Текст книги "Страшные тайны. Антология русского криминального рассказа конца XIX – начала XX века"

Петр Орловец
(1872 – после 1929)

Имя П. Орловца (Петра Петровича Дудорова) ныне почти забыто, и помнят его разве что завзятые шерлокианцы либо любители старой фантастики. Немногое известно и о его жизни: от этого плодовитого беллетриста начала минувшего века остались лишь книги и скупые строки в энциклопедиях. Орловец сотрудничал в газетах, подписывал свои труды также П. П. Антонов-Орловец, П. Антонов и П. Дудоров, работал буквально во всех жанрах: сочинял детские сказки, исторические повести и очерки, сенсационные и криминальные романы, путевые заметки о Туркестане и Японии. Во время Русско-японской войны Дудоров-Орловец был фронтовым корреспондентом ежедневной газеты «Русь», в боях под Ляояном получил тяжелую контузию.

В истории русской литературы Орловец остался как плодовитый автор бульварного криминального чтива, очень востребованного публикой начала XX века. В 1908 году Орловец выпустил роман «От каторги к миллионам» и серию рассказов «Приключения Карла Фрейберга, короля русских сыщиков» о подвигах хитроумного детектива и его помощника Пиляева. Орловец одним из первых сочинил продолжения приключений Шерлока Холмса на русской почве: «Приключения Шерлока Холмса против Ната Пинкертона в России» (1909).

После октябрьского переворота Дудоров продолжил писать книги для детей, которые знакомили маленьких читателей с представителями различных профессий, и публиковаться в юмористических журналах. В его библиографии среди прочего значатся сборник стихов «Даешь крестьянам самолет» (1925), книжки «Под сенью домны» (1924), «Ваня-металлист» (1924), «Стеклянная куколка» (1924), «Чудесная искра» (1924), «Под небом над республикой» (1925), «Паровозы на дыбы» (1925), «Петькина книга (История книгопечатания)» (1925) и т. д. Последние его публикации, судя по всему, появились в «Журнале для всех» в 1929 году.

Сокровище тайги

– Очень интересная легенда, дорогой Ватсон! Я очень люблю вообще легенды, так как, по-моему, между легендой и сказкой существует большая разница. Сказка – плод народной фантазии, чистый вымысел, но легенда – другое дело. Легенда, если найти ее корень, всегда вытекает из жизни, имеет в своем основании какой-либо случившийся факт.

Шерлок Холмс затянулся сигарой, выпустил изо рта густой клуб дыма и, откинувшись на спинку кресла, продолжал:

– В этой легенде в основу положен случившийся факт, а так как произошло это не так давно, всего два года тому назад, то… Одним словом, эта легенда кажется мне не легендой, а чем-то поважнее, над чем следует поработать.

– Ну-ну, вы уже прочли мне целую лекцию о легендах, а той легенды, которая так удивляет вас, вы мне и не подумали рассказать, – ответил я. – Ведь это, выходит, разговор впустую.

Шерлок Холмс весело рассмеялся:

– Ваша правда, дорогой Ватсон. Я сидел и думал про себя, а затем начал высказывать свои мысли вслух. Это вовсе не убедительно, и я постараюсь исправить свой промах.

Он вытянул свои длинные ноги, положив их одну на другую, и заговорил.

Вчера я гулял по Благовещенску. Пройдя центр города и полюбовавшись прекрасным зданием магазина Чурина, я незаметно дошел до самых глухих, отдаленных кварталов, в которых ютится зимой приисковый народ и разный сброд.

Все эти улицы очень грязны, на них много кабаков, и полиция, как я слышал, не особенно любит посещать эти места в одиночку.

Если сюда наведываются, то в большинстве случаев целыми командами, для производства облавы, и после каждой облавы из этих кварталов набирают такую кучу сброда, людей неизвестных профессий, что их положительно некуда бывает девать.

Изредка в такие облавы попадаются и крупные рыцари разбойничьего и воровского царства.

Но лишь только облава окончится, как эти кварталы снова наполняются прежним сбродом, появляющимся неизвестно откуда, словно блохи из пыли. Итак, я забрел туда.

Подумав немного, я зашел в один из трактиров «без крепких напитков», в котором, как и во всех русских городах, посетители скорее могут достать водку, нежели чай.

Такое положение дел вытекает, по всей вероятности, из того, что низшим чинам русской полиции, а зачастую и средним, получающим мизерное жалованье, выгодно не доносить о нарушении закона с целью пополнения своего скромного бюджета.

