Текст книги "Танцующие с волками. Символизм сказок и мифов мира"

Подвиг третий. Птицы Стимфалийского озера

«Эврисфей поручил Гераклу перебить стимфалийских птиц. Почти в пустыню обратили эти птицы окрестности аркадского города Стимфала». (Н.А.Кун)

«…подвиг Геракла заключался в том, чтобы уничтожить птиц с бронзовыми клювами, когтями и крыльями, поедавших людей и считавшихся священными птицами Ареса…эти птицы перелетели на Стимфалийское болото. Там они кормились и бродили вдоль реки под тем же названием, а иногда большими стаями поднимались в воздух, чтобы ливнем бронзовых перьев убивать людей и зверей, а ядовитым пометом портить урожай.

Прибыв на болото, которое было окружено густыми лесами, Геракл обнаружил, что птиц было несметное множество и что рассчитывать на то, чтобы выгнать их из болота стрелами, было бесполезно. Кроме того, по болотной трясине человек пройти не мог, а воды в болоте было явно недостаточно, чтобы воспользоваться лодкой. Когда Геракл сидел в нерешительности на берегу реки, Афина вручила ему пару бронзовых трещоток, сделанных Гефестом. Другие говорят, что это была погремушка. Стоя на выступе горы Киллены, возвышающейся над болотом, Геракл стал издавать трещотками или погремушкой такой шум, что птицы сбились в одну стаю и вне себя от страха поднялись в воздух. Ему удалось перебить множество птиц, когда те летели на остров Ареса в Понте Эвксинском, где их позднее обнаружили аргонавты. Некоторые добавляют, что Геракл в тот момент был с аргонавтами и опять перебил множество птиц (Аполлоний Родосский. II.1052 и след.; Павсаний. Цит. соч.; Сервий. Комментарий к «Энеиде» Вергилия. III.300; Аполлоний Родосский. II. 1037 и след., схолии; Диодор Сицилийский. IV.13; Аполлодор. Цит. соч.) (Роберт Грейвс. «Мифы Древней Греции»).

Птицы бога войны Ареса с бронзовыми клювами, когтями и перьями – обитатели небесной сферы, следовательно, соотносятся с мыслительной действительностью. Но эта действительность опустошает все вокруг и убивает людей. Птицы бога войны – это разрушительные мысли, разрывающие сознание человека на части, вносящие хаос в деятельность рассудка.

Болотная трясина, где человек-сознание не может пройти и лодка разума не может проплыть – символ мертвых вод души, – место энтропии сознания. Здесь соединились разрушительные мысли с энтропийным началом души. Попадая в сферу влияния этих начал, гармоничное ясное созидательное сознание засыпает мертвым сном, раздираемое агрессивными мыслями.

Помогает найти выход богиня мудрости и справедливой борьбы Афина, бросая бронзовые трещотки или погремушку. Трещотка Афины, производящая шум, звук – символ движения, голоса мудрости, противопоставленного тишине смерти. Итак, мудрость спасает сознание от энтропии. «Этот подвиг, – пишет Роберт Грейвс, – прославляет Геракла как врачевателя, изгоняющего демонов лихорадки, отождествляемых с болотными птицами. Хохлатые птицы, изображенные на стимфалийских монетах, – это колпицы, принадлежавшие к семейству ибисов. На средневековых английских барельефах они изображены высасывающими душу у больных людей. По сути дела, они были птиценогими сиренами, олицетворявшими лихорадку, а трещотки или погремушки в древности, да и сейчас, среди примитивных народов использовались для изгнания демонов лихорадки». В Древнем Египте звук бронзовых ритуальных трещоток – систров рассеивал хаос, уничтожал смерть и творил гармонию жизни. Звук противопоставлен тишине и покою, он олицетворяет жизнь, тишина олицетворяет смерть, поэтому во многих культурах звук трещоток, звон тимпанов, ритм барабанов являются организующими пространство гармонии и порядка, уничтожая проявления хаоса, болезни.

Болезнь – это нарушение гармонии организма, искажение законов – это и есть хаос и разрушение. Болезнь по сути начинается в сфере мысли – это агрессивные птицы-мысли. Затем завладевает эмоциональной сферой – поселяется в болотах души и уничтожает и опустошает окрестности – все позитивные проявления разума, чувств и поступков.

Геракл уничтожает разрушительные мысли ритмом созидательной мудрости, оставшиеся изгоняет прочь из своего сознания.

