Текст книги "Правила боя. Исток"

– Я об этом подумал. – Зашуршала бумага. – В этих местах обнаружены те же периодичные нападения. Они достаточно далеко друг от друга, чтобы слухи не распространялись. Если бы вы не обнаружили Фартовых зверушек, мы так бы ничего и не узнали.

– Значит, не мерещатся, – вступил колдун.

– Майорин, я хочу дать тебе задание. Орник займется магической стороной проблемы. И хватит издеваться над химерой, похороните его. Ты же возьмешь на себя политический аспект. Поговоришь с наместниками и старостами, узнаешь, готовится ли переворот только в Цитадели, или они намерены предпринять что-то против Инессы.

– И как вы себе это представляете?

– Поговори со своим братом.

– Нет! – вдруг резко отрезал Майорин.

– Это приказ.

– Я не хочу лезть в государевы дела.

– Выполнишь задание и будешь свободен на все четыре стороны. Как ты любишь. И еще. Раз такая ситуация, то я считаю твой долг мне выплаченным, можешь телепортировать Айрин домой сегодня вечером. – А вот это уже интересно. Долг? Какой долг? И зачем от меня избавляться – я же не грудной ребенок! Я напряглась, ожидая ответа колдуна.

– Нет! – Снова столь же категоричное. Груз свалился с плеч и, кажется, с грохотом ударился об пол.

– У тебя нет времени нянчиться с капризной девчонкой, – несколько удивленно проговорила моя мать.

– Она не помешает.

– Я надеюсь, ты не…

– Нет. – Из всех трех это «нет» оказалось самым категоричным. И почти хоровым, я зажала рот, разделяя возмущение колдуна.

– Ладно, это твое дело. Береги ее.

– А яблочко-то она сперла, – с восхищением протянул Мадера. – Кремень-баба. Знаешь, мне кажется, что где-то в глубине души она хочет присоединить Цитадель обратно к Инессе.

– Даже не сомневайся.

– Ох уж эти правители, все им спокойно не живется.

Открылась дверь, я вовремя откатилась в противоположный угол, чтобы не получить створкой по голове, и даже успела раскрыть книгу на середине и сосредоточенно впиться в нее глазами.

– Кто бы говорил. – Майорин скептически уставился на Мадеру. – Видела бы ты, Айрин, как он радовался выбору его Верховным магом Велмании, хотя, по-моему, большей головной болью может быть только всевластие.

– Слушай, а что Верховная говорила про твоего брата? Он кто? Первый советник?

Майорин замялся, потом нехотя ответил:

– Государь.

– Редрин Филин? – Филином короля Велмании прозвали за удивленный немигающий взгляд.

– Да. И никому об этом знать не обязательно.

Архимаг Велмании Орник Мадера удивленно уставился в пустоту, а после посмотрел на друга. Я тоже покосилась на Майорина. А ведь мы оба думали, что знаем колдуна как облупленного. Или нам только так казалось. Мадера выругался недостойными архимага словами, впрочем, таким, как он, знать эти слова не возбранялось, ведь каждый архимаг когда-то, пусть и давно, был простым колдуном, работающим на тракте за десяток корон и кружку доброго пива, а порой только за ночлег. Майорин ответил ему не менее красочным выражением, ведь он и был простым колдуном, работающим на тракте. Или ему только так казалось.

В конце рабочего дня меня укусили за палец до крови. Не столько больно, сколько противно. Я быстро залепила укус клейкой мазью, которую теперь постоянно приходилось таскать с собой.

– Не кусайтесь, – сказала я мужчине, сидящему на скамье в лазарете храма Трех богов.

За день эта скамья сменила человек двадцать. Чего я только не услышала и не увидела. И радикулитные бабки, и прыщавые девицы, и целый ряд страдающих от зубной боли. Был даже один с отрубленным пальцем, не забывший прихватить оный в надежде, что еще не поздно приладить столь дорогую часть тела на место. Палец я выкинула, а обрубок обработала мазью, ускоряющей заживление. Нет, палец возможно было приживить на место, но это должен быть свежеотрубленный палец. В таких случаях надо бежать к знахарю сразу, а не ждать свободной минуты, которая наступит через седмицу. В качестве благодарности мне выдали щедрую порцию ругани, стараясь оскорбить вредную девку. Но Майорин ругался лучше и вдохновеннее, а поскольку повод для выволочки я давала часто, то и знала я много больше оскорбителя, не упустив возможности поделиться этим знанием с миром. За что получила втык от матери-настоятельницы, впрочем, довольно вялый. Та и сама была не прочь высказать хаму все свои чувства, но высокий пост не позволял. А так и овцы целы, и волки сыты. Я наконец закрыла дверь за кусачим пациентом и устало распласталась на скамье для страждущих. Вожделенно думая, что самый полезный раздел в лекарском деле – это яды. Средство от всех хворей.

