Текст книги "Неукротимая Анжелика"

Глава XXXI

Уговорить рыцарей Мальтийского ордена взять на борт одной из галер молодую французскую маркизу, чтобы доставить ее в Бон, оказалось чрезвычайно трудно. Она убеждала графа де Рошбрюна и бальи военного округа де ла Марша, шевалье де Рогье и даже Хозе де Альмаду. Но каждый из них старался отговорить ее от подобного безумства. Для христианки, твердили они, высадка в Берберии связана с огромной опасностью.

Берберией называлась вся Северная Африка: Триполитания, Тунис, Алжир и Марокко. Фанатики и пираты, гораздо менее цивилизованные, чем турки, чей протекторат они переносили с трудом, берберы были самыми яростными противниками рыцарей Мальтийского ордена. Положение женщины там рабское, ей предназначаются самые грязные работы, или ее ждет судьба одалиски, запертой в гареме. Только еврейки ходят свободно и с открытым лицом. Однако и они остерегаются покидать пределы меллаха – еврейского квартала.

– Но ведь я отправляюсь в Бон, – настаивала она, – на католическую территорию.

Ей наперебой растолковывали, что это еще хуже. На этих участках африканского побережья, в которые, подобно клещу, впивались испанцы, неутомимо досаждающие берберскому льву, было все, но в основном царила нищета. Что она, французская придворная дама, будет там делать среди скопища мелких торговцев, жалких посредственностей и всякого сброда, под охраной гарнизона андалузцев, таких же мрачных и суеверных, как мавры, которых они пытаются достать стрелами и пулями из-за крепостных стен? Что она найдет на этом обойденном судьбой клочке земли, лишенном души, сердца и человеческого лица? Неужели она хочет снова подвергнуться бесчисленным опасностям, которых с Божьей помощью избежала?..

В конце концов Анжелика обратилась к самому Великому магистру ордена, господину Николя Котонеру, высокородному французу с английскими корнями, благочестивому «брату милостью Господа нашего странноприимного дома воинствующего ордена Святого Иоанна Иерусалимского, хранителю Гроба Господня и смиренному покровителю бедных», как он именовал себя в официальных бумагах. В Риме на собраниях капитула он занимал первое место (одесную от папы). Он обладал также привилегией со своими рыцарями охранять конклав, а после избрания папы посланник Мальты шел впереди в полном облачении, при оружии, неся красный с белым крестом штандарт – тот, что развевается над мальтийскими галерами.

Красавец-старик в седом парике и с властным взглядом произвел на Анжелику большое впечатление. Она говорила с ним вполне откровенно, рассказав о своей горестной и романтической любви. Десять лет она оплакивала горячо любимого супруга и теперь, узнав, где он находится, может наконец увидеть его. Дозволено ли ей просить его высокопреосвященство о разрешении отправиться к берегам Берберии на борту одной из галер, идущих в том направлении, и о том, чтобы галера зашла в Бон высадить ее?

Великий магистр выслушал Анжелику со вниманием. По временам он вставал, подходил к окну, подносил к глазу подзорную трубу, следя за движением кораблей на рейде.

Одет он был на французский манер, только поверх камзола через плечо носил ленту ордена с вышитыми золотом сценами Страстей Господних.

Он долго молчал, обдумывая услышанное. Потом вздохнул: слишком многое в рассказе казалось ему неправдоподобным. В особенности то, что ее муж, ученый-христианин и вельможа, нашел прибежище в столь жалком городишке.

– Вы говорите, что он прежде беспрепятственно путешествовал по Берберии?

– Так мне рассказывали.

– Следовательно, он стал вероотступником, живущим по законам ислама, и теперь у него гарем из пятидесяти женщин. Воссоединившись с ним, вы подвергнете великим опасностям вашу душу, а возможно, и жизнь.

Сердце Анжелики тревожно сжалось, но внешне она оставалась спокойной.

– Я не знаю, кто он теперь. Возможно, бедняк или вероотступник, – ответила она. – Знаю лишь одно: он мой супруг перед Богом, и я хочу его отыскать.

Суровые черты Великого магистра смягчились.

