Текст книги "История города Екатеринослава. Книга первая. Монастырское урочище"

Глава 10
Просторен бег гнедого иноходца

 
Просторен бег гнедого иноходца.
Прислушайся! Как мерно сердце бьется
Степной страны, раскинувшейся тут…
 

Павел Васильев

От края до края, от Карпат до Монгольских равнин, по всей ковыльной степи вместе со стадами стремительных сайгаков паслись неисчислимые табуны диких лошадей. Об этом писали многие иностранные путешественники, среди них известный нам Гийом Левассер де Боплан, французский военный инженер на службе польского короля, делавший, кроме всего прочего, военно-топографическую съёмку и описание земель южной Украйны:

«Дикия лошади ходят табунами от 50 до 60 голов; нередко оне заставляли нас браться за оружие: издали мы принимали их за Татарскую конницу. Впрочем дикия лошади неспособны ни к какой работе, и хотя жеребята могут сделаться ручными, но также ни к чему не годны, разве только для пищи: мясо их чрезвычайно вкусно и даже нежнее телятины, впрочем на мой вкус не так приятно».[253]253
  Боплан. 1832. Стр. 93.


[Закрыть] Если говорить более точно, то по просторам Великой Степи бродили разные животные, которых обобщённо называли дикими лошадьми. Это были собственно дикие лошади – тарпаны (Equus gmelini), дикие ослы – куланы (онагры, джигетаи) (Equus hemionus), которые всё-таки были ближе к лошадям, чем к ослам, и дикие джунгарские лошади или лошади Пржевальского (Equus przewalskii Polj.).

 
Затерян след в степи солончаковой,
Но приглядись, – на шее скакуна
В тугой и тонкой кладнице шевровой
Старинные зашиты письмена.
 
 
Звенит печаль под острою подковой,
Резьба стремян узорна и темна…
Здесь над тобой в пыли многовековой
Поднимется курганная луна.
 
 
Просторен бег гнедого иноходца,
Прислушайся! Как мерно сердце бьется
Степной страны, раскинувшейся тут,
 
 
Как облака тяжелые плывут
Над пестрою юртою у колодца.
Кричит верблюд. И кони воду пьют.
 

Павел Васильев

Одно из первых описаний южнорусского тарпана сделал доктор С. Г. Гмелин, организовавший в 1768 году по распоряжению императрицы Екатерины II в научных целях отлов диких лошадей в степных окрестностях Воронежа:

«Самыя большия лошади величиною своею едва могут сравниться с самыми малыми домашними лошадьми. Голова у них, в сравнении с прочими частями тела, весьма толстая. Уши очень острыя и бывают такой величины, как у домашних лошадей, или длинны, как у осла, и наклонены вниз. Глаза их огненные. Грива весьма коротка и курчава. Хвост у одних густ, у других редок; но всегда короче, чем у домашних лошадей. Цветом оне похожи на мышей; но на брюхе он у многих походит на пепельный. Ноги, начиная от колена до копыта, чёрныя. Шерсть на их теле очень длинна и так густа, что при осязании более походит на мех, нежели на лошадиную шерсть. Оне бегают с необыкновенною быстротою, по крайней мере вдвое скорее в сравнении с доброй домашней лошадью».[254]254
  А. Тарачков. Путевые заметки по Орловской и соседним с нею губерниям. Орел. 1861. Стр. 83.


[Закрыть] Более современный справочник «Млекопитающие Советского Союза» даёт примерно такое же описание южнорусского степного тарпана (Equus gmelini Antonius). Это относительно крупная лошадь мышастого цвета с чёрной гривой и хвостом, с всегда хорошо развитым широким чёрным ремнем по всей спине. Ноги до колен чёрные. Окраска молодых с рыжеватым налетом. Зимой мех длинный, густой и волнистый, более светлый (пепельная окраска).[255]255
  Гептнер. Наумов. Т. 1. Стр.721.


