Текст книги "Сажайте, и вырастет"

Глава 2

1

Грубый оперативник, давеча подставлявший под генерала стул, больно стиснул мой локоть крепкими как железо пальцами и вывел в коридор.

На полу, на затоптанном линолеуме, я увидел несколько объемистых картонных коробок, доверху набитых пачками всевозможных документов и компьютерными дискетами. И то и другое еще вчера принадлежало лично мне и хранилось в моем кабинете. В офисе.

Обыск, понял я. Все изъято! Однако сыскари-матерщинники, надо отдать им должное, действуют быстро… Стало быть, офиса больше нет. Он разорен. Документы вывезены. Компьютеры опечатаны. Сотрудники – в шоке. Без сомнения, все допрошены. Работа фирмы парализована. Убытки гарантированы.

Я представил себе своих помощников, менеджеров Семена и Сергея, тихих компьютерных мальчишек, стоящими лицом к стене, руки и ноги шире плеч, – и понял, что происходит что-то очень плохое. Какая-то безоговорочная гадость. Когда все успокоится и меня отпустят, мне придется потратить многие недели для того, чтобы все восстановить… А кто оплатит ущерб? Разве можно так бесцеремонно бомбить рабочее место делового человека? Безобразие! Я буду жаловаться…

Тебя, испуганного, но бодрящегося, привозят в следственный корпус Лефортовской тюрьмы, а там ты вдруг видишь свои бумаги. Документы, собственноручно тобой изготовленные и подписанные. В твое отсутствие, без твоего разрешения они собраны каким-то внимательным человеком в аккуратные коробочки для всестороннего изучения. Странные чувства посетят тебя. Ты ощутишь, что какой-то важный период твоей жизни здесь кончается; и в этот же кратчайший пограничный миг стартует другой, столь же важный виток судьбы; перелистывается страница; где счастливец, которому так долго везло? Исчез и больше не вернется.

Я едва успел бросить на свое имущество печальный взгляд, как железные пальцы потянули меня дальше – через дверь, раскрытую сильным толчком руки, в бедно обставленную комнату, насквозь пробитую лучами солнца. Несмотря на яркий свет, помещение показалось мне невыносимо мрачным. Таким, где хорошо чистосердечно признаться в разнообразных правонарушениях, а потом уйти и забыть про все произошедшее, как про страшный сон.

Сощурившись, я увидел двух страдающих от жары мужчин. Оба мгновенно повернули в мою сторону влажные лица. Один из них был мой адвокат Максим Штейн – склонный к полноте молодой человек с огненно-рыжей шевелюрой и водянистыми глазами, выражающими полное отсутствие каких бы то ни было признаков совести.

2

До сегодняшнего дня я видел адвоката лишь однажды – в момент знакомства. Тогда сидели втроем, в конторе; был еще босс Михаил. Собственно, он и организовал встречу.

Всякий серьезный банкир всегда готов купить – и покупает – информацию о себе. Он не ищет специально: осведомленные люди в нужный момент появляются сами, чтобы сообщить о предполагаемых милицейских акциях. За вознаграждение.

Так что босс узнал о том, что его младшего компаньона ищет прокуратура, заблаговременно. И срочно подыскал опытного защитника. И устроил совещание, втроем.

Несмотря на примерно одинаковый возраст и происхождение – всем троим около тридцати, все трое интеллигенты, – собеседники вели себя разно. Банкиры страдали нервным тиком: я дергал щекой, Михаил – плечом и челюстью; оба часто курили, морщили лбы и излишне аффектированно теребили в руках дорогостоящие зажигалки и авторучки. Ребята с большими деньгами и большими проблемами.

Адвокат, напротив, держал себя чрезвычайно благодушно и часто раздвигал в осторожной улыбке пухлые щеки человека, никогда не переживающего по пустякам.

– Это Андрей, – сказал Михаил, указав на меня массивным квадратным подбородком. – Моя, типа, правая рука. И левая. Скорее даже левая, учитывая, типа, круг его задач. Но и правая тоже…

– Я понял, понял, – поспешно кивнул Рыжий, поправляя отменно завязанный узел дорогостоящего галстука. Мой галстук стоил минимум втрое больше.

