Текст книги "Слепой в зоне"

Его голубой мечтой был работающий приемник: можно слушать что угодно, можно обо всем узнавать, не общаясь ни с кем. А если хочется поговорить, можно разговаривать с приемником. Можно приводить ему свои доводы, до хрипоты спорить. И самое главное – ты всегда выйдешь победителем в споре, достаточно нажать на кнопку. Столичный умник, какой-нибудь профессор или доктор наук, моментально заткнется, и останется слышен только его, Володьки Кондакова, чуть осипший голос, будь то в пустом доме или на лесной поляне.

Но приемника сейчас у него не было, о событиях на большой земле Володька узнавал из старых газет, иногда подслушивал разговоры милицейских патрулей на дорогах. Но его, впрочем, такие обрывочные новости мало интересовали. Хорошо, конечно, знать, где, что и как, но и незнание тоже имеет свои прелести. От места, где Володька Кондаков попал в переплет, до места, где он находился сейчас, было не меньше десяти километров. Но Кондакова неудержимо тянуло сходить туда, к той дороге, и посмотреть, стоит ли еще машина или уже уехала.

Володьке казалось, что он в любом случае найдет там что-нибудь стоящее, полезное для себя. Мечтая о трофеях, он перевернулся со спины на живот, подвинул к себе котелок и стал вынимать из него рыбу, разламывать и есть.

Он насытился и окончательно решил, что лежать здесь толку никакого, лучше прошвырнуться к той дороге. Десять километров для такого ходока, как он, – сущий пустяк. И часа через полтора-два он доберется туда. А после, перейдя дорогу, он отправится на хутор, в котором жил когда-то лесник. Хутор стоял так далеко от дороги, что подходов к нему уже почти не осталось ~ все заросли. Туда мог попасть только знающий человек, каким и считал себя Володька.

«Там, на хуторе, я и заночую. Поживу недельку, может две, оттуда направлюсь куда-нибудь еще. Слава Богу на носу лето, холодов не предвидится, ночевать можно где угодно. Соли у меня достаточно, есть спички, зажигалка. У меня при себе все, что только может понадобиться». А на хуторе у Володьки был небольшой тайник, там он спрятал две трехлитровые банки с салом, варенье, крупы и даже бутылку водки. «На хуторе я и водочки попью!..»

Какой сегодня день и какое число, Володька не знал, календарь он не вел.

Сборы, как всегда, много времени не заняли. Володька помочился на костер, затем тщательно затоптал еще тлеющие головешки, забросал кострище травой, и вряд ли можно было бы определить через пару дней, что здесь, на берегу маленькой речушки, впадающей в Припять, кто-то сидел. Володька закинул вещмешок за плечо, взял в руки удочки, спиннинг и, поглядывая по сторонам, двинулся по одному ему известной тропинке к густому ельнику. За ельником начиналась дубовая роща, за ней .протекал небольшой ручей, который можно перейти по камням, даже не замочив ноги. Володька сам выложил эту каменную переправу, и только он знал о ее существовании. А за ручьем поле, а дальше кустарник, лес и дорога.

Володька посмотрел на часы. Они показывали одиннадцать. Кондаков прикинул, что даже если не станет спешить, то часам к двум окажется на месте. У него была и другая цель: он хотел зайти на заброшенную пасеку, где в двух ульях еще водились пчелы, и, если повезет, поживиться медом. При мыслях о тягучем, ароматном, золотистом меде Володьке захотелось его так мучительно, что даже острый кадык дернулся. Сильнее всего хочется того, чего нет. Правда, связываться с пчелами он не очень любил после того, как в прошлом году нарвался на лесных пчел. И тогда, точно так, как и сейчас, ему захотелось меда. Но меда он не поел, а пчелы его искусали до такой степени, что старуха, живущая в выселенной деревне в крайней избе, чуть не умерла от страха, когда увидела Кондакова с распухшими, огромными, как лопухи, ушами, с заплывшими глазами. Он тогда едва выжил. И если бы не успел добежать до ручья и броситься прямо в одежде в воду, наверное, ему пришел бы конец.

