Текст книги "Спутанные частицы"

– Гарда, гарда! – вдруг захрипела внутренняя рация, голос искажался треском из-за электрических помех. – Срочно меняйте курс! Два-Два-Ноль! Как поняли?

– Мудаёбы! – немедленно выругался оператор и нажал на сенсор. – Гарда на связи!

– Меняйте курс, Гарда! – снова повторила динамическая колонка. – Два-Два-Ноль! Как поняли, приём?! У нас прорыв! Два-Два-Ноль!

– Понял, Два-Два-Ноль, Гарда, – пробормотал механик-водитель, а бойцы в салоне сразу же затихли.

Кунц разожмурился и обвёл невольных попутчиков быстрым взглядом – лица армейцев затвердели, по скулам некоторых солдат пробежались желваки.

«Что случилось? – Альберту захотелось немедленно спросить, добиться, чтобы ему разъяснили. – Что ещё за прорыв?». Но он не смог вымолвить ни слова. Почему-то его опять стало подтрясывать то ли от холода то ли от страха.

Бойцы, словно по команде оборвав неуставной трёп, принялись проверять оружие: клацали затворами, тестировали магазины, защёлкивали импульсаторы.

Кунц уловил монотонный давящий гул, доносящийся откуда-то извне.

Оператор, передвигая рычаги и продолжая энергично работать локтями, разогнал бронекатер до максимальной: мелкая тряска усилилась, и стало слышно, как тоненько завыла турбина.

– Десант по моей команде! – приказал один из бойцов с камуфляжным шлемом на голове. – Схема три-двадцать!

– А что делать с уродом, Капрал? – зацепился веснушчатый.

– Дай ему квант-винтовку из НЗ, – приказал «шлем», отсвечивая зеркальным забралом. Видимо, он являлся в группе командиром. – На поле уже каждый за себя, я не собираюсь с ним нянчиться! А ты, – капрал обернулся к оператору, – занимай высоту четырнадцать и прикрывай огнём из турели. Замешкаешься – закопаю.

– Есть, – глухо буркнул механик-водитель.

– Все готовы? – поинтересовался капрал. – Тогда по моей команде…

Кунц наконец-то осознал, что его кто-то уже несколько секунд тыкает в плечо. Армеец, сосед по лавке, протягивал ему короткоствольную квант-винтовку.

– Обращаться умеешь? – вполголоса поинтересовался военный.

Альберт отрицательно закачал головой, чувствуя, как желудок подтянулся к самому горлу.

– Предохранитель, – терпеливо показал боец на неприметную шишечку под прикладом. – Визуал-прицел, он тыкнул в другой сенсор, и над стволом развернулись расчерченные на сектора концентрические окружности. – Спуск, – военный указал на кнопку. – Понятно?

– А… а что там? – выговорил Альберт, машинально принимая у соседа оружие.

– Увидишь, – пообещал тот и отвернулся.

– Начинаю отсчёт, – гаркнул капрал. – Четыре, три, два…

Внезапно открылась задняя стенка бронекатера, в салон ворвался смерч плотного воздуха, заставив Кунца болезненно сощуриться. И сразу же явился звук – сумбурная какофония грохота, свиста, звона, шипения.

– …Один… Пошёл!!! – Капрал заорал так, что у Кунца зазвенело в ухе.

Бойцы один за другим прыгали в открывшийся в задке катера провал и исчезали в мареве.

Альберта вытолкнули предпоследним. Постарался тот самый сосед, что передал ему винтовку.

Кунц ощутил пронзительный свист, потом глухой удар – в следующее мгновенье он понял, что это его собственное тело шмякнулось о землю. Альберт вывалился из машины лицом вниз, его протащило по инерции метров десять, не меньше. Щёки, нос и лоб сразу же засаднили, видимо, он сильно порезал лицо об маленькие острые камни. К тому же заныл отбитый живот. Бушлат завернулся до поясницы, а от бывшего костюма остались только грязные лоскуты и тряпки.

