Текст книги "Наблюдатель"

Энни окончательно расплакалась и скрылась в жилой комнате, оставив меня стоять посреди коридора в полном одиночестве.

– Кажется, я немного идиот, – прошептал я себе под нос. – Умник, сколько там осталось времени до открытия перехода?

– Тридцать один с половиной час, кэп. Я так понимаю, мы разворачиваемся обратно к планете?

– Ты не по годам мудр, дружище… Уходи с полным ускорением обратно, цель – та самая вершина, на которой мы записывали тот ролик. Хотя нет. Какая-нибудь другая вершина, главное – высокая и с хорошим видом.

– Понял, кэп. Выполняю.

Меня явственно потянуло назад – Умник не стал откладывать исполнение приказа и взялся за торможение.

Из медицинского отсека послышался звук падения чего-то мягкого и тяжелого, а затем болезненный вскрик ученого и задорная ругань его помощницы. Плевать, уж разберутся как-нибудь. Тем более, рядом медкапсула есть.

Я зашел в каюту.

Энни сидела на кровати, спрятав лицо в руках и шмыгая носом. Ее фигурка мелко подрагивала от тихих рыданий.

– Эй, – присев рядом, я осторожно обнял девушку за плечи.

– Отвали, – гундосо произнесла та, стараясь сбросить мою руку.

– Мы возвращаемся на планету, милая. Я, конечно, черствый и оторванный от мира, но, если моя девушка хочет, чтобы я сделал ей предложение в другой галактике, то это как раз то, что мне по силам.

Рыдания немного стихли.

Затем Энни отняла руки от лица и настороженно уставилась на меня.

– Правда?

– Конечно, – я утвердительно кивнул.

Она еще пару секунд пытливо рассматривала мое лицо, затем протяжно шмыгнула носом и обняла меня за шею, попутно слегка увлажнив слезами. Я в ответ принялся осторожно гладить ее по спине, радуясь, что ссоре, похоже, пришел конец.

– Ты дурак. Неужели нельзя было догадаться самому?

– Дурак, дурак, – миролюбиво согласился я. – Но потихоньку стараюсь исправиться.

Пожалуй, нашу помолвку все же сложно было назвать идеальной – по большей части из-за доктора, с чего-то решившего, что теперь никому из нас не суждено вернуться к переходу, и здорово переживавшего за свою шкуру. В итоге ему удалось довести до белого каления даже свою помощницу.

Ирина, мгновенно сменившая по отношению ко мне гнев на милость, стоило только ей узнать о причинах нашего возвращения, не выдержала льющихся жалоб и в красках объяснила ученому всю неправильность его поведения. После чего сообщила, что приложит все усилия для того, чтобы Григорьев нам никак не помешал.

В итоге доктор, одинокий и непонятый, сидел сейчас в столовой, заедая свои опасения и обиды. Его же ассистентка, расположившись в командном отсеке, наблюдала за тем, как Умник снимает про нас свой очередной фильм.

А мы… Мы стояли, взявшись за руки, на самой высокой вершине этого мира и ждали восхода местного солнца.

Ради этого момента пришлось провести на планете целых семь часов, но зато сейчас все должно было быть так, как и хотела Энни – красиво и романтично.

Картину, правда, чуть-чуть портил наш корабль, висящий сейчас прямо перед горой.

– Смотри, рассвет.

Из-за горизонта начал быстро подниматься внушительный огненный диск, постепенно окрашивающий скалы перед нами в желто-красные тона. Корабль, ведомый Умником, плавно двинулся прочь, начиная облет. Я пожал Энни ладошку. Жаль, что через скафандр это все равно почти не чувствуется.

Похоже, пора. Умник, обогнув вершину, появился с другой стороны и остановился в таком положении, что наши фигуры оказались для него стоящими прямо напротив восходящего солнца.

– Ну что, Энн Кайзер, – я развернул девушку лицом к себе, взял за обе руки и улыбнулся в ответ на ее улыбку. – Станешь ли ты моей женой?

Жаль, что у меня нет кольца. Впрочем, надевать его на перчатку скафандра, наверное, не совсем правильно…

– Да, – прошептала Энни. Затем повторила более уверенно: – Да!

