Текст книги "Старый пёс"

– Но ведь мы-то понимаем друг друга? – робко поинтересовался мопс.

– Нет, – отрезал Старый Пёс. Он всю жизнь знал, что собака в ответе за своего человека.

Позже Старый Пёс не мог не признать, что найти в себе силы и не выказать обиды, задав при этом правильно сформулированный вопрос, – это, безусловно, редкое собачье достоинство. Он на миг пожалел, что так недружелюбно обошелся с мопсом. Однако тут же исправился: «Если принялся не любить, то надо быть последовательным. Еще раз встречу, порву в клочья, к чертовой матери. Чтобы впредь неповадно было с чувствами приставать. Тоже мне друг выискался. Ходит на привязи у всяких хабалок… Иностранных… Продажный мопс…»

Старого Пса, несмотря на незначительные рост и вес, все кто знал, воспринимали всерьез. За отчаянную смелость, граничащую с безбашенностью, а может, такая она – безбашенность… За ловкость и удивительную непредсказуемость. Когда трехцветный бигль заметил в нем схожесть с мартышкой с гранатой, а шит-цу и пудель расхохотались, то именно им пришлось расплатиться за несдержанность, бигль был милостиво прощен. И не факт, что в основе решения была скорость, какую бигль развивал буквально с места. Совсем не факт. В кругу знакомых, то есть обитателей близлежащих домов, неоднократно делом доказанные качества снискали Старому Псу ореол собаки весьма и весьма авторитетной, настоящего бойца. И еще – завзятого острослова. Одному недорослю-боксеру Старый Пёс прокусил язык и, когда тот не на шутку разнылся, посоветовал: «Кольцо вставишь. У людей мода такая, помогает запомнить – где распускать язык, а где не стоит». Каково же было его удивление, когда Хозяин почти теми же словами отбрил поводыря незадачливого шутника, вознегодовавшего: «У него же дыра в языке! Что теперь делать-то?» – «Пирсинг, – не задумываясь предложил Хозяин. – Вставьте чего-нибудь, воспользуйтесь случаем. Меньше болтать будет, сам же начал, не стоило ему моего пса задирать. Или боитесь, что шепелявить начнет, с пробитым-то языком?»

Хозяин был в добром расположении духа, то есть не очень трезв, и шутил, даже Старый Пёс это понимал, довольно рискованно. Однако ростом, да и статью в целом он намного превосходил оппонента. Тот, даже если бы встал на спину своей собаки, при этом не раздавил ее и удержался, не обрел бы решающего преимущества. «Забоксерастрадалец» – под таким псевдонимом Старый Пёс внес человека в число своих недоброжелателей. Парочка благоразумно убралась восвояси, найдя в себе силы воздержаться от всплеска прощального недовольства, а среди неофициальных имен Старого Пса с того дня появилось еще одно – Компостер.

Всех своих прозвищ Старый Пёс не помнил. Сколько их накопилось за долгую жизнь – три десятка? полсотни? сотня? Вчера вечером этот растущий список пополнил «снежный барсук». На барса Старый Пёс не тянул, о чем ему весело было доложено. «Он еще и глумится!» Настроение собаки, и без того не радужное, съехало до отметки «слякоть». Весь вечер Старый Пёс капризничал, противился любым идеям Хозяина. В конце концов, он добился недипломатичного высказывания в свой адрес: «Ах ты, неблагодарная строптивая псина!», а заодно получил категоричный отказ в теплом месте на второй подушке кровати, самостоятельно на которую влезть не мог. Иначе не факт, что именно Старому Псу пришлось бы ютиться в собачьем месте возле батареи. «Стоило это того? – спрашивал он себя, бубликом устроившись на мягкой подстилке. – Нет. Был другой выход? Ответ тот же».

Он спал, когда Хозяин поднял его на руки и перенес на незаслуженное место. «Слаб человек, куда ему до собаки, лучше бы поучился, а то права он качает… Беда мне с ним», – сонно, неторопливо думал Старый Пёс. И еще, памятуя об имидже, он, уже на подушке, недовольно ворчал, сквалыжничал что-то неразборчивое. Долго и нудно. Наверное, о том, как уютно ему было возле батареи и что смягчение «режима» вовсе никакое не смягчение, а совсем наоборот. Что все эти лицемерные нежности и забота… Короче, всё это не для Старого Пса, потому что он… Дальше совсем неразборчиво, однако легко догадаться… И что Хозяин, хоть и добрый, а всё равно гад, потому как вольно ему было тащить собаку в снегопад на прогулку. Ведь всё то же самое можно было сделать на лоджии, под навесом. Там даже снег лежит в изобилии, как специально для антуража, если антураж зимы так дорог Хозяину.