– Счастлив мужчина, внушивший вам такую любовь!

И все же он еще колебался:

– Ах, дитя мое, ваша молодость и красота беспокоят меня. Слишком много бедствий и искушений подстерегает вас на Средиземном море, некогда омывавшем христианские земли, а ныне попавшем во власть ислама. Нас, рыцарей Иерусалима, печалит слабость нашего воинства. Ведь нам предстоит отвоевать у неверных не только святые места, но и Константинополь – древнюю Византию. Разве мы вправе забыть, что там в прежние времена царила великая Церковь, колыбель христианства, расцветшего под куполами Святой Софии, ныне превращенной в мечеть?

Он помрачнел, погрузившись в свои мистические видения.

Анжелика вдруг резко бросила:

– Я знаю, почему вы не хотите отпустить меня! Вы еще не получили моего выкупа.

Старого прелата, видимо, позабавила эта дерзость.

– Я был бы рад иметь этот предлог, чтобы помешать вам совершить безумный поступок. Но именно сегодня я получил подтверждение от нашего банкира в Ливорно, что деньги переданы вашим управляющим настоятелю нашего монастыря в Париже. – Его глаза язвительно блеснули. – Так и быть, сударыня. Я признаю, что человеческое существо, получив свободу, вольно ее утратить по своему желанию. Галера под командованием барона фон Нессельхуда через неделю должна выйти в море. Я разрешаю вам отправиться на ней.

Заметив, как просияло лицо Анжелики, он не растрогался, а, сдвинув седые брови и указывая на нее пальцем с аметистовым перстнем прелата, вскричал:

– Вы еще вспомните, о чем я вас предупреждал! Берберы – жестокие фанатики, несговорчивые и похотливые. Даже турецкие паши их боятся, ибо эти разбойники дошли уже до того, что упрекают турок в недостаточно ревностном соблюдении законов Пророка. Если ваш муж сумел снискать их дружбу, значит он стал таким же. Для вашего спасения лучше было бы остаться на земле, осененной крестом, сударыня!

Заметив, что Анжелика не поддается на уговоры, он добавил мягче:

– Преклоните колени, дитя мое, и позвольте мне благословить вас.

Глава XXXII

Галера уходила в открытое море, оставляя за кормой Мальту в кольце крепостных стен цвета янтаря. Вместо звона колоколов теперь слышались удары волн и глухой скрип весел.

Барон фон Нессельхуд мерил палубу уверенными шагами старого морского волка.

В нижней каюте два французских торговца кораллами беседовали со степенным голландским банкиром и молоденьким испанским студентом, ехавшим к отцу – офицеру гарнизона в Боне. Все они вкупе с Анжеликой и Савари составляли немногочисленную группу мирных пассажиров военной галеры.

Естественно, разговор вертелся вокруг весьма возможной во время короткого плавания встречи с берберскими пиратами, дерзость которых росла день ото дня и становилась все опасней.

Обоим торговцам кораллами, имевшим большой опыт путешествий в Африку, видимо, нравилось выставлять себя пессимистами, пугая своих спутников, впервые пустившихся в плавание по Средиземному морю.

– Когда решаешься идти морем, то в одном случае из двух рискуешь оказаться нагишом на площади большого рынка в Алжире.

– Нагишом? – переспросил голландский банкир, чье несовершенное знание французского языка мешало улавливать смысл некоторых слов.

– В костюме Адама, сударь. Именно так нас будут продавать, если возьмут в плен. Будут смотреть зубы, щупать мускулы, заставят пробежаться, чтобы определить вашу стоимость.

Пузатенький банкир не мог представить себя в этой роли:

– Ну, этого не случится! Мальтийские рыцари непобедимы. Говорят, что наш капитан, этот германец, барон фон Нессельхуд – настоящий воин. Одно его имя заставит отступить самых смелых корсаров.

– Гм-гм… Никогда не знаешь… Да и корсары ужасно обнаглели. В прошлом месяце две алжирские галеры дрейфовали неподалеку от замка Иф у берегов Марселя и захватили барку с полусотней жителей, среди которых было много благородных дам – паломниц к Богоматери-утешительнице.

