Текст книги "Время Ч."

Олег Дерипаска – победитель в битве за алюминий

«Люди вообще не из-за денег работают, – сказал в одном из своих недавних интервью Олег Дерипаска. – Мое поколение, выпускники МГУ, в начале 1990-х ушли в бизнес потому, что жить было не на что».

Выпускник сельской школы из Усть-Лабинска, райцентра в Краснодарском крае, Олег Дерипаска поступил на кафедру квантовой статистики и теории поля физического факультета МГУ в 1986 году. Отслужив после первого курса два года в ракетных частях под Иркутском, в 1993 году он закончил физфак с красным дипломом.

К этому моменту дипломированный физик Дерипаска уже успел поторговать на Российской товарно-сырьевой бирже Константина Борового и создать компанию «Алюмин-продукт». Путь от студента МГУ до председателя наблюдательного совета одной из крупнейших корпораций в мире «Базовый элемент» Олег Дерипаска проделал всего за пятнадцать лет. Как ему это удалось?

Ответа на этот вопрос я в прессе найти не смог. Зато, изучив чуть ли не все архивы Интернета и найдя в них как самые разные биографии Дерипаски, так и его старые интервью, в том числе и фальшивые (!), я сделал удивительное открытие. Оказывается, Дерипаска все эти годы практически не общался с прессой! И журналистов он, мягко говоря, недолюбливает. Мне как-то рассказывали, что на одном праздничном мероприятии, кажется в Одессе, местные телевизионщики в очередь выстроились для того, чтобы снять хотя бы один кадр, на котором был бы запечатлен «второй номер из списка „Форбс“. Но сотрудники службы безопасности олигарха мягко, но достаточно бескомпромиссно посоветовали телеоператорам камеры в сторону ложи для почетных гостей даже не поворачивать. Кроме того, я прекрасно помнил, с какой проблемой мы, телевизионные журналисты, сталкивались при монтаже какой-нибудь экономической программы: архив про Березовского просто огромный, Гусинского – тоже полно, Потанин – в разных видах и позах, Абрамовича поменьше, при этом он либо на Чукотке, либо на футболе, а Дерипаски нет вообще.

Почему же он так «неравнодушен» к прессе? Учитывая, что журналисты писали о Дерипаске все эти годы, понять его можно. Но, как мне кажется, есть и другая, куда более серьезная причина.

Однажды ко мне обратились французские журналисты из весьма авторитетного экономического издания с просьбой поговорить о феномене российского «олигархизма». Честно говоря, я очень скептически отношусь к тому, что европейские и особенно американские журналисты пишут о сегодняшней России. Но от встреч с ними я никогда не отказываюсь. Так вот, сидя тихим осенним вечером в кафе «Пушкин» и стараясь не обращать внимания на то, как за соседним столиком один малоизвестный актер из такого же сериала устраивает скандал, требуя принести ему «еще виски», я внимательно слушал рассказ своих французских коллег, как они писали статью об Олеге Дерипаске. Они побывали у него на родине в Усть-Лабинске, съездили на Саяногорский и Красноярский алюминиевые заводы, записали около 30 (!) интервью с его знакомыми, коллегами, партнерами, но… с ним самим за это время так и не встретились. Почему? Вот версия французских репортеров: «Нам приходилось слышать, как главный редактор „Независимой газеты“ Константин Ремчуков назвал Дерипаску „русским Генри Фордом“. Он, кроме всего прочего, имел в виду, что Форд, „сам себя сделавший“ бизнес-гений, практически не давал интервью. Нельзя сказать, что его не интересовало, что он о нем пишут. Просто он был уверен, что его не поймут. У него был особый склад ума, особенная манера выражать свои мысли. Собеседнику нужно было время, чтобы привыкнуть к его стилю общения…» Это уже было интересно.