– Устала, девочка?

– Устала, матушка.

– Иди домой. Ты славно потрудилась сегодня. Я пошлю брата Нежту тебя проводить.

– Спасибо, матушка. Я сама дойду, – попыталась отвертеться я. Брат Нежта меня терпеть не мог, и стоило нам повернуть за угол от храмовых ворот, он испарялся в известном ему одному направлении, прощаясь со мной бранными словами, от которых даже у меня сводило челюсти. Мать-настоятельница вышла меня провожать, на прощание очертив надо мной священный знак треугольника, и я побрела домой, ежась от пронизывающего ветра.

Колдун спал в моей кровати, его постель пребывала в любовном беспорядке, сохранившемся с утра. Перестилать было лень, а ложиться в нее он отчего-то побрезговал. На кухне царили запустение и разруха, оставшиеся с утренней трапезы, и я взялась убираться, думая о Майорине. Колдун был весьма скрытен и о жизни своей говорил мало и неохотно, но мне и в голову не приходило, что он настолько знатен. Да и как взять в толк, что странствующий чародей оказался государевым братом. Боюсь, это не единственный его секрет и, быть может, не самый важный…

– Ты вернулась? – Он стоял в дверях моей комнаты, а я выронила тарелку, растерявшись, будто застигнутая за чем-то неприличным.

– Нет, я тебе снюсь. Ты спишь на моей кровати. Вот я тебе и снюсь, – пробормотала я, собирая с пола черепки.

– Извини, не нашел чистое белье.

– В шкафу на третьей полке сверху, где всегда. Если тебя так раздражает твоя постель после ночных оргий, мог бы приучить своих девок менять белье по утрам. – Я вернулась к нарезке овощей для супа.

– Злишься? – Колдун ловко выхватил из-под ножа морковку и захрустел.

– Да, злюсь. Теперь придется менять белье и на моей кровати тоже. – Все равно бы пришлось, я-то свое давно не меняла. Майорин, правда, такие мелочи не отслеживал, и я могла приплести еще и это. – А потом стирать, ты же до такого не опускаешься.

– Это женское дело, – задумчиво произнес мужчина и потянулся за второй морковкой. В этот раз я стукнула его ножом по пальцу, правда, плашмя: мне и одной отрубленной конечности на сегодня хватило.

– Дрова тогда наколи – это мужское. Или твое высокое происхождение не позволяет?

– Уже, и даже в поленницу сложил и вот, – он отдернул занавеску у печки, – приготовил немного, чтоб были под рукой.

Мне стало стыдно. Признаваться в этом я не собиралась, но Майорин и так все прекрасно понял. И решив ковать железо пока горячо, добил мою совесть предложением помочь. Совесть возопила и удалилась в глубины души – страдать. Но предложение я приняла, вручив ему миску картошки.

– Почему ты взял меня в ученицы? – спросила я, внутренне замирая. Майорин вонзил нож в очередной овощ, кровожадно и очень увлеченно снимая кожуру.

– Да… так получилось. – Он будто меня не слышал, поглощенный чисткой картошки. – Подбрось дров.

– Майорин?! – Я сунула в топку поленце. Колдун отложил миску, полную очистков, и начал ловко резать клубни.

– Не сочти за труд, принеси мне теплую рубашку из комнаты, пожалуйста. – Я не двинулась с места, колдун продолжал орудовать ножом. – Из твоей, и постели мне новое белье.

– Ты издеваешься?

– Да.

– Что же ты не стал государем? Ах да! – зло выпалила я. – Престол наследует старший брат, а младший становится подданным.

– Верно. Только я предпочел более подходящую деятельность. И стал колдуном.