Босс поморщился. Он совершенно не выносил, если его перебивали. Общение Михаила с окружающими происходило всегда в форме монологов (на то он и босс). Монологи начинались всегда трудно, косноязычно. Однако по мере того как мысль хозяина разгонялась, произносимые фразы становились все круглее и четче.

– Как только его возьмут, – Михаил повторно двинул в мою сторону подбородком, – вы приступите к работе. Начнете, типа, действовать. Не стесняясь в средствах. Говоря о средствах, я имею в виду как непосредственно наличное бабло, так и те поступки, которые вы предпримете для скорейшего освобождения моего человека из-под стражи. Подчеркиваю особо: вы обязаны будете предпринять все меры! – Босс значительно повысил голос и перечислил: – Жалобы!.. Ходатайства!.. Звонки из высоких административных кабинетов!.. Газетные статьи!.. Репортеры с телекамерами!.. И так далее, вплоть до уличных манифестаций с плакатами и скандированием лозунгов…

Рыжий бросил на меня заинтересованный взгляд. Что за мальчонка такой, если ради него следует расшибиться в лепешку? Его любопытство, острое, с оттенком зоологии, я запомнил. Так боязливо, но и почти восторженно смотрят посетители зоопарка на маленького зверя, энергично расхаживающего по своей тесной клетке и бьющего направо и налево сильным хвостом.

– А вы уверены, – спросил адвокат, – что его возьмут?

– Я сам видел копию постановления о задержании, – буркнул Михаил. – Своими глазами.

Рыжий помолчал.

– Может быть, все обойдется?

Босс засопел. Он имел значительный недостаток: считал себя умнее всех остальных шести – или сколько их там есть – миллиардов человеческих существ. Он поджал бледные губы и попросил:

– Не надо успокаивать. Не надо успокаивать! Я окончил Московский университет. У меня диплом психолога. Я год работал на «телефоне доверия». Успокаивал, типа, самоубийц…

Адвокат опустил глаза.

– Если бы я… типа, хотел себя успокоить, – продолжал давить босс, – я бы сам себя успокоил! Вы, Максим, успокаивайте лучше его. – Новый кивок в мою сторону.

Я вдруг ощутил раздражение. Обо мне в моем присутствии говорили, как будто меня здесь не было.

– Это он, – тихо сообщил босс, – курировал всю сделку с тухлым миллионом… Он готовил и подписывал контракты и прочие бумажки… Прокуратура хочет главным образом его, а никак не меня. Я – совершенно чистый. Официально в этой фирме я – никто. А он – замазан, и очень круто…

Максим Штейн вдруг продемонстрировал решительность. Он встал и застегнул пуговицы.

– Я немедленно наведу справки о вашем деле, – сухо произнес он. – У меня тоже есть связи. Я посоветуюсь со старшими коллегами. Посмотрю литературу. Сегодня же вечером я буду готов к повторному, более детальному разговору. А сейчас позвольте откланяться…

– Думать побежал, – предположил я, когда рыжий юрист вышел, с усилием закрыв за собой стальную дверь.

– Да, – согласился Михаил. – Типа, испугался…

– Не надо было разговаривать здесь…

В нашем подвале были ободранные стены и щербатый пол, мебель – дешевая и потертая. Но у стены в ряд стояли четыре новейшие купюросчетные машины «Магнер», заботливо укрытые пластиковыми колпаками, у второй стены – две машины для уничтожения бумаг. Каждая в секунду рубила в мелкое конфетти воскресный выпуск газеты «Коммерсант» (я проверял). Рядом с дверью помаргивали два огромных монитора со свитчерами на шестнадцать видеокамер наружного наблюдения. Стальная дверь, укрепленная по периметру титановой рейкой, весила двести пятьдесят килограммов. Противу двери покоился сейф, весивший в три раза больше. Его втаскивали сюда четверо грузчиков на специальной тележке с гидравлическим приводом. Вся операция стоила как три пары моих ботинок. Ведь людям потом пришлось приплатить, чтобы они помалкивали.

Попав в такое место и услышав разговоры о краденом миллионе, даже сведущий человек, даже уголовный адвокат – если не испугается, то задумается. Может, не стоит рисковать?