В общем, обратившись к одному своему приятелю с просьбой организовать мне интервью с Дерипаской, я положительного ответа не ждал. Когда мой приятель сообщил мне, что интервью состоится, день неизвестен, но точно «в разгар рабочего дня», т. е. поздно вечером, и будет у меня один час, я сначала не очень-то и поверил. Кто знает, может быть, еще лет пять ждать. Но, как выяснилось, интервью мне назначили на завтра…

Я вошел в «переговорную» офиса «Базового элемента» на Рочдельской улице в девять вечера. Огромные книжные стеллажи делали этот офис похожим на фамильную библиотеку старого замка какого-нибудь герцога где-нибудь в Суссексе. Пока я разглядывал уникальное издание «Истории еврейского народа», в комнату вошел Олег Дерипаска. Мне говорили, что его рабочий день длится около 14 часов и что после разговора со мной у него назначено несколько встреч, а потом (!) он снова вернется в офис. Итак, у меня был один час. И начал я разговор, естественно, с криминальной темы.

– А ведь в начале девяностых алюминиевый бизнес не был криминальной сферой, – чуть облокотившись на стол и положив перед собой телефон, начал Дерипаска. – Мы с алюминием первый раз столкнулись в девяносто первом году как с материальным потоком, который в то время присутствовал в любой сфере экономики страны. Тогда Гайдар остановил плановую экономику. И инфраструктура экономики страны начала разрушаться. Переработчики и поставщики останавливали свои схемы, все цепочки рушились. А металлургические предприятия работали, и алюминий продолжал появляться на рынке. Все продолжали выпускать металл – и «Норильский никель», и КрАЗ, и Новолипецкий металлургический завод. Металл был нужен стране, но в то же время новых экономических механизмов еще не появилось. Зато появились первые биржи. Была такая идея вхождения в рынок – продавать алюминий на биржах. Константин Боровой придумал РТСБ, Герман Стерлигов создал «Алису». Моя компания была учредителем «Московской товарной биржи», у нас было брокерское место. Многие тогда торговали в основном продуктами питания, тем, что люди хотели покупать – колготками, кожаными куртками, мукой, сахаром. Криминал контролировал именно эту оптовую торговую сеть. Никто ведь в то время толком не понимал, что сырьевая сфера может давать серьезные прибыли. Ведь в советские времена экспортировать алюминий можно было только через внешнеэкономические объединения, в которых на «откатах» сидели старые бюрократы, кстати, никогда не сталкивавшиеся с уличным бандитизмом. И только спустя год-два люди начали понимать, что можно покупать и продавать сталь, нефть, алюминий, получать экспортные квоты, зарабатывать валюту. Когда пришло это понимание, а это произошло примерно весной девяносто третьего, и начался настоящий бизнес в сырьевой сфере. Тогда криминальные элементы и пришли. Сначала они «работали» в качестве «крыши» на торговых базах или на авторынках, например в Южном порту, там сидели «солнцевские». А потом увидели, что кто-то начинает зарабатывать деньги не на продуктах питания, а на сырье. И пошли в эту сферу.

Черной знал разных таких ребят, например, в Харькове, Москве. У него были связи. Это спортсмены, ребята с силовым уклоном.

Причем надо понимать, что рубли в это время ничего не стоили. Инфляция все съедала. А как работать предприятиям? За электроэнергию приходилось расплачиваться алюминием. За глинозем тоже алюминием платили. Рабочим нечем было платить. Был полномасштабный кризис. И на местах, как с предприятиями, так и с рабочими, договаривались люди Льва Черного. А Миша осуществлял силовую поддержку всех этих сделок. «Крепкие ребята» Миши могли прийти на предприятие и сказать директору: «К тебе обратятся наши друзья, им нужен хлопок, дай им, а взамен получишь что-то другое». У Черного при этом, с одной стороны, была возможность использовать серьезный экономический и кадровый ресурс. Были необходимые связи – Сэм Кислин, Владимир Лисин, Лев Черной, который с братьями Рубен договорился. С другой стороны – нужно договариваться с директорами заводов. А зачем непосредственно с ними договариваться, когда вокруг каждого из них стоят спортивные ребята, где Толя Быков, где «вор в законе» Тюрик.