Я разжал пальцы и картинно распахнул объятия.

По-хорошему, нам бы сейчас поцеловаться… Но, увы, сделать это через шлемы скафандров всегда было довольно непростой задачей. Так что мы просто стояли на вершине горы, обнимались и смотрели на поднимающуюся звезду.

Не знаю точно, что испытывала Энни в этот момент, но я, как бы удивительно это ни звучало, был действительно счастлив.

Думаю, Лео оказался дьявольски прав, когда говорил о том, что мне для нормальной жизни нужно как следует влюбиться. Однозначно прав.

Глава 15

Когда мы вернулись на борт корабля, там нас ожидал настоящий сюрприз. Ирина сумела каким-то чудом привести в чувство своего шефа, и теперь они встречали нас вдвоем. Девушка держала в руках нечто вроде большого пирога или торта, зачем-то положенного на полотенце, доктор сжимал бокалы с шампанским.

Я отметил, что Попова выглядит непомерно радостно, а вот Григорьев заметно смущается и нервничает.

– Это что такое? – с любопытством спросила Энни, кивая на пирог.

– Обычай старой России, – гордо улыбнулась Ирина. – Сейчас, правда, мало кто так делает, но мне показалось, что это будет уместным. Вам нужно съесть по кусочку, напоить друг друга вином и разбить бокалы, кинув их через плечо.

– Точно? – я обернулся назад, рассматривая пол отсека.

– Я все уберу, кэп, – послышался голос Умника. – Не беспокойтесь по этому поводу.

– Так что именно сейчас делать? – Энни явно пришлась по вкусу не особо понятная лично мне затея.

Оказалось, что ничего особо сложного для нас не приготовили. Пришлось, как и сказала Попова, съесть по маленькому куску хлеба, затем выпить шампанское и изо всех сил бросить бокалы на пол. На этом испытания закончились.

– Мне даже понравилось, – не кривя душой, заметил я, наблюдая, как сердито жужжащий уборочный робот собирает осколки. – Интересная церемония и шампанское неплохое.

– Спасибо, кэп.

– Отлично, тогда пора к столу, – Ирина поманила нас рукой, направляясь в командный отсек.

– Бог мой, – удивилась Энни, первой прошедшая в дверь.

Я последовал за ней и тоже поразился открывшейся мне картине.

Весь тактический стол корабля был заставлен какими-то странными блюдами с едой, бутылками спиртных напитков… А посередине возвышался самый настоящий ступенчатый торт.

– Должны же мы отметить вашу с Энн помолвку, – чуть виновато произнес молчавший до сих пор доктор. – Ну, вот, как смогли…

– Спасибо, – я действительно был тронут проявленной заботой. Тем более выглядел Григорьев вполне искренне. Не знаю, правда, что там было у него на душе на самом деле…

– И еще, Алан, – ученый, пользуясь тем, что девушки отправились к дальнему концу стола, осторожно тронул мой рукав. – Вы простите меня, старика, если что не так.

– За что? Бросьте, – я постарался уйти от щекотливой темы.

– Да вы сами все понимаете. Дело в том, что я почти всю жизнь проработал теоретиком. Всю жизнь прожил на Барнарде, сначала в школах и университетах, потом на орбитальных базах. Тепличные условия, знакомые лица. И вдруг меня отправляют в другую галактику…

– Доктор, бросьте. Ну, вспылил я немного. Прошу вас, не принимайте все слишком уж на свой счет. Обстановка нервная сложилась.

Григорьев, продолжая держать мой рукав, энергично помотал головой:

– Нет-нет, Алан, вы не понимаете. Проблема в том, что я не всегда умею общаться с людьми, а самое страшное – не привык от них зависеть. В этом полете я завишу от вас, завишу от капитана Норвуда… И толком не понимаю, как нужно правильно себя вести. Мне казалось, что вы оцените мои научные достижения – и я рассказал вам про свое участие в разработке «Луча». Но после этого вы почти перестали со мной общаться. Я видел, как капитан приказал уничтожить планету, и мне показалось, что ему будет приятно услышать про мое восхищение твердостью его духа. Теперь он разговаривает со мной только через вас или в вашем присутствии, а я даже не знаю, что и думать.