…Целый рой вырвался из дупла и набросился на него. Пчелы гудели, лезли в волосы, под кепку, в нос, в уши, кусали за руки, даже набивались в сапоги.

Володька кинулся бежать. Он мчался через кусты с дикими воплями, а рассерженный рой шлейфом тянулся за ним, жаля и жаля. Володьку спас ручей. Прямо с берега он плашмя упал в воду. Хорошо, что воды было выше колена, и он смог погрузиться в нее с головой. Даже под водой ему чудилось, что пчелы продолжают впиваться в его тело. Он барахтался в ручье около часа, пока наконец пчелы не отстали. Он, шатаясь, вылез из воды, безумным взглядом обвел все вокруг. Он чувствовал, как глаза заплывают, как кожа на лице натягивается, гудит от прикосновения, словно камера футбольного мяча. Ему казалось, она вот-вот лопнет. Пальцы на его руках стали похожими на сардельки – настолько они распухли. Вдобавок они почти не гнулись. «Надо брести к людям», – подумал тогда Кондаков и судорожно стал вспоминать, где здесь неподалеку есть люди. Вспомнил о старухе-баптистке, живущей километрах в четырех от злополучного места. И он поплелся туда.

Володька, едва ворочая языком, объяснил не на шутку перепуганной бабке, что бояться его не надо, что это все проклятые пчелы. Старуха спасла его. Чем она обмазывала ему лицо, что заставляла пить – Володька не . знал и не помнил, но через два дня опухоль спала, а старуха, подойдя к Кондакову, погрозила крючковатым указательным пальцем и громко, – потому что была почти глухая – прокричала:

– Уходи отсюда! Уходи, а то тебя тут поймают. Меня-то они не тронут, а вот тебя схватят.

Глава 17

Полковник Сазонов подобрал людей себе под стать, способных за деньги совершить любую мерзость, готовых мать родную продать. Все его подручные когда-то служили вместе с ним, и на каждом висело какое-нибудь грязное дельце.

А полковник Сазонов был человеком дотошным и все эти делишки знал. Так что подбор кандидатур оказался далеко не случайным. Он знал, как воздействовать на каждого из своих подчиненных, чем припугнуть, прижать к ногтю и заставить делать то, что нужно. Каково же было удивление полковника, когда никто из этих людей и не подумал отказываться. Больше всего команда Сазонова напоминала банду вооруженных до зубов головорезов, готовых совершить все, что угодно, не задумываясь о последствиях. В кабине «КрАЗа» стоял переносной телевизорчик, благодаря ему Сазонов и узнал о том, что случилось с Шанкуровым. Никому из своих спутников полковник и словом не обмолвился, что операция под угрозой срыва, и принял решение изменить место, где предстояло спрятать похищенный фугас и затаиться там на время, пока ситуация не прояснится.

О том, что они везут, знали лишь трое: капитан в отставке Шушаков и такой же капитан в отставке Юдин. Они были правой и левой рукой полковника Сазонова.

Виктор Иванович знал – стоит ему лишь кивнуть, моргнуть глазом, пошуршать деньгами, как Шушаков не задумываясь выхватит свой ТТ и пустит пулю в лоб тому, на кого укажет полковник.

Юдин и Шишаков верили Сазонову безоговорочно. Если он сказал, значит, так и должно быть. В них еще осталось кое-что от кадровых военных, а звание полковника для них являлось недосягаемым, и потому подчинялись они Сазонову беспрекословно, хотя Виктор Иванович не обольщался: если дело примет критический оборот, когда придется выбирать между жизнью и смертью, между свободой и тюрьмой, богатством и нищетой, Шушаков и Юдин сдадут его ничтоже сумняшеся. Да и он сам сдаст их так, как сдают ненужные вещи в утиль: испытывая облегчение, что избавляются от хлама, и нисколько не горюя о старье. «Вот и я горевать не стану», – убеждал себя Виктор Иванович Сазонов.