[Закрыть]

По достоверным материалам, собранным учеными Российской академии наук, существовали два подвида тарпана, степной и лесной: «Лесные тарпаны обитали с характерными представителями лесных биотопов: бобром, бурым медведем, зубром, лосем, благородным оленем, косулей, кабаном. Для степного тарпана обычными спутниками были зайцы, сурки, волки, лисы, куланы, сайгаки, туры и другие животные.[256]256
  Корнеев, 1953; Тимченко, 1972)». (Кузьмина. Лошади Северной Евразии. Стр. 107.


[Закрыть]

Кулан (Equus hemionus) по информации справочника «Млекопитающие Советского Союза» выглядел немного по-иному: «Кулан по общему складу – типичная лошадь: легок, строен, на довольно высоких ногах. Голова, однако, относительно большая и тяжелая, уши сравнительно с лошадиными несколько удлинены, но гораздо короче ослиных, хвост короткий, с кистью (как у зебр и ослов)».[257]257
  Гептнер. Наумов. Т. 1. Стр. 698.


[Закрыть] Летом только что перелинявшие куланы имели красивый песчано-жёлтый цвет. У некоторых животных он имел насыщенный абрикосовый или апельсинный оттенок. Отдельные участки тела куланов были окрашены в белый или кремовый цвета, а от холки до крупа по спине шел «ремень», узкая, резко очерченная чёрно-бурая полоса. Волосы этого ремня были немного удлинены. Брюхо, внутренняя поверхность ног были белыми, от большого белого зеркала на задней стороне крупа по спине вдоль тёмного хребтового «ремня» тянулось узкое белое поле. Уши с внутренней стороны были белые, с наружной светло-жёлтые. От ушей до холки шла невысокая стоячая чёрная или чёрно-бурая грива. Челки не было.[258]258
  Гептнер. Наумов. Т. 1. Стр. 698–699.


[Закрыть] В зимний период кулан мог выглядеть, как мохнатая белая лошадь. Об этом сообщала И. Е. Кузьмина в своей монографии «Лошади Северной Евразии от Плиоцена до современности»:

«…В 60 верстах выше села Казачьего на р. Яне около Дырынг-Аюн… около 1878 г. открыт был хорошо сохранившийся труп белой лошади в условиях, тождественных с таковыми находкамитрупов мамонтов и носорога (Черский, 1891). Не исключено, что это были остатки куланов, которые на зиму обрастают длинной, почти белой шерстью».[259]259
  Кузьмина. Лошади Северной Евразии. Стр. 149.


[Закрыть] Не этих ли белых лошадей имел в виду Геродот описывавший в своей знаменитой «Истории» верховья южного Буга: «Третья река, начинающаяся в Скифской земле, Гипанис, вытекает из большаго озера, вокруг которого находят себе пастбище дикия белыя лошади?..» Для обоих видов диких лошадей, и для тарпана, и для кулана, наши южнорусские степи были родным домом, они водились тут с глубокой древности, это подтверждается историческими свидетельствами и археологическими находками костного материала.[260]260
  ЖМ. Т. 3. Стр. 541–542.


[Закрыть]

Страстный зоолог, член-корреспондент Российской академии наук, Фёдор Петрович Кеппен, написавший в январе 1896 года в Журнале министерства народного просвещения полемическую статью «К истории тарпана в России», был уверен, что тарпан водился в южнорусских степях ещё в начале XIX века, и приводил в качестве доказательства свидетельства очевидцев:

«По словам покойнаго штутмейстера Стрелецкаго государственнаго конскаго завода Т. Д. Тимофеева, лет 50 тому назад (след., в начале тридцатых годов) в Донецком округе Донской области, погранично с Воронежской губернией, водились табуны тарпанов. Местность в те времена была покрыта лесами и болотами и мало населена, представляя, таким образом, все удобства для жизни всякаго рода диких животных. В табунах тарпанов насчитывалось до 30 голов. Лошади эти были малаго роста, с большой, очень грубой головой. В феврале и марте на тарпанах была очень длинная, грубая шерсть пепельнаго цвета. Варварское хищническое истребление лесов, распространение запашек, увеличение народонаселения до значительной густоты лишили тарпанов их естественных убежищ и привели к их истреблению и вымиранию».[261]261
  Кеппен. К истории тарпана. Стр. 120.