– Он вас ненавидит… – пробормотал я. – Он должен был поступить так, как поступил, но он ненавидит себя за то, что это сделал. И вас – за то, что вам это понравилось.

Доктор печально кивнул.

– Я боялся, что так все и обстоит. Говорю же – я иногда не понимаю, что и как говорить людям. Да, обычно мне вполне удается вписаться в общество, но иногда все идет наперекосяк.

Мне пришлось тактично пожать плечами. Я-то не понаслышке знаю, что такое разногласия с окружающим миром.

– А самое неприятное случилось потом. Исследуя объект, мы буквально уперлись в стену, и появилась реальная вероятность того, что узнать что-то еще у нас просто не получится. Поверьте, для меня это имело характер катастрофы. В этой миссии стоит на кону именно моя репутация, моя дальнейшая работа… В тот момент от полного провала экспедицию отделило только то, что нам как раз удалось обнаружить эти несчастные кремниевые связи. Именно поэтому я тогда так радовался. Это было единственное, достойное отчета для руководства. Требовалось продолжать исследования…

Ученый облизнул пересохшие губы и бросил взгляд в сторону ассистентки, о чем-то тихо разговаривающей с Энни по другую сторону стола.

– Так вот, именно тогда пришли вы и начали говорить о необходимости выделить ресурсы корабля для расчета координат. Ресурсы, которых мне и так не хватало на дальнейшую работу… Вы, наверное, не знали, что для определения точки перехода ваш корабль подходит даже лучше, чем моя лаборатория?

– Не знал…

– А я по недомыслию даже не подумал вам об этом сказать. Точнее, сказал, но лишь вскользь, не заострив на этом вашего внимания. Мне тогда хотелось просто отмахнуться, продолжать изучение объекта. Из-за этого потом вы устроили глупую, на мой взгляд, забастовку, хотя и согласились собрать пробы минералов, когда я пообещал все же сделать расчеты.

Доктор сделал еще одну небольшую паузу и тяжело вздохнул.

– Мне казалось, я кое-как нашел с вами общий язык. Сегодня стало окончательно ясно, что это не так. Поэтому еще раз прошу у вас прощения, Алан. Простите меня, я просто старый ученый, который давно разучился общаться с людьми. Я не хотел никого обидеть. И я действительно никак не мог повлиять на точность вычислений. С моей стороны это все выглядело лишь как бесцельная трата сил и времени. Которых и так практически не было…

– Забудьте, доктор, – я неожиданно почувствовал, что снова испытываю к нему добрые чувства. – Давайте действительно это забудем. И, если вам станет легче, то я совершенно не держу на вас зла.

– Спасибо, Алан, – Григорьев отпустил мой рукав и протянул ладонь, которую я тут же пожал. – Это было важно для меня.

– Ну, раз вы там объяснились, добро пожаловать к столу, – послышался веселый голос Ирины. – А то скоро придется начинать разгон, и мы ничего не успеем.

Торжественный ужин оказался выше всяких похвал – все же репликатор, установленный на корабле, был способен творить настоящие чудеса. Но, к сожалению, довольно скоро действительно пришла пора выходить на траекторию, и я отдал Умнику приказ ускоряться.

Тарелки и блюда на столе практически сразу же принялись ездить в разные стороны, повинуясь колеблющейся гравитации. Некоторое время мы с интересом наблюдали за ними, перехватывая те, которые стремились свалиться на пол. Затем Энни не уследила за одной из тарелок, и та все же разбилась.

– Капитан, позволю себе заметить, что командный пункт корабля плохо приспособлен для буйных пиров, сопряженных с битьем посуды, – послышался укоризненный голос Умника. – В следующий раз сделаю вам все из металла, раз вы настолько не умеете себя вести.

Мы слегка устыдились и все же убрали посуду со стола. А затем и вовсе постепенно разошлись по кроватям и капсулам – несмотря на только что пережитый на планете рассвет, по нашему субъективному времени сейчас был уже довольно глубокий вечер.