Вот Старый Пёс и ответил ему в том же духе. В смысле, также вероломно. После гулянья он влетел снежным комом в их номер, в темпе осмотрелся и заметил сползший с пуфа, небрежно валявшийся на полу хозяйский свитер. На нем Старый Пёс и отряхнулся. Потом поелозил, вытирая промокшие спину, живот, морду… Хозяин застыл в дверях, словно его прибили к полу. Он оторопел от такой наглости. Только и смог, что вымолвить: «Ну ты… Ну ты даешь…» Растерялся. Старый Пёс в силу опыта знал, что люди в растерянности способны на многие глупости: они женятся, заводят детей, неправильных собак… Но не внял подсказкам опыта и решил повторить вытирание, начав со спины. Однако время человеческой растерянности вышло. Первой прилетела лыжная варежка, вторым – модный валенок, называемый «Угги». До этого Старому Псу нравилось это имечко, он даже допускал, что было бы неплохо самому носить такое. Уж тогда точно всякая пьянь во дворе не оборачивалась бы на зов Хозяина: «Эй, Старый Пёс!» После точного приземления валенка Старому Псу на макушку его имя и сам предмет были разлюблены одномоментно и на всю жизнь.

«Извини, что по башке, – сказал Хозяин. – Хотя правильно попал, раз этим местом ты такую пакость придумал. И не ври, не больно. Я же видел, что не подошвой. Не прикидывайтесь, сэр… Ой-ой-ой, тоже мне умирающий. Будешь сегодня… умирающим лебедем. Нет, просто пернатым. Пернатый! И пораженным в правах. Надеюсь, это понятно?»

«Пернатый? Ну ладно…» – мстительно затаил обиду Старый Пёс, хотя обижаться на Хозяина не было никакого повода. Скорее наоборот – Старый Пёс часто завидовал птицам. Во-первых: ни одна из них не летала на поводке. Во-вторых, если птица вознамерилась кого-либо обосрать, то ничто жертве помочь не могло. В-третьих: ей ничего за это не было. Словом – не жизнь, а мечта.

Хозяин в прихожей сосредоточенно стягивал с ноги второй валенок, первый ему дался на удивление легко. В личном справочнике Старого Пса эта обувь теперь значилась с характеристикой «Тупая, никчемная и безымянная. А была – Угги! Но это в прошлом». Воспользовавшись моментом, Старый Пёс всё-таки еще раз вытер спину о многострадальный хозяйский свитер: «Я его одеколоном воняю? Воняю! Пусть тоже мной пахнет. Всё лучше…» Заметив маневр, Хозяин рявкнул: «Наглец!» В голосе его Старый Пёс расслышал неподдельное восхищение.

Выпивши, Хозяин легче легкого изобретал Старому Псу новые имена, а дружбе с Бахусом он был предан и дружил обстоятельно, по-мужски. Особенно зимой и в горах. Выпивал Хозяин с толком, осмотрительно, исключительно в удовольствие – свое и окружающих. Окружающих радовал анекдотами, шутками и, что для людей необычно – так считал Старый Пёс, – на самом деле довольно смешными. Подумать просто – «смешными», без всякого «довольно», словечка, которое добавляло оценке ненужную относительность – кто знает, кому сколько и чего довольно? – у Старого Пса не выходило. Он честно пытался. Однако характер…

Хозяину Старого Пса давно не случалось напиваться всерьез. Сверх обычного, много-премного сверх меры на памяти Старого Пса Хозяин подгулял лишь единожды. Было это в прошлой жизни. По собачьим меркам, так вообще в позапрошлой. Тогда Хозяйка еще была одной из них, из семьи, но уже съехала, переселилась в больницу. Так получилось, и Старому Псу это было чертовски обидно, что в последний прожитый в доме Хозяйкин день мир был ужасен. Мир дома. Мир семьи. Буквально все вокруг людей, вокруг собаки и даже вокруг безразличных к своей судьбе рыб было соткано из больно жалящих искр. Искрили нервы Хозяина. Хозяйка молча. Она без слов безуспешно старалась его успокоить – улыбкой, поглаживаниями. При этом…

