Текст книги "Тайные тропы"

Глава 12

Что кто-то живой на участке, принадлежащем колдуну, присутствует, мы поняли сразу после того, как выбрались из машины. Просто, прямо как в стихах поэта девятнадцатого века, позднее признанного классиком, во дворе раздавался топор дровосека. Если вернее, кто-то там колол дрова, время от времени издавая нутряное хеканье, как видно вырывавшееся из легких в тот момент, когда лезвие врезалось в полешко.

– Ну вот, а ты его уже отпел, – сообщила мне Светлана, забирая с заднего сиденья какой-то пакет и захлопывая дверцу машины. – Живой-здоровый. Похоже, решил баньку натопить.

– Банька – это хорошо, – заметил я. – Баньку уважаю.

– Крепко сомневаюсь, что он тебя в нее пустит, – фыркнула моя спутница. – Баня для колдунов – место сакральное. Как теперь говорят – личное пространство, в которое посторонним вход запрещен. Да и банник, что там обитает, вряд ли тебя хлебом-солью встретит, он Геннадию первый друг и помощник. Вроде как слуга у ведьмаков, он только ему служит, верой и правдой, мы же для него гости незваные и нежеланные, хозяину неугодные. Потому на тот свет он тебя там отправит быстро и умело, так что, может, ты и сам этого не заметишь. Может, угоришь, может, паром горячим захлебнешься – вариантов масса. А мне потом отписывайся. Нет уж, без баньки обойдешься. Тем более тебе никто не мешал у меня в душ сходить.

Скрипнула калитка, и мы оказались на весьма и весьма приличных размеров участке, соток, наверное, на тридцать, кабы не больше. Причем достаточно благоустроенном. Имелась тут и упомянутая ранее банька, и сарай, пусть покосившийся, но все еще крепкий, и изрядных размеров поленница, укомплектованная березовыми кругляшами, и вишни-«шубинки», идеальные для местного климата, и яблони, и грядки, на которых бодро зеленела картофельная да морковная ботва.

Ну а рядом с сараем обнаружился невысокий совсем, бородатый дедок в тельняшке и замурзанных широких штанах, на вид довольно-таки пожилой, но топор при этом в руках держащий хватко и махающий им умело.

– А, девка, опять ты? – отреагировал на наше появление он, а после перекинул топор из левой руки в правую. – Вот уж не ждал, что снова сюда припрешься.

– Кабы не дела казенные, так век бы мне тебя, хрыча старого, не видать, – без особых сантиментов отозвалась Метельская.

– Гостинцев каких из города не привезла? – Старик снова хекнул, опуская топор, и половинчатое полено развалилось на две части. Ловко. Не уверен, что запросто смог бы так же. Это только в кино все просто получается, а на деле я как-то взялся колоть дрова, так чуть себе полступни не отрубил. Тут привычка нужна, опыт. – Конфетов там, чайку, печенья «Юбилейного»?

– Привезла. – Оперативница показала ему тот самый пестрый пакет, что взяла из машины, она им на заправке разжилась, пока я кофе пил. – Порядки знаю, в гости с пустыми руками не хожу.

– Кабы знала, так сначала бы мнением моим поинтересовалась – желаю я тебя видеть или нет, – сварливо отметил старик. – А это кто с тобой? Что за человек?

– Знакомец мой. Вот, с собой прихватила, решила показать, какие у нас места красивые и люди интересные.

– Не знакомец, а полюбовник, – поправил ее Геннадий, взгляд которого, брошенный на меня вскользь, отчего-то вызвал в памяти воспоминания об аппарате МРТ, в пластиково-электронном чреве которого я с полгода назад побывал. – Меня не обманешь. Удивила ты меня, Светлана Игоревна, удивила. Ты ж от всех мужиков шарахаешься, как от чумы, уж кой годок, а тут вон еле знакомого парня под свое одеяло пустила.

О как. И ведь все так и есть, от щек Метельской прикуривать сейчас можно смело. Впервые в жизни вижу, чтобы краснота волной все лицо за секунду заливала.

Интересно, а Светка на самом деле ни с кем ничего, а со мной пошла? Если да – приятно. Хотя и немного непонятно.

