Текст книги "Тайные тропы"

Глава 20

– Нет, – ответил я, присаживаясь на рюкзак, валяющийся на полу. – Врать не стану.

Моему примеру последовали все, причем Аркаша мигом начал массировать ноги, которые, похоже, после коленец, что он выбрасывал, порядком ныли.

– И правильно, – покивала девчушка, устраиваясь рядом со мной. – Хотя если историю какую занятную рассказывать, такую, что дух захватит, то там и загнуть чуток не грех. Знаешь, как раньше говаривали? «Врать – не устать, лишь бы слушали».

– Так и по-другому говаривали, – в тон ей ответил я. – Резва ложь, да правды боится. Но нам такое ни к чему. Мы сюда все не просто так пришли, каждый со своим интересом, и зазорных среди них нету.

– Ой ли? – прищурилась девчонка. – А ну-ка. Ты тут почто?

– Вещицу одну ищу, сильно непростую. Она, видишь ли, чудную петлю заложила, полстраны объехав и обратно в горы вернувшись. Она с давних пор тут хранилась, в могиле Святогора. Слыхала, небось, про такую?

– То мое дело, – погрозила мне пальчиком малая. – А говорить очередь твоя. Вот и не останавливайся.

– Добро, – покладисто кивнул я. – Горы тряхнуло, вещичку ту один ухарь к рукам прибрал, только ненадолго, скоро и с ней расстался, и свою голову до кучи потерял. Потом и вор помер, и другие люди, а она, как я сказал, обратно на Урал вернулась. След под Уфалейский хребет потянулся, вот я по нему и иду.

– Так может, хорошо, что она снова дома? – подковырнула меня собеседница. – И ей тут покойнее, и людям проще.

– Так, да не так, – усмехнулся я, после залез в карман куртки и достал оттуда барбариску. У нас всех они по карманам были распиханы, поскольку Аркашка этого дела купил с изрядным запасом. – Хочешь леденец?

– Уй, как хочу! – не стала выделываться малая и даже облизнулась. – Давай. Люблю ландрин – спасу нет, только не часто пробовать приходится. Но про вопрос мой не забудь, я ответ хочу услышать.

– Говорю – мне таить нечего. Те, кто вещицу ту к рукам прибрал, лихое дело замыслили. Они хотят одного из старых богов обратно вернуть, именем Куль-Отыр. Слыхала про такого?

– Что тебе в том за печаль? – Девчонка развернула конфету, сунула ее в рот, а фантик протянула мне. – Кто он тебе и кто ты ему? Твой род из других мест, он вряд ли туда заявится, чтобы лиходеить и жертвы для себя сыскивать. Да и бог-то он, однако, так, только на словах. Силенок у него сроду-роду было на грошик. Так, тучку нагнать, проклясть кого, дичь шугануть да кулаком братцу погрозить. Иной шаман дел навертеть втрое больше могет.

– У него сил нет, зато у тех, кто в него верит, их в достатке, – влезла в разговор Светлана. – Они туристов…

– Кого?

– Тех, кто на горы приезжает посмотреть, – пояснила оперативница. – Так вот – они их под нож в его славу пускают, на алтари кладут, воскресить Куль-Отыра пытаются. Такое никуда не годится.

– Ты, значит, против? – остро глянула на нее малая. – С чего бы?

– Моя работа – защищать людей от тех, кто им жить мешает, – кивнула Метельская. – И – да, такое надо пресекать, причем жестко. Не будет шанса на то, что он вернется, – со временем пропадут те, кто в это верит. Тогда и крови не будет.

– Ты блаженная? – с сочувствием глянула на нее наша новая знакомица – Чтобы кровушка людская не лилась, всем человекам надо одним махом исчезнуть. Насовсем. Как не было. Вот тогда да, тогда убивства прекратятся. А до той поры всегда найдется повод для того, чтобы друг у дружки жизни забирать. Даже если они голыми и босыми бродить по земле станут, все одно что-то да надумают.

– Ну прямо уж! – усомнилась Марго. – Не совсем мы все сволочи!