Внешне всё выглядело иначе, внешне Хозяин был нежен с Хозяйкой и предупредителен до суеты. Он никак не показывал, что в самом деле происходит у него на душе, но ведь Старого Пса трудно провести, почти невозможно. Уже собранная, с небольшим чемоданом-каталкой, будучи у дверей, Хозяйка, не обращая внимания на Хозяина, заботливо подававшего ей пальто, присела к Старому Псу с наказом:

– Прощай, дружище. Присмотри тут за ними, пожалуйста. Я знаю, что ты сможешь. Старый Пёс всё сможет. И еще раз – прощай…

Имела ли она в виду рыбок в аквариуме? Или рыбок вкупе с Хозяином?

Старый Пёс не мог дотянуться языком до макушки, чтобы проверить: это соленая вода из глаз капнула на темя или почудилось? Он не знал – как вразумительнее пообещать Хозяйке сделать всё как надо, поэтому просто кивнул. И получил за сообразительность щекотный поцелуй в мочку носа. В ответ он и сам лизнул Хозяйку, правда попал не в нос, куда целился, а в подбородок, потому что Хозяйка уже вставала, и вдруг качнулась…

Хозяин, мгновенно отбросив пальто, подхватил Хозяйку, помог ей выпрямиться, но она тут же мягко высвободилась и сказала с улыбкой, что в полном порядке, просто голова слегка закружилась. «Давление, наверное. Магнитные бури. И нечего на меня так смотреть. Можно подумать, ни у кого больше такое не случается. Ты ведь и сам, если долго сидишь на корточках… Ну что я тебе объясняю, ты же знаешь… Не надо так за меня волноваться… по пустякам».

Старому Псу не понравилось, как Хозяин нежданно-негаданно принялся во что-то вглядываться на потолке, будто протечку заметил, а потом скрытно от Хозяйки быстро-быстро промахнул по глазам рукой. Или в самом деле с потолка что-то ссыпалось, капнуло, попало прямо ему в глаза? Старый Пёс повторил трюк Хозяина, но ничего достойного внимания на потолке не усмотрел, как ни вглядывался, а вглядывался он со всей пристальностью. И в его глаза никакой потолочной гадости не налетело.

А еще что-то необычное, странное, неладное почудилось Старому Псу в Хозяйкином слове «прощай». Раньше она никогда так не говорила, притом что уезжала не в первый раз. В общем, сам не понимая зачем, Старый Пёс улучил момент замешательства – Хозяин проходился одежной щеткой по Хозяйкиному пальто, надо сказать без всякой нужды, в доме всегда было чисто, даже Старому Псу не удавалось поколебать эту традицию, – и выскочил в коридор. Там он занял позицию возле лифта, «оборонительно-наступательную», как охарактеризовал ее сам для себя, и категорически отказывался возвращаться домой. Он скалил зубы, но визуальные эффекты не действовали, и тогда он принялся отчаянно рычать. Обычно этого хватало. Раньше. Хозяин прикрикнул на него:

– В конце-то концов совесть у тебя есть?!

А Хозяйка придержала Хозяина за рукав и, глядя прямо в глаза Старому Псу таким привычным добрым, ласковым взглядом, добавила спокойно, совсем не так как говорил Хозяин: «Что, черт побери с ним случилось?»

– Иди домой, дружок, не то мы опоздаем. А нельзя. Впрочем…

Еще она сказала:

– Впрочем, это тот удивительный случай, когда всегда получается вовремя. Смешно, да? Это потому, что не мы определяем…

А Хозяин попросил неожиданно робко, тихо:

– Не надо… Всё не так… – И даже улыбнулся Старому Псу глазами: – Старина, всё будет как надо. Нормально всё будет. Ты только давай без эмоций… Боже, что я такое говорю! Пёска, старикашка, я тебя умоляю, нам и без этого не просто…

– Я всё-всё поняла, – сказала Хозяйка, обращаясь к Старому Псу.