Начало операции прошло в целом успешно, не было никаких осложнений.

Погрузка, выгрузка, транспортировка – все это проделали виртуозно, никто на военной базе и не заметил поначалу пропажу одного ядерного фугаса. Бесценный груз был переправлен в чернобыльскую зону. «Кто там его станет искать, – смекнул пройдошливый полковник, – а с Шанкуровым я еще поторгуюсь».

Полковник Сазонов был человеком искушенным и отдавал отчет, что, прежде чем он избавится от груза, фугаса могут хватиться и начать искать. А если найдут, то и ему, и всем, кто с ним, несдобровать. Поэтому спрятать надо было понадежнее. И он выбрал удачное место. Это была кирпичная колхозная ферма с огромными железными воротами. Ферма стояла на пригорке, откуда прекрасно просматривалась местность. Коров на этой ферме, само собой, давным-давно не было, и даже запах навоза успел выветриться. Были распахнуты ржавые ворота, и «КрАЗ» повышенной проходимости легко въехал внутрь фермы. Ворота тут же заперли.

Воинство полковника, поняв, что операция затягивается, взроптало:

– И сколько мы в этой долбаной радиации будем сидеть? Пока не окочуримся?

На что полковник резко ответил:

– Сколько надо, столько и будете сидеть. А вы, никак, хотели просто так заработать денег? Срубить по-легкому?

– Желательно, – ответил кто-то.

– Тогда берите груз и продавайте его на базаре. Авось, найдется купец.

– Ладно, ладно, – немного повыступали и смолкли подчиненные. Все равно делать ничего не оставалось, только ждать.

В кузове «КрАЗа», кроме упакованного фугаса и ящиков с оружием, было несколько ящиков с противопехотными минами. И Виктор Иванович решил всю территорию вокруг фермы и все подходы к ней заминировать. Опыт в подобных вещах у него имелся, да и Шушаков с Юдиным были офицерами саперных частей.

Вместе со своими бойцами они начали минировать территорию – все подножие холма и даже бывший водопой. Особенно тщательно они расставляли мины на всех подъездах к ферме. Маленький мост заминировали с двух сторон минами с дистанционным управлением. А с тыла к ферме было не подобраться: там шли старица и болото. Полковник тщательно составил карту минных полей, затем сложил ее себе в планшет. После чего собрал подчиненных.

– Чтобы никто и никуда, – строго-настрого приказал он, – если не хотите подорваться на мине. Да и бегать вам тут некуда.

– А за самогоном, полковник?

– Дурак, тут никто не живет. Тут ни баб, ни выпивки. В общем, придется сидеть и ждать.

– Сколько? – прозвучал вопрос.

– А вот это уже не ваше дело, – отрезал полковник и удалился в небольшое помещение, которое раньше занимал заведующий фермой. От него в наследство полковнику достался обшарпанный письменный стол, два стула, счеты и арифмометр.

Остальные расположились кто как мог, благо соломы и сена на ферме хватало, а в «КрАЗе», кроме оружия, находились спальные мешки, ящики с тушенкой и прочим продовольствием. Еды было столько, что хватило бы на целый месяц. Даже колодец, заколоченный досками, бандитам не понадобился – воду они привезли с собой в большом баке из нержавейки, выкрашенном зеленой краской, какой красится всякое военное имущество. Бак был рассчитан на полтонны воды. Так что все необходимое для жизни у полковника и его людей имелось. Оставалось только ждать, когда позвонит Шанкуров и сообщит, каким образом товар переправить покупателю. А после этого все они получат оговоренные суммы и могут быть свободны.

Как и при проведении любой военной операции, полковник продумал все детали, относящиеся к безопасности. Он написал график дежурств, расставил часовых, чем вызвал ухмылки на небритых лицах своих бойцов.

– Здесь что, настоящая война будет? – сказал один.

– А тебе дело? – заметил второй, с косым шрамом на щеке.

– Конечно, дело! В армии настоялся в караулах!

