Текст книги "Обзор гениальности"

Когда же мы говорим о гениальности, власти и их взаимосвязи, то мы говорим об онтологической значимости этого вопроса с точки зрения влияния знания на мир, как в истории, так и в политике, так и в науке, через гения, но знания, и здесь эпистемология, когнитивистика, теория познания и социальная онтология играют большую роль.

Гениальность – это всегда то, что связано со знанием. И она ещё более важна и ценна тем, что любое существо на Земле может жить только имея начатки хоть какого-то разума, не чувств, не морали, а в первую очередь разума, его разновидности – интеллекта. И как высшее проявлении интеллектуальных сил человека выступает гениальность.

«Староитальянский эпитет „divino“ при именах великих художников и поэтов посредствовал между языческим обоготворением человека и нашим обоготворением интеллекта, сохраняя в себе отголосок идеи пифизма („numine afflatur“), как признака, определяющего „божественность“ прославленного дарования». (Иванов В. И., О гении / Собрание сочинений в 4 томах, Том 3, Брюссель, 1979 г., с. 111) – пишет Иванов В. И.

Также важно отметить, что в истории помимо понятия времени, есть понятие пространства. В физике приемлема с XX века формулировка «пространство-время», в разговоре о взаимосвязи власти и гениальности в истории лучше рассматривать понятия «время» и «пространство» отдельно. Характерно и важно, что в отличие от времени пространство играет более значимую роль. Под пространством условимся понимать не ньютоновское пустое пространство, а лейбницевское заполненное пространство, что больше соответствует научной действительности.

В пространстве наблюдалась материя. Развитие мира было связано с материей. Гениальные люди – это оформители материального бытия людей, содержания материальной жизни. Любое открытие материально. В том смысле, что оно несёт некую силу материальной значимости, проявляющуюся в различного рода новых созданных объектах. Когда же речь о литературе или философии, мы имеем дело с мотивирующими на создание и улучшение материального идеями, то есть с тоже непосредственно имеющим отношение к материальному.

Власть всегда направлена на материальное. Гениальность исходит из предпосылок и посылок материального. Таким образом, получается, что материальное определяет структуру мира, но коренные, переломные, качественные изменения связаны с проявлением гениальности, её онтологической силы и влияния во времени, то есть промежутке длительности.

Гениальность и власть в истории чётко взаимодействуют через отношения субъектов зацикленных на материальных спецификах жизни и жизненных миров, пространств и структур.

На самом деле вопрос о месте и назначении истории является непрояснённым. И надо разобраться в том: что такое история? С одной стороны это перечисление фактов, событий, значительных актов эпохального значение и вообще всякое перечисление и датирование. История понимается как описание, но если она описание, то это лишь перечисление и некий анализ над перечислением. Гениальность как форма создания нового в истории конституирует и формализует историю, как пространство фактов, которые создаются на разных уровнях.

Таким образом существуют следующие характеристики власти и гениальности в истории:

• характеристика пространства

• характеристика времени

• характеристика знания

• характеристика достаточного основания

Власть и гениальность в науке

Скажем об общих особенностях науки, как проявления гениального творчества.

Наука может развиваться сама по себе и учёные чаще всего не философы и занимаются наукой из интереса познания, а не создания и выведения мировоззренческих смыслов.

Но важно понять, что наука не ушла бы далеко и не развилась с такой силой, которую мы наблюдаем, если бы не было влияния на неё философии.

Нильс Бор говорит о том, что философия, как методология научного знания играет существеннейшую роль в развитии науки. (Н. Бор О единстве человеческих знаний // УФН / Пер. В. А. Фока и А. В. Лермонтовой.. – 1962. – Т. 76, №1. – С. 20—24). Роль философии в научном познании характеризуется её методологической функцией, философ в науке – это, методолог, тот, кто устанавливает парадигмы мышления, показывает алгоритмы и методы осуществления научного поиска, то есть, что часто сами учёные не делают, будучи просто приверженцами научной традиции.

Но встречаются и такие учёные, которые одновременно и философы, и даже больше того, истории известен феномен универсальных личностей, то есть таких людей, которые обладают энциклопедическими знаниями в различных областях и создают целые направления, новые