Текст книги "Тайна синих озер"

– Кроме фотоаппарата еще радиолампы, – напомнила Женька. – Знали, что ты приемники ремонтируешь.

– Ну, это многие знают.

– Тогда, может, к тебе – просто удобнее было. Узнали про милицию, и…

Макс подскочил:

– А ведь верно! Скорее всего, так оно и есть. Что тут думать-то! Никто меня специально не подставлял – кому я нужен? Просто вышло так, получилось. И тогда…

– …и тогда нужно посмотреть, кому это удобно? Соседям? Кто с тобой рядом живет? Доски-то с какой стороны оторвали?

– С огорода… – потер руки Максим. – Там почти сразу другой огород примыкает… не один – два даже. Раньше-то большие огороды были, это сейчас заросли. Репейник там, чертополох, крапива. Незаметно очень даже можно подобраться…

– Так чьи огороды-то? – Женька нетерпеливо вскочила, едва не выронив из рук тетрадь.

– Не прыгай так, – сурово набычившись, предупредил ее Макс. – Перевернешь лодку.

– Да что я, корова, что ли?

– Не скачи, говорю.

Если бы на Женькином месте была сейчас какая-нибудь взрослая девушка, Максим, конечно же, чувствовал бы себя неловко. Уж точно бы не разделся и купаться не стал. А так, с Женькой… ее и подначить можно, и вот травинкой по носу легонько стукнуть. Пионерка – чего там! Соплячка совсем. А он-то уже взрослый, почти дядька – скоро восемнадцать, в армию пора.

– Веревкиных там огороды, – припомнил Максим. – И Мошниковых.

– Ванька Мошников? – закусив губу, напарница снова встрепенулась. – Это двоечник-то из восьмого «А»? Еще и хулиган.

– Да какой он хулиган… Так, по мелочи. Но взять что плохо лежит, – может. Хотя… – юноша повел плечом. – Фотоаппараты ему ни к чему. Он в радиокружок ходил, фотографией не занимался.

– Так плохо лежали, вот и взял, – Женька поджала губы. – Соблазнился. Вроде и ни к чему, а коли можно взять, так почему бы не слямзить? Не нравится мне этот Мошников! И компашка его… Кошкин из девятого «А», Курицын – второгодник. Еще Митька Дылда, по которому колония плачет. – Вздохнув, она шмыгнула носом: – Знаешь, по улице иногда не пройти. Сидят у сарая на лавке, курят втихаря. Увидят кого – обязательно привяжутся, даже к девчонкам. Шуточки всякие отпускают, гаденько так в спину смеются… обзываются… Фу! А Галку Веткину из шестого «Б» как-то завели за сарай, юбку задрали и облапали всю! Галка никому, кроме нас, подруг, не сказала. Постеснялась. Так ведь и не доказать ничего!

– Мошников… – тихо протянул Макс. – Думаешь, мог?

– Запросто! – напарница отозвалась со всем убеждением. – Говорю же – тот еще гад! А фотоаппараты, пусть даже и старые, ему очень даже зачем. Не продать, так перед дружками похвастаться – вот я какой ловкий!

– Хорошо, пусть так. Пометь – «срочно проверить».

– Есть, товарищ полковник! – Женька, вскочив, шутливо приложила руку к виску. Пригладив волосы, застыла на миг в золотистых солнечных лучиках, вся такая легонькая, стройненькая, красивая…

– Ну что ж, – опустив голову, резко помрачнел Макс. – Переходим к следующему делу – к убийству.

– Э, нет, рано еще, – напарница уселась обратно, вытянула длинные ноги. – Тут еще и по первому делу третий пункт есть. «Спидола»!

– А при чем здесь «Спидола»? – удивился молодой человек. – Ее ведь и не крали вовсе, как выяснилось. Просто Аркадий Ильич не там искал.

– А вдруг все же украли? А потом подбросили. Испугались, что милиция начнет искать.

– Ну, ты уж это…

– Ничего и не «это». Как версия – годится. Запишем, – Женька вытянула губы трубочкой. – Ту-ту-ту-у… А вот теперь переходим к следующему делу. Или сначала искупаемся?

– Давай.

– Эх, жаль, перекусить ничего не взяли! Ладно… Наперегонки?

– Да не угонишься.

– А вот поглядим! Раз-два…

По делу об убийстве больше говорила Женька. Максим молчал, не отошел он еще после гибели Лиды. Кстати, похоронили ее в Тянске, вчера. Кто-то из знакомых сказал.

