Текст книги "Древние цивилизации"

Гениальность крестьян древней Аравии в том, что они сумели поставить себе на благо мощь такой стихии. В течение тысячелетий они учились – и научились – «ломать волну», а затем удерживать воду простыми запрудами. Первоначально свои опыты они производили там, где на простор из теснин выходили сравнительно небольшие вади, поступление воды из которых не превышало нескольких кубометров в секунду. Им были известны те места ската, где вода задерживается, возможности местности относительно устройства полей и садов; им были хорошо известны и извилины реки, где они могли бы сравнительно легко соорудить водохранилища. Они научились пускать потоки в заданном направлении на заранее подготовленную площадь и управлять ими посредством щитов из дерева и камня. Таким образом, они обеспечили отвод большой части воды в зоны орошения, где оседали мельчайшие – и наиболее плодородные – частицы ила.

Этот долгий период ученичества охватил по меньшей мере IV и III тыс. до н. э. Затем крестьяне принимаются за обуздание потоков все более могучих и за орошение площадей все более обширных.

Решение непростой задачи предполагает организацию направляемой на орошаемые земли водной массы, то есть управление паводком. Настойчивость сабейцев позволяет им ежегодно, а иногда и не раз в году, возобновлять орошение полей без значительной перестройки ирригационной системы. Проблема состоит в том, как направить могучие потоки, внезапно устремляющиеся по широкому руслу вади, на предназначенные заранее земли. Противостоять паводкам способны лишь каменные сооружения. И вот в руслах, остающихся сухими большую часть года, возводятся мощенные щебнем волноломы, которые укротят бешеный напор низвергающейся с заоблачных высот водной массы. За ними встают длинные, отчасти каменные, отчасти глинобитные, стенки, между которыми разделенные струи устремятся к намеченным пунктам.

Недавно в Ма'рибе были обнаружены монументальные гидротехнические сооружения. Самое древнее из них – шлюз, датируемый второй половиной III тыс. до н. э. В начале же II тыс. до н. э., то есть спустя несколько веков, выше по течению возводится еще один шлюз. Оба следуют одной и той же модели: это прежде всего длинные каменные молы (в первом случае их три, во втором – четыре), расположенные параллельно и на расстоянии один от другого в 3–4 метра. Их головы, ориентированные навстречу волне, тщательно закруглены, а их хвостовая часть продолжена массивами каменной кладки. Молы соединены каменными гребнями водослива, снабженными пазами, которые достаточно широки, чтобы по ним «ходили» подъемные щиты из дерева. Примыкавшие к молам земляные насыпи давно уже исчезли. Удивляет качество каменной кладки – каменные блоки старательно обтесаны и плотно пригнаны один к другому, они искусно соединены между собой посредством штырей и гнезд.

Позади этих сооружений – водораспределительные каналы, проложенные в грунте. Сначала тянутся главные каналы шириной от 7 до 8 метров. Они заканчиваются большими каменными затворами, снабженными вертикальными желобами, по которым поднимался и опускался заградительный щит. Вслед за главными – каналы более узкие, ведущие к распределителям. Распределители представляют собой довольно простые конструкции со множеством отверстий, которые могут разновременно или одновременно открываться и закрываться. Вода должна достигать полей со скоростью не слишком большой (чтобы не размывать насыпей), но и не слишком малой (чтобы успеть равномерно разнести по всему полю плодородные частицы ила). Через равные временные промежутки посредством дренажа из каналов отводится вода на начало, то есть на относительно приподнятый участок, орошаемого поля. Ограниченное множеством оросительных желобов поле принимает четырехугольную, иногда даже квадратную форму.

Однако ил, источник богатства, одновременно оказывается и источником серьезных технических проблем. Поля вместе с водой получают изрядное количество песка и грязи, вследствие чего их уровень, естественно, поднимается – со средней скоростью 0,7 сантиметра в год или, по меньшей мере, 70 сантиметров в столетие.