– Сколько тебе? Сорок? – Я бросила в него одежкой.

– А это важно? – Майорин с легкостью поймал ее на подлете.

– Нет, просто любопытно.

– Держи. – Он протянул мне миску. Я задумчиво перебрала нарезанную соломкой картошку, колдун влез в рубашку. Из распущенного ворота показалась черноволосая голова. – Что тебя так заботит?

– Ты все время врешь.

– Да! – честно ответил мужчина. И захохотал. – Я все время вру. Я много лет ждал, когда меня перестанут узнавать, вот даже бороду отпустил.

Он шутливо изобразил растительность, достойную старого гнома.

– Я привык быть колдуном, магом, чародеем, если тебе угодно. Меня уважают…

– И боятся, – подсказала я.

– И боятся, – не стал спорить Майорин. – Только потому, что я это я, это мои способности, мой труд, мои знания, а не родовой герб и собственно род.

– Иди ты. Но кто-то же знает…

– Твоя мать, Ловша и еще двое.

– А твой брат?

Майорин презрительно фыркнул:

– Брат… Он не видел меня уже лет пятнадцать и наверняка похоронил.

– Но… – Договорить нам не дали. В дверь заколотили и, не дожидаясь, пока гостеприимные хозяева соизволят оторвать задницы от лавок, вошли. В сенях послышался хлопок отряхиваемой от воды куртки и спор, куда эту куртку пристроить.

– Мы не помешали? – Скрипнула входная дверь. Ловша с Жаркой несли, как хрупкий артефакт, пару кроличьих тушек. В заплечной сумке у Ловши звенело и булькало.

– А если помешали, то вы извинитесь и уйдете? – уточнила я.

– Не-эт, – протянула полукровка.

Мы с колдуном перестали друг на друга негодующе коситься и улыбнулись. Я вымученно, зато Майорин вполне искренне. Полукровка торжественно сложила кроликов на стол.

– А о чем разговор?

– О смысле жизни. – Я пощекотала кролику пузо. – А что готовим?

– Я готовлю. – Ловша забренчал чугунками в печи. – А вы ждете, благоговейно вдыхая ароматы.

– Не очень и хотелось. – Колдун вытянул ноги, понимая, что его не будут беспокоить. – Вина только налейте.

– Вино… В котомке кувшины с пивом. Сам варил.

– Ах, сам! Так наливай уже, – скомандовал Майорин.

– Обойдешься. Тебе надо, ты и наливай! – заартачилась я. Ловша усмехнулся и развязал котомку.

– Давай кружки, гордячка. Ты еще не рассчиталась за погром!

– Надеюсь, вы не собираетесь мне за него мстить?

– Как мелочно. – Майорин пригубил пену.

– Месть бывает разная…

Ловша хлопотал над кроликами, мы втроем вели неспешную беседу, споря о мести и злодеяниях.

– Да, а хорошо ты тому обормоту лютней по башке залепила. Мелочь, а приятно, – сказала Жарка.

– А мне даже стыдно… немножко…

– За то, что ты их напоила? – приподняла бровь убийца.

Ох, зря она это сказала. Светлые глаза впились в меня, кусаясь побольнее иных зубов. И снова меня спас Солен. Мне начинала нравиться его сестра, раз уж ее брат который раз спасает меня от публичной порки. Он долбился в дверь, и похоже, головой. Потому что, когда Майорин распахнул ее, парень не глядя ввалился в сени и, распластавшись: голова на кухне, ноги на улице, остальное в сенях, – произнес:

– Где он?

– Да, хорош! – Ловша приподнял героя за подбородок и всмотрелся в пьяные стеклянные глаза. Похоже, парень принял мои увещевания слишком близко к сердцу и перепуганный пошел воевать со страхом народным способом. Довольно успешно. Вот только воевать с колдуном он не сможет два дня. Может, это хитрый план, отодвигающий дату казни? Солен прикрыл глаза и захрапел.

– Ему просто нравится спать у нас на полу, – предположил Майорин.

– Дверь закрой, дует.

– А этого куда? – спросил колдун и недолго думая отнес горе-мстителя на мою кровать.

Может, и матрас поменять? А то у меня на ней скоро пол-Вирицы переночует. Майорин хоть участвует в осквернении своего места отдыха, а я за что страдаю? Решив, что смена матраса все-таки перебор, я скрепя сердце сунула Солену под запрокинувшуюся голову подушку.