– Про тебя разговор особый, ты со смертью давняя подружка, – показала ей язык девчушка. – А человеки… Да как по другому-то? Вот все голые стоят, друг на дружку глядят. Девка лядащая на соседку зырк – а там и волос гуще, и титьки торчком! Эва, да еще и все парни на нее глазеют, слюни до колен пускают! Что, она такое стерпит? Да шиш! Ночи дождется, да камушком подруньку по голове и приласкает. Счастья бабьего всем девкам охота, даже таким, которые говорят, что они лучше одни будут, чем с никчемой каким. Про мужиков и вовсе речи нет, они мигом удами меряться примутся, у кого длинней да горбатей, а оттуда до драки – что от крыльца до отхожего места – два шага, и те бегом. А где драка, там и погибель. Так что пустое твое занятие, милаха!

– Может, и так, – не стала спорить с нахально лыбящейся девчонкой Метельская. – Только я все равно буду на своем стоять. Тем живу и тем крепка.

– Это я понимаю. – Улыбка сползла с лица гостьи. – Вижу, сама веришь в то, что говоришь. Ладно, пусть так. Но ты, парень, мне ответа на вопрос не дал. Какой твой интерес? Зачем тебе та блестяшка, что уехала, да обратно вернулась?

«Блестяшка». Это важное слово. Я же не говорил, что там за артефакт – ни названия не упомянул, ни того, как он выглядел.

И еще – сейчас кривить душой, похоже, нельзя, боком вранье может выйти. Не знаю – чует она ее, нет, но лучше сказать правду. Ну или большую ее часть, в таком количестве, чтобы мои слова не вызвали у этого детектора лжи сомнений или разночтений.

– Я должен передать ее одному человеку. Он коллекционер. Как бы тебе объяснить? Он собирает разные старинные диковины, но не для продажи или дела какого, а просто для души. Чтобы были.

– Ты меня совсем дурной-то не считай, – попросила меня малая. – Кунштов камера такое называется. Никитка Демидов, младший сын Акинфия Никитича, эдакую у себя завел, я про то слыхала. По людям ходил, про былое у них выспрашивал, легенды собирал старые, сказы, иной раз и покупал чего. По людским мерам хлам – от стрелы наконечник, медная поделка какая, бляшка с оленями там… А он за них живую деньгу платил, да не считая! Тут да там – немало разного накопилось. Так что – знаем, видывали!

– Читала я про Никиту Демидова, – снова присоединилась к беседе Светлана. – Все так. Сильно умный был человек, с Вольтером переписывался. Его коллекция потом в Петербург уехала, насколько я помню.

– Ну, это мне неведомо, – разгладила подол сарафана девочка. – А еще на лицо он сильно баский был, глаз не отвесть! Я с ним как-то раз близ Буйского завода повстречалась, да. По лесу бродит, чего-то бормочет, то под ноги глянет и травинку сорвет, то на небушко синее уставится. Как есть малахольный. Но видно, что славный, хоть и барчук. Ладно, думаю, пусть себе дальше идет. Грех его такого…

Она не закончила фразу, но я, кажется, знаю, что именно она недоговорила. «Губить». Или, к примеру, «с собой забирать». Хотя если это та, о ком я думаю, то первый вариант все же более верен.

Но уточнять не стану. Ни к чему это.

– Мне заказали блестяшку, что в могиле Святогора лежала, найти, я обязался это сделать. Вроде все.

– Как же все? – абсолютно искренне изумилась сидящая рядом со мной особа. – А сколько за труд тот тебе положили? Ты ж не за так из самой Москвы сюда прибыл, да еще под землю полез? Хороший, небось, куш обещан? Богатый?

– Ты про деньги? – уточнил я. – О них мы не договаривались. Разве что расходы заказчик на себя взял, а больше ничего не сулил.

– Охти мне! – всплеснула руками девчонка. – Ты никак тоже блаженный, как младшой сынок Акинфия Никитича? За красное словцо да улыбку спину ломаешь?

– Вовсе нет, – качнул головой я. – Просто у меня плата другая назначена, не деньгами. Заказчик меня в Навь обещался сводить, а это, знаешь ли, дело сильно непростое. Туда дорог почти не осталось, по плечу такое ох как немногим. Да ты сама, поди, про то не хуже меня ведаешь. Или даже лучше.

– А мне не сказал, – почти пропела Марго. – Ладно, запомню!

– Ишь ты! – опечалилась малая. – Обещал да не сделал? Негодный поступок!

– Я не в том смысле, – мигом поправилась вурдалачка. – Он и не обещал. Просто мы вроде как друзья, мог бы и поделиться сокровенным.