– Можно представить себе, какое паломничество они совершат у берберов! – вставил его собеседник, бросив игривый взгляд на Анжелику.

Обычно болтливый, Савари не принимал участия в разговоре. Он считал кости. Не свои, конечно, а те, что осторожно извлекал из огромного мешка, стоящего перед ним. Появление на борту Савари дало повод еще для одного трагикомического инцидента. Бортовой колокол уже вовсю звонил к отплытию, когда старик появился с огромным мешком. Суровый барон фон Нессельхуд двинулся ему навстречу: он следил, чтобы не было никакого лишнего груза.

– Лишний груз? – возмутился Савари. – Но взгляните, мессир рыцарь!

Старый аптекарь, подобно фокуснику, сделал несколько пируэтов, держа мешок двумя пальцами на вытянутой руке.

– Он не весит и двух фунтов.

– А что же в нем? – удивился фон Нессельхуд.

– Слон.

Насладившись эффектом своей шутки, Савари подтвердил: речь идет об «ископаемом хоботном», или, говоря проще, о карликовом слоне, редчайшем, древнем как мир животном. До сих пор оно считалось существом мифическим, вроде единорога.

– Моя смелая теория, – разглагольствовал Савари, – берет начало в одном из сочинений Ксенофонта. Я у него вычитал, что если «хоботное» существовало, его следует искать в недрах островов Мальта и Гозо, когда-то составлявших одно целое с Европой. И вот я обнаружил его! Эта находка, безусловно, откроет передо мной двери Академии наук, если Господь продлит мои дни.

Галера фон Нессельхуда была больше и просторней королевской. На корме была даже устроена каюта, где пассажиры могли отдохнуть на деревянных скамьях.

Анжелика чувствовала себя почти больной от нетерпения и – почему бы не сознаться в этом? – от беспокойства. Сомнения томили ее. Если бы она собственными глазами не видела топаз, то едва ли доверилась бы Мохаммеду Раки. Его взгляд показался ей фальшивым. Напрасно старалась она получить от него другие свидетельства, узнать еще какие-нибудь подробности. Араб с удивленной улыбкой разводил руками: «Я все сказал».

Вспомнились горячие пророчества Дегре. Как-то встретит ее Жоффрей де Пейрак после стольких лет? Минувшие годы не прошли бесследно ни для их тел, ни для сердец. У каждого была своя борьба, свои поиски, свои любовные увлечения. Трудно вновь свидеться!..

В ее белокурых волосах уже появилась седая прядь… Правда, она еще молода и, пожалуй, красивее, чем в пору их супружества. В те годы черты ее лица еще не определились и не так ярко выражали жизнь души, тело не достигло полного расцвета и походка отличалась от теперешней царственной поступи, что порой внушает робость окружающим. Все эти превращения совершились вдали от Жоффрея де Пейрака и не под его влиянием. Жестокая судьба переделала и сформировала ее, когда она осталась одна. А он? Что сталось с человеком, которого она так любила? Что, если он раздавлен бременем унижений и невзгод, бесчисленных утрат, возможно, нищеты?

– Я боюсь… – шептала она.

Ей было страшно, что счастливый миг встречи может быть навсегда испорчен, загублен. Вот и Дегре предупреждал ее об этом… До сих пор мысль о возможном перерождении Жоффрея де Пейрака никогда не посещала ее.

Подступившее сомнение угнетало ее. Как наивный ребенок, она повторяла себе, что хочет снова увидеть «его», свою любовь, своего возлюбленного, а не «другого», неизвестного мужчину в неизвестном краю. Ей хотелось услышать его дивный голос. Но Мохаммед Раки ничего не говорил об этом знаменитом голосе. А поют ли в Берберии? Под этим палящим солнцем? Среди этих темнокожих людей, привыкших рубить головы так же легко, как косят траву? Единственная песнь, что может раздаваться там, – это призыв муэдзинов на верхушках минаретов. Всякое выражение радости признается святотатством. О боже, что с ним сталось?..