Подвиг четвертый. Керинейская лань

«Целый год после истребления Лернейской гидры Геракл и Иолай наслаждались покоем в Микенах, теша себя охотой и состязаниями. Когда год миновал, явился к Гераклу Копрей. «Выслушай новый приказ царя Эврисфея, – сказал он Гераклу. – На склонах Аркадских гор стала появляться лань с золотыми рогами и медными копытами. Крестьяне называют ее Керинейской, по имени города, близ которого ее впервые увидели. Многие пытались поймать ее, но, едва завидев людей, лань в мгновение ока скрывается в непроходимом лесу. Приведи эту лань живьем царю Эврисфею. Для победителя Немейского льва и Лернейской гидры выполнить это будет простой забавой». С этими словами Копрей ушел. Задумался Геракл. «Поймать Керинейскую лань труднее, чем победить Немейского льва и истребить Лернейскую гидру, – сказал он Иолаю. – Немало рассказов слышал я об этой лани. Она – священное животное богини-охотницы Артемиды. Вот почему Эврисфей приказал поймать лань, но не убивать ее. Он страшится гнева Артемиды. Собирайся, Иолай в дальний путь. Выполним мы и этот приказ Эврисфея». И отправился Геракл с Иолаем в дикие горы Аркадии. Ни своей тяжелой дубины, ни лука с ядовитыми стрелами Геракл не взял, зато прихватил с собой крепкий топор да острый нож.

Неприступные горные кручи Аркадии, поросшие непроходимым лесом, были главным препятствием на пути верных друзей. Они прорубали просеки, валили деревья и перекидывали их через глубокие пропасти, пробивали ступени на отвесных скалах, поднимаясь все выше. Снежные лавины осыпали их ледяной пылью, прямо над их головами проносились грозовые тучи… Однажды, когда первые лучи восходящего солнца окрасили нежно-розовым цветом снега горной вершины, Геракл увидел лань с золотыми рогами. «Смотри, вот она, Керинейская лань», – шепнул Геракл Иолаю. Лань стояла так близко, что убить ее было бы легко, но они должны были взять ее живой. Гераклу казалось, что лань смотрит на него с насмешкой: попробуй, поймай меня, догони, если сможешь. Но стоило только пошевельнуться Гераклу, как лань быстрее ветра помчалась прочь. Разве мог герой упустить ее? Каких трудов и лишений стоили поиски этой лани! Бросился Геракл за ней в погоню. Целый день он преследовал неуловимое животное, потом второй, третий… Иолай остался где-то далеко позади. А лань, не зная усталости, неслась через горы, через равнины, прыгала через пропасти, переплывала реки, убегая все дальше и дальше на север – в страну Гипербореев. У истоков реки Истр лань наконец остановилась и снова посмотрела прямо в глаза своему преследователю. Только на сей раз увидел Геракл в ее глазах укоризну. Долго стояли друг против друга – могучий герой и быстроногое животное. Потом Геракл сделал шаг, другой, подходя к лани все ближе и ближе. Вот уже их разделяет расстояние протянутой руки: осталось только схватить лань за рога. Но лань, отпрыгнув в сторону, снова помчалась, как выпущенная из лука стрела, теперь назад, к югу. И снова началась погоня через равнины, леса. Геракл догадался: лань стремится в родные ей горы Аркадии, под защиту своей покровительницы Артемиды. Отчаялся Геракл, – не отдаст ему Артемида священное животное, но остановиться, бросить погоню сын Громовержца не мог. Остались позади Фракия, Фессалия, Беотия, а погоня все продолжалась. Горы Аркадии были совсем рядом, когда лань покорилась Гераклу: может быть, силы оставили ее, а может быть, она поняла, что от судьбы убежать нельзя. Связал Геракл златорогую лань, взвалил себе на плечи и пошел не спеша в Микены. Вдруг на лесной тропинке появилась перед ним прекрасная дева в короткой легкой тунике, с охотничьим луком в руках и колчаном за плечами. Лицо ее было гневно, глаза сверкали негодованием. Повелительным жестом она остановила Геракла и сказала: «О жадные смертные! Разве вам мало дорог и полей в широких долинах? Зачем вы нарушаете тишину моего заповедного леса? Что плохого сделала тебе, человек, эта беззащитная лань?» Геракл узнал прекрасную деву – Артемиду-охотницу. «Не гневайся на меня, богиня! – ответил он ей. – Я пришел сюда не по своей воле. Поймать Керинейскую лань приказал мне царь Эврисфей, а служу я ему по воле всемогущего Зевса. Значит, здесь я потому, что так хочет Зевс. Хочешь ты того, богиня, или нет, на эти высоты рано или поздно придут люди. Здесь так прекрасно, отсюда далеко видно вокруг, здесь воздух чист, и сам человек, поднявшись сюда, станет чище и лучше». Взгляд богини смягчился. Она подошла к связанной лани, ласково потрепала ее и сказала: «Ну, что ж, Геракл, иди своей дорогой. Я не стану отнимать у тебя твою добычу. А ты, подружка, скоро вернешься ко мне!» С этими словами Артемида исчезла, словно растворилась в воздухе. Придя в Микены, Геракл, по особому желанию Эврисфея, показал ему Керинейскую лань – лани трусливый царь не боялся. «Возьми ее себе, Геракл. Можешь зажарить ее и съесть. Мне эта лань не нужна», – сказал Эврисфей. Геракл вспомнил слова Артемиды: «Скоро ты вернешься ко мне!» Чтобы эти слова исполнились, он принес лань в жертву богине-охотнице».