Правда, иногда читаешь в газетах о задержании того или иного лица за недозволенную торговлю водкой, но, принимая во внимание повседневную почти откровенную торговлю вином во всех «чайных», приходишь к заключению, что к ответу привлекаются лишь те, которые почему-либо не сошлись с теми, кто призван стоять на страже государственных интересов.

В трактире «без крепких напитков», в который я вошел, половина посетителей пила водку, остальные или пили чай, или закусывали.

Столиков свободных не оказалось, и мне пришлось занять место у стола, за которым сидел крепкий, рослый мужик лет сорока.

По его костюму и манере себя держать я сразу узнал в нем приискателя.

Помните, Ватсон, когда мы два года тому назад охотились на семерых братьев-разбойников, мы надевали точно такие же костюмы.

Он пил чай, и я заказал себе тоже чаю. У моего соседа по столу было очень симпатичное лицо: открытое, честное, вызывающее доверие. И неудивительно, что мы разговорились. Как я и предполагал, он оказался приискателем.

Человек он был бывалый, несколько раз ходил в разведки, одна из которых тянулась два года, работал много на разных приисках, но не пропивал, как большинство приискателей, своей добычи, а вкладывал ее ежегодно в хозяйство и теперь имеет в Благовещенске, на одной из крайних улиц, собственный домишко, пару лошадей, корову и считается человеком с достатком.

– Вырос я и родился здесь, – говорил он мне, попивая чаек. – Отец мой был тоже приискатель, ну и меня сызмальства приучал к этому делу. Тайгу, значит, понял я еще будучи ребенком, а когда вырос, так знал ее так, что, кажись, и лесовик не прошел бы по ней так, как я.

Много рассказывал он мне интересного, пришлось-таки испытать ему на своем веку немало. Про его экономность знали. Благодаря этому его не один раз подстерегали в тайге, и если он до сих пор был еще жив, так только благодаря тому, что знал тайгу и никогда не возвращался с приисков тропами, а ходил напрямик, одному ему известной дорогой.

Звали его Максим Веретенюк. Как большинство приискателей, он был суеверен. Он был убежден, что большое золото охраняется нечистой силой и поэтому недоступно людям.

– Человеку достанется лишь малость, – говорил он мне. – А нешто в тайге только и есть что песок, рассыпанный в земле так, что в богатейшем месте со ста пудов земли набирается три – три с половиной золотника золота? Со старых времен известно, что в тайге есть целые скалы из золота, да только человеку достать их нельзя. Потому либо нечистый их оберегает для себя, либо мертвецы не дают…

– Мертвецы? – спросил я.

– Да.

– Как же так?

– А очень просто. Старики говорят, что коли злодей, который злодействовал над нашим братом золотопромышленником, умрет, так душа его не может успокоиться. Она от жадности мучается и все мытарится по тайге, пока не найдет груды золота. Значит, как найдет, так и останется при ней на веки веков. Боится, что найдут другие это золото и отберут его. Вот душа злодея и мучается, и бродит по ночам вокруг этого места, все сторожит и плачет, и рычит, и аукает!

– Что за вздор! – воскликнул я.

– Не говори! – ответил мне Максим. – Эти бродячие души многие видели. Да недалече ходить! Хошь, покажу тебе Ваську Кривопалова? Он намедни пришел из тайги ни жив ни мертв. Душу-то, значит, видел. Да и я сам в прошлом году еле ноги унес. Думал, бают сказку, не послушал, ну чуть было и не пропал. Признаться, думал, что ежели с крестом да верою, так можно нечистую душу побороть и золото найтить, ан вышло-то оно не так легко.

Я заинтересовался этим рассказом. И на мою просьбу рассказать все по порядку он рассказал мне одну из последних сибирских легенд, в которой участвуют все наши знакомые.

– Вот как? – удивился я. – Это становится занятным.

– Да, дорогой Ватсон! Это не только занятно, но и в высшей степени интересно для нас, – произнес многозначительно Шерлок Холмс. – Да вот сами увидите! Дайте мне, если вам не лень встать, вон с той полки бутылку хересу и достаньте парочку стаканчиков. За рюмкой вина рассказывать будет легче.

Я исполнил просьбу Холмса. Мы чокнулись и выпили. После этого Холмс снова закурил свою сигару и начал передавать своими словами слышанную легенду.

