Текст книги "Ожерелье Лараны"

– Ты не права, мы не нападали, если бы мы не убили их всех, они убили бы нас, а тебя увели бы с собой. Я жалею, что двое уцелели и скрылись в лесу, теперь они могут вернуться и привести подкрепление. Да, может быть, наш мир отличается от вашего, но мы не уроды и не чудовища! Ты просто защищалась, пойми это! Защищалась!

– Защищалась? – рыдания застряли в груди девушки. – Защищалась, говоришь? Разбивая лицо, ломая нос, выбивая зубы и кроша кости, чувствуя при этом только охотничий азарт?!

Стик осознал, что слова тут не помогут: сейчас не объяснишь, что без жажды крови не выжить в драке. Не объяснишь, что только так она могла отвести от себя беду, и не скажешь, что, скорее всего, это придется делать не раз и не два. Сейчас не объяснишь… Стик это понял и сделал единственное, что могло, по его мнению, привести девушку в чувство. Он наклонился к ней, сжимая в объятиях, и поцеловал. Вопреки ожиданиям, Ольга не оттолкнула его, с визгом кидаясь в противоположный угол комнаты, а ринулась в поцелуй, словно к брошенному спасательному кругу, прильнув сильней, запутываясь еще липкими от крови пальцами в волосах герцога. Где-то на границе сознания у Стика мелькнула мысль, что он поступает опрометчиво и потом, с утра, будет жалеть, но сейчас это было неважно. Как и вспыхивающая сильнее и сильнее при каждом самом незначительном движении боль в ребрах. Сейчас главным было одно – просто успокоить. Герцог терял голову, пытаясь сохранить остатки разума, стараясь не забыть, что нужно просто успокоить ее, а Ольга не думала ни о чем, радуясь минутной передышке, наслаждаясь тем, что спутанные мысли, чувство вины и отвращения к себе уходят, сменяясь чем-то иным. Ее руки провели по мощным плечам Стика, по груди, ощущая тепло и упругость обнаженной кожи и гулкое биение сердца. Из головы наконец-то улетучились абсолютно все мысли, остались только чувства, солоноватая на вкус мужская кожа, жесткие черные волосы, сильные руки.

«Только успокоить и все… – думал Стик, пьянея от вкуса ее губ, запаха огненных волос, от стройного гибкого тела рядом. – Только успокоить, – проносилось в его голове, пока руки стягивали с ее плеч рубашку и путались в сложных непонятных застежках, увлекали ее за собой на шкуры. – Только успокоить…».

Анет нехотя оперлась на руку Дерри, поданную при выходе из кареты. На улице стояла звездная зимняя ночь. Морозный воздух сразу же принялся щипать нос и щеки, а меховой воротник, слегка влажный от дыхания, заиндевел. Как только под ногами заскрипел снег во дворе гостиницы, Анет высвободила руку из Дерриных пальцев и потихоньку вытерла ладонь о штанину. Этот жест не укрылся от ксари. Он нехорошо улыбнулся, обнимая девушку за талию, и вкрадчивым голосом произнес:

– Все замечательно, дорогая, наконец-то мы на месте, надеюсь, здешние апартаменты удовлетворят твой изысканный вкус, – и намного тише, на ухо, добавил: – Сделай лицо проще и перестань дергаться, здесь полно зрителей. За нами пристально наблюдают: кучер, слуги и спешащий по ступенькам управляющий. Будь умницей и подыграй мне, испортить все ты всегда успеешь, а сейчас твое отношение ко мне не должно влиять на дело. От тебя за версту разит обидой и недовольством. Не привлекай нежелательного внимания.

Анет с отвращением натянуто улыбнулась, так что даже Дерри стало не очень уютно, а любопытных слуг – тех вообще моментально словно ветром сдуло, остался только невозмутимый и много чего на своем веку повидавший управляющий.

От вида степенно вышагивающего ксари у Анет появилось непреодолимое желание дать ему пинка. Общее ощущение мерзости происходящего не покидало ее с момента поцелуя, и чем дальше, тем становилось противнее. Да уж, она все представляла совсем иначе. А Дерри? Дерри просто взял и втоптал в грязь ее мечты, грезы и фантазии. В общем, сделал все возможное, чтобы основательно и надолго испортить ей настроение. «Что ни говори, а целуется он как бог, – думала девушка. – Или как дьявол?». Впрочем, это было неважно: для него, в отличие от самой Анет, поцелуй ничего не значил. Просто способ проучить ее и отомстить за дерзость. Вот этот момент и был наиболее обидным и унизительным.

