Текст книги "Пятый кодекс"

– Ты похож на моего воспитателя, – вдруг сказала Изабелла, которая лежала рядом, – такой же сильный и умный. Я росла без отца и матери.

– Я не воспитывал детей в Польше, меня не взяли. Сказали, что с ножом нельзя, – буркнул в ответ Андрей.

– Ну как с тобой разговаривать серьёзно? – надула губы Изабелла. – Пошёл к чёрту!

– Я тебе тоже желаю спокойного утра, – улыбнулся Андрей и закрыл глаза.

Глава 11. «Она погибла в 41-м»

Шёл третий месяц войны. Юрий Изотов, студент второго курса Харьковского университета имени Горького, вышел из дверей военкомата.

– К чёртовой матери! – Чёрные брови парня, казалось, срослись у переносицы.

Юрий окончил школу-семилетку с отличной успеваемостью, удовлетворительным прилежанием и неудовлетворительным поведением. О его необузданном характере ходили легенды. Он мог сидеть на уроке, уставившись в одну точку, и думать о чём-то своём, но, если его вызывали, он тут же воспроизводил последнюю фразу оратора и всегда был на шаг впереди любого преподавателя. А мог просто прийти на урок и уснуть. Понятное дело, это не понравится никому. Откуда учителям было знать, что иногда по ночам Юра переводил с испанского на русский, с русского на английский и немецкий, писал курсовые проекты для студентов на латыни, зарабатывая на хлеб в тяжёлое время тридцатых. Этого никто не должен был знать. Потому что, обладая такими способности, сесть за шпионаж в то непростое время было очень легко.

Логика суждений не по годам развитого парня была настолько совершенна, что просто обезоруживала преподавателей, и ни один педсовет не был для него угрозой. Юноша не требовал себе «адвокатов» и всегда мог защитить сам себя, так что впору было аплодировать.

Не обладая особыми физическими данными, Изотов сумел завоевать на рабфаке такой авторитет, что здоровенные увальни из рабочих семей, в свои шестнадцать лет перегибавшие подкову, уважали Бровастого (такое прозвище сразу получил там Юрий).

В институте преподаватели не могли нарадоваться. Этому студенту не нужно было помогать приобретать знания. Любой коллоквиум – хоть на показательное выступление, любая курсовая работа – сродни кандидатской диссертации. Никто не знал, что почти всё его свободное время было посвящено Америке, а конкретно – Мексике, её языку, истории, фольклору. Мексика следовала за Юрием по пятам с детства.

Бровастый (прозвище перекочевало за ним с рабфака) хоть и был угрюм и неразговорчив, но так же пользовался авторитетом однокурсников. Его не считали «рубанком». Его всестороннее развитие, кроме физического, вселяло уважение даже у самых не отягощённых интеллектом сверстников.

Но 18 сентября 1941 года он был смят и подавлен. Это был тяжелейший удар…

Он опять встретился с Катей. Детская дружба одноклассников уже переросла в нечто большее, и они не могли прожить ни дня, чтобы не встретиться хотя бы на час. Великолепная голубоглазая красавица со светлыми, как лён, волосами могла сделать счастливым быт любого высокопоставленного чиновника, но девушка из семьи бухгалтера предпочла медицинский институт. Она любила людей и всем своим существом хотела помогать им в беде.

Юра и Катя, как и прежде, в детстве, шли, взявшись за руки.

– На фронт не взяли, сказали, дистрофия.

– Чего?

– В общем, слишком худой.

– Да знаю я! Ты мне рассказываешь! – взволновалась девушка. – Я же говорила: не нужно столько денег тратить на книги!

Юра всегда ревностно относился к своим увлечениям и за вмешательство в свою жизнь мог резко оборвать кого угодно, но на Катю он злиться не мог. Эта девушка была для него всем.

– Катюша, милая. Мне так больно. Ведь это ничего не значит. Я ведь могу быть полезным. Я знаю.

– Юрочка, ты не переживай так. Война только началась, ещё возьмут. Я тоже хотела, но вот мама… Как она без меня одна? Ноги больные. А ты… Ты же мужчина. Тебя обязательно возьмут на фронт – не сегодня, так завтра.

– Или не возьмут. А потом скажут, что я дезертир, что получил белый билет из-за липовой дистрофии.