Мы с Энни впервые спали в одной кровати, будучи официально помолвленными. Странное ощущение. Вроде бы ничего не изменилось, да и свадьбы у нас еще не было. Но чувствовалось все немного по-другому…

– Почему-то только сейчас начинаю ощущать, что ты – мой и только мой, – сонно пробормотала девушка, поудобнее устраиваясь у меня на руке и совершенно не думая о том, что эта самая рука немилосердно затечет уже через десять минут.

Я немного повозился, а потом тоже затих, уставившись в темноту с глупой улыбкой.

Утро наступило для меня вместе с голосом Умника, довольно громко сообщившего, что корабль прибыл в расчетную точку.

– До открытия перехода четыре с половиной часа, кэп, – доложил он, когда я, позевывая, добрался до командного отсека. – Корабль капитана Норвуда находится в относительной близости от нас. Капитан Норвуд просил установить связь с вами по возможности.

– Соединяй, – кивнул я, пытаясь удержать очередной зевок.

Передо мной появилось окно, в котором оказался Норвуд, задумчиво рассматривающий бокал с коньяком.

– Вы одни, наблюдатель? – поинтересовался он, переводя на меня взгляд.

– Да, капитан. Остальные еще спят.

– Ясно. Я тревожился из-за того, что вы опоздали в сектор. Что-то случилось?

– Мы возвращались на планету, – на мое лицо сама собой забралась невольная улыбка. – Я решил сделать своей девушке предложение, стоя на земле совершенно чужого мира.

Неожиданно для меня капитан тоже широко улыбнулся.

– Рад за вас, Алан. Вы хороший человек и заслуживаете счастья. Приятно, что в этой ситуации все же происходят приятные вещи. Ваше здоровье!

– Спасибо, – я кивнул в знак признательности. – А что вы имеете в виду под «ситуацией»? Случилось еще что-то, о чем я не знаю?

– Да как вам сказать, – мой собеседник перестал улыбаться и на некоторое время с безразличным видом уставился в свой бокал. – Просто шансы на то, что мы отсюда улетим, сократились раз в десять. Вас, я думаю, это не коснется.

– Так что случилось? – С меня слетели остатки сна, и я впился взглядом в лицо Норвуда.

Тот грустно хмыкнул и принялся крутить бокал в руке, рассматривая болтающуюся в нем жидкость.

– Дело в том, наблюдатель, что мы в наших с вами предположениях совершенно не учитывали одну крайне интересную вещь. А именно – гравитационную аномалию, которая каждый раз с достойным лучшего применения упорством дергает планету по орбите.

– И когда она должна появиться в очередной раз? – до меня мгновенно дошел весь смысл сказанного.

– Минут через пятнадцать, – капитан пожал плечами и глотнул янтарный напиток.

– Она вносит сильные коррективы? У нас будет три часа для поправок.

– У вас – да, – согласился Норвуд. – Судя по моим расчетам, вы можете за это время переместиться почти на полторы астрономические единицы. А у нас радиус ограничен примерно пятнадцатью миллионами километров. К счастью, обычно корректировки, вносимые гравитационной волной, укладываются примерно в это расстояние. Шанс есть. Но вся точность идет к черту.

– Почему мы не подумали про это раньше… Очевидно же…

– Привыкли полагаться на компьютеры, наблюдатель, – грустно усмехнулся он. – Они и считали для нас всё. А после каждого изменения орбиты просто делали пересчет. Зачем ставить в известность людей, верно? Ведь все отлично работает. Я бы и сам ни о чем не догадался, если бы совершенно случайно не запомнил несколько цифр из относительных координат и не удивился их изменению четырнадцать часов назад.

– Вот дьявол…

– Не то слово, наблюдатель, не то слово… Для вас такое самоуправство не играет особой роли… Да, в принципе-то, и для нас тоже. Все равно бы мы не смогли точно высчитать все эти погрешности. Но очень обидно узнавать такие новости буквально в последний момент.

Я промолчал, не зная, что сказать.