В гостинице молодых людей встретили как самых желанных гостей. От роскоши в убранстве холла Анет просто обалдела и впала в легкий ступор, кожей ощущая, что она здесь чужая. Раньше с ней подобного не происходило, может быть потому, что ей еще не приходилось бывать в местах, подобных этому: рассчитанных на элиту, сливки общества, денежных и избалованных, а не простых смертных. Кен-Корионский дворец на Арм-Дамаше был не в счет – тогда Анет плохо соображала, не понимая, где сон, а где явь, поэтому и не чувствовала дискомфорта. А здесь, едва только захлопнулась входная дверь, девушке стало казаться, что она ужасно выглядит: ненакрашенная, непричесанная и умытая последний раз с утра, талой водой из ведра без геля для умывания или, на худой конец, мыла. Тем поганее было сознавать, что Дерри, в отличие от нее, ни капли не комплексует. Хотя штаны на нем были такие же грязные, а на физиономии трехдневная щетина. Ксари, казалось, совершенно не замечал ни окружающих его дорогих вещей, ни угодливости персонала, воспринимая всю суету вокруг собственной персоны как должное. Он сидел, по-хозяйски развалившись на небольшом бархатном диванчике, и лениво попивал кофе из слишком маленькой для мужских рук чашечки. «Только что ноги в дорожных сапогах не водрузил на хрустальную столешницу», – зло подумала Анет, с завистью глядя на чашку. Кофе хотелось неимоверно, но взять в руки это произведение искусства она не могла. В душе жила нехорошая уверенность, что как только эта изящная чашечка окажется в ее корявых руках, то тут же со звоном и дребезгом полетит на мраморный пол. Анет имела одну особенность: если что-то можно уронить и разбить, значит, она обязательно уронит или разобьет. Вот и приходилось сидеть, как дуре, и облизываться, вдыхая манящий запах.

Хорошенькие служанки и более представительные дамы из обслуживающего персонала уже вовсю строили глазки молодому, красивому аристократу, моментально заметив, что его спутница явно робеет и чувствует себя неуютно. Дерри усмехнулся, глядя на Анет, и приподнял одну бровь, как бы спрашивая, что она будет делать в подобной ситуации, бросая девушке очередной вызов. Анет не на шутку разозлилась, и мерзкого ксари от расправы спас только появившийся с ключом управляющий. Он извинился за задержку и попросил уважаемых гостей следовать за ним.

«Ну, вы все завтра у меня попляшете, – мысленно психовала Анет, игнорируя презрительные и одновременно немного завистливые взгляды молодых дам. – Я вам покажу, вертлюги драные, что с девушкой могут сделать деньги. Чужие деньги! И Дерри, каркалу ощипанному, тоже достанется по полное число. Я вычищу его кредитку (или как там у них называется это колечко с драгоценным камушком) подчистую, и пусть он сдохнет от жадности. Завтра вечером все эти пупырчатые лягухи повесятся от зависти, а Дерри вспомнит еще у меня лето и тоже повесится заодно с лягухами, прямо на люстре в холле».