Альберт продолжал лежать лицом вниз на раскисшей земле и пытался выплюнуть набившуюся в рот грязь. Сверху его придавливал к поверхности феерический грохот. Такого аудиоудара он не испытывал ещё никогда в жизни. Казалось, над ним разверзаются врата ада. Множество наслаивающихся друг на друга пилящих звуков беспрепятственно проникали в сознание, сводя с ума. Кунц как бы одновременно пребывал сразу в двух состояниях – патологической глухоты и болезненного, на грани разрыва барабанных перепонок ощущения каждого тоненького писка, штопором ввинчивающегося в мозг.

Как ни странно, но даже к такой невыносимой пытке оказалось возможным привыкнуть. Разум Альберта словно переключился на защитный режим, установив критический уровень шума и не дающий внешней среде переползти за грань, вызвав окончательное сумасшествие.

Альберт чуть приподнял голову и не сразу сообразил, что именно видит. Вдалеке, в слоистых полосах волнистого тумана возвышалось над землёй диковинное сооружение циклопических размеров, напоминающее то ли загнутый кверху колпак детского волшебника, то ли усечённый, искривлённый к узкому концу, конус. И только секунд через десять Кунц понял, что это всего-навсего Башня. Его покинутая обитель. Его счастливый, до недавних пор, дом. И ещё он понял, что смотрит в тыл, туда, откуда его с бойцами привёз бронекатер, а фронт располагается в противоположной стороне.

«Чем сильнее я пытаюсь приблизиться к Башне, – не к месту подумалось Альберту, – тем сильнее от неё отдаляюсь»

Квант-винтовка, выпавшая из его рук при падении, валялась рядом, её дуло оказалось забито жидкой грязью.

Кунц потянулся за оружием рукой и, на удивление, винтовку достал. Подтащил к себе и попытался вспомнить наставления соседа-бойца. Тут над ним душераздирающе просвистело, раздался, перекрывающий все другие звуки, грохот взрыва, земля, как живая, поддалась под Альбертом вбок. Его засыпало размякшей крошкой и он, продолжая отплёвывать земляную кашу вместе с тягучей слюной, проворно принялся отползать в сторону, пытаясь найти хоть какое-то убежище.

Аудинбрахеру показалось, что он дополз до какого-то холмика, хоть и убогого, но, всё же, укрытия, позволяющего чуть-чуть прикрыть голову. Вокруг продолжался твориться апокалипсис. Альберт, с трудом отдышавшись, выглянул за кромку, туда, где располагался фронт. Казалось бы, что ещё смогло бы удивить штатного помощника эрзациолога после всего случившегося? Но увиденное лишило Кунца всех последних сил. Перед ним расстилалась настолько впечатляющая картина, что он, как заворожённый, продолжал смотреть, не в силах отвести взгляд от панорамы.

Внизу под склоном расстилалось поле боя. Сотни единиц военной техники ползли по коричневому, изрытому воронками полотну, плюясь огнём из ощетинившихся стволами и пушками вращающихся башен. Над местом бойни плавал сизый пар, перемешанный с дымом разрывов и перечеркиваемый трассерами очередей. Но самое жуткое виднелось впереди, туда, куда медленно двигалась наступающая армада. Там копошилась непрозрачная неоднородная масса, она вспучивалась и перемешивалась внутри себя, словно пожирая собственную плоть. От такого зрелища тошнило и выворачивало наизнанку. И из этого тёмного, растянутого по поверхности облака, вылетало огромное количество ярких пунктиров, огненных нитей, которые достигнув наступающей армии, вспухали фонтанами разрывов и сполохов, сжигая технику и разбрасывая, как кегли, живую силу.

Над мраком враждебной массы парил огромный приплюснутый мутный шар, от которого шли тонкие трубки к шарикам поменьше. Эти саттелиты пребывали в постоянном движении, они то приближались, то удалялись, словно исполняли диковинный танец, продолжая висеть в воздухе. Кунцу показалось, что он видит на поверхности маленьких шаров глаза – раскрытые веки и свирепые, горящие инфернальным огнём зрачки. Шары тоже обстреливали противника: из-под их скорлупы, то и дело, вылетали ракеты и поражающие неприятеля шлейфы.

Альберт ощутил жжение в правой части головы. Он инстинктивно поднял руку к уху и не нащупал его. От уха остался корявый обрубок нижней части раковины. Видимо, верхний кусок срезало вражеской пулевой очередью. Кунц прикоснулся к месту повреждения пальцами и почувствовал терпкое тепло. Потом невидяще поднёс руку к лицу и увидел, что она вся окрашена алым. Кровь из раны принялась капать на приклад, так и не использованной аудинбрахером до этого момента, винтовки.