Последствия подъема грунта многочисленны. Город Ма'риб вынужден был бороться с ними постоянно. Западный вал, что напротив плотины, несмотря на наличие крепостной стены, насыпался все выше и выше несколько раз. Относящийся примерно к IX в. до н. э. храм Бар'ана мало-помалу оказался в окружении наносов со всех сторон, но в наиболее угрожаемом состоянии находился все же передний двор. Ворота надстраивались, но, несмотря на все усилия, были завалены наносами сверху. Очевидно, для того чтобы противостоять им, с северной и с западной сторон храма в III в. до н. э. была воздвигнута кирпичная стена толщиной в три метра; на втором этапе строительства она была укреплена тремя четырехугольными башнями. Святилище Махрам Билкис подвергалось подобной же опасности: его овальные стены время от времени надстраивались. В оазисе ил постепенно погребал под собой целые хутора и фермы: в ходе недавних раскопок то здесь то там выходили на белый свет кирпичные стены. Целая деревня также исчезла и в вади Байхан. Там эрозия почвы постепенно высвобождает из-под земли совершенно неповрежденные дома IV в. до н. э., с их керамикой, комнатами и служебными помещениями.

Самые древние в Южной Аравии надписи восходят, по всей видимости, по меньшей мере, к VIII в. до н. э., однако обнаруженные в Йале и Райбуне фрагменты глиняной посуды, которые могли бы быть датированы X в. до н. э., несут на себе отдельные буквы, вдавленные в глину или нарисованные краской. Вероятно, не позднее X в. до н. э. возникает аравийская письменность – на основе алфавита, который имеет черты сходства с финикийским, но коренным образом отличается от него своим порядком.

Аравийский алфавит, состоящий из 29 согласных, окончательно оформляется к VIII в. до н. э. В ту эпоху тексты на нем пишутся либо справа налево, либо слева направо. Первое направление было преимущественным, и оно окончательно вытесняет второе к VII в. до н. э. Хорошо отличимые одна от другой буквы этого алфавита отвечают определенным эстетическим нормам. Нормы эти становятся подлинным каноном в эпоху господства Сабы над Южной Аравией. В надписях говорится о завершении строительства общественных сооружений или частных зданий, о жертвоприношениях, в них излагаются царские указы, храмы посредством их фиксируют размежевание полей и угодий, оповещают о порядке культовых обрядов.

Ныне науке известно около 15 тысяч надписей, но это огромное число, очевидно, составляет лишь ничтожную часть от общего объема письменных документов южноаравийской цивилизации. Отсутствуют своды законов, отсутствуют царские летописи, да и вообще какие бы то ни было исторические тексты. Отсутствует правительственная корреспонденция. Нет ни литературы, ни эпоса, ни поэм, ни гимнов. И все же, общее число дошедших до нас письменных свидетельств ставит южных аравитян в этом отношении намного впереди финикийцев, евреев, карфагенян или персов.

Примерно тридцать лет тому назад раскопки выявили еще одну категорию письменных памятников: письмена на очищенных от коры древесных ветвях, причем выполненные алфавитом, явно производным от канонического, но вместе с тем весьма от него отличным. Если бы не материал, на котором вырезаны эти письмена, можно было бы сказать, что они выполнены «беглым почерком». Позднее и помимо этих находок в Джауфе и Хадрамауте были обнаружены сотни текстов на пальмовых листьях. Черенки – 10–40 сантиметров в длину и 2–3 сантиметра в ширину – исписаны строками справа налево по продольной оси: на каждый приходится по десятку строк. Среди опубликованных текстов – и частная переписка, и всякого рода договоры, и долговые расписки, и списки лиц и целых кланов. Все они относятся к той или иной стороне сельской жизни, причем их так много, что из них можно было бы составить целые библиотеки. Ведущиеся раскопки позволяют надеяться и на открытие государственных архивов.

В Южной Аравии имелось четыре основных языка. В надписях шире всего представлен сабейский язык. Первоначально он был языком лишь племени Сабы, обосновавшегося в Ма'рибе и в его окрестностях. В ходе сабейских завоеваний осуществлялась и «языковая экспансия»: по-сабейски заговорили и иноплеменники. Однако с IV в. до н. э. это языковое пространство сужается, так что к концу столетия по-сабейски говорили лишь в областях Ма'риба и Саны. Язык минейских торговцев (откуда его второе название – минейский) получил распространение во всех их колониях, разбросанных по всей Северной Аравии до самого Египта. Он исчез вместе с царством Ма'ин (отсюда – «минейский») к I в. до н. э. В царстве Катабан, то есть во всем юго-западном Йемене, в употреблении был катабанийский язык, представляющий немалые трудности при дешифровке. Что касается хадрамаутского, то на нем говорил весь восток страны, язык этот зафиксирован в трех-четырех сотнях текстов. Языки эти очень трудно между собой различать, поскольку остаются неизвестными их фонетика и произношение. При полном незнании гласных и удвоений согласных приходится довольствоваться условным чтением.