Ему показалось, что она совсем не слышит или не слушает Хозяина, это ему льстило. Он и без того знал свое место в приоритетах, но лишнее подтверждение… никогда не было лишним.

– Спасибо тебе. Ты удивительный. И я о тебе расскажу. И о тебе расскажу… – потянула она за рукав Хозяина, потому что Старый Пёс отступил. – Всю правду расскажу! Так что о райских кущах и не мечтай! Шучу.

Хозяин обреченно качал головой, его лица пёс не видел. Догадывался, что вряд ли тому весело, и не понимал, отчего так – шутка ведь. Что-то подсказало Старому Псу, что дальше мешать людям не стоит. Понурившись – не было повода выступать победителем, – он вошел в квартиру и вздрогнул, когда за спиной недвусмысленно громко клацнул замок. Старый Пёс не обиделся на Хозяина. Он чувствовал, что переборщил, что заслужил эту отброшенную за спину дверь, хотя, признаться, не понимал, в чем именно провинился. «Ну почувствовал, ну полез, ну напомнил о себе – кто еще напомнит?» Впрочем, Старому Псу было жаль, что так получилось. Он еще недолго побыл в прихожей, дождался, когда двери старорежимного лифта громыхнут сначала на их этаже, потом в самом низу, на первом, и совсем уже еле слышно стукнут входные двери в подъезд. Одна за другой – деревянная со стеклянными вставками, старинная, потом – железная, якобы для защиты… На улицу. Рыбки с подоконника, скорее всего, могли видеть, как хозяева пересекают двор к парковке, она располагалась с другой его стороны. Но рыбки… Безмозглые аквариумные рыбки! Они, неразумные, пялились на Старого Пса. Вот тут он им все, что накопилось, и выговорил. По ходу убедился, что взгляд на подводный мир – даже издалека и снизу, помогает снять стресс. Старый Пёс в самом деле успокоился, наблюдая, как обычно флегматичная рыбка принялась метаться будто поджаренная.

Вечером того же дня Хозяин вернулся домой один в их странно переменившемся жилище. При этом ничего, собственно, не изменилось, всё осталось на своих же местах. Даже миски Старого Пса были там, где обычно. Но обитатели дома чувствовали себя так, словно Хозяйка забрала с собой часть оберегаемого стенами тепла.

А потом на пороге квартиры объявилась благообразная, строго и скромно одетая пожилая женщина. Коротко и без каких было приветственных слов она кивнула Хозяину, благожелательно приняла его помощь с пальто и шалью и тут же присела на корточки к Старому Псу. На всякий случай он приготовился дать отпор, верхняя губа подрагивая поползла наверх, но тут взгляды собаки и человека пересеклись. На мгновение Старый Пёс растерялся – так глубоко человек заглянул в его глаза. Он моргнул и сощурился из опасений, что слишком многие его мысли могут оказаться прочитанными. Непозволительно. Тем более при первой встрече. Тем более незнакомкой. «А второй раз она уже будет знакомкой…» – отвлекся от испуга пес. Глаза женщины были бледно-голубыми, словно выцветшими. Старый Пёс вспомнил пятно на кафеле в ванной – капнули чем-то темно-синим, потом тёрли-тёрли, но так и не оттёрли до конца. Ничего кроме внимания и доброты в глазах незнакомки пёс не усмотрел и успокоился. Женщина заговорила с ним так, будто сто лет знала заочно и вот наконец выпал шанс проверить – много ли насочиняли?

– Ну, здравствуй, Старый Пёс, наслышана о тебе. Вид у тебя и впрямь очень смышленый, а я думала, грешным делом, что преувеличивают твои хозяева. Все они, собачники, души в вас не чают.

«Проницательная, странная и не злая, – определил Старый Пёс, пока женщина поднималась с корточек. – И колени – в хлам. Я бы с такими коленями не присаживался к кому не попадя. Разве что к себе». Он не знал, как реагировать, но чутье подсказало, что лаять точно не стоит. И рычать тоже. Что же до хвоста… Старый Пёс обнаружил, что тот сам уже принял решение.