– Не со всяким другом другом будь, – подняла указательный палец вверх девчушка. – Может, вы и не закадыки вовсе? Может, это тебе только блазнится, а он на деле тебя за ровню себе не считает, как отвернешься, так губы кривит? Ты ж мертвячка, в тебе кровь стылая, чего с тобой откровенничать?

– Банально. – Марго скорчила гримаску.

– Ась?

– Лет мне много уже, говорю, – пояснила вурдалачка. – Таким меня не проймешь.

– Ну и ладно. – Подгорная обитательница снова уставилась на меня. – А Навь-то тебе на кой, молодец? Что ты там забыл?

– Долг надо отдать, – пояснил я спокойно, – давний и для меня важный.

– Настолько, что готов голову свою в заклад ставить? И здесь, в чужих владениях, и там, где живых и в старые-то времена не сильно жаловали, а по нынешним, поди, человека вовсе рвут сразу, как только приметят, аки псы кисаньку? Кому ж ты столько задолжал?

– Себе, – подумав, ответил я. – Самые серьезные долги, наверное, только так и появляются.

И словно не стало вокруг меня никого в этот момент, и словно не в пещерах подгорных я сейчас нахожусь, а в уютном доме Мирослава, что стоял когда-то неподалеку от деревни Путилково. И это была никакая не глушь, а самая что ни на есть Москва. Просто в столице, растущей не по дням, а по часам вверх и вширь, как ни странно, еще остались места, где рядом с роскошными башнями и типовыми домами, которые строят не по одному, а сразу районами, умудряются сосуществовать небольшие анклавы а-ля «русская деревенька». Как эти десять-пятнадцать домов умудряются противостоять генеральному плану застройки столицы, каким образом их собственники находят в себе силы и перед деньгами устоять, и перед риском внезапного ночного пожара, виной которого, конечно же, стала неисправная проводка, – неизвестно. Но вот же, встречаются то там, то тут на городских окраинах такие островки пращуровского толка, с крылечками, наличниками и антеннами на крышах, зажатые со всех сторон бизнес-центрами, парковками и стоящим на обломках их бывших соседей свежепостроенным разноценовым жильем.

Застройщики, ясное дело, этих упрямцев не жалуют, а вот горожане, особенно те, что постарше, напротив, всякий раз, проезжая мимо такой милоты, трогательно умиляются, вспоминая кто детство, проведенное в таком же домике у бабушки, а кто и родные края, покинутые в погоне за синей птицей удачи и, казалось, давным-давно забытые. Однако же вот, увидел окошко, за которым тюль в рисуночек висит, да покосившийся палисадник – и поперли воспоминания. Кое-кто даже родителям после такого звонит – вдруг, ни с того ни с сего, не на праздник и не по плану, а просто так, от души.

Вот в таком доме и обитал с первого дня своей жизни мой наставник. Ну и я к нему присоседился с какого-то момента. Во-первых, не хотел возвращаться в свою квартиру, которая, как мне тогда казалось, все еще пахнет кровью моих родителей, а во-вторых, Мирослав славился своей непредсказуемостью и считал, что он никому, в том числе и мне, ничем не обязан. Потому запросто могло выйти так, что, придя наутро, я бы обнаружил на двери замок, который дал бы мне понять, что хозяина дома нет. Он просто взял да куда-то уехал, причем неизвестно насколько – может, на неделю, может, и на месяц. Это я не шучу, такая история на самом деле приключилась. Наставник тогда в Абхазию умотал – вина попить, хинкалов поесть и попутно какие-то проблемы, возникшие на священной горе Инал-куба-ныха, решить. То ли там кто-то на старом святилище ритуалы непотребные проводил, то ли наоборот – я уже не помню. Месяц его не было, а я, как на работу, в Путилково каждый день ездил. Телефон-то у него был отключен, поди знай – вернулся он, не вернулся? После того я и переселился в его дом, чтобы снова не повторилась подобная ситуация. Месяц ведь не знал, куда себя девать.

В этом доме он принял и свою смерть. Хотя – кому я вру? Не так все было. В нем он променял свою жизнь на мою. В ту недобрую ночь Смерть приходила за мной, что было и правильно, и справедливо. Так считал я, той же точки зрения придерживался тот, кто собирался мою жизнь забрать, и только Мирослав, как оказалось, имел на этот счет свои собственные резоны.