[Закрыть] Другие сведения, приведённые Кеппеном, касались нашей Екатеринославской губернии: «Примерно около 1830-х годов существовали ещё дикие кони в степях по берегам р. Волчьей Александровского уезда Екатеринославской губернии Нордман и Эйхвальд упоминают также о нахождении тарпанов в Екатеринославской губернии. По показанию гг. Н. Калагеоргии В. Борисова последний представитель тарпанов был пойман не далее как осенью 1874 года около колонии Кичкас, в Александровском уезде той же губернии».[262]262
  Кеппен. К истории тарпана. Стр. 119–120.


[Закрыть] Кроме сообщений очевидцев, в подтверждение своей правоты, член-корреспондент академии наук приводил и географические сведения:

«…Упомяну ещё о том, что поблизости тех степей, на которых тарпан просуществовал до самаго недавняго времени, некоторыя географическия названия указывают на присутствие диких лошадей. Сюда относится имя реки Конки, разделяющей Екатеринославскую губернию от Таврической; а в Конку впадает с левой стороны река Жеребец».[263]263
  Кеппен. К истории тарпана. Стр. 131.


[Закрыть] Следует уточнить, что на многих старинных картах указанная Кеппеном река носит название Конские Воды, хотя суть информации академика от этого не меняется. Говоря о географических названиях, можно ещё упомянуть сообщение инженера Боплана о Конском острове, лежащем ниже острова Монастырского, напротив устья реки Самара (в черте нынешнего г. Днепропетровска).

Один из виднейших русских географов и антропологов Дмитрий Николаевич Анучин дополнил сообщения Кеппена в июньском номере того же Журнала министерства народного просвещения:

«…В Херсонском уезде дикия лошади долго ещё держались в другом углу, в урочище «Шестерня», близ с. Ново-Воронцовки, в нескольких десятках верст от праваго берега Днепра и верстах в 60 от Херсона. Действительно, об этой местности (около с. Заводовки Кн. Кочубея, селения Каиры, или Князь-Григорьевки, бывш. Рахмановой, затем Кн. Оболенской и др.) упоминают и Ша тилов, и Андреевский, и Зеленкович, и Афанасьев-Чужбинский. По словам последняго (поездка в Южную Россию. Ч. 1. Очерки Днепра), не более как лет двадцать назад (то есть, в 40-х годах) у каирских поселян бывали дикия лошади, разумеется, пойманныя жеребятами, но оне никогда не привыкали к человеку и не годились в упряжь… Об этих диких лошадях разсказывают, что и теперь ещё в глухих степях, где реже население, попадаются в небольшом количестве… Обыкновенно целым табуном кобылиц заведывал жеребец, который, следуя к водопою и обратно, выскакивал всегда на курганы и зорко осматривал местность. При малейшейопасности он угонял табун в степь с неимоверною быстротою».[264]264
  Д. Н. Анучин. К вопросу о диких лошадях и об их приручении в России. Журнал министерства народного просвещения. Июнь. 1896. Стр. 252. Примечания.


[Закрыть] Однако академик Анучин, в отличие от Ф. П. Кеппена, считал, что свободно живущие в южнорусских степях лошади возникли в результате вторичного одичания лошадей домашних, по аналогии с мустангами американских прерий. Эта версия заселения просторов Дешт и Кипчак одичавшими лошадьми, отбившимися от армий Дария Великого, скифских отрядов или хазарских полков, не менее впечатляюща, хотя вокруг неё было сломано немало копий. Уже в советское время, известный нам авторитетный палеозоолог В. И. Цалкин на основе исследования большого количества костного материала также присоединился к мнению Д. Н. Анучина: «В результате всех изложенных соображений мы не видим оснований считать костные остатки лошадей, встречающиеся в неолитических и энеолитических поселениях Юго-Восточной Европы, принадлежащими именно диким животным. Возможно, более правильно рассматривать их как происходящие уже от домашних особей».[265]265
  Цалкин. 1970. Стр. 201.