Так что же это такое – Саба? Царством Саба называют объединение племен, выработавших общий язык, общий религиозный культ и некоторые общие учреждения. Сабейский язык, сравнительно с другими аравийскими языками, значительно ближе к современному арабскому, чем к древнеэфиопскому. Он запечатлен в монументальных южноаравийских надписях по крайней мере начиная с VIII в. до н. э. и оставался письменным довольно долго – до IV–V вв. н. э. Сабейский язык к тому же в наибольшей степени документирован: более шести тысяч надписей. Правда, наиболее древние южноаравийские надписи очень фрагментарны: самые короткие из них состоят всего из нескольких слов, а самые длинные – не более чем из десятка.

Где находятся первые сабейские надписи? Прежде всего в оазисе Ма'риб, где и находилась колыбель сабейской цивилизации. Затем – на окружающих его высотах Джебеля Балака и Амуда. Потом – вдоль вади Зана вплоть до Сирваха и в притоках этого вади, особенно в вади Йала.

Первые упоминания о Сабе встречаются в очень кратких надписях. Они, например, гласят: «Такой-то, мукарриб Сабы». Это значит: государь запечатлевает для потомства факт постройки или освящения того или иного сооружения, того или иного монумента. Саба никогда не обозначается словом, указывающим на племя или на царство. Стержнем, на котором крепятся все составляющие элементы этой общности, своеобразного политического союза, служит культ Альмакаха: каждый из коллективных членов сабейской общины ведет свое происхождение от этого божества, а все вместе имеют общий пантеон. Совместное упоминание в надписях Сабы и Альмакаха прямо указывает на Сабейское государство, первым представителем которого выступает царь.

Первые сабейские государи носят титул мукарриб – «тот, который собирает, объединяет». Обладатели этого титула заявляют претензию на господство над всей Южной Аравией. Он был предметом вожделений и соперничества: соседние государи пытались присвоить его, и иногда им это удавалось. Все же на протяжении двух столетий (VII–VI в. до н. э.) этот титул принадлежал исключительно сабейским царям.

Титул мукарриба не содержит в себе указаний на абсолютную власть. И действительно, она не была таковой. Напротив, государь разделяет принятие решений с другими участниками обсуждения – со своими личными советниками, а также – со всякого рода другими «советами» и «ассамблеями». Особенно по вопросам орошения. Что касается сабейских городов, то они имеют над собой несколько руководителей – как своих, местных, так и назначенных царем.

Столица сабейского политического образования – Ма'риб. Город стоит в вади Зана, примерно в десяти километрах от выхода вади из теснины, в самом средоточии орошаемой долины. Здесь находилась резиденция мукарриба и «министров Марйаба», находящихся под его прямой властью.

В VIII в. до н. э. первые мукаррибы носят имена: Кариб'иль, Йаси'амар, Сумали, Замар'али и т. д. с эпитетом Байан, Ватар, Йануф… Только один из них хорошо известен: Йаси'амар Байан, сын Сумху'али. Он правит сначала единолично, затем, сохраняя за собой некоторое первенство, делит власть с Кариб'илем Ватаром. Известность государя, который царствовал так долго – возможно, более тридцати лет, вполне была в состоянии перешагнуть рубежи сабейской державы. Анналы ассирийского царя Саргона II (722–705 гг. до н. э.) упоминают об уплате дани царицей арабов Самси и Ита'амром Сабейцем после кампании, предпринятой против них около 716 г. до н. э.

Первые мукаррибы направляют работы по строительству – крепостной стены, храмов, гидротехнических сооружений; один из них руководит строительством даже домов – в городе Йала (в древности Хафари), расположенном в 35 километрах юго-западнее Ма'риба. Они также главенствуют на культовых церемониях, на пиршествах, при торжественном заключении договоров. Все заставляет полагать, что они утверждают и упрочивают свою власть проведением гражданских работ и военных акций.

В конце своего правления мукарриб Кариб'иля Ватар повелел высечь две надписи. Очень длинные, они покрывают лицевые стороны двух монументальных блоков, установленных в ограде храма Альмакаха в Сирвахе. В первой из них царь повествует о восьми победоносных походах, предпринятых за его долгое правление, продолжавшееся, предположительно, около пятидесяти лет. Он восхваляет себя за то, что установил сабейское владычество над сопредельными с Сабой пустынями. Его цель – установление контроля над всеми путями и тропками, по которым «караванные царства» ведут свою торговлю благовониями.