– По-моему, он так и не понял, кто я такой.

Босс хмыкнул:

– А ты сам-то понимаешь, кто ты такой?

– Конечно! Я – молодой и перспективный российский предприниматель. Финансист. А еще – махинатор. Кроме того, я тот, кто прикрывает твой зад.

Михаил смотрел на меня без улыбки. Мы были друзьями, но наша дружба развивалась как отношения людей умных и серьезных. Панибратство исключалось. Особенно на работе.

– Хорошо, – кивнул босс. – Когда будешь объясняться в милиции, не говори, что ты махинатор. И про мой зад тоже не говори. Сосредоточься на том, что ты финансист и этот… как его… молодой и начинающий.

– Перспективный! – поправил я.

– Да, и это скажи тоже.

Так мы шутили между собой в середине лета девяносто шестого года, когда уже знали, что за нами ведется охота.

Вот простая история. Двое юношей, незнакомые друг с другом, приехали в главный город страны – учиться. Обоим повезло. Они стали студентами лучшего в мире университета. Однако в последние десять лет тысячелетия все в стране перевернулось. Некогда престижные гуманитарные профессии – психолог, журналист – теперь не гарантировали не то что материального достатка, но даже и куска хлеба на столе. Со свойственной обоим решительностью молодые люди бросили работу по специальности. Стали искать новые точки для приложения сил.

А как иначе? Еще вчера ты был старшекурсник, спортсмен, эрудит и весельчак, приятель красивой девушки с пушистыми волосами, а сегодня какой-то стриженый мерзавец сажает твою подругу в машину с тонированными стеклами и увозит в ресторан.

В общем, обогащаться хотелось больше, чем совокупляться. Притом что первое гарантировало второе.

В ходе жесточайшей пьянки – ее назвать бы студенческой, только почти все ее участники собирались бросать учебу – двое парней, Михаил и Андрей, рассказали друг другу похожие истории о своих девушках, переметнувшихся к стриженым тонированным соперникам. Возникла симпатия. Михаил показался Андрею очень желчным, но Андрей отнес недостаток на счет возраста. Его новый приятель был старше. В двадцать два года еще можно не иметь доходной профессии, статуса и приличных брюк, но в двадцать шесть – уже кошки скребут. Кто я? Кем я стал? Что я сделал? Проклятые вопросы, безжалостные лезвия, ранящие молодое самолюбие.

Андрей понял Михаила, а Михаил – Андрея. И тот и другой желали от жизни лучшей доли, адекватной вложенным усилиям, энергии, таланту.

Чего хотели Андрей и Михаил?

Чего мы все – студенты, молодые люди с блестящими дипломами и дырками в заношенных свитерах – хотели тогда, в девяносто первом?

Всего, и немедленно.

Успеха. Победы. Движения вверх. Непрерывной личной экспансии. Абсолютной самореализации. Чести. Славы. Статуса. И денег.

Хотелось прогреметь. Осчастливить человечество. Усовершенствовать Вселенную. Конвертировать личный гений в его доказательства. Вычислить секретную формулу, гарантирующую счастье всех людей. Получить за это Нобеля, Оскара, Букера, Пулитцера. И денег.

Хотелось женщин, автомобилей, коньяков. Хотелось приключений, драк, путешествий по краю. Риска. Хитрого маневра. Удачи. И денег.

Хотелось положить всю планету перед собой, словно горячий кровавый бифштекс, разъять и сожрать.

Запить вином.

Кто не был в двадцать лет мегаломаньяком, хотя бы чуть-чуть, – тот в тридцать никем не станет.

А дальше мы не загадывали.

Гоп-команда полудиких провинциалов, мы почти покорили столицу – с разгона поступили в лучший университет. Ясно, что дальше будет так же. Вверх и только вверх! Карабкаться, не сомневаться, не останавливаться. Не лениться, не спать, не тормозить…

Ни Андрей, ни Михаил – несмотря на дипломы, тренированные интеллекты и тела – понятия не имели о том, что и как делать. Но однажды Михаил придумал.

Позвав в напарники Андрея, он стал покупать и продавать деньги.

Три года упорной работы ушло на то, чтобы наладить бизнес и приобрести опыт.

