледнели, мерцали и постепенно стали все больше блекнуть, когда я стал разрушать их, внедрился в их лучевую структуру и нарушил ее – этот фокус я много раз проделывал в Харгарской пустоши, представляя, как сокрушу тех, кто меня туда упрятал. Серый был самым слабым из них – наверное, сказывалась дряхлость его человеческой оболочки. Внезапно на его лице отразилось беспокойство, он вдруг потерял меня и стал отчаянно шарить вокруг, но все больше бесцельно. Я же ослабил нападение на Оранжевого и Лилового и переключился на старика, чем-то он напомнил мне хранителя Каменного Горгула – Хеймдалла Одинокого – такой же дряхлый и бесполезный служитель темных богов. Серый щит проломился с сухим треском, старик вскрикнул, его глаза мгновенно стали кроваво-красными, из ушей хлынула кровь, он схватился за голову и бешено закричал, зашатался…

Помаше испуганно обернулся к Серому и тоже ослабил защиту. «Стра-а-ашная ошибка с его стороны». Оставив старика, я нанес Помаше сокрушительный удар. Оранжевый опрокинулся назад, словно его кто-то с силой ударил в лицо. Он лежал, а изо рта его струилась багровая жижа, растекаясь вокруг, – это зрелище наполнило меня новыми силами, вызвало восторг и даже чувственное содрогание.

Серый тем временем завалился набок, удерживая голову руками, сквозь пальцы его струилась кровь.

Через некоторое время он затих. Теперь я мог сконцентрироваться на Лиловом. На его твердом, словно высеченном из камня лице не читалось ни тени страха – то ли Вандерпит не боялся меня, то ли умел хорошо скрывать свои истинные эмоции. Свои слабые атаки он продолжал наносить с методичностью стенобитного орудия, но ни одна из них не была изобретательна или мощна настолько, чтобы пробить или хотя бы ослабить мой густой энергетический щит. Я продолжал давить на защиту Лилового… «Пожалуй, его я не убью. Лучше я попробую сломить его железную волю, посмотрим, надолго ли его хватит, если я доберусь до его внутренних органов и начну сжимать их. Его щит быстро пришел в негодность, но я не стал наносить ему смертельные удары, а ворвался внутрь него. Он поначалу не ощутил моего присутствия, только напряженно продолжал бороться. Его щит уже не спасал от атак, но взгляд был по-прежнему тверд. „Вот оно сердце, вот почки, печень, селезенка. А что, если сжать его сердце? Вот так… И еще крепче“. Вандерпит испуганно вскрикнул – он ощутил, как мой разум, словно холодные пальцы, ухватил ei о храброе сердце и слегка его сдавил, ровно настолько, чтобы он понял, как беззащитен передо мной. Я торжествующе улыбнулся: Лиловый осознал, что такое страх. – Ты можешь служить мне, – проговорил я. Услышать мой голос было для него настолько неожиданно, что он вздрогнул, он испытывал уже не страх, а ужас. „Странная штука, каждый из магистров знает, что когда-нибудь родится снова, и что в следующей инкарнации он будет помнить обо всем, что происходило с ним раньше, что со смертью жизнь не прерывается, и все же – все боятся смерти. Стоило мне ухватить сердце Вандерпита и продемонстрировать ему, что его жизнь в моих руках, как он уже сдался“.

– Ты можешь служить мне, – повторил я, – скажи, что ты будешь моим рабом, и я пощажу тебя… Из тебя получится верный раб?

– Самый преданный раб, – выдавил он, упал на колени и зарыдал, устыдившись своего малодушия. Я сбросил защиту: Вандерпит был больше не опасен.

– Нечего лить слезы, ты выбрал лучший путь – путь божественного отступника, ты уже на одной ступени с богами, давай, Лиловый, вставай на ноги…

Он поднялся и замер, глядя на меня.

– Я куда старше, чем все вы, – сказал я. – Когда я был рожден, этот мир только появился из кромешной тьмы, и о такой благой цели, как служить человечеству, не было и речи… Это все придумали потом. Вот тебе первое задание – отыщи мне кого-то, кто сможет записать мою историю и разнести ее по миру, он нужен мне через пару недель. Я же пока отправляюсь в свой фамильный замок и займусь его восстановлением – думаю, за те несколько эпох, что меня не было, он нашел новых владельцев… Но они уже мертвы. Ты легко найдешь мое жилище – людская молва приведет тебя ко мне…

По лицу Вандерпита пробежала едва заметная тень, словно из солнечного дня он вступил в сумрак, но Лиловый не дрогнул, не проявил больше признаков слабости. Я хорошо знал эту породу магистров – приняв какую-либо сторону, они утверждаются в мысли, что это единственно правильный выбор. Они навсегда забудут о своем прежнем предназначении, будут верны до гроба своему господину, если, конечно, какая-нибудь непреодолимая сила, подобная моей воле, не заставит их переметнуться назад, на сторону света, но я сильно сомневаюсь, чтобы такая сила нашлась.

Я подошел к старику, с хрустом наступил на его скрюченные пальцы и пошевелил его тело носком сапога. Потом наклонился, разорвал ему ворот и увидел амулет из бело-желтого металла – диковинная птица распахнула потемневшие от времени крылья. От амулета исходила сила.

– Неплохая вещь, да? – Я аккуратно снял амулет с дряхлой шеи мертвого магистра.

– Он не принес ему счастья, – заметил Лиловый. Наконец-то он обрел дар речи.

– Ну почему же, – я усмехнулся, – в его возрасте многие уже начинают терять силу, а он дожил до преклонных лет… Его беда в том, что он встретил кого-то, кто не боится таких штуковин. А вот мне эта штука будет очень даже кстати.

Я надел амулет на шею, и внезапно появившееся из-за туч солнце осветило окрестности. «Мировое господство и бесконечная власть!» Собрав воздушные массы своим фактически всесильным сознанием, я стал возноситься вверх, бросив напоследок Вандерпиту:

– Поспеши, раб, если не хочешь оказаться у подножия трона Адада.

Упоминание имени бога мертвых заставило Лилового стремительно побежать через лес. Он спешил найти для меня писаря… «Очень разумно с его стороны».

«Судный день. Вот что это такое, судный день для всех, кто живет на этой земле, для всех, кто подвергал мою ценную жизнь в этой инкарнации опасности, для всех, кто пытался меня убить. Возмездие – вот точное слово для выражения того, что предстоит пережить этой земле и всем, кто ее топчет…»