Надо было просто все это воедино свести. Мозгом в алюминиевом бизнесе того времени был Шляфтейн, который придумал толлинговые схемы, организационными вопросами и логистикой занимался Лисин. Он силен был как организатор.

– А Михаил Черной вместе с его другом Антоном Малевским – это другая «сфера» деятельности? – спрашиваю я.

– Это силовое запугивание людей, возможность в ресторане посидеть с чиновниками.

– Он был «менеджером по связям с криминалом»?

– Ну, таким менеджером… – пауза, – …по налаживанию коммерческих связей. Поэтому и говорить о том, что его бизнес-империя рухнула, неправильно. Он не был бизнесменом, и у него не было империи. Он был руководителем очень своеобразного «вспомогательного» направления. В то время империей ТВГ руководил Лев Черной.

Дерипаска делает паузу и продолжает. Причем в этот момент он начинает говорить как будто на другую тему. Сначала кажется, что это бесконечные телефонные звонки, на которые он отвечает односложно – «да, нет, позже», – сбили тему разговора. Но если его внимательно слушать, можно понять, что он вообще никогда не говорит ничего лишнего, ничего, чего бы он не хотел в это момент сказать. При этом он обязательно уложится в выделенный им же час времени и скажет точно то, что ему самому необходимо. Вопросы могут не играть никакой роли. Есть у него какая-то система «месседжей», которые он намерен донести до собеседника. Поэтому его рассказ я не хочу стилистически править, только в этом случае и получится настоящее интервью. Ведь и ему важно, чтобы его не столько «слушали», сколько «слышали». Я думаю, что многим журналистам, которые порой думают, что сами давно все знают, и интервью им нужно лишь для подкрепления собственных идей, было бы в таком диалоге не очень комфортно…

– Почему люди жили и живут плохо? Потому что мало кто работает в реальных секторах экономики. Много людей – в обслуживающем, управленческом секторе. И много людей, которые ничего не создавали и не создают, а только разрушают. Это – беда страны. Социальный статус у нас, к сожалению, часто привязан к состоянию человека. А это ошибочный критерий. Есть люди, у которых сегодня большие деньги, которые были заработаны в девяностых. А пользы стране они при этом никогда не приносили…

Олег Дерипаска говорит сегодня об эпохе «лихих девяностых» как о некотором неизбежном зле. Страна должна была пройти через экономическую и социальную «ломку», но такие ли жертвы она должна была положить на алтарь «нового российского рынка», как, например, в период приватизации? Впрочем, разве кто-то сейчас знает ответ на этот вопрос?

Приватизация российской алюминиевой промышленности началась в 1993 году. «Алюминпродукт» Дерипаски участвовал в ней, покупая акции Саянского алюминиевого завода как для себя, так и для Trans-CIS Commodities. Это, как сегодня говорит Дерипаска, было вынужденное партнерство.

– Когда мы в Саяногорске начали работать, покупали акции, разбирались с посредниками, мы уже понимали, что Саяногорский завод – лучший в стране. Купили пять-шесть процентов акций, потом пакет вырос до десяти. Пришли к директору. Нам он сказал: все не так, я с вами работать не буду. Ненавижу ТВГ. А я даже не знал в девяносто третьем году, что такое ТВГ. Я-то представлял «Алюминпродукт», а нас просто путали! Мы пришли на собрание. Стали объяснять, как мы собираемся работать, разные экономические схемы рисовали. А Совет директоров голосует против. Оказывается, как потом узнали, кто-то из трейдеров просто заплатил представителям госпакета акций (а это пятьдесят один процент) за то, чтобы они проголосовали за директора. Вот и весь бизнес. Мы думали, что надо как-то двигаться вперед. А экономика вот такая. Директор предприятия Геннадий Сиразутдинов тогда говорил, что ТВГ – бандиты и я с ними работать не буду. А мы даже не понимали, о чем он говорит.