Тогда Альберт закряхтел, и, опершись на локоть, сел, перестав прикрываться хилым холмиком. Его захлестнула апатия и дикий животный ужас. Размазанная кровь на прикладе квант-винтовки, вытекающая из его собственного организма и уносящая с каждой каплей крупицы его жизни окончательно деморализовала аудинбрахера.

Он закостенел силуэтом, не в силах шевельнуться от заполнившего его кошмара.

Взгляд Кунца застекленел, и вскоре помощник эрзациолога почти спокойно наблюдал, как на него сверху надвигается диковинная птица размером с гору. Она махала исполинскими крыльями, но Альберт замечал каждое бронированное пёрышко, из которого они состояли. Голова существа ощерилась раструбами крупнокалиберных пушек, а гигантские офсетные глаза переливались всеми цветами радуги. Птица пикировала, казалось, прямо на него.

Кунц даже не попытался спрятаться, он просто принялся смеяться. Вздрагивая дрожащим телом, и рассеяно наблюдая, как приближается его смерть.

Калибры птицы-великана окрасились вспышками, Альберта подняло на воздух и отбросило в сторону с такой силой, будто бы он превратился в волан от брейн-ракетки3030
  Волан и брейн-ракетка – атрибуты спортивной игры брейн-понг


[Закрыть].

Сознание прояснилось через пустой промежуток времени. Кунц лежал на склоне пологой воронки, всё окружающее заволокло едким дымом. Аудинбрахер помотал головой, приходя в себя, и заметил, что на месте левой ступни у него из оборванной брючины торчат обрубки кости и кровоточащие ошмётки мяса. Тогда он перевернулся на живот и пополз вверх, загребая руками. Но ладони постоянно проваливались во что-то мягкое и податливое, за что трудно было ухватиться. Только через пару минут Альберт понял, что ползёт по телам, они целым слоем устилали склон воронки. Но потихоньку, помаленьку ему, всё же, удалось выбраться, он перевалился за обугленный край и пополз уже по полю, хватаясь пальцами за пучки жухлой травы.

Последнее, что он увидел в своей жизни, обернувшись на стрекочущий звук – танкетку, на бешеной скорости несущуюся к театру военных действий. Из ее головного люка по пояс высунулся боец в разорванном обмундировании и с закопчённым гарью лицом. Глаза солдата горели безумным блеском – удивительно, что затухающее сознание Альберта успело запечатлеть все эти детали.

– А-а-а-а-а-а-а! – орал боец, размахивая руками, и перекрывая все иные звуки грохочущую сражения. – За Генерала-а-а-а! За Алмазного Генерала-а-а-а! За Сверкающий Трон-н-н-н!!!

Танкетка раздавила распластанного Кунца правой гусеницей и, не снижая хода, помчалась в сторону фронта, смещающегося к левому флангу.

Богомол

для справки: Богомо́лы (Mantodea) – отряд насекомых с неполным превращением из надотряда тараканообразных. Ведут хищный образ жизни, питаются обычно другими насекомыми и членистоногими. Являются мастерами камуфляжа и используют защитную окраску. Единственные из всех насекомых могут заглянуть себе за спину. Самки некоторых видов при спаривании могут поедать самцов.

Артём Ковалёв захлопнул дверцу холодильника, подождал несколько секунд и открыл снова. Нет. Внутри было темно. Лампочка так и не заработала.

Впрочем, света в комнате уже хватало, чтобы рассмотреть то, что ютилось на решётчатых полках.

Выбор оказался невелик. Вскрытая банка шпрот с тремя скрюченным рыбками, грустные замёрзшие макароны в заиндевевшей тарелке, небольшой валик «докторской», начавший уже с края нездорово краснеть и невесть как очутившаяся тут полупустая пачка рафинада с неприятно белыми кубиками.

Артём с некоторым усилием отворил створку вмонтированной в верхней части морозилки. На всех её стенках наморозился приличный слой игольчатого снега, оставив внутри лишь небольшое овальное пространство, в котором сиротливо отсвечивал в мутной тьме слоёный кусок сала.