Вот что-то стало получаться. Вот грянула первая прибыль. Вот все увеличилось. Вот сменился круг общения, выросли запросы; вот дорогие наручные хронометры украсили запястья; вот прибыли стали сверхприбылями, и лучшие туалетные воды оросили острые кадыки; и показалось – ВСЕ ВОЗМОЖНО; и отошло на задний план все, кроме денег, – свободное время, жены и дети, друзья, отдых, здоровье, интересы, хобби, а деньги в ответ благодарно приумножались, росли, разбухали – оставалось лишь неотлучно находиться рядом, чтобы проверять и контролировать…

Теперь налаженный бизнес мог рухнуть, пойти прахом. Что еще оставалось делать Михаилу и Андрею? Только мрачно шутить.

3

…Второй человек, находившийся в комнате для допросов, с расстояния в четыре шага выглядел как начинающий пенсионер. Его одежда состояла из тяжелой клетчатой рубахи и брюк – сильно потертых, но вполне чистых и тщательно выглаженных. Лоб пересекали глубокие продольные морщины. На носу прочно сидели массивные, в черной оправе, очки с большими диоптриями.

Однако, подойдя ближе, я увидел, что морщинистому очкарику от силы лет сорок, а преждевременное увядание кожи лица вызвано, очевидно, сидячим образом жизни.

На столе перед «клетчатым» незнакомцем располагался переносной компьютер, рядом – портативный принтер со вставленным уже в него листом бумаги. Меж двумя механизмами невинно покоилась тощенькая папочка-скоросшиватель, светло-серая, слегка захватанная по краям пальцами.

Четыре жирные черные буквы на картоне образовывали короткую зловещую комбинацию:

ДЕЛО.

Далее следовал номер из многих цифр.

Я полез в карман, извлек платок и вытер обильно выступивший на лбу пот.

– О! Привет! – дружелюбно, ровным голосом произнес преждевременно увядший, нацеливая на меня свои стекла. – Ты, я так понимаю, Андрей, да?

Я осторожно кивнул.

– А я – следователь Генеральной, это самое, прокуратуры. Твой.

– Мой? – переспросил я.

– Да, твой. Меня зовут Степан Михайлович. Фамилия – Хватов. Я буду с тобой работать.

Хватов, с горечью сказал я себе. Отлично. Вот это да. Значит, Хватов. У тебя были свой водитель и свой массажист, а теперь есть и свой следователь. И зовут его – Хватов.

Кого же хватал твой далекий предок, уважаемый Хватов? Не иначе таких, как я.

– А с ним не надо работать, – как бы небрежно, но решительно высказался адвокат, ободряюще мне подмигнув. – Его нужно допросить и отпустить! Вот и все! Давайте начнем, чтобы человек не терял время! У него – бизнес! Много дел! Он и так упустил из-за вас почти полдня!

– Не возражаю, – мгновенно ответил очкарик и сделал в мою сторону приглашающий жест. – Присаживайся…

Он указал на табурет, мертво укрепленный возле стола, и я сел. Боком.

Всякий банкир знает, что на допросе приходится сидеть в профиль к начальнику. Это – психологический прием. Клиента усаживают боком, ему неудобно, он вынужден двигаться, скручивать корпус, ему труднее сосредоточиться и, соответственно, обмануть следствие.

А я – сидя в бедно обставленной, но с высоким потолком комнате, за коричневым, во многих местах поцарапанным столом, ерзая своим тощим, однако твердым задом по вделанному в пол табурету, перед следователем Генеральной прокуратуры, в кабинете для допросов Лефортовского изолятора, – я задумал соврать.

– Жарко в вашей Москве, – неожиданно пожаловался следователь. – И шумно. Очень…

– Москва не моя, – заявил я резко. – У меня и регистрации нет…

– А вы, – Хватов обратил стекла в сторону адвоката, – тоже не местный?

Рыжий лоер с достоинством пожал плечами.

– Почему же? Коренной. В третьем поколении.

– Как же ты, это самое, живешь здесь без прописки? – удивился Клетчатый, снова переводя на меня окуляры. – У тебя что, не проверяли документы?

