Текст книги "Два выстрела во втором антракте"

Глава 9

– Значит, твой новый друг Петр Наливайченко говорит, что не знает никакого Степана? – спросил Углов у Вани Полушкина.

– Ну да, сказал, что нет такого. А расспрашивать подробно нельзя – он и так заинтересовался, что за Степан, откуда я такое имя взял, – отвечал Ваня. – И вообще, мне сейчас вроде не полагается киевскими делами интересоваться. Ведь мне предстоит совершенно новое поприще.

– Так куда он тебя направил – в Москву? – раздался голос Дружинина из другой комнаты.

– Нет, в Питер, – ответил Ваня. – Сначала в Питер, а потом за границу. Сказал, что передаст со мной послания Чернову, Соколову, другим зарубежным товарищам. А они уже должны решить, как меня использовать.

– Да, твоя революционная карьера начинается стремительно, – заметил Углов. – Только что по заборам прокламации самодельные клеил – и вот, уже в Европу поедешь, с вождями познакомишься…

Этот разговор происходил в номере гостиницы «Столичная», куда накануне переехала группа оперативников. Жить и дальше в «Виннице» было небезопасно – сыщики могли привлечь к себе излишнее внимание. К тому же финансовые возможности группы расширились: Игорь Дружинин выполнил свое обещание и раздобыл деньги. Часть выплатил владелец местной телефонной станции, которому инженер предоставил новый вид микрофона, а большую часть денег сыщики получили от полиции, за телефон, защищенный от прослушивания. Денег хватило и на гостиницу, и на приобретение по соответствующим каналам приличных документов, и на покупку одежды, оружия.

Впрочем, друзья не планировали прожить в гостинице долго. Им вообще больше нечего было делать в Киеве. Все, что можно было здесь узнать, они узнали. Предстояло перенести разыскную деятельность в обе российские столицы, а возможно, и за границу. Надо было спланировать дальнейшую работу, а главное – каналы связи с Ваней, с которым два старших товарища расставались, и, может, надолго.

– Давайте уже договариваться, и я побегу, – сказал Ваня, глянув на висевшие в номере стенные часы. – Времени вон сколько! А я у Петра Сидоровича всего на два часа отпросился – дескать, вещички у тетки взять.

– А не боишься, что твой революционный руководитель по старой привычке тебя решил проверить и посмотреть, что у тебя за тетка? – спросил Углов. Он отодвинул край шторы и осторожно выглянул на улицу. Слоняющихся без дела людей вроде не было видно, но кто знает…

– Нет, я всю дорогу проверял, нет ли слежки, – заявил Ваня. – Я все помню, чему вы меня учили. Слежки не было. Но и задерживаться не стоит.

– Да, возбуждать у Наливайченко подозрений не надо, – согласился Углов. – Хорошо, давай договариваться о связи. Сколько ты пробудешь в Питере?

– Петр Сидорович и сам не знает, – сказал Ваня. – Это руководители тамошней организации должны решить. Но как я его понял, основная моя работа должна быть не там, а в Швейцарии. Питерские товарищи должны организовать мою отправку туда.

– Питерские товарищи… – задумчиво повторил Углов. – Не думаю, что они сделают это быстро. Во-первых, они захотят тебя проверить. А если убедятся в твоих способностях, захотят их использовать и организовать проверку всего состава группы. На это уйдет никак не меньше двух недель. Сегодня у нас 8 сентября. Значит, ты пробудешь в Питере как минимум до 22-го. А мы туда приедем числа 12-го. Давай договоримся, что 15 сентября кто-то из нас встретится с тобой… ну, скажем, в Гостином дворе. Назначим встречу на 12 часов. Идет?

– Да, давайте так, – согласился Ваня.

– Но кроме этого нам нужна и более оперативная связь, – сказал Углов. – Вдруг что-то срочное надо будет сообщить? Тогда я пошлю на твое имя телеграмму до востребования, на Главпочтамт. Ты постарайся ходить туда каждый день и проверять, нет ли чего. А ты сам, начиная с 12-го, можешь там же оставлять сообщения для меня. Хорошо?

– Да, вроде все правильно, – согласился Ваня.

– Ну, тогда ступай к своему новому боссу, – сказал Углов, пряча за шутливой интонацией тревогу за своего юного и не слишком опытного подчиненного. Дружинин тоже вышел из соседней комнаты, чтобы проститься с Ваней; на ходу инженер продолжал вставлять патроны в барабан купленного накануне револьвера.