Ковалёв вздохнул, закрыл холодильник и, отодвинув занавеску, прошёл на «кухню». Комната в коммуналке как бы делилась на «гостиную» и «место для приготовления пищи», разрезанная навешанной на растянутой верёвке материей.

Артём открыл кран холодной воды – тут у него даже был рукомойник – роскошь по меркам общежития – и наполнил чайник, который после установил на маленькую спиральную плитку.

«В конце концов, завтрак печеньем и чаем – не так уж плохо для бедного студента» – подумалось ему.

Занятий в институте сегодня не было, начиналась предсессионная пора.

Ожидая, пока закипит вода, он плюхнулся на роскошную двуспальную кровать, расположенную прямо посреди «гостиной». Пожалуй, она одна во всём убранстве комнаты представляла собой что-то стоящее. Относительно новая, не скрипящая, с внушительным ровным и мягким матрасом; застеленная чистенькой простынёй.

Взгляд Артёма скользнул по наклеенному прямо на обои настенному календарю. Под фотографией девушки в откровенных одеждах в столбике «июнь» выделялась обведенная красным фломастером цифра «4».

Ковалёв чуть поморщился, словно эта цифра в ярком кружке вызвала в нём какие-то неприятные ассоциации.

В дверь стукнули, и сразу же на порог вдвинулась сутулая фигура в поношенном перекошенном пиджаке. Лицо у гостя выглядело соответствующе – небритое, мятое и серое.

– Я разве сказал: «Войдите?» – поинтересовался Артём, неприязненно разглядывая визитёра.

– Эта, – немного смутился «мятый». – «Полтишок», может, а? До пензии.

– Так ты мне ещё прошлый «полтишок» не отдал, – заметил Ковалёв.

Хоть его собеседнику было уже под шестьдесят, никто из соседей на «вы» его не называл. Пенсию Валянька – именно так все кликали «мятого» – получал по инвалидности.

– Ну так, – Валянька облизал пересохшие губы. – Сразу сотку тогда и отдам. Горят трубы, войди в положение, мил человек. По старой дружбе.

– Да нет у меня, – признался Артём, слезая с кровати. – Честно. Вон, самому жрать нечего. Видишь, голый чай пью. Тебе пенсия, а мне степуха.

Ковалёв снял с плитки зашумевший чайник и плеснул, наклонив носик, кипяток в кружку.

Валянька сопел и переминался с ноги на ногу на пороге.

– У Ильиничны «сэма» возьми в долг, – предложил Ковалёв. – Учу учёного.

– Да нету её! Свинтила куда-то! А я тебе скажу, в её комнате странные вещи происходят по ночам. Надо бы участкового вызвать.

Артём нервно подгыгыкнул, макая в чашку чайный пакетик.

– Ага. Тогда нас всех отсюда и выпрут в двадцать четыре часа.

– Не выпрут! Я инвалид!

– Валянька, ты это… – Ковалёв посмотрел на гостя просяще. – Давай иди уже, всё равно нет денег же. Физически нет их в этой комнате.

– Благодарствуйте, что не отказали, – хмуро сказал Валянька, развернулся и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

«Кстати, о деньгах, – мелькнуло у Ковалёва, когда он откусывал подсохшую печенюшку. – Мне надо их до вечера где-то раздобыть. Иначе я рискую остаться сегодня без подружки на ночь. А такую подружку в бесплатных библиотеках найти всё труднее. Опять же, в злачных местах без „кэша“ не отпускают».

Артём с чашкой чая в руке подошёл к трюмо с тройным раздвижным зеркалом. Из отражения на него смотрел невзрачный молодой человек среднего роста. Если бы его описывали в розыскной ориентировке, то наверняка там бы присутствовала избитая фраза – «особых примет не имеет». Всё в облике Ковалёва было каким-то «общим» и «средним». Лицо, не овальное и не круглое, не красивое и не уродливое. Русые, аккуратно подстриженные волосы. Глаза бледно-серые. Взгляд невыразительный. Телосложение тоже обычное, не спортивное, но и не скелетообразное.