– Это было несколько лет тому назад, – так начал свой рассказ Максим Веретенюк. – И теперь, когда едешь по Амуру вверх, то видны почтовые станции, стоящие вдоль вьючной дороги. Так вот семь из этих станций так и называются до сих пор «Семь смертных грехов».

Стоят они рядом, отстоя одна от другой верст на десять – пятнадцать, смотря по трудности дороги.

В былое время эти станции содержались семью братьями-разбойниками. И немало душ загубили они, убивая шедших с приисков золотопромышленников, и отбирали у них золото. Да только Бог смилостивился над нашим братом.

Приехал сюда откеля-то какой-то не то англичанин, не то хранцуз. Был он из сыщиков и, сказывают, праведной жизни. Только одних душегубов и ловил. Вроде как обет какой дал…

И вот приснилося, сказывают, этому англичанину в английской еще земле, что Бог ему на Сибирь велит ехать и великих злодеев поймать.

До той поры наша полиция их никак истребить не могла, потому ей Бог счастья не дает, а этот как приехал, так, сказывают, всех их одним махом и уложил. А сам скрылся, будто его и не бывало.

Уж это верно, что души братьев нечистому принадлежали и с ним заодно были! Потому, как только убил их англичанин, так в ту же секунду все останки небесным огнем спалило, чтобы, значит, нечистое место чистым стало.

Прилетели души разбойников на свои старые места, глядят, а все их имущество и клады нечистые Бог спалил. Завыли они на всю тайгу.

От воя их такая буря поднялась, какой давно матушка-Сибирь не видала! Сам я помню ее хорошо! Не то что деревья вырывало с корнем – даже хаты кое-где поопрокидывало!

А кто приходил потом из тайги, те говорили, что в этот день нечистая сила так стонала в лесу, что умереть бы и то впору.

Долго плакали они по отнятому у них богатству, но вдруг затихли. И разлетелись они в разные стороны искать себе золота.

По мере того как кто-нибудь находил себе золотую скалу, он оставался при ней и, взяв себе в помощники диких зверей, навеки оставался сторожить ее и мучиться страхом, чтобы ее не нашли люди.

Таким образом нечистые души завладели в темной тайге семью золотыми скалами, и каждую из них стережет душа и зверь.

Когда мне рассказали эту легенду, я решил отобрать хоть одну скалу у нечистых душ. Я долго постился, говел и, захватив с собою Евангелие и святой воды, отправился в тайгу.

Мне говорили, что клады эти рассыпаны к северу от станции «Смертных грехов». И я направился туда.

Долго-долго я бродил по тайге, ночуя под ее мрачными вершинами, как вдруг увидел то, чего ожидал. Это было ночью. Костер, на котором я жарил пару застреленных куропаток, потух. Я уже расположился было спать, как вдруг отдаленный треск сучьев и валежника привлек мое внимание.

Слух у меня чуткий. Я быстро вскочил на ноги и стал вглядываться во тьму. И то, что я увидел, заставило меня послать к черту все свои надежды и потерять остаток храбрости.

Будь проклята эта минута! Шагах в трехстах от меня что-то светилось. Я подполз ближе и с ужасом увидел страшный скелет, висевший, словно повешенный, на суку´ дерева. Весь он светился и дымился в темноте.

А под ним, то приподымаясь, то опускаясь, с глухим урчанием металось какое-то огромное чудовище, и слышны были звуки вроде бряцания цепей. На страшном чудовище светилась пятнами шерсть, а морда так и горела.

Я чуть не потерял сознание. Схватив Евангелие, я стал громко читать его, кропя в проклятую сторону святой водой. Но видение не исчезало. Вдруг страшный рев потряс воздух! И тогда, обезумев от страха, я бросился бежать назад.

Утром я собрал в первом попавшемся селении народ, и мы обшарили всю тайгу, но… ни чудовища, ни скелета не нашли.

А вечером никто не захотел идти туда, да и я сам, признаться, не желал испытывать снова вчерашнего страха. С тех пор я отказался от нечистого клада.

– Вот видите ли, дорогой Ватсон, какая интересная легенда! – проговорил Холмс, окончив пересказ. – Конечно, мой приятель Максим рассказывал ее сбивчиво и не так красиво! Но… я, будто от его имени, облек для вас эту легенду в более литературную форму и надеюсь, что вы не в претензии на меня за это?!

– О, ничуть! – воскликнул я. – Легенда очень красива, но скорее похожа на сказку.