– Снабдил бы я тебя этой игрушкой, – сказал он, поймав взгляд Вани, устремленный на оружие. – Да, боюсь, ты не сможешь объяснить своим партийным товарищам, откуда она у тебя взялась.

– Ничего, обойдусь без игрушек, – сказал Ваня. – Мое оружие у меня всегда с собой, вот здесь, – и он приставил палец ко лбу.

– Желаю, чтобы это оружие не давало осечек, – сказал Углов. – Ну, пока. Будь осторожен.

Он пожал Ване руку; Дружинин, как человек менее сдержанный, обнял товарища, и Ваня вышел.

Углов подошел к окну, отодвинул штору и вновь выглянул на улицу. Он увидел, как Ваня вышел из гостиницы и не спеша двинулся в сторону Куреневки. За ним никто не увязался, слежки не было.

– Ну, что, господин инженер, теперь нам с тобой надо решать, где искать этого загадочного Степана, – сказал майор, отходя от окна. – Давай составим план на ближайшую пару дней.

– Давай, – согласился Дружинин. Он закончил заряжать револьвер, положил его на стол, а сам уселся в кресло, вытянув ноги. – Но почему только на пару?

– А потому что больше нам в Киеве делать будет нечего. Почему, сейчас объясню, – ответил Углов. – Мне кажется, что ключевым моментом в рассказе Богрова были его слова о том, что Степан отлично знал киевскую охранку и отзывался о ней с презрением. Так может вести себя только человек, не зависящий от грозного жандармского ведомства, может быть, даже стоящий выше его.

– То есть ты исключаешь возможность, что Степан принадлежит к революционным кругам? – спросил Дружинин.

– Да, исключаю, – твердо ответил руководитель группы. – Чем больше я думал над словами Богрова, тем яснее сознавал, что революционеры тут ни при чем. Заранее знать планы премьера, с легкостью достать пропуска в тщательно охраняемый театр (а я уверен, что Степан тоже был в театре, а значит, пропуск ему тоже понадобился), обеспечить беспрепятственное прохождение туда убийцы с оружием – этого ни одна партия сделать не сможет, кишка тонка. Нет, наш Степан – это человек, стоящий близко от власти. А еще вернее – принадлежащий к этой власти, к самому ее центру.

– К царю, что ли? – скептически произнес Дружинин.

– Может, не к самому царю, но где-то близко, – кивнул Углов. – Разумеется, это только предположение, но будем пока исходить из него. А если так, то поиски следует начать там же, где ты недавно уже побывал, – в местном Охранном отделении.

– Ага, то есть вести их следует прежде всего мне, – кивнул Дружинин. – Если я там контакты уже наладил.

– Можно, конечно, положиться и на тебя, – кивнул Углов. – Только много ли скажут жандармы пришлому инженеру? А если он начнет вдруг интересоваться неким приезжим из столицы, приезжим с особыми полномочиями, – как они на этого инженера посмотрят? Не оказался бы он вскорости в той самой камере, где мы вчера устанавливали телефонный аппарат! А тут надо не только у жандармов спросить, но и у директора театра, и у губернатора…

– Да, но как же ты собираешься организовать эти поиски? – удивился Дружинин. – Кто их будет вести?

– Я, конечно, – ответил руководитель группы.

– Ты? В каком, интересно, качестве? Младшего помощника старшего телефониста?

– Зачем же в качестве помощника? В том же качестве, в каком я выступал и в прошлый раз. В качестве доверенного лица Его Императорского Величества. В качестве следователя с особыми полномочиями, назначенного провести расследование убийства премьер-министра, – заявил Углов, приняв горделивую позу и придав своему лицу подобающее выражение.

– Ага, вон оно что! – воскликнул инженер. – Но откуда ты знаешь, что они тебе поверят?

– А оттуда, что лекции Григория Соломоновича слушать надо было! – ответил майор. – Ты что, не помнишь, что он рассказывал? Что вскоре после смерти Столыпина, которая последовала 5 сентября, император назначил сенаторское расследование произошедшего покушения. Во главе комиссии был поставлен сенатор Максимилиан Иванович Трусевич, в недавнем прошлом – директор Департамента полиции. За самого Трусевича мне сойти будет трудно – он на десять лет меня старше, да и потом, среди киевского начальства наверняка есть люди, знающие сенатора в лицо. Но вот его помощников они знать не обязаны.

– И поэтому ты хочешь провести свое расследование поскорее! – воскликнул Дружинин, вскакивая с места. – Пока сам Трусевич со своими помощниками сюда не пожаловал!