– Я – невзрачен, – сказал Артём сам себе вслух. – И я – вечный студент! Ars longa, vita brevis!3131
  Жизнь коротка, искусство вечно (лат.)


[Закрыть]

Он сделал заключительный глоток, швыркнув остатками напитка, и поставил чашку на трюмо. Пора собираться. Время до вечера пролетит незаметно быстро, а у него ещё куча невыполненных дел.

***

Артём брезгливо скривился, ощущая кожей, как горячие капли текут по подбородку.

Чёрт бы побрал этого курьера! Дёрнул же его кто-то зайти в бухгалтерию в этот самый момент!

«Никак не могу к этому привыкнуть, – подумал Артём. – Вот наверняка же, что-то его подтолкнуло к этому. Может, он забыл расписаться в бланке заказа. Или захотел напомнить Ариадне Михайловне, главному бухгалтеру и по совместительству кассиру, что ему нужна справка 2-НДФЛ. А почему вспомнил? А потому что встретил, когда курил на улице, Клаву, которая спросила о здоровье его жены, и именно тогда он и подумал о справке и решил вернуться, вместо того чтобы повезти заказ клиенту»

Не выперлась бы Клава, не было бы сейчас этого отвратительного ощущения у Артёма, когда по твоему подбородку текут горячие капли.

Ковалёв глянул вниз и ещё раз чертыхнулся сквозь зубы. Оказывается, он залез носком ботинка в растекающуюся на полу лужу. Ужасно грязно всё получилось! Просто отвратительно!

И всё из-за подкаблучника-курьера.

Артём аккуратно прислонил биту к шкафу и осмотрелся по сторонам, ища, чем бы обтереться. Ему повезло, на одном из письменных столов валялась упаковка влажных гигиенических салфеток. С этикетки пачки Ковалёву лучезарно улыбалась рекламно-примерная семья.

Он вытянул пару салфеток из клапана, тщательно обтёр лицо, потом носок и подошву левого ботинка.

Осторожно, стараясь больше никуда не вляпаться, прошёл к двери и выкинул скомканные салфетки в мусорное ведро. Мельком глянул на камеру, установленную на кронштейне под натяжным потолком и мигающую зелёным рабочим огоньком.

Конечно, она его запечатлела. Но по этому изображению Ковалёва нашли бы дня через два-три. А ему нужны были только сегодняшние сутки. Завтра утром эта запись будет уже совершенно бессмысленной. Но он всё равно старался не поворачиваться к объективу в фас: бережёного… как говорится… А по такому фотороботу, что у них будет, быстро злоумышленника не найти. Потому что у злоумышленника всё обычное, всё среднее.

Он пересчитал наличность – получилось двадцать три тысячи семьсот пятьдесят рублей. «На вечер хватить должно» – рассудил он, и засунул купюры во внутренний карман.

После этого Артём вышел в коридор, автоматически отмечая, что в торговом зале всё как обычно. Суета. Туда-сюда, хватай мешки, вокзал отходит. Никому из персонала ни до кого нет дела. И никто, конечно, не хватился ещё курьера и уж тем более всем плевать на Ариадну Михайловну, если, кончено, сегодня не день начисления зарплаты. Но сегодня не он. Ковалёв покинул бистро, спортивным шагом пересёк проезжую часть на зелёный сигнал светофора и свернул в переулок. Он до сих пор не мог избавиться от противного ощущения. Не то, чтобы он так жалел курьера; что какой-то курьер по сравнению с сотнями тысяч или даже миллионами? Ничто, пыль, былинка. Но даже эта былинка, одна случайно загубленная душа, была сегодня вовсе не обязательной. И это непреодолимо раздражало. Как в игре, когда тебе нужна любая комбинация, кроме двух шестёрок, но выпадают именно они.

***

Вечерний пробег по кафешкам ничего, по сути, Артёму не дал. Нет, разумеется, там присутствовали вполне подходящие девушки. Да что там, стопроцентно подходящие: одинокие, молодые, миловидные. Которые не прочь познакомиться. Но вот не было той, которая бы решила все проблемы. Доверилась бы ему настолько, чтобы сразу же, после обоюдного выяснения имён, пойти к нему домой. И остаться в его коммуналке на ночь. В который уже раз он подумал, каким бы простым был этот мир, если бы Ковалёву для Процедуры дозволялось вызывать к себе жриц любви. Один телефонный звонок и вселенная может ни о чём больше не беспокоиться. Но, видимо, кому-то это тоже показалось чересчур простым. И теперь Ковалёву, во что бы то ни стало, требовалось найти девушку и добиться взаимности.