– Я тебя не узнаю, Юрка. Тебя ведь никогда не интересовало, что о тебе скажут люди.

– Да, но сейчас, когда родина в опасности, я не могу сидеть в конуре и жевать эвакуационный паёк. Я никуда не поеду… А если немцы придут, живым не сдамся.

Городской парк в сентябре ещё не пожелтел, яркое солнышко и голоса птиц, густой зелёный ковёр и лавочки, смех легкомысленных школьников, закончивших уроки и идущих домой, весело размахивая сумками с учебниками. И что бы ни случилось – жизнь продолжалась, будто не было войны. А если и была, то где-то очень далеко… Только осень, небесная лазурь и вездесущая «Рио-Рита». Юрий вдохнул полные лёгкие воздуха.

 
Тихо всё; даль ясна – и, куда не взглянуть,
В нежном свете зари заискрились оконца.
Шли мы вместе тогда, и короткий наш путь
Озарили лучи восходящего солнца…
 

Стихи, посвящённые Кате, он любил читать по всякому поводу и без повода. А разве есть повод для любви? Любовь – это просто любовь.

Девушка залилась румянцем. Она ничего не могла поделать с собой, когда Юра, не стесняясь, громко декламировал то, что написал ей. Где хотел и когда хотел. Сегодня он читал свои вирши в городском парке… Это было так наивно и так трогательно.

– Ты не должен оставаться в оккупированном городе. Мы уедем! – вдруг выпалила девушка. – Ты слышишь? Уедем.

Юра, иронично улыбаясь, будто не слышал слов возлюбленной, вынул скрипку из кофра, и его смычок заходил по струнам. Каприс Паганини… Не вовремя? Вздор! Музыка всегда к месту и ко времени. Он играл долго и самозабвенно, а Катя не уставала слушать его. Тонкие некрасивые руки прекрасно воспроизводили музыку некрасивого, но чарующего итальянского музыканта. Он был её Паганини – взбалмошный, вздорный, ироничный, но её и больше ничей.

Казалось, парень и девушка не обращали внимания на колонну беженцев, прибывших в город с очередным эшелоном, с чемоданами, узлами, плачущими детьми и кряхтящими стариками, с вечной болью на лице от потери родного дома, от потери мира, от первых слёз родной земли. Юрий всё играл и играл, а они всё шли и шли. Усталые, серые, больные бедой и безысходностью…

Миг – и всё это превратилось в ад… Звук авиабомбы, затяжной, леденящий душу вой уколол в голову и засел в мозгу страшной реальностью: «Война-а-а-а!» Дом напротив раскололся надвое. Обрушение стены с пылью, обломками деревянных балок перекрытий, разлетевшимся бельём. Взрывной волной выбило стёкла в близлежащих домах. Крик колонны беженцев, паника бегущих неведомо куда людей, в суматохе давящих друг друга. Узлы, чемоданы, детские коляски… всё смешалось в одно необъемлемое, непонятное разуму… Хаос! Беда! Кровь! Гибель!

Девочка-трёхлетка, потерявшая мать, сбиваемая с ног сошедшими с ума взрослыми: «Мама… Мамочка…» Мародёр средних лет, собирающий потерянные людьми вещи… Старик-инвалид, не удержавшийся на костылях, шарит руками вокруг себя, не в силах встать со своей одной ногой, потерянной ещё в двадцатых…

Юрий, оставив скрипку Кате, бросился к старику. Подобрав костыли, он помог дедушке подняться и отойти в сторону от бегущего, едущего на телегах, ползущего потока людей.

И опять этот жуткий вой. Взрыв… второй… третий… Совершенно оглушённый Юрий поднял голову: «Я лежу? Что со мной?» Поток людей не прекращался, они бежали, но ни криков, ни плача, ни звуков бомбёжки… один сплошной звон… «Катя? Катя, где ты?» Белокурая красавица застыла на лавочке бездыханная, с широко раскрытыми глубокими, как река, глазами… В животе зияла огромная рана, в побелевших руках остались две половинки разорванной скрипки…

– Катя? – Юрий всё ещё не понимал, что случилось.

Он взял скрипку, пытаясь сложить её, боясь поднять глаза на мёртвую любимую.