Тщетно она пыталась возродить в памяти прошлое, представить себе лангедокского графа под аркадами его родового замка. Его образ ускользал. Ей захотелось спать. Сон развеет земные завесы, что скрывают от нее любимого. Она чувствовала себя такой измученной! Голос нашептывает ей: «Вы устали… У меня вы уснете… Среди роз… у окна с видом на море…»

Она проснулась с отчаянным криком. Савари тормошил ее:

– Мадам дю Плесси, проснитесь! Вы всю галеру перебудите.

Анжелика села на своем ложе и оперлась спиной о переборку. Была ночь. Глухие ритмичные вскрики гребцов смолкли – галера шла под малыми парусами. Длинные, в двадцать туазов, весла были сложены вдоль бортов. В этой необычной тишине громко раздавались шаги рыцаря – барона фон Нессельхуда.

Главный сигнальный фонарь светил слабо: капитан хотел незаметно пройти опасный пролив между Сицилией и Мальтой справа и берегами Туниса слева. Там могли прятаться в засаде корабли пиратов. Анжелика жалобно вздохнула.

– Меня во сне преследует какой-то колдун, – прошептала она.

– Если бы только во сне!.. – сказал Савари.

Она вздрогнула и попыталась разглядеть в темноте выражение его лица:

– Что вы хотите этим сказать? О чем вы думаете, мэтр Савари?

– Я думаю, что отважный пират, подобный Рескатору, не позволит вам сбежать, не постаравшись завладеть своим достоянием.

– Я не принадлежу ему! – гневно запротестовала Анжелика.

– Он выложил за вас цену хорошего корабля.

– Мой муж отныне будет защищать меня, – ответила она без особой уверенности.

Савари промолчал. Храп голландского банкира заполнил тишину каюты, потом стих.

– Мэтр Савари, – прошептала Анжелика, – вы полагаете, что… это могла быть ловушка?.. Я сразу заметила ваше недоверие к Мохаммеду Раки. Но разве он не дал неопровержимых доказательств своей миссии?

– Почему же, дал.

– Он, безусловно, виделся со своим дядей Али Мехтубом, раз у него оказалось мое письмо. И о моем муже он знал то, что я одна могла знать, хотя и вспомнила с трудом… Следовательно, он видел его. Если только… Ох, Савари! Неужели вы думаете, что я могла стать жертвой каких-то чар? Что меня одурманили на расстоянии, поманили призраком того, чего я больше всего в мире желаю, – и завлекли в капкан? Савари, я боюсь!..

Старый аптекарь покачал головой:

– Такие вещи бывают, но я не думаю, что это именно тот случай. Тут другое. Ловушка, возможно, но магия здесь ни при чем. Мохаммед Раки что-то скрывает от нас… Но давайте сначала достигнем цели, а там увидим.

Он помешал ложечкой в оловянной кружке:

– Примите-ка это лекарство. Вам станет лучше.

– Опять мумие?

– Вы же знаете, что у меня его больше нет, – грустно сказал Савари. – Я использовал все, чтобы пожар в Кандии пылал жарче.

– Савари, почему вы решили сопровождать меня, если не одобряете моей поездки?

– Разве я мог вас покинуть? – промолвил старик в раздумье, как будто пытался решить трудную задачу. – Нет, полагаю, что не мог. Итак, я поеду в Алжир.

– Вы хотите сказать – в Бон?

– Это одно и то же.

– Но христиане там подвергаются меньшей опасности, чем в Алжире.

– Кто знает? – ответил Савари, качая головой, словно предсказатель, прозревающий суть вещей, сокрытую пеленой обманчивой видимости.

К утру ветер стих и судно двигалось медленнее, так как шло только на веслах. Мальтийская галера повстречала в этот день множество кораблей, в том числе целый караван голландских торговых судов. Голландцы шли бойко благодаря мощным парусам. Их охраняли два военных фрегата, имеющие на борту от пятидесяти до шестидесяти пушек каждый. Так обычно пускались в плавание по Средиземному морю торговцы западных стран – англичане, голландцы и прочие европейцы, успешно противопоставлявшие дерзости корсаров мощь своих военных флотов.