Артём вглядывался в эти женские лица, чуть смазанные слизью ночного неонового освещения, и снова размышлял о превратностях судьбы. Сегодня вот эта обладательница милого вздёрнутого носика решила сделать своеобразный перерыв – вместо клубной тусовки посидеть со старой подругой, с которой не виделась полгода, в уютном кафе. И теперь она ни за что не уйдёт с обаятельным, но ещё совсем незнакомым парнем на его «хату». «Нет-нет, давайте просто обменяемся телефонами». И она даже не представляет, насколько важным для неё окажется этот выбор. Или вот эта – потрясающе длинноногая, высокая, даже высокомерная. Артём бы смог подобрать ключик и к ней, но не в такой обстановке. Максимум, на что можно рассчитывать, это – «Что ж, давайте свою визитку, я посоветуюсь со своим молодым человеком, нужны ли мне услуги вашего бюро, кстати, он скоро должен подойти». А её молодой человек, совершенно того не подозревая, назначив это свидание, уже вывел её из Артемовской игры, обрекая на счастливое – быть может – будущее.

Признаться честно, Артём не очень-то рассчитывал на все эти расцвеченные яркими сполохами заведения. Да, хотелось бы найти подружку именно здесь, но.

«Всё равно надо было попытаться использовать этот шанс, – подумал он. – Что ж. Я его использовал»

Ковалёв подозвал официанта и попросил счёт. Шел одиннадцатый час. Самое время, чтобы посетить ночной клуб «Кассандра», который располагался неподалёку, стоило лишь перейти виадук и спуститься на один квартал к набережной.

***

– Ча?.. Ча-во?! – девушка перегнулась к Артёму, продолжая извиваться под совершенно нереально грохочущую музыку.

Артём тоже придвинулся ближе, одновременно пытаясь попадать движениями в ритм бита. Он выпил уже два коктейля, но не чувствовал себя пьяным. Просто в груди словно зажгли небольшую лампочку вполнакала, а в голову периодически ударяли вспышки бездумной эйфории.

– Па-Па-паехали ко мне! – нараспев протянул Ковалёв, пытаясь перекричать дикую какофонию. – Пае-хали! – он слегка потянул девушку за отворот модной курточки.

– А Катька? – спросила та, глупо тараща на партнёра по танцу большие глаза.

– Без неё! – в подтверждение Артём энергично замотал головой.

– Неее, – не согласилась девушка. – С ней поехали!

– Чё есть! – Ковалёв наклонился поближе и показал зажатые в руке две разноцветные капсулы.

– Ну так! – отозвалась партнёрша Ковалёва, не переставая танцевать. – Давай, чё?!

– Две только! – Артём показал пальцами «викторию». – Потом. Когда домой ко мне поедем. Две только у меня!

– Ну не знаю, – девушка дёргалась под оглушающие звуки и смотрела на Артёма недоверчиво.

– Полный улёт. Отвечаю, – Артём обезоруживающе улыбнулся, выделывая руками танцевальные зигзаги.

– Ладно! – сдалась девушка. – Выпьем только пошли!

Артём кивнул и повёл девушку к стойке, протискиваясь между дёргающимися телами в свете радужных прожекторов.

***

– Мы что, Антон, пешком пойдём всю дорогу? – пьяно спросила девушка, когда они выбрались на ночной воздух и теперь стояли на массивной лестнице перед входом в ночной клуб.

– Я не Антон, я – Артём, – напомнил Ковалёв, высматривая на стоянке свободный таксомотор.

– А я Мила, – глупо заметила девушка. – Хи-хи, помнишь такое? Мила мыла раму. А мама мыла Милу, – спутница Артёма громко засмеялась, дёргая того от избытка чувств за руку.

– Я помню, что ты Мила, – сказал Ковалёв, подталкивая девушку к машине, в которой водила курил в форточку. – На Комсомольский подкинешь? – поинтересовался он у «бомбилы».

