Текст книги "Тайна синих озер"

– Ну уж скажете… – засмущалась Женька.

– А вот эта девочка, Зоя… она что же, с родителями переехала?

– Не-ет, мать у нее умерла, она и переехала. К тете Нюре Курочкиной, она в больнице работает сестрой-хозяйкой. Да ее все знают…

– Хелло! – у самого колодца резко затормозил велосипедист в темных очках – Леха Кошкин, он же – Алекс.

Ах, какая на нем была рубашка! В цыганском таборе все бы умерли от зависти. Шелковая, ярко-желтая, с какими-то фиолетово-зелеными цветами и ярко-красными ягодками! От такой жуткой попугайской расцветки у неподготовленного человека, верно, мог бы приключиться нервный тик. Интересно, для чего вообще такую ткань производят? Наверное, диваны обивать…

– Ладно, молодые люди, увы, спешу. Всего доброго! – приподняв шляпу, Мельников поспешно зашагал прочь – куда-то в центр, к площади.

Алекс же… Нет, это надо было видеть! Не слезая с велосипеда – обычного, черного, ничем не примечательного, – приподнял очки, картинно упираясь ногами в землю.

– Привет, говорю, Колесникова. Ну, как тебе Хейли?

– Привет. А ничего! – улыбнулась девушка. – С удовольствием послушала. Ой! Ты, наверно, хочешь забрать?

– Да нет, слушай… Просто… скоро будет еще. Друзья подгонят. Клифф Ричардс, Фэтс Домино и этот… Джерри Ли Льюис! Слышала кого-нибудь?

Женька помотала головой:

– Нет. Хотя «Домино» – это же песня такая французская! Домино, домино, ла-ла-ла-ла…

– Ну уж, – фыркнул Алекс. – Это точно не французское. Честно сказать, я и сам толком никого не знаю. Но послушаю! Тебе надо?

– Спасибо! Хотелось бы…

– Тьфу! – подошедшие к колодцу тетушки покосились на Алекса и разом плюнули.

– Ну и молодежь!

– И куда только милиция смотрит?

– А эта-то с ним… любезничает! Волосы распущены – тьфу! А ведь комсомолка, наверное?

– Что т-ты, Ивановна! Кто таких в комсомол-то возьмет? Тюрьма по ним плачет! Тю! Это не Колесниковых ли дочка, да-ак?

Говорили тетушки громко, ничего и никого не стеснялись. А чего им стеснятся-то – они же не стиляги!

– Ох, надо участковому сказать, чтоб принял меры. А то ведь и до беды недалеко!

Покусав губу, Женька поспешно подняла ведерко:

– Ладно, Леш, пойду я. А пластинки…

– Да ты слушай пока. Потом уговоримся – встретимся.

На том и расстались. Стиляга Алекс Кошкин покатил себе по местному «Бродвею» – улице Советской, провожаемый возмущенными взглядами общественности и не всегда цензурными комментариями. Хорошо еще, камни вслед не кидали! Впрочем, Алекса все это даже заводило как-то!

А вот Женька расстроилась. И вовсе не из-за косых взглядов. Просто Макс к колодцу так и не пришел. Оно и понятно – выпускной скоро, да еще медкомиссию надо проходить. Некогда. Жаль…

* * *

Двадцать второго июня на площади рядом с братской могилой был митинг. Выступали ветераны, люди еще в большинстве своем не старые, уважаемые. Стояли, сверкая наградами и скорбно поджав губы.

Школьники пришли нарядные, парни – в белых рубашках, девчонки – в белых передниках. Была и милиция – в парадной форме. По приказу начальника младший лейтенант Дорожкин даже произвел салют, сделав пять выстрелов в воздух из карабина Симонова. Народ аплодировал.

Митинг закончился быстро, все понимали – это ведь никакой не праздник, а День памяти, черный, недобрый день.

Фронтовики – а воевали почти все, не в армии, так в партизанах – поминали павших товарищей и вообще – погибших, сгинувших в эту жуткую войну. Никакого пафоса не было и в помине – фронтовики не поняли бы, могли и в морду заехать. Да и почти все районное начальство тоже повоевало – и первый секретарь, и второй, и председатель колхоза…

Поминали кто где. Начальство – в сельсовете, а люди попроще – в рюмочной, в чайной или просто на природе. Милиции было указано в такой день пьяных не хватать. Да и пили-то по уму, не от радости – скорбно.