– Я сейчас, я сейчас всё склею, и будет всё, как прежде. Катя… Катя…

Мимо продолжали бежать люди. Но Юра не обращал внимания на гарь, копоть, горящие дома, раскуроченный взрывами авианалёта городской сад…

– Изотов! Ты что здесь сел? Ты идиот? – Бывший физрук, а ныне капитан Красной армии Леонид Костович схватил Юру за руку и потащил за собой.

Во второй руке Юры болталась разорванная пополам старая отцовская скрипка.

Глава 12. Уго де ла Пуэрта

– Танцуйте и пойте потому, что настал рассвет. Воздайте хвалу Вицлипуцли за этот подарок. Обагрите алой кровью камни предков. Выпейте до дна свет солнца и зажгите сердца благодарностью к великому Творцу!

По кругу с колотушками из бамбуковых трубок, притороченных к поясу, в набедренных повязках ходили несколько мужчин, приплясывая в такт звуку ударов. Их бронзовая кожа переливалась на солнце, глаза сверкали, разгорячённые ритуалом и предвкушением крови. Босые ноги с трещотками у запястий мерно отбивали ритм: «Тумц-тумц, тумц-тумц-тумц… Тумц-тумц, тумц-тумц-тумц…»

Посреди площади ритуального танца на сооружении из сухих веток и камней лежал мужчина, заваленный гирляндами цветов, будто главное, центральное блюдо грандиозного пиршества. Он был одет в большую набедренную повязку, похожую на юбку. На тело жертвы была надета дорогая накидка – пати. Он лежал безмолвный и спокойный, готовый принять торжественную смерть в честь того, кому предназначался. Песня дикого племени продолжалась.

– Вицли, Вицли, приходи! Мы ждём тебя! Приходи и забери то, что принадлежит тебе по праву! Наша кровь – твоя сила, наша кожа – твоя мощь!

Неизвестно откуда появился Вицли, маленький и тщедушный, в пёстром костюме из перьев птиц, в причудливой маске из странного, скорее всего, не местного дерева… Поднимая короткий меч, он закружился в танце вокруг жертвенного алтаря. Ещё мгновение – и алая кровь хлынет на камни, ещё секунда – и восторг достигнет апогея…

Праздничное представление в честь туристов, которых в припортовом Веракрусе собралось немало, было в разгаре. Ансамбль потомков майя поражал своей экзотикой и непонятным языком, и добродушные туристы прихлопывали в такт колотушкам и трещоткам. Знали бы они, о чём поют майя! Понимали бы, что они изображают…

Руслан переводил слова песни Рогову и Изабелле, которые с интересом смотрели на этот мини-спектакль. Бахлам стоял рядом и гордился тем, что его соотечественники наконец удивили бывалого путешественника Андрея Рогова.

Меч в руке ряженого Вицлипуцли взметнулся вверх и обозначил удар в самое сердце лежащего на алтаре. Ансамбль взвыл и закрутился в дикой пляске вокруг установленного ими же ложа под аплодисменты туристов.

Если бы здесь был Юрий Изотов, он вышел бы и сказал: «Неправда. Всё было не так… И Вицлипуцли у вас не настоящий – маленький и слабый, и костюм у него не огненный, а из перьев лесных птиц, и песни не на тот мотив…» Но шёл 20..* год, и, конечно, выйти из толпы и сказать это было некому.

«Не так. Всё было не так!..» – откуда-то послышалось Андрею. Он оглянулся, но в шумной толпе зевак не мог себе даже представить, кто мог сказать такое. А праздничное представление подходило к концу.

– Играйте в бубны и барабаны, потому что Макуильшочитль следит за вами и любит вас, если слышит ваше пение. Радуйтесь, люди! Вы сделали то, ради чего живёте на земле Юкатана, щедро расплачиваясь с богами своей кровью… Сегодня будет великий пир в честь наших богов!

«Не так. Всё было не так!..» Андрей ещё раз оглянулся, но опять не увидел говорящего… Журналист повторил услышанную фразу вслух.

– Андрей Петрович, – удивился Руслан, – вы тоже знаете майянский?

– Я? – Андрей был ошеломлён. – С чего ты взял?

– Вы только что произнесли на нём: «Не так, всё было не так», – и Руслан повторил эту фразу на языке аборигенов.

– Я не знаю, – растерялся Андрей, – видать, музыкой навеяло.