– Н-не совсем так! Вдумайтесь хорошенько в ее содержание и скажите: не найдете ли вы в ней чего-нибудь такого, что заслуживало бы большего внимания, нежели простая легенда?

Я с недоумением пожал плечами.

– Единственно то, что у сибиряков богатая фантазия.

– Я думал, что вы немного проницательнее, – с улыбкой возразил Холмс. – Ну так послушайте меня, и, я надеюсь, мои подозрения возбудят и в вас кое-какие мысли.

Но вдруг в его намерениях, вероятно, произошел переворот.

– Я не хочу говорить вам ничего преждевременно, – отрезал он вдруг неожиданно. – Вам же будет интереснее, если вас поразит что-нибудь неожиданное. Но… я имею твердое мнение относительно этой легенды. Все, что случилось с Максимом, не сон, я в этом убежден. И… я решил во что бы то ни стало проникнуть в тайну тайги.

Он посмотрел на меня загадочно и добавил:

– И кто знает, дорогой Ватсон, может быть, нам удастся завладеть тем кладом, которым не удалось овладеть ни Максиму, ни другим сибирякам.

– Желаю оправдания ваших великолепных надежд! – иронически заметил я.

– Спасибо, – ответил Холмс. – Я на это пожелание смотрю серьезно и надеюсь, что вы не откажете принять от меня часть клада, когда он попадет ко мне в руки?

– С удовольствием! – ответил я.

Однако в тоне Холмса я слышал серьезные ноты.

– Скажите, Холмс, вы действительно собираетесь предпринять путешествие для проверки заинтересовавшей вас легенды? – спросил я.

– Конечно. И в вас надеюсь иметь своего верного спутника, – серьезно ответил Холмс.

– Когда вы думаете двигаться?

– Чем скорее, тем лучше. Можно было бы и завтра… Я ведь не любитель откладывать.

– Вдвоем?

– Нет, с нами отправится и мой новый товарищ Максим.

– Уверены ли вы в нем?

– Да, – твердо произнес Холмс. – Я привык наблюдать людей и почти без ошибки могу угадать по лицу характер человека, хотя бы я его и видел в первый раз.

Он слегка помолчал и добавил:

– Кроме того, я наводил уже справки. Он не соврал, сказав, что имеет дом и хозяйство, а соседи все отзываются о нем как о честном и трудолюбивом человеке, на слово которого можно положиться.

– Но захочет ли он?

– О, что касается этого, то я постараюсь рассеять его суеверие, и тогда он пойдет за мною хоть в воду, в особенности когда узнает, кто я.

– Достаточно ли он интеллигентен для этого? – усомнился я.

– Вполне, – ответил Холмс.

И, встав с кресла, он подошел к вешалке, на которой висело его пальто и шляпа.

– Пойдемте к нему, Ватсон. Это будет нам прекрасной прогулкой перед обедом.

Максим Веретенюк, как я уже говорил, жил почти на краю Благовещенска. Придя к нему, мы застали его за работой.

Вместе с женой и шестнадцатилетним сыном он вкатывал бочонки с соленой кетой (местная рыба) в погреб.

Увидав Холмса, он приветливо кивнул ему головой и попросил подождать, пока он вкатит три последние бочонка в погреб. Как потом оказалось, жена его тоже не теряла даром времени. Она имела на базаре лавчонку, в которой торговала разным дешевым бакалейным товаром и соленой рыбой, прибавляя таким образом к домашнему доходу и свою выручку.

Как только Веретенюк скатил в погреб последний бочонок, он вытер руки о фартук и подошел к нам.

– Однако хорошо, что пожаловали! – приветливо сказал он, пожимая нам руки и прибавляя к своей речи по сибирской привычке слово «однако». – Что же стоять здесь? Пожалуйте в горницу! Настя, поставь-ка самоварчик!

Мы вошли в маленький, но чистенький уютный домик, состоявший из спальни, горницы и кухни.

– Эх, деньжат не хватает! – весело, но с оттенком огорчения заговорил Максим.

– А что? – спросил Холмс.

– Да кета сейчас больно дешева! Будь деньги – на все бы закупил! Ну да ведь всего не закупишь, что хочется, а значит, слава богу, что и это купил!

Холмс улыбнулся и хлопнул Веретенюка по колену.

– А у меня к вам дельце есть! – произнес он весело. – И если бы вы сослужили мне одну службу, я бы дал вам в задаточек сотни три…

– Ой ли! – обрадовался Максим. – Да за какое же это дело?