– Много раз, – мирно ответил я. – Но я даю денег, и меня отпускают. Я не жадный. Всегда плачу по таксе. А москвичей, как и вы, не люблю… Откуда будете, Степан Михайлович?

– Из Рязани.

– Вот это да! – воскликнул я. – Из Рязани! Да мы – почти земляки!

Следователь недоверчиво прищурился.

– Земляки?

– Практически да. Серебряно-Прудский район, – отрекомендовался я. – Самый юг Московской области. Раньше входил в состав Рязанской области. Там я вырос…

Сообщив морщинистому человеку, что мы оба с ним происходим из одной социальной группы – провинциалов, я рассчитывал на его симпатию и, видимо, не ошибся. Теперь не только генерал Зуев, но и следователь ясно понял, что за свою свободу я готов платить. По таксе. Одержав первую маленькую победу, я закурил.

– Начальство сказало, – Хватов аккуратно двинул в мою сторону картонную пепельницу, в точности такую же, какие я видел в соседнем кабинете, – что ты готов, это самое, дать показания…

– Совершенно верно, – поспешно ответил я, стряхивая пепел облегченной ментоловой сигаретки. – Правдивые и исчерпывающие! Даю показания – и сразу же покидаю ваше жуткое заведение.

– Это тебе генерал пообещал? – осторожно спросил Клетчатый.

– Лично!

Следователь задумался. Открыл ДЕЛО, заглянул, перелистал несколько страниц, постучал пальцами по кнопкам клавиатуры и вздохнул.

– Ясно. Что же, начнем. От твоих, это самое, показаний зависит многое… Ты ведь у нас, это самое, подозреваемый. Будешь крутить и врать – мы тебя посадим в камеру…

– Одну минуточку! – вскочив со стула, рванулся в бой Рыжий. – В какую такую камеру? Это психологическое давление! Угроза! Мой клиент – честный человек! Он платит налоги! Он создает рабочие места! Он банкир! А банки – кровеносная система экономики! После допроса он пойдет домой в любом случае!

Хватов улыбнулся.

– А если он, это самое, чистосердечно сознается?

– В чем?! – одновременно выкрикнули я и адвокат.

– В хищении.

– Его не было!!!

– Было, – возразил рязанский дядя и снова направил стекла в мою сторону. – Украденные деньги прошли, это самое, через организацию, подконтрольную тебе лично, Андрей. У нас собрана, это самое, доказательная база. Платежные поручения. Банковские выписки. Другие бумаги. На документах – твоя подпись…

– Покажите! – грубо потребовал Рыжий.

Следователь поморщился.

– В свое время мы, это самое, предъявим вам все бумаги… Установленным порядком.

– А чего тянуть? Давайте решим проблему прямо сейчас! – Адвокат опять сел. Он улыбался, но произносил слова с большим нажимом. – Мне и моему клиенту совершенно ясно, что произошло какое-то недоразумение. Разрешим его, пожмем друг другу руки и разойдемся!

«Хорошо работает, – мысленно похвалил я Максима, а заодно и своего дальновидного босса, подыскавшего для меня не убеленного сединами старика, но энергичного парня, делающего свое дело резко, с драйвом. – Однако дела мои плохи. Ведь я не самый законопослушный гражданин. У меня рыло в пуху. Я много раз проворачивал незаконные финансовые сделки. Фабриковал чужие подписи. Изготавливал фиктивные бумаги. Вовлек в это неблаговидное занятие множество других людей. Рязанский дядя в мощных очках не выглядит профаном. Он в два счета пришьет мне неуплату налогов, подделку документов и, возможно, что-нибудь еще…»

Вдруг что-то стало быстро остывать в моей груди, сжало и укололо. Задорого купленный пиджачок не согрел, и эксклюзивная рубаха жатого шелка не сдержала рвущийся из-под ворота запах телесной влаги. Тоска и стыд оказались слишком сильны – мне захотелось сейчас же встать и убежать из этого страшного места. И никогда не нарушать закон. Работать за твердый оклад, воспитывать сына, быть веселым и спокойным, навсегда забыть о честолюбивых мечтах и не смотреть по сторонам – чтобы не увидеть тех, кто сумел удовлетворить свое честолюбие…

Но моему покаянию недостало энергетики. Все иссякло в несколько мгновений. Я стиснул зубы, еще раз отер скомканным платком взмокшую напряженную физиономию и заставил себя вспомнить, что главное в моей жизни сейчас – деньги.