А оказалось, что ТВГ тоже на завод с другой стороны «заходила». Тогда партнер этой группы Вадим Яфясов мне объяснял, что все равно надо с ними находить общий язык. Мол, это такие богатые и влиятельные люди, без которых в этом бизнесе ни шагу не сделаешь. И вот в мае девяносто четвертого я с Черным познакомился в Лондоне. Он был вместе с Дэвидом Рубеном. Они хотели меня уговорить работать вместе. Говорили: помогите нам купить акции и мы вместе начнем завод поднимать. Я подумал: почему бы и нет, все равно старые экономические схемы надо как-то ломать! Партнер ведь нужен. Мы стали покупать для ТВГ акции. Миша тогда появлялся эпизодически. Но когда появлялся, говорил, что бизнес очень опасный, «ты давай там, поосторожней будь». А я не понимал, о какой опасности он все время говорит…

Я же не какой-нибудь московский студент, который из-за парты встал и на завод пошел. Я и в армии успел послужить, причем в армии я боролся с неуставными взаимоотношениями. В моем подразделении было сто два человека, из них девяносто пять – узбеки, я их дисциплине учил, пока они строевым шагом не научились ходить. Ничего, быстро научились. Я их выгонял на плац, им бежать было некуда, и они маршировали. Так что чем меня пугать? Черной говорил смешные для меня вещи…

В борьбе за акции СаАЗа с Дерипаской конкурировали структуры Виктора Вексельберга и Леонида Блаватника, гендиректор предприятия Геннадий Сиразутдинов и бывший замдиректора Валерий Токарев. После некоторой борьбы завод отошел братьям Черным и Олегу Дерипаске: в 1994 году «Алюминпродукт» и TWG (через Trans-CIS Commodities) входят в число основных акционеров СаАЗа. По свидетельству Геннадия Сиразутдинова, контрольный пакет акций завода «стоил им всего 23 миллиона долларов». В ноябре 1994 года 26-летний Олег Дерипаска становится генеральным директором Саянского алюминиевого завода.

– Тогда была очень сложная ситуация. Завод чуть было не встал. Кризис был в тот момент на рынке сырья. Сиразутдинов психанул и написал заявление об увольнении. А у нас к этому моменту акций процентов двадцать пять было, и для ТВГ мы пятнадцать процентов купили. Директор ушел, а я контактировал с менеджментом и хотел даже нового директора привести – был там такой Валерий Токарев. До собрания было мало времени, у меня и с ТВГ уже, как мне казалось, хорошие отношения были. А с ними в то время госсектор активно дружил. Это было важно. Вдруг мне сказали, что Токарев договорился об «условиях сотрудничества» с Татаренковым и Быковым, всем сибирским криминалитетом, что он вообще ставленник ТВГ. И я быстро поменял свою позицию, сказал, что я сам буду директором. В отношениях с ТВГ это очень неприятный момент был, но я-то уже понимал, что они меня просто обойти таким образом хотели. Они бы взяли под контроль тогда весь завод. Они надеялись, что мы снимем старого директора, а они потом меня же и отодвинут. Но я этого допустить не мог… Мне в то время многие говорили, что будет очень сложно, причем представители ТВГ мне это и говорили. Мол, на тебя двадцать покушений готовится, с десятью «исполнителями» мы договорились, восьмерым ноги переломали. Чушь, конечно. Они меня сами ведь пугать и пытались! Думали, что я слабонервный. Но у меня была уже своя служба безопасности. Я уже знал, где и чьи автоматчики сидят, кто с гранатометами ездит, вокруг завода фактически война шла, мы все жили как на линии фронта. А Черной мне все время басни рассказывал о том, что меня хотят убить, но я понимал, что они «крышу» навязывают. А мне их «крыша» не нужна. У меня уже статус был другой. Я работал с правоохранительными органами и с властью, бандитов этих я просто выкорчевывал. У нас охрана была. Саяногорск сегодня, кстати, самый безопасный город в Сибири…

Дерипаска, по воспоминаниям очевидцев, действительно довольно быстро навел на заводе порядок, объявив войну криминалитету и воровству среди рабочих. Согласно местной легенде, однажды гендиректор вместе со свом замом на машине лично пустился в погоню за колонной грузовиков, вывозивших с СаАЗа ворованный металл. Спрашиваю его об этой истории, понимая, что прямого ответа на вопрос не будет. Ему важно в данный момент не просто вспомнить какой-то эпизод из своей биографии, а скорее обозначить проблему, системно раскрыть или даже самому переформулировать заданный мной вопрос.