– Можно на кухню? Там проще будет, – спросила женщина у Хозяина, и вопрос этот прозвучал как мягко высказанное предложение. Тот кивнул и отступил в сторону, приглашая. Старый Пёс опешил: гости, даже привычные, частые, совсем свои, препровождались исключительно в гостиную или библиотеку, в редких случаях в кабинет Хозяина, но уж никак не на кухню. Кухня для гостей была однозначным табу. Хозяйка не терпела толчеи возле плиты, называла кухню «своей территорией», «малой землей» и наотрез отказывалась от помощи: «Лучше не мешайте, не то, клянусь богом, будет у вас в животах только эхо!» Она почем зря гоняла Хозяина, норовившего проскользнуть за ее спиной, заглянуть под крышки кастрюль и наполнить кухню божественными ароматами – Хозяйка отменно готовила. «Вот кому-то сейчас полотенцем по любопытному носу!» – шутливо замахивалась на него Хозяйка, а иногда и всерьез. «Всерьез» всегда начиналось со слов: «Ну, вот что…» – и никогда не заканчивалось, потому что Хозяин в завидном темпе смывался и удивительно нежно прикрывал за собою дверь. Знал, что хлопки дверьми, даже неумышленные, от сквозняков, выводят Хозяйку из себя никак не меньше его рейдов на кухню.

Единственным, кто допускался в святая святых во время готовки, был Старый Пёс. Ну и мама Хозяйки. Однако ее Старый Пёс не считал. Он не задумывался, вообще не тратил усилий ума на поиск причин такой несправедливости. Не считал – и все, несмотря на всю доброту, которая к нему проявляла старушка. «Какой же ты неблагодарный свин», – укорила бы его мама Хозяйки, проникнув в мысли Старого Пса. «Да, я такой, – согласился бы он. – В конце концов, я всегда был единственным, кто не раздражал Хозяйку, пока она кашеварила. Так?». – «Так, так…» – была бы вынуждена признать старая женщина. Разумеется, если те, кто оказался на небесах, в принципе готовы с чем-либо соглашаться, глядя на обычную жизнь сверху вниз. Сам Старый Пёс считал свою уникальность фактом, и фактом непреложным. Он пользовался им, как только мог и где только мог. Кухня была местом наиболее частого применения собачьих талантов. Нешуточных собачьих талантов.

Например, Старый Пёс знал: чтобы получить лакомство, не стоит ластиться к ногам Хозяйки, а лучше тихо лежать под столом. Ни в коем случае не на проходе. Смотреть следовало грустно и временами вздыхать. Непременно вздыхать. И всё будет. Да, не сразу. Обычно Хозяйка оглядывалась на четвертый-пятый вздох. И видела грустный взгляд. Правда, приходилось ждать, пока отложенный ему кусок вкуснятины остынет как следует. Ожидать охлаждения до «как следует» по своей воле Старый Пёс бы не стал. В конце концов, от легкого ожога нёба еще никто не умирал. Увы, Хозяйка считала иначе, и блюдце ставила рядом с плитой, замечала вслух, что это для тех, кто так шумно и театрально страдает под столом.

– И отвлекает меня от дел. Кто это? Наверное, заблудшая мышь? Нет. Наверное, это белка, стырившая орехи, и теперь она трусит, потому что где-то по городу рыщет орешник и он непременно ее найдет! Или все-таки мышь?

Хозяйке нравились эти игры. Старый Пёс со своей позиции мог видеть блюдце, мог следить, чтобы никто не удумал покуситься на его долю, но достать до поры не смог. Неслабое, надо признать, испытание. Тем более, если знаешь, что где-то в опасной близи по дому слоняется голодный Хозяин. Однако награда всегда того стоила, никаких исключений. Кстати, добавку уже можно было выпрашивать по старинке, шанс получить ее по-любому был не велик. «Не хамить! Это еще что за собачье нищенство?!» – призывала к порядку Хозяйка. Бывало, заигравшегося в ногах Хозяйки Старого Пса выдворяли вон за пределы мечтаний, но после того как он так-таки добивался своего, с приоритетами у пса все было как надо. И, к слову, полотенцем ему никогда не грозили, не было такого. Пёс верноподданически примыкал к демонстративному валянию Хозяина на диване, и всегда был принят: «Что, тоже выперли? Никакого уважения к мужчинам. Скажи?»