– Чушь не неси, – зло бросила оперативница. – Другое скажи – вчера к тебе из Екатеринбурга человек приезжал?

– Э, милая! – дребезжаще рассмеялся колдун. – Вчера вспомнить – задача сложная. Память, видишь ли, уже не та стала. Что случилось полвека назад, помню замечательно, по минутам иной денек могу рассказать. А что давеча да надысь случилось – не ведаю. Быть оно было, это уж наверняка, но что да как – не расскажу, даже коли захочу.

Он печально посмотрел на нас и со вздохом добавил:

– Есть, детки, однако такая болезнь, склероз называется. Если по-научному, то прогрессирующее нейродегенеративное аутоиммунное заболевание центральной нервной системы. От оно как!

Он над нами то ли тонко насмехается, то ли вообще неприкрыто издевается. Я с этим дедом раньше не общался, потому замашек его не знаю, следовательно, точный диагноз поставить не могу. И самое обидное – ничего мы ему сделать за это не можем.

А что? Старый хрен в своем доме, в своем праве, поди возьми его за рубль, за двадцать.

– Давай я тебя, Геннадий Мефодьевич, в институт оформлю? – тем временем предложила старику Светлана. – Нет, не студентом, разумеется, для этого ты уже староват. На обследование. Чего нет? Там тебе и еда, и кровать, и душ Шарко, и электрофорез. А что до всяких процедур неприятных – потерпишь. Ну а коли помрешь там в итоге, то опять же с осознанием того, что хоть под конец жизни людям и науке пользу принес.

– Беги от нее, паря, – воткнул топор в колоду Поревин. – Ломая ноги беги. Прямо сейчас. Вон калитка в конце двора, видишь? За ней сразу лес, тебе в него. Там держи севернее, прямо по тропинке иди и километров через десять на станцию выйдешь. А если заплутаешь и в лесу сгинешь, то тоже не беда. Лучше в нем навсегда остаться, чем вот с ней год за годом вековать.

– Авось обойдется, – наконец подал голос и я. – Лучше такая, как она, чем какая другая. Ты, деда, давно в городах не бывал, не видал, какие там теперь девки обитают. У них в голове знаний на десятерых хватит, про свои права все знают, а обычные пельмени слепить не могут, про рассольник или борщ я уж и не говорю. А на Светке вон хоть бревна вози, хоть землю паши – все сдюжит. Даже если я ей на плечи заберусь.

– Да пошел ты! – внезапно взбеленилась Метельская. – Бревна вози, землю паши! Придумал тоже. Захребетник хренов!

Колдун слушал нас с хитренькой усмешкой, а когда моя спутница замолчала, ткнул пальцем в направлении все того же леса. Мол – тебе туда. Бери севернее, там станция.

– Ладно, пошутили, и будет, – предложил я. – Геннадий Мефодьевич, нам бы все же про гостя вашего вчерашнего узнать. Не щурьте глаз, он мне вчера сообщение на этот счет отправил. Последнее, собственно, в своей жизни. Просто вечером, когда он в город вернулся, его убили.

– Ишь ты! – Я ощутил, что старичок, похоже, маленько напрягся после этой вести.

Это славно. А сейчас мы еще маленько саспенса добавим.

– И прирезали его любопытным таким ножичком. – Я присел на почерневшую от времени лавочку, стоящую рядом с крыльцом. – Рукоять вся рунами изукрашена, лезвие тоже. Причем руны не простые, а старые, тех времен, когда бог Куль-Отыр по земле ходил и дела свои темные творил.

– Славно ведь пел, паря, – досадливо крякнул старик. – Славно! Почти до души достал, а под конец, экая досада, дрозда дал. Ну как же так?

– Что есть, то и рассказал, – возмутился я. – Чистая правда.

– Тогда все еще хуже, – почесал ухо колдун. – Тогда ты не враль, а неуч. Или, того хуже, дурак, а это совсем уж никуда не годится. Просто, не ровен час, вы с вот этой вот размножитесь, так ваши детки от гор камня на камне не оставят. В ней силы жизненной, однако, сильно много, в тебе ума нет – экий компот выходит! Ладно, я старый, все одно скоро, должно быть, помру. А остальных человеков ох как жалко!