– И здесь постоишь или полежишь. Если кто пропустит дежурство или кого застану спящим на посту лишу части денег, – грозно заявил полковник. – Церемониться не стану, так что не обижайтесь. Чтобы службу несли исправно.

– Ладно, полковник, ты не очень-то пугай! – заогрызались подчиненные.

И тут Сазонов сделал то, чего от него никто не ожидал. Он вытащил из кобуры пистолет, передернул затвор и приставил холодный ствол ко лбу одного из самых разговорчивых.

– Хочешь, Вася, я сейчас нажму указательным пальцем на курок, и у тебя во лбу будет дырка? То-то ребята посмеются! Ты меня понял?

Вася побледнел. От растерянности он даже забыл, что сам вооружен десантным автоматом, а в подсумке у него четыре полных рожка.

– Понял, Виктор Иванович, – кротко ответил Вася и вытянулся по стойке смирно.

– То-то же, смотри у меня!

И только сейчас до Васи дошло, что он вляпался в грязную историю и лучше всего унести отсюда ноги как можно скорее. «Но черта с два отсюда выберешься, все вокруг заминировано. Я ж в минах ни бельмеса… Вот так попробуешь убежать и останешься без ног. Это в лучшем случае. А в худшем – разорвет на куски, и потом вороны налетят и будут клевать все, что останется, будут тягать по высокой травке куски мяса».

Нет, такая перспектива Васю не устраивала. «Будь что будет, – решил он, – глядишь, все и обойдется. Тем более что денег полковник пообещал столько, сколько не заработать и за пять лет». А деньги Васе были очень нужны. Он уже давным-давно собирался купить машину, и не какие-нибудь там «жигули» или потрепанную иномарку. Пусть и бывшую в употреблении, но не более двух-трех лет.

В общем, Вася Магометов, невысокий, крепко сбитый парень, страстно мечтал о машине, и только из-за этого согласился участвовать в предприятии, затеянном полковником Сазоновым.

Вечный чернобыльский бомж Володька Кондаков от природы был довольно любопытным человеком. И это качество иногда приносило ему дурные плоды, влекомый любопытством, он пару раз попадал в передряги. Но такой уж он был человек: все ему хотелось увидеть собственными глазами, потрогать собственными руками, все узнать.

Вот и сейчас он с упорством продирался сквозь кусты, шел по тропинкам, которые были известны, наверное, только ему одному из всех обитателей и посетителей зоны. Упрямо шел Володька к намеченной цели. На всякий случай прихватил с собой топор. Ему удалось благополучно добраться до дороги, где он видел военный «КрАЗ». Сейчас машины на том месте не оказалось, и Володька вздохнул с облегчением – хоть никто стрелять по нему, как по дикому зверю, не станет.

С другой же стороны, отсутствие «КрАЗа» с тентом еще больше раззадорило любопытство, и Володька вышел на дорогу, как настоящий разведчик, изучил колдобину, изломанное, расщепленное протекторами осиновое бревно и прочие следы. «Да, застряли что надо. Видать, машина тяжеленная. Что же они там везли? И какого черта они начали стрелять? Хрен с ними, разберусь, – сам себе сказал Володька и, нагнувшись, поднял с земли измятую банку из-под немецкого пива. Пиво пьют… Важные какие-то птицы…»

Все, кто ездил по зоне на автомобилях, для Кондакова были важными людьми.

А уж если они пили баночное пиво, то и подавно. Оторванный от цивилизации на долгие годы, он судил о роскоши по старым меркам. «И куда они поехали?»

Ведь эта дорога – а Володька знал здесь все дороги и тропинки – напрямую из зоны никуда не ведет. Выходит она к бывшей колхозной ферме. Но что могло понадобиться вооруженным людям на колхозной ферме? Не за соломой же они поехали на такой машине? И не за высохшим навозом? Тем более, дороги сейчас никудышные, можно засесть так, что не вытащишь машину и трактором. «Ну ладно, посмотрим», – Володька подобрал на обочине палку и двинулся вдоль дороги, сторожко озираясь.