– Тогда, в середине девяностых, была разрушена система органов внутренних дел. Рушайло и РУБОП навели порядок только в Москве, тогда же стреляли бизнесменов через день. А можете себе представить, что происходило в регионах, где всего двадцать милиционеров на город? У нас в Саяногорске был такой парень – старший лейтенант Колесников, который «гонял» местных бандитов. Смелый такой паренек, не богатырского сложения, но с характером. Он к нам на СаАЗ пришел, начали мы вместе с преступностью бороться. Ведь для нас эта проблема стояла очень остро. И случай, о котором вы говорите, действительно был. Я уже был директором завода. И прилетел как-то в город, смотрю – по трассе автомобили целым потоком идут с завода. Мы остановили этот поток машин, сказали: давайте разворачивайтесь. Ведь в то время вокруг завода даже забора не было. Везли оттуда все, что хотели. Как хотели, воровали, что-то списывали. Это ведь сложное производство, большой объем «незавершенки». Людей, которые сидели на учете и контроле, конечно, пытались как-то коррумпировать. Любая машина металла, ушедшая с завода, стоила около десяти тысяч долларов. Это же большие деньги для тех, кто получал тогда сто долларов. У нас была принципиальная позиция, но опереться было не на кого. Пришлось окунуться в этот мир, посмотреть, как он устроен. И я увидел, что, по сути, управляют так называемым бизнесом люди, которые уже заранее все распределили между собой: этот завод – под теми, тот – под другими.

К моменту появления Дерипаски в Саяногорске на СаАЗе прочно обосновалась преступная группировка Владимира Татаренкова, в буквальном смысле грабившая завод и претендовавшая на контроль за всеми финансовыми потоками. Практика российского бизнеса тех лет предполагала в этой ситуации по большому счету лишь два пути: или продолжать платить дань, или пойти на поклон к другому преступному клану. Дерипаска выбрал третий путь: мобилизовал местные правоохранительные органы. Банда была разгромлена, а ее главарь сегодня отбывает свой срок в греческой тюрьме.

Еще в начале 1995 года Дерипаске приходилось ночевать прямо в цехах СаАЗа на сложенных в ровные ряды алюминиевых чушках (там он, как утверждают очевидцы, прятался от боевиков Татаренкова)…

С Татаренковом я познакомился летом 2000-го, когда «саяногорского авторитета» транзитом через Москву везли из Греции в Красноярск, где он должен был дать показания против Анатолия Быкова. Наша съемочная группа ждала Татарина в аэропорту, где бойцы СОБРа пересаживали своего «подопечного» с одного рейса на другой. Тогда я и спросил Татаренкова о том, правда ли, что он готовил покушение на Дерипаску в далеком уже девяносто пятом. «Вы об этом самого Дерипаску спросите, – ответил Татарин. – Он должен помнить». Что ж, теперь мне представилась такая возможность. Дерипаска не спешит с ответом…

– Что-то же было?