– Что ты врешь? – Такое ощущение, что у Метельской даже волосы на голове покраснели уже. – Когда ты человеков-то жалел? Когда проклятья на них за мзду насылал смертные? Или когда по просьбе матерей, которые всегда знают, что для их детей лучше, женихов с невестами разлучал? А может, когда зелья разные, о которых не то что говорить, а даже думать жутко, варил и продавал тем, кому подобные вещи в руки ни при каких условиях вручать нельзя?

– Это кому же? – заинтересовался я.

– Да братву он в девяностые снабжал разным всяким, – сказала, точно плюнула, Светлана. – Яды, вода с наговором на правду… А еще такие зелья, от которых человек мигом податливым становится или вовсе умом трогается.

– Навет, – с достоинством возразил ей старик. – Да и вообще – чего я перед тобой, ссыкухой, оправдываюсь? Что ты о том времени знаешь-то? Ты тогда сопли подолом вытирала, а туда же! А ну, выметайтесь оба двое с моего двора! Ишь чего удумали – в дом пришли и хозяина его частить начали. Вон, говорю!

– Было и было, – примирительно произнес я. – Времена не выбирают. Да и не хотела моя спутница вас обидеть. Просто она человек открытый, эмоциональный, искренний, что, между прочим, не столько недостаток, сколько достоинство.

– Да? – удивилась Метельская. – А это ты с чего взял?

– Так лучше все в лицо высказать, чем за спиной шипеть, – пояснил я. – Знаешь хоть, чего от человека ждать.

– Я не о том, – тряхнула головой оперативница. – С чего ты взял, что я открытая и эмоциональная? И с какого ты обо мне свои суждения высказываешь? Нет, сейчас я, конечно, была неправа, но все же попрошу свои мысли на подобные темы держать при себе.

А ведь поняла она, что лишнего наговорила, теперь пытается свою же ошибку исправить. Нет, положительно с этой особой приятно работать на пару, хоть, конечно, местами она палку перегибает.

– Похоже, не отстанете вы от меня, – вытерев пот со лба, подытожил колдун, похоже, пришедший к тому же мнению. – Парит что-то, не иначе как к ночи грозу натянет. Ну, оно и хорошо. Если как следует прольется, то и грибы пойдут, и вы, может, на обратной дороге в аварию попадете, да в ней оба и погибнете.

– Теперь вообще квиты, – нахмурилась Метельская. – И имей в виду, Геннадий Мефодьевич, если я машину с собой вместе расшибу, то из принципа все сорок дней тебе нервы мотать стану. А может, и дольше.

– Я живых-то не сильно боюсь, а уж мертвых… – расхохотался старик, и я обратил внимание, насколько у него крепкие и молодые зубы во рту. Причем свои, не вставные. Иная поп-звезда с винирами позавидовать может. – Видал я их перевидал, понимаешь! Ладно, будь по-вашему, расскажу, зачем ко мне вчера ваш приятель приезжал. В конце-то концов, ни о чем таком особенном мы не беседовали. Так, пустой разговор, однако.

– Нам всякая зацепка важна, – на мгновение опередив уже раскрывшую рот Светлану, заверил его я. – Михаил был мне другом, причем очень хорошим. Есть большое желание глаз на задницу натянуть тем любителям рун, которые его порешили.

Думаю, все он, конечно, не расскажет. Не потому, что тайна, а по причине природной вредности. Но даже что-то всяко лучше, чем ничего.

– В дом не приглашаю, тут пообщаемся, – поудобнее устроился на колоде старикан. – Интересовался он у меня тем, с какой стороны лучше забираться под Уфалейский хребет, чтобы до старых капищ прежних богов добраться. Есть там такие, паря, спрятаны они в отрогах гор, да так, что с внешней стороны до них никак не дойти, только темными да тайными тропами дотопаешь. Теми, что внутри гор проложены невесть когда и невесть кем.

– Семь колец подземным гномам для труда их горного, – еле слышно пробормотала Светлана.

– Чего говоришь? – насторожился колдун.

– Да так, вспомнилось, – поморщилась женщина. – Значит, извне – никак?