Он знал, что если появится какая-то опасность, то природа сама даст сигнал, надо лишь быть внимательным. И Володька озирался по сторонам, прислушивался к шорохам, ко всевозможным звукам, наполняющим окружающий мир. Он действовал так, как, наверное, действовали доисторические охотники, поведение птиц говорило ему о многом – летают по одиночке, поют свои обычные песни, значит, все спокойно, но вот стоит им сразу всем подняться в воздух, загалдеть – держи ухо востро, тут или хищник, или, что хуже, человек. Пока все было тихо.

До фермы оставалось часа полтора среднего темпа ходьбы. «Вот был бы сейчас у меня велосипед! Сел бы и крути педали». Но велосипеда не было. «Черт с ним, с велосипедом, доберусь и пешком. Но все-таки интересно, чего им понадобилось на этой ферме? Кроме старого навоза, там ничего нет. Я же на ней пару раз ночевал…» Володька подумал, что последнюю часть пути по дороге идти опасно.

Мало ли кто может его увидеть, мало ли с кем он может столкнуться. Лучше пойти напрямую через лес, потом через болото, заросшее ольхой, и таким образом можно подобраться к самой ферме незамеченным. «Да, пойду по болоту. Дожди хоть и шли, но через болото можно проскочить». Володька вспомнил, как осенью собирал на этом болоте крупную клюкву. Он пошел быстрее. Его ноги путались в высокой траве, на потертых штанах оставалась цветочная пыльца. Зона в это время года вся благоухала. Кое-где в низинах пышно цвела черемуха, и, когда ветер подхватывал аромат, Володька останавливался и жадно вдыхал сладкий до приторности воздух.

– Как хорошо! – шептал он вслух.

«Лежал бы себе где-нибудь под деревом и дышал бы, дышал этим вкусным, как вино, воздухом. А потом можно было бы почитать интересную книжку-учебник. Ну ладно, вначале надо разобраться, что к чему», – и Володька Кондаков еще ускорил шаг.

Как он и рассчитывал, ровно через полтора часа он оказался на болоте. Под ногами чавкало. Володька знал, что стоит оступиться – и по шею провалишься в вязкую топь, в которой можешь и остаться навсегда. Володька осмотрелся по сторонам, затем, топором срубил тонкую сухую сосенку и, откинув старую палку в сторону, вооружился длинным шестом. Знай Кондаков, что все подходы к ферме густо заминированы, не решился бы он на подобную рискованную вылазку. Но, как водится, таким людям, как Кондаков, везет. Да и минеры полковника Сазонова, подойдя к болоту, посчитали, что через него не сможет проникнуть к ферме ни одна живая душа: непременно утонет в трясине. Когда-то раньше болото отгораживал забор, чтобы не дай Бог корова, отбившаяся от стада, не провалилась в трясину. Сейчас от забора остались только бетонные столбики, кое-где торчащие из земли. Володька осторожно брел по болоту. Пока все шло нормально. Он перебирался с кочки на кочку, земля под его ногами дышала, двигалась, словно живая, прогибаясь и вздымаясь, и каждый неловкий шаг грозил опасностью. Стоило лишь посильнее прыгнуть на кочку, как травяной покров вздрагивал и даже чахлый кустарник или невысокая ольха начинали раскачиваться, будто дул страшный ветер.

– Ладно, ладно, – бормотал, глядя себе под ноги Кондаков, – и не по таким болотам ходил… Едва он сказал эти слова, как его правая нога соскользнула и он, потеряв равновесие, провалился почти по пояс в холодную липкую трясину. Черт подери, и понесло же меня в эту сторону! Пошел бы по другому пути, не провалился бы.

Выкарабкавшись с помощью шеста, Володька сел на кочку и стал выливать из сапог воду, смешанную с грязью. Идти назад уже не имело смысла – слишком далеко он забрался. И вперед идти расхотелось. Он просидел на кочке, подставив лицо теплым лучам солнца, где-то с полчаса. Потом пересилил себя. «А может, их на ферме и не окажется… Как это не окажется? – заспорил он сам с собой. – А куда же тогда они могли деться? Не улетели же на воздушном шаре? Обратных следов не было, значит, они там». И Володька, балансируя на каждой кочке, двинулся дальше.