Даже в милиции – и то выпили. В кабинете начальника, в конце рабочего дня. Из воевавших были техник-криминалист Теркин – пехота, старшина Дьячков из дежурки – артиллерист, ну и сам начальник отделения Иван Дормидонтович – полковая разведка. Вот они-то потом втроем и остались. После всех.

– Володь, погоди-ка… – прощаясь, начальник задержал Алтуфьева на пороге. – Ты трофейными мотоциклами интересовался… Так один товарищ, Ревунков Митрий, раньше в МТС работал, ныне пенсионер. Да знаешь ты его – одноногий такой, с железным протезом. Инвалидка у него еще. Так вот, ездил он как-то в Новинку, к родственникам, и видел на лесной дорожке фашиста! Натуральный, говорит, такой фашист, на мотоцикле, в дождевике и каске, очки-консервы… Помятая коляска или нет – не приметил, от страха съехал в кювет, потом трактором вытаскивали. Это примерно в то время, когда грузовик обстреляли… Вот я теперь и думаю, может, и вправду – фашист? Схоронился в лесах, в бункере, и выезжает на промысел. Да шучу я, шучу, что ты так сморишь? Трофейных плащей да касок – что грязи. О мотоциклах я уж молчу. Кстати, все проверили?

– Проверяем… – следователь повел плечом. – А о фашисте этом, на мотоцикле, я уже не первый раз слышу.

* * *

Утром, часиков в девять, младший лейтенант Дорожкин, бросив мотоцикл на лесной тропинке, заглянул в Дом культуры и нос к носу столкнулся с заведующим клубом Сергеем, своим одноклассником.

– А! – сразу догадался тот. – Ты по вчерашней драке? Так там уже помирились все. Заявление писать не будут.

– Что еще за драка? – участковый напрягся было, но тут же махнул рукой. – Да черт с ней. Я вот по какому делу… Начальство напрягает. Культмассовый сектор… Танцевальный кружок ведь у вас есть?

– Конечно, есть! – обрадованно покивал завклубом. – И не кружок, а целая студия! Потапова Галина Михайловна – руководитель. Между прочим, бывшая балерина! Постой-постой… Так ты это… записаться, что ли, хочешь? Игорек, одобряю! Молодец! А то у нас там одни женщины… Заодно невесту тебе подберем!

Сдвинув фуражку на затылок, Дорожкин наморщил нос:

– Нет. Давай без невесты как-нибудь. Да и вообще, ты мне справку дай – что, мол, такой-то такой-то занимается в танцевальном кружке, проявил себя… ну и так далее. Только чтобы все честь по чести – исходящий, подпись, печать.

– Жаль… – искренне вздохнул Сергей. – Очень жаль, что не хочешь. А то бы…

– Ты справку дай!

– Да дам… И все-таки – зря ты. А вот, кстати, и руководитель – Галина Михайловна Потапова. Галина Михайловна, можно вас на минуточку?

– Так я как раз к вам!

– Это те Потаповы, что на Пролетарской живут?

– Ну да. Муж, Иван Савельевич, фронтовик, мотоцикл у него трофейный.

– Да знаю я Ивана Савельевича…

– Здравствуйте, – симпатичная моложавая женщина с короткой стрижкой вежливо поздоровалась с участковым. – Сергей Валентинович, разрешите мне проигрыватель на выходные взять? Надо вальсы подобрать для постановки, а у нас радиола сломалась. Хотела Максима Мезенцева, мальчишку соседского, попросить – он ремонтирует. Но экзамены у него – я и постеснялась. Уж попрошу после… Сергей Валентинович, я могу и расписку…

– Да не надо расписку, – завклубом махнул рукой. – Берите так. Только, боюсь, не дотащите – тяжеловат.

– А! Это вы про тот, что в красном уголке? Ничего, я два раза приду. Или попрошу на мотоцикле мужа.

– А давайте я вам помогу, – улыбнулся Дорожкин. – Я как раз при транспорте. Домчу вмиг!

– Было бы здорово! – Галина Михайловна отнекиваться не стала, обрадовалась и не скрывала этого. – Ой, как хорошо! Так идемте же…

– А это, между прочим, ваш клиент, Дорожкин Игорь… Пришел вот записаться к вам в студию.

– Ой, как славно! Нет, право же…

– Только ходить будет не часто, – охолонул балерину заведующий. – Прямо скажем, очень редко будет ходить.

Поймав осуждающий взгляд, Дорожкин виновато развел руками:

– Сами понимаете – служба.