Подогретая такими мыслями и настроенная на боевой лад Анет в номер ворвалась как к себе домой, и со стоном застыла на пороге, признаваясь себе, что если день не задался с самого начала, то нечего даже и мечтать, что он закончится чем-нибудь хорошим. Как здесь можно жить, девушка не представляла. А как здесь жить с Дерри, даже думать не хотела. Если Стикур, заказывавший этот номер, его видел, то он однозначно хотел поиздеваться. Перед Анет простиралось огромное как футбольное поле помещение. Прямо за дверью начинался полукруглый бассейн с подсветкой. Прозрачные, словно ледяные, ступени уходили под воду и где-то на глубине терялись, становясь незаметными. Их можно было различить только благодаря светло-сиреневой подсветке. С двух сторон в бассейн с шипением, пеной и журчанием спускались водопады, служившие стенами для соседних комнат – шикарной ванной и каминного зала. За бассейном была, судя по всему, спальня. Огромная кровать стояла прямо у самой кромки воды. Управляющий нажал какую-то кнопку, и между кроватью и бассейном возникла прозрачная переливающаяся стена из миллиардов золотых и серебряных песчинок. Анет почувствовала, как у нее непроизвольно открывается рот. Подобного она не только раньше не видела, но и представить себе не могла. В номере были и другие помещения или, вернее сказать, зоны. Уютные кресла и гостевые диванчики, гардероб и что-то вроде небольшой библиотеки-кабинета с неизменным камином. И не было ни одной нормальной стены. Перегородками, отделяющими одно помещение от другого, служили либо высокие аквариумы с цветастыми декоративными и не очень рыбками и прочей морской живностью, либо пологи из разноцветной переливающейся пыли, либо вода, каскадами стекающая с потолка в длинные желоба-резервуары на полу.

– Я не смогу здесь жить, – севшим голосом пробормотала Анет, как только управляющий скрылся за дверью.

– Тебе что-то не понравилось, любовь моя? – с издевкой протянул Дерри. Девушка проигнорировала его глупый вопрос и, буркнув себе под нос:

– Мечта только что поженившегося идиота или выскочившей замуж идиотки, – отправилась гулять по апартаментам, благо было где. Сильнее всего хотелось гулять в душ и в бассейн, но рядом с ними стоял Дерри, неимоверно раздражая своим присутствием.

После того, как Анет скрылась где-то между аквариумами и каскадами воды, Дерри наконец-то смог облегченно вздохнуть. Единственной в его болевшей голове была мысль, что он обязательно убьет Стикура, как только увидит. Этот номер для ксари был не меньшей неожиданностью, чем для Анет. Просто Дерри намного лучше умел скрывать свои чувства, а потом, он уже видел гостиничные номера подобного типа и даже несколько раз останавливался в них, выполняя задания синдиката и в тайне ото всех отдыхая с Линой. Но это было давно, так давно, что казалось неправдой, кадрами из совсем иного мира и другой жизни.

– Козел ты, однако, Стикур! И не зря боги послали на твою голову эту огневолосую ведьму Олю, – пробормотал Дерри, стаскивая через голову грязную пропотевшую рубашку и швыряя ее на пол. – На кой ты, герцог, лезешь не в свое дело и пытаешь окончательно изуродовать чужую жизнь? – следом за рубашкой полетели штаны, сапоги и оставшаяся одежда, а Дерри с наслаждением прыгнул в теплую, солоноватую воду бассейна, включив перед тем систему расположенных на дне гейзеров и небольших фонтанов. Он прикрыл от удовольствия глаза, расслабляясь. За такое наслаждение он можно было все простить несносному другу. – Да, Дерри, – буркнул молодой человек себе под нос, – ты готов за хороший бассейн продаться с потрохами. Даром, что вторая ипостась у тебя кошачья и, по идее, воду ты любить не должен.

Анет с радостью обнаружила, что туалет все же догадались разместить за реальной стеной, а не очередной полупрозрачной перегородкой. Там же была небольшая душевая кабина. Конечно, не такая шикарная, как ванная рядом с бассейном, но сейчас Анет была довольна и этим. Длинный день вымотал ее до предела, и даже бассейн, манящий бурлящей водой, после душа потерял львиную долю своей привлекательности. Тем более, в нем все еще зависал Дерри, в общество которого девушка не спешила. Зато огромная кровать буквально притягивала, и Анет, глядя на эту роскошь, поняла, что ей абсолютно все равно, будет она спать в этой кровати одна, или Дерри обнаглеет окончательно и просто из вредности припрется составить компанию.

За неимением ночной сорочки девушка завернулась в длинное полотенце и растянулась на чистых, бледно-голубых простынях, зарываясь носом в пушистое, мягкое одеяло. Постельное белье пахло свежестью, какими-то цветами и приятно холодило кожу. «Несмотря ни на что, счастье все же есть, – блаженно подумала Анет, и буквально отрубилась, провалившись в крепкий, здоровый сон».