А началось все с того, что я принял заказ на поиски одной старой книги мистического толка. Ей было лет с полтораста, когда-то давно на ее полях оставил свои пометки сам Папюс, что автоматически повысило ее стоимость как предмета искусства и сделало желанной добычей кое-кого из московских оккультистов.

Кто же мог знать, что настолько невзрачный, не сказать – банальный, заказ приведет к тому, что я лоб в лоб столкнусь с Власием Рогожиным, которого в столице называют кто Черным Власием, кто Власом Живодером. Причем и то и другое прозвище очень точно отражает суть того, о ком я говорю. Власий – он в чем-то был как Мирослав. В том смысле, что тоже наследник древнего рода волхвов, но вот только, если можно так сказать, со знаком минус. Предки Мирослава мудрость черпали от Перуна и Сварога, от Живы и Лады, плюс считались княжьими волхвами, сиречь близ власти обитали, сберегали ее и мудрым словом князей обеспечивали. Предки же Власия служили другим богам. Вернее – всего одному, Чернобогу.

Нет-нет, никаких светлых и темных, эти байки хороши только в не сильно научной фантастике. Просто в языческих богах и того и другого намешано было с избытком. Перун кровушку людскую не меньше Чернобога уважал, а тот, в свою очередь, мог с Мораной да Карачуном договориться, чтобы снег попозже лег или, наоборот, пораньше сошел, в зависимости от сельскохозяйственной обстановки в конкретном году.

Вот только Власий от предков своих забрал все самое недоброе, что у тех имелось, в результате приобрел хоть и громкую, но темную славу, которая шла перед ним, потому мало кто из московских детей Ночи хотел бы с ним закуситься. Если только не считать одного молодого идиота, который решил, что он уже настолько крут, что какой-то старый хрен с дутой репутацией ему точно не противник.

К чести Власия, должен признать, что один шанс на то, чтобы свести возникший конфликт к нулю, он мне дал, что для него, кстати, совершенно несвойственно. Я мог прийти, повиниться, обговорить условия, узнать размер виры и так далее. Короче, мог выйти из воды сухим. Да, с голым задом и упавшей до нуля самооценкой, но целым.

Вот только я его жеста не оценил совершенно, хуже того, счел его действия слабостью. И вот результат – он пришел в дом Мирослава с тем, чтобы забрать то, что ему причитается, а именно книгу Папюса (которую, к слову, мне отдавать было больше просто некому, поскольку заказчица в три дня сгорела от какой-то внезапной и неизлечимой болезни) и мою жизнь, короткую, бесполезную и бестолковую.

А самое поганое то, что я своими невероятно неразумными, не сказать, совершенно идиотскими действиями сделал так, что никаких шансов оправдаться мне не представлялось. У каждой моей ошибки имелись видоки, которые показали бы на то, что Власий находится в своем праве, спрашивая с меня ответ за причиненные им обиды. Короче – переиграл он меня. Вчистую. Шаг за шагом, ход за ходом. И очень быстро, за какие-то девять дней.

Мирослав знал, зачем давний недруг пришел в его дом, причем, к стыду своему, он даже не от меня выяснил подробности случившегося. Сначала я молчал, потому что считал себя самым умным, потом от того, что стыдно стало. Ну а под конец уже и смысла никакого не имелось, поскольку жить мне оставалось столько, сколько Власий отмерит. Вот только я последнего на пороге дома, который мне стал почти родным, увидеть не ожидал, думал, что он меня как-то по-другому прикончит.

Откуда мне было знать, что за полвека до этого мой наставник вместе с сотрудниками отдела прибил его единственного ученика, который затеял приносить жертвы кому-то из древних богов на Введенском кладбище, том, которое еще называют Чумным и Иноземным? Причем Власий при этом присутствовал, но сделать ничегошеньки не мог, поскольку заступничество привело бы его к собственной смерти. Он просто стоял и смотрел на то, как его наследника методично уничтожают, не давая тому ни малейшего шанса на искупление, а значит, и на жизнь.

– Он молод и глуп, – сказал наставник Власию, когда тот – высокий, грузный, щекастый – с приветствием вошел в дом.

– Павел был немногим старше и не сильно умнее, – ответил в тон ему наследник слуг Чернобога.