– Ну, по пути и поговорите… А у меня – отчет!

Махнув рукой, Сергей скрылся в коридорах, а участковый с преподавательницей танцев отправились в красный уголок.

Проигрыватель занимал три чемодана! Один – собственно проигрыватель, и два – динамики.

– Стерео! – похвасталась Галина Михайловна. – Первая модель! Я корпус возьму, а вы – динамики…

– Хорошо, хорошо… – подхватив зеленоватые чемоданчики-колонки, участковый зашагал следом за Потаповой. – Галина Михайловна, а что, мотоцикл-то у вас трофейный?

– Ну да. Надежный такой, правда, шумит сильно. На нем сейчас жилец наш ездит, дачник. Мельников Михаил Петрович, на редкость интеллигентный человек. Он гербариями увлекается, вот и ездит… Мотоцикл-то у нас хороший, где хочешь пройдет. Правда вот Михаил Петрович коляску помял – на камень наехал. Сам вмятину выправил, деньги давал – пять рублей – да мы не взяли. Не такая уж там и большая вмятина-то! Так, чуть-чуть…

– Так-так, – Дорожкин осторожно поставил динамики в коляску. – А когда помял-то?

– Да я уж и не помню. Да как поселился у нас, взял мотоцикл… так и помял. Но хороший человек – совестливый.

О мотоцикле Потаповых и дачнике участковый тут же доложил Алтуфьеву, тот как раз курил на лавочке у отделения.

– Мельников, говоришь? Ну-ну… – выбросив окурок в стоявшее возле скамейки ведерко, следователь довольно потянулся. – А я Столетова в розыск объявил, почтальона. Постой! – Владимир Андреевич насторожился, услыхав знакомую фамилию. – Мельников? Что-то я про него уже слышал… А! Ему письмо законное приходило. Между прочим – из Риги! Интересно, что там могло быть?

– Ну, мало ли кто кому пишет, – Дорожкин пожал плечами. – Может, по работе что…

– Может, и по работе, – согласно покивав, Владимир Андреевич встал и отправился к себе в кабинет. Уселся за стол, задумался… И снова закурил.

Шалькин – не убийца. Как и Хренков. Хренков отпущен, Шалькин… пусть еще посидит. Убийца – почтальон Столетов – в бегах. В розыске. Что еще? Вроде бы, кроме сбежавшего почтальона, никого больше искать не надо. Логично. Получается – так.

Тогда при чем тут архивы? Этот странный рижский запрос? В Риге – сообщник Столетова? Хм… Вовсе не обязательно. Может быть, просто хороший знакомый, друг… И все же дачник Мельников как-то связан с Ригой…

– Владимир Андреевич, – в кабинет заглянула паспортистка Верочка. – Узнала я про вашего Мельникова. Прописан в Ленинграде. Там же и работает – в Невском райкоме партии.

– Ого!

– Инструктором.

– Хм… Ну, инструктор – не секретарь!

Алтуфьев с облегчением выдохнул. Не то чтобы он всерьез подозревал Мельникова – тут-то как раз просто совпадения… Однако вдруг совпадения эти – не просто так! Да и не совпадения это вовсе.

«Эх, Владимир Андреевич, не слишком ли подозрительным ты в последнее время стал? Видать, плохо изучал решения двадцатого съезда «О культе личности».

* * *

Вчера Женька заходила в «Лентагиз» за цветными карандашами – оформить заветную толстую тетрадь, какая имеется почти у каждой девчонки. В тетрадку эту записываются красивые стихи (в первую очередь о любви), песни, даже какие-то свои мысли. Еще можно вырезать из старых журналов и открыток какие-нибудь красивые картинки, приклеить аккуратно… И вот еще недавно появилось новое поветрие – анкеты. Все, кто их заполняет, – даже мальчишки! – должны ответить на разные вопросы – и на простые, и на сложные. Например – «Какие стихи тебе нравятся?» Или – «Что такое любовь»? Интересно, что Максим ответит? Или вообще откажется заполнять, скажет – детство какое-то.

Да нет же! Не скажет. Не должен…

Купив карандаши, Женька встретила на крыльце Татьяну Петровну Матвееву, ответственную за школьный музей, и та спросила про Епифанову Зою. Мол, заходила ли к ней Женя, подобрали ли музыку?

Женя, конечно же, не заходила… Просто некогда было… с такими-то делами! Не заходила, но обещала завтра же зайти. Сразу после практики на учхозе.