– Безусловно. Но не получилось у них…

Очередной звонок прерывает его ответ. «Позже, через пятнадцать минут», – режет Дерипаска. Можно было подумать, что он сейчас продолжит разговор о Татарине и его банде. Но, это просто видно, он уже сказал то, что хотел. Для него тема закрыта. В данном случае важна не конкретная деталь, важнее – проблема, результат, цель, ответ на вопрос, чем в итоге эта проблема разрешилась. Я, кажется, начинаю понимать его логику построения разговора. Но об этом – позже…

– Российскую алюминиевую промышленность мы вычистили. Этот процесс долго длился – с девяносто четвертого по две тысячи первый. Зато сейчас в бизнесе нет ни «воров в законе», ни криминальных авторитетов. Какой-нибудь ачинский «авторитет» уже не может сказать, что у него есть влияние на комбинате. Влияние там есть только у одного человека – у директора завода. Где-то коррумпируются чиновники во время проведения тендеров или конкурсов, это все, наверное, осталось. Но это другого порядка опасность, она просто другой социальный характер несет. То, что мы пока миримся с такой нечестностью, свидетельствует только о нашей бедности. Со временем, уверен, и это пройдет…

– Мне приходилось слышать, что Черного в те годы действительно многие боялись? Неужели он мог на убийство пойти?

– Трудно это сказать под запись…

Дерипаска смотрит на диктофон, как будто взвешивая, продолжать ему с ним и со мной общаться? Он будто играет в шахматы, просчитывает ходы. Если он делает паузу, это не значит, что вопрос поставил его в тупик. Это как-то трудно представить. Кажется, даже диктофон чувствует напряжение, повисшее в комнате. Дерипаска сейчас ответит, но не стоит ждать на лобовой вопрос лобового ответа. Может быть, он о чем-то другом вдруг заговорит. Я этого не знаю, уверен только в том, что он в удобной ему же форме скажет именно то, что считает нужным. А вы уж понимайте, как хотите…

– Но раз люди его боялись… Вы же сами вспоминаете Отари Квантришвили. Когда люди из криминальной среды увидели доходы, которые получали «алюминиевые бизнесмены», наверное, спортсмены хотели их заставить поделиться, получать доходы от Красноярска, Братска. А Миша решил пойти ва-банк и с ними повоевать. Причем чужими руками. Я догадываюсь чьими. Потом испугался и сбежал, оставив людей дальше здесь разбираться. Может быть, он раньше с этими спортсменами делился. А теперь не захотел. Почему иначе он решил вдруг уехать? Отарика, конечно, убили из-за алюминия. Потому что он туда полез.

Я и мои коллеги сделаны из другого теста, мы – из реального мира. Мы лучше службу безопасности создадим, она эти проблемы будет предотвращать. Мы пошли другим путем…

Через двенадцать лет после того, как Дерипаска возглавил СаАЗ, он построил крупнейшую в мире алюминиевую компанию и занял первые места в рейтингах российских миллиардеров.

Почему у Дерипаски получилось то, что не удалось Михаилу Черному? Я попробую ответить на этот вопрос его же словами…

«В российском бизнесе начала 1990-х годов было много людей, попавших в него по наследственному номенклатурному праву, – вспоминал Олег Дерипаска в одном из своих интервью, найденных мной в архиве. – Людей без образования, без квалификации, получивших доступ к ресурсам национальной экономики и возможность сразу на них заработать. Они действовали безо всякого анализа, не говоря уже о стратегии, просто „сели“ на активы и выкачивали из них все, что можно. Но такое не может продолжаться вечно. В итоге выиграл тот, кто раньше задумался о будущем. А для этого важно верно определить стратегию развития собственного бизнеса».

Стратегия Дерипаски, к реализации которой он приступил позднее, в 1997 году, предполагала строительство вертикально-интегрированной компании, включающей в себя полный производственный цикл, начиная с добычи и переработки сырья и заканчивая продукцией высоких переделов. Но для того чтобы идти вперед, предстояло вырваться из объятий TWG…