Попутный ветер задул около полудня. Подняли два паруса. Вдали показался гористый остров. Шевалье де Рогье указал на него Анжелике:

– Это Пантеллария. Она принадлежит герцогу Тосканскому.

Они могли бы сделать там остановку, но военное судно не должно ничем выдавать свои намерения, чтобы не попасть в засаду неверных. Лучше не вступать ни в какие контакты, даже с друзьями, до того как будет достигнута намеченная цель: Бон.

Ветер надувал паруса.

– Если так будет продолжаться, мы будем в Боне послезавтра, – заметил шевалье.

Перед мальтийским кораблем простиралось теперь лишь голубое море, покрытое легкими белыми барашками.

Вечером разразился скандал. Чья-то преступная рука продырявила резервуар с питьевой водой. Среди помощников кока был молодой испанец; защищаясь от плети надсмотрщика, который грубо его допрашивал, он стал размахивать ножом, а иметь при себе ножи матросам запрещалось, если того не требовала служба. По обычаю всех флотов мира, юнга должен был подвергнуться варварскому наказанию: его за руку пригвоздили к грот-мачте тем самым ножом и оставили стоять несколько часов. Продолжительность пытки зависела от тяжести проступка.

Шевалье де Рогье пришел известить Анжелику о неожиданной помехе:

– Глупый случай, но он нас задержит. Теперь придется идти в Пантелларию, чтобы запастись пресной водой. Это лишний раз доказывает, насколько надо быть осторожным в Средиземном море! Здесь лучше воздерживаться от благодеяний. По молодости лет этого парня избавили от весел, разрешили ему свободно передвигаться по кораблю. А он взял да и всадил бурав в резервуар с питьевой водой.

– Зачем он это сделал? – спросила встревоженная Анжелика.

Шевалье недоуменно пожал плечами. Галера резко изменила курс и вместо вест-норд-веста пошла на зюйд-вест, что было хорошо видно по заходящему солнцу. Пассажиры получили порцию доброго вина из имевшихся запасов, но команда и рабы роптали, так как варить пищу было не на чем.

Нестерпимо знойный день закончился, но Анжелике не спалось. Около полуночи она вышла на палубу подышать свежим воздухом. Стояла непроницаемая темнота, не было даже того бледного фонаря, что горел предыдущей ночью. Лишь слабое мерцание далеких звезд освещало судно, шедшее с приспущенными парусами. Работала лишь одна команда гребцов – две другие отдыхали. Слышалось дыхание галерников, спящих в глубине своего зловонного трюма, но разглядеть ничего нельзя было. Анжелика сделала несколько шагов по палубе. Она предполагала, что оба рыцаря находятся на носу, и хотела поговорить с ними. Ее остановили странные звуки.

Приглушенный, прерывающийся в бреду голос слабо бормотал по-арабски молитву, в которой часто повторялось слово «Аллах». Анжелика скорее угадала, чем разглядела во мраке силуэт юного вероотступника, пригвожденного ножом к грот-мачте. Видимо, он ужасно страдал не только от проколотой руки, но и от жажды. У нее больше не было вина, но оставался кусок арбуза, и она пошла за ним. Когда она вернулась и хотела приблизиться к грот-мачте, вооруженный часовой преградил ей путь.

– Пропустите меня, – сказала она. – Вы моряки, вы воины. Я не осуждаю ваши поступки. Но я женщина, и у меня есть сын почти его возраста.

Дозорный уступил. Почти ощупью она сумела втолкнуть кусочки арбуза в воспаленный рот молодого испанца. У него были курчавые волосы, как у Флоримона. Проколотую руку свело, она была вся в потеках засохшей крови.

Сердце Анжелики дрогнуло. «Сейчас попрошу барона фон Нессельхуда прекратить наказание. Это уж слишком!» – подумала она.

Вдруг все осветилось красно-рыжим огнем. Разгораясь, он становился многоцветным.

– Ракета!

Юный мавр тоже увидел ее.

– Аллах мобарех! (Аллах велик!) – воскликнул он.