Ольга с великим трудом открыла глаза, неимоверным усилием воли заставляя себя проснуться, и то только потому, что спать было жутко неуютно под чьим-то пристальным взглядом. «Господи, зачем же так таращиться?» – подумала девушка, поворачивая голову. Ее худшие опасения подтвердились, рядом сидел Стикур. Вся правая половина его виноватого лица превратилась в сплошной синяк и распухла. У виска все еще оставался подсохший кровоподтек. Герцог сидел, по-турецки скрестив ноги, на шкурах. Его торс, а точнее, область ребер, мало чем отличалась от разукрашенного лица, разве что объемами синяков, ну и немного их цветом. На парня было страшно смотреть, дышал он с явным трудом, морщась от боли, но попыток лечь или уйти не делал, а только смотрел на Олю полными раскаяния глазами.

– Прости меня, – шепнул он, непроизвольно морщась от боли и прижимая руки к поврежденному боку. – Прости, я не должен был…

– Какое прости? – Оля с ужасом смотрела на физическое состояние герцога и не могла понять, о чем это он. Как он вообще может говорить на пространные философские темы, когда ему срочно нужна медицинская, ну или магическая помощь. Неужели сейчас может быть важно еще что-нибудь?

Стикур фразу Оли понял по-своему, помрачнел еще больше и попытался глупо оправдаться.

– Я понимаю, подобное непростительно, но поверь, я не специально. У меня и в мыслях не было, что такое может случиться, я хотел просто успокоить… У меня не получалось и… – Стик вздохнул, – похоже это был единственный способ. Тебе, как мне кажется, это было нужно.

– Да, нужно, – Оля не желала говорить на эту тему, причем по многим причинам. Во-первых, сейчас ее гораздо больше волновало здоровье парня, нежели иные проблемы; во-вторых, ей не хотелось вспоминать вчерашний вечер, так как перед глазами возникала только пролитая кровь; а в-третьих, ночь ей тоже вспоминать не хотелось, там ее преследовали совершенно иные образы и видения. Эти мысли девушка и озвучила, вместив в одно емкое предложение: – Давай не будем сейчас об этом, а?

– Я понимаю…

– Ничего ты не понимаешь! – разозлилась Ольга, которую порядком достал едва сидящий, но по-прежнему настырный герцог. – Ты взгляни на себя! Тебе еще вчера следовало показаться Дирону и лечь в бинтах баиньки, а не утешать истеричных девиц. Меня мог перепоручить кому-нибудь из магов, тому, который бы не занимался твоими ранами. Ничего бы со мной не случилось. Мне было все равно, с кем реветь.

– То есть тебе… для тебя…

– Да, то есть мне и для меня, – передразнила Оля Стика, выходя из себя и теряя терпение, – без разницы на чьем плече реветь. Может быть, они оказались бы чуть изобретательнее…

Лицо Стикура потемнело, и он вскочил было на ноги, но сил своих не рассчитал, моментально заваливаясь на бок и со стоном оседая рядом с изумленной девушкой.

– Я что-то не пойму твое поведение, – пытаясь врубиться, начала Оля. – Ты что вообще подумал? – лицо герцога было красноречивее всяких слов. – Знаешь, несмотря на то, что ты особа, так сказать, голубых кровей, прежде всего, ты просто идиот-самец, и мысли у тебя соответствующие. Ничего другого просто в голову не пришло, да? Я имела в виду, что меня можно было просто напоить. Например, тем гномьим самогоном, который Дир прячет у себя в сумке на крайний случай. Вчера как раз случай был крайний, для меня уж точно. Эта простая, но гениальная идея тебе в голову не пришла? Нет? Ну, я так и поняла. А вот Дирону или Келлу, быть может, и пришла бы.

Судя по ошарашенному виду Стикура, ему и в самом деле не пришла в голову эта элементарная мысль. Его лицо выражало такое сожаление, что девушке стало не по себе. Реакция Стика обидела Олю, и она решила задать несколько уточняющих вопросов, чтобы не истолковать ситуацию неправильно, как это минуту назад сделал герцог.

– Хотя, – Ольга сделала паузу, – если много пить, то с утра обязательно настигнет мерзкое похмелье, со мной всегда так. Я мучаюсь не столько от выпитого, сколько от мысли, а зачем я вообще все это пила… впрочем… – девушка посмотрела прямо в стальные глаза, с грустью взирающие на нее. – Впрочем, похоже, у тебя своего рода похмелье наблюдается сейчас, я права?