«А ну-ка, говнюк, успокойся, – мысленно велел я себе. – Изобрази улыбку, не затягивайся так жадно сигаретой. И сядь ровно!»

– Знаете, гражданин следователь, – спросил я, – каково главное условие хорошей работы мозга?

– Нет, – осторожно ответил Хватов, – и какое же?

– Прямой позвоночник.

Следователь непроизвольно выпрямил спину и развернул плечи.

Такова моя любимая шутка; домашняя заготовка; она всегда помогала мне установить контроль над разговором и даже слегка подавить психику собеседника, кто бы он ни был. То, что прием сработал даже сейчас, на допросе, в легендарной и страшной Лефортовской тюрьме, почти развеселило меня и придало мне сил.

– Как построим, это самое, разговор? – спросил Хватов после маленькой паузы. – Как будешь давать показания? В форме вопросов и ответов?

– Надо подумать, – ответил я.

– Думай, – разрешил следователь и застучал пальцами по клавиатуре. – Только недолго. А пока уточним, это самое, твою биографию…

Двадцать семь лет моей жизни уместились в пять минут. Родился. Окончил школу. Работал на стройке. Поступил в университет. Отслужил срочную службу. Бросил университет. Женился. Занялся коммерцией. В качестве поля для бизнеса выбрал финансовый рынок…

Наконец, настал момент, когда я должен был упомянуть босса. Ведь именно Миша Мороз привел меня на упомянутый финансовый рынок, будь он неладен. Это босс Михаил научил всему. Показал, что и как делать. Растолковал правила. Взял в совладельцы выгодного предприятия. Ссудил деньгами. Превратил из нищего недотыкомки в блестящего столичного яппи.

Я напрягся. В горле пересохло. Мелко задрожали тонкие мышцы внизу живота. Так тело протестовало против осуществляющегося обмана. Включило защитный механизм. Мне пришлось призвать на помощь все самообладание.

Каждому моменту истины соответствует свой момент лжи. Критическая точка. Порог, который надо перешагнуть. И я шагнул. Умолчал о человеке, который сейчас должен сидеть, боком, на твердом табурете – вместо меня.

– В тысяча девятьсот девяносто третьем году мною, – я прокашлялся и глубоко затянулся гадким дымом, – мною, значит… мною… была учреждена финансовая компания. Она… занималась операциями на фондовом рынке. Сейчас, спустя три года, эта компания находится в стадии реорганизации. Превращения в полноценный коммерческий банк…

– Вы, это самое, его единоличный владелец?

– Естественно, – вальяжно бросил я и снова глотнул дыма.

– А какие функции, – монотонно пробубнил Клетчатый, – выполняет, это самое, в вашей структуре Михаил Мороз?

Тут мне удалось очень натурально поднять брови. Я повернулся к адвокату. Тот превосходно подыграл: тоже недоуменно пожал плечами.

– А он-то здесь при чем? – спросил я.

На свете нет ничего гаже и отвратительнее сознательного вранья, и сначала я чувствовал себя скованно. Боялся, что задрожат руки или пот потечет по вискам. Однако в кабинете стояла такая духота, что все трое – и я, и Рыжий, и морщинистый уроженец Рязани – обильно потели, сжимали в ладонях платки, отирали ими взмокшие лбы и шеи и отдувались. Я спасся этим – замаскировал нарастающее волнение мелкими движениями рук, скомкал в кулаке влажный кусок ткани, раздавил сигарету о дно пепельницы, взял из пачки новую, закурил и обменялся красноречивыми взглядами с адвокатом, с ужасом и облегчением понимая, что теперь – назад дороги нет. Самое главное – сделано. Босс выведен из-под удара.

Технике допроса учат годами. В специальных милицейских школах. Преподают как сложную науку. Заставляют писать контрольные и ставят оценки. Светлые головы, не самые худшие умы, непрерывно продвигают эту дисциплину вперед.