Корчмарь с гордым лицом выставлял яства на стол. Кролики пахли божественно… Слопав две порции в церемониальном молчании, мы уставились на горшок, в котором лежал паек Солена. По привычке Ловша приготовил на всех ожидаемых гостей, а парня мы ждали, хоть вроде бы кормить не собирались. Три жаждущих взгляда перекрестились мечами и были обломаны звуком закрывающейся крышки.

– Пущай в печке постоит. Может, еще встанет.

– Кролик? – уточнила я.

– Разве что колом в желудке у особо прожорливых. – Майорин тоже с печалью проводил горшок взглядом.

– Паренек ваш, – буркнул Ловша.

Разочарованный стон гулким эхом разбился о бревенчатые стены.

Но звук откупоренной бутылки немного успокоил наши сражающиеся за крольчатину души.

– Разговоры ходят, Майорин… – начал Ловша.

– Какие разговоры?

– Что ни день, то кто-нибудь да словом обмолвится, что в Луаре неспокойно. Народ боится войны.

– Народ и леших боится, особенно когда с перепою в лесу ночует, – попытался отбрехаться колдун.

– Не дури мне голову. Ты дружишь с Орником. Ну. Скажи, есть у этих разговоров основания или нет?

– Есть. Как всегда. Нет-нет а что-то просачивается, кто-то проговаривается.

– И что Орник?

– Ловша. Теперь ты меня обдурить пытаешься. Чего хочешь, старый хрыч? Шило в заду зудит? Ничего Орник не знает. Ничегошеньки. Как и Филин. Но если ты спросишь мое мнение… мои домыслы и вымыслы. То я тебе скажу, что война с Луаром – фикция. И не более.

– Ради чего?

– Пока мы непонимающе косимся на запад, на востоке зреет огромный чирей.

– А ты опять о своем, колдун! – махнул рукой трактирщик. – Опять о магах, жаждущих инесской славы!

– Да, я опять о своем. – Я покосилась на Жарку. Не слишком ли откровенные беседы ведет колдун в присутствии незнакомой девицы?

Полукровка ловила каждое слово, напряженно вслушиваясь в разговор.

– Майорин!

Колдун отпил из кружки, утер ладонью рот.

– Что?

– Ничего, – сквозь зубы процедила я, кося глазами на гостью.

– Ах это… – Ловша засмеялся, полукровка побледнела.

Я непонимающим взглядом обвела публику, все остальные, похоже, были в курсе. И на руки дернувшейся было полукровки легли мужские ладони. На ее тонких запястьях они смотрелись двумя капканами. Справа «капкан» был смуглым, с длинными пальцами, слева расположилась широкая ладонь Ловши, поросшая рыжеватыми волосками. Жарка откинула назад голову и спокойно произнесла:

– Отпустите, не убегу. А откусить себе язык и так сумею.

– Кодекс?

– Да, кодекс. – Руки мужчины убрали, но пристальные взгляды продолжали сверлить девушку. – И, по кодексу, я имею право отказаться от заказа, если сочту его невыполнимым.

– А он невыполним?

– Если я даже попытаться не успела, а ты уже меня раскусил. – Полукровка наморщила носик и показала колдуну язык.

Я посмотрела на колдуна, на Жарку, на корчмаря и залпом опорожнила кружку.

– Не хотите меня посвятить?

– Отчего же, – ответил Ловша, – хотим. Эта милая девушка специализируется на отнятии жизней, причем совершенно легально и законно. Более того, если ее раздеть…

– Чего мы делать не будем, – хмыкнул колдун.

– Мы наверняка найдем татуировку ордена Белого Меча. Верно?

– Верно. И как вы меня засекли?

– Что же ты за Айрин ходишь как хвостик? Уже неделю ходишь.

«Хвостик» невозмутимо смерила Ловшу взглядом, потянулась к кружке и, с сомнением поболтав жидкость в ней, выпила.

– Не бойся, не отравлено, – хохотнул корчмарь и взъерошил свои рыжие волосы.