Вечером Женька заглянула к Мезенцевым. Успела вовремя, как раз начался дождь. Дома были все, как раз сели ужинать.

– Здрасьте, тетя Вера.

– Ой, Женечка! Вымокла-то вся. Давай-ка с нами ужинать.

– Да я…

– Садись-садись, ничего не знаем! – подружка-одноклассница Катя тут же поставила на стол еще одну тарелку, Максим бросился за стулом, принес, поклонился шутливо:

– Прошу вас, Ваше величество!

Тетя Вера положила гостье кусок жареной в омлете форели, прямо со сковороды:

– Угощайся, Женечка! Максим утром на рыбалку ходил. Ой, давай мы тебе Катин халатик дадим!

– Не-не-не! Не так уж я и промокла.

Женька опустила глаза. «Ага, на рыбалку у него есть время ходить! Ла-адно»…

– А я завтра к Зое Епифановой иду, – придвинув стул, как бы между прочим сообщила Женька. – Часиков в пять. Для выставки музыку подбирать будем.

– Так каникулы же! – тетя Вера и дома выглядела очень красивой и нарядной – стройная, с аккуратно прибранными темными волосами. Легкая длинная юбка, модная синяя блузка – явно из «Работницы» выкройка – в такой можно и в клуб! А Макс на мать похож, очень даже! А вот Катька – нет, светленькая, верно, в отца.

– Так мы осенью хотим, в сентябре уже… – Женя улыбнулась – Вкусная рыбка, спасибо. Так я хотела попросить… Там, у Зои, радиола старая, какая-то лампа не горит. Максим, ты бы посмотрел?

– Конечно, посмотрю, – со всей серьезностью обещал юноша. – Экое дело! Только завтра вряд ли – попросили в клубе на танцах подежурить. Давай в воскресенье, в любое время могу. А завтра ты во сколько к Зое?

– В пять.

– Ага… – Максим задумался. – Может, и завтра забегу, но точно не обещаю.

Вот так вот! Ну и пусть…

Назавтра, явившись с практики, Женька перекусила, переоделась и где-то полпятого вышла из дома.

На углу, напротив дома тети Нюры Курочкиной, опекунши Зои, стоял мотоцикл с коляской, похожий на тот, что был у Потаповых, и на котором сейчас ездил дачник Михаил Петрович.

Женька удивилась: и кто это, интересно, к тете Нюре приехал? Хотя та еще и с работы-то не пришла. Впрочем, может, и не к Курочкиной, может, в соседний дом…

Как назло, дождик начал накрапывать… Вот только что солнце сияло – и на тебе, застучали по кровлям тяжелые капли! Так иногда случается…

* * *

Алтуфьев целый день маялся, непрестанно курил и ждал звонка из Таллина, наверное, даже не затем, чтобы что-то прояснить, а просто еще раз услышать голос любимой женщины, ее дыхание… Ах, Марта, Марта…

Договаривались на сегодня-завтра.

Так и промаялся Владимир Андреевич почти до самого вечера. И только уже на излете рабочего дня наконец-то прозвенел звонок. Алтуфьев как раз вышел на улицу покурить – в кабинете уж больно стало жарко. Вышел – и тут же начался дождь!

Зато…

Услыхав через открытое окно длинную телефонную трель – междугороднюю! – Альтуфев рысью бросился к аппарату, споткнулся, едва не растянувшись в коридоре во весь рост.

– Таллин?! Да-да – Тянск! Отделение… Да, я… Марта! Ну, здравствуй… Как ты? Как вообще дела?..

Мария Балдене, так звали секретаря из отделения милиции на улице Дзирнаву в городе Риге. Уже не молодая… Надавили – призналась. Это она отправила «левый» запрос. По просьбе хорошего знакомого и даже, можно сказать, друга из Ленинграда. Между прочим, профессора. Он не так просто спрашивал, а для своей работы – сказал, что через милицию быстрее, а у него диссертация «горит».

Познакомились год назад в Ялте. Случайно. Зовут Михаил Петрович Мельников.

Мельников!

Вальяжный такой, представительный, сразу видно – интеллигент. Фото? Да, фотографировались, и много, но все – на его фотоаппарат, кажется, ФЭД или «Лейка», правда, снимков нет, потому что пленка случайно засветилась. Ах, какая жалость! Об этом Мельников потом написал в письме, дико извинялся… А сейчас вот попросил об одном одолжении…

Всю корреспонденцию Балдене отправляла с Рижского главпочтамта, так просил Мельников, поскольку, по его словам, был женат, а жена – ревнивая, стерва.