Рогов не стал раскрывать, что понял значение майянской фразы. Ему просто было интересно, как это получилось и кто её мог сказать и… Неужели он вдруг стал понимать этот язык? Хотя в записках профессора Изотова было отмечено, что в детстве, во сне или в бреду, маленький Юра тоже переводил сам для себя. «Но я-то не в бреду… Хм… Всё интереснее и интереснее. Что же будет дальше?»

Андрей и его спутники уже второй день, как вышли из джунглей, поселившись в небольшом частном отеле. События последних дней не давали ему покоя. Что за слежка в Поэбло? Кто вычислял цель его экспедиции? Нашли разбитую машину или не нашли? (Андрей вместе с Бахламом и Русланом предусмотрительно закатил её в ложбинку при дороге, чтобы скрыть следы.) Слишком много вопросов, на которые журналист не мог найти ответ. Это его злило и настораживало одновременно. Он ни с кем, даже с членами экспедиции не делился, куда и зачем идёт, а объявлял маршрут следования прямо перед выходом или выездом. И всё же те, кто за ним следил, безошибочно угадывали, куда движется группа Рогова…

Вот и сегодня днём в толпе он увидел какого-то странного мексиканца с провалившимся ртом (похоже, у него не было зубов) и носом крючком. Он стоял в стороне в чёрных очках, но Андрей постоянно чувствовал на себе его взгляд. «Опять ведут, ёшкин кот… Где я его видел?..»

* * *

Мексика не любит жадных и глупых – она сильна хитростью и осторожностью. Это золотое правило Родригес запомнил с юности, получив от отца в наследство бизнес, который остальной мир считает нелегальным и самым криминальным. Что ж, кто-то ворует бюджет государства, и это ему сходит с рук, кто-то устраивает войны по всему миру, зарабатывая на скачках нефти, а Родригесу досталась торговля порошком, за который мир отдаёт всё и сам погибает от этого дурмана. Главные постулаты Родригеса, унаследованные от его криминальных предков, – «Не принимай наркотиков, это мешает бизнесу», «Никогда никому не доверяй – потеряешь всё». Его бизнес был звеном в цепочке большого наркокартеля, и, будучи решительным, но осторожным, общительным и хитрым, Родригес богател и всегда выходил сухим из воды, ловко оставляя конкурентов не у дел.

Одна беда – Родригес родился карликом. Понимая это, отец дал ему внешкольное образование, стараясь ограждать его от насмешек сверстников. Мальчику постоянно внушалось, что он лучший: умнее, сильнее и богаче других. С юных лет у Родригеса была страсть к стрелковому оружию, и он в совершенстве владел им, будь то допотопный «смит-и-вессон» из коллекции деда, «узи» или «АК-47», маленький злыдень не промахивался никогда.

Солидный куш от переброски наркотиков в Америку и Европу, несколько наркопритонов внутри страны и сеть дешёвых ресторанчиков общественного питания для прикрытия – почти идеальный вариант для потомственного бандита.

Партнёры его остерегались, подчинённые – боялись, и казалось, ему сопутствует успех во всём, что касается денег.

Но каким бы великим Родригес себя ни позиционировал, в глубине души осознавая свою ущербность, он был злобным, мстительным и жестоким.

Медная тарелка летала из стороны в сторону, не опускаясь на землю. Пять выстрелов из винчестера – пятьпопаданий. И то было не в кино. Злобный карлик стрелял от бедра – никто не мог сравниться с ним в искусстве поражения цели. Он сел за стол, где стояла бутылка текилы и на тарелке лежали ломтики его любимого рокфора. Кактусовая водка обожгла гортань и пробрала насквозь. Родригес любил это ощущение. Он неторопливо перезарядил оружие.

Уже были готовы, бились в клетке быстрокрылые стрижи, которым предстояло стать мишенью этого стрелка. На личном стрельбище в пригороде Мехико Родригес мог себе позволить всё. Если вы расспросили бы местных жителей, кто-то обязательно проболтался бы, что не раз слышал человеческие крики и стоны со стороны имения.

Родригес дослал патрон в патронник и поднял винтовку. Маленькие длиннокрылые создания в клетке затрепетали, когда безмолвный слуга-индеец открыл дверцу клетки. Они не подозревали, что их ждёт на воле…

– Запускай! – вскрикнул карлик.