Я задумчиво оглядела присутствующих. Неделю… Орден Белого Меча, прозванный в народе «орденом убийц», имел своеобразную славу «карателей», нанять убийцу было легко, вот только сперва требовалось обосновать: за что и почему. И очень это дорогое удовольствие – услуги ордена…

– Зато мое, скорее всего, отравлено. – Колдун выплеснул содержимое кружки в ведро с отбросами.

– Думаешь, я такая дура? – спросила карательница.

– Нет, но попытаться ты должна была. Кто меня заказал?

– Откуда мне знать. – Она пожала хрупкими плечами. – Пришла ориентировка.

– Откуда пришла? – не поняла я.

– От руководства ордена, видимо, – вместо нее ответил колдун.

– Верно, – согласилась Жарка.

Мне показалось, что, несмотря на внешнюю неприступность, она все-таки нервничает.

– Что же ты так долго тянула, момента подходящего не было?

– Был, и не один.

– Что же тогда? – Колдун вопросительно приподнял бровь. В его глазах сверкнул нехороший огонек, мне он сулил внеочередную выволочку, а уж тем, кого злопамятный колдун заносил в список своих врагов…

– А вы мне понравились, – невинно улыбнулась девушка.

– Чем же?

– Сама не знаю.

Майорин с сомнением фыркнул:

– Ты так и в орден сообщишь?

– А не твое дело, что и как я скажу в ордене. – Жарка с вызовом задрала подбородок, став еще больше похожа на задиристого подростка.

– Ладно. – Мне не понравилась угроза в тоне колдуна. – Ладно. Я должен тебя убить. Ты понимаешь?

– Понимаю.

– Майорин? Убить?

– Молчи, Айрин.

– Нет! Подожди! – вскрикнула я.

Колдун с неудовольствием фыркнул:

– Молчи. Но не убью. Иди. И пошли сообщение в орден, что отказываешься от задания, и передай Велору, и только ему: что, если ему так хочется меня убить, пусть сам приходит.

– А вы знакомы?

– Встречались пару раз.

Жарка, похоже, не чаявшая уйти отсюда живой, быстренько исчезла за дверью. Я посмотрела на мужчин, те на меня.

– Я, пожалуй, спать пойду.

– Иди. – Хоровое напутствие только прибавило желания откланяться.

Закрыв дверь своей комнаты, я бессильно сползла на пол. Боги, за что мне это? Каратели, охотящиеся на колдуна. Колдун, у которого тайна на тайне и тайной погоняет. Корчмарь, отчего-то посвященный в эти тайны. И в заключение ансамбля незадачливый защитник чести и благопристойности, который, кстати, дрых на моей кровати. Как я про него опять забыла?

Солен нежно обнимал мою подушку, из приоткрытого рта вытекала струйка слюны. Фу, гадость какая! На мою наволочку. Но представив, что сейчас я буду его будить, потом прогонять, потом уговаривать прийти мстить колдуну завтра, я решила отложить казнь до утра. И, прихватив ночную рубашку, тенью проскользнула в Майоринову комнату. Его кровать по-прежнему хранила память о прошлой ночи. Я сменила белье и, устроившись под одеялом, подумала, что было бы неплохо послушать, о чем говорят мужчины, и упускать такую прекрасную возможность глупо. Зря ушла. Внутренний голос меня, правда, утешил, сообщив, что вряд ли при мне они скажут что-то важное. Я возразила ему, что им совершенно не обязательно знать, что я присутствую при беседе. На что голос ехидно захехекал и сообщил о чутком слухе колдуна. Я решила задавить спор в зародыше и бессовестно прижалась к замочной скважине, радуясь, что в этот раз располагаю еще и картинкой.

Колдун шуровал ложкой в котелке, доедая порцию мстителя, еще и хлеба туда покрошил. И кто из нас после этого проглот? Ловша спокойно смотрел на этот беспредел.

– Зря ты ее отпустил.

– Надо было убить?

– Хотя бы потрясти.

– Да не знает она ничего, с центром первый раз, что ли, встречаешься? Ей ориентировку дали, и всё, а от кого заказ поступил, она слыхом не слыхивала.

– М-да, вот делишки, кому же ты так мешаешь?

– Есть у меня пара недоброжелателей. – Колдун снова скребнул ложкой по дну горшка, вычерпывая густой соус. Ловша, которому этот звук явно уже надоел, ловко захлопнул крышку и отодвинул неудавшийся музыкальный инструмент в сторону.