– Да, поэтому, – кивнул Углов. – А еще потому, что наш загадочный Степан, кто бы он ни был, вряд ли будет задерживаться в Киеве после убийства. Скорее всего, он уехал отсюда уже на следующий день. И теперь искать его следует в Питере. Но кое-какие следы его пребывания здесь остались. Вот их мы и поищем.

– Мы? – удивился Дружинин. – Ты что, хочешь взять меня с собой? Но ведь я уже засветился у здешних жандармов. Не могу же я явиться к ним снова, в твоей свите, и сказать: «Извините, я передумал, я теперь не инженер, а совсем важная птица»! Лучше я отдохну денек. Тут, кстати, завтра приезжает Константин Бальмонт, будет лекцию читать. Очень хочется послушать…

– После послушаешь, если удастся, – сказал на это Углов. – Мы сюда не лекции слушать прибыли, а расследование проводить – забыл? А что касается до твоей засветки, то ты ведь к генералу Курлову наведывался, верно? А я собираюсь нанести визит местному жандармскому начальнику. А если вдруг там и Курлов случится – что ж, скажем, что в первый раз ты явился к нему на разведку. А он и купился, ха-ха.

Глава 10

В приемную начальника Киевского охранного отделения подполковника Николая Кулябко стремительно вошли двое. Впереди шествовал невысокого роста крепкий господин в щегольском сером сюртуке, с орденом Святой Анны на шее и с ястребиным взглядом стального цвета глаз. Его сопровождал господин повыше и помоложе, в жандармском мундире с погонами ротмистра. Адъютант начальника отделения поручик Стодольский уже открыл было рот, чтобы произнести обычное «Господа, прием окончен, придите завтра», но осекся. Будучи человеком достаточно опытным и наделенным чутьем, поручик успел оценить и орден первого из вошедших, и его немигающий взгляд. Ясно было, что такой человек не привык выслушивать возражения и тем более отказы; он привык сам отдавать приказания и требовать их неукоснительного исполнения.

– Чего изволите, господа? – спросил поручик.

– Я статский советник Угрюмов, из Петербурга, – отрывисто произнес обладатель ордена. – Кулябко у себя? Вы телеграмму о моем прибытии получили?

– Никак нет, ваше превосходительство, телеграмма еще не прибыла, – ответил поручик, вытягиваясь в струнку. – Видимо, какая-то заминка на линии, такое случается. Господин подполковник у себя, сейчас я о вас доложу.

– Хорошо, поручик, доложите, – милостиво разрешил приезжий. – Да не забудьте, скажите подполковнику, что я прибыл по именному поручению сенатора Трусевича. Уж о нем-то, о его комиссии он должен знать. И со мной следователь по особо важным преступлениям ротмистр Зверев.

– Сию минуту! – произнес Стодольский. – Все передам, как вы сказали. Извольте, господа, присесть.

Он скрылся за дверью. И не успели приезжие осмотреться и сосчитать до десяти, как дверь кабинета отворилась и адъютант почтительно пригласил их войти.

Хозяин кабинета подполковник Кулябко встретил гостей у самой двери. Это был высокий, стройный, молодой для его должности человек с довольно красивым лицом. Портили это лицо только беспокойно бегающие глаза.

– Мне крайне неудобно, ваше превосходительство, – обратился он к статскому советнику, – что я не организовал встречу вашего превосходительства и господина следователя. – Тут последовал поклон в сторону второго из гостей. – Но произошла техническая накладка, я не был извещен…

– Ладно, это все пустяки, – махнул рукой статский советник. – Да ты садись, подполковник, в ногах правды нет. А нам требуется полная правда, таково желание государя. Сюда вот садись, напротив меня.

С этими словами гость уселся за стол для совещаний и хозяину указал место по другую сторону стола. Тот сел, стараясь держаться естественно, как будто ничего не произошло и его только что не выгнали из собственного кресла. Спутник статского советника Угрюмова, жандармский ротмистр, уселся сбоку от хозяина кабинета, почти за его спиной.

– Тебе, как я полагаю, уже известно о том, что государь именным повелением создал специальную сенатскую комиссию для расследования злодейского убийства премьер-министра, – начал Угрюмов. – Возглавил комиссию Максимилиан Илларионович Трусевич – человек весьма известный и опытный, в недавнем прошлом глава Департамента полиции, тебе он знаком. Мне главой комиссии поручено выехать в Киев и провести расследование на месте. Понятно?

– Да… конечно… – промямлил Кулябко.