До фермы осталось метров триста, и начиналось открытое пространство-ольшаник кончился. Володька пригнулся. Он увидел крышу фермы, кое-где уже прохудившуюся, увидел запертые ворота. Надо же, возле здания не было ни одной живой души, не было и «КрАЗа». «Вот это да, – пожал плечами Кондаков, – неужели действительно улетели, или я чего-нибудь напутал, и отсюда ведут еще какие-то дороги?» Но все было правильно, дорога на ферму вела только одна. Раньше существовал еще один подъезд, но потом его размыло во время половодий, а сооружать новый было некому да и незачем. В необитаемой зоне никому в голову не приходило ремонтировать дороги, строить новые мосты на месте снесенных паводком. Володька затаился в кустах и стал терпеливо ждать.

Наконец его ожидания были вознаграждены. Он заметил трех человек в военной форме, вышедших из ворот, с короткими десантными автоматами, в камуфляжной форме. Они о чем-то разговаривали, курили, в общем, вели себя так, словно находились не в чернобыльской зоне, а в самом что ни на есть спокойном месте.

«Хотя может ли быть где-нибудь спокойнее, чем здесь? – подумал Кондаков. – Нигде не бывает так тихо, как в зоне. Чего они там делают? Надо подобраться. Хотя это опасно, могут секануть из автомата, и останешься лежать здесь, в кустах, медленно погружаясь в трясину».

Но любопытство сильнее страха, особенно если в твоей жизни нет событий и впечатлений, и Володька, пригнувшись, почти на четвереньках стал прокрадываться к ферме. Он решил, что доползет до белеющего бетонного столбика, от которого все можно будет рассмотреть получше, а потом, удовлетворив любопытство, вернется назад. Он достиг столбика и замер мышью.

Мужчины тем временем помочились у угла фермы и, громко хохоча, скрылись в воротах. Створки с шумом захлопнулись. «А, – догадался Кондаков, – наверное, свой „КрАЗ“ они загнали вовнутрь. Там хорошо, даже если пойдет дождь, машина останется сухой. Сколько же их там?» Люди появлялись, исчезали. Двое вышли обнаженные по пояс, тоже с автоматами в руках. «Позагорать решили…»

Вокруг щебетали птицы, иногда пролетала, со свистом разрезая воздух крыльями, дикая утка, высоко в небе кружил ястреб, ничто не вызывало тревоги. И настроение у Володьки Кондакова сделалось благостно-ленивым.

Он из-за бетонного столбика беззаботно созерцал то, что открывалось взгляду. Часа полтора, пока не затекли ноги, сидел скорчившись за своим укрытием, вдыхая запах примятой травы, полевых и болотных цветов, наблюдая за фермой. Он видел часовых, которые несли службу, видел, как они сменяются. И решил, что люди, занявшие брошенную колхозную ферму, по-видимому, кадровые военные и выполняют какое-то специальное задание. Но какое и с чем оно связано, Володька знать не мог и версий строить не стал. В конце концов эта игра в разведчика стала ему надоедать, да к тому же захотелось есть. "Вернусь-ка я к реке, соберу свои пожитки и свалю куда-нибудь подальше. Может, эти вояки затеяли учения, будут стрелять. А может быть, к ним приедет техника, то есть бульдозеры, экскаваторы, и они, как это водится, начнут закапывать деревни.

Скорее всего, так оно и есть. Наверное, это ликвидаторы".

Володька Кондаков попятился назад, волоча с собой длинный сосновый шест.