– Не жалко? – послышался голос за спиной.

Родригес застыл от внезапности.

Счастливая пятёрка стрижей, вырвавшаяся на свободу, взмыла ввысь и была такова. Охотник стоял безмолвный.

– Уго?.. Я не ожидал…

Маленький садист, не оборачиваясь, опустился в своё кресло и взял сигару.

– Природу нужно беречь, побланос, – с лёгкой иронией проворковал вкрадчивый голос.

Родригес, обычно великий и могучий в своих владениях, сжался в комок. Он сидел молча, обрезав краешек сигары, и подпалил толстенную спичку, нервно подкуривая.

– Мои условия, я вижу, тебя не устраивают, – продолжал вещать пришедший.

– Ты поверь, Уго. Мы всё сделали, как надо. Мы выслеживали европейца до… до… Но представляешь, он исчез, из машины исчез… – Родригес потерянно смотрел перед собой, будто боясь повернуться к собеседнику.

– А я говорил тебе, цветной, что этот человек – не простой турист, не простой следопыт и даже не простой боевик. Это мой враг.

– Уго, я предлагал его убрать…

– Убрать?! – выкрикнул тот, кого звали Уго. – Он сам уберёт кого хочешь! Ему достаточно зубочистки, чтобы наколоть на неё и тебя, и твоё тупое стадо!!!

Родригес вжал голову в плечи. Это чудовище, Уго де ла Пуэрта преследовал его уже второй год. Он появился вдруг и ниоткуда, убрав с арены сразу несколько весомых игроков. Один за одним были уничтожены очень серьёзные люди. Кто-то уснул и не проснулся, кто-то убил сам себя обыкновенной авторучкой во время подписания договора, ещё один подавился тортильясом по-ацтекски, а кто-то случайно утонул в собственном бассейне средь бела дня, когда вокруг было полно охраны. Но самое печальное, что ко всем этим убийствам был причастен сам Родригес. Уго платил щедро и при этом так просчитывал все действия операций, что карлик и его убийцы всегда оставались вне подозрения. Родригес понимал, что заигрался и что рано или поздно придётся ответить за эту череду преступлений, но деваться было некуда. Тем более Уго предложил ему такие каналы сбыта белого порошка, что за десять месяцев доходы «малыша» выросли в семь раз.

Всегда спокойный, сегодня Уго вышел из себя. Таким Родригес его ещё не видел.

– Тебе что было сказано?! Узнать, чего хочет Рогов, не обнаруживая себя!

– Но мы узнали, Уго. Он ищет какую-то рукопись. Едет на юго-восток… Мы его не потеряли! Ведём!

– Я тебе что сказал?! Он узнал, что за ним следят. Это не вы его ведёте, а он вас!

Сердитая испанская речь заинтересовала пёструю птичку на небольшой пальме рядом. Она с любопытством смотрела вниз, свесив головку с хохолком. Родригес смотрел на пальму, переваривая сказанное.

– И-и-и… Что делать?

– Нужно сделать так, чтобы Рогов продолжил свою экспедицию…

– Я обещаю, Уго, мы всё сделаем…

– Я не прощаю ошибок, чако! Они слишком дорого стоят. Твои счета в банке заблокированы… временно. Пока ты не доделаешь дело до конца.

От такого человека, как Уго, Родригес мог вытерпеть всё, но только не лишения своих кровных. В мексиканце взыграла горячая кровь предков. Да кто он такой, этот Уго?! Что он себе позволяет?! Сейчас Родригес повернётся к наглецу и убьёт его! И всё кончится! Проклятый Уго перестанет третировать его!

Родригес, наливая текилу одной рукой, другой нащупал в потайном кармане рукоять «бульдога», с которым не расставался никогда. Резкий поворот. Выстрел… второй, третий, четвёртый… Мужчина в парусиновой шляпе, сидящий за спиной, захохотал и посыпался кусками, как разбитое зеркало…

Родригес проснулся в своей постели, мокрый от пота. Бешено колотилось сердце. «Что?.. Что это было?.. Сон?» Он сел, свесив ноги с кровати.

– Пока ты не доведёшь дело до конца, – сиплым голосом повторил карлик слова Уго.

«Я стрелял в него? Ух-х-х. Чего только не приснится…» – стал возвращаться в реальность Родригес.