Тот флегматично скользнул взглядом по не очень презентабельному виду парочки, профессионально оценив их финансовые возможности.

– Не, ребята, я клиента жду.

– Два счётчика, шеф, – предложил Артём, доставая купюры и демонстрируя их водителю.

– Это другой разговор! – кивнул таксёр.

– Ооо! – протянула Мила почти осмысленно. – А ты крутячок. Богатенький!

Артём запихнул её на заднее сиденье и сам забрался следом.

Водитель дал по газам, и фасадные огни «Кассандры» смазались разноцветной полосой.

Артём достал из кармана капсулы и протянул одну спутнице.

– На, – сказал он. – Как обещал.

Такси подбрасывало на ухабах.

Девушка недоверчиво взяла овальную штучку и вопросительно глянула на Ковалёва. На воздухе она слегка протрезвела, и сейчас в её глазах уже можно было прочитать осколки разумных мыслей.

– Да не бойся, – Артём закинул себе в рот свою капсулу. – Я сто раз уже пробовал. Круть!

Мила помедлила и, словно закрыв, наконец, для себя внутренний вопрос, решительным движением положила капсулу на язык.

Таксист, то и дело взглядывая за их эволюциями в зеркало заднего вида, продолжал индифферентно крутить баранку.

– Не сразу подействует, – предупредил Артём, стараясь рассмотреть девушку получше. – Подождать немного надо!

Там, в клубе, он различил лишь красивую сексуальную фигуру Милы, мини-юбку, воинственный макияж. Сейчас же увидел нечто большее – и трогательную миниатюрность, и природную мягкую красоту лица, и тоненькие запястья с хрупкими пальцами.

Он взял девушку за руку, та инстинктивно и порывисто хотела высвободиться, но тут же расслабилась, как бы смиряясь со своим положением.

Именно в этот момент Артём понял, что не ошибся.

***

Артём опасался, что помощнички могут начать Процедуру раньше – с них станется! – но в коридоре коммуналки плавала тишина.

Лишь из-под потолочного плинтуса уже начали просачиваться фантомные вязки, мрачно клубясь в разлитом у стен полумраке.

Но если не поднимать взгляд вверх, то…

Ковалёв потянул спутницу вдоль коридора, прихватив за локоть – его комната была самой последней.

– Фу, – поморщилась Мила, инстинктивно упираясь и тормозя ухажёра. – А я думала ты богатенький.

– Да это съёмная комната, у меня коттедж в пригороде, – сказал Ковалёв, продолжая увлекать девушку дальше.

– А, – сказал Мила. – А почему водоросли с потолка растут?

Заметила всё-таки!

– Это грибок от соседей сверху, – сказал Артём первую пришедшую на ум ахинею. – Я из бара бутылку Bacardi захватил, сейчас продегустируем, – добавил он, чтобы отвлечь внимание.

– А если… – начала девушка и осеклась на полуслове.

Дверь в комнату Ильиничны оказалась открыта, а внутри…

«Вот чёрт! Чёрт! Чёрт! – мысленно выругался Артём. – Ведьма старая!!! Так и знал!»

То, что на мгновенье – пока Артём не проволок девушку дальше – предстало перед их взором, выглядело настолько непостижимым, что не могло быть реальностью.

– Капсула, капсула подействовала, – жарко зашептал Артём Миле прямо в ухо, сгребая её в объятия и уводя подальше от бесстыдно распахнутой двери. – Ты не видела ничего, забудь, это всё капсула!

Девушка, с широко распахнутыми глазами, только беззвучно открывала и закрывала рот.

– Ничего, нечего, – Артём погладил её по голове, – Вот уже пришли, – он впихнул гостью в комнату и вдохновенно забормотал: – Классно торкает, да? Я же говорил, фирма веников не вяжет! Сейчас ещё выпьем, и совсем хорошо станет! На, держи, – он вручил Миле бутылку и усадил на кровать. – А я пока бокальчики найду.

Девушка продолжала смотреть на него испуганно, держа бутылку впереди на вытянутых руках.

Артём включил старый ламповый телевизор, стоявший в углу, и нашёл-таки два относительно чистых стакана.

– Так что? – он плюхнулся рядом на койку и отобрал у девушки ром. – За продолжение, так сказать, знакомства?