При этом Старый Пёс, в отличие от Хозяина, был не внакладе, однако знать об этом Хозяину не полагалось. Зачем лишний раз дразнить человека? «Такова наша нелегкая мужская доля, – преданно, аккурат под настроение шептал Старый Пёс Хозяину прямо в ухо. – Ждать и терпеть все эти женские капризы. Хорошо бы еще ничего не спалила, а то ведь запросто…» Тому было щекотно, он вздрагивал, смеялся и тормошил Старого Пса в воздухе:

– Ах ты, проказник. Подлизываешься? Думаешь, поделюсь? Хренушки…

«Не очень-то и хотелось, но если передумаешь, не обижусь», – задором на задор отвечал Старый Пёс.

И вот теперь совершенно чужая женщина… И в святая святых…

В конце длинного коридора, возле кухонной двери, странная добрая женщина обернулась к Старому Псу. Тот замыкал небольшую процессию из двух человек и собаки.

– Можно чаю горячего? – попросила, обращаясь, разумеется, не к собаке.

– Конечно. Нет проблем. Сейчас и поставлю, – пообещал Хозяин.

Старый Пёс решил для себя, и, как выяснилось, правильно решил, что странная женщина специально Хозяина отвлекла, озадачив готовкой чая. Так всё с его собачьей точки зрения выглядело. Коридор в кухню был широким, длинным, двадцать пять – тридцать Старых Псов. Он походил бы на тоннель подземного перехода, кабы не двери в ванную, туалет, подсобку, отсутствие профессиональных нищих, бездарных любителей музыкантов, торгашей, ну и всего такого. Вот в таком тоннеле Хозяин и скрылся. По донесшемуся из кухни шуму стало ясно, что задача, поставленная ему по части чая, не то чтобы совсем не по силам, но и не «семечки». Слух Старого Пса намного превосходил возможности странной женщины, поэтому она ничего не расслышала, а пёс краснеть не умел.

Женщина притормозила Старого Пса в полушаге от прихожей. Ему пришло в голову, будто она опасается: уж не обучил ли Старый Пёс Хозяина «вострить уши»? Фигурально, разумеется. К натуральному «вострению», то есть стоянию торчком, его уши пригодны не были – совершенно иной дизайн. Ниспадающий, мягкий, спокойный. Полная противоположность нраву. Словом, всё не как у прямых потомков волка. Старый Пёс был почти на сто процентов уверен, что ему хотят сообщить что-то важное и наедине. В то же время попросить Хозяина совсем удалиться женщине показалось неудобным. Старый Пёс оценил чувство такта: «Всё ж таки она еще незнакомка. Это во второй раз станет знакомкой. Тогда будет проще».

Тут гостья и зашептала, обращаясь к Старому Псу, нечто таинственное и от того напрягающее. Не зашептала даже, а одними губами… И быстро-быстро! Но вот еще одна странность: Старый Пёс разобрал каждое адресованное ему слово. Все они, как одно, отозвались в его голове, не преминув чуть позже выстроиться в заданный автором порядок, с паузами и знаками препинания… Жаль, но вся это полноценность нисколечко не помогла собаке разобраться – к чему все это говорилось.

– Хорошо, что ты смекалистый и, я так понимаю, упрямства тебе тоже не занимать. И преданный. Да, знаю, подожди. Это я тебе говорю – пре-дан-ный, а уж что ты там о себе напридумывал… Не перечь! Времени в обрез. Запоминай: все эти качества однажды еще как пригодятся. Все без остатка. Понадобятся они тебе, но куда больше не тебе… Но это не страшно, потому что ты будешь счастлив. Времени впереди еще много. Не торопись. Бывает, те, кто думает, что несчастливы, счастливее тех, кто упивается счастьем. И еще раз молю, не торопись.

Старый Пёс никуда собственно не торопился, разве что прошмыгнуть за гостьей на кухню. Странная женщина легко раскусила коварный пёсий замысел и не нарочито, сама в гостях, но властно, не оставляя сомнений, что обсуждению решение не подлежит, закрыла перед ним дверь. Старый Пёс остался со стороны коридора рассматривать препятствие, изучать выщербинки, искать слабые места, заведомо зная, что препятствие ни за что не уступит. На кухне его, не раз было дело, закрывали, цель, правда, оставалась не ясна. Теперь вот с другой стороны закупорили, с внешней. Такого еще не было. Или было? Ну конечно, было! Однажды, когда у Хозяйки подгорел пирог («заболталась по телефону, так что никто ей не виноват…») Старого Пса невежливо выперли за дверь. Не выдворили, а именно выперли. Якобы из опасений, что тот надышится дымом.