Всеобщая суматоха сменила сонную тишину. Вооруженные братья-мальтийцы и моряки забегали, окликая друг друга. Зажглось несколько мутноватых фонарей.

Анжелика разбудила Савари. Эта сцена напомнила ей начало сражения с шебекой Рескатора.

– Савари, вы не думаете, что мы снова встретимся с этим пиратом?

– Сударыня, вы спрашиваете меня, как будто я военный стратег, обладающий к тому же волшебным даром находиться одновременно на мальтийской галере и на палубе ее противника. Такой сигнал, разумеется, может исходить от бывшего вашего владельца Рескатора. Но столь же возможна засада алжирцев, тунисцев или марокканцев.

– А по-моему, сигнал был с нашего корабля.

– Значит, на борту есть предатель.

Не будя других пассажиров, они поднялись на верхнюю палубу. Галера шла зигзагами, явно стараясь ввести в заблуждение своего незримого противника. Анжелика услышала голоса шевалье де Рогье и немца. Они возвращались с носовой части корабля.

– Брат, настала ли пора надеть наши красные рясы?

– Еще не время, брат мой.

– Вы дали приказ разыскать предателя, пустившего ракету? – спросила Анжелика.

– Да, но безуспешно. Впрочем, в любом случае возмездие придется отложить. Взгляните туда.

Впереди виднелись какие-то огоньки.

«Берег или остров», – подумала она.

Но казалось, что берег меняет свои очертания. Огни мигали и приближались, сначала прямой линией, затем полукругом.

– Тревога! – громовым голосом прокричал барон фон Нессельхуд. И спокойно прибавил: – Мы попали в засаду. Там целый флот.

Каждый занял свой пост. Начали возводить «арамбаду» – шестифутовое сооружение, предназначенное для атаки кораблей с более высокими бортами.

Анжелика насчитала около тридцати огней на воде.

– Берберы! – произнесла она вполголоса.

Проходивший мимо шевалье де Рогье услышал ее:

– Да, но успокойтесь. Это лишь флотилия мелких лодчонок. Они не осмелятся напасть, если только у них нет подкрепления из крупных судов. И однако, это, без сомнения, ловушка. Для нас ли она подготовлена? Сигнальная ракета указывает, что, видимо, для нас. В любом случае мы не станем тратить боеприпасы на мелкие стычки, тем более что их легко можно избежать. Вы же слышали: капитан не считает нужным надевать нашу боевую форму – красные рясы рыцарей Мальты. Мы облачаемся в них только для сражения, чтобы наши люди не теряли нас из виду в бою. Барон фон Нессельхуд – воин каких мало, это истинный морской волк. Но ему нужны по крайней мере три вражеские галеры, чтобы посчитать дичь достойной внимания и бросить в бой своих людей и свой корабль.

Несмотря на уверения молодого человека, будто мусульманские лодки не представляют для них угрозы, Анжелика понимала, что те имеют немалые преимущества перед тяжелой перегруженной галерой. Тем временем корабль поднял все паруса. Три команды гребцов взялись за весла. Развернувшись, галера устремилась в сторону разрыва в линии вражеских «лодчонок», еще не успевших сомкнуться в кольцо.

Вскоре огни неприятельской флотилии остались за кормой, затем исчезли, а немного погодя впереди возник гористый остров. При свете фонаря офицеры сверялись с картой.

– Это остров Кам, – сказал барон. – Проход в бухту очень узкий, но с Божьей помощью постараемся его проскочить. Это нам позволит запастись пресной водой и скрыться от галер Бизерты или Туниса. А они, очевидно, не замедлят присоединиться к встреченной нами флотилии. Несколько жалких рыбаков не помешают нам встать на якорь – здесь нет ни укреплений, ни ружей.

Заметив в нескольких шагах от себя неподвижную, молчаливую Анжелику, барон фон Нессельхуд добавил ворчливо:

– Не думайте, сударыня, что рыцари Мальты имеют привычку всегда избегать сражений. Но я считаю своим долгом прежде всего доставить вас в Бон, коль скоро Великий магистр просил меня об этом. Мы повстречаемся с нашим противником на обратном пути.