Относительно предполагаемого убийцы Женька настаивала, что ее дядя Федя – человек очень добрый, мухи не обидит, а когда выпьет – всегда спит. На это Макс ничего возразить не мог – школьного конюха знали все ребята, именно таким Иваныч всегда и был: доброжелательным, незлобивым. Малышей катал: летом – на телеге, зимой – на санях. По хрустящему снежку!

– Он ведь сидел, кажется… – припомнил парень.

Напарница вскинула глаза:

– А кто у нас не сидел? Полгорода. И что срок дали – так он за маму на танцах вступился! Да не мог дядя Федя никого убить, его просто подставили! Напоили… притащили… Тем более рядом.

Ну да, школьная конюшня располагалась рядом со старой школой. Невдалеке, под горой, была построена школа кирпичная, новая, там все и учились, а в старой – лишь лаборатории, какие-то реактивы остались и все такое прочее. Там же и школьный музей, вернее – выставка, витрина. Еще не все перевезли.

Что там делала Лидия Борисовна? Так вполне могла и по школьной надобности зайти – в школьном музее имелись документы на немецком: письма солдат и прочее – ее просили перевести, ведь кроме французского Лида еще знала и немецкий. Вот и пришла, ничего необычного…

Но зачем туда конюх приперся? Или… его привели? Кто-то же его напоил! Надо искать.

– Знать бы, как там точно все было, – вздохнув, промолвила девушка. – Да кто же расскажет?

– Значит, ищем тех, кто мог Иваныча напоить. Кто в тот день у конюшни шлялся! – Максим взъерошил челку: – Если кто там был, кто-то другой мог видеть. Кто? Учителя – вряд ли, они все в новой школе. Если кто и заходил в старую, так того допросили уже – мы бы знали.

– Вообще хорошо бы там посмотреть все самим. Ну, у старой школы, – Женька вновь высказала вполне здравую мысль. Макс удивленно моргнул – вот уж не знал, что напарница, оказывается, такая умная!

– Жень, ты не отличница, часом?

– В прошлом году была. А сейчас – хорошистка. Почти… – девушка неожиданно покраснела и призналась: – По физике только – три. Одна – за год. Ты же Евгения Лукича знаешь – принципиальный. Ничего! Я в следующем году подтянусь, вот увидишь! Как раз выпускной класс будет – восьмой. На «четыре» вытяну! Не веришь?

– Верю, – спокойно кивнул Макс. – Все у тебя получится. Ты такая… такая… не знаю, как и сказать.

– Хорошо хоть не сказал, что зануда. Я бы, между прочим, обиделась.

– Ну что ты, Жень…

Максим взял напарницу за руку и заглянул в глаза – синие-синие, как море, как небо, как сияющий океан!

Закусив губу, Женька подалась вперед. И вдруг вздрогнула! Отпрянула, указала рукой куда-то Максу за спину:

– Там!

– Что «там»? – парень бросил настороженный взгляд на берег. – Нет там никого.

– Нет есть! Был… Вон там он стоял, за ивами. Какой-то мужик в плаще.

– Ну, может, рыбак какой? Крючки проверял или с удочками…

– Может, и рыбак, – девушка снова покраснела. – Может, и крючки. Только взгляд у него был очень уж нехороший. Недобрый такой. Пристальный.

– Так ты и взгляд заметила! А лицо? Узнала, нет? А ну пойдем посмотрим.

Напарники мигом выскочили из лодки и заглянули за ивы. Никого! Лишь налетевший ветер раскачивал ветки, шумел в камышах.

– Осока смята! И трава…

– И вон – камышинка сломана!

– Это рогоз, Жень. А ну пойдем глянем.

Как были – полуодетые, босые – они выбрались на холм, на ведущую к дороге тропинку. Встали, по колено в траве. Ветер раскачивал одуванчики, пахло чем-то пряным, а еще – дегтем. От смазанных сапог?

– Нет никого, – Макс внимательно осмотрелся вокруг. – Ты точно кого-то заметила, Жень?

– Мельком только, – сорвав одуванчик, покивала девушка. – Глаза такие… Ну, я говорила уже. А лицо… нет, не видела. Он в капюшоне был.

– А борода, усы?

– Тоже не видела – там же заросли… Только фигуру – высокий такой.

– Куда ж, интересно, он делся-то?

