Текст книги "Сказки женского леса"

– Ты посиди, Лен, – обратилась она к подруге. – Я сейчас.

Быстрым, почти деловым шагом дошла, завернула за угол и незаметной дорожкой кинулась к морю.

Шагать по песчаным дюнам в городских туфлях было нелегко и противно. Галина, не останавливаясь, скинула одну туфлю, потом другую, в чулках подбежала к линии прибоя, шагнула, как не заметив, в подкатившую серую волну. Шаг, еще шаг. Ноги сперва немного вязли в песке, потом, видимо, с глубиной, это перестало замечаться, вода постепенно дошла ей до бедер, поднялась выше…

Перед тем, как вода закрыла глаза, Галина Семеновна успела еще, глянув случайно вниз, заметить, что шаги ее различаются сквозь полупрозрачную морскую воду извилистыми муаровыми движениями серебряного хвоста.

ИНТЕР– ВЬЮ
Сказка

В этот день Вероника даже проснулась раньше обычного – стрелки часов на стене показывали только начало десятого утра. Еще бы! Ведь сегодня ей предстоит брать интервью у модного дизайнера ХХХ. И не в том даже дело, что интервью, что дизайнер – за свою жизнь Вероника столько этих интервью провела, мало не покажется, и дизайнеров разных повидала, ничего особенного. Но это интервью было для большого глянцевого журнала «Слимфаст», оно открывало номер, и главная редакторша ясно давала понять, что в случае удачи ее могут наконец зачислить в штат… А это уже совсем другой коленкор.

Вероника – все, впрочем, называли ее Викой для краткости, она сначала злилась, потом привыкла, – была журналисткой. Молодой журналисткой, как она сама всегда говорила. Причем именно молодой, а вовсе не начинающей – вторая древнейшая профессия кормила девочку уже лет восемь, потому что заниматься ей Вероника начала еще на последних курсах философского факультета МГУ. О чем только она не писала, на кого не работала – от криминальной хроники до светских сплетен и предвыборных заказух, от желтых газеток до уважаемых изданий, а что делать – волка ноги кормят. И вот теперь, кажется, ей удалось пробиться – немножко протекции, немножко удачи, несколько неплохих статей для толстого «Слима», и, наконец, ответственное задание, решающее интервью. Сегодня! Ура! Ради такого дела и встать ни свет, ни заря не жалко.

Вика зажмурилась и потянулась под одеялом. Сейчас бы, конечно, поспать бы по хорошему еще часика два – вчера они с бойфрендом Сережкой опять тусовались в клубе до поздней ночи, да еще, пока он подвозил ее до дому, в машине спустило колесо, и Сережка долго возился с запаской на морозе, так что заснуть удалось не рано. Но нет, надо вставать. Кофе, завтрак, то-се, лицо нарисовать, интервью у нее в двенадцать, дотуда еще доехать, а было бы неплохо еще и подготовиться немножко, записи предварительные лишний разок пролистать.

Интервью назревало давно, и Вероника успела исподволь провести подготовительную работу. Узнала, что, как, когда – первая выставка, узкий показ, вторая, отклики, впечатления. На последнюю выставку она честно сходила – а после нее как раз и удалось назначить интервью.

Дизайнерша эта – Ирина Таковицкая, появилась на модном горизонте не так уж давно, да и известна была не то чтобы очень, по крайней мере в нарядах от нее никто из светской публики не ходил, но почему-то имя ее всегда сопровождалось этаким незаметным, но ощутимым, как запах дорогих духов, флером таинственности и принадлежности к чему-то избранному, не всем доступному. Соответственно, это было модно. Да что там модно – стильно! Стильно было, небрежно затягиваясь сигаретой в компании хороших знакомых, упомянуть, что вот – была. Видела. Да-да, та самая. Ирина Таковицкая. Платьица. Интересненько так, знаете ли. Необычно. А тут – целое интервью, и напишет его она, Вероника. Сенсация.