Она поблагодарила его, но тревожное чувство не исчезло. Галера меж тем шла с приспущенными парусами; барон встал позади рулевого, чтобы взять управление в свои руки.

Черные тени скал легли на воду, скрыв проблески ночного света. Анжелику не покидали мрачные предчувствия. Их не развеяли ни удачное бегство от преследователей, ни возможность восстановить запасы воды, почти чудом найденная благодаря опыту старого монаха-моряка.

Она знала, что в Средиземноморье никогда нельзя достичь цели прямым путем, но малейшая задержка оборачивалась мукой. Порой ей казалось, что она не выдержит ожидания. Да и соображения Савари побуждали предполагать худшее. Она напряженно всматривалась в черный обрывистый берег, боясь увидеть новую предательскую ракету. Но ничего дурного не произошло. Открылось светлое ночное небо, и галера вошла в спокойные воды, отражающие мерцание звезд. В глубине бухточки виднелась маленькая отмель. Несколько лачуг из глины и соломы на фоне пальм и олив свидетельствовали о том, что здесь есть пресная вода.

Небо начинало светлеть. Анжелика осталась на палубе.

«Я не посмею заснуть, пока не окажусь в Боне», – думала она.

Из осторожности галера остановилась у входа в бухту, чтобы с рассветом углубиться в нее. Барон фон Нессельхуд осматривал окрестности, открывавшиеся взору по мере того, как испарялся утренний туман. Его голубые глаза изучающе вглядывались в заросли кустарника и скалы. Сейчас он походил на большого сторожевого пса, чье звериное чутье не упустит и самой ничтожной малости, если она подозрительна. Это поднятое лицо, шевелящиеся, словно что-то вынюхивающие, ноздри… Его неподвижность завораживала. Анжелика была готова поклясться, что запах врага он ощутит прежде, чем увидит его. Тонкие губы рыцаря были сжаты, глаза превратились в узкие щелки… Пошевелится ли он наконец, бросит ли ей несколько ободряющих слов?

Внезапно он повернулся к Анри де Рогье, они быстро вошли в шатер на корме и появились вновь одетыми в красные кольчуги.

– Что происходит? – вскричала Анжелика.

И без того светлые глаза германца побелели от ярости.

Он выхватил шпагу, и древний клич ордена сорвался с его губ:

– Сарацины! Братья мои, к оружию!

В тот же миг со скал на них обрушился залп картечи, опустошая палубу и ломая таран.

Взошло солнце. Теперь стали видны шесть батарей орудий, скрытые в кустарнике одна над другой, со стволами, направленными на галеру. Среди пушечного грохота Нессельхуд отдал команду развернуться и выйти в открытое море. В бухте корабль был бы изрешечен и пущен ко дну с грудой трупов на борту, даже не имея возможности дать бой.

Пока производился маневр, солдаты вытаскивали на палубу бомбарды. Другие, вооруженные мушкетами, вели ответный огонь как могли, но, ничем не защищенные, падали под вражеским огнем: верхняя палуба была уже завалена убитыми и ранеными. С нижней палубы гребцов раздавались крики – там двумя ядрами разнесло целую скамью.

Одна из корабельных бомбард, неторопливо взяв на прицел вражескую батарею, выстрелила. С вершины скалы свалился в воду негр. Затем один из канониров сумел попасть в обслугу батареи, расположенной в глубине бухты.

– Осталось четыре! – прорычал шевалье де Рогье. – Обезоружим их! Когда им станет нечем стрелять, мы возьмем верх.

Но ближние вершины скал покрылись тучей смуглых голов в белых тюрбанах и красных фесках. Эхо разнесло их ужасающие вопли:

– Бребре, мена перрос! (Собаки, сдавайтесь!)

А выход из бухты заполонили подошедшие лодки и маленькие фелуки, те самые, что ночью заманили мальтийскую галеру в уготованную ей западню.

При первых же выстрелах Савари втащил Анжелику в каюту, но она пожелала остаться в дверях и как завороженная следила за этим беспорядочным и неравным сражением.