Стик отвернулся, не рискуя ответить и боясь, что Оля прочтет ответ в его глазах, причем не тот, который бы ему хотелось. Впрочем, чего ему хочется, он сам точно не знал. Хотелось просто ее напоить вчера … а потом было бы все то же самое. «Судя по всему, это просто судьба», – с горечью подумал Стикур и, тщательно подбирая слова, ответил: – Да, похмелье. Ты хочешь спросить, жалею ли я о том, что произошло? Скажу честно, не знаю. Но если бы вчера вечером я бы просто влил в тебя гномий самогон, было бы значительно легче.

– Понятно, – Оля опустила глаза, размышляя, и через секунду твердым голосом произнесла: – Не заморачивайся, что было, то было. Все равно изменить уже ничего нельзя. В конце концов, я вчера была в невменяемом состоянии, а ты…

– Вот именно, ты была в невменяемом состоянии, а я этим нагло воспользовался.

– Нет, ты тоже был не очень адекватным, у тебя же, скорее всего, сотрясение мозга. Так что не переживай, мы оба были не в себе.

– Но я был в себе!

– Ну, если тебе так легче… а я вот предпочитаю думать, что вчера за свои действия не отвечала и тебе советую придерживаться такого же мнения. А сейчас, и правда, шел бы ты к магам. А я выйду чуть позже, когда они будут суетиться вокруг тебя, и не обратят на меня внимания, а то мне перед ними совсем неудобно.

Стик, морщась от боли, очень осторожно встал и, уже взявшись за ручку двери, задал не дающий ему покоя вопрос.

– А что дальше?

– Ничего, – Оля пожала плечами. – Мы же с тобой уже решили, что это была случайность? Но ты действительно иди, а на эту тему мы с тобой можем поговорить потом, если захочешь. Только ведь не захочешь, правда?

– Правда, – грустно улыбнулся Стикур и закрыл дверь, не заметив, что у Оли по щекам текут слезы.

Девушка всхлипнула и уселась на шкурах. На люди выходить не хотелось абсолютно, утешало только одно: в ближайшее время маги будут настолько заняты ранами Стика, что на нее саму вряд ли обратят внимание. Но выходить из своего убежища она все равно не рвалась. На душе было погано, и в самом деле, лучше бы уж Стикур вчера ее напоил, а так к угрызениям совести прибавились и отвращение к себе, проблемы иного характера. Настроение падало, медленно подкрадывалась депрессия и Оля уже собиралась примитивно зареветь в голос, когда ее взгляд наткнулся на вышеупомянутую сумку Дира с бутылью гномьего самогона. На столе магов очень удачно завалялся недоеденный кем-то бутерброд.

В общем, когда через полчаса Калларион зашел в кладовку за одним из снадобий, необходимых Стику, он с удивлением узрел следующую картину. Зареванная Ольга дрыхла на шкурах в обнимку с пустой на две третьи бутылью из неприкосновенной заначки Дира. Из одежды на девушке была окровавленная рубашка Стикура и почему-то его, Каллариона, сапоги.

– Ну ничего себе, хорошо Стикур успокоил девушку, она до сих пор пьяная. Странно, что сам герцог трезв и бодр, как зеленый пупырчатый малосольный огурец, – подумал эльф, осторожно прикрывая дверь кладовки и направляясь к друзьям.

Ранион, оборотень-полукровка, получивший от матери-волчицы острое зрение и нюх, а от отца-человека неспособность менять физическую форму, был готов на многое ради того чтобы заслужить теплое и престижное место в синдикате Сарта, но до этого было еще далеко. Пока ему доверяли лишь не очень серьезные задания, связанные со слежкой. Хотя его наставник намекнул, что это поручение, будучи удачно выполнено, может послужить толчком в карьере следящего. Вот Ранион и старался, проклиная всех богов на свете за неустойчивую зимнюю погоду Арм-Дамаша. То дождь с ветром, то колючий снег, то буран.