– Вот и хорошо, что понятно, – продолжил статский советник. – Потому что в этом деле вообще мало понятного. Каким образом известный полиции преступник проник в театр на представление, где присутствовал государь? Каким образом он смог пронести с собой оружие? Почему ни государя, ни премьера никто не охранял? Вот вопросы, на которые мне хотелось бы получить ясные и исчерпывающие ответы.

– Я сейчас… сейчас отвечу! – воскликнул глава киевской охранки. – Во-первых, хочу вас заверить, что это неправда, будто высоких особ никто не охранял. Я лично…

– Что?! – грозным голосом произнес статский советник. – Что значит «неправда»? Ты что, хочешь сказать, что я тут враньем занимаюсь?

– Нет, ваше превосходительство, я не хотел… не думал… – лепетал хозяин кабинета. – Только агенты были расставлены! Четверо в партере, и еще в ложах… Я сам лично присутствовал, наблюдал… Это случайность, трагическая случайность…

– Как это – «случайность»? – спросил Угрюмов. – Ведь ты знал, что террорист придет в театр! Ты сам выписал ему пропуск! Сам вложил в его руки оружие!

– Нет! Зачем вы так? – воскликнул Кулябко, ломая руки. – Я не вкладывал! А что пропуск – это да, моя оплошность. Но ведь Аленский обещал мне настоящего террориста показать, приезжего! Точнее, приезжую! А я ему доверился! И потом, господин Стрекало так распорядился, чтобы Аленского пропустить…

– Постой, не спеши так, – остановил приезжий начальника охранки. – Какую приезжую? И что за Стрекало тебе приказы отдает? Расскажи все по порядку, не спеша.

– Извольте, – кинул Кулябко. – Значит, студента Богрова мы давно разрабатывали. На сотрудничество он сам пошел, весьма охотно, и денег за это не брал, так что выходила экономия средств. Дали ему агентурную кличку Аленский. Полтора года мы сотрудничали, и за это время он сообщил нам массу полезных сведений – и про эсеров, и про максималистов, и про анархистов. Можно сказать, с его помощью мы эту нечисть в Киеве повывели. Но в последние две недели Аленский начал нервничать. Заявил, что революционеры, которые еще в городе остались, его подозревают. И вроде даже вынесли ему приговор. И для исполнения этого приговора в город должна приехать некая девица. Поэтому он хочет спешно скрыться, уехать за границу. Я против такого шага не возражал. Но тут в конце августа, буквально за три дня до приезда в город высочайших особ, ко мне явился некий господин, который представился как Георгий Петрович Стрекало. Он подтвердил, что в город действительно должна приехать известная террористка по кличке Ванда, которая имеет приказ убить Аленского, а также совершить покушение на государя.

– А этот господин Стрекало показывал какие-то документы? Объяснил, кто он такой?

– Он заявил, что является доверенным лицом императрицы Александры Федоровны, – отвечал Кулябко. – И действует по ее распоряжению. И в доказательство показал мне рекомендательное письмо, подписанное императрицей.

– А тебе не показалась вся эта история странной? – спросил статский советник. – Я никогда не слышал, чтобы императрица вмешивалась в политику, посылала каких-то доверенных лиц…

– Да, я тоже не слышал… – признался руководитель Охранного отделения. – Но господин Стрекало держался так уверенно… Вот совсем как вы. А вы ведь тоже не показывали мне никаких документов…

– Ты что, Кулябко, сомневаешься в моих полномочиях? – статский советник Угрюмов удивленно поднял одну бровь. – Хочешь проверить документы? У сенатора Трусевича, когда он тебя станет допрашивать, тоже будешь проверять?

– Что вы, упаси Боже! – замахал руками главный киевский охранник. – Я не в этом смысле! Я ведь только насчет господина Стрекало. А он, помимо всего прочего, ссылался и на других значительных лиц – на министра двора барона Фредерикса, адмирала Константина Дмитриевича Нилова, на господина Трепова… Так что у меня сомнений никаких не возникло. А что, вы полагаете, что это… самозванец?

– Пока не знаю, – сказал Угрюмов. – Вернусь в Петербург, проверю, что это за господин. А ты продолжай свой рассказ. Значит, приезжий сообщил, что в Киев должна прибыть некая девица Ванда, которая должна убить Аленского, а также самого государя. Что еще он сказал?