– Почему они только молодайку такую послали?

– Да этих эльфов не поймешь. Ей лет двадцать – двадцать пять. Даже для человека это немного.

– Значит, тебя недооценили, либо пугают.

– Скорей всего. Хотя, – Майорин зевнул, – есть у меня одна мысль.

– И какая?

– Проверю, скажу.

– Опять тайны?

– Да ладно тебе, Ловша, будто в первый раз, не люблю пустых гипотез, знаешь же.

– Ох, знал бы ты, как ты мне надоел за эти годы.

Они посверлили друг друга взглядами и рассмеялись.

– Кое-что мне все-таки не нравится. Если они наняли одну убийцу, значит, могли нанять еще.

– И?

– И это несколько напрягает. Как и то, что чьи-то ушки сейчас слушают наш разговор. – Колдун сделал пасс в сторону двери. Звук пропал. Осталась только картинка, а читать по губам я, к сожалению, не умела. Так что пришлось смириться и лечь спать. Уповая на воображение, бурно продолжающее недоступную мне беседу.

Солнышко резануло глаза, я чихнула и проснулась. Уже светло. Значит, я опять опаздываю в храм. Очередь страждущих мне гарантирована. Я села, точнее, попыталась, потому что поперек моего живота мертвым грузом покоилась мужская рука, пальцы изредка подрагивали. Ее хозяин мирно уткнулся мне в волосы носом (чтоб у него ноздри ими позабивало!), сложив свою не очень легкую тушку на мою левую верхнюю конечность.

– Майорин! – зашипела я. Но ответа не получила. Зато рука, будто сама по себе, поползла выше и уютно устроилась у меня на груди, откуда тут же была низвергнута. В отместку я пнула его ногой.

– Майорин, что ты тут делаешь?

– Это моя кровать, – ответил мне сонный голос.

– На мою ты сложил Солена!

– Разбудила бы…

– Это твой мститель, сам бы и будил. – Я села, стряхнув его руку.

– Я думал, ложась в мою койку, ты мечтаешь проснуться рядом со мной. – Мужчина окончательно проснулся, повернул голову и похлопал ресницами, став похожим на кокетничающего с добычей волка, который старается очаровать несговорчивую овечку. Овечка огрела его подушкой.

– Я брата посылать не стану, я сама тебя придушу. – И, оседлав вяло сопротивляющегося колдуна, попыталась претворить слова в действие. К моему неудовольствию, он оказался сильнее, и я капитулировала.

– Размечталась, мала еще со мной тягаться.

– Ничего, недолго тебе осталось! – воинственно ругалась я, натягивая штаны. – Кошмар, надо извиниться перед Илаей, раз ты ко мне в постель уже лезешь.

– Это ты ко мне в постель лезешь, – обиделся он.

– Я не лезу, мог бы и на лавке в кухне поспать.

– Сама там спи, она мне короткая.

– Мне тоже, – честно призналась я.

Мы переглянулись и захохотали, смущение от совместной ночевки схлынуло. Одевшись, я выскочила из дома со словами:

– Завтрак готовь сам.

Портной обошел его кругом еще раз, восхищенно цокая языком. У Майорина уже рябило в глазах, и, когда портной зашел на дцатый по счету вираж, колдун невежливо поймал его за шкирку.

– Вы меня померили?

– Да, милсдарь Майорин. Но так приятно взглянуть на хорошо сложенного мужчину. Знаете ли, они встречаются реже, чем ладные женщины.

– Может, тогда вы начнете работать?

– Ох! Конечно! – Портной удалился за занавеску и начал воодушевленно там рыться, при этом не замолкая: – Жаль, конечно, что время не терпит. Я сшил бы вам чудный костюм! А так… ну чего ждать от готового платья, тут морщит, там стягивает. Мы бы подобрали лучшие ткани – шелк, бархат, атлас.

– Не надо, – сдавленно выдохнул колдун, представив себя окутанным этим безобразием.

– Что вы, эти ткани подчеркнули бы вашу мужественность, сделав вас более привлекательным и величественным.