– Мой ученик не лил людскую кровь в тех ритуалах, которые остались в прошлом. И беду на наши головы не призывал.

– Просто он на такое неспособен, – возразил Мирославу Рогожин. – Для хорошей жертвы нужны воля, твердая рука и жажда власти. И талант! А твой щенок только щеки надувает да дальше собственного носа не видит. Я же дал ему возможность прийти, повиниться, в ноги мне упасть, прощение вымолить. Но нет, какое там! Причем не знаю даже точно, почему он не приполз – то ли из-за гордыни, то ли потому, что не понял ничего.

Мирослав глянул в мою сторону. Я это почувствовал, а не увидел, так как не было сил оторвать взгляда от пола. Меня ел стыд. Ей-богу, в этот момент мне более всего хотелось поскорее сдохнуть. Смерть была проще, чем все происходящее.

– Вообще не понимаю, чего ты с ним возишься, – продолжал тем временем эмоционально размазывать моего наставника по стене Власий. – Ни таланта, ни силы – ничего же нет. Так что, считай, я тебе вообще услугу оказываю. Никогда бы не подумал, что такое скажу, но вот – случилось.

– Вира, – помолчав, предложил Мирослав, – я заплачу тебе столько, сколько скажешь, и тем, чем пожелаешь. Я его наставник, Покон такое дозволяет.

– Вира, говоришь? – почесал гладко выбритый подбородок Рогожин. – Так ведь я мало-то не возьму.

– Сколько скажешь – столько и получишь.

Как мне думается, вира в изначальные планы Власия не входила. Он на самом деле шел возвращать давний долг старинному недругу, не более того. Да и потом волхвы, что старые, что их наследники, всегда славились одним общим на всех качеством – диким эгоцентризмом. Собственная жизнь превыше всего – таков основополагающий принцип их бытия. По меркам нашего времени подобный подход к существованию выглядит не слишком красиво, хотя, по сути, мы нынешние куда большие эгоисты, чем наши предки. Уж так мы себя любим, так жалеем при любой возможности… Но мы эгоисты тайные, потому явные признаки подобного коллективно с удовольствием осуждаем.

А волхвы ничего не таят. Потому и Власий своего ученика сдал, и от Мирослава, собственно, ожидал того же. В этом отчасти и был смысл происходящего, эдакое закрытие гештальта, мол – я тогда своего не спас, и ты не спасешь. Я даже в тот момент заподозрил, что он вообще все случившееся спланировал от и до, как раз ради этой минуты.

– Сколько скажешь, – усмехнулся потомок черных волхвов и уселся за стол напротив моего наставника. – Ишь ты.

Мирослав отвечать ничего не стал, только чаю налил нежданному визитеру да корзину с пряниками подвинул поближе. Вражда враждой, а гость, пришедший в дом и севший за стол, священен. Ни ты ему, ни он тебе по Покону вреда нанести в этот миг не может.

– А что же, вира так вира, – осушив чашку, согласился Власий. – Чего нет, коли ты сам предложил? Толку в том немного, как по мне, щегол твой орлом не станет, жидковат он по всем позициям, ну да то и не моя забота.

– Назови цену.

– Ты как первый раз на свете живешь! – хохотнул Рогожин. – Жизнь за жизнь, как еще-то?

– Наставник! – только услышав это, взвился я. – Не соглашайся, ты чего!

– Цыц! – сурово зыркнул на меня гость. – Ты свое уже отговорил, теперь за тебя другие решают. Да и оговорился я! Не то брякнул.

– Так скажи то, что следует, – предложил ему спокойно наставник.

Уверен, он тогда уже понял, к чему все идет. Или даже раньше, когда произнес слово «вира». Понял и принял, потому настолько невозмутим был.

– Судьба за судьбу, – пророкотал довольно Власий. – Как тебе такой обмен? И прямо сейчас, а не потом. Я тебе свою, ты мне свою – и твой пащенок живет себе дальше как ни в чем не бывало. Луной клянусь, пальцем его не трону, если только он сам на рожон не полезет. Но тут уж я буду в своем праве, не обессудь.

– Не полезет, – заверил его Мирослав. – Не так он и глуп, как ты думаешь.

– Не знаю, не знаю. – Рогожин облизал губы толстым языком. – Как поймет, что к чему, может, и наломает дров. А мне такое и в радость! Как там нынче говорят? «Два в одном».