Стук в дверь заставил «малыша» вздрогнуть. На пороге появился слуга-индеец.

– Дон Родригес, к вам Эскобар. Говорит, срочно.

– Три часа ночи! Он что, идиот? Ну, зови.

Через полминуты в гостиной Родригес сидел, обхватив голову руками. Эскобар принёс плохую весть. Все счета в банке были заблокированы до конца следствия по делу убитого наркобарона Суара Сабелио…

– Уго де ла Пуэрта держит слово, – удручённо произнёс карлик.

Глава 13. На крючке у гангстеров

Андрей расположился на небольшом балконе в плетёном кресле, закинув ноги на парапет. Перед ним открывалась чудесная панорама Мексиканского залива и морского порта. Вечер в этой кактусовой стране был великолепен – огни побережья и судов, стоящих на рейде, играли в мареве вечерних сумерек. Красота! Даже вечерняя прохлада не мешала Рогову наслаждаться панорамой Мексиканского залива.

Он не переставал восхищаться этим миром. Может, поэтому ему до сих пор была интересна его работа журналиста и хобби фотографа.

Всего пару недель назад Андрей сидел в одном из ресторанчиков в Сочи и наслаждался морским прибоем. Только это было с другой стороны земного шара, и тогда его никто не преследовал.

«Что-то зачастили погони. В Папуа – Новой Гвинее – от банды миллионера Иванчича, в Непале – от сумасшедшего немца Отто Рана, здесь… пока не погоня, но уже слежка. Ладно. Как там говорится? Собака лает, караван идёт, – подумал журналист и рассмеялся: – Наверное, пора заканчивать свои прогулки по миру».

– А это что? – Из душа вышла Изабелла, разгорячённая и, как всегда, прекрасная, в полотенцах на теле и голове.

На тумбочке Андрея сидел плюшевый волчонок.

Андрей вошёл с балкона в комнату.

– А-а-а, это? Игрушка моей младшенькой. Раньше она без него не засыпала, а теперь… вот мне дала… от бессонницы, наверное.

Изабелла не нашла, что ответить. Это было так трогательно. В этом крепком, настоящем мужчине уживались умный и до едкости ироничный журналист и нежный, трепетный, не забывающий о дочках отец. Полячка постоянно открывала для себя в Рогове что-то новое. Ещё месяц назад она только-только узнала об Андрее, две недели назад думала о нём, неделю назад и представить себе не могла его рядом. А теперь… Она всё больше и больше привязывалась к нему и не знала, что ей делать. Мысли одолевали: «Изабелла, ты дура. Влюбилась. Натурально влюбилась… Но… пусть всё будет так, как есть…»

Они вместе. И эта ночь опять принадлежала им. Андрей подошёл к девушке и коснулся её разгорячённого плеча губами. Из груди полячки вырвался стон сладострастия. Мужчина погасил свет, и их силуэты в окне больше не просматривались.

Истошный крик Бахлама за стенкой заставил вскочить Рогова с кровати и опрокинуть поднос с графином, стоящий на тумбочке рядом. Андрей, по-армейски быстро впрыгнув в одежду, выскочил в коридор и кинулся в соседнюю комнату, где спал проводник. Дверь была закрыта, и журналист выбил её одним ударом мощного, как у боксёра, плеча.

Бахлам сидел в самом дальнем углу своей комнаты и дрожал всем телом.

– Ну, в чём дело, ягуар? – спросил Андрей на английском.

– Меня хотели убить, дон Андрэа, – заикаясь, ответил мексиканец.

Андрей помог проводнику подняться с пола. Сюда уже вбежала Изабелла, наскоро накинув гостиничный халат. Журналист посмотрел на девушку:

– Изабелла, у меня в сумке бутылка рома, принеси.

Девушка кивнула и быстро вышла.

– Ну, давай, парень, рассказывай, что случилось? – шёпотом спросил Андрей на испанском языке.

– Вы говорите по-испански, дон А… – Бахлам был настолько удивлён, что даже забыл, что испугался.

Это был тонкий расчёт Андрея. На самом деле он не знал испанского, не умел шутить, не читал Хулио Кортасара или Альфонсо Рейеса в подлиннике, он просто немного умел изъясняться на нём, поэтому обычно прибегал к услугам переводчика, но сейчас журналист всё-таки перешёл на испанский. Этого требовала ситуация: нужно было «передёрнуть» впечатлительного Бахлама, и Рогов не ошибся. Удивление парня было сильнее испуга.