Майорин сжал зубы и старался молчать, рассчитывая в голове коэффициент разрушений, нанесенный чистой силой при попытке зажечь свечку, но все время сбивался на мат. Наконец, портной вынырнул из-за шторок с ворохом разнообразной одежи, половину из которой колдун отверг сразу. Особенно не понравившиеся ему бледно-голубые штаны мастер подсовывал дважды, уверяя, что именно они добавят его облику воинственности.

Когда они закончили, колдуну уже казалось, что живым один из них отсюда не выйдет. Причем, на его взгляд, шансы были равными. Он оглядел себя в зеркале и, как ни странно, остался доволен. Старые привычки притупились, но до конца так и не исчезли. Подобранный костюм был страшно непрактичный с точки зрения трактового колдуна, но вполне устроил бы дворянина, на которого Майорин старался походить. Узкие черные штаны из мягкой кожи. Дублет до середины бедра с воротником стойкой, также черный. И плащ, ниспадающий до пола.

– Интересно, во что он превратится после прогулки по улице? – задал Майорин сам себе риторический вопрос. Фантазия у мужчины работала превосходно, и серая тряпка в аршинных дырах представилась очень живо. Какая-то деталь категорически не вязалась со всем этим благородно-надменным видом. Поняв какая, колдун загрустил.

– Мне нужен цирюльник. – Портной тут же забегал.

Совершив два круга по мастерской, он скрылся за дверью, Майорин смотрел ему вслед, раздумывая, стоит ли бежать пока не поздно. Но колдун остался сидеть на стуле. Через четверть часа вернулся портной, таща на буксире цирюльника.

– Вот взгляните, неограненный бриллиант, да-да, бриллиант! Какая стать, какая мужественность, и прячет, прячет за этими лохмотьями и лохмами!

– Вы правы, друг мой, – согласился цирюльник. – Но мы это исправим.

Щеки непривычно холодило ветром, им же растрепало подстриженные волосы, обрезать их «по последней моде» колдун не дал. Так что теперь «подровненные» пряди лезли в рот и щекотали выбритое лицо. Майорин также заметил еще одну неприятную деталь. С одной стороны, если раньше люди просто проходили мимо, теперь прохожие склоняли головы. С другой стороны, именно этого результата он и добивался: дворянин шел по улице, не колдун.

Государь Велмании Редрин Филин восседал на резном троне. Он был грузен и немолод, его черные чуть вьющиеся волосы были коротко острижены, под легкой (домашней) короной пряталась лысина, пухлые пальцы государя сжимали свиток, в круглых чуть навыкате карих глазах плескалась ярость. Король Редрин вскочил с трона и быстрыми шагами пересек комнату, он был ниже своего собеседника на целую голову, но это мало его смущало, высоко задрав оба подбородка, он гневно отчитывал Верховного архимага Велмании.

– Что это значит? – Государь тряс свитком перед носом Мадеры. – Вы можете мне объяснить?

– Сейчас придет мой коллега и все подробно изложит, – в четвертый раз спокойно произнес архимаг.

– И где он?!

– Опаздывает.

– Как можно опаздывать на аудиенцию к государю! Это же не свидание!!!

Мадера промолчал, что на свидания Майорин частенько не являлся, порой забывая, что оно назначено или, что хуже, – кому назначено.

Филин продолжал кипеть. Мадера неплохо знал своего государя и знал, что, откипев, Редрин чаще всего принимал мудрые и взвешенные решения, иначе бы не смог удерживать на плаву столь большое государство. Хуже было с послами. Импульсивный Филин частенько рушил отношения с соседствующими державами в угоду склочному характеру, и хоть советники и Мадера каждый раз предупреждали о нраве Редрина, много сил (и средств) уходило на умасливание оскорбленных господ.

Редрин начал успокаиваться и обретать человеческий вид. Двери тронного зала хлопнули, и лакей впустил посетителя, не представляя.

– Ваше величество, прошу простить меня за задержку.

Орник Мадера никогда не жалел, что согласился помочь старому другу, потому что, кроме него, никому не довелось увидеть грозного монарха с таким лицом.

И конечно, Филин узнал своего брата.

– Позвольте представиться.

– Майорин! – выдохнул Редрин. – Ты?

– Я, Редрин, это я.

– Ты жив?

– Как видишь, живой.

– Но как? И ни капли не изменился, столько лет…

– Двадцать три года, со дня похорон отца.

– А на похороны матери ты даже не приехал.