Рига, главпочтамт…

Проследить заказное отправление на почте было нетрудно.

Рига, главпочтамт. Отправитель – Балдене М. Я. Получатель – Озерск, почтовое отделение, до востребования, Мельникову М. П.

Так вот оно что! Кроме почтальона Столетова еще и гражданин Мельников интересовался озерским архивом периода войны! И мотоцикл в его распоряжении, немецкий БМВ! И оружие – пистолет-пулемет МР-38 или МР-40, без разницы.

Ну гад! Не вышло с нападением, так решил действовать в обход, через добрую знакомую в Риге. Еще бы, в отделении милиции работает, грех не использовать! Нечего сказать, хорош гусь! Ай да партийный инструктор!

Надо его брать! И срочно.

Черт… постановление, виза прокурора… Долго! Еще и этот, не дай боже, сбежит!

Тогда поначалу приземлить в камеру по мелкому хулиганству – выражался грубой нецензурной бранью в общественном месте, на площади! Или прямо в отделении милиции! Сотрудники и проходившие мимо граждане охотно подтвердят. Липа, зато быстро! А потом и с арестом выйти можно. Если это тот, кто стрелял в грузовик, то он ни перед чем не остановится. Волк матерый – надо брать!

* * *

Женька открыла калитку и прислушалась. Показалось, будто там, в доме, кто-то вскрикнул… А потом послышался какой-то шум…

Во двор выбежал… Мельников! Немножко взъерошенный, без шляпы… с какой-то серой папкой в руках.

– Михаил Петрович, здрасьте!

– Что? Кто? А, Женечка! Счастье мое…

Вообще дачник выглядел как-то растерянно: щеки раскраснелись, глаза радостно блестели…

– А я как раз к Зое…

– Ой, не надо вам к Зое! Там… нет ее… нет… Давайте-ка со мной… я как раз в поля… там такие цветы, знаете, такие… фиалки, анютины глазки, колокольчики, лютики…

– Так дождь же!

– Дождь? Так он же кончается… вон синь какая… Солнышко!

– Ну…

– Даже и слышать не хочу никаких возражений! Я ведь завтра уезжаю, а вас так никуда и не свозил!

С обычной милой улыбкой Мельников схватил девушку за руку и потащил к мотоциклу. Вроде бы в шутку, со смешком – но попробуй вырвись. Да Женька и не пыталась… Раз уж человек завтра уезжает… А к Зое можно будет зайти и завтра! Как раз воскресенье – на практику не надо! Тем более и Макса что-то не видать. А завтра он будет точно! А если сегодня придет? А вот и пускай себе! Эх, надо было Зою предупредить насчет радиолы. Да теперь уж чего…

Теперь уж действительно было поздно метаться: грохоча двигателем, трофейный мотоцикл свернул с шоссе на полевую дорогу и лихо запрыгал по ухабам. Так что у Женьки зуб на зуб не попадал! Вот это лихо!

* * *

Максим чуть припозднился – только проводил бешено мчащийся мотоцикл удивленным взглядом.

Мельников, дачник… А в коляске, похоже, Женька! Ну да, она – в синем своем платье. И куда они так спешат? Ладно… Звали-то к Зое…

Входная дверь оказалась распахнута настежь.

Максим покачал головой и негромко позвал:

– Эй, есть кто дома? Есть кто-нибудь, спрашиваю!

Вроде что-то послышалось. То ли зов, то ли стон… Неуверенный такой, слабый…

Пожав плечами, молодой человек вошел в горницу.

Зоя лежала на боку, у печки, бледная и, кажется, уже неживая. Волосы были в крови, лужа крови растеклась и по полу, возле головы девушки.

– Зоя! – Максим с порога бросился на колени, припал ухом к груди… пощупал на запястье пульс… И снова услышал стон. Закрытые веки Зои чуть дрогнули. Жива!

– Эй! Кто-нибудь! – что есть мочи заорал юноша, выскакивая на крыльцо.

Мимо проезжал на велике Алекс Кошкин – он тут где-то неподалеку и жил. Посмотрел удивленно, тормознул:

– Ты что орешь?

– Зоя! Зою убили! Почти…

– Так убили или «почти»?

– «Скорую» нужно, умник! И милицию!

Алекс сообразил быстро – тут же вскочил в седло и закрутил педали. Лишь обернулся на ходу:

– Я в библиотеку, там телефон!