[Закрыть]

Спор этот имел и другой аспект, учёные долго не могли прийти к единому мнению, какая из пород диких лошадей – тарпан, кулан или лошадь Пржевальского является родоначальником домашней лошади. Кулан, после тщательных исследований был отвергнут, и многие склонялись к лошади Пржевальского. Однако обстоятельные исследования советского учёного В. И. Громовой, крупного специалиста в области эволюции лошади, позволили установить, что лошадь Пржевальского должна рассматриваться как вид, «резко обособленный, самостоятельно развивавшийся по крайней мере с нижнего плейстоцена». Впоследствии этот вывод подтвердил хромосомный анализ, сделанный С. Фрешкопом: у лошади Пржевальского оказалось 66 пар хромосом, а у домашней – 64. На сегодняшний день наиболее вероятным родоначальником домашней лошади, хотя и во времена весьма отдалённые, считается тарпан, но этот вопрос требует дальнейшего тщательного изучения.

В. И. Цалкин в своей книге «Древнейшие домашние животные Восточной Европы» приводит такую гипотезу:

«Последняя по времени появления гипотеза о происхождении домашней лошади была недавно предложена В. И. Бибиковой. Изучая костные остатки животных из раскопок энеолитическогопоселения Дереивка (правый берег р. Днепра, в 70 км южнее г. Кременчуга), датирующегося второй половиной 4 тысячелетия, В. И. Бибикова установила огромное преобладание в них остатков лошади (примерно 60 %). Констатировав полное сходство в размерах и строении найденного на поселении черепа лошади с черепами домашних лошадей, В. И. Бибикова рассматривает дереивскую лошадь как уже прирученную. Вместе с тем автор устанавливает известное сходство черепа из поселения Дереивка с черепом среднеплейстоценовой Equus caballus missü и считает, что на эту последнюю следует обратить внимание как на возможного предка домашней лошади».[266]266
  Цалкин. 1970. Стр. 203


[Закрыть]

Одним словом, домашние лошади, разводившиеся на просторах Дешт и Кипчак, были очень похожи на диких тарпанов: «…Между домашними лошадьми степных племен нередко попадаются животныя, очень похожия на тарпана. Таковыя малорослыя лошади, подаренныя калмыками русскому правительству, для воз мещения убитых в войну 1877 года, проследовали зимою через Тифлис, и Радде заметил между ними экземпляры мышастой масти с чёрным ремнем вдоль спины. Все складом своим очень походили на тарпана и отличались необыкновенно длинною и мохнатою зимнею шерстью».[267]267
  Кеппен. К истории тарпана. Стр. 152.


[Закрыть] Видимо, к этому располагал сам стиль жизни разводимых в степи домашних лошадей, ничем не отличавшийся от жизни лошадей диких (эти татарские лошадки, зимой и летом содержавшиеся в условиях вольного выпаса – «табенёвке», очень походили на другую древнюю породу копытных, шотландских пони).

Как отметил наблюдательный Боплан, татарские лошади были очень выносливы и надёжны: «Так умеют служить своим господам Татарские кони, которые сверх того переносят труды почти невероятные: только сии неуклюжие и некрасивые бакематы[268]268
  В переводе 2004 года – «бахматы»


[Закрыть] (так называют их Татары) в состоянии проскакать без отдыха 20 или 30 миль. Густая грива и хвост их достают до земли».[269]269
  Боплан. 1832. Стр. 44.


[Закрыть] Но «бахматы» служили не только степнякам, они составляли основу московской поместной конницы. По свидетельству подьячего посольского приказа Григория Котошихина, сделавшего в XVII веке описание Московского государства «О России в царствование Алексея Михайловича», ежегодно из Дикого Поля в русскую столицу пригонялись тысячные табуны лошадей:

«…Присылаются ис Казани и из Астарахани конские табуны, Нагайские и Татарские, к Москве, ежегодь, лошадей тысечь по 30 и по 40, и по 50, и болши на год, на продажу, и будучи в Астарахани и в Казани, у тех Нагайских людей и Татар ис табунных лошадей выбирают воеводы про царской обиход лошадей тысеч по 5, и по 6, и по 8 и, записав и запятнав, присылают к Москве с ними ж табунными людми; а на Москве, взяв у них тех лошадей, на царском дворе ценят против их тамошней цены и дают денги ис царские казны, а досталные лошади велят им продавать всякого чину служилым людем и иным чином, и собирают с продажи тех лошадей и з записки у купцов записные денги в Конюшенной Приказ; а покупают и продают те табунные лошади рублёв по 5, и по 7, и по 10, и по 15 лошадь…».[270]270
  Котошихин. Стр. 103.