– Может, выпьете со мной, Алан? – неожиданно спросил Норвуд. – Знаю, у вас утро, но, черт возьми, так неприятно пить в одиночестве.

– Умник, сделай мне порцию коньяка, – попросил я. Отказывать капитану в такой малости показалось мне чуть ли не подлостью.

– Ваше здоровье, наблюдатель, – Норвуд, дождавшись, пока до меня долетит напиток, приподнял свой бокал. – Пусть вы уже через четыре часа окажетесь в нашей любимой галактике.

– Надеюсь, вы будете вместе с нами.

Капитан осушил свой бокал, выдохнул и на некоторое время уставился в потолок.

– Шансы, конечно, есть… Но в данный момент я надеюсь не на это, а на то, что наш путь до дома займет всего пару лет, а не двадцать – тридцать… Скажите, наблюдатель, каково это – пропускать тридцать лет жизни?

Я невольно вздрогнул, в очередной раз вспомнив сестру и Аманду.

Помолчал.

– Это страшно, капитан. Раньше я не до конца понимал это. Не воспринимал – так, наверное, будет правильнее. Но это действительно страшно. За такой период меняются правительства, границы государств, политические связи. Много всего изобретается, осваиваются, а то и строятся новые планеты. Но самое жуткое – умирают знакомые тебе люди.

Норвуд горько усмехнулся.

– Вот и я думаю о том же, наблюдатель. Боюсь, что меня не дождутся отец с матерью. Боюсь, что забудет жена. Про остальных говорить смысла нет, но они…

Он замолчал и махнул рукой.

– Мне довелось пропустить во сне смерть родителей, смерть сестры, ее детей… Смерть человека, который мог бы стать мне другом. Смерть женщины, которой я мог бы гордиться так же, как и сестрой, – я почувствовал, что голос начинает звучать все глуше, и залпом выпил свой коньяк. – Очень хочу, чтобы вы вернулись домой если и не прямо сейчас, то через пару лет максимум.

– Спасибо, наблюдатель.

– Внимание, наступило время появления гравитационной аномалии, – сообщил Умник. – Учитывая темы вашего разговора, я решил взять на себя смелость и информировать о текущем положении дел в системе. Через двадцать девять минут пятьдесят секунд гравитационный луч достигнет Мелиссы-один. Его воздействие закончится через тридцать пять минут шесть секунд. Для отслеживания изменений в положении объекта модулям наблюдения понадобится не более пяти минут. Следовательно, обновленная информация поступит к нам через один час десять минут ориентировочно.

– И у нас останутся те самые три часа, – Норвуд хмыкнул, а потом заказал себе еще порцию коньяка. – Семьдесят минут для того, чтобы расслабиться, а потом три часа для того, чтобы успеть…

Следующий час мы практически не разговаривали. Пили коньяк, обменивались ничего не значащими фразами. Я тихо радовался тому, что никто из ученых пока так и не проснулся. Не хватало еще только их появления в этот момент.

– Ну что же, – произнес капитан. – Кажется, пить нам уже хватит. Бар, порцию вытрезвителя.

– Умник, мне, пожалуй, тоже. – Несмотря на то что пил я заметно меньше Норвуда, легкий туман в моей голове все же присутствовал.

– Хорошая вещь, – заметил собеседник, с отвращением глотая ярко-зеленую жидкость. – Но какая же гадкая.

На это я ничего не ответил – мне, в отличие от капитана, точно такой же напиток вполне понравился.

Потекли минуты томительного ожидания. Я прислушивался к организму, чувствуя, как проясняется голова и возвращается точность движений. Собеседник, похоже, занимался тем же самым.

– Получен скорректированный пакет данных, – неожиданно включился Умник. – Данные переданы на линкор. Текущая погрешность составляет семнадцать миллионов двести тридцать четыре тысячи километров. Рекомендуется немедленно сменить точку ожидания.

Мы переглянулись с Норвудом.

– Что же, наблюдатель, вынужден с вами попрощаться, – произнес он ровным спокойным голосом и поднялся с дивана. – Мы постараемся успеть. В любом случае удачи вам. И не забывайте про нас, если вдруг что-то пойдет не так.