– Приехал, только ты меня не видел.

Они смотрели друг на друга, а Орник смотрел на них. Его поразило, насколько порознь непохожие люди становятся похожи, если поставить их лицом к лицу. Оживший призрак сбросил плащ на кресло и уселся сверху, закинув ногу на ногу.

– Думаю, церемонии здесь излишни.

– Думай.

– Собственно, я пришел не для риторических бесед, – перебил его колдун.

– Тут и так все ясно. – Филин наклонил голову и по-совиному насупился, изучая свежеобретенного брата.

– У нас проблемы, Редрин.

– У тебя, – поправил король.

– У нас. У тебя, твоего государства и Инессы. Думаю, ты не будешь против и их выслушаешь.

Я сидела на полуразрушенном гребне стены, свесив одну ногу. Отсюда открывался прекрасный вид на город, освещенный закатными лучами, пронизывающими расступившиеся тучи. Мне нравилось здесь сидеть, тучи отступили ненадолго: скоро ветер снова сгонит их над Вирицей, и они разольются холодным осенним дождем. Но пока последние лучи играли на светло-сером граните, путались в завитках узорчатых фасадов дворца, стоящего на противоположном конце города на холме.

– Айрин!

– Что? – Я не стала оборачиваться, узнав окликающую меня монахиню по голосу.

– Что с тобой? Тебя что-то гложет?

– Нет, сестрица Нарина.

– К тебе пришли. Спустишься?

– Да, сейчас. Ты иди… – откликнулась я.

Вирица догорала в закатном огне.

Что меня гложет…

От дворцовых ворот до чертогов архимага колдун поздоровался раз пятьдесят, улыбнулся раз пятнадцать. Служанка, принесшая обед, ласково уговаривала милостивого государя отведать перепелиных ножек.

До вчерашнего дня я не задумывалась, куда он уходит утром и откуда возвращается вечером. Почему часто выглядит измотанным и засыпает тяжелым сном, шепча во сне незнакомые мне имена… Государев сын, брат… Друг Верховного архимага страны, приятель половины знати, любовник трети дворцовых красавиц. Сколько места было отведено мне? Десятая часть? Сотая?

Отчего-то меня это заботило… Может, потому, что в моей жизни Майорин занял очень значительное место, кроме него, доверять мне было некому. Все мои близкие, мои друзья оказались далеко. А засевший внутри страх мешал открыть душу новым знакомцам. И не думаю, что известный менестрель наутро вспомнил бы мое имя, даже если бы проснулся со мной в одной постели. А занесшая перчатки полукровка оказалась охотницей за головами…

– Айрин! – снова крикнули где-то внизу, я нехотя встала.

Храм Трех Богов больше напоминал отдельно стоящий замок, готовый к обороне, нежели мирную постройку, но вот уже столетие стены не подновляли и не ремонтировали, и постепенно те ветшали, рушились или разбирались местными жителями для более насущных построек. Я пробежала по стене, на которой могли спокойно разминуться два конника, к узкой лестнице – конный сход был чуть дальше и теперь почти развалился. Пересекла храмовый двор, миновав главные ворота в залы, где служили мессы, прошла мужское крыло и вошла в лазарет.

Она сидела на узкой скамье, поджав под себя худые ноги.

– Ты? – Я резко остановилась. – Чего надо?

– И ты здравствуй, Айрин!

– Уходи!

– Матушка Денера обещала принести мне травяного отвара, я замерзла и вот уже третий день маюсь насморком… – Полукровка улыбнулась.

– Уходи, убийца.

– Не гони меня. Выслушай. Пока я жду своих лекарств, я все равно не уйду. В горле свербит – ужас!

– Что ты хочешь?

– Поговорить. Не думаешь, что меня наняли не зря?

– Ты о чем? – оторопела я, оглядываясь на дверь, за которой располагалась храмовая кухня. Из кухни ароматно пахло съестным, опустевший к вечеру живот жалобно застонал. Убийца усмехнулась.

– Не могу похвастаться длинным списком отнятых душ, но поверь, нашему ордену редко заказывают благородных и хороших людей. Все чаще подлецов, душегубов и трусов, до которых честному человеку нет никакой мочи добраться. Именно потому нас называют карателями, убитые нами считаются казненными.