Лань живет в непроходимых заповедных горах. Горы – символ эволюции сознания, восхождения от неведения к знанию, символ мудрости. Лань неуловима, быстронога, увенчана золотыми рогами. Золото – символ истины. Рога – символ двойственности. Золотые рога – это двойственность, не несущая противоречий, двойственность жизни, живущая на вершинах гор – символ равновесия и гармонии. Двойственность, проявленная в парных качествах: активное – пассивное, молодость – старость, движение – покой, речь – безмолвие, работа – отдых, тайна – откровение. Но эта гармония пока неуловима, недоступна. Она только показалась на снежной вершине, залитая лучами восходящего солнца – кажется, что она так доступна, но это обманчивое впечатление – гармония, примиряющая двойственные начала, ускользает, ее нелегко обрести.

Исследователь древнегреческих мифов Роберт Грейвс, трактуя этот подвиг Геракла, пишет: «Преследование лани или косули символизировало погоню за мудростью, которая прячется, согласно ирландской мистической традиции, под дикой яблоней. Это объяснило бы, почему никто, кроме плохо информированного Еврипида, не говорит, что Геракл причинил зло косуле. Наоборот, он преследовал ее в течение целого года, достигнув даже страны гипербореев, считавшихся знатоками именно таких мистерий». (Согласно Еврипиду, Геракл ранил лань в ногу и только после этого смог поймать ее.)

Геракл на этот раз оставляет орудия борьбы, сражений, а берет топор и нож. Он идет не сражаться с ланью, не уничтожать это прекрасное начало, но поймать. Топор и нож нужны, чтобы прорубать дорогу в непроходимых горах, прокладывать каменные ступени к сияющим вершинам.

Победив в себе животные инстинкты, агрессию – немейского льва, очистившись от пороков души – гидры, изгнав разрушительные мысли, Геракл теперь поднимается к вершинам познания, мудрости. После долгих трудов по прокладыванию пути, долгой охоты за мудростью, Геракл, в конце концов, ее обретает.

На обвинительные речи Артемиды: «О жадные смертные! Разве вам мало дорог и полей в широких долинах? Зачем вы нарушаете тишину моего заповедного леса?» Геракл отвечает, что люди, поднявшись сюда, станут чище и лучше. Поля и долины по отношению к Аркадским горам – символ обыденной жизни. Путь в горы – путь преображения.

Поймать лань, живущую на склонах гор, значит, подняться от неведения к вершинам преображающей мудрости.

Подвиг пятый. Эриманфский вепрь и битва с кентаврами

«И летом, и осенью, когда на полях созревает урожай, крестьяне, жившие у подножия горы Эриманф, с тревогой осматривали по утрам свои наделы и всякий раз находили следы страшного опустошения: земля была перерыта, посевы вытоптаны и вырваны с корнем, а плоды в садах раздавлены чьей-то грубой силой. Люди рассказывали, что на склонах горы, покрытых густым дубовым лесом, поселился дикий вепрь, который по ночам спускался с горы и опустошал поля. Но так страшны были его клыки и копыта, что никто не отваживался пойти в лес и убить зверя. И вот в четвертый раз явился Копрей к Гераклу и передал ему очередное приказание Эврисфея: изловить Эриманфского вепря.