Между прочим, выставка Веронике понравилась, что было совершенно неочевидно. Она, много всего на своей работе повидавшая, давно научилась воспринимать окружающий мир со здоровым цинизмом и относиться ко всему сдержанно. Что ничуть не мешало ей, когда надо, распускать сладкие слюни в хвалебных статьях. Но тут ей действительно понравилось. Это был не показ, не дефиле – просто небольшая, почти кулуарная выставка, две комнатки где-то в глубине Дома Художника, ни афиш особенных, ни рекламы. Хотя народу все равно пришло – не протолкнуться. Представлены там были платья, только платья, просто – платья, но все разные и какие-то… Необычные. Даже ко всему привычная Вика не могла, пожалуй, с ходу подобрать правильные слова, чтобы их описать. Что-то такое там было, что задевало более глубокие слои – не сказать бы: «Души», подумалось ей, – засмеют ведь. С одной стороны, вроде все очень просто, ну тряпки и тряпки, а вот поди же. А главное, при всей кажущейся обычности, совершенно невозможно было представить, что такое платье можно надеть. Надеть, и ходить в нем, разговаривать и пить чай. Не потому, что они были какие-то уж чересчур навороченные, скорее даже наоборот, платья казались удобными и, опять же, простыми, но что-то в них было недоступное, что-то отторгающее и одновременно притягательное… То ли материал был каким-то необычным, то ли крой – действительно гениальным, но казалось, что платья живут и дышат. Их хотелось потрогать, что, кстати, было на выставке строжайше запрещено… Словом, Вике понравилось.

– Надо бы, – подумала она, перелистывая блокнот, – найти кого-нибудь, кто их покупает и носит, и поинтересоваться впечатлениями. Интересный, кстати, штришок получится. Не забыть попросить у нее адреса клиентов.

Вероника развернула конверт с фотографиями, которые делала на выставке. К сожалению, снимки вышли какие-то смазанные, нечеткие, на них только разве что цвет удалось ухватить, да и то какой-то искаженный. Она, конечно, не профессионал в смысле фотографии, и щелкала обычной мыльницей, но вообще-то странно. Обычно у нее получалось. Не типографское качество, но для работы годилось, а тут надо же – ни одного кадра приличного. Ничего страшного вообще-то в этом нет, для статьи все равно фотограф будет съемку делать, но с художниками всегда легче разговаривать, имея картинки под рукой. Придется на месте смотреть, или альбомы просить.

Вероника сложила бумажки, допила остывший кофе, дожевала бутерброд, глянула на часы. Пора собираться. Опаздывать никак нельзя, а ей из спального района добираться не близко. Когда уж Сережка предложит ей перебраться к нему? Она уж не говорит – пожениться, хоть бы так жить позвал. Во-первых, там центрее, а потом – он бы ее на работу на машине бы подвозил, на свою-то машину она еще не скоро заработает.

Интересно, что бы такое одеть? Вообще-то Вика обычно бегала в джинсах и маечках, а по холоду – в свитерках, особенно не задумываясь. Хотя это так только кажется, что не задумываясь, а на самом деле и джинсы, и маечки были не такими простыми, и стоили – ого-го, и голову все время приходилось еще как ломать, что бы такого придумать. Но ничего не поделать, положение обязывает. Но вот сейчас… Дизайнеры – они такие, их не удивишь свитерком из Наф-нафа, тут надо что-то понавороченней. А может, наоборот? Никаких наворотов, все простенько и со вкусом? Джинсы, они и есть джинсы.

Модная дизайнерша жила в районе, который старые москвичи называют между собой тихий центром. Старый кирпичный дом, высокий деревянный подъезд. Ни кода, ни вахтера не оказалось, и Вероника, готовившаяся к долгим объяснениям, куда и зачем она направляется, была даже самую малость разочарована. Что это за знаменитость, к которой можно вот так запросто с улицы войти. И потом, что греха таить, ей ужасно нравилось произносить, представляясь, пускай даже вахтеру, вслух слова: «Корреспондент журнала „Слимфаст“«.

Ну да ладно. Чай, не в последний раз. Вика быстренько вбежала в подъезд, стряхнула с куртки снежок – рано в этом году зима началась, только конец ноября, а уж вон сколько снегу навалило – и поднялась по первому лестничному пролету. Тут на площадке висели почтовые ящики, и светила красным глазом кабина лифта, старого, допотопного, с сетчатой шахтой и массивными железными дверями. Вика нашла на ящиках нужный номер квартиры, прикинула, какой этаж. Выходило – третий. Лифт был занят, и она решила не дожидаться, подняться пешком. Во-первых, не так уж и высоко, а во-вторых, не в ее ли журнале в каждом номере девушкам советовали бегать по лестнице для заботы о фигуре? Ей это, правда, без надобности, с фигурой у нее и так все в норме, но все равно… И она бодро поскакала по ступенькам.

Снаружи квартира, как и подъезд, выглядела неухоженной. Дверь была не то что не железной, но даже и не оббитой, просто крашеной, деревянной. Вероника даже засомневалась, туда ли пришла. Достала на всякий случай блокнот, проверила адрес. Нет, все сходится, сюда. Ну ладно… Мало ли какие причуды у художественных натур? А потом, может, дизайнерша и живет-то вовсе не тут, может, это у нее студия, или еще что…

Вика решительно нажала кнопку звонка. Где-то за дверью зазвенел колокольчик. Странный такой, тоненький, будто правда колокольчик, а не городской звонок. Но дверь не открывалась, и никаких шагов тоже не слышалось. Вика подождала минуту, другую. Черт, неужели правда ошиблась? И времени уже нет. Она решительно позвонила еще раз.

– Входите, открыто, – вдруг прошелестел у нее прямо над ухом тихий ласковый голос. Вика обернулась, но за спиной никого не было. Когда она снова повернулась к двери, та оказалась чуть приотворенной. Странно это все. Толкнув створку, Вика нерешительно шагнула в квартиру.

Дверь открывалась в крохотную прихожую, большую часть которой занимала странная круглая деревянная вешалка, вся заполненная шубами и чем-то плюшевым. Дальше за вешалкой открывался длинный коридор. Все это тонуло в полутьме, свет маячил только где-то в конце коридора. Ее никто не встречал, и что делать – было совершенно непонятно.

Вика потопталась немножко в прихожей, изображая тщательное вытирание ног, потом сняла куртку, решительно воткнула ее на вешалку между шубами и двинулась вперед по коридору. Довольно быстро она увидела справа от себя двойные белые двери, из-под них пробивалась тоненькая полоска света. Вика осторожно постучалась. Дверь распахнулась обеими створками во всю ширь, будто ждала ее, но никто так и не появился.

Вика вошла в открывшуюся комнату. Собственно, это она так подумала: «комнату», потому что чего еще можно ожидать в обычной квартире. На самом же деле это была скорее зала, именно так, не зал, а зала, большая, с высоченными потолками, огромными проемами окон, стенными нишами, гнутой старинной мебелью, бархатными портьерами и бог знает, с чем еще. Слегка остолбенев от открывшегося великолепия, Вика оглядывалась вокруг округлившимися глазами.

В помещении было не то чтобы темно, но как-то неярко. Окна были полузадернуты, и из-за портьер пробивалось, конечно, какое-то количество тусклого по-зимнему света, но его явно не хватало, поэтому на стенах, в изящно изогнутых светильниках-канделябрах горели свечи. Впрочем, приглядевшись получше, Вика поняла, что свечи были не настоящими, а электрическими – просто лампочки в форме свечей. И это было, пожалуй, оправданным, если брать в расчет остальных обитателей залы.

Потому что тут жили платья. Их было невероятно много, казалось, они целиком заполняют эту большую комнату, находясь тут вместо людей. Платья, надетые на плечики, свисали со стен, платья сидели, удобно раскинувшись в низких креслах с гнутыми спинками, платья стояли посреди комнаты, надетые на специальные портновские манекены, одно платье лежало, вытянувшись, на кожаном диване вдоль стены, еще одно примостилось на краю спинки… На небольшом вычурном столике, стоявшем более-менее в центре комнаты, в окружении кресел, было накрыто к чаю, стояли изящные чашки тонкого фарфора, сахарница, вазочка с чем-то сладким, и казалось, платья тут пили чай, а теперь затихли, раздосадованные ее приходом.

Вероника медленно двинулась по зале вдоль стен, рассматривая всю эту невозможную обстановку и от души жалея, что не взяла фотоаппарат. «Все равно бы, наверное, не вышло, в такой темноте. Ничего, надо будет обязательно насчет фотографа договориться, а зато статью я прямо с описания начну». И она прищурилась, складывая в уме первые забойные фразы.

С такого близкого расстояния, не отделенные, как на выставке, ни витринами, ни шнурами, платья казались еще интереснее. Они на самом деле будто дышали, по крайней мере, по ним пробегало время от времени какое-то шевеление. Возможно, где-то в доме был сквозняк. Еще Вика обратила внимание, что платья были самых разных размеров, от совсем крошечных, как из серии «petite», таких, что не на каждую модель налезут, до довольно крупных, способных подойти даже вполне дородным дамам. «Странно, – подумала Вика. – Мне всегда казалось, демонстрационные модели шьются в стандарте. Надо будет уточнить».

Не удержавшись, она протянула руку и пощупала украдкой рукав одного из платьев. Материал и в самом деле был необычным, очень тонким, но плотным и эластичным, слегка бархатистым на ощупь. «Будто самая тонкая кожа, но кожа бы так не драпировалась.» – Вика, осмелев, чуть приподняла платье, и оно податливо повисло мягкими складками. – «И вес – кожа, как не выделывай, гораздо тяжелее».

Держать платье в руках было очень приятно. От него шло мягкое, почти человеческое тепло, оно само будто льнуло к Вике. Загадочный материал так и норовил прижаться к ней, окружить, обволочь. С явным сожалением Вика положила платье обратно.

– Надо будет померить попросить. Интересно, это прилично? – задала она вопрос сама себе. – Ладно, погляжу, как пойдет. Я бы даже купила такое, если получится.

Вика знала, что коллеги, пишущие на «модные» темы, то есть про тряпки, косметику и прочее, иногда пользуются подобными случаями, добывая сказочные наряды за совершенно смешные деньги, а иногда и вовсе на халяву, «в подарок» за удачную статью. Кто знает, может, и ей повезет.

Она погладила рукой другое платье, и опять эффект был похожим, хотя материал был слегка другим, холодноватым и более колючим.

– Ну и как впечатления? – вдруг раздался откуда-то сзади нее густой мужской голос. Вика подпрыгнула от неожиданности, выпустила платье и обернулась.

В углу в низком кресле сидел человек. Довольно крупный мужик, с лохматой темной шевелюрой и в усах. Совершенно непонятно, откуда он там взялся, Вика могла поручиться, что минуту назад в комнате никого не было, хотя, конечно, в этой полутьме, да среди всех платьев… Могла и не заметить. Неудобно получилось.

– Здравствуйте, – заторопилась она. – Я Вероника Такая-то, журнал «Слимфаст». Мы с Ириной Андреевной договаривались насчет интервью…

– В курсе, – мягко перебил мужик. В голосе его, да пожалуй, и во всем облике, явственно чувствовалось что-то кошачье. – Я Тимофей, ее помощник и менеджер.

Выговаривая последнее слово, мужик уже совершенно отчетливо мяукнул. Вероника решила, что ослышалась.

– Ирина Андреевна ждет вас, – продолжал Тимофей, как ни в чем не бывало. – Проходите пожалуйста. – и указал, не поднимаясь с кресла, на открывшуюся в стене невысокую дверь.

За ней в небольшой и, наоборот, очень светлой комнате находился обыкновенный домашний офис. Канцелярского вида столы, два компьютера, принтер… Словом, все совершенно, как у людей, но контраст с залой был таким разительным, что Вероника опять растерялась и не сразу заметила поднимающуюся ей навстречу высокую белокурую женщину.

Модного дизайнера Ирину ХХХ нельзя было, пожалуй, назвать красавицей, хотя лицо ее мгновенно притягивало взгляд и уже не отпускало его во время всего общения. Длинные прямые светлые волосы, небрежно отброшенные назад, светлые голубые глаза, тонкие черты. Если пытаться описать это лицо одним словом, получалось: «Пронзительное». Именно, пронзительное лицо. Было в нем и что-то суровое, даже немного злое, и что-то, странным образом, беззащитное… Словом, интересное творческое лицо, загадочный утонченный образ…

Вика вдруг с ужасом поняла, что пялится на знаменитость так долго, что это становится неприлично, и взяла себя в руки.

– Добрый день, Ирина Андреевна. Я Вероника Такая-то, корреспондент журнала «Слимфаст» (Вот оно, наконец-то) и я хотела бы задать Вам несколько вопросов.

– Присаживайтесь, – указала Таковицкая рукой на ближайший стул. – Я вас слушаю.

Голос у нее тоже был интересный, глухой и мягкий, с ласковыми, сопрановыми нотками.

– Тимоша, – обратилась она к котообразному менеджеру, – сообрази нам чайку. Или вы кофе хотите?

Вика с готовностью согласилась на чай, Тимоша мурлыкнул что-то себе в усы и исчез. Вика достала диктофон, блокнот, и интервью началось.

Сперва в перечне вопросов шли те стандартные и обязательные, которые ей выдали в редакции и велели обязательно осветить. Они казались самой Вике довольно скучными, но Ирина Андреевна отвечала на них спокойно, не выражая никакого неудовольствия. Правда, в подробности тоже не вдавалась. Вопрос – ответ, вопрос – ответ.

Пушистый Тимоша приволок на подносе чай. Чашки были самые обычные, не те, кудрявые, из которых угощались платья. Вике стало слегка обидно.

Но тут, к счастью, официальные вопросы кончились, и можно было приступать к настоящей работе. Вика отхлебнула чаю, перевела дыхание…

– Ирина Андреевна, на Ваших выставках я обратила внимание, что вы создаете только платья. Это действительно так, или вы просто не выставляете другие предметы?

– Это действительно так, – кивнула художница. – Я делаю только женские вещи, и только платья.

– А почему?

– Потому что платья отображают женскую сущность, а мужская сущность мне незнакома. Вернее, не настолько знакома.

Ответ был странный, но Вика не стала на нем зацикливаться, и продолжила:

– А с каким материалом вы работаете? Я, честно говоря, как ни старалась, не смогла определить. Это что-то новое?

– Ничего нового нет. Материал… Какой попадается, с таким и работаю. Я же не выбираю. Обыкновенный, человеческий материал.

– То есть, это что-то давно известное? Может быть, даже старинное, да? Парча, тафта… Вот еще – сафьян…

Художница снова склонила голову набок, протянула задумчиво:

– Ну-у… Пожалуй, можно и так назвать. Шагрень и лайка, если угодно. Шагреневая кожа – слыхали?

Вика когда-то слышала, или даже читала что-то похожее, но вдаваться в воспоминания было некогда.

– А вот еще, Ирина Андреевна, я заметила, что многие платья – разных размеров…

– Не многие, а все. Одинаковых размеров не существует.

– А почему? Ведь удобнее шить по стандартам?

– Кто вам сказал? Шить? Это жить, может быть, и удобнее по стандартам, да и то не всегда, а уж после… Нет, деточка, тут не может быть никаких стандартов, сущность не терпит стандартов. Все же разные.

– А как же модели? Параметры? Знаменитые 90-60-90 в конце концов?

– И что же? – пожала острыми плечами Таковицкая. – Они живут, что ли? Это общество подгоняет их под стандарты, многих успешно, не спорю, сущность калечится, но все равно остается… Было тут у меня одно. Тимоша, – обратилась она к помощнику, – принеси это платье, ну, модель… Ты понял.

– По-няу, – мяукнул Тимоша, вышел и через минуту вернулся, бережно, будто в объятиях, неся платье.

– Вот видите, – обратилась Ирина Андреевна уже к Вике, – что бывает, когда стремятся к стандарту…

Тимоша развернул платье и поднял его на вытянутой руке так, что оно свободно висело во всю длину. Вика пялилась на него во все глаза, пытаясь уловить смысл, но, честно говоря, терялась. Ничего стандартного в платье не было. Скорее наоборот – какие-то резкие, почти ломаные линии, неровный подол, зигзагообразный разрез, косая горловина. Рукава тоже, кажется, были разной длины, цвет какой-то мутный, и общий вид у платья был скорее несчастный. К тому же оно было огромного, пятьдесят последнего размера. При чем тут модели и стандарты? Но виду подавать было нельзя, и она, как министры в знаменитой сказке о голом короле, напустила на себя важный вид и понимающе кивнула, чтобы не показаться совсем уж дурою. Впрочем, дизайнерша, похоже, разгадала ее мысли, потому что резко замолчала, оставила тему стандартов и кивнула Тимоше, который уволок платье назад.

Вероника решила сменить тему.

– Ирина Андреевна, я знаю, что вы проводите выставки, это естественно для художника, но Вы все-таки не только художник, вы модельер, вы делаете платья, проводите ли вы также и показы, в смысле показы мод, дефиле?

– Нет.

– А почему?

– Это не модные платья, и их не нужно надевать просто так. Они не для этого.

– Я понимаю, – кивнула Вика. – Художникам часто не хочется, чтобы их работы трепали попусту. А для людей, на заказ, вы делаете что-нибудь? Может женщина заказать себе платье в вашей мастерской?

– Нет, – глаза у художницы были грустными. – Я никогда не делаю ничего на заказ. Это невозможно. Никогда нельзя знать заранее, каким будет следующее платье.

– И готовые модели тоже не продаете?

– Ни в коем случае. А вдруг они попадут в плохие руки? Я не могу рисковать.

– Но зачем же вы тогда устраиваете выставки? – Вика слегка потеряла терпение. – Одежда – она для того, чтобы ее носили.

– Это не совсем одежда, я же вам говорила. А выставки… Ну, им же хочется быть увиденными, это так естественно. Я не могу все время держать их взаперти… И потом, я всегда надеюсь…

Она не договорила, махнула рукой и вопросительно поглядела на Вику. Та вдруг решилась, ляпнула, и сразу же пожалела об этом:

– Ирина Андреевна, а нельзя ли мне было бы померить какое-нибудь платье? Они такие интересные, такие необычные… Можно было бы потом сфотографировать, в статью вставить. И вы бы на живом человеке поглядели…

– Нет, голубушка, ни в коем случае. Не надо их мерить, не надо надевать. Тем более – живому человеку. Не нужны они живому человеку. и он им не нужен. В этих платьях нельзя ходить, они не для жизни, они сами – как жизнь.

– А Вы знаете, – закивала Вика, которая, с одной стороны, была слегка раздосадована, а с другой – довольна, что художница не разозлилась до визга, – я это почувствовала. Я была на Вашей последней выставке, все смотрела, и вот примерно это и почувствовала, – как Вы сказали? – что они не для жизни. Что-то действительно в них есть такое… Эфемерное…

– Ну что ж, – вздохнула Ирина Андреевна. – Я рада, если это удалось выразить. У вас будут еще вопросы?

– Только один, – засмеялась Вика. – Когда мне прийти с готовым интервью Вам на подпись?

Они быстро условились о дате. Вероника собрала нехитрые пожитки, побросала все в сумку, прошла, на сей раз в сопровождении Тимоши, через залу, по коридору, цапнула в прихожей свою куртейку – и на выход. Дверь мягко закрылась у нее за спиной. Где-то в глубине снова зазвонил колокольчик.

Уже на улице Вероника встряхнулась, помотала головой, словно смахивая с себя впечатления о странном местечке. Ну и дизайнерша! Ни словечка в простоте! Они, художники, конечно все такие, слегка с прибабахом, кто взаправду, кто прикидывается, но эта даже для них чересчур. И как она, Вероника, должна все это излагать? Впрочем, ей не привыкать, справится. И не про таких писали, депутаты перед выборами еще похлеще отмочить могут.

Ладно, с интервью она разберется чуть позже, надо голове проветриться дать, а чем бы заняться сейчас? Вика глянула на часы. Половина третьего. Надо же, время какое дурацкое, ни день, ни вечер, приятели еще все заняты по работам, а домой ехать неохота – в ее дыру если уж заберешься, потом больше не вырвешься. В редакцию, что ли, съездить? Вика задумалась. Да нет, не стоит. Она там пока не в штате, ну и нечего. Даже присесть будет негде. А вот позвонить редакторше и отчитаться имеет смысл.

Так она и поступила. После редакторши, которая явно осталась Викой довольна, она на всякий случай перезвонила Сережке, слабо надеясь, что, может, тот тоже каким-то чудом освободился пораньше…

Чуда, конечно, не произошло. Сережка торчал в своей конторе – он был специалистом по компьютерному дизайну и тоже работал в толстом журнале, правда, для мужчин, – и не собирался сваливать оттуда часов до семи. Договорившись созвониться ближе к делу и сходить куда-нибудь поужинать, Вика сунула мобильник в сумку и медленно побрела по улице в направлении Тверской. Нелепо как-то все получается… И болтайся тут теперь в одиночестве целых четыре часа. Можно, конечно, заняться каким-нибудь шопингом, но, во-первых, у нее сейчас с деньгами не густо, а во-вторых, одной все равно скучновато.

Вот когда пожалеешь о Ленке! Ленка была ее подружка детства, они с Викой полжизни на одной парте просидели, и жили в соседних подъездах. Только Вика была тихой девочкой из приличной семьи, а Ленка – шумной оторвой. Она всегда умудрялась выдумать что-нибудь несусветное, влипнуть в какую-то невероятную историю и вылезти из нее невредимой, как гусь из воды. Вика только диву давалась, но дружить с Ленкой было интересно. При всей своей бесшабашности она была доброй, веселой, и вовсе не дурочкой. После школы, когда Вика поступила в Университет, они стали общаться реже, но все равно время от времени забегали друг к дружке в гости, и Ленка всегда щедро потчевала подругу рассказами о своих очередных приключениях. Сама она нигде не училась и, кажется, не работала, по крайней мере, ничего об этом не говорила, хотя денежки у нее явно водились. А еще у нее водились очень сомнительного вида приятели – то какие-то заросшие рокеры на мотоциклах, то, наоборот, лощеные дядьки в малиновых пиджаках…

Позже, когда Вика сама начала подрабатывать журналистикой, Ленкины компании стали нравиться ей и того меньше, и она даже пыталась несколько раз по-хорошему предупредить беспечную Ленку, но та только смеялась и отмахивалась.

А потом, где-то полгода назад, она пропала. Вышла вечером из дому и не вернулась. Ленкина мама ждала дня три, потом заявила в милицию, да только что там сделают? Город большой, преступность повышенная… Вика отлично знала такие истории еще по тем временам, когда занималась хроникой криминальной. Она тогда даже пыталась узнать что-то по бывшим каналам, только все было бесполезно. Вика несколько раз заходила к Ленкиной маме, жалко ее было ужасно, женщина постарела на глазах, и все причитала: «Мне б только знать наверняка, что случилось, жива ли, нет ли, уж не вернешь, так хоть бы на могилку сходить… А то я не знаю, что и думать, каждый вечер жду, вдруг объявится…» Вика и сама переживала, но жизнь идет, заходить к соседке она потихоньку перестала – то некогда, закрутилась, то настроения нет, да и про Ленку со временем вспоминала все реже.

А тут вдруг вспомнила. Вот уж кто-кто, а Ленка бы не растерялась, мигом бы к ней примчалась, затащила бы куда-нибудь в только ей одной известное злачное место и учудила бы что-нибудь такое… Вика вздохнула. Ладно, нечего киснуть, подумаешь – беда, полдня свободного времени! Ну-ка, ноги в руки и вперед, к развлечениям!

День в конце концов и вправду вышел очень ничего. Она пошлялась по центру, посидела в кафешке, а потом Сережка внезапно освободился раньше времени, и они провели вместе чудный вечер. Вика даже ночевать у него осталась, что случалось нечасто. Не потому, что родители нервничали, она, в конце концов, большая девочка, а потому, что Сережка свою свободу оберегал, как лев, и в берлогу пускал редко и ненадолго. Вика в этом месте и не форсировала, выжидала, изображала встречную независимость и любовь к свободе. Сережка – отличный парень, с головой, с профессией, своя квартира, машина, они уже года полтора вместе, тут главное – не перестараться. Спугнуть мужика матримониальными мечтами – дело легче легкого, поэтому Вика на запретные темы молчала, как партизан, и изображала воздушную легкость. Ну да это дело известное.

Время идет быстро, особенно когда на тебе висят важные дела, и вот уже Вика снова подымалась по знакомой лестнице в старом подъезде. В сумке шуршало аккуратно распечатанное интервью. Вика была собой довольна – из маловразумительной галиматьи, которую скормила ей замечательная Ирина Андреевна, она состряпала изящное, весьма оригинальное интервью почти на печатный лист. И особенности речи сохранить удалось, и настроение ухватить. Текст получился такой весь из себя загадочный и стильный до ужаса – то, что надо. Теперь подписать – в успехе Вика не сомневалась, договориться о съемках, сходить сюда еще раз с редакционным фотографом Борей, и – штатное место, считай, в кармане.

Она позвонила в знакомую дверь. Колокольчик опять залился, и на сей раз дверь распахнулась практически сразу. На пороге стоял Тимофей.

– Добрый день, проходите, будьте любезны, – промурлыкал помощник. – Позвольте курточку?

– Да я, вообще-то, только интервью подписать, – засомневалась Вика. – Может, Ирина Андреевна посмотрит быстренько, я и раздеваться не буду?

– Никоим образом, – заурчал тот. – Вы раздевайтесь, проходите, присаживайтесь.

Проводив Вику в уже знакомую залу, помощник церемонно усадил ее на кожаный диван, убрав оттуда предварительно несколько платьев. Протянул руку, взял у Вики приготовленные листочки интервью, перелистал зачем-то, будто считая…

– Ирина Андреевна сейчас несколько занята, я ей отнесу, но вам подождать придется… Примерно полчасика?

Вика обреченно кивнула.

– Я вас тоже пока покину. Вы уж постарайтесь не скучать, – и вышел за дверь.

Вика обвела глазами комнату. Обстановка в ней мало изменилась за прошедшие дни, разве что платья лежали (висели, сидели) в каком-то другом порядке, но разве их все упомнишь… Хотя… Вот этого, кажется, не было, по крайней мере, она его не видала, да и вот то, пожалуй, стоит поближе поглядеть.

Платье было забавным. Короткое, без рукавов, оно могло бы казаться летним, если бы не материал – плотный и мягкий, бархатистый на ощупь, вроде замши, но не совсем. И фасончик такой… веселенький… И расцветка. Платье было светлым, нежно кремовым, почти белым, а спереди его рассекал черный резкий зигзаг. Перескакивал через плечо и убегал на спину.

– Геометрия, – подумала Вика. – Черно-белая графика… В последней коллекции Диора было что-то похожее…

Она не зря просидела почти три дня над этим интервью.

Время шло. Вероника обошла всю комнату, вернулась к дивану, снова уселась. Понравившееся ей платье сидело перед ней на стуле, словно дразнясь. И размер был примерно Викин…

– Эх, было бы зеркало… – Подумалось ей.

И тотчас же, словно в ответ на мысли, она нечаянно подняла голову и вздрогнула. Зеркало висело над диваном – огромное зеркало, в полный рост, в старинной деревянной раме с завитушками. В нем отражалась вся комната – может быть, именно поэтому Вика и не разглядела его раньше в этой полутьме.

Она не спеша встала, осторожно взяла платье в руки, приложила к себе… Сегодня вечером они с Сережкой собирались в театр, шла жутко модная пьеса, а ехать переодеваться потом было бы некогда, поэтому Вика сразу с утра надела светло-серое трикотажное платьице, узенькое и короткое, облегающее ее, как вторая кожа. Ноги в тонких колготках мерзли нещадно, но красота, как известно, требует жертв.