– Спрятался. – Женя неожиданно хмыкнула, сверкнула глазами презрительно и зло. – Думаю, он за нами не следил специально. Просто случайно увидел и решил подсмотреть. Ну, подумал, что мы с тобой… всякими глупостями тут начнем заниматься. Не на таких напал!

– Вот уж точно. Ну что, теперь к старой школе?

Естественно, старая школа оказалась закрыта, а вот конюшня – нет! Школьного мерина Пегаса куда прикажете девать? Его ведь и кормить надо, да и так использовать – те же оставшиеся вещи из старой школы вывозить. Реактивы, реторты, папки с гербариями и все такое прочее.

Вместо арестованного Шалькина с мерином теперь хлопотал школьный кочегар дядя Вася Розмахов. Летом ему все равно делать нечего. Вне отопительного сезона Розмахов обычно подрабатывал сменным сторожем, как, собственно говоря, и сейчас.

Только вот нынче добавилась новая обязанность – Пегас. Мерина кочегар не обижал, но и не холил так, как Шалькин, да и вообще, Розмахов слыл мужиком серьезным. Десять лет ходки по хулиганской («бакланской») статье за пьяную драку – это ухитриться нужно! Правда, все десять лет дядя Вася не отсидел – отмотав «шестерик», вышел по УДО, но… тем не менее. Вышел, поработал немного в колхозе скотником, а затем устроился в школу кочегаром. В войну они с директором в одном партизанском отряде были. А кого еще брать-то, коли в городке через одного – «сидельцы». Как и везде в провинции, в общем-то.

Подойдя к конюшне, ребята остановились, услыхав доносившееся изнутри радио. И. о. конюха любил послушать новости да разные познавательные передачи. Вот и сейчас слушал что-то про марсиан.

– А он от «Спидолы» не отказался бы! – негромко промолвила Женя.

– Так его тогда тут и не было, – Максим покачал головой.

Напарница фыркнула:

– Можно подумать, отсюда до новой школы далеко!

Резонно! И возразить нечего. Кочегара тоже стоило взять на заметку.

Обойдя конюшню, молодые люди вышли на старый школьный стадион, ныне заросший чертополохом и лопухами, и уселись на скамеечку – думать. О том, что их могут увидеть вместе, волновались не особенно, потому как не больно-то людное было место. Заброшенный стадион – это ведь не клуб, не автостанция, не стройка даже. Если кто здесь и ошивался, так какая-нибудь мелочь класса из пятого.

– Помню, здесь как-то стометровку сдавали. – Максим собрался было поностальгировать, да не дали, перебили не особенно-то вежливо:

– Смори-ка! Палочки, ямки… Совсем недавно в «чижа» кто-то играл.

– Ну да. Играли.

Ишь ты, глазастая!

– Интересно – кто? Может, они кого-то видели?

– Чего же тогда милиции не сказали?

– Просто не придали значения. Знаешь ведь, как у младших мозги устроены. Дети еще!

– А ты откуда знаешь? – удивился Макс.

Напарница усмехнулась:

– Да уж знаю. У меня октябрята в третьем классе – подшефные. Целая «звездочка»!

– Это понятно. Только вот как мы узнаем, кто здесь был?

– Так и узнавать не надо! – негромко рассмеялась девчонка. – Просто здесь немножко посидим. Ну, раз играли, так и еще придут! Не сегодня, так завтра.

– Они могут и с утра играть.

– С утра я посмотрю. У нас же практика рядом.

Ребята проторчали на лавочке около часа. Сидели, разговаривали… Не только о расследовании, но и так, за жизнь. Женька про Ригу рассказывала, у нее там старшая сестра жила. Максим с интересом слушал – в Риге он никогда не был.

– Там старый город, красивый – вообще-е! Домский собор, там орган играет. Лена, сестра, – инженер, на ВЭФе работает, в комсомольско-молодежной бригаде.

– «Спидолы» делают?

– Не только. Много всего еще. В Риге музыкальные магазины хорошие. Я там Монтана купила, Армстронга. А Янис, муж Лены, «Серенаду солнечной долины» подарил. Там такая музыка!

– Слышал.

Так и просидели, никого не дождавшись.

– Ладно, завтра загляну, – Женька подняла аккуратно положенный на землю велосипед, оглянулась. – Завтра вечером встретимся? Как всегда?

– Нет, – Макс покачал головой. – Завтра я в клуб загляну, на танцы. – Ты же со мной не пойдешь?