– Тс-с-с-с, – перебил журналист. – Иногда. Когда очень хочется. Рассказывай.

– Меня хотели убить… – всё ещё тревожно, но уже более собранно сказал Бахлам.

В этот момент Изабелла принесла ром. Отхлебнув прямо из горла, проводник отдышался и продолжил:

– Меня хотели убить… залезли ко мне в карман.

– Ну, каково? – спросил Андрей у Изабеллы. – Хотели убить, поэтому залезли в карман. Ты ничего не путаешь, парень? Для того чтобы убить, нужно залезть в карман? Кто залез? Расскажи.

– Не знаю. Какой-то длинный и худой. Дон Андрэа, отпустите меня домой. Я чувствую, это добром не кончится. Меня убьют.

Андрей опять посмотрел на Изабеллу.

– Он просто трус, – сказала девушка по-польски с каким-то пренебрежением.

– Угу, будешь тут смелым, – ответил Андрей, наливая Бахламу ром в стакан, – когда пятеро ребятишек дома.

– А ты? – удивилась Изабелла. – Почему ты не боишься?

– А у меня иммунитет от смерти. Она, когда приходит, смотрит на меня, безнадёжно влюбляется, плачет и уходит.

– Трепач! – картинно рассердилась девушка и скорчила гримаску.

– Отпустите, дон Андрэа, – всхлипнул уже пьяненький Бахлам, – у меня сестра умерла от наркотиков и брат. От этих самых наркотиков, что Эскобар продаёт… А я не хочу умереть… Я не ягуар вовсе, как меня назвали, я просто… недоносок и подкидыш – меня так дразнили в квартале.

– Не говори так, Бахлам. Ты – отец! И при этом не самый плохой отец в Мехико. Завтра утром я с тобой расплачусь, и ты поедешь домой. Слышал?

– Боги вас не забудут, дон Андрэа. – Пьяный Бахлам расплакался на груди у журналиста.

Андрей смеялся, глядя на Изабеллу. Он даже не подозревал, что после своего поступка ещё больше вырос в глазах полячки.

В ста метрах от гостиницы за забором и густой стеной кустарника перед Змеем стоял высокий, тонкий, как спица, латинос – вор-карманник. Змей злобно смотрел своими бесцветными глазами в лоб собеседнику. Так смотрит киллер, и от этого взгляда становится не по себе кому угодно.

– Что же ты за щипач, Грейс, если не смог сделать работу?

– Что я мог поделать, Змей? Он такой чувствительный оказался.

Змей по своему обыкновению не прекращал вращать в руках лезвия, и, глядя на них, Грейс чувствовал лёгкую оторопь.

– Я влез через окно. Все уже спали. Прошёл по комнате. Терпила спал в рубашке. Нагрудные карманы были пусты… И вдруг он проснулся и заорал…

– Да я тебя… – не выдержал собеседник.

– Успокойся, Змей! – положил руку на плечо убийце Эскобар. – Ну, не получилось, что теперь делать?

Эскобар, хотя всё внутри его и кипело, со спокойствием интеллигента обратился к вору:

– Нехорошо, Грейс. Вас нам рекомендовали как суперпрофессионала. А вы?..

– Так говорю же, он невероятно чувствительный. Видать, очень напуган – осязание повышенное, – гнусавил в ответ вор.

– Это всё отговорки! – злился Змей. – За что тебе деньги платили? Или у тебя все терпилы такие чувствительные?

– Ну вы же ничего не почувствовали, – скромно сказал длинный.

– Не понял, – нахмурился Змей.

Грейс спокойно протянул Змею колоду карт, а Эскобару его документы. Бандиты по инерции удивлённо схватились за карманы, из которых ловкий вор-карманник вытянул вещи в беседе с ними так, что они даже не заметили. Им оставалось только переглянуться.

– Ладно, иди, – сконфуженно пробубнил Змей.

Эскобар и его беззубый подельник остались вдвоём.

– Вот лох… – Змей сплюнул от досады.

– А ты – не лох? – вдруг спросил Эскобар. – Ты его не туда направил. Ты что, не слышал, это проводник орал.

– А ты откуда знаешь?