– Алюминиевый бизнес сам по себе очень примитивен. Достаточно получить хорошее образование, закончить физфак университета или факультет высшей математики и кибернетики и можно смело двигаться вперед. В металлургии нет никаких тонкостей, действительно простой бизнес. Люди небольших умственных способностей в середине девяностых считали, что могут построить новую экономику. Они решили, что они – спасители Отечества. Вот сейчас, когда мы начали строить заводы, развивать социальную сферу, укрупнять бизнес, осваивать новые технологические процессы, выяснилось, что нужны новые знания. Это постоянное движение вперед, постоянная учеба. Надо экономике учиться, а не купи-продай. Простая модель «больше денег – больше славы» отучила людей работать и думать, просчитывать экономические проекты на несколько шагов вперед. Эта модель превалировала в то время, но она, к сожалению, и сейчас работает. Мы хотели разрушить эту систему координат, когда только столкнулись с этой проблемой, в начале девяносто четвертого года хотели отодвинуть ТВГ от бизнеса. Но нас было всего около двадцати сотрудников в компании «Алюминпродукт»…

К тому времени мировой рынок алюминия после обвала цен в 1995 году два года находился в стагнации. Цены на глинозем и железнодорожные тарифы, наоборот, выросли. Рентабельность производства алюминия в России снизилась до одного процента, но изменения мировой конъюнктуры никак не отразились на TWG, которая переложила все издержки на российские заводы. Правила игры TWG оказались жесткими: от повышения цен на алюминий выигрывали только трейдеры, от понижения цен убытки несли только сибирские алюминиевые заводы.

TWG, самостоятельно реализуя российский алюминий на Лондонской бирже, заводам оставляла лишь средства на издержки производства и текущий ремонт, вспоминают сегодня в «Русале». Инвестиций в производство TWG не делала, исключением были проекты по производству сверхчистого алюминия марки А7Э, пользующегося повышенным спросом на мировом рынке. Попытки директоров российских заводов вести самостоятельную промышленную политику пресекались на корню.

СаАЗ под руководством своего акционера и гендиректора Олега Дерипаски производил алюминий, продавал его через зарегистрированное в Ирландии СП Tradalco, но желание выйти из-под опеки иностранной компании, видимо, так же довлело над Дерипаской, как и над другими лояльными TWG топ-менеджерами российской цветной и черной металлургии. И в 1997 году Дерипаска создает собственную трейдинговую компанию для продажи металла на экспорт – это был первый демонстративный жест в сторону TWG.

Тем временем обстановка вокруг завода накаляется. После появления в прессе критических материалов о TWG и выступления в Госдуме министра внутренних дел Куликова активизируются конкуренты. Срочной отмены приватизации СаАЗа требует мэр Саяногорска Сергей Бондаренко, а на самом СаАЗе прокуратура проводит обыски.

Управляющим активами TWG в России становится понятно, что ситуация в российской металлургии окончательно выходит из-под контроля британского трейдера. Возникает идея создания концерна «Союз-Металл-Ресурс», в который помимо КрАЗа, вечного врага TWG, входят СаАЗ (Олег Дерипаска), ММК (Виктор Рашников), НЛМК (Владимир Лисин), Гайский ГОК и Уралэлектромедь (Искандер Махмудов). Участники новообразования разрывают все коммерческие связи с TWG.

Впоследствии говорилось, что это было сделано лишь для видимости и что за этим стоял якобы… сам Михаил Черной, желавший порвать с TWG. На самом деле правдоподобнее другое: эти люди действительно решили «пойти другим путем». Участники «Союз-Металл-Ресурса» воспользовались сложившейся ситуацией для решения своих личных задач – закрепления в собственности управляемых ими под сенью TWG активов. Что позднее и происходит (например, для размывания доли TWG в капитале была использована процедура допэмиссии акций). Но все сделают это в разном формате и в разное время.

В 1997 году Дерипаска учреждает инвестиционно-промышленную группу «Сибирский алюминий». К началу 1998 года он публично разрывает отношения со своими бывшими партнерами из TWG. Весной 1998 года с одобрения государства – миноритарного акционера СаАЗа – Олег Дерипаска инициирует дополнительную эмиссию акций завода, размывая долю TWG до 15 процентов. СаАЗ переходит под контроль «Сибала».

С тех пор Дерипаска назад уже не оглядывался.