«Поймать Эриманфского вепря не хитрое дело, – сказал Геракл Иолаю, когда Копрей ушел, – да добраться до него не просто: подступы к Эриманфу преграждают кентавры, и пройти через владения этих необузданных, беззаконных полулюдей-полуконей труднее, чем изловить какого-то дикого кабана». «А откуда взялись эти кентавры?» – спросил Иолай. «Поведаю тебе, друг, что знаю про них… Жил некогда царь племени лапифов Иксион, – начал рассказ Геракл. – Иксион первым среди смертных осквернил себя родственной кровью. Не желая уплатить Диойнею, своему тестю, выкуп за жену, он столкнул его в волчью яму, полную раскаленных углей. Ужасную смерть принял Диойней. За очищением обратился Иксион к самому Зевсу, и Зевс не только очистил убийцу, но и приблизил его к своему трону. Там, на Олимпе, смертный Иксион стал добиваться любви Геры, божественной супруги величайшего из богов. Чтобы узнать предел бесчестия Иксиона, Зевс придал облик Геры остановившейся над Олимпом Туче-Нефеле. От этого-то беззаконного союза мнимой Геры и Иксиона и пошли беззаконные кентавры. Так бесчестие царя лапифов было доказано. По приговору Зевса Иксион был низвергнут в самые мрачные глубины Аида и навечно прикован к вечно крутящемуся огненному колесу. А жестокие, беспощадные кентавры, перебравшись из Фессалии на север Пелопоннеса, и поныне живут близ горы Эриманф. Среди всей этой беззаконной братии только мудрый кентавр Хирон, обладающий даром бессмертия, и гостеприимный кентавр Фол дружелюбны к людям, а остальные только и ждут случая, чтобы растоптать копытами всякого, кто ходит на двух ногах. Вот с ними мне и предстоит сразиться». «Нам предстоит сразиться», – поправил Геракла Иолай. «Нет, друг мой, тебе придется остаться, – возразил Геракл. – С кентаврами я справлюсь один». Много дней шел Геракл к горе Эриманф, чтобы выполнить четвертый приказ Эврисфея. Несколько раз он видел издалека табуны бешено мчавшихся, словно в припадке безумия, кентавров. Одни боги знают, на какой день пути Геракл увидел пещеру, перед которой на редкость спокойно и невозмутимо стоял уже немолодой кентавр. «Кто ты, смельчак, не побоявшийся забрести в наши владения?» – спросил кентавр. «Я царский охотник, – ответил Геракл. – Царь приказал мне добыть дикого вепря, который живет на этой горе. Не укажешь ли мне, как найти его?» «О, этот вепрь сильно досаждает и нам, обитателям этой горы. Я укажу тебе его след. Но сначала будь моим гостем. Меня зовут Фол. Я, в отличие от своих собратьев, чту закон гостеприимства. Заходи в мою пещеру, я налью тебе чашу доброго вина». Принял Геракл приглашение Фола, и, назвав свое имя, вошел в жилище кентавра. Тотчас же был открыт большущий бурдюк с вином и подняты чаши. Далеко разнеслось благоухание дивного вина… Учуяли это благоухание другие кентавры и нагрянули к пещере Фола. Страшно рассердились они на Фола за то, что он открыл для человека бурдюк с заветным вином. Угрожая Гераклу смертью, они потребовали, чтобы он вышел из пещеры и сдался. Не испугался Геракл. Из глубины пещеры он стал швырять в кентавров горящие головни из очага. «Зовите Хирона! Хирона сюда!» – закричали кентавры. Геракл удивился: неужели мудрый Хирон среди этого табуна? Он вышел из пещеры, чтобы приветствовать благородного кентавра, и в тот же миг в сына Зевса полетели камни, которые швыряли в него обезумевшие от злости полукони-полулюди. Что оставалось делать Гераклу? Натянул он свой бьющий без промаха лук и стал пускать в кентавров стрелы, отравленные кровью Лернейской гидры. Один за другим падали на землю мертвые кентавры. Сжалилась над своими детьми Туча-Нефела, пролилась обильным дождем. Легко скакать по влажной почве четвероногим кентаврам, а Геракл поскользнулся, и впервые стрела его пролетела мимо цели. Целился герой в самого свирепого и сильного кентавра, а попал в стоящего поодаль старого, седого, не принимавшего участия в битве. Услышали кентавры горестный стон своего раненого товарища и бросились в бегство. Закончилась битва. Стихло все кругом, только раненый старый кентавр еле слышно стонал. Из пещеры вышел прятавшийся там Фол. «Боги! Да это Хирон!» – закричал он, увидев раненого кентавра. «Хирон? – переспросил Геракл. – О, что я наделал! Я так жаждал встретиться с тобой мудрейший из мудрых, я так хотел послушать твои речи. И вот – я вижу тебя умирающим, и я – твой убийца!» «Невольный убийца, – ответил Хирон, – и я снимаю с тебя вину. Одно только плохо: я сын Крона и нимфы Филиры, кентавр, впитавший бессмертие с молоком матери. Я не могу умереть, но яд Лернейской гидры, которым была пропитана стрела, ранившая меня, приносит мне невыносимые страдания. Неужели они продлятся вечность? Боги, ну дайте же мне умереть! Я возвращаю вам свое бессмертие и молю вас: возьмите мою жизнь и пусть моя добровольная смерть станет залогом освобождения справедливейшего титана Прометея. Нет никакой вины за Прометеем! Великий Зевс! Уйми свой неправедный гнев!» Таковы были последние слова мудрого Хирона. Дрогнула земля. Услышал Зевс мольбу Хирона. Покой разлился по лику раненого, и дыхание его остановилось. Фол и Геракл внесли тело мертвого Хирона в пещеру. Фол вынул стрелу из его раны. «Как этот маленький кусочек дерева поражает насмерть?»– спросил Фол. «Осторожно!» – закричал Геракл. Но было уже поздно: Фол выронил стрелу, и она вонзилась ему в ногу. Открыл было рот кентавр, чтобы крикнуть от боли, но, даже не охнув, упал мертвым. Убитых кентавров Геракл перенес в пещеру, завалил ее большим камнем, как гробницу, и направился в чащу эриманфского леса. Вепря он выследил без труда, поймал его, отвел в Микены и показал Копрею. Эврисфей даже взглянуть не захотел на добычу Геракла. Едва заслышав рев Эриманфского вепря, трусливый царь спрятался в большой медный сосуд для воды. Геракл посмеялся, велел вепря зажарить и устроить угощение народу».