[Закрыть]

О больших конских табунах, пригонявшихся в Москву, сообщали и иностранцы. Уже упоминавшийся английский посланник Джильс Флетчер в 1588 году так описывал татар: «…Удивительно, что, хотя все они выезжают на войну на лошадях и все едят лошадиное мясо, все-таки сверх того каждый год приводят в Москву для обмена на другия произведения от 30 до 40 тысяч Татарских лошадей, которых называют конями».[271]271
  Флетчер. Стр. 69.


[Закрыть] А командир роты иноземцев в московском войске, французский капитан Маржерет сообщал: «В Россию лошади приводятся наиболее из Татарии Ногайской: их называют конями; оне роста средняго, весьма удобны для работы и бегут без отдыха 7 или 8 часов; но если слишком утомятся или выбьются из сил, то потребно 4 или 5 месяцев для их поправления; весьма дики и пугаются ружейнаго выстрела; обыкновенно бывают неподкованы, как и Русския; многия овса не едят вовсе и приучаются к нему исподволь…».[272]272
  Маржерет. Стр. 58.


[Закрыть]

Кроме мохнатых животных серого, мышастого цвета у кочевников были и яркие, красочные породы скакунов. Тот же капитан Маржерет отмечал: «У Ногайцев бывают иногда небольшия, весьма красивыя лошадки белыя с чёрными пятнами, как тигры или леопарды, будто бы разрисованныя».[273]273
  Маржерет. Стр. 59.


[Закрыть] А академик Петербургской академии наук, Август Христиан Лерберг обращал внимание на то, что татарская орда, жившая по берегам реки Обь, называлась «пегой»[274]274
  Пегий, арх. сиб. пега́ный, пестрый, особ. двуцветный; пятнастый, в светлых пятнах по тёмному полю, или наоборот… о лошадях в белых больших пятнах; в малых пятнах: чубарый, крапчатый… Пежа́нка ж. пегая лошадь. Пе́жинка ж. белое или светлое, крупное пятно по тёмной шерсти (Даль. Т. 3. Стр. 1442).


[Закрыть] по цвету шерсти своих лошадей: «…Пегая орда названа так от шерсти своих лошадей, и что там особенно старались о разводе таких, которым не только Монголы и Татары знали цену, но которыя составляют почти единственный товар, принимаемый Индийцами от Бухаров в обмен на свои товары: за пегую лошадь платят они от 30 до 80 Бухарских червонцев».[275]275
  Лерберг. Стр. 34.


[Закрыть]

Оказывается, двухцветные северные скакуны очень дорого продавались на рынках Азии и даже Индии. Хотя сам Восток традиционно славился лучшими, элитными породами лошадей, которых сейчас принято называть «арабская лошадь», или «лошадь восточного типа». Надо думать у северной степной лошади имелись свои преимущества перед красавцами, арабскими жеребцами.

По сообщению упоминавшегося капитана Маржерета на Руси были и свои породы лошадей: «Лошади Русския, называются меринами: оне малорослы, но крепки, особенно из окрестностей Вологды, и гораздо понятливее Ногайских. Татарская лошадь, или Русская, весьма красивая и добрая, купленная за 20 рублей, прослужит долее аргамака, ценою в 50, 60 и 100 рублей».[276]276
  Маржерет. Стр. 59.


[Закрыть]

 
Я лечу, лечу стрелой, только пыль взметаю;
Конь несёт меня лихой, а куда? Не знаю!
Он учёным ездоком не воспитан в холе,
Он с буранами знаком, вырос в чистом поле;
И не блещет, как огонь, твой чепрак узорный,
Конь мой, конь, славянский конь, дикий, непокорный!
 

А. К. Толстой

Очень долго в Московском государстве, так же как и в орде, лошадей не ковали. «Лошади малорослы, но очень быстры на бегу и сносны; на них ездят без подков зимою и летом по всякой дороге», – писал в своём дневнике Джильс Флетчер.[277]277
  Флетчер. Стр. 10.