– Мама не пустит, – с сожалением пояснила девчонка. – А так… хотела бы.

– Так пошли!

– Не. Обязательно кто-нибудь да заметит, матери расскажут. Знаешь же наших. Потом соседи продыху не дадут – все косточки перемоют.

– Ну да, ну да, – Максим спрятал улыбку, но все же не удержался: – Так и скажут – вот она, наша пионерка-то! По танцам-шманцам шастает. Да еще и джаз… Ты еще волосы подлинней отрасти, так и ходи – «колдуньей»…

– О, тогда совсем съедят! Да ты издеваешься!

– Есть немного. Ладно, не обижайся. Перед танцами свидимся, где бы только?

– А давай на нашей улице! На углу, у колодца. – Женька посветлела лицом. – Только ты с ведром приходи. К нам многие ходят. Знают – вода у нас вкусная.

После отъезда напарницы Максим выждал еще минут пять-десять и, усевшись в седло, тоже покатил домой. По пути надо было еще заглянуть в магазин райпо за сметаной. Вдруг привезли? Вдруг да «выкинули»? Блины-то есть, вот к ним бы сметанки!

Очередь у деревянного магазина райпо Макс заметил еще издали и прибавил ходу. Прислонив велосипед к дереву, подбежал к крыльцу:

– А кто последний? Сметану привезли?

– И сметану. И еще творог!

– Творог! Вот здорово. Так я за вами буду.

В очереди, как всегда, не молчали – лениво поругивали власть, причем привычно и без всякого страха. А чего бояться-то? Чай, не прежние времена, двадцатым съездом осужденные.

– Уж раньше бы за сметанкой так не ломились! Своя бы была. И молочко свое, и творог. Коров-то многие держали. А сейчас что? Раз-два – и обчелся.

– Так ведь некогда, мать! Все же работают – когда и косить-то? А на корову, считай, два-три стога на зиму надобно.

– Это еще смотря где косить! Вот Потаповым покосы выделили – тьфу! В заовражье, самая неудобь. Попробуй-ка там покоси.

– И все равно есть еще коровушки.

– В колхозном-то стаде? Конечно, есть.

– Коровушка, она богатым не сделает. Однако и с голоду помереть не даст.

– А комбикорм? Купи сейчас комбикорм попробуй!

– То-то вы весь хлеб скупили!

– Кто скупил-то?

– Да вы! Бывалыча в столовой бесплатно хлеб-то брали. Не так уж и давно.

– Ну и где он, твой бесплатный хлеб? Там же, где и творог, и молоко.

– Зато в космос летаем!

– Подождите, вот целину поднимем. Выстроим агрогорода!

– Ой, граждане! Я так думаю – лишь бы войны не было. А уж это все мы переживем. Чай, не такое переживали.

– У нас и без войны людей убивают. Вон учительницу-то… Говорят – конюх!

Максим навострил уши.

– Это Иваныч-то? Врут. Он и мухи не обидит.

– Это когда трезвый. Пьяные-то все мы хороши!

– Ой, да она уж такая была, учительница эта…

– Какая бы ни была, все одно – живой человек! Жалко. Молодая совсем.

– Да я не об том, что такая… Молодежь, она нынче вся другая. Думаю, милиции бы ревнивцев проверить, а не первого попавшегося хватать.

«А ведь верно!» – Макс закусил губу.

Как же он сам-то не догадался! Ведь убийство-то вполне могло и из ревности быть!

Глава 4
Озерск,
начало июня 1963 г.

Свой «Восход» Владимир Андреевич теперь оставлял под навесом. Хозяйка дома, тетя Глаша, у которой следователь снимал комнату, раньше держала корову и под навесом развешивала для просушки сено. Нынче же, в свете последних постановлений партии и правительства, буренку стало держать накладно, вот и пришлось сменить на козу. А коза – не корова, сена столько не ест. Вот и осталось место для мотоцикла. Ну, чтобы не под дождем.

– Владимир Андреевич! Завтракать идите! – пожарив глазунью с салом, тетя Глаша стукнула в комнату постояльца.

Тот тут же откликнулся:

– Спасибо! Иду.

Отказываться было нельзя – обида. Опер Игнат строго-настрого предупредил.

Сквозь распахнутое настежь окно на кухню заглядывало солнце. Стоявшие на подоконнике цветы в разномастных горшках отбрасывали на стол причудливые угловатые тени. В углу, у печки, мурлыкая, лакала молоко кошка.