– А что, не видно? Тот здоровый европеец орать не будет. Просто вырубит сразу – и всё…

– Да я ему глотку перережу, – злился Змей.

– Терпение, Змейка, терпение. Пока сказано наблюдать и пугать. Так что, может, и к лучшему, что Грейс себя обнаружил. – Эскобар обнял бандита за плечо. – Пошли лучше накатим, дружище, раз уж Родригес дурь запретил.

* * *

Рогов держал слово. Утром несчастный Бахлам отправился рейсовым автобусом в Мехико.

– Измельчал мексиканец, – вздохнул Рогов вслед уезжающему проводнику.

– А когда он был крупным, Андрей Петрович? – засмеялся Руслан.

– Ну, не скажи, Руслан. Они в девятнадцатом веке французам так оторваться дали, что мама не горюй. Кстати, где-то на пути из Мехико в Веракрус.

– Вечно вы со своей историей, – обиженно отозвался Руслан и зашагал вперёд.

Глядя на Руслана, Изабелла засмеялась:

– Обидел мальчика.

Настроение у группы было хорошее, но Андрей понимал, что нужно искать нового проводника. До штата Чьяпас оставалось не так много, и чем ближе к цели путешествия, тем больше вероятности найти тех людей, которые что-то видели и знают о месте, куда указывал Вицлипуцли. Ведь не зря же за ними следили с самого Мехико – значит, он движется правильно. Нужно быть осторожным. Из головы не выходила авария, в которую попала группа по пути в Веракрус.

«Если устроили аварию, то хотели убить. Зачем? Есть десятки более простых способов. Быстрый яд в кофе, например… – Андрей поёжился от такой перспективы. – Да и вообще бандитам из наркокартеля зачем заморачиваться? Застрелить, зарезать, ударить бейсбольной битой по голове… Нет, не зря нас ведут».

Размышляя над этим, Рогов тщательно осматривал предоставленных ему проводников, но никого подходящего не выбрал. Оставалось одно – взять в аренду машину без водителя и продолжить экспедицию самим. В конце концов, карта была с собой, GPS работал чётко, а брать в путешествие очередного пугливого многодетного отца, да ещё кормить и следить, чтобы куда-нибудь не влез, – нет уж. Итак, решено! Андрей взял в аренду небольшой джип. Вечером, спустившись за пивом в холл гостиницы, который одновременно являлся и столовой, как во всех таких колодцеобразных заведениях частного типа, Рогов обратил внимание на метрдотеля – колоритного мексиканца, одетого в национальный костюм для привлечения туристов и увешанного амулетами, будто новогодняя ёлка игрушками. Конечно, это было безвкусно и очень забавно. Но о каких вкусах могла идти речь, когда нужно было зарабатывать деньги? Мексиканец был готов выйти хоть голым вприсядку, лишь бы в гостиницу шли люди.

Но внимание Андрея привлекла не одежда и не десятки висюлек на теле тучного мексиканца. Среди всей этой мишуры Рогов увидел золотой брегет. Не удивляли бусы, серьги в ушах и пирсинг в носу, не удивила бы даже табличка «Извините, междугородный телефон-автомат не работает», но золотые часы…

– Послушай, любезный, – обратился Андрей к метрдотелю на английском.

– Да, мистер! – с готовностью ответил мексиканец. – Меня зовут Луис.

– Откуда у тебя эти часы, Луис? – спросил журналист, не отводя взгляда от брегета на цепочке.

– Оу, это долгая история, мистер, – уклончиво, с хитрой улыбкой отмахнулся мексиканец.

– Ничего, я потерплю, – тоже улыбнулся Андрей, засовывая Луису стодолларовую купюру в карман, – рассказывай.

У Луиса загорелись в глаза. Надо сказать, сто долларов в этой части гор были большими деньгами даже для метрдотеля.

– Эти часы мне оставил на память мой очень большой друг.

– Друг?

– Да, мистер. Он был учёный. Ушёл в горы Чьяпаса.

Андрея словно ударило током.

– Ну-ну, продолжай, – нетерпеливо поторопил он и полез в карман.

Мексиканец заметил это движение и стал продолжать игру.

– Он искал какой-то клад, ушёл в горы Чьяпаса и пропал там без вести, – заманивал Андрея хитрый метрдотель.