Обвиняемые же и подозреваемые, наивные преступники и легкомысленные подонки, противостоять научным методам не умеют. Они не создали своей науки противодействия. С чего все начинается? Как себя вести? Как слушать вопросы, как формулировать ответы, какова при этом должна быть мимика? Жесты? Поза тела? Тембр голоса?

– Отвечай на вопрос, Андрей, – сказал следователь. Я развел руками:

– Ну, Михаил Мороз – мой сотрудник… Нечто вроде завхоза. Он что, тоже задержан?

– Да.

Я исполнил веселое изумление. Хлопнул себя ладонью по коленке.

– Но это же глупо! Мои подчиненные здесь совершенно ни при чем! С какой стати тащить в изолятор совершенно невиновных людей? Миша Мороз закупает для моего банка факсы и ксероксы! Оргтехнику! Вот и вся его работа!

Хватов миролюбиво развел руками.

– Если это так, мы его отпустим. А теперь перейдем к факту хищения…

Рыжий лоер подпрыгнул из положения сидя и раскрыл рот, чтобы возмутиться, но я остановил его движением руки и надменно отчеканил:

– Повторяю! О хищении мне ничего не известно! Я не занимаюсь воровством денег из казны государства! Этот бизнес мне не нравится! В нем слишком велики уровни рисков и моральные издержки! Я ясно излагаю?

Следователь хладнокровно кивнул. Он производил впечатление необычайно уравновешенного человека.

– Вы не пришьете мне хищение никогда, – продолжил я, гордо подняв голову. – По той простой причине, что я его не совершал! Любому умному человеку это стало бы ясно после трехминутной беседы. Вместо того чтобы арестовывать меня и моих подчиненных, разорять мой кабинет, в который я даже уборщицу не допускаю, достаточно было просто прийти ко мне в офис и задать все ваши вопросы…

– Твой кабинет – это твой кабинет, – назидательно произнес Хватов. – А мой кабинет – это мой кабинет…

И он с удовлетворением обвел глазами стены, показывая мне, что вполне доволен своим рабочим местом. Хотя, на мой взгляд, гордиться было совершенно нечем. Несгораемый шкаф эпохи позднего Брежнева, облупленный подоконник, кривоватая дверь, грязный линолеум, немытые оконные стекла, частицы пыли, подвешенные в воздухе, серебристо отсверкивающие в полосах солнечного света, – все выглядело поистине жалко.

– Кстати, о твоем кабинете, – заметил рязанский человек. – Во время, это самое, обыска там изъяты ключи и документы от трех автомашин. Все зарегистрированы на твое имя. Но нигде не найдены твои водительские права…

– Вы что, – тихо спросил я, – вскрыли мой сейф?

– Естественно, – следователь развел руками. – Обязаны, это самое, и вскрыли.

Сейф стоил в два раза дороже, чем дом в городе Рязани, и то, что он уже вскрыт (всего за несколько часов!), меня разозлило и обидело. Продавцы стального монстра гарантировали мне полную невозможность вторжения. Сегодня же позвоню и устрою скандал, решил я. Потребую деньги обратно.

– Вскрывать сейф вы не имели права, будет подана жалоба.

– Четыре, – вставил Рыжий.

– Да, конечно, – рассеянно кивнул Хватов. – Но я о другом. Мы не нашли твои права.

– Все правильно, – кивнул я. – У меня их нет.

– Как же ты, это самое, ездил?

– Так и ездил, – беспечно ухмыльнулся я. – Без прав. Если останавливали – платил по таксе. Я же говорю, я не жадный. И таксу знаю. Кроме того, у меня есть личный шофер.

– Где он находится сейчас? – быстро спросил Клетчатый.

– Не скажу, – с наслаждением парировал я. – А то вы и его повяжете, как завхоза…

Легенду «завхоза» я и босс Михаил сочинили совместно, за две недели до ареста. После пары стаканов «Чивас Ригал». Вышло в рифму: «завхоз Мороз». Оформили, задним числом, и договор найма, и трудовую книжку, и ведомость заработной платы, и пропуск с печатью и фотографией.

– Не переживай, – участливо сказал следователь. – Твой завхоз – не пропадет. Хотя у нас есть данные, что он тоже причастен к хищению…

Я помертвел, но заставил себя раздвинуть губы и улыбнуться.