– Раньше – да, совсем никак. В те времена люди поумнее были, куда не надо носы свои не совали и в горы без нужды не лезли. Страх раньше люди имели, девка. Страх. Понимали, что горы тех, кто по ним без дела шастает, не потерпят. Не по душе тамошним хозяевам зеваки да пустозвоны, они работных людей жалуют, тех, у которых понимание себя есть. И руки мастеровые. А нынешние что? С телефонами своими носятся, что курица с яйцом, да языком только мелют. Тьфу!

Вот сейчас колдун, похоже, был совершенно искренен в своих чувствах. Такое не сыграешь.

– Хотя и нынче к тем капищам даже на вертолете не подберешься, разве что вокруг покружишь маленько, да восвояси и улетишь, – задумчиво добавил он. – И то если приметишь. Это же знать надо, где они есть.

– А вы знаете? – вкрадчиво поинтересовался я.

Вместо ответа Геннадий уставился на небо, где описывала круги какая-то здоровенная птица.

– За мной одна услуга, – неохотно выдавила из себя Метельская, – но только меру знай.

– Точно дождь будет, – приложил ладонь ко лбу Поревин. – Вишь, балобан как низко кружит. Да и рановато еще для охоты-то, он к вечеру из гнезда выбирается.

– Просто у него балобаниха на яйцах сидит, капризничает, деликатесов просит, – протараторил я. – Все они до и после родов одинаковые – что птицы, что бабы. Хочу то, хочу это, ты меня не любишь… Давай так – за ней две услуги, Геннадий Мефодьевич!

– Ты не охренел, Чарушин? – уставилась на меня Светлана. – Лично я – да, охренела. И как женщина, и как сотрудница органов! Ты по какому праву…

– На парочке и сойдемся, – тихонько хихикнул старик. – Ну, что же капища? Лично я в Уфалеях знаю пять таких. Думаю, на деле их поболе было, но про совсем древние, те, что от начала времен свой срок ведут, полагаю, даже шаманы-манси и то не ведают. Хотя Мискув, может, и знает что про них. Здорово он на этом свете зажился, я его помню с тех пор, как сам в долетках бегал. А он ведь и тогда уже седым ходил.

– А Мискув – он кто? – осторожно осведомился я.

– Мискув? – переспросил Геннадий. – Так шаман. Из настоящих, старых, которые не для забавы жуть на публику нагоняют и с бубнами пляшут за пятачок, а на самом деле душой к сокровенному прикасаются. Только ты, парень, зря холку вздыбил, тебе с ним разговоры точно не вести.

– Чего так?

– Ушел он от людей, – пояснил колдун. – Надоели они ему хуже горькой редьки. И знаешь, я его в чем-то понимаю. Говорю же – много от вас, нынешних, шума. Бегаете, галдите, не слышите никого, даже себя самих. Но я ничего, терпеливый, а Мискув не выдержал и в горы отправился. Но в какие, куда именно – без понятия. Он шаман сильно уважаемый, ему всюду почет окажут, так что мог податься и севернее наших мест. Куда-нибудь за Денежкин камень или даже подальше, где снег даже летом не тает.

Жаль. Сдается мне, у Мискува этого я бы ответы на многие свои вопросы получил. Правда, не факт, что он вообще стал бы со мной разговаривать.

– Итак – пять капищ. – Светлана показала Поревину свою ладошку с растопыренными пальцами.

– Перво-наперво два, на которых воздавали хвалу светлому Нуми-Торуму. То, что близ горы Каталажки, оно давным-давно заброшено. А на месте второго сейчас какие-то ухари музей под открытым небом соорудили, представляете? Этнографический. И ведь что забавно – они сами не знают, что да как! Верно говорю, так и есть. Понятия не имеют, где разместились. Потеха!

– Два, – показала кулачок с парой загнутых пальцев Метельская. – Дальше.

– Дальше, – старик дернул себя за бороду, – на восточном хребте, в истоке Уфалейки когда-то местные поклоны Вит Кону, по-нашему Водному Хозяину, били. Нет, его так-то все манси что раньше уважали, что сейчас, но те, которые в давнее время там обитали, его за самого главного бога почитали. Каждую весну дарили коня пестрой масти, которого специально покупали у соседей с низовий, и девку красивую в омут бросали.

– Три, – загнула еще один палец Светлана.