Ну да, ближайший аппарат как раз там! Лишь бы только не закрыто было. Хотя там и площадь рядом – автостанция…

Макс вновь бросился дом:

– Зоя! Как ты?

Никакого ответа… Но дыхание все же есть, да… Забинтовать ей голову! Где тут аптечка-то? Да хоть вот марлей…

– А давайте-ка лучше мы, молодой человек.

Медики приехали быстро – пожилой фельдшер и молоденькая медсестричка. Оба действовали сноровисто и умело: аккуратно приподняли раненую, перевязали.

Максим дернулся:

– Она же выживет? Да?

– В больницу к себе заберем… – фельдшер обернулся. – Хорошо еще – вовремя. Ты бы позвал шофера – пусть носилки тащит.

В дверь уже заглядывал Алекс. Любопытный…

– Я скажу!

– А где милиция? – уже на улице Макс придержал Кошкина за плечо.

– На выезде где-то… Но участковый – обещали – сейчас будет. Да вон он едет уже!

И впрямь – новенький мотоцикл как раз поворачивал с Советской. За рулем сидел участковый в форме, в коляске – тот самый следователь, что не так давно беседовал с Максом.

Пока они тут разберутся, пока то да се…

А Женька, значит, с Мельниковым уехала… Что же, к Зое она не заглянула? Или…

– Алекс! Ты Колесникову на мотоцикле не видел?

– На мотоцикле? А, в коляске сидела. Вроде она. Мчались – аж собаки залаяли. На полевку свернули.

– На полевку? Ага… Ты милиции расскажи все!

Максим уже знал, что делать. На углу, у колодца, остановился сине-белый колхозный автобус. Шофер Котька Хренков, открыв капот, заливал в радиатор воду.

– Костя! – взмолился Макс. – Там Женька Колесникова! Ее увезли… Надо догнать… Скорее!

– Да кто увез-то?

– По пути расскажу! Быстрее! А то плохо кончится!

Максим знал, что Хренков не откажет. Константин слыл парнем авантюрным, а за дочку завгара Женьку горло перегрызет любому!

– Залезай!

Захлопнув капот, Костя прыгнул в кабину. Мезенцев едва успел заскочить.

Свернув на Пролетарскую, бело-синий нарядный КАВЗ покатил, поднимая пыль и быстро набирая скорость.

– Тут на полевку… Проедем?

– А то! – перекладывая руль, усмехнулся водитель. – Полевку проедем, по лесной – там поглядим…

– Скорее, Костя, скорее! Вон они!

Впереди, в туче дорожной пыли, показался мотоцикл с коляской.

– На старый зимник свернули, – включив пониженную, Хренков покачал головой. – Там и на мотоцикле – вряд ли. Болотина!

– Скорее!

Рыча двигателем, автобус выскочил на лесную дорогу, скорее даже гать. У большой коричневой лужи виднелся брошенный мотоцикл…

– В лесу скрылись. Теперь наищемся! – выпрыгнув из автобуса, Костя прислушался. – О! Еще один мотоцикл. Похоже, милиция. Ну что, Макс? Пошли поищем… Тут тропка одна есть… охотничья…

* * *

Женька уже поняла, кто такой Мельников. От былого добродушного дачника не осталось и следа! Злобный и сильный монстр быстро связал девушке руки и теперь тащил за собой по лесной тропе. Колючие ветки больно хлестали по голым ногам и по лицу, красивое синее платье порвалось…

– Отпустите! Зачем я вам?

– Узнаешь… Еще раз пикнешь – придушу!

Где-то позади послышался шум мотора… Машина! Женька закусила губу. Неужели – за ней?

– А вот не найдете, господа хорошие! – с недоброй улыбкой Мельников свернул с тропы, казалось, в самую непроходимую чащу, подогнав девчонку хорошим ударом в печень. Женька всхлипнула.

– Иди!

– Тут же болото!

– За мной, след в след. Иначе сгинешь!

Они пошли по колено в бурой болотной жиже. Под ногами предательски покачивалась старая гать… Впереди – не так и далеко – виднелся островок, выперший средь болота холмик, поросший чахлым кустарником.

Туда они и вышли.

Женька обернулась, глянула на росшую на самом краю болота березу.

– Стоять!

Мельников нагнулся. Что-то лязгнуло – распахнулся замаскированный люк! Бункер!

– Милости прошу, душа моя.