В общем и целом, работа вполне устраивала парня. Его нюх и выдержка, характерные для родственников-оборотней, помогали часами сидеть в засаде и не терять свой объект ни в городе, ни в лесу. Следящий уже несколько лет к ряду под руководством своего наставника Адольфа фон Дьюринга оттачивал мастерство слежки, часами в любую погоду наблюдая, запоминая, анализируя. За эти годы оборотень многому научился и стал одним из лучших благодаря своим врожденным качествам. Он чуял объект слежки даже на расстоянии, что позволяло с одной стороны не терять клиента из виду и знать о каждом его шаге, а с другой не засветиться самому.

Его задание – влюбленная пара столичных аристократов – прибыло во Влекриант вчера поздно вечером. Молодой, щегольски одетый парень был хмур, угрюм и постоянно проверял, на месте ли оружие, а девушка вообще держалась крайне скованно, шарахаясь от каждого звука и от своего дружка. Казалось, еще чуть-чуть, и она разрыдается. В общем, обычная пара: молодой богач подобрал на улице какую-то никому не нужную девчонку, чтобы скрасить отдых в провинции. Ничего интересного. Ранион даже если бы попытался, то все равно не смог бы предположить, чем эти два серых субъекта могли заинтересовать синдикат, а точнее, Адольфа. Конечно, Ранион предпочел бы работать напрямую, с самим Сартом, но пока это было лишь несбыточной мечтой. Приходилось довольствоваться малым, то есть, Адольфом и такими вот до невозможности глупыми и скучными заданиями. Хотя в этом поручении все же была определенная изюминка. Сегодня предстояло не просто следить.

Неприятности начались с утра, причем там, где Ранион их не ждал. Во-первых, разругавшаяся пара, судя по всему, с вечера не помирилась и отправилась осматривать город порознь. К счастью, следящему не пришлось мучиться проблемой выбора, думая, за кем следовать. Этот вопрос решился сам собой. Парень вышел из гостиницы первым, рано утром, когда девушка, скорее всего, еще спала. Следящий ухмыльнулся, зевнул и с тоской потащился за объектом, даже не пытаясь прятаться. Аристократ лениво брел по улицам, глазел на вывески и, казалось, не преследовал никакой конкретной цели. Такой не только слежку не засечет, а и на прохожего налетит – не заметит. Обычный смазливый домашний мальчик-пижон. Размышляя подобным образом, оборотень наблюдал за объектом краем глаза, и каково же было его удивление, когда за очередным поворотом аристократа не оказалось! Он просто исчез, буквально испарился в воздухе, забрав с собой характерный запах, к которому полукровка уже успел принюхаться. Это и было второй неприятностью за утро. Впервые за последний год Ранион упустил вверенный ему объект слежки. Полукровка-оборотень принюхался, но первое впечатление оказалось самым верным. В воздухе не осталось ни одного запаха, который мог бы намекнуть, куда делся этот пижон. Следящий метнулся в одну лавочку, потом в другую, но никого не обнаружил. Волна паники накрыла его с головой. В синдикате не жаловали неудачников и не прощали провалы. Ранион сделал несколько глубоких вздохов, заставляя себя успокоиться. «Это всего лишь случайность, – бормотал он себе под нос. – Белобрысый пижон просто не мог заметить слежку. Это случайность!» – успокоенный подобными мыслями, парень решил не терять времени даром и попытать счастья с девушкой. Вряд ли за это время ее дружок займется чем-либо интересным. Скорее всего, будет покупать своей пассии подарок для примирения.

К гостинице Ранион успел в самое время. Совсем молодая девчонка с заплетенными в непритязательную косу волосами садилась в карету. Была она, на вкус следящего, так себе. Нет, конечно, если, как говорил один его друг, вложить в данную особу мешок золота, вполне возможно, получилось бы очень даже ничего, но пока все было серо и печально. Обычная птичка, таких сотни, если не тысячи, на улицах любого города. И эту, по-видимому, подцепили именно там, на улице. Сходная мысль у Раниона промелькнула еще вчера, а сегодня он в ней только укрепился. Если в парне сразу чувствовалась порода и голубая кровь, то девчонка была самая что ни на есть обыкновенная. Но неглупая, в этом следящий убедился, когда следующие четыре часа таскался за ней по дорогим магазинам. – Умненькая птичка, – думал полукровка. – Понимает, что ее дружок скоро найдет себе другую игрушку. Вот и стремится ухватить как можно больше. Раниону нравились такие: умные и хитрые. Те, которые, наслаждаясь сегодняшним днем, не забывают думать о будущем. Только вот сегодня его напрягали метания по городу этой конкретной птички. «Когда же ты соберешься обратно в гостиницу? – думал он. – Надеюсь, тебе не приспичит прогуляться пешком, и ты поедешь на извозной карете. Не хотелось бы менять такой замечательный план». Пока полукровка-оборотень размышлял, кутаясь в теплый плащ за углом дома, девушка скрылась за дверью салона красоты и там исчезла. То есть просто пропала почти на пять часов.