Мусульман было в пять или шесть раз больше, а превосходство мальтийской артиллерии, кроме нескольких удачных залпов, нельзя было использовать, так как двадцать четыре бортовых орудия, предназначенные для морских боев, не могли быть наведены на высокий берег. Мушкетные выстрелы при всей их поразительной меткости хоть и косили мусульманских предводителей в остроконечных шлемах, но были бессильны расстроить наступление. Число пиратов росло, в исступлении битвы они кидались в воду, стараясь вплавь достигнуть галеры, не дожидаясь лодок. Некоторые барки уже проникли в бухту, и с них тоже прыгали в воду пловцы с горящими смоляными факелами, укрепленными на тюрбанах.

Лучшие стрелки Мальты взяли их на мушку – и вода окрасилась кровью. Но чем больше пловцов шло ко дну, тем многочисленнее они становились. Вскоре, несмотря на мушкеты и бомбарды, галера была окружена тучей лодок, на плаву или перевернутых, на которые яростно карабкалась, завывая, растущая на глазах человеческая масса. Нападающие бешено потрясали факелами, кинжалами, саблями и мушкетами.

Мальтийская галера походила на большую раненую чайку, осажденную полчищами муравьев. Мавры лезли на абордаж с криками:

– Ва Аллах! Аллах!

– Да здравствует истинная вера! – ответствовал рыцарь фон Нессельхуд, пронзая шпагой первого же полуголого араба, ступившего на палубу.

Но все новые и новые мусульмане взбирались на корабль. Оба рыцаря в окружении нескольких братьев-воинов отступили к грот-мачте, где, как бесформенная масса, висело тело молодого мавра. Повсюду шла рукопашная схватка. Казалось, никто из наступающих не думал о грабеже, а лишь об истреблении всех, кто встречался на пути.

Анжелика в ужасе смотрела на одного из торговцев кораллами, которого схватили два молодых мавра. Уже скрутив его, они все старались придушить или хоть укусить свою жертву, словно взбесившиеся псы. Лишь на площадке у грот-мачты царил боевой порядок: оба рыцаря сражались как львы. Перед каждым образовался проход, по обе стороны которого громоздились трупы. Чтобы приблизиться к ним, надо было бы растащить эти горы мертвецов. Даже самые отчаянные из атакующих начали отступать перед этим неистовым сопротивлением, но тут меткий выстрел свалил барона. Рогье хотел его подхватить, но удар кривой турецкой сабли отсек ему пальцы.

Торговец кораллами, как-то вырвавшись из рук осатаневших молодых арабов, ввалился вместе с Анжеликой в каюту, где уже был его компаньон, а также Савари, голландский банкир и сын испанского офицера.

– На этот раз все кончено, – сказал он. – Рыцари пали. Мы попадем в плен. Пора выбросить наши бумаги в море и переодеться, чтобы обмануть наших новых хозяев. Вас это особенно касается, молодой человек, – сказал он, обращаясь к испанцу. – Молите Богородицу, чтобы они не заподозрили в вас сына офицера гарнизона в Боне. Иначе они вас будут держать заложником, и, как только на испанских укреплениях убьют какого-нибудь мавра, они пошлют вашему отцу в подарок вашу голову.

Пока он говорил, все эти господа, не стесняясь присутствия дамы, начали поспешно раздеваться, свернули свои вещи вместе с документами и выкинули через иллюминатор в море. Затем они поспешно облачились в бесформенные лохмотья, извлеченные из сундука.

– Но у нас нет ни одного женского платья, – растерянно пробормотал один из торговцев. – Мадам, эти грабители сразу же догадаются по вашему виду, что вы из высшего общества. Одному Богу известно, сколько они потребуют за ваш выкуп!

– Мне ничего не надо, – заявил Савари. Он один из всех не утратил невозмутимости и ждал спокойно, с зонтиком под мышкой. Единственной его заботой было тщательнее завязать тесемки на мешке с костями – своей палеонтологической находке. – «Они» всегда начинают с того, что хотят меня выбросить в море, – настолько ничтожной им кажется добыча.

– А что мне делать с моими часами, золотом и деньгами? – спросил голландский банкир.