– Не наломает, – наставник встал из-за стола и подошел ко мне, – верно же?

– Верно, – пробормотал я. – Мирослав, что такое «судьба за судьбу»? Скажи, мне надо понимать, о чем речь идет?

– Он теперь я, а я – он. – Наследник княжьих волхвов потрепал меня по плечу. – Это если в первом приближении. А так все куда сложнее, но сейчас мне объяснять тебе механику процесса некогда. Не стоит заставлять нашего гостя ждать. Раз уж решили, так делать следует.

– Ох ты! – хлопнул ладонями по столу Рогожин. – Вот тебе и здрасьте! Вот не гадал, что так все повернется! Ай-яй, кабы раньше знать…

– На улице жди, – велел мне Мирослав. – Здесь тебе быть не следует. Все, на выход.

Я знал этот тон: когда наставник пускал его в ход, любые споры не имели ни малейшего смысла. И я вышел из дома на двор, не посмев тогда его ослушаться.

Погода на улице стояла та еще, но и холод, и ветер, и стегающий со всех сторон дождь меня не трогали совершенно.

Минут десять в доме, казалось, ничего не происходило, после я увидел яркую зеленую вспышку, мелькнувшую за окном, которая невероятно быстро переросла в пламя. Правда, уже не зеленое, а обычное, ярко-красноватое и пока не сильное.

– Что, ждешь? – На крыльце появился Рогожин, глянул на небо, затянутое тучами, и накинул на голову капюшон. – Не стоит. Некого больше ждать.

Я мигом все понял, и мне жутко захотелось вцепиться ему в горло. Нечеловечески захотелось. А он это знал, потому стоял, лыбился и даже не скрывал, что этого ждет.

– Был у тебя наставничек, да весь вышел, – хохотнул Власий. – Доля Мирослава теперь моя, а у него веселого впереди не предвидится ровным счетом ничего.

– Объясни, – прохрипел я, а после добавил: – Пожалуйста.

– А чего? Можно. Посмертием мы с ним махнулись. Я, понимаешь ли, после того, как помру, должен в Навь попасть. Что такое Навь-то, ты хоть знаешь?

Название в самом деле знакомое, Мирослав в общих чертах устройство мира мне описал еще в самом начале обучения. Ну и еще я после то тут, то там чего-то да вызнал, но все равно это были только верхушки знаний. Но оно и к лучшему, знай я тогда про это место все, что мне известно теперь, точно бы в глотку Власия вцепился. Не удержался бы!

– Душу по молодости на кое-что сменял одному хитровану, а он ее в откуп отдал, – продолжал тем временем вещать Рогожин. – Неважно кому, то не твое дело. Так что ошиваться бы моей тени до конца времен близ идола Чернобога, что неподалеку от реки Смородины стоит, и хорошего в том ничего нет. Наоборот даже – все очень плохо. А теперь вместо меня там твой учитель вахту нести станет, а я… Ну, куда точно меня после смертушки запихнут, не знаю, но хуже, чем сейчас Мирославу, точно не будет.

– Наставник мертв? – неверяще спросил я и глянул в сторону окна, за которым пламя билось все сильнее.

– Конечно, – кивнул Власий. – Лично его, понимаешь. Вот этой рукой. Не верю я никому, парень. И тебе не советую верить.

– Мертв, – пробормотал я.

– Говорил же, что тупой, – вздохнул наследник темных волхвов. – Сам посуди, как мне его живым оставлять? Он же шустрить начнет, отыщет способ, как в Навь не попасть, и все, тогда мне туда придется отправляться. Так что оплату я взыскал полностью. Ну чего, мстить станешь?

– Нет, – с трудом выдавил из себя я. – Не стану.

– Жаль. – Рогожин подошел ко мне, глянул в лицо и понял, что не вру. – А хорошо бы. Сразу и его, и тебя… Ладно, держи. И в будущем стороной меня огибай. Больше у тебя заступников нет.

Он сунул мне в руки какой-то увесистый узелок и направился в темноту ночи, бросив напоследок:

– Ты бы шел отсюда. Сейчас заполыхает, народ набежит, тебя первого в поджигатели и запишут. Загремишь лет на пять, кто передачи будет слать?