– Ох, быстро же вы управились, Глафира Ивановна! – следователь вымыл под рукомойником руки, уселся за стол. – Ну, тут на пятерых, не иначе!

– Кушайте, кушайте! – Тетя Глаша – румяная женщина лет пятидесяти с круглым добродушным лицом – подвинула поближе к гостю изрядных размеров сковороду. Озерск населяли в основном выходцы из близлежащих деревень, а кто же в деревне из отдельной тарелки ест? Только все вместе, из одной сковородки. Да и щи хлебали – из общей миски.

– Вот, сметанку берите. Вчера в раймаг привезли – так сразу очередища!

По проводному радио звучала бравурная фортепьянная музыка – передавали производственную гимнастику. «Поставьте ноги на ширину плеч… И-и… раз-два… три-четыре… Поднимаем колени выше, товарищи!»

– В магазине вчера девчонку убитую вспоминали. – Усевшись напротив, тетя Глаша взяла вилку и зацепила прозрачно-золотистую зажаристую шкварку. – Хорошая она была, Лида-то. Всегда такая приветливая. Хоть и болтали про нее разное.

Алтуфьев задержал вилку над сковородой:

– А что болтали, Глафира Ивановна?

– А то и болтали. Будто бы гулящая она была. С разными парнями шуры-муры крутила. Не знаю уж, серьезно или нет. Ну, в больших-то городах, верно, так и принято – позору нет.

– Хлебушка подайте, пожалуйста. Мерси! А что за парни? – как бы между прочим поинтересовался следователь.

Хозяйка отмахнулась:

– Да всякие. Вон хоть Мишка Замятин, тракторист, или Чудаков Иван из гаража… Тот хоть холостой, а Мишка-то – женатый. А жена его, Валька, – не девка, а чистый черт! Бывало, Мишку-то ка-ак саданет ухватом!

– Серьезная, я смотрю, женщина…

– Уж куда серьезней-то! Не смотри, что антилигенция – агроном… Еще и Виталий Федорович, счетовод колхозный, – и тот к Лиде подкатывал. Мужчина немолодой, положительный. Вдовец.

– Ну, подумаешь, трое всего, – усмехнулся Алтуфьев. – Экое дело. Для молодой да красивой!

– А еще Котька Хренков, молодой совсем, только с армии. Они и на танцульках, говорят, жимкались… А Котька с Копытиным Витькой подрались еще по весне в клубе. Дак тоже, говорят, из-за нее.

– Значит, пятеро получается, – следователь потянулся к стакану с только что налитым чаем.

Хозяйка согласно кивнула:

– Получается так. Хотя кто его знает? Может, еще кто был. А вот эти-то – всем известные.

– Спасибо, Глафира Ивановна. Пойду.

– Удачи, – пожелала тетя Глаша. – Вы уж, Владимир Иваныч, разберитесь там. Не верит народ-то, что конюх убил. Больно уж мужик-то он хороший.

– Обязательно разберемся! – Алтуфьев оглянулся с порога. – На то я сюда и послан.

Заглянув в свою комнату, следователь присел на минутку за стол, записал карандашиком в блокнот фамилии-имена: Константин Хренков, Копытин Виктор, Виталий Федорович, счетовод, Иван Чудаков (гараж), тракторист Михаил Замятин.

Записал, подумал и дополнил список агрономом Замятиной Валентиной. Раз уж она родного мужа ухватом гоняла, то садануть сопернице по голове статуэткой – очень даже могла. Особенно в припадке гнева.

Вообще-то версию убийства из ревности Алтуфьев всегда держал в голове, пусть даже и подозреваемый уже имелся, и все улики – против него. Так-то оно так, да только не похож Шалькин на насильника. Убить – да, по пьянке, наверное, мог. Но чтобы так обстоятельно, хладнокровно – сначала оглушить, затем изнасиловать, а уж потом – тут же! – добить. Это совсем нужно быть изувером, извергом! Хотя не зря ведь говорят, чужая душа – потемки. Будем надеяться, психиатрическая экспертиза что-то покажет. В пользу Шалькина… или наоборот. Вообще же начальство две недели дало. Можно и по версии ревности поработать. Не забывая, конечно, о главном – о подозреваемом. Раз он уже есть. Да еще, по сути, взятый с поличным.