В этом предприятии у Сабы было два главных соперника. Прежде всего – Асван, к юго-востоку от Ма'риба. Это царство возникло в срединной части долины Марха. Местонахождение Асвана было исключительно удобным – между Хадрамаутом на востоке и Сабой на западе. Тут процветали и деревни, и многочисленные города во главе со столицей Йахирр. Цари Асвана раздвинули пределы своего царства к юго-востоку – вполне возможно, до самого Индийского океана. Присвоив себе в конце концов титул мукарриба, они стали претендовать на гегемонию в регионе. Их держава производила благовония – в первую очередь мирру.

Вторым соперником Сабы, на северо-западе, был Нашшан – ныне Байда («Белая»). Благосостояние этого города первоначально основывалось на бережливом использовании вод двух вади – Мазхаба и Харида, что и позволило ему развернуть широкое строительство вне своих крепостных стен. Начиная с VIII в. до н. э. он медленно распространяет свое влияние по долине Джауф на мелкие соседние государства, которые волей-неволей признают его верховенство. К тому же область Нашшана никак нельзя миновать на пути между Сабой на юге и Наджраном на севере. В самом деле, Джауф представляет собой огромную котловину протяженностью более чем в сотню километров и растянутую с северо-запада на юго-восток. Тот, кому принадлежал Джауф, мог пресечь движение караванов. Если бы Нашшану удалось утвердить свое господство над маленькими государствами Каминаху, Харам и Иннаба, он стал бы представлять действительную угрозу для сабейской гегемонии. Карта древней Аравии показывает совершенно ясно, насколько опасным была зажатость Сабы между ее могущественными соседями.

Свой первый поход мукарриб Ма'риба Кариб'иль направляет на юг Йеменского горного массива. Этот горный край плодороден, так как обильно орошается муссонными дождями. Царь здесь берет в плен восемь тысяч своих врагов, из которых предает смерти три тысячи.

Затем он направляется на юго-восток страны, к нынешнему вади Марха, и углубляется в земли Асванского царства. Развертываются ожесточенные бои: 16 тысяч убитых асванцев и 40 тысяч пленных. Множество городов разрушено, сельская местность опустошена, дома сожжены. Дворец асванского владыки, Мисвар, который размещался, скорее всего, в столице Хаджар Йахирре, срыт до основания, а все надписи, сделанные на находившихся в нем монументах, вывезены. Редко когда военная кампания демонстрирует столь непреклонную волю сильнейшего к уничтожению и истреблению. Однако поражение, нанесенное Асвану, далеко не полно, и потребуются еще две дополнительные карательные экспедиции, чтобы подчинить страну окончательно.

Третий поход приводит Кариб'иля на невысокие горы, что возвышаются над Аденским заливом. На северо-востоке гор – древний Дахас (ныне район Йафи), на севере – древний Тубани (нынешний вади Тубан). Оба они – владения Асвана. Достиг ли сабейский царь дельты Тубана, соседней с Аденом? Это возможно. Местечко Сабр подверглось такому неистовому разрушению, что остается только поздравить его жителей с избавлением от неминуемой гибели: они вовремя бежали, не захватив с собой из своего имущества ровно ничего… Впрочем, археологи ожидают от ныне ведущихся в городище раскопок дополнительных материалов для окончательного вывода. Общий итог этой третьей кампании – пять тысяч пленных, а четвертой, проведенной там же, – тысяча пятьсот.

Пятая и шестая кампании развертываются в Джауфе, в сотне километров к северу от Ма'риба: они имеют мишенью Нашшанское государство. Перед тем как вступить в войну, Кариб'иль пытается, как кажется, заручиться если не помощью, то, по меньшей мере, нейтралитетом таких городов, как Харам и Камна. Затем он сосредоточивает свои войска у входа в долину и овладевает Йасиллем (современным Баракишем). Продолжая поход, обходит Харам (нынешний Хирбат Хамдан) и останавливается у Каминаху (ныне Камна), откуда уже виден Нашшан – с расстояния менее чем в пять километров.