– Не забуду, капитан, – я, чувствуя себя негодяем, оставляющим своего товарища в беде, тоже встал из кресла. – И вам тоже удачи.

Норвуд кивнул, и окно связи закрылось.

Секунд десять я простоял в неподвижности, пытаясь сохранить в памяти мгновение, затем вздохнул и вернулся в кресло. На душе было муторно.

– Умник, выводи корабль к новой расчетной точке. Ускоряйся по полной, нам нужно успеть.

– Выполняю, кэп. Это не сложно.

– Не сложно… – повторил я, думая про неповоротливый корабль, находящийся поблизости. – Не сложно…

До необходимого места мы добрались чуть меньше чем за час. А линкор, с трудом продирающийся сквозь пространство, все еще был в миллионах и миллионах километров от пункта назначения.

– Как здесь дела? – поинтересовалась Энни, появившаяся в отсеке спустя пятнадцать минут после того, как наш корабль занял в пространстве стабильное положение относительно будущего перехода.

– Нормально. Мы на месте, проход откроется меньше чем через два часа.

– А остальные? – спросила она несколько напряженно.

– Они стараются успеть. – Я в двух словах пояснил, что выяснилось за то время, пока она спала.

– Ужасно… Ужасно остаться неизвестно где и безо всякой надежды вернуться домой, – грустно пробормотала сразу осунувшаяся девушка.

– Почему – безо всякой надежды? – удивился я. – Если повезет, то через два-три года они доберутся до Федерации.

Энни посмотрела на меня неожиданно серьезным и долгим взглядом.

– Ты не в курсе?

– Не в курсе чего?

– Понятно. Мы же работаем с физикой гиперпространства, если ты не забыл. И…

– Само собой, не забыл.

– Не перебивай, – она нетерпеливо поджала губы. – Так вот. Лет десять назад доктор Григорьев был ведущим консультантом проекта дальних исследований. Он занимался изучением возможности перелетов на тысячи световых лет.

– И? – На меня опять накатило предчувствие чего-то скверного.

– Ты же знаешь, что гиперпространство буквально переплетено с гравитацией? – вопросом на вопрос ответила Энни. – Необходимость гравитационных центров для старта, поле Шульца, гравитационные тени…

– Знаю, конечно. Не тяни.

– Доктор руководил экспериментами по перелетам из конца в конец освоенного космоса. Это около трехсот пятидесяти или четырехсот лет.

– И?

– Гиперпространство неравномерно. И эта неравномерность имеет гравитационную основу. При перелетах на дистанции до ста лет вносимые ей в структуру материальных тел изменения несущественны и практически не регистрируются. На дистанции в четыреста лет они все еще несущественны в абсолютном плане. Но в относительном – происходит огромный скачок. Происходит своеобразное наложение, резонанс. Доктор вывел формулы, которые говорят, что критичным для материи является диапазон в пять-десять тысяч лет. После двадцати тысяч лет любая материя превращается в хаотичное переплетение атомов.

Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– Почему об этом никто не знает? И почему мне не рассказал об этом доктор?

– Исследования были повышенной секретности, – донесся от двери тихий голос Григорьева. – Было принято решение оставить их в закрытом доступе. Для флота просто вышла рекомендация ограничить перелеты двумя сотнями световых лет. Что касается вашего второго вопроса… Мои формулы носят теоретический характер. Я не могу ручаться за них со стопроцентной гарантией – есть вероятность, что расчеты были неверны. И тогда у капитана Норвуда действительно есть шанс. В любом случае лучше неожиданная смерть во время полета, чем жизнь без всякой надежды на спасение…

Меня неожиданно разобрал истеричный смех.

– Неожиданная? Неожиданная?! Доктор, да вы вообще о чем говорите? Полет в гипере – это же не мгновение. Это часы, дни и месяцы. В течение которых они будут смотреть на то, как корежит их корабль. В течение которых будут выходить из строя приборы, рушиться переборки… А потом сдохнет генератор поля Шульца, и они останутся в огромной ловушке. В жестяной банке, несущейся по изнанке без шанса на возвращение в нормальный мир, без шанса на выживание. Доктор, вы – идиот.