Он уходил от фермы по своему же следу, по примятой траве, и вскоре благополучно выбрался на твердую землю. Теперь ему надо было хорошенько помыться, обсушиться, чего-нибудь поесть, набраться сил и только после этого отправляться по бескрайней чернобыльской зоне еще куда-нибудь. Но даже когда Володька Кондаков уже в сумерках сидел у костра и варил похлебку, у него из головы почему-то не выходила военная машина и вооруженные люди. И не давало покоя то, что эти люди стреляли в лосиху с лосенком. То, что стреляли в него самого, Володьку почему-то не трогало. «Сволочи какие! Поганцы! Зачем губят живое? Что им сделал этот лосенок, едва научившийся ходить? Зачем они его убили?» Но пожаловаться на произвол было некому. Да и жаловаться Володька Кондаков не стал бы, даже найди он здесь егеря. Пожалуйся он, его тут же схватили бы самого и упекли куда-нибудь подальше. Конечно, он потом убежал бы опять, как уже делал много раз, вернулся бы в зону. Ведь он считал себя неотъемлемой частью зоны и полагал, что она, брошенная всеми, принадлежит ему.

Глеб Сиверов беспрепятственно смог проехать в зону. Документы сотрудника ФСБ, сделанные на имя Федора Молчанова, производили нужное впечатление, и ни у кого не возникло никаких вопросов. Соглашение между спецслужбами Беларуси и России действовало, никого не интересовало, что именно нужно российскому офицеру в зоне. Видно, понимали, один он государственный переворот не подготовит, а хочет набраться лишних рентген – пусть набирается. Другое дело, если бы сюда сунулось спецподразделение… На такой прием Глеб Сиверов и рассчитывал.

Чернобыльская зона его поразила не своей заброшенностью, а наоборот, слишком активной жизнью. Все здесь растет, цветет, пахнет. Такого количества птиц и всевозможного зверья Глебу никогда не доводилось видеть. Порой он выбирался из «уазика», сходил с дороги и изумленно оглядывался по сторонам. Он видел оленей, зайцев, диких кабанов. Казалось, чернобыльская зона, эта покинутая людьми земля, превратилась в рай для всякой живности. Все вокруг щебетало, пересвистывало. Из кустов, хотя был день, раздавались оглушительные соловьиные трели. Глеб изумлялся: «Боже, как здесь хорошо!» Сирень, черемуха, тысячи всевозможных запахов и цветов дарили Глебу свои ароматы. И он жадно дышал полной грудью. Но, тем не менее, он не забывал, ради чего прибыл сюда.

Глеб еще ни разу не нажимал кнопку дозиметра и не взглянул на то, как быстро одна цифра сменяет другую, как увеличиваются цифры на шкале, еще ни разу не вслушивался в тревожный, зловещий писк прибора. Он решил для себя, что не станет смотреть показания. Что будет, то будет.

Нигде не было видно людей. Хотя на дорогах, по которым двигался «уазик»

Глеба, попадались следы, и Глеб без труда определял, что вчера или позавчера здесь проехала машина, мотоцикл, прошел трактор, вот кто-то проехал на телеге.

Но самих людей он пока не встречал. Пустые деревни, через которые проезжал «уазик», поражали тишиной. Вернее, даже не тишиной, а чем-то иным – безжизненностью, запустением, кладбищенским покоем. Не скрипели колодцы, не звякали ведра, не гудели трактора, не кричали петухи, не мычали коровы. Только когда над зоной высоко в небе пролетали самолеты, их гул достигал земли… «Да, это настоящая зона. Здесь можно ожидать чего угодно. И тишина не успокаивает, а настораживает, заставляет быть бдительным». И Глеб весь превращался в слух, зрение, обоняние. Иногда его ноздри начинали трепетать, он улавливал запах дыма. Но он знал, что в зоне бушуют пожары, горит лес и торфяники, и, скорее всего, ветер доносит именно этот дым.

Время от времени Глеб смотрел на карту. Вот здесь, по карте, деревня, здесь – хутор. Но сейчас на этом месте ничего не было, все постройки были уничтожены, закопаны в землю. Если что и оставалось, так это деревенские погосты. «Похоже, что люди сюда приезжают, – думал Глеб, – оградки, кресты выкрашены. Наверное, совсем недавно здесь справляли день поминовения».