Прибыв туда, царь осматривает мощные фортификационные сооружения, обрамляющие город в форме четырехугольника и включающие в себя множество башен. Тогда он повелевает возвести вокруг города стену (это, несомненно, земляной вал), дабы голодом принудить его к сдаче. Традиционный прием, известный, к примеру, и Греции эпохи архаики. И действительно, после трехлетней осады Кариб'иль овладевает Нашшаном. После чего приказывает срыть крепостные стены, разрушить святилище и сжечь дворец Афрав.

Шестнадцатая строка надписи в Сирвахе гласит: «[Он] разрушил крепостные стены Нашшана с тем, чтобы не предавать сам город огню. Заставил его (царя Нашшана) разрушить свой дворец Афрав, возложил на город дань, от выплаты которой не были избавлены и священнослужители. Потребовал, чтобы те нашшаниты, которые не проявляют благочестия, были перебиты. Заставил Сумхуйафа и Нашшан принять в город колонию сабейцев и принудил их (Нашшан и его царя) воздвигнуть в городе храм Альмакаху».

Царь Нашшана Сумхуйафа, хотя и потерпел сокрушительное поражение, не был ни казнен, ни выслан. Что касается Кариб'иля, то он, чтобы сделать свою победу окончательной, повелевает разрушить городские укрепления, вводит в город свой гарнизон и сабейцев-колонистов. Он вознаграждает своих союзников из Каминаху и Харама, даруя им земли и шлюзы, бывшую собственность Нашшана. Наконец, он укрепляет соседний с Нашшаном город Нашк, вводит туда свои войска, размещает сабейцев-колонистов и возводит храм, посвященный Альмакаху.

Где велась седьмая кампания – трудно сказать. Может быть, в Тихаме, параллельной Красному морю равнине. Может быть, по ту сторону этого моря – на эритрейском побережье.

Восьмой (и последний) поход был направлен, вероятно, к северу от Джауфа. Обосновавшиеся вокруг Наджрана (ныне в Саудовской Аравии) племена были в значительной степени обессилены учиненным кровопусканием: 5 тысяч убитых, 12 тысяч пленных. Стоит еще упомянуть 200 тысяч голов захваченного сабейцами скота.

Эти цифры наверняка преувеличены, но тем не менее демонстрируют размах завоеваний. Огромные сельскохозяйственные территории разорены, целые племена перебиты или обращены в рабство. Пленники направлены на работы в строительстве или в сельском хозяйстве.

Осторожный правитель Катабана Варав'иль предпочитает союз с Кариб'илем и за это вознагражден им некоторыми территориями Асвана. Еще восточнее царь Хадрамаута делает аналогичный выбор, становясь на сторону Кариб'иля. Но с сабейской стороны этот союз представляется по меньшей мере странным. Разве не в Хадрамауте производится в больших количествах ладан? Разве Шабва не служит центром его сбора и дальнейшей транспортировки? Предпочел ли Кариб'иль союз войне или же отложил до лучших времен овладение этой обширной областью? За отсутствием подтверждающих документов ответить невозможно.

Завершив свои большие походы, Кариб'иль пожинает плоды одержанных побед. В большом храме в Сирвахе два каменных блока несут на себе длинную надпись, перечисляющую все осуществленные мукаррибом замыслы в сфере строительства. Теперь в его распоряжении большие трудовые ресурсы, которыми он маневрирует, перебрасывая, по мере надобности, от одной стройки к другой.

Текст упоминает прежде всего два города, укрепленные им: Баракиш и аль-Байда. Расположенные к западу и к востоку от Нашшана, эти два оплота контролируют вход и выход ко всем владениям побежденного царства.

Далее Кариб'иль посвящает себя работам в области гидротехники и ирригации – главным образом в окрестностях Ма'риба, где он расширяет орошаемые земли, сооружая в вади заградительные щиты и распределители воды. На новые территории и даже за их пределы он выводит колонии сабейских переселенцев. Побежденные города (как Нашшан) или только что основанные (как Нашк) получают каждый по контингенту сабейских колонистов. Помимо сабейцев, волна сабейской колонизации увлекает с собой и всякий люд, принадлежащий к другим племенам, но обосновавшийся в Сабе (среди такого рода «полусабейцев» немало торговцев). Эти инородцы, продвигаются даже далее, чем «чистые» сабейцы-колонисты. Одни из них обосновываются в вади Марха и в самом сердце вади Дура, и на склонах, ведущих к равнине Дарина; другие выбирают для новоселья высокие плоскогорья – к югу от Таизза, в окрестностях Саны, в том числе в горном массиве Наби Шу'айб. Третий поток миграции устремляется в сторону Хадрамаута. Там, в столичной Шабве имелось святилище Альмакаха – верный признак присутствия сабейцев или, в любом случае, выходцев из Сабы.