Прежде чем поймать вепря, нужно сразиться с кентаврами – необузданными стихийными силами.

Чаша с виноградом в Дельфах

Кентавры, имеющие два желудка, – символ чревоугодия и винных пристрастий.

Кентавр – наполовину человек, наполовину – конь. У кентавров два желудка – один человеческий, второй – лошадиный. Кентавру нужно накормить оба желудка. Два желудка – символ обжорства.

Как только кентавр Фол и Геракл открыли бурдюк с вином, остальные кентавры, несмотря на расстояние, тут же учуяли его и только за это решили уничтожить Геракла. Битва разгорелась из-за вина. Еще одно качество кентавров – любовь к вину. Геракл в этом подвиге борется с самим собой – своими кентаврами – пристрастием к чревоугодию и пьянству. Он побеждает всех кентавров, даже тех, которых считал друзьями. Отравленные стрелы – предыдущая победа над пороками помогают ему полностью освободиться от этих пристрастий, хотя сознательно Гераклу все же хочется оставить где-то на задворках души желание и любовь к этим чувственным удовольствиям – он не хотел убивать Хирона и Фола, открывшего бурдюк вина. Немецкий исследователь греческих мифов Фридрих Юнгер так характеризует кентаврское начало: «Ему присущи грубость и дикость, характерные для жизни исконного охотника. Они наги, косматы, неистовы, владеют оружием, дарованным им самой природой, и ведут бродячую жизнь свободных охотников… В образе кентавра соединяются всадник и конь, а оружием служат стволы дерева, копья, головни, куски скалы, но не лук и стрелы. Его пища – сырое мясо, а кроме того, кентавры любят молоко и вино, которое опьяняет их и делает неистовыми, но в то же время подчиняет смиряющему влиянию Диониса; к тому же они издавна связаны с Паном… Они сильны, быстры и преисполнены страстного желания вступить в связь с женщинами…