У Женьки душа давно уже ушла в пятки. И тем не менее девушка старательно гнала от себя страх, пыталась рассуждать. Если Мельников ее сюда притащил, значит, она ему зачем-то нужна. Зачем?

– Заходи, говорю!

Получив грубый пинок, девчонка кубарем скатилась вниз по гнилым ступенькам. Хорошо, ничего не сломала.

Мельников закрыл люк. Тускло вспыхнул фонарь.

– Ой!

Женька ахнула, увидев лежащее в углу тело. Мертвое… какое же еще… Господи, да это же…

– Вижу – узнала, – обернувшись, осклабился дачник.

Девушка опустила голову: «Почтальон. Дядя Слава Столетов… За что он его?»

Бункер оказался небольшим. Метра два на три. Стол, нары в углу, какие-то ящики, полки… Автоматы! Настоящие, немецкие, какие показывали в кино… Прорезиненный плащ, пара фашистских «рогатых» шлемов, мотоциклетные очки-консервы… А это что? Похоже на гранаты! Ну да – гранаты и есть. Длинные, как колотушки. Целый ящик!

– Ну! – рывком подняв пленницу, Мельников усадил ее на нары. – Давай рассказывай!

– Что рассказывать?

– Все, что записано у тебя в тетрадке!

В тетрадке… Так он знает про тетрадь? Откуда? Ах да, он же заходил в комнату, а тетрадка лежала на столе. Вполне мог прочесть! Ах, дура, дурочка… Вот уж точно – Горемыка!

– И постарайся, девочка, чтобы я тебе поверил. От этого будет зависеть – останешься ты жить или нет.

Мельников говорил глухо и зло. Женька ему не верила. Уж, конечно, он не оставит ее в живых, зачем ему лишний свидетель? А даже если и не убьет сразу, то просто оставит здесь, в бункере, про который ни одна собака не знает! Сиди и помирай.

Женька начала рассказывать… Про почтальона, про Крокотова…

– Про милицию давай, – перебил дачник – Вспоминай, что ты там наболтала?

– Да я там и не была! – пленница вскинула глаза и вдруг осеклась. – Мне трудно так вспомнить. Вот если бы бумага, карандаш…

– А! – глухо расхохотался бандит. – Привыкла все в тетрадку записывать! Знаем-знаем… Ну, бумагу я тебе, положим, найду. А вот карандаш…

– Да вон же они – в ящике! – девушка показала рукой и робко спросила: – А можно я к столу сяду?

– Давай… В каком ящике?

– Вон, внизу…

Мельников нагнулся, подслеповато щурясь…

Метнувшись от стола, Женька схватила с полки гранату и изо всех сил треснула негодяя по затылку!

Треснула – и со всех ног бросилась прочь! Прочь из бункера, с этого проклятого островка…

Болото… Невидимая зыбкая гать… На ту березу держать, на березу… Определив направление, девушка осторожно ступила в воду, сделала шаг, другой, дошла почти до конца… и провалилась в трясину. Словно кто-то ухватил за ноги и потянул на самое дно!

– Сейчас койвальскую дорогу проверим… – обернувшись, подмигнул Костя. – Потом зимник на Возгрино. Еще старые вырубки…

– А куда отсюда можно выбраться? – Макс напряженно прислушался… Нет, вроде все тихо, только птицы щебечут в кустах, да стучит где-то невдалеке дятел.

– Да много куда можно. И к заброшенным деревням, и к шоссе на Архангельск, и к железной дороге – много куда. Эх, что же она не кричит-то?

– Так она же не знает, что мы следом-то.

– Это верно…

Бросив бесполезный мотоцикл, Алтуфьев с Дорожкиным быстро зашагали пешком.

– Интере-е-сно, – следователь бегло осмотрел знакомый сине-белый КАВЗ. – Автобус-то здесь что делает?

– Котька Хренков сильно Женькиного отца уважает. Заметил что-то – и вот… Не одни мы тут!

– Ну да, ну да…

– Вот тут они в лес свернули, – участковый присмотрелся к кустам. – Смято все… А вон и следы!

– Сапоги… размер примерно сорок три – сорок четыре, – присев на корточки, определил следователь. И девичьи туфельки. Каблук низкий, размер… тридцать шестой, что ли. Ну, пошли. Хотя…

Алтуфьев свернул к мотоциклу, тому самому…

– А вот и вмятина… Теперь понятно, кто это.

Усмехнувшись, Владимир Андреевич оборвал провода системы зажигания и выбросил в кусты.