На берегах Красного моря сабейцы появляются в районе Хурейды и обучают там туземцев своему письму. Они появляются и на другом берегу моря: их присутствие в Эфиопии засвидетельствовано уже в эпоху Кариб'иля Ватара. Ученые предполагают, что сабейцев (в большинстве своем ремесленников и купцов) привлекли природные условия: по климату и характеру растительности эта часть Эфиопии очень сходна с Йеменом. Большинство переселенцев – из Ма'риба, другие пришли с той равнины, где стоит Сана. Как каменщики и каменотесы они используют приемы, завезенные с восточного побережья Красного моря. Так, одно из святилищ в Йехе (на юге Аксума) считается произведением их рук: архитектура, техника строительства, монолитные пилоны, карниз, украшенный зубчиками, – все это повторяет странным образом сабейские храмы той же эпохи.

Во всех этих районах сабейцы распространяют свой язык. К концу царствования Кариб'иля сабейский язык становится средством общения в очень значительной части Южной Аравии, он преобладает по всему периметру окружающих Йемен пустынь. Он проникает также в Эфиопию: несколько обнаруженных там текстов упоминают сабейские божества и одного из сабейских государей.

Как объяснить эти сабейские победы, следующие непрерывной чередой в течение полувека? Политическая ситуация была, конечно, для Кариб'иля благоприятна: раздробленность Южной Аравии, состоявшей из множества мелких и мельчайших государств, могла лишь способствовать успехам его начинаний. Северные районы не имели между собой какой-либо политической связи, необходимой для действенного сопротивления сабейцам. То же самое следует сказать и о племенах, населявших горные области, возвышающиеся над Аденом и побережьем Индийского океана. Только царство Асван являло собой подлинное государство, способное противостоять Сабе. Это объясняет ожесточенность боев и ярость последовавшего за ними «усмирения».

Какими средствами располагала Саба? Ее превосходство следовало из ее процветания – главным образом в области сельского хозяйства. Размеры Ма'рибского оазиса, интенсивность его эксплуатации и окупаемость вложенного в него труда были источником ресурсов Сабы. Однако использование этого источника было бы невозможным без четкой организации труда той общины, что носила имя Саба. Межплеменная сплоченность сабейцев и объясняет во многом их превосходство.

Процветанию Сабы способствовали также прибыли от торговли благовониями. Начиная с VIII в. до н. э. страны Восточного Средиземноморья, за исключением Египта, потребляют ароматичные продукты, а в течение VII в. до н. э. – во все возрастающих количествах. С самого начала Саба старается взять всю торговлю под свой контроль, и походы Кариб'иля имеют своей целью упрочение ее господства на главных караванных путях. Союз с Хадрамаутом был для Сабы, наверное, более выгодным, нежели навязанное ему силой владычество. Можно утверждать, что царствование Кариб'иля примерно совпадает по времени с процессом роста потребления благовоний на Ближнем Востоке и с развертыванием торговли ими. Разве сабейский царь по имени Карибилу не подносит в дар государю Ассирии Сеннахерибу (705–681 г. до н. э.) драгоценные камни и «ароматы» в ходе освящения храма по случаю Нового года?

Однако экономическое могущество не объясняет полностью успехов сабейцев. Вероятно, изобилие продуктов питания повлекло за собой демографический взлет в области Ма'риба. Остается неизвестным, было ли военное превосходство Сабы, продемонстрированное не раз на полях битв, следствием большей численности ее войск. Тексты сообщают о потерях противоположной стороны – и только. Они, однако, позволяют догадаться о большой численности тех сабейских колонистов, которые поселились на недавно завоеванных землях. Сабейская колонизация, конечно, связана с демографической мощью Сабы. А она проистекала из двух источников – из естественного прироста населения и из волны переселенцев, прибывавших в Сабу извне. Эти выводы более правдоподобны, чем предположение о сабейском военном превосходстве. Никаких сведений о военном гении Кариб'иля или о более высоком качестве вооружений его армии просто нет.