– На горе Лисьей есть капище Найэквы, – помолчав, сказал колдун. – Ее называют Женщина-огонь или Семиязыкая мать. Это женское божество, оно мужчин не жалует. А если какой дурак перед ее ликом догола разденется, да еще причиндалами своими начнет трясти, так все, можно сразу ему домовину ладить, однако. Ну и в ритуалах ее, понятное дело, только женщины участие принимали, мужикам туда ходу не было. Остатки матриархата, надо полагать.

– Любопытно, но не то, – загнула моя спутница четвертый палец.

– Лет двадцать назад я на Лисью за одной редкой травкой смотался, ее только по весне в тамошних пещерах сыщешь, – усмехнулся Поревин. – Что ты, начальница, глаза пучишь? Травки разные бывают, есть и такие, что лишь середь камней растут и воду только ту пьют, что с вершин гор текёть. Так вот – любопытства ради слазал на отрог, где капище находится, поглядел, что да как. Там, если дорогу в пещерах знать, не сильно далеко. К чему говорю – ходит кто-то туда, понимаешь, подношения Семиязыкой матери делает. Причем со знанием дела, все как положено – с семью огнями, с семью знаками да семью жертвами. Не людскими, ясное дело, домашняя живность в ход шла да рыба. Костей не приметил, но я закладную кровь что собака чую, на то моего дара пока хватает. Нет, так-то Наэйква богиня не сильно злая, она, скорее, к людским делам безразлична, но способна на многое. Особенно если баба-просительница ее как следует задобрит да слова нужные подберет.

– Спасибо, – кивнула Светлана. – Я тебя услышала. Так что с пятым святилищем?

– А вот тут не знаю, чего вам рассказать, – с ехидцей раздвинул губы в улыбке старикан. – Сам в те места не совался даже по молодости, когда порисковее был. Больно уж далеко они от людских путей, понимаешь, расположены. Да и других причин хватало.

– Так славно пел, и на тебе, петуха дал! – расстроенно всплеснула руками Метельская. – Мефодьич, давай уж не пасуй. Раз начал – договаривай!

– Говорю же – нечего, – топнул ногой, обутой в старомодную кожаную сандалию, старик. – Могу байки рассказать, что слышал от тех, кто больше моего горы копытил снаружи да изнутри. Вашему приятелю, кстати, тоже именно их и излагал.

– Лучше что-то, чем ничего, – согласился я, переглянувшись со Светланой. – Давай, отец, вещай!

– Ишь ты! – насторожился вдруг колдун. – Еще кого-то нелегкая принесла. Прямо паломничество какое-то в последние дни к нам, по-другому не скажешь. То год никто сюда носа не кажет, то вон – разъездились. Скорее бы уже это противостояние лун закончилось, авось все по-старому пойдет.

– И правда, приехал кто-то, – повела головой Метельская. – Мотор гудит. Слушай, Макс, это не твоя ли бывшая нас догнала, а?

– Она может, – подтвердил я. – Хотя и непонятно, откуда она узнала нашу конечную точку путешествия. Я ее никому из своих не называл, ты вообще только с Васькой знакома, да и то шапочно, маячок на твою машину вряд ли кто установил.

– Ищущий да обрящет, – скорчила гримаску оперативница. – Поди глянь.

– Ага. – Я поднялся с лавочки. – Геннадий Мефодьевич, а что за противостояние лун такое? Ну, вы сейчас его упомянули?

– Да про проклятущую красную луну я, – пояснил дед. – Верная примета – как она встает над горами, так жди неприятностей. То одно, то другое… Покоя нет! Мне про нее еще дед мой рассказывал…

– Мысль не упускайте, – попросил его я. – Сейчас посмотрю, кто приехал – и продолжим!

Я подошел к калитке и распахнул ее, пребывая в полной уверенности, что сейчас увижу «тигуан» цвета «мокрый асфальт», а рядом с ним мою бывшую и неприятного мужичка, что ее сопровождает, но нет, никого рядом с домом не наблюдалось. Я глянул налево – никого, пустая улица. После бросил взгляд направо, и вот тут меня словно огромным гвоздем к тому месту, где я стоял, пришпандорило. Почему? Да потому, что там, рядом с большим черным «Кадиллаком-Эскаладо» находился тот, кого я здесь менее всего рассчитывал увидеть. Мало того – мне бы с этим нежданным гостем вообще лучше не встречаться никогда – ни тут, ни где-то в другом месте.