Конюха на допрос следователь больше не вызывал – не видел особого смысла. Подозреваемый упорно стоял на своем – то ли и вправду ничего не помнил, то ли хитрил. Да и черт с ним, пускай вину свою не признает! Под давлением неопровержимых улик на суде обвинение в одни ворота прокатит. Тем более сейчас не старые времена, и признание – не царица доказательств. Обойдемся без его признания, не впервой! Возможных свидетелей только надо установить, понятно, что косвенных. Без них – не обвинение, а третий сорт, нечистая работа.

Свидетели… Что бы они могли по этому делу знать или видеть? Если считать, что убийство и изнасилование произошли спонтанно, на кураже… Кто-то мог с Шалькиным выпивать, это да… Собутыльников искать надо – опера с участковым поторопить. Еще кто-то мог видеть, как конюх в старую школу заходил, ну, или слышать что-нибудь, вряд ли там все по-тихому прошло. Два часа дня – не ночь же глубокая и не раннее утро. Может, кто-то проходил мимо, местные – те, кто рядом живет… Там недалеко – на Школьной – парочка двухэтажных бараков имеется. Так, на Среднее озеро, на Школьные мостки идти как раз через старую школу. Правда, не сезон еще. Хотя жарко сейчас, пусть и вода холодноватая, еще не успела толком нагреться, но все равно – многие уже купаются. Особенно дети, подростки. Вот пусть Дорожкин детей этих и установит.

Внезапно зазвонил телефон. Алтуфьев услышал в трубке голос судебно-медицинского эксперта, местного врача-патологоанатома.

– Окончательная экспертиза? В смысле – окончательная? Да, помню, мы по травмам поскорее просили… Что-что? Беременна? Пять недель? Хм, однако…

Вот так-то вот, братцы!

Положив трубку, Владимир Иванович поднялся из-за стола и задумчиво посмотрел в окно, выходившее на главную – Советскую – улицу.

Погибшая-то был беременной! На пятом месяце, незаметно еще. От кого, интересно? И еще интересней – имеет ли это отношение к делу? Если убийца – Шалькин, то, конечно, нет. Не от него же она забеременела! Тут много есть от кого… Если убийца – Шалькин, так и черт с ней, с этой беременностью. А если не Шалькин? Конечно, девяносто девять процентов, что он. Но один-то процент погрешности все-таки остается…

* * *

Как и договаривались, вечером следующего дня Макс и Женька встретились у колодца. Как раз была суббота – танцы, да еще и получка в леспромхозе. Последнее было видно уже от колодца – на углу Советской и Исполкомовской.

На пологом холме, поросшем вербою и тамянкой, виднелось основательное злачное заведение – сложенная из крепких бревен рюмочная, после знаменитого фильма «Великолепная семерка» именуемая в народе – «Бар». Прямо напротив него, рядом с аптекой, располагалась небольшая, но уютная чайная, где подавали вкуснейшие пирожки! В «Баре» же всегда продавали дешевые конфеты «Барбарис» местного производства, а потому там кроме любителей пива постоянно толклась детвора.

Нынче детворы не было – получка. И в рюмочной, и в чайной публика собралась серьезная – пили пиво, водку и дешевое плодово-ягодное вино, прозванное в народе «чернила».

В целях конспирации Максим притащился с ведром, как и Женя, давно дожидавшаяся его на притулившейся к колодезному срубу скамеечке. Темные волосы ее на этот раз были собраны в хвостик, а спортивную форму – «динамовскую» майку и трусы – девочка сменила на платьице из синего в белый горошек крепдешина.

– Ничего себе! – вместо приветствия заценил юноша. – Вот это наряд! Что-то я у тебя такого раньше не видел.

Покривив губки, Женька дернула шеей:

– Тебе не нравится?

– Наоборот! Очень даже нравится, что ты! – поспешно оправдался Максим, глядя на подкативший к рюмочной новенький милицейский мотоцикл с коляской. За рулем сидел участковый Дорожкин.

– Драка, наверное, – философски заметила девушка. – Заколебутся сегодня пьяных возить. Получка – такое дело.

– А ты откуда знаешь, что получка?

– А не видно, что ли? Да и мама у меня в конторе бухгалтером. Ой, автобус! Смотри какой!