– На всякий случай. Вот теперь – ходу!

Лес казался непроходимым, опасным. Шевелили колючими лапами ели, высоченные сосны царапали вершинами небо, били прямо в лицо ветви осин, густой подлесок пах какой-то непонятной гнилью. Сумрачно, неуютно кругом. Вот так сойдешь с тропы – и не выйдешь.

– Они, верно, к болоту пошли, – на ходу предположил младший лейтенант. – Если Мельников старые гати знает – беда! Можем упустить… Интересно, девчонка-то ему зачем?

– Да ни за чем. – Владимир Андреевич старательно отводил хлеставшие по глазам ветки и жалел, что не прихватил сапоги. Ну кто же знал! Пришлось в чем есть – в белой рубашке, в туфлях… Пижон…

– Думаю, он просто хотел, чтобы о Зое раньше времени не узнали, – продолжил Алтуфьев. – Женю-то он еще во дворе перехватил. Посадил в коляску, увез. А избавиться по пути не вышло.

– По пути-то не вышло… – грустно вздохнул участковый. – Вот ведь гадина!

– А может, Мельников от нее что-то узнать хочет, – следователь задумался. – Недаром же гербарий собирать зазывал. О чем-то таком прознал или догадался. Сам знаешь, девчонки поболтать любят.

– Да уж. Ну, будем надеяться… Слышишь! Вроде кричит кто-то?

Оба застыли, прислушались…

* * *

Озерск – городок маленький, по сути, просто большая деревня, где главный работодатель – колхоз. И лес – вот он, рядом. Все жители сызмальства по грибы, по ягоды шастали, да и так – в походы. Слава богу, Женька Колесникова вовсе не была изнеженным городским ребенком – деревенская, не какая-нибудь там фифа!

Как справиться с болотом, знала. Ни в коем случае не паниковать, просто упасть грудью… Вот так – плюх! Только брызги грязные по сторонам полетели!

А теперь – грести под себя! Энергично работать руками, точно «по-собачьи» плывешь.

Под себя все, под себя… Ряску, ветки, листья какие-то, что-то холодное, скользкое… Змея?! Нет, ящерица… Ящерица?! Так вон уже – берег! Береза, трава…

– Стой! Стрелять буду! – сзади послышался крик и сразу за ним – автоматная очередь!

Выстрелы услыхали все. И Максим с Котькой Хренковым, и следователь с участковым. Между ними и было-то, наверное, метров сто. Но – лес кругом! И в десяти-то шагах друг друга не видно.

– А вот и автомат проявился, – усмехнулся Алтуфьев.

Дорожкин тоже сообразил:

– Архивная машина! Так это точно Мельников был. И как же мы этого гада раньше не раскусили?

– Табельный при тебе? – поинтересовался Владимир Андреевич.

Участковый махнул рукой:

– Какое там…

– Ладно. Пойдем-ка пока на звук, а там сообразим. Только осторожненько.

То же самое решили и Хренков с Максом.

* * *

Ага, будет она стоять, как же! Накось, выкуси!

Увидев, как пули отщепили ошметки от старой березы, Женька ничуть не испугалась. Автоматные очереди – это было где-то там, в кино про войну. Впрочем, все же девушка состорожничала – сразу на ноги не встала, поползла к можжевельнику и уже только там поднялась и кинулась в чащу.

Бежала куда глаза глядят, лишь бы прочь от этого чертова болота, от бункера, от дачника Мельникова, вдруг оказавшегося матерым бандитом! Хотя… не-ет, не бандит он, а гораздо хуже – фашистский недобиток, наймит, шпион! От такого пощады ждать нечего.

Ноги сами собой вынесли девушку на лесную тропу – по ней и бежать было легче…

…Как, впрочем, и Мельникову. Снова затрещала очередь! Просвистели – казалось, прямо над головой – пули…

Женька выглядела сейчас как болотная кикимора – грязная, мокрая, вся в тине! Бежала… бежала… насколько хватало дыхания… как могла…

Кругом посветлело. Впереди, за кустами, что-то блеснуло. Что-то большое, синее… белое… Автобус! Автобус! Значит, там – свои!

Женька прибавила ходу, рванула из последних сил, словно спортсмен перед финишной ленточкой…

– По-мо-ги-те-е-е!

Никто не откликнулся, не выбежал навстречу.

– Сто-ой!

Что же, там нет никого?

Рванув дверцу, Женька запрыгнула в кабину… В замке зажигания торчал оставленный ключ!