– Твою-то мать! – выдавил из себя я, захлопнул калитку, закинул крючок в петлю, отлично сознавая, что неожиданного визитера это даже на секунду не задержит, и вернулся к своим собеседникам.

– Ты чего так побелел-то, паря? – удивленно осведомился у меня колдун. – Покойника увидал? Так вроде день на дворе, они только по ночам бродят.

– Лучше бы покойника, – выдохнул я. – Уходим! Быстро! В ту самую калитку, за которой лес и станция!

– Да нет там никакой станции, – хохотнул старик, – наврал я тебе! Просто подумал – ну как поверишь, пойдешь, заплутаешь в лесу, да и сгинешь! Тебе, понятно, расстройство одно, а мне в радость. Я ж недобрый по сути своей, мне душу живую загубить в радость, однако. И от лесного хозяина за то, глядишь, какая мелочь нужная перепадет.

– Да неважно, что там есть, что нет! – Я глянул на калитку, а после на свою спутницу. – Светка, надо линять! У нас времени в обрез, он там с каким-то хрычом старым общается, наверняка узнает, где Мефодьич живет. Тот глухой на нашу удачу, но… Короче – валим, говорю!

– Кто – он? – уточнила Метельская, но с лавочки все же поднялась. – Объясни по-людски.

– Некогда, – тихо рыкнул. – Всё там, в лесу. Дед Геннадий, ты чего сидишь?

– Вам надо – вы шуруйте отсюдова, – невозмутимо ответил старикан. – А мне чего? Я в своем дому!

– Ему все равно, – я ткнул пальцем в сторону калитки, – в своем, в чужом… Для него нет ни правил, ни Покона, ни закона. Я сам видел, как он одну болотную ведьму распял на дереве, которое рядом с ее домом росло. Нормально? Так что ходу. Пожалуйста!

– Поревин, этот парень не трус, – посерьезнела Метельская. – Раз говорит – надо валить.

За забором снова взревел мотор. Значит, все. Значит – выяснил, где его цель.

– Да какого лешего! – Я подхватил колдуна под локоть. – Свет, цепляй его с другой стороны, и уносим ноги!

Старый прохиндей ничего такого не ожидал, потому сопротивление начал оказывать только тогда, когда мы с оперативницей его почти до самого забора через двор дотащили. Да и то в основном на словах.

– А ну поставьте меня назад! – возмущенно закряхтел он. – Ой, мне бы силу мою обратно хоть на миг, вот бы вы у меня поплясали! Ай, поплясали бы!

За нашими спинами раздался громкий стук в калитку, это тот, кто приехал на «кадиллаке», решил для приличия соблюсти правила. Правды ради, он никогда не убивает сразу, с порога, предпочитая давать тем, к кому пришел с визитом, шанс на жизнь. Прояви благоразумие, не упрямься, расскажи то, что нужно, или отдай то, за чем к тебе пришли, и тогда ты не умрешь.

Впрочем, ни ко мне, ни к Светлане это правило применить бы не получилось. Я конкурент, моя спутница свидетель, он про это знает, потому первым делом он бы нами и занялся. Опять же – отличная демонстрация силы, которая произведет на хозяина дома нужное впечатление. Много крови, много криков – все как он любит. И самое пакостное – удача, скорее всего, оказалась бы не на нашей стороне.

А ведь в последний момент мы успели. Когда за нашими спинами сомкнулась молодая поросль деревьев, подступивших к самому забору, я услышал громкий треск. Стало быть, снес новый гость колдуна калитку молодецким ударом ноги. Или кулака, у него на это сил с запасом достанет.

– Да отпустите уже! – просопел Поревин, суча ногами. Кстати – совсем легким оказался этот старикашка, словно из травы сплетенным. – Сам пойду. Левее забирайте, левее, а после на горку полезем. Не надо по дорожке-то, не надо. Она нам ни к чему. У меня тут рядышком местечко одно во взлобке есть, с него мой двор как на ладони видно. Иной раз раньше лежишь там в травке, смотришь, как гости нежеланные меня ищут, да смеешься. Девка, ты Вересаева помнишь?