Мила машинально кивнула, начиная выходить из охватившего её оцепенения.

«В эфире ночной выпуск „дежурной части“ – ожил в этот момент телевизор. – Передаём последние новости о происшествиях…»

На экране появилась нечёткая картинка, явно скопированная с внутренней камеры наблюдения. Человек, находящийся в каком-то офисе, размахивал бейсбольной битой. Самые отвратные моменты его действий оказались заретушированы стыдливыми квадратиками, но и с квадратиками было понятно, что совершает он нечто чудовищное.

«Небывалое по дерзости преступление, – сказал диктор унылым соболезнующим голосом, – случилось сегодня в одном из заведений общепита города. Неустановленный пока молодой мужчина незаконно проник в служебное помещение, где при помощи бейсбольной биты, которая хранилась там для самообороны персонала, нанёс травмы двум сотрудникам и похитил текущую выручку, составившую немногим больше двадцати тысяч рублей. Обе жертвы от полученных травм скончались на месте. К счастью… – тут Ковалёв хмыкнул: „К счастью!“ – …злоумышленника запечатлела камера видеонаблюдения, и представители правоохранительных органов надеются в ближайшее время задержать мерзавца. Судя по ничтожности суммы и неадекватности нанесённых увечий для её похищения, по предварительной версии, нападение совершил человек, подверженный наркотической или алкогольной зависимости. Всех, кому что-нибудь…».

– Одни страсти, – сказал Артём, переключив канал и разливая спиртное по бокалам. – Скукотища, да?

– Ага! – кивнула Мила. Она опёрлась сзади на ладошки, откинувшись назад, отчего на груди рельефно проявились через тоненькую кофточку узоры её лифчика.

– Ничего, – подмигнул Артём. – Я тебе обещаю, что уже скоро от скуки не останется и следа. Эту ночь ты точно никогда не забудешь.

***

Особых проблем с Милой, как и предугадывал Артём, у него не возникло. Скорее его тяготило ощущение рутинности происходящего. Как у ремесленника, который создаёт раз за разом одну и ту же вещицу. Да, хорошую вещицу, но получая при этом всё меньше и меньше удовольствия и удовлетворения. Ему уже приходилось соблазнять самых разных: покорных, строптивых, безалаберных, распущенных, даже целомудренных. И почти всегда это был успех. Его обаяние, глубоко скрытое в обычной жизни, но легко прорывающееся наружу в такие минуты, делало своё дело. Как и алкоголь, который, что ни говори, помогал девушкам расслабиться, проникнуться этой потайной аурой места, убедиться, что их желание естественно и приемлемо. Артём всегда имел под рукой для таких случаев бутылочку элитного пойла, потому что капсула, которую он подсунул девушке в такси, содержала в себе стопроцентное плацебо.

С Милой оказалось всё проще ещё и потому, что она ему очень понравилась. Ковалёву не приходилось прикидываться, его действительно сводила с ума близость прохладной, но такой мягкой кожи; душистый шлейф недорогих, но трогательных духов; развратно-возбуждающий вкус её губной помады. Даже винные пары и те имели для него соблазн вожделенного тумана, невидимого афродизиака, проникающего прямо в поры.

Процедура вошла в свою основную стадию, Артём слышал и отмечал про себя, как старались за стенами его помощники. Можно было только догадываться, какая вакханалия происходила в эти минуты в соседних комнатах коммуналки. Но это являлось сейчас второстепенным. Основное дело в эти секунды как раз совершалось именно здесь, в этом самом пространстве, даже не в пространстве, а в чёрном, абсолютно беспросветном углу за телевизором.

Мила лежала под ним на кровати, закрыв глаза. Казалось, она несколько отстранилась от происходящего, сосредоточившись на своих ощущениях.

Артём даже спиной ощутил, как над ним под потолком пролетели исполинские тени.

Но это не являлось настолько опасным. Скорее всего, ему сегодня относительно повезло. Судя по утробным звукам, доносящимся из угла, с той стороны, прорваться через нору пытался какой-то небольшой бес, а не действительный демон или гений. Оттуда раздавалось копошение и заунывный распевный звук, похожий на то, как если бы в железной ступке водили по кругу пестик.