На самом деле Старый Пёс был готов прозакладывать хозяйские мокасины – от него избавились дабы не рисковать уцелевшими частями угощения. Так вышло, что пирог с мясом опрометчиво слетел с противня на пол. Хозяйка при этом еще и обожглась. Или виной всему был ожог? Одно Старый Пёс знал точно: не ее был день. В итоге вышло, что и не его. На тот момент жизни пёс был уже в достаточной мере осведомлен, насколько тесно, часто неправильно переплетены между собой людской и собачий миры. Узелки, узлы, узлища… Поэтому он не удивился. Только обиделся.

Старого Пса немало поразило, что поведение гостьи не вызвало у него обиды. Разве что самую малость – на четвертушку от того, насколько серьезно следовало бы обидеться. Обычно он и домашним не давал спуску, если те пытались совсем уж внаглую, как эта женщина, им командовать. Арсенал экзекутора у Старого Пса был невелик, но чрезвычайно действенен. На этот раз куда больше чем недовольство и жажда реванша им овладело недоумение: еще никто из посторонних людей не разговаривал с ним так, будто точно знал, что Старый Пёс все отличнейшим образом понимает. «Она даже не усомнилась в моей способности читать по губам!» Насколько он понимал, знанием большинства талантов своей собаки обладали только Хозяин с Хозяйкой, другим без надобности. Старый Пёс считал этот дар чем-то вроде бонуса, рассчитывать на который вправе лишь люди, забирающие щенка. И за отдельную плату. Бескорыстие, как уже было замечено, если не одаривало самого Старого Пса, было занесено им в графу недопустимых и расточительных глупостей. Гостья безусловно владела «дубликатом» этого дара, и Старого Пса распирало от любопытства – как такое вообще возможно?! В битве двух любопытств победило то, что касалось событий на кухне. Два любопытства одновременно даже для такой одаренной собаки – непосильная ноша.

Пёс залег под кухонной дверью и весь превратился в слух, не испытывая при этом ровным счетом никаких неудобств – ни моральных ни прочих. Еще в юности Старый Пёс педантично прошерстил весь собачий словарь и слова «предосудительно» в нем не обнаружил. Это сильно облегчило ему дальнейшую жизнь. Слово «нельзя» нашел, а «предосудительно» нет. В итоге занес в свой реестр мудрых мыслей следующую: «Собачья мораль проще человеческой, честнее, без всяких вывертов. Поэтому собаки не предают».

Кстати, на упрек людей в нарушении их приватности Старый Пёс мог бы отреагировать встречной претензией: «Вы же позволяете себе бессовестно наблюдать за нами везде и всюду. Даже когда мы справляем интимные нужды! Да еще и какашки иногда прихватываете, хотя они не для вас положены». И вот еще… Наверное, самое главное. На кухне квартировали две миски Старого Пса – с едой и водой, – и он имел полное право проследить, чтобы посторонние из них не ели и не пили. «Экскьюз, какой еще поискать!» Ему было жаль, что щель между дверью и полом оказалась столь не предусмотрительной, она была неразумно мала. Совсем пустяковая щель. «Такие я бы запрещал», – обиделся на нее Старый Пёс. Обижаться можно было сколько угодно, но территория кухни все равно не просматривалась, а псу чертовски хотелось не только подслушать, но и подсмотреть. Правда, кухня почти на всю глубину «пронюхивалась»… Увы, это ни с какой стороны делу не помогало.