– Помню, – ответила негромко Метельская. – Царство ему небесное.

– Ну, тут у нас с тобой мнения расходятся, но я не про то. Он лет двадцать назад тоже татем незваным без приглашения ко мне пожаловал, а после с приятелем своим сутки, почитай, в дому меня караулил. И знаешь что?

– Что? – хмуро спросила Светлана.

– Не дождалси! – меленько захихикал Геннадий, а после споткнулся и чуть не упал. – Охти мне! Кроты, заразы, все изрыли, развелось их, проклятых, без счета. Так, ребятушки, а вон там, на подъеме, где проплешина, надо будет быстренько проскочить. Старая могила самоубийцы здесь, великим грешником, видно, он был, потому рядом с ней ничего не растет невесть сколько времени. И если глянуть со двора, то можно нас приметить.

Мы еще минут пять, наверное, карабкались наверх, обливаясь потом и пригибаясь так, чтобы за деревьями нас видно не было.

– А и правда позиция хоть куда, – отметила Светлана, когда мы наконец оказались на крохотной полянке, за которой начинался уже не молодой, а вполне себе серьезный лес, с соснами, верхушки которых, казалось, поддерживают синее до белизны небо. – Что для наблюдения, что для стрельбы.

Для стрельбы? Так ты еще и снайпер, дорогая? Неожиданно и любопытно. Как тебя жизнь-то помотала, выходит.

Но в целом Метельская была полностью права, местечко для того, чтобы пересидеть неприятности, старый колдун нашел себе отличное. Двор его дома на самом деле был виден точно на ладони. Более того – еще и обманку для незваных визитеров приготовил, ту самую тропинку, по которой мы со Светкой собирались двинуться. Ее отсюда тоже замечательно было видно – тоненькую, вьющую петли среди молоденьких деревцев и уходящую в противоположную сторону от нашего холма.

– Аккурат верст через семь она в болото упрется, – поняв, на что именно я смотрю, сообщил мне колдун. – Небольшое, но славное такое, с чарусьями, с бродячими огоньками. И самое главное, начинается оно, как хорошая война – вдруг. Идешь, идешь, а после раз – и ты, однако, уже по пояс в топи. А вокруг – никого. Ори, не ори – без толку. Разве что кикимора пожалует поглядеть, как ты под воду уйдешь.

Меня аж передернуло слегка от того, насколько аппетитно и душевно он все это рассказывал. Словно это у меня под ногами только что дрытва разъехалась, и я ухнул в упругое, пахучее и цепкое нутро небольшого, но славного болота.

– А теперь объясни – кто приехал? – потребовала у меня Светлана, улегшаяся на траву рядом со мной. – По-людски. Лично я никого на дворе не вижу.

Как раз в этот самый момент дверь дома распахнулась и из нее вышел тот, благодаря кому мы оказались тут, на холме. Как всегда, безукоризненно выглядящий, как всегда, красиво, не сказать – франтовски одетый. Разве что пиджак, как видно, по случаю жары, он снял, оставшись в белоснежной сорочке от Zilli или Eton, уж не знаю точно. Но очень дорогой, тут сомнений никаких нет. Никуда не делись и однотонные шелковые подтяжки с галстуком, а также двойная наплечная кобура, из которой высовывались инкрустированные золотом рукояти сделанных по индивидуальному заказу «хардболлеров» сорок пятого калибра.

– Ох ты ж! – изумился колдун, прикладывая ладонь ко лбу и изучая стоящего на крыльце его дома визитера. – До чего страхолюден-то! Это сколько ж в нем росту?

– Говорят, два метра десять сантиметров, – хмуро ответил я, – но сомневаюсь, что кто-то рискнул его измерять.

– Такого если ночью встретить, то даже девственница с испугу родит, – поддакнула Светлана. – Макс, это кто вообще такой? И какого он сюда приперся?

– Это Голем, – я повернулся к колдуну, находящемуся справа, – и приехал он сюда за вами, Геннадий Мефодьевич. А мы с тобой, Светка, попали как кур в ощип просто так, до кучи. И еще вот что… Если до Екатеринбурга доберемся, давай ты меня все же сделаешь подозреваемым по делу убийства Воронкова, а? Пожалуйста! Я в камеру хочу!