Какова была судьба Сабейской империи? Империя Кариб'иля представляется слишком обширной, чтобы иметь шансы на сколь-либо длительное существование. Однако трудно сказать, когда она дала первые трещины. Известно, что один из его преемников был вынужден воевать на разных направлениях. Прежде всего он поднимает меч на Джауф, расположенный всего в какой-то сотне километров от Ма'риба. Там царство Ма'ин пытается утвердить свою относительную независимость и обеспечить себе контроль над Баракишем: сабейский государь в ответ отдает на разграбление своим солдатам окрестности Ма'ина. Затем его войска направляются к северу от Джауфа, где местные племена к этому времени выходят из повиновения. Военные действия ведутся до самого Наджрана. Еще более серьезное положение складывается на юге страны, в районе Йафа и на высотах, окружающих полукольцом Аденский залив. Царство Катабан, давнишний союзник Сабы, принимается мутить некоторые племена, подстрекая их порвать узы зависимости от Сабы: Катабан отныне становится соперником. Сабейский мукарриб вынужден вторгнуться со своими войсками в район вади Тубан, где скрещивает клинки с племенем Дахас и истребляет четыре тысячи его членов. Так закатывается звезда Сабейской империи и начинается возвышение Катабана.

Основой процветания всех южноаравийских государств было земледелие и торговля весьма ценным товаром – благовониями. «Если продвигаться на юг, то самой последней из всех обитаемых земель окажется Аравия. Это единственная страна, которая производит ладан, мирру, корицу, киннамом, ладанон… От всей Аравии исходит неизъяснимо нежный, дивно пленяющий аромат». Так в V в. до н. э. Геродот Галикарнасский описывал страну, расположенную на самом краю его плоского мира. Ее описание «отец истории» мог составить лишь из разрозненных сведений, собранных им то здесь то там на обширной территории между Нилом и Евфратом и расцвеченных к тому же поэтическими легендами. Вот что, например, рассказывает Геродот о том, как арабы снимают урожай со своих благовонных «полей»: «Ладан они собирают, воскуривая стиракс, растительный клей, ввозимый греками из Финикии. Это необходимо, так как дающие ладан деревья охраняются летучими змеями. Змеи эти невелики, имеют разноцветную окраску и летают вокруг деревьев и промеж ветвей без устали. Ничто не в состоянии отогнать их, кроме дыма стиракса (…) Чтобы собрать корицу, арабы надевают на себя бычью шкуру, которая покрывает все тело, закрывает лицо и в которой проделаны отверстия лишь для рук да для глаз. В таком-то облачении они и отправляются на поиски коричного растения, которое произрастает в не очень глубоких озерах. Местность кишмя кишит этими крылатыми животными, сходными с нашими летучими мышами. Все это летающее, порхающее и вьющееся зверье оглашает озера ужасающими криками. Против него при сборе корицы нужно всегда быть настороже, оберегая, паче всего прочего, глаза.

Сбор киннамома еще более удивителен. Из каких краев он привозится сюда? Никто ничего толком не знает. Люди Востока полагают, что он произрастает в той стране, где воспитывался Дионис; впрочем, имя его – финикийское.

Кору киннамома, как утверждают некоторые, приносят большие хищные птицы на вершины неприступных скал, где и сооружают свои гнезда – из смеси этой коры с глиной. Чтобы до этой бесценной коры все-таки как-то добраться, арабы прибегают вот к какой уловке. Они разрубают туши быков, ослов и других животных на очень крупные куски, привозят эти куски мяса к месту гнездования и разбрасывают их у подножия скал, после чего прячутся поблизости. Птицы, завидев мясо, набрасываются на него и уносят его в свои гнезда. Так как куски слишком тяжелы, гнезда рушатся вниз. Арабы тогда выскакивают из засады и собирают эту киннамомовую кору. Потом киннамом развозится по разным странам».

Теофраст (372–287 гг. до н. э.), в отличие от своего знаменитого предшественника, уже хорошо знает основные аравийские племена и источник их богатства. «Ладан, мирра и киннамом произрастают на Аравийском полуострове в областях: Саба, Хадрамут (Хадрамаут), Китбаин (Катабан) и Мамали (Ма'ин). Дающие ладан и мирру деревья растут либо в горах, либо в частных владениях. Некоторые из них – дички, в то время как другие – уже окультуренные растения. Горы здесь высоки, покрыты лесами, а на своих вершинах иногда и снегом. С их вершин берут свое начало реки, которые низвергаются бурными потоками по крутым склонам на равнину.