– Дело, положим, не легкое, но… если оно удастся мне, я готов из своей добычи отдать вам пятую часть, но не меньше чем тысячу рублей, хотя бы добычи оказалось всего двадцать пять рублей.

Максим несколько минут упорно молчал. На его лбу образовались складки, и, казалось, он что-то усиленно обдумывал.

– А дело-то чистое? – спросил он решительным тоном.

Этот вопрос и тон страшно понравились мне. Холмс поспешил успокоить его:

– На нечестное дело я не позвал бы вас, дорогой Максим, – сказал он. – Наоборот, я зову вас на полезное дело.

– Ну и слава богу! – обрадовался Веретенюк. – А какое же это дело?

– Искать недоисканный тобою клад.

– Ни за что на свете! – воскликнул пораженный Максим.

– Ну-ну-ну, зачем же так бояться! – стал успокаивать его Холмс. – Во-первых, мы пойдем с моим другом вперед, а во-вторых… я и есть тот самый английский сыщик, про которого ты говорил, что он уничтожил на «грехах» семерых братьев-разбойников.

Максим удивленно вытаращил на Холмса глаза. В продолжение нескольких минут он оставался словно в состоянии столбняка.

Затем он медленно провел рукой по волосам, словно отгоняя кошмар, и тихо произнес:

– Вот так штука… А я-то… Ах ты господи!.. Да правду ли вы говорите?

– Вот мой паспорт, в котором написано, что я Шерлок Холмс. А если вы спросите в полиции, кто изловил разбойников, то вам укажут на меня, – сказал Холмс с улыбкой. – Только я совсем не праведный, а просто человек, преданный идее освобождения общества от негодных его элементов. Поэтому я никогда и не брался за дела неуголовного характера. Взяться, например, за политические дела я считал бы делом противным своей совести.

Максим Веретенюк глядел на Холмса с каким-то благоговением.

Наконец он тихо кивнул головой и произнес:

– Если так, то с вами куда угодно пойду!

Его столбняк пропал, и он стал веселым.

– Когда же идти? – спрашивал он. – Я ведь хоть сейчас!

– Тем лучше, в таком случае мы двинемся завтра же.

– Чудесно! Настя и без меня справится.

– А вот вам и задаток на покупку кеты, – сказал Холмс, доставая бумажник и отсчитывая триста рублей.

Дело было слажено. Часа два мы проговорили о подробностях будущего путешествия, сговорились относительно того, что взять с собою, где встретиться, и затем простились.

Остаток дня мы употребили на закупку необходимых предметов. Патроны, две винтовки, еда, электрические карманные фонари – ничего не было забыто.

Кроме вещей, которые должны были быть носимы при себе, мы приобрели и более тяжеловесный багаж, который Холмс хотел оставить где-нибудь в тайге, когда мы подойдем уже совсем близко к месту.

До тех же пор мы могли прекрасно им пользоваться, следовательно, доставить себе в пути хоть некоторый комфорт.

К числу этих предметов относились: палатка, две походных койки, коробки с провизией, походная кухня, складной походный стол и две складных табуретки.

Холмс попытался было приобрести топографические карты побережья Амура между Благовещенском и Сретенском, но таких карт не оказалось во всем городе.

– Только в России можно встретить это! – злился Холмс, переходя из магазина в магазин. Но делать было нечего. Карт не было, и пришлось покориться. Утро следующего дня мы провели у Веретенюка. С своей стороны, и он приготовил все необходимое.

К полудню весь наш багаж был перевезен на пароходную пристань. Мы взяли билеты и стали ждать. Пароход пришел чисто по-сибирски, то есть с опозданием на восемь часов, и мы чуть было не умерли с тоски от ожидания.

Но вот наконец в три часа ночи так давно ожидаемый пароход причалил. А так как ночью разгружать и нагружать грузы было не совсем безопасно ввиду страшно развитого в этих местах воровства, то нам и было объявлено, что пароход отойдет лишь в восемь часов утра. Пришлось этому покориться. Ночевали в каютах. Утром пароход двинулся вперед. Надо заметить, что на большинстве амурских пароходов, ходивших к Сретенску, в то время не было буфетов.

Для пароходного экипажа нанималась стряпуха, забиравшая с собой провизии немного более, чем нужно, и у нее можно было получать довольно сносные обеды. Так было и на нашем пароходе.