На пороге салона появилась ослепительная леди. Следящий даже не сразу понял, что это та самая девчонка, за которой он следовал все утро. Мужчина, забыв о конспирации и том, что объект не должен его видеть, отупело пялился на спускающуюся по ступенькам девушку. Она, шурша складками длинного платья, ступила на заснеженную мостовую. На долю секунды из-под подола показалась нога, затянутая в золотистый кожаный сапог на высокой металлической «шпильке». Ранион чуть не подавился сигаретой, обещая себе, что как только это задание закончится, он обязательно попытается познакомиться с девушкой поближе, если конечно, она не окажется разменной монетой в планах Адольфа. Дружку-то ее осталось жить недолго: это точно, раз уж ради него синдикат пошел на такие ухищрения.

Анет тряхнула потяжелевшей от золотых нитей гривой переливающихся на зимнем солнце волос и закуталась в серый блестящий мех новой шубы. Наконец-то, впервые за последние сутки, она чувствовала себя человеком и была уверена в своих силах и внешности. Девушка надеялась, что Дерри хоть как-то оценит произошедшие изменения и не окатит ее волной холодного презрения.

Когда она с утра проснулась, Лайтнинга в номере уже не было, он куда-то успел смотаться. Вероятнее всего, ксари ушел ранним утром. О том, что он помнит об Анет, говорил только оставленный на туалетном столике перстень-печатка с темно-фиолетовым камнем (местная, действующая на Арм-Дамаше кредитка) – молчаливое предложение пройтись по магазинам одной. Стало обидно и грустно, хотя умом Анет понимала, что лучше уж ходить по магазинам в одиночку, нежели в обществе Дерри, находящегося в дурном настроении.

Девушка окинула скучающим взглядом припорошенную снегом улицу. Как назло, в поле зрения не было ни одной кареты, подрабатывающей извозом. Анет недовольно поковыряла заостренным носком сапога небольшой сугробчик, размышляя, то ли подождать какой-нибудь транспорт, то ли прогуляться пешком. В принципе, все купленные вещи она отправила в свой номер прямо из магазина, да и до гостиницы отсюда было недалеко. Против пешей прогулки говорили только местные скользкие тропки, сверху присыпанные обманчиво пушистым снежком: короче, дорога для самоубийц на шпильках. Топать пешком по гололеду в модельной обуви Анет не больно хотелось. Не хватало только где-нибудь навернуться и повредить ногу. Вот тогда ей точно достанется по первое число от Дерри. Анет поежилась, представляя себе эту картину, и решила, что лучше будет все же подождать карету. Девушка закинула на плечо небольшую блестящую сумочку на золотистой витой цепочке, подхватила длинные полы шубы и поспешила к дороге, когда взгляд наткнулся на пристально разглядывающего ее мужчину. Пепельные волосы, глубоко посаженные темные глаза, осанка готового к прыжку охотника. Мужчина отступив, скрылся за углом, а Анет шарахнулась в сторону, понимая, что ведет себя глупо, пугаясь каждого косого взгляда. Но ее поведение не было необоснованным: с некоторых пор девушка считала, что лучше лишний раз перестраховаться и показаться дурой, нежели попасть в неприятности. Она даже не взглянула на карету, подъехавшую минуту спустя. Заскочив ласточкой в услужливо приоткрытую кучером дверь, девушка плюхнулась на лавку и подняла глаза. В карете она была не одна. Напротив сидел тот самый странный молодой человек, с которым она столкнулась совсем недавно. Анет испуганно замерла на секунду и дернулась к двери, намереваясь выскочить на улицу, но парень резко схватил ее за руку, рванув на себя со словами:

– Не вырывайся, птичка, и все будет хорошо.