Автобус и впрямь нынче подали большой и красивый. Бело-зеленый, с большими окнами, не то что всегдашний старенький ЗИС, который того гляди развалится. Народу в салоне было много – впритык. Суббота. Из Тянска заводчане все на природу – в Озерск да по деревням, так сказать, на малую родину. Недавно построенный в Тянске металлургический завод, как пылесосом, высосал почти все деревни. А что? Там и профессия, и квартиры. Да и работа – это тебе не в колхозе в страду: паши с утра до ночи.

– ЗИЛ сто пятьдесят восьмой! – Макс согнал с лица готовую вот-вот сорваться улыбку, несколько покровительственную – ну что девчонки в технике понимают?

Однако ошибся…

– Знаю, – широко улыбнулась Женька. – Тридцать два посадочных места. А вообще рассчитан на шестьдесят человек. Это городской автобус вообще-то… Что так смотришь? У меня папа – шофер, забыл?

– Забыл.

Вообще-то и не знал, если честно. С этой немножко взбалмошной, но упертой девчонкой Максим как-то до последнего времени не очень-то и общался. Не принято было, чтобы серьезный, практически взрослый человек, выпускник – и с какой-то там мелочью, семиклассницей… Нет, ну, разговаривали, конечно, – Женька частенько забегала к сестре, все-таки подруги. Макс еще Женькин проигрыватель починил, портативный. Да там и чинить-то особо нечего было – так, чуток припаять.

– Вообще я и ездить могу, – чуть потупив глаза, как бы между прочим похвалилась девушка.

А это – чтобы знал! Чтобы видел – не такая уж она и мелочь.

– На автобусе?

– Издеваешься? На легковой. Запросто! Папа учил. Хотя автобус – что, не машина, что ли?

– Слыхал, слыхал…

Максим хмыкнул: что-то такое он еще по весне краем уха слышал от Катьки: про Женечку Колесникову, про колхозный автобус и кювет!

Послышался треск – мимо проехал белобрысый пацан на мопеде. Максим посмотрел вслед с невольной завистью.

– Вэ девятьсот один Харьковского завода, – тут же вставила слово Женя. – Теперь такие еще и во Львове производят.

– Хороший мопед.

– Мотовелосипед, скорее. Мопед – это «Рига».

Ну да, вообще-то В-901 от обычного «взрослого» велика отличался мало. Разве что колеса чуть-чуть потолще да на раме небольшой бак, а внизу – двигатель. А так все такое же – седло, крылья, педали. Багажник точно такой же, как у Макса на велосипеде «Урал». Не, не мопед – права Женька. Просто велосипед с моторчиком. Иное дело – «Рига»! Элегантный красно-белый красавец, больше на мотоцикл похожий.

– Папа говорит, «девятьсот первый» надежней. А с «Ригой» еще навозишься! О, вон еще один!

На этот раз на «девятьсот первом» проехал почтальон дядя Слава с большой матерчатой сумкой.

Вскочив, Женька замахала рукой:

– Эй! Дядь Слава, нам есть что?

Вряд ли почтальон разобрал в этом треске ее слова, но на отмашку среагировал, остановился, заглушил двигатель.

Высокий, всегда улыбчивый, с пышными каштановыми усами и аккуратной стрижкой «полубокс» с челочкой, почтальон был в Озерске человеком известным и уважаемым. Как и в любой деревне. Хоть и появился здесь не так давно, года полтора назад. Откуда-то с северов переехал.

Почтальон… Письма, газеты, журналы… Радость, а как же!

– Колесниковым есть кое-что, – по-гусарски подкрутив усы, почтальон поправил на голове старую железнодорожную фуражку (говорят, он когда-то работал проводником).

– Вот вам бандероль. Пляши!

– Ой, из Риги! Здорово!

– Газетки: «Пионерская правда», «Комсомолочка», «Сельская жизнь»…

– Спасибочки, дядя Слава!

– Да не за что, – вручив корреспонденцию Женьке, почтовый работник снова полез в сумку. – Тут соседям вашим, Потаповым, открыточка. И постояльцу ихнему, гражданину Мельникову, извещение на заказное письмо. Кстати, тоже из Прибалтики. Из Риги, кажется… Да, потом на почту забеги – за бандерольку распишешься.

– Спасибо вам большое!

– Да ладно! Посылку-то я б, честно сказать, не повез. А бандероль – легкая. Да и все же – мопед. Не самому педали крутить!

Дядя Слава горделиво погладил руль своего Вэ девятьсот первого и, вытащив из кармана пачку «Памира», закурил.