На десяток секунд наступило полное молчание.

– Извините, – наконец прошептал ученый, и до меня донеслись тихие, слегка шаркающие шаги, затихающие в коридоре.

– Милая, оставишь нас с Умником? – попросил я, все так же не открывая глаз. – Мне нужно составить сообщение капитану Норвуду.

– Конечно, Алан, – на мое плечо легла маленькая ладошка, ободряюще пожала его, а затем отпустила.

– Мы одни, капитан, – произнес Умник.

– Хорошо… Ты же ведешь запись того, что происходит здесь?

– Так точно, кэп.

– Отлично. У нас еще остались наблюдательные модули?

– Да, капитан. Два модуля.

– В таком случае возьми запись нашего разговора с Энни, а потом и с доктором. Закинь на модули. Закодируй эту информацию на отправку в сторону линкора. Постоянную отправку, пока есть заряд. Зашифруй на исключительный капитанский доступ. Потом выпусти их в этом секторе.

– Выполняю, капитан.

– И сделай мне еще коньяка.

– Да, кэп.

До открытия окна меня никто так и не потревожил. Я сидел в кресле, смотрел в космос и мрачно потягивал алкоголь, словно прощаясь с Норвудом и его командой.

Конечно, у них все еще есть шансы. Шанс успеть к этому переходу. Шанс пройти через следующий… И всё.

– Капитан, проход открылся. Расстояние – тысяча семьсот километров. По ту сторону идентифицирована звездная система Авалона.

– Полное ускорение, Умник. Мы должны пройти сквозь него.

– Выполняю, капитан.

До самой последней секунды перед возвращением я надеялся, что к нам все же доберется ответ с линкора. Увы. Огромный корабль, похоже, пытался успеть пройти сквозь переход вслед за нами и не обращал внимания ни на что остальное.

– Переход осуществлен. Мы находимся в системе Авалона. Начато торможение. Обнаружены два дружественных эсминца. Режим работы с потоком данных в виртуальной реальности выключен. Записанная информация признана недостоверной и изолирована. На задействованные при ее получении модули отправлены команды проверки и самодиагностики.

– Тормози и следи за аномалией. А еще лучше – вернись к ней. Только держись все же более-менее на расстоянии.

– Хорошо, кэп.

Секунды медленно проползали мимо. Переход все так же светил издалека светом чужих звезд.

– Капитан, принят запрос на связь с одного из кораблей Федерации. Принять?

– Отложить до момента закрытия перехода, – отказался я.

Мгновения продолжали идти, все стремительнее и стремительнее.

А затем проход закрылся. Исчез, словно его никогда и не существовало.

– На связи капитан Серхио Альба, – над столом слегка неожиданно для меня вспыхнуло окно связи. – Наблюдатель Конте, верно?

– Верно, капитан.

Я с трудом отвлекся от созерцания пустынного космоса и посмотрел на собеседника.

– Нам требуется оперативная сводка, наблюдатель.

– Да… Хорошо. Следующая аномалия однозначно станет последней. Помимо этого, есть некий шанс на то, что ее вообще не будет. Линкор не успел к этому переходу, поэтому следующий – его последний вариант. В случае, если точное место появления аномалии также не удастся определить, корабль останется в Малом Магеллановом облаке навсегда. Исследовательская миссия завершилась частичным успехом…

Я говорил и говорил, рассказывая про исследования, чужую галактику и аномалии… А сам вспоминал пьющего за мое здоровье капитана Норвуда. Оставшегося по ту сторону пропасти в двести тысяч световых лет.

– Вас не забудут…

– Что, простите?

– Это не вам, капитан Альба. Всё, ситуацию я обрисовал, пакет данных передал. Сейчас мне нужно стартовать на Барнард, везти ученых домой.

– Конечно, наблюдатель. Счастливого пути.

Мой кораблик, снова ставший белоснежным, взял курс на базу и начал цикл разгона.