Я не могу не остановиться над описанием этого путешествия, так как порядки, царившие на нашем пароходе, были характерными сибирскими порядками того еще не такого далекого времени.

И о них действительно стоит поговорить. Амур кверху от Благовещенска изобилует мелями, то и дело преграждающими фарватер. Там их называют перекатами, и около них имеются постоянно сигналы, показывающие глубину воды на них. Четыре с половиной фута – глубина, проходимая для большинства пароходов.

Наш пароход сидел в воде четыре фута, и мы самым благополучным образом пропутешествовали первый день. Все дело испортила гармоника, этот типичный русский инструмент, издающий громкие хриплые звуки и приводящий русский народ в состояние какого-то умоисступления.

Был вечер. В эту ночь мы должны были перевалить через знаменитый Ульдугичевский перекат, считавшийся на Амуре одним из самых мелких. Мы вышли с Холмсом на палубу, чтобы подышать свежим воздухом тайги, который так хорош на Амуре. Вечер был тихий и темный. Большинство публики тоже выбралось наверх, и среди нее шла веселая беседа.

Командир парохода, вихрастый шатен с испещренным оспой лицом, сидел вместе со своим помощником около рулевой будки за столиком. Перед ними стояло две бутылки водки и горячая закуска.

Для нас это казалось немного странным, но так как мы видели, что пассажиры ничуть не беспокоятся этим обстоятельством, то и мы отложили свои страхи.

Вдруг на палубе раздались забубенистые звуки гармоники. Лихой приискатель выигрывал, сидя на канатах, такой разухабистый мотив, от которого в ногах положительно делались конвульсии.

Это действие гармоники на человеческий организм тотчас же сказалось на некоторых пассажирах, ноги которых, помимо их воли, стали выбивать по палубе громкую дробь.

Капитан хватил целый стакан водки залпом и чуть не подавился костью, которую впопыхах сунул в рот вместо мяса.

Гармоника стала положительно неистовствовать. Кто-то из публики пустился вприсядку, под аплодисменты остальных. И через несколько минут палуба парохода представляла из себя нечто хаотическое, напоминающее моменты из жизни краснокожих.

Появилось неимоверное количество бутылок. Все, у кого были только ноги, способные удерживать на себе туловище, пустились в отчаянную пляску. Командир со своим помощником бросили свои места у рулевой рубки и вместе с водкой перебрались к нам. Кругом все ржало, ревело, топало и гикало, заглушая стук колес и машины. Капитану принесли еще бутылок, и он опустошал их со своим помощником с изумительной отвагой и проворством.

А проклятый гармонист скрипел так, словно хотел перепилить пароход. Вдруг наш капитан не выдержал. Он встал, покачнулся, гаркнул, словно его собирались резать, и пустился вприсядку, под одобрительный рев озверевшей публики. Но вот наконец гармонист унялся.

Пьяная публика начала переругиваться друг с другом, а капитан так сцепился с своим помощником, что дело, того и гляди, обещало перейти в рукопашный бой.

– Перека-а-ат! – раздался вдруг громкий, отчетливый голос спереди.

Драка остановилась.

– Сколько? – крикнул капитан.

– Четыре фу-ута! – ответили с бака.

Несколько секунд капитан о чем-то размышлял. И вдруг, неистово махнув рукой, он описал по палубе зигзаг и храбро крикнул:

– Штурмом!

Такая храбрость привела в восторг всю публику. Решено было брать перекат штурмом. Пьяный капитан еле добрался до рулевой будки. Машине был дан полный ход.

Кто-то кричал «ура!», вероятно вообразив, что штурмуют неприятельскую крепость.

Вдруг под пароходом раздалось зловещее шипение гальки об дно. Пароход вздрогнул всем корпусом и стал.

– Ся-яли! – донеслось с бака.

– Наплевать! – выругался капитан.

Этот плевок обошелся пассажирам ровно в семь суток, которые пароход просидел на мели.

Утром кухарка объявила пассажирам, что совсем не надеялась сидеть на мели, а поэтому, если это сидение продолжится более суток, то она перестанет готовить пассажирам, так как дай бог, чтобы хватило на команду.

Между тем поселков поблизости не было, и пассажиры уехали на берег, каждый сгорая от нетерпения захватить что-нибудь первым на ближайшей почтовой станции.

Весь день работали стрелами, стараясь сдвинуть пароход, но к вечеру выяснилось, что без помощи буксира сойти с мели не удастся, и капитан самым хладнокровным образом сложил оружие.