По своему происхождению Хирон отличается от прочих кентавров, так как он является сыном Кроноса и Филиры, дочери Океана, а такое происхождение свидетельствует об особом достоинстве. Хирон – великий учитель и воспитатель героев. Жизнь героя обращена к кентаврскому началу, она пускает в нем корни и вырастает из него, наделенная силой и мудростью. Чему герои могут научиться у кентавра, что он им преподает? Они возвращаются в исконную стихию, погружаясь в никем не тронутую, первозданную природу. Они закаляются в ней, становятся сильными и самостоятельными, учатся стоять на своих собственных ногах… Хирон прежде всего учит простой, свободной и независимой жизни, опирающейся на самое себя, учит тому, как обращаться с оружием, как охотиться и пользоваться различными травами… Хирон знает толк не только в охоте и врачевании: он также владеет даром предсказания, искусством музыки и гимнастики».

Геракл убивает не только кентавров, являющихся проявлением стихийных необузданных сил, но и мудрого Хирона. После сошествия в царство Аида, Хирон становится созвездием. «Зевс поместил изображение Хирона среди звезд как созвездие Кентавра» (Роберт Грейвс. «Мифы Древней Греции»). Юнгер также пишет, что самой мощной формой превращений является превращение в звезды, воспринимающееся не как наказание, а как награда. «Занять свое место среди небесных светил, вознестись до звезд – значит, пережить акт обожествления, который выпадает на долю полубогов, героев и героинь, а также нимф, кентавра Хирона, и мифических существ. В этом звездном небе, которое, подобно Аиду, является вместилищем образов и доптолемеевской небесной твердью, находятся также соответствующие знамения, корабль аргонавтов «Арго», лира Муз, стрела Аполлона, венец Ариадны и многое другое. Герой, взирающий в небо, взирает не в бесконечные пустые пространства: он видит распростершийся над землей свод, где как стражи восседают боги и другие герои».

Небо для древнего человека – это книга символов, повествующих о смысле бытия, о поиске истины, о победе божественного в человеке над земным – звериным, инстинктивным.

Венец Ариадны указывает, как выйти из лабиринта собственных страстей (см. гл. «Тесей и Минотавр»), корабль «Арго» – как достать золотое руно – символ истины, живущей и в небесах, и под землей, и в водной стихии, Кентавр Хирон – как подчинить необузданные стихийные силы души и обрести мудрость. Геракл не убивает Хирона, но трансформирует – из земного начала Хирон становится небесным, его мудрость осеняет теперь героев свыше. Стоит лишь им поднять голову к звездам.

«Если как следует рассмотреть отношение кентавра к героям, можно, наверное, понять, что в самом человеке живет нечто от кентавра, которое влечет его к истокам. В нем соединяется противоречивое, не знающее примирения и находящееся в борьбе, тогда как в воссоединении всех сил и способностей, которому учит Хирон, заключается высокое счастье» (Ф. Г. Юнгер. «Греческие мифы»).

Небо для древнего человека – это книга символов, повествующих о поиске истины

Вепрь опустошает поля, вытаптывает посевы, уничтожает созревшие плоды. Возможно ли уничтожить плод истинный? Представим, что какой-то вандал задумал уничтожить все статуи Давида Микеланджело на всей Земле и все изображения и репродукции Давида. Множество художников помнят его образ наизусть и тут же восстановят этот шедевр. Возможно ли уничтожить музыку Моцарта? Ее также знают наизусть тысячи музыкантов. Подлинные шедевры бессмертны. Какие же плоды подвержены гибели? Искаженные, несовершенные. Каждая подлинно прекрасная идея, воплощенная в то или иное произведение – плод, несет вдохновение, побуждает людей творить что-то новое, созидательное. Например, картина Леонардо «Джоконда» столетиями побуждает людей заглянуть внутрь себя, задаться вопросами смысла и глубины бытия, ее портрет вдохновляет поэтов, музыкантов, художников и т. д. рождать новые плоды, новые произведения искусства. Если идея несет в себе искажение, например идея атомной энергии, направленной на разрушение или идея революции, стремящейся создать идеальное общество, при этом уничтожающей то прекрасное, что было создано ранее, – развитие этих идей несет смерть, но не вдохновение, рождающее новые плоды. Вепрь – инстинктивное разрушительное начало, уничтожающее посевы и плоды – символ тленных, искаженных иллюзорных плодов. Чтобы плоды человека были подлинно прекрасными, нужно освободиться от искажения, рожденного тьмой неведения животного начала, кроющегося и в вепре и в кентаврах.