Мопедов, к слову сказать, в последнее время в Озерске развелось очень много! В основном «девятьсот первые», но встречались и «Риги». Покупали их вовсе не детям – до такой степени еще не разбаловали. Нет, брали взрослые мужики – для себя. На охоту съездить, на рыбалку, за грибами в лес, да мало ли. Прав ведь не надо, купил да и езди себе. Особенно хорошо тем, кто на автобазе, – бензин можно свободно достать. Хотя он и так – копейки.

– Ах, милиция, милиция, – глядя, как младший лейтенант Дорожкин усаживает в коляску пьяного, почтальон снял свою старую фуражку. – Лучше бы убийство раскрыли. Эх, жалко девочку. Да и машину в лесу обстреляли недавно… Говорят, аванс везли. Что нового-то, не слыхали?

– Ну, уж тут, дядя Слава, вам лучше знать, – резонно возразила Женька. – Вы же везде бываете.

– Говорят, банда в лесу завелась, – выпустив дым, почтальон стряхнул пепел и подкрутил усы. – Вооруженная!

– Да ну, врут! – вступил в разговор Максим. – Откуда тут банда-то?

Дядя Слава щелчком отбросил окурок и повел плечом:

– Может, и врут. А может, и не врут. Кто знает. Вы, значит, ничего не слыхали?

– Не-е… – хором откликнулись ребята.

– Жаль. Думал, хоть кого-то нашли. А то ведь по деревням езжу – страшновато. Ладно, бывайте. Поеду.

– Всего доброго, дядя Слава!

Надев фуражку, почтальон закрутил педали, разогнал мопед – затарахтел двигатель. Проводив его взглядом, Женька уселась на лавочку и принялась распаковывать бандероль – любопытство взыграло!

Мимо вновь проехал автобус. Тот же самый – «ЗИЛ сто пятьдесят восьмой». На этот раз – в Тянск. Последний вечерний рейс.

– Ой, смотри – Михаил Петрович! – отвлекаясь от бандероли, Женька кивнула на автобус. – Сзади сидит. С бородкой и в шляпе… Ну, дачник городской, Мельников. Что у Потаповых комнату снял. Ботаник! У нас гербарии собирает. Как я!

– А-а…

– Интересно, что же он, насовсем уехал? А как же заказное письмо? Дядя Слава просил…

– Да разберутся они как-нибудь с письмом, Женя. Ладно, пора мне.

– Макс, стой! – ухватив парня за руку, Женька протянула пакет. – Помоги, а то тут бумага такая твердая…

– Давай. – Максим быстро справился с бандеролью.

– Открытка! Это мне на день рождения! – девушка радостно хлопнула в ладоши. – И какие-то странные пленки. Это что, Макс? Рентген, что ли?

– Это пластинки, Женя, – покровительственно хохотнул Максим. Ну, хоть в чем-то сегодня он эту приставучую мелочь уел! А то и про автобусы она все знает, и про мопеды… Гляди-ка – «папа шофер»!

– Видишь, вон – звуковая нарезка. Так и называются – записи на костях. Их стиляги слушают.

– Так, по-твоему, я – стиляга? – Женька сердито сверкнула глазами.

– А вот хвостик распустишь – будешь очень даже похожа!

– Я?

– Смотри-ка, тут и подписано…

– Дай! «Армстронг» – ого! Ой – «Под небом Парижа»! Как здорово-то! Давно хотела эту песню иметь. Еще какой-то Элвис Пресли – такого не знаю…

– Зато я знаю! Это стиль такой – рокенрол. Мы как-то на танцах ставили. Говорю же – стиляга!

– Сам ты – стиляга!

– Слышь, Жень. Ты ребят-то мелких нашла? Ну, тех, что у старой школы в «чижа» резались?

– Ой… нашла! – смутилась девчонка. – За всем этим… совсем забыла рассказать. Там Ракитников Вовик рядом живет, из третьего «А». Ну, мой подопечный, из «звездочки». Так вот, из взрослых он там в тот день никого не видел.

Максим разочарованно свистнул.

– Зато видел ребят. Ну, тех, что в «чижа». Все знакомые, кстати, и Ванька Мошников, а с ним двое помладше, класса из пятого-шестого. Как их зовут, Вовик не знает. Я так думаю… – чуть помолчав, Женька покусала губу, – думаю, вдруг они могли кого-то видеть? Ну, у школы. У конюшни… как раз в тот день, в то время, когда… Хотя бы мельком. А?