– Он сказал, что никто не знает, как эта Ванда выглядит. Что она отлично умеет переодеваться и менять обличье, так что выследить ее крайне трудно. Она, скорее всего, постарается проникнуть в театр. И там должно все решиться. А чтобы обезопасить государя, надо допустить в театр Аленского. Ванда будет охотиться в первую очередь на него, постарается его убить. А мы будем находиться рядом и сразу ее схватим. А государь при этом не пострадает.

– То есть он предлагал ловить Ванду, что называется, на манок? – сказал статский советник. – Интересный план… Правда, манок, то есть Богров, при этом мог пострадать…

– Да, мог, – кивнул Кулябко. – Господин Стрекало это предвидел. Но, в конце концов, речь ведь шла, в сущности, о преступнике. За свои деяния Аленский давно должен был находиться на каторге, это мы позволяли ему разгуливать на свободе, исходя из государственных интересов. А теперь эти интересы требовали принести его в жертву. Причем господин Стрекало придумал, как мы могли бы использовать Аленского двояким образом. Он приказал мне передать агенту револьвер и дать ему возможность пронести его в театр.

– Это с какой же целью?

– А затем, чтобы Аленский мог защититься от Ванды, а может, и застрелить ее. Таким образом, революционеры уничтожили бы друг друга.

– Превосходная идея! – произнес статский советник, не скрывая иронии. – И поэтому ты дал убийце оружие, которое он действительно пустил в ход. Правда, застрелил не мифическую Ванду, а главу правительства Российской империи!

– Да, все так! – произнес Кулябко, чуть не рыдая. – Но кто мог знать, что так получится?!

– Ты! – жестко заявил приезжий. – Ты должен был все знать! Все предвидеть! Для того ты и возглавляешь Охранное отделение. А ты, Кулябко, стал игрушкой в руках заговорщиков. Так что в лучшем случае тебя ждет отставка – это если ты сможешь доказать, что все так и было и ты проявил всего-навсего бездарность и бестолковость. А может, все обстояло иначе, никакого Стрекало не было и ты сам составил план убийства премьера? А, Кулябко? Тогда с тебя совсем другой спрос…

И статский советник впился глазами в лицо начальника киевской охранки.

– Но как же… Как вы можете такое предполагать?! – возопил Кулябко, вскочив с места. – Как же его не было, если его все видели? И адъютант мой, и охрана… Вы спросите! Все скажут!

– Нужно будет – спросим, – пообещал Угрюмов. – Ты сядь, мы еще не закончили. Значит, Стрекало подговорил тебя дать Богрову револьвер и пустить его в театр. А как отнесся к этому сам Богров, когда ты с ним встретился? Не удивился? Не стал возражать?

– Нет, Аленский не высказал ни малейшего удивления.

– Хорошо. А теперь опиши нам, как выглядел этот «посланец императрицы».

– Сию минуту, – ответил начальник охранки, стараясь справиться с волнением. – Значит, среднего роста… лет сорока пяти… волосы светлые… глаза серые… скулы широкие… За ухом – вот тут… – Кулябко тронул себя чуть ниже правого уха. – Тут я заметил шрам. Такой обычно остается от удара шпагой или саблей…

– Это ты молодец, что заметил, – сказал статский советник, переглянувшись со своим помощником; тот, склонившись над столом, быстро заносил в тетрадь все, что рассказывал хозяин кабинета. – Еще что-нибудь?

– Ну, одет превосходно, золотые часы носит в жилетном кармане…

– Ну, это к приметам не относится, – махнул рукой гость. – Теперь скажи, а в театре, во время спектакля, ты видел господина Стрекало?

– Нет, там я его не заметил, хотя осматривал все ложи.

– А ты, значит, был уверен, что такое значительное лицо должно сидеть непременно в ложе! – усмехнулся Угрюмов. – А после покушения? Он заходил к тебе?

– Нет, больше я его не видел, – признался Кулябко.

– А убийца, Богров, во время допросов не упоминал твоего собеседника?

– Аленский? – удивился Кулябко. – Нет, он не… Он, правда, говорил, что приказ убить Столыпина он получил от эмиссара Центрального комитета партии эсеров, какого-то Степана… Но… вы же не хотите сказать, что этот Степан…

И начальник киевской охранки замер, не договорив; как видно, ужасная догадка только сейчас пришла ему в голову.

– Да, Кулябко, рано тебе доверили такую ответственную должность, – сказал статский советник, поднимаясь. – Тебе бы еще лет десять в простых агентах послужить, может, и вышел какой-то толк. Ладно, прощай.

И, не обращая больше на хозяина кабинета никакого внимания, гости вышли.