С тех пор прошел не год и не два, но за все это время я не взял ни одного заказа, который прежде не рассмотрел бы со всех сторон, и если он вызывал у меня хоть какое-то сомнение, то клиент получал отказ, причем окончательный и бесповоротный. Исключение составил только мой брак с Майей, но это и не заказ, да и история там особая.

Еще я ни разу не то что не разговаривал с Рогожиным, но даже его и не видел, хотя он по-прежнему живет в Замоскворечье.

А еще я провел сотни бесед с самыми разными людьми и нелюдями, вытягивая из них по капелькам, по крупицам любую информацию о Нави. В долг, за деньги, за услуги – я не торговался, соглашаясь на любую цену. Меня интересовало все – что там творится и как туда попасть, что там происходит с душами и есть в ней какие-то ориентиры, по которым можно двигаться в нужном направлении.

Но самое главное, что меня интересовало, – есть ли способ увести с этих туманных равнин душу, которая там очутилась? Говорили разное, но никто не был уверен в сказанном. Никто, кроме одной старой луховицкой ведьмы, которая в Навь сходила и обратно вернуться смогла. Дорого мне встал ее рассказ, но я ни о чем не жалею, потому что в итоге я узнал главное. Я узнал, как добраться до идола Чернобога.

Ну а потом господин Шлюндт предложил мне заняться поисками слезы Рода, и я впервые за столько лет согласился принять сомнительный со всех сторон заказ в силу того, что подобный гонорар мне, скорее всего, никто никогда более не предложит.

И теперь у меня, возможно, есть шанс подстрелить нужного зайца. А если повезет, то и двух.

Если очень сильно повезет.

– Парень, – меня потеребили за рукав, – ты чего? Обомлел после драки? Такое случается.

– Да нет, задумался, – возвращаясь из внезапно нахлынувшего морока, я провел ладонью по лицу. – Так что нет мне жизни, пока долг не верну.

– Ладно, – кивнула малая и обратилась к Аркадию: – А ты чего сюда приперся?

– Я с ним, – показал на меня юноша. – Он с моим работодателем договор заключил, моя работа – контролировать процесс.

– Слышь, мертвячка, – обратилась к Марго девчушка. – Этот – он вообще русский?

– Не до конца, – поморщилась вурдалачка. – Думаю, в нем и еврейская кровь есть, и еще какая-то.

– Так он кто такой-то?

– А, ты про это, – поняла, о чем ее спрашивают, Марго. – Соглядатай.

– И только? – глянула прямо в глаза Аркадию девочка. – Или еще что за душой есть?

– А иначе чего бы я в эти горы полез? – возмутился молодой человек. – Делать мне больше нечего!

Ничего ему наша гостья не ответила на это, только нос конопатый почесала.

– Что дальше-то? – спросила у нее Марго. – Поболтали да разбежались?

– Люди вы хорошие, жалко сразу с такими расставаться, – моментально откликнулась плясунья и встала с моего рюкзака. – В гости мы, пожалуй, к кое-кому сходим. Чай, не выставят нас за порог, коли заявимся.

– А что же? – Светлана глянула на часы, а после подмигнула мне, мол, соглашайся. – Вечереет, самое время.

– Ишь, обуглились как, гадины! – Девчушка подошла к двум черным от копоти черепам нагов, а после растоптала и тот и другой. – А вот нечего!

Нагнувшись, она покопалась в кучках праха и достала оттуда четыре тонких клыка.

– На-ко, – протянула она мне один из них, а после повернулась к Марго и Метельской: – И вы держите!

– А мне? – возмутился Аркаш. а – Я же тоже с ними?

– С ними что? – уточнила малая. – Чай пил и ватрушку ел? Это может быть. А вот в драке ты последний с конца оказался, сидел как мышь под мешком да дрожал. Так что шиш тебе!

В тот же миг четвертый клык, лежавший на ее ладони, истаял, как льдинка, в короткой и яркой огненной вспышке.

– Не отставайте, – махнула рукой девчушка и, чуть приплясывая, двинулась в глубь зала.

– Куда хоть идем? – спросила у нее Марго.

– А ты сама не видишь? – ткнула пальцем малая в сторону до того пустой каменной стены. – Вы все слепые никак?

– Ох ты! – оставалось только восхищенно выдохнуть нам четверым.

– Не я, – покачала головой наша проводница. – Тут всем правит она! Парень, а у тебя еще ландринка есть? Угостишь?

Конец второй книги