[Закрыть] Ездить, конечно, ездили, но были и сложности. Неподкованая лошадь хорошо шла по росистой траве, по мягкой от пыли летней дороге, в крайнем случае по свежевыпавшему снегу. На ледяных замерзших тропах или на камнях лошадиные копыта разбивались в кровь. Поэтому даже война, набеги или дальние походы и для монгольских туменов, и для русских полков были тесно связаны с погодой и с состоянием дорог. Описание этих неурядиц оставил для нас Гийом Левассер де Боплан:

«Крым лежит под 46 и 47 градусами широты; однакож степи на север от онаго во всю зиму, до Марта месяца, покрыты снегом. Это доставляет Татарам большую выгоду: они смело пускаются в дальний поход с неподкованными лошадьми, которых копыта защищаются снегом; – иначе оне разбили бы их об замершую землю, что и случается во время гололедицы. Мурзы и всадники зажиточные прикрепляют ремнями к копытам своих лошадей коровий рог; но такая подкова держится не долго, и конь легко теряет оную. Посему Татары боятся зим безснежных и гололедицы, когда и подкованныя их лошади с трудом могут итти».[278]278
  Боплан. 1832. Стр. 48.


[Закрыть] Такие же проблемы были и на Руси. Уже существовали металлические подковы, но численность русской конницы была высока, кузнецов и кузнечного оборудования не хватало. К тому же ковка лошадей была процессом непростым, требовала от мастеров большого опыта, знания строения копыта и даже конской физиологии. Ко всему она была ещё и очень недёшева.

Помимо неприхотливых и работящих татарских и русских лошадей, в Московском государстве существовала ещё одна конская порода, так называемые «аргамаки». Это были элитные, нежные и дорогие азиатские лошади царских конюшен, высших бояр и другой русской знати. В. И. Даль расшифровывал аргамака так:

«Аргамак. м. встарь, рослая и дорогая азиятская лошадь, под – верх; кабардинские и трухменские аргамаки известны у нас доныне; последние узкогруды, поджары, ходулеваты, почему аргамаком и аргамачихой называют высокаго и худощавого, неуклюжего человека…

От аргамака и киргизской кобылы родится карабаир».[279]279
  Даль. Т. 1. Стр. 55.


[Закрыть] Другое авторитетное специализированное издание – «Военный энциклопедический лексикон» от 1852 года сообщало:

«Аргамак: слово татарское, под которым разумеются особенной породы лошади, водящиеся в Кабарде и у Киргизов и отличающиеся легкостью и скоростью в скачке. Цари и бояре русские обыкновенно езжали на аргамаках.

Аргамак есть лошадь отменно высокаго роста и весьма поджарая, от чего кажется длинноногою; шея у нея длинная, тонкая, а голова довольно красивая, бег скорый и сильный. Аргамаки не годятся для кавалерии, по неспособности к фронтовой службе, но могут служить под наездниками и под вьюками».[280]280
  ВЭЛ. Т. 1. Стр. 480.


[Закрыть] Журнал Русский Вестник, в статье «Осада Ура – Тюбе и Джизага» от 1868 года дал аргамакам достаточно исчерпывающую характеристику:

«Лошади средней Азии по горячности своего темперамента, по своей впечатлительности, понятливости и легкости весьма пригодны для верховой езды… Аргамаки, чаще всего встречающиеся, имеют весьма оригинальную наружность и обладают даже особеннаго рода красотой, к которой, конечно, несколько надо привыкнуть. Они все роста выше средняго и даже большаго… У них прекрасная спина: хребет и круп прямые как стрела, высоко поставленный хвост, высокая, длинная и тонкая шея… Конечно, горбатая голова с весьма высоким затылком, длинныя ноги, а в особенности узкая грудь и длинныя бабки не могут найдти почитателей между Европейцами, которым трудно отрешиться от привязанности к статьям европейским…» Хватало этим скакунам и негативных характеристик: «Само собой разумеется, что лошади эти не годятся для упряжи. При приготовлении к походу, некоторыя батареи, не ремонтировавшияся лошадьми по нескольку лет, купили по нужде туземных коней. Лошади эти в самом скором времени показали полную свою несостоятельность: оне постоянно затягивались, несмотря на тщательную пригонку оголовков, обжигали себе плечи и кончали обыкновенно тем, что через два – три перехода переставали есть корм… Надобно, впрочем, заметить, что азиятския лошади, а в особенности аргамаки, весьма нежны и поэтому, а также по своей горячности, чрезвычайно легко простужаются».[281]281
  Осада Ура – Тюбе и Джизага. Русский Вестник. Т. 74. Апрель 1868. Москва. Стр. 344–346.