Со мной о чем-то разговаривала Ирина, меня пыталась растормошить Энни, иногда рядом что-то неловко рассказывал доктор… Но я словно бы находился в тумане, постоянно видя перед глазами одну и ту же картину: как наблюдает за сгорающей в пламени звезды планетой громадный боевой корабль.

Один-единственный в чужой галактике. Отделенный от дома бесконечностью.

В чувство меня привел только переход в гиперпространство. Всего семь часов. Меньше сотни световых лет. Но я словно наяву почувствовал, как вокруг корабля волнуются и шелестят невидимые волны смертоносной гравитации.

Глупость, конечно. Но именно она все же вернула мне нормальное восприятие мира. На радость Энни и остальным ученым.

– После этого полета мне больше не хочется ни смотреть в космос, ни летать в гипере, – произнес я, лежа в постели вместе со своей невестой и слушая сообщение Умника, рассказывающего, что до прилета на базу остались всего сутки. – Пожалуй, мне теперь хочется только одного – валяться вот так с тобой в одной кровати и ничего не делать.

– Ну, так уж прям и ничего, – улыбнулась девушка, прижимаясь плотнее. – Скажем, как насчет того, чтобы обдумать свадьбу?

– Да чего там думать, – ответил я. – Прилетим, отчитаемся, а потом устроим церемонию, да и все.

– А как же родные? – возмутилась Энни. – Их нужно позвать.

– Это сложно… Мои живут на Терре, это почти там, где мы только что были. Твои – на Орле… До них тоже лет семьдесят, да еще и в другую сторону. Может, мы сначала поженимся, а потом устроим свадебное путешествие? Купим туристическую яхту, заберем моих, потом твоих. А дальше можно будет слетать на Землю, скажем.

– Денег-то у нас хватит на всё? – с сомнением спросила девушка. – Может, лучше просто слетаем к одним и вторым? Земля – чертовски дорогое удовольствие. Проще еще одну яхту купить.

– Ну, может быть и так, – не стал спорить я. – Можно будет покатать их по ближнему космосу, например. Моей племяннице это точно понравится.

– Да уж… До сих пор не верится, что мы с тобой познакомились только из-за желания этого ребенка получить свою собственную звезду.

– Ну, не совсем…

– Да-да, рассказывай. Сам же говорил, что, пока про нее не вспомнил, в переход лезть не решался.

– Пожалуй, ты права, – я задумался о том, что бы было, останься я тогда в нашей галактике.

В экспедицию меня бы скорее всего не взяли. С Энни, соответственно, я тоже не познакомился бы. Флот Федерации зашел бы в систему или раньше, или позже. И жертв на попавшей под выстрел луне удалось бы избежать…

– Ну-ка, прекращай, – потребовала девушка, чутко отреагировавшая на мое настроение. – Опять взялся причинно-следственные связи выводить? Хватит уже!

– Ладно, не буду, – я улыбнулся и щелкнул ее по носу. – Пошли одеваться.

– Но за наше знакомство твоей племяннице все же полагается какой-нибудь тортик, – заметила Энни. – Может быть даже и не тортик, а что-то посолиднее. Я позабочусь об этом.

На базе нас встретили… Необычно встретили, иначе и не скажешь.

Для начала всем пришлось отсидеть в двухнедельном карантине под неусыпным надзором врачей, постоянно изучающих наши анализы, снимки и отпечатки. Затем мой корабль вместе с образцами, научными приборами и роботами был буквально раздерган на части. Я с огромным трудом сумел отстоять Лизу и фиолетовый кусок камня. Для того чтобы вернуть булыжник в свое владение, пришлось даже прибегать к помощи директора Коля, постоянно крутившегося где-то неподалеку.

Затем нас всех отпустили по родным учреждениям.

Я был приглашен к Кристофу.

– Садитесь, Алан, – предложил он, когда я в сопровождении Лизы появился-таки в его владениях.

– Вы меня обманули, директор, – сообщил я, занимая уютное кресло.

– Да, – не стал отпираться Коль. – Это было нужно институту, это было нужно мне и это в любом случае должно было пойти на пользу вам. И пошло, кстати говоря. Вы вернулись под руку с невестой. Так какие претензии?