В 1999 году он начинает наступление на внутренний толлинг. Цель кампании – удар по конкурентам: Красноярскому и Новокузнецкому алюминиевым заводам. К антитоллинговому походу «Сибала» присоединился вице-премьер Николай Аксененко. В феврале 2000 года выходит постановление правительства, отменяющее налоговые льготы для внутреннего толлинга. Алюминиевый бизнес Черного затрещал по швам.

Говорят, что тогда Борис Березовский посетовал Черному на то, что «с этими ребятами он и сам ничего поделать не может», однако у него есть на примете «один перспективый бизнесмен», который может разрешить ситуацию ко взаимному удовлетворению. Лев Черной продает 40 процентов акций Красноярского алюминиевого завода, 30 процентов акций Братского алюминиевого завода, а также доли в Ачинском глиноземном комбинате и Красноярской ГЭС структурам, связанным с Романом Абрамовичем, за 500 миллионов долларов.

Сначала Олег Дерипаска попытался оспорить законность этих сделок, однако вскоре предпочел договориться с тогда еще депутатом Госдумы от Чукотки. Весной 2000 года партнеры создают компанию «Русский алюминий».

«В результате слияния алюминиевая отрасль за считанные месяцы перешагнула в нормальную рыночную ситуацию, – говорил Олег Дерипаска. – Есть несколько крупных корпораций, есть нормальная конкуренция и борьба за мировые рынки. То, к чему российская нефтяная отрасль шла пять лет, производители алюминия прошли за полгода».

Забегая вперед, скажем, что в 2003–2004 годах Роман Абрамович двумя траншами продал партнеру 50 процентов акций «Русала». Процесс объединения основных алюминиевых активов страны в одну мощную корпорацию фактически завершился.

В 2007 году в результате слияния «Русала», «СУАЛа» и глиноземных активов швейцарской Glencore создается самый крупный производитель алюминия в мире – UC RUSAL.

Но к этому времени интересы Дерипаски простираются уже далеко за рамки цветной металлургии.

После создания «Русала» в 2000 году и передачи ему всех алюминиевых активов «Сибал» Олега Дерипаски меняет бизнес-модель и начинает действовать на рынке как инвестиционная компания, управляющая фондами прямых инвестиций. В конце 2000 года «Сибал» делает первое громкое приобретение, устанавливая контроль над Горьковским автомобильным заводом и начиная скупать акции российских производителей автобусов.

В 2001 году Дерипаска переименовывает «Сибал» в «Базовый элемент», продолжая свою экспансию в различных отраслях и секторах экономики. К 2007 году империя Дерипаски разрастается до глобальных масштабов.

Рыночную стоимость основных активов «Базового элемента», сосредоточенных в шести секторах – энергетическом, машиностроительном, ресурсном, финансовых услуг, строительстве и девелопменте, – сама компания оценивает в 23 миллиарда долларов. Годовая выручка в 2006 году превышает 18 миллиардов долларов. На Дерипаску работают 240 тысяч человек в России, странах СНГ, Европе, Латинской Америке, Австралии, Азии и Африке.

Он и его компания, кажется, живут уже завтрашним днем. Единственное обстоятельство, которое заставляет Дерипаску вспоминать день вчерашний или даже позавчерашний, – это претензии Михаила Черного. В ноябре 2006 года он подал иск в лондонский суд, обвиняя Дерипаску в том, что тот якобы не выплатил ему все деньги за 20 процентов акций «Русала», которые были выкуплены у Черного в 2001 году. Несмотря на отказ по ходатайству, Михаил Черный заявил, что он попробует отсудить у владельца «Базэла» уже не 3, а 6 миллиардов долларов. И в конце 2007 года Черный повторно подает иск. По его словам, Дерипаска нарушил некие договоренности, которые были достигнуты между ним и Черным в Лондоне в 2001 году. В «Базэле», конечно, заявляют, что никаких невыполненных обязательств перед Черным нет. В конце своего интервью я задаю Дерипаске этот вопрос.