[Закрыть]

Видимо, так уж повелось у нас издревле, русские нравы прихотливы и трудноисправимы. Дорогие нежные аргамаки, «неспособные к фронтовой службе», стали в России массовой конской породой (вспомните повадки нынешней новоявленной элиты). Любой мало-мальски зажиточный дворянин стремился завести аргамака в своей конюшне, приобрести для него дорогую сбрую, украшения, экипировку. Посол австрийского императора Леопольда I к московскому царю Алексею Михайловичу Августин Майерберг записал в 1661 году свои впечатления от пребывания в Московии: «…Знатные люди не имеют недостатка в Персидских лошадях, да как наденут на них самую нарядную сбрую и выедут на какое-нибудь общественное торжество, то и сами тогда бывают загляденье».[282]282
  Майерберг. ЧИОИДР 1873. Кн. 3. Стр. 58.


[Закрыть]

Крайне любопытно, что в Московии лошадей не только украшали, но даже красили, о чем знают немногие. Голландский купец Исаак Масса, находившийся в Москве в начале XVII века, во времена Великой Смуты, описал торжественный выезд московской знати для церемонии встречи небезызвестной Марины Мнишек, невесты Лжедмитрия: «Потом вели трёх коней, столь прекрасных, каких я ещё за всю жизнь не видал, хотя мне довелось видеть много красивых лошадей; и каждого коня вели на длинных золотых поводах… на них были седла, сделанные весьма искусно и унизанные бирюзой. Также многие ехали на лошадях, преизящно выкрашенных красной, оранжевой и жёлтой краской, и [эти лошади] были весьма красивы, и даже, если они ехали или плыли в воде, то краска всё же с них никогда не сходила; и эту краску, называемую китайскою, привозят из Персии».[283]283
  Масса. Стр. 130.


[Закрыть]

Речь здесь, скорее всего, идёт о хне, привозимой в Московское государство с Востока. Как вы знаете, эту краску до сих пор с удовольствием используют для создания женских причёсок или временных тату. Оказывается некогда была мода и на окраску породистых лошадей.

Родовитые россияне часто устраивали целые представления с участием своих дорогих питомцев, для украшения которых не жалели ни сил, ни средств, своего рода лошадиные танцы. Барон Майерберг писал с возмущением о таких забавах московитян: «…Красивая или искусная поступь не известна ни лошади, ни кому-либо из всадников, то считают в его для себя славнее вдруг погонять лошадей во всю прыть, или заставлять их делать безобразные и вовсе неискусные скачки, чтобы тряслись и бренчали от их движения серебряныя из больших колец цепочки, украшающия их в виде других уздечек, да и звенели привязанные над копытами у них колокольчики, заставляя думать, что оне звонконогия».[284]284
  Майерберг. ЧИОИДР 1873. Кн. 3. Стр. 58–59.


[Закрыть] Лошади, увешанные звенящими серебряными кольцами, цепями и колокольчиками, совершающие боковые движения и прыжки под мелодичный перезвон, и публика, получающая наслаждение от этого зрелища, явно имеющего древние восточные корни, – такое старинное развлечение имеет и современные аналоги. Эти лошадиные пляски сродни модным ныне экстремальным «танцам» автомобилей, «заряженных звуком», с их современным автотюнингом. А ведь тогда на дворе были XVI–XVII века. Надо думать, Европе того времени «лошадиные танцы со звуком» были в диковинку, раз вызвали такое возмущение пуританина Майерберга.