Разговор, подслушанный Старым Псом, был для него труден, местами совсем непонятен. Женщина говорила очень тихо. К тому же она сидела спиной к двери, за которой страдал Старый Пёс. Он уже отчаялся связать слова и обрывки фраз в подобие мыслей и готов был признать свою миссию печально провалившейся. Вот тут-то странная женщина немного возвысила голос, и этого оказалось достаточно, чтобы Старый Пёс разобрал:

– Вы поймите, я должна была испросить разрешения для того, чтобы помочь ей. Так заведено. Ослушаться невозможно. Это означает сделать вашей жене еще хуже. Да и не выйдет ничего путного. Вообще ничего не выйдет. Вы молитесь. И она пусть молится. Молитва и вера – это единственное…

– Но нам никто не берется помочь, все махнули рукой. Вся надежда только на вас, хоть вы нас не бросайте. Пожалуйста, я прошу вас…

– Я… не могу. Мне отказали…

Старый Пёс услышал, как Хозяин тихо стонет. Это было так на него не похоже!

Годом раньше они отдыхали на море, одолжив у знакомых небольшую яхту. Хозяйка раньше запланированного вернулась домой – что-то не заладилось на работе, ну а Старый Пёс остался присматривать за Хозяином. Так напутствовала Хозяйка.

Дул сильный ветер и они торчали в порту. Хозяин загорал на верхней палубе, в то время как Старый Пёс развлекал праздных испанцев и прочую иностранщину, тыкавших в него пальцами. «Вот же чудики, – благодушествовал он, внимание публики льстило. – Впервые в жизни нормальную собаку на лодке увидели». Немного раздражала несдержанность жестикуляции и слишком громкие возгласы, но Старый Пёс отнес их на издержки… собственной неотразимости. Копать глубже, до культурных пластов и залежей воспитания ему было лень, разморило, да и по-своему невыгодно.

Наконец однообразие происходящего и собственное миролюбие пса утомили. Он решил поразмяться, а заодно легонько «шугануть» публику, которую окрестил «цыганвой». Всего-то и нужно было – метнуться к краю трапа и преодолеть по воздуху… («Метр? Ну да, где-то так…») до причала. «Меньше метра!» – прогнал он предчувствие, незримым пальцем постучавшееся слева в грудную клетку. Примерялся Старый Пёс против солнца, разморенный, расхоложенный отпускным бездельем, ко всему прочему, немного укачанный. И разбежался вяло, не олимпиец. Пузцо опять же нагулял, за него Хозяин обзывался «выдрой на нересте»… Вот и вышел позорный собачий недолет.

Старый Пёс жабой плюхнулся в воду, под бетонные сваи. На крики свидетелей (тут и громкие голоса к месту пришлись) Хозяин кубарем скатился с верхней палубы. Пока публика пыталась разглядеть в воде исполнителя неудавшегося аттракциона, он, не раздумывая, прыгнул за Старым Псом. В чем был. А был… ни в чем. Загорал себе где-то наверху, откуда его не было видно. Разве что с дельтаплана, но, по его словам, зрелище нипочем не стоило таких трат. Прыгнул он еще хуже, чем Старый Пёс, потому как в кровь разодрал о сваю бедро. Неглубоко, но два шва наложить пришлось. Хозяин ни разу не вскрикнул, не застонал. Конечно, мелочи по сравнению с животом Старого Пса, но тоже не пустячок: и больно, и опять же переживания.

Местный доктор в халате, из которого можно было забацать похлебку для стаи вампиров, не скрывал недовольства присутствием в ординаторской Старого Пса. За что был определен раздражителем в «старые, чумазые пердуны». Вот он-то и сообщил Хозяину самодовольно: травма, мол, ерундовая, но очень болезненная. Старый Пёс восстал: «Что значит „ерундовая“, если человек друга спасал?! Как можно такую ересь нести?» – и был выдворен в приемный покой под опеку какой-то тетки, слава богу, опрятной. «Вот же лживый ублюдок!» – помянул Старый Пёс доктора пару часов спустя, когда выяснилось, что ранение у Хозяина очень серьезное. Иначе зачем было медсестре дежурить в его каюте всю ночь? «Дипломированный специалист с большим опытом». Так она была представлена Старому Псу. Самому ему было отказано в праве составить компанию болезному и его целительнице, но пёс стерпел, хотя на недоверие по части стерильности ненадолго насупился. Медсестру звали Эльза. Это имя Хозяин произносил мягко, у него получалось «Эльзя». Старый Пёс не понимал, чего именно ей «нельзя», тем более что в глазах Эльзы читалось «всё можно…»