– Любопытно было бы поглядеть… на ваши данные…

Следователь осторожно положил костлявую ладонь на папочку-скоросшиватель и погладил.

Я немедленно захотел предложить ему плату по самой высокой таксе, чтобы он разрешил мне хотя бы перелистать содержимое ДЕЛА. Но вовремя одумался. И стукнул рукой по столу.

– Черт с ним, с завхозом! Найму себе другого. Не будем терять времени! У меня сегодня в пять часов важнейшая деловая встреча, так что поторопимся…

– С тобой приятно иметь дело, – задумчиво произнес Хватов. – А чем конкретно занималась, это самое, твоя финансовая компания?

– Моя финансовая компания, – ответил я, – занималась операциями на финансовом рынке.

Следователь чрезвычайно спокойно проглотил издевательское высказывание.

– Так и запишем, – пробормотал он, нажимая кнопки. – Какими именно операциями?

– В основном перепродажей ценных бумаг – акций, облигаций и векселей. На бирже и вторичном рынке.

– А подробнее?

– Подробная информация, – ответил я грубо, – есть внутренняя информация. Коммерческая тайна. Она не подлежит разглашению ни при каких условиях!

– Хорошо. – Хватов кивнул. – А как насчет вывоза, это самое, капитала? Обналички? Увода денег от налогов?

– Бывало и такое, – невозмутимо признался я и снова обтер мокрую шею. – Я существую в конкурентной среде. Чтобы выжить, я обязан предложить всякому клиенту полный комплекс услуг, хотя бы и не совсем законных.

– То есть, – вкрадчиво стал уточнять Клетчатый, – всякий человек мог прислать тебе банковский перевод, а взамен забрать, это самое, наличные деньги?

– Не «всякий». Со «всяким» я бы и разговаривать не стал. Я работаю только в кругу своих.

– Значит, – Хватов сощурился, – у тебя имеется сформировавшийся круг клиентов, из числа предпринимателей, которым ты регулярно оказываешь, это самое, незаконные финансовые услуги?

– Безобразие, – усмехнулся адвокат. – Что за вопрос?! Это утверждение!

– Ничего, – благородно разрешил я. – Нормально. Диктую ответ, медленно: на начальном этапе своей деятельности, около двух лет назад, я иногда, в исключительных случаях, оказывал двум или трем лицам упомянутые услуги. Детали сделок – уже не помню…

Адвокат заерзал, но я в его сторону не посмотрел.

В конце концов я все равно скажу все, что им нужно. Генерал Зуев подвел меня к этому еще час назад, в соседней комнате.

Да, был такой человек, аптекарь, с приятным семитским шармом в чертах лица, и он – да, попросил меня об услуге и перевел со счета никому не известной маленькой фармацевтической компании несколько миллиардов рублей, и попросил обратить эти рубли в американские доллары и переслать в несколько европейских банков. В Латвию и в Австрию. Полмиллиона – выдать наличными ему в руки. Я так и сделал. Удержал свои комиссионные.

По закону с такой операции я обязан уплатить немалые налоги. Но – не уплатил. За что Уголовный кодекс предусматривает наказание в виде трех лет лишения свободы. Я согласен. Деньги – важнее. Я просижу максимум год, затем меня отпустят досрочно. Как говорится, за хорошее поведение. Весь год босс будет держать для меня мое рабочее место. Я вернусь в еще не остывшее, хранящее отпечаток моего зада кресло, за свой стол, за баранку кондиционированного автомобиля с большими колесами. Я вернусь в сауны, рестораны, джакузи, нырну в стаканы напитков, впрыгну в штаны «Кензо» и туфли «Ллойд» и заживу прежней жизнью. Такая логика казалась мне предельно простой.

Наверное, мои суждения – аморальны. Однако я не всегда сидел на мягком в дорогой карете. Перебравшись в столицу Империи, я начал здесь с нуля. Ночевал у друзей, на полу. Ел макароны с маргарином. Я проехал за пять лет тысячи километров в столичном метро. Я помнил, как однажды в подземных переходах появились плачущие старухи с протянутыми ковшиками сухих сморщенных ладошек.