Анет обманчиво обмякла в мужских руках, и как только хватка немного ослабла, вцепилась ногтями в лицо посмевшего схватить ее человека. Рванувшись в сторону, она распахнула дверь кареты и кинулась в проем, но на улице поджидал еще один противник. Анет грубо втолкнули обратно в карету. Испуганно сжавшись в комок, девушка уставилась на яростное лицо с кровавыми следами от ее ногтей и приготовилась заорать что есть мочи. Мужчина, заметив это, рванулся вперед, грубо зажимая девушке рот рукой. Анет не намерена была сдаваться: тонкая шпилька припечатала к полу ногу противника, зубы впились в ладонь. Парень вскрикнул и, не удержавшись, наотмашь ударил девушку по лицу. Тонкой струйкой потекла кровь из разбитой губы, а Анет все же закричала, когда мужчина грубо навалился на нее сверху, прижимая к жесткой лавке кареты. Не осталось даже возможности пошевелиться, попытка выскользнуть закончилась треском рвущейся ткани дорого платья. Крик застрял у Анет в горле, а мужчина прижал к ее лицу тряпку, пропитанную какой-то резко пахнущей жидкостью. От забившего нос запаха закружилась голова, девушка дернулась еще раз, пытаясь, позвать на помощь, и потеряла сознание.

Следящий, наконец-то, смог вздохнуть свободно и вытереть с лица кровь. Птичка-то оказалась с коготками. Несколько раз вздохнув, парень отклонился к стене. Похоже, свою часть работы он выполнил как должно. Адольф будет доволен. Конечно, стоило бы связаться с ним и сообщить, что все в порядке, операция закончилась успешно, но Раниону очень не хотелось вступать в ментальный контакт с болотным троллем. Это было всегда неприятно и больно. В конце концов, Адольф должен поджидать за городом с готовым порталом в резиденцию Сарта, так что ничего страшного не случится, если об успехе операции начальник узнает по факту.

Оля осторожно выползла из кладовки, опираясь на подозрительно накренившуюся стеночку одной рукой, а другую ладонь прижав к раскалывающейся голове. Так погано девушке не было давно. Причем поганость относилась как к духовному, так и к физическому состоянию. Подобные ощущения она, пожалуй, испытывала всего один раз, лет этак в пятнадцать, когда впервые выпила с девчонками на дне рождения аж целых два бокала шампанского и изрядно запьянела от этого опасного напитка, а домой-то идти все равно было надо. Вот и пришлось сначала радовать маму своим, мягко говоря, ненормальным состоянием. А потом всю оставшуюся ночь вести задушевные беседы о смысле жизни с белым керамическим другом (с ним беседует основная часть населения России после веселой национальной игры под названием «перепил»). Сейчас ощущения были схожие: смесь угрызений совести с желудочными спазмами и головной болью. Ольга попыталась сообразить, сколько сейчас времени, но усталый и больной мозг отказывался работать в этом направлении. Девушка могла с уверенностью сказать только одно – завтрак она проспала однозначно, впрочем, обед и ужин, по всей вероятности, тоже. Мысли о еде вызывали головокружение и тошноту, поэтому пропуск «кормлений» меньше всего расстраивал Олю, гораздо сложнее было заставить себя выползти на свет. Во-первых, потому что было неимоверно стыдно перед парнями за свое поведение, начиная от ступора во время драки и истерики после нее, и заканчивая ночью со Стиком и утренней пьянкой. Во-вторых, свет был слишком ярким для больной Олиной головы, поэтому девушке пришлось сделать над собой неимоверное усилие, чтобы сначала, зажмурившись, шагнуть в комнату, а потом немного приоткрыть глаза. Единственное, что заставило девушку появиться на люди – это надежда, что кто-нибудь добрый, быть может, если она хорошенько попросит, вернет-таки ей нормальное самочувствие. Перед этим простым желанием меркло все остальное, и становилось все равно, что подумают о ней Дир с Калларионом, и присутствует ли в помещении Стикур, или он проявил благородство и растворился в воздухе, чтобы не смущать ее своим видом. Впрочем, ребята все поняли без слов.