Текст книги "Древние цивилизации"

Если были нужны крупные блоки для строительства храма или царского дворца, различных слоев укреплений или мола, приходилось поднимать и перевозить многотонные грузы. Вряд ли современники предводителя ахейцев в Троянской войне Агамемнона знали лебедку на шкиве, козловой подъемный кран, рычаги для переноски тяжестей, распространенные в классическую эпоху. Самое большее, что они могли делать, – это использовать ворот и подвижный деревянный цилиндр на оси, грузовую стрелу да колодезные журавли. Поставив рядом, ими поднимали тяжелые глыбы камня, которые, опутав канатами и обложив соломой, устанавливали на особого рода сани, если двигаться предстояло вниз, или на ломовые дроги, если требовалось перемещаться в обратном направлении. В первом случае сопровождающие придерживали сани канатами. Во втором – в дроги запрягали несколько пар волов или мулов (а то и людей): каждый такой «чернорабочий», перекинув канат через плечо, тянул изо всех сил. Ксенофонт в «Киропедии» уверяет, что упряжка тягловых животных по хорошей дороге могла перевезти около 900 килограммов. Диодор Сицилийский сообщает, что для перевозки на 19 километров тяжелых камней на строительство храма двух Богинь в Энне на Сицилии понадобилось 100 пар быков. Счета крупных святилищ показывают, что иногда 40 пар тягловых животных волокли всего один барабан для колонны. Но совместных усилий людей и животных не хватило бы, чтобы поднять 120-тонные каменные блоки некоторых циклопических укреплений приблизительно на 15 метров над землей, если бы инженеры не догадались установить, как в Египте, временные земляные платформы и опоясать, как на Сицилии, крупные глыбы, требующие транспортировки, множеством деревянных ободов. Их как бы заключали в гигантское колесо или цилиндр и потом катили, словно исполинские бобины. В конце пути доставить груз на место помогала система деревянных катков и рычагов. Наконец камень помещали между других блоков, а пустоты замазывали глиной.

Вероятно, хеттская культура стала посредницей между цивилизациями Ближнего Востока и Греции. Согласно одной из точек зрения, эти контакты осуществлялись через западную часть Анатолии, где, возможно, с глубокой древности существовали ахейские (греческие) поселения. С ними связывают царство Аххиява, которое неоднократно упоминается в хеттских документах XIV–XII вв. до н. э.

Среди ряда аргументов, которые приводятся в обоснование контактов хеттов и ахейцев, – возможное участие хетта или лувийца Муртила в обучении ахейцев езде на колесницах, несомненное хеттское влияние на тип колесниц, известных по памятникам микенской эпохи и микенским табличкам.

Особого внимания заслуживает влияние хеттских мифологических поэм на греческую мифологию. В языке раннего греческого эпоса сохранились заимствования из хеттского. Это, например, гомеровское противопоставление «языка богов» и «языка людей» в греческом эпосе при соответствующем различии и в хеттских текстах. Представления об особом «языке богов» и «языке людей» известны не только в греческой, но и в других индоевропейских традициях (древнеисландской, древнеирландской).

Возможно, заимствованными хеттскими образами были гомеровские образы Страха и Трепета, упомянутые и в хеттском гимне Солнцу. Когда Солнце объезжало четыре стороны света, справа от него бежали Страхи, слева – Ужасы. Аналогию этому образу видят в тексте «Илиады», где Страх и Трепет запрягают колесницу бога Арея.

Сходства обнаруживаются между хеттскими текстами и греческими мифами в «Теогонии» Гесиода, греческого поэта VIII–VII вв. до н. э. Например, во многом похожи греческий миф о борьбе Зевса со змееподобным Тифоном и хеттский миф о сражении бога грозы со змеем. Имеются параллели между этим греческим мифом и хурритским эпосом о каменном чудовище Улликумми из «Песни об Улликумми». В ней упоминается гора Хацци, куда переселяется бог грозы после первого сражения с Улликумми. Эта же гора Касион (по Аполлодору) – место сражения Зевса с Тифоном.

В «Теогонии» история происхождения богов описывается как сопровождаемая насилием смена нескольких поколений богов. Эта история, возможно, восходит к хеттскому циклу о царствовании на небесах, согласно которому первым в мире царствовал бог Алалу (связанный с нижним миром). Он был свергнут богом неба Ану. На смену ему пришел бог Кумарби, который, в свою очередь, был низвергнут с престола богом грозы Тешубом. Каждый из богов правил девять веков. Последовательная смена богов (Алалу – Ану – Кумарби – бог грозы Тешуб) представлена и в греческой мифологии (Уран – Крон – Зевс). Совпадает в мифах древних народов мотив не только смены поколений, но и функций богов (хеттский Ану от шумерского Ан – «небо»; бог грозы Тешуб соответствует греческому Зевсу). Среди отдельных совпадений греческой и хеттской мифологий – греческий Атлант, который поддерживает небо, и хеттский великан Упеллури из «Песни об Улликумми», поддерживающий небо и землю. На плече Упеллури росло каменное чудовище Улликумми. Бог Эа лишил его силы, с помощью резака отделив его от плеча Упеллури; согласно хурритской мифологии, этот резак был впервые использован при отделении неба от земли. Как и в «Песне об Улликумми», в греческих мифах специальное орудие (серп) используется для отделения от земли (Геи) неба (Урана) и его оскопления. Этот же серп впоследствии стал оружием Зевса в борьбе с его отцом Кроном.

После гибели микенской цивилизации греки «забыли» то, чему научились у хеттов. Но традиции хеттской культуры после падения Хеттского государства продолжались в культуре «позднехеттских» царств. Так, наследие хеттской культуры сохранилось в Лидийском царстве. Согласно Геродоту, один из лидийских царей носил традиционное хеттское имя Мурсил (сын Мурса). Крез, царь Лидии, преподнес общегреческому святилищу в Дельфах статую льва из чистого золота; древний царь Мелес обнес льва вокруг стены столицы государства Сард, дабы сделать этот город неприступным. Эти сведения позволяют предположить, что лидийцы, вслед за хеттами, почитали льва как священное животное, символ царской власти. У лидийцев существовал обряд закалывания и последующего сожжения щенков. Этот обряд может быть прямым продолжением хеттских ритуалов сожжения жертвенных щенков. Следы этого культа обнаруживаются и в лидийском сказании о Кандавле – герое, удавившем пса (подобно ирландскому Кухулину). Лидийские сказания, особенно сюжет о Кандвале, были широко известны в античном мире благодаря сочинениям Геродота и Гипонакта, греческого поэта, уроженца Лидии. Некоторые исследователи проводят прямые параллели между лидийскими сказаниями, сохраненными античными авторами, и хеттскими историческими текстами периода Древнего царства. Возможно, что благодаря лидийской традиции наследие хеттского царства еще раз дошло до античной Греции.

Ход событий, в результате которых погибло одно из сильнейших государств древней Анатолии, до сих пор точно не установлен. Ясно одно: смерть Хатти пришла из-за моря, с Балкан.

Из сильно разрушенных анналов Тутхалияса IV (начало царствования около 1250 г. до н. э.) видно, что при нем запад Малой Азии отпал от хеттов; анналы сообщают о хеттских кампаниях. Военные действия, видимо, приняли очень широкий размах, так как хетты, по словам анналов, только в одном походе пленными взяли 10 тысяч пехотинцев и 600 колесничих.

Около этого же времени в северо-западной части Малой Азии, как раз там, куда были направлены походы Тутхалияса, врагами была разрушена Троя VIIa – гомеровский Илион.

Зачем ахейцы пошли на Трою? Они столько лет провели на азиатской земле, между Дарданеллами и горой Илион, что уже и не знали, удастся ли им вообще когда-нибудь покорить Троаду, Приама и его народ конеборцев. «Ах, если бы я мог поведать обо всех наших страданиях, о тесноте и узких закутках, где и лечь-то невозможно! Был ли хоть один час, когда бы мы не стонали? А на земле наступил еще худший кошмар. Мы ложились лицом к вражеским укреплениям, и вечный дождь превращал наши одежды в шкуры зверей. О, эта так называемая зима, убивающая птиц, и эти несносные снега Иды! Или знойное оцепенение лета, когда полуденное море засыпает в ложе своем без единой волны и ветерка!» – горько жалуется вестник Агамемнона в трагедии Эсхила.

Современному путешественнику окрестности Трои не покажутся романтичными. Иду от Трои не видно. Взгляд замечает лишь низкие холмы вдали, степь, заросшую тамариском и чертополохом, да редкие пятна травы. Меж илистых берегов, среди осин и олеандров змеится Скамандр. У мыса Ройтес он теряется в темно-синих водах пролива, за которым видна лиловато-серая громада Херсонеса. Слышатся звуки, обычные для анатолийской земли, когда она обитаема: лай крупных белых собак, бродящих от деревни к деревне, оглушительные крики ослов, песни и короткие переклички крестьян, скрип колес телег, влекомых быками. В небе очерчивают круги несколько ягнятников-бородачей да иногда пролетает журавль. Порывистый северный ветер приносит с собой горьковатый запах, такой непохожий на ароматы греческих лесов. С востока изрытое тело холма выглядит разве что пригорком, но с запада он прочно господствует над долиной. Город окружает довольно грубой кладки стена, своими сводчатыми проходами напоминающая микенскую.

Конечно, Гомер преувеличил и приукрасил действительность. На этом маленьком клочке суши меж двух морей не уместилось бы 1186 кораблей и 10 тысяч воинов легенды, не считая временных жилищ, повозок, женщин и пленников! Да и в Трою никогда не втиснулось бы 50 тысяч солдат (а именно такова была, согласно Гомеру, численность армии Приама), ведь в крепости рядом с нынешней деревней Гиссарлык жило максимум две тысячи обитателей! Издалека поэты склонны видеть все в более крупных размерах и творят города под стать героям. Но и действительность производит впечатление: громадные укрепления, хорошо охраняемые башни и куртины, система ворот, вынуждающая врага проходить между двумя стенами, где полным-полно защитников, тесно слепленные домики, набитые посудой, продуктами, золотом и серебром. Посередине – небольшой дворец с мегароном, где царь, будучи истиным азиатским владыкой, содержал роскошный гарем. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы подогреть алчность горстки солдат, которые, разграбив несколько городков на Лесбосе, явились разорять побережье Дарданелл. Черные корабли вытащили на песок и окружили деревянной стеной. Одновременно осажденные и осаждающие ахейцы выжидали момента, когда недальновидность противника, а также прихваченные с собой талисманы и милость Неба отдадут в их руки сокровища Трои.

Зачем они начали войну? В отместку, утверждает легенда. Но похищение пастухом с Иды Парисом супруги царя Менелая, имевшее место в весьма отдаленных землях, в самом сердце Пелопоннеса, служило лишь предлогом. Прекрасная Елена, дочь Леды и Зевса, представляется историкам скорее богиней, чем женщиной. Это был удобный повод, ведь множество пиратов, с тех пор как существуют сосновые корабли, взяли за правило похищать на берегах Эгейского моря женщин и детей для любви и для торговли. Поэтому, чтобы сделать преступление гнусным, позор Менелая – нестерпимым, а отмщение – необходимым, легенда добавляет, что Парис нарушил один из наиболее священных законов греческой земли: будучи в гостях, соблазнил жену хозяина дома. Это не первый случай, когда войну пытались оправдать соображениями нравственности. Но вопрос об оскорбленной чести и поруганной добродетели выглядит надуманным и второстепенным. Невольно приходит в голову, что его сочинил какой-нибудь поэт лет через 500 после битвы. Нет, в Троянской войне, как и во многих других войнах XIII в. до н. э., ахейскими воинами руководили иные побуждения, нежели поиски женщины и отмщение за честь ее супруга.

Они воевали потому, что научились это делать, и потому, что каста воинов жила лишь войной и лишь ради нее. В те времена это повсюду считалось почетным занятием. Полководцы и правители уверяли, что воевать выгодно. На относительно бедной и перенаселенной земле властители карликовых государств с легкостью вербовали гребцов и пехотинцев, суля им славу и богатство.

Воспитанные на постоянных конфликтах с соседями и стычках между молодежью, обученные нападениям в чащах лесов особыми наставниками (в легендах это кентавры, силены и циклопы), получая советы от старых щитоносцев вроде Нестора и Феникса, юные господа обзаводились все более многочисленной армией по мере возмужания и роста их жадности. Став главарями вооруженных банд, они совершали набеги, чтобы увеличить поголовье скота, расширить личные земельные владения, поживиться и разбогатеть. Разумеется, трофеи приходилось делить, но по закону вождь оставлял себе львиную долю добычи. В этом – его привилегия, его честь. Если речь шла о земле, вождю предоставляли право выбирать наиболее понравившиеся ему угодья, и он получал их в пожизненное владение. Точно так же он забирал свою долю из числа плененных женщин, угнанных стад и награбленной медной посуды. Остальное делили по жребию. Рассчитывая завоевать расположение воинов и понимая, что щедрость – наилучшая политика, вождь из своей доли наделял особо отличившихся. Но если дележка была закончена и совершены последние обмены, горе тому, кто вздумал бы покуситься на чужую наложницу или раба.

Войны начинались из экономических, а не из сентиментальных соображений. Само собой, если противник в Дарданеллах, в Ливии или на Сицилии упорно защищал свою собственность и людей, война могла стать вопросом жизни и смерти, но для воина она все равно оставалась способом доказать свое право наслаждаться благами мира сего и владеть ими. Чтение глиняных табличек из Микен, Пилоса, Кносса приводит к выводу, что Троянская война была вызвана желанием трех-четырех ахейских монархов выпутаться из экономических неурядиц. Завладев сокровищами Трои, они хотели вернуть процветание собственным дворцам.

Троянцы же сражались за сохранение трех главных источников дохода: транзита товаров, прежде всего золота; золотых, серебряных, свинцовых и цинковых рудников, разрабатываемых у подножия Иды в дне ходьбы от города; наконец – бесценного леса, из которого делали обшивку жилищ и корабли. Ограбив Трою, в том числе храмы, ахейцы вовсе не собирались там селиться или основывать колонию по соседству, хотя и заключали союзы со многими местными царьками. Их честолюбие не простиралось даже до того, чтобы контролировать Дарданеллы, а учитывая ненадежность ахейских судов, сомнительно, что они могли торговать в Черном море. Воины жаждали только сокровищ, пленников, породистых лошадей, дерева для строительства новых судов и доступа к массиву Иды в Троаде, ибо он был в десять раз богаче ресурсами, чем Ида на Крите. Ну и, конечно, каждый мечтал после окончания войны спокойно вернуться домой, но не без того, чтобы на обратном пути прихватить кое-какую добычу на берегах Фракии.

Ахейскую коалицию, возникшую из временного соединения противоположных, по сути, интересов, не вдохновляла ни религиозная идея, ни патриотизм, ни общие цели. Ничего, кроме выгоды.

Нет ничего невероятного в том, что Трою, как и утверждают гомеровские поэмы, датируемые VIII в. до н. э., разрушила коалиция «ахейцев», или данайцев, напавших на Трою с моря во главе с микенским царем Агамемноном. Правда, если судить по греческим легендарным генеалогиям, Троянскую войну следовало бы датировать лет на 50–75 позже; однако подобные ошибки в легендах вполне возможны. Конечно, похищение спартанской царицы Елены, жены брата Агамемнона – Менелая, троянским царевичем Парисом-Александром, троянский царь Приам и его 50 сыновей, вещая Кассандра, ссора Агамемнона с Ахиллом, единоборство Ахилла с Гектором, гибель Ахилла от стрелы Париса в Скейских воротах Трои, троянский конь, с помощью которого Илион был взят, – все это пока относится к области неподтвержденных фактов – нет и вряд ли будет возможность проверить, есть ли во всем этом какое-либо историческое зерно. Однако в главном легенда о Троянской войне не противоречит фактам, известным из письменных и археологических источников.

Согласно гомеровским поэмам и более поздней греческой традиции, «ахейцы», разрушив Трою и полностью уничтожив или взяв в плен ее население (лишь немногие бежали), стали возвращаться в свои города, но почти все из их предводителей, каждый по своей причине, поодиночке погибли. Немногие оставшиеся в живых благополучно правили в своих городах, а за ними их сыновья и внуки, пока – примерно на третьем поколении после Троянской войны – не началось из глубины Балканского полуострова вторжение дорийских племен во главе с потомками Геракла. В результате нашествия дорийцев «ахейская» цивилизация погибла и начался новый период в истории Греции, завершившийся созданием классической цивилизации в I тыс. до н. э.

Представление о том, что греков-«ахейцев» после Троянской войны разбросало едва ли не по всему Средиземноморью, не подвергалось древними никаким сомнениям. По археологическим данным, после разрушения Трои VIIa на ее месте вновь, хотя и очень ненадолго, возник город – Троя VIIб, который погиб примерно тогда же, когда и Хаттуса. В материковой Греции микенские города-крепости просуществовали еще в течение 50—100 лет, а затем были покинуты.

Какими бы масштабными события Троянской войны ни выглядели в изложении Гомера, но вылазки «ахейцев» к Трое, в юго-западную часть Малой Азии и на Кипр были лишь небольшим эпизодом в истории Восточного Средиземноморья той эпохи. Грандиозное переселение народов началось в глубине Балкан; основными группами, двинувшимися на Малую Азию и Средиземноморье, были пеласги, протоармяне и т. п.; греков же это движение затронуло только незначительно, и поэтому они не сохранили в своей исторической памяти всего его размаха. Участвовавшие в движении племена в науке условно обозначаются как «народы моря», хотя лишь часть из них действительно была связана с морем. Первое из упоминаний одного из «народов моря» встречается в надписи фараона Рамсеса II: они служили наемниками в египетском войске. Во время войны фараона Мернептаха с ливийцами в числе их союзников были ликийцы, лувийское племя юго-запада Малой Азии, этруски, которым легенда приписывала малоазийское происхождение, – все они также могли быть теми самыми «народами моря».

К концу XIII в. до н. э. Хеттское царство переживало упадок. Непрерывные походы серьезно ослабили страну. В государстве царил голод: хлеб для хеттов доставляли Египет и финикийский Угарит. Тутхалияс еще мог уделять много времени и внимания строительству храмов и приведению в порядок культов, дворцовых и храмовых архивов. При нем были созданы знаменитые рельефы скального святилища Язылыкая. Преемник и сын Тутхалияса Арнувандас III процарствовал недолго и умер бездетным; на престол взошел его брат (вероятно, единокровный, от наложницы отца) Суппилулиумас II, поддержанный неким «начальником писцов на деревянных табличках». По-видимому, возвышение нового царя вызвало широкое недовольство, и, как обычно, множество окраинных областей отпало. Однако родич Суппилулиумаса Тальми-Тешшуб, царь Каркемиша, поддержал его. Между тем угроза нашествия с моря и с суши усиливалась; из Угарита все наличные сухопутные войска были вызваны в центр Малой Азии.

Основной удар по Хаттусе (около 1200 г. до н. э. или несколько позже) был, по-видимому, нанесен племенами пеласгов и мушков. Как и где были повержены последние отряды хеттского двора, неизвестно. Мушки разгромили Хаттусу, другие земли хеттов и заняли их, истребив значительную часть населения. Этнос хеттов перестал существовать. Малая Азия представляла тогда коридор, продуваемый всеми ветрами: на хеттов во время их существования посягало множество племен с севера, запада, востока, тогда как, например, Египет имел более выгодное географическое положение, да и населения там было многим больше, чем в Хеттском царстве: полчища, опустошающие Малую Азию, доходили до него реже и уже с подорванными силами.

Разрушения в Хеттском царстве были катастрофическими: исчезли старые городские центры, исчезла клинописная писцовая традиция. За период почти в четыре столетия, последовавшие за падением Хаттусы, до нас не дошло из срединных частей Малой Азии ни одного письменного памятника. Лишь на юго-восточной окраине хеттского мира сохранились государства, претендовавшие на продолжение истории хеттов: таковы были царства Хатти в Мальдии, Хатти в Каркемише и некоторые другие.

Продвижение племен-завоевателей продолжалось сушей и морем на юг, через Сирию и Палестину. В надписи фараона Рамсеса III (начало XII в. до н. э.) сообщается: «Ни одна страна не устояла перед десницей их, начиная от Хатти; Кеде, Каркемиш, Арцава, Аласия были уничтожены. Они разбили лагерь посреди Амурру, они погубили его людей… Они надвинулись на Египет… Они наложили руки на страны до края земли, сердца их были полны упования, и говорили они: "Преуспеют наши замыслы"». Тем не менее, Рамсесу III удалось задержать передвижение «народов моря» на подступах к Египту. Пеласги и сикулы, будущие жители Сицилии, осели на побережье Палестины. Предположительно, именно пеласги, известные истории в дальнейшем как филистимляне, дали этой стране свое название. Данайцы, по-видимому, осели в равнинной Киликии, недалеко от залива Искендерон (Искендерун), в юго-восточной части Малой Азии. Каркемиш и Амурру оправились от поражения, а на Кипре сохранилось прежнее, «ахейское» население. Судьба других «народов моря» неизвестна, по-видимому, они переселились на запад Средиземноморья.

Почти одновременно с хеттской погибла и соперничавшая с ней крито-микенская цивилизация. Непрерывные военные набеги и внутренняя нестабильность способствовали в течение XII в. до н. э. все большему ее упадку, а затем переселение в микенские области северогреческих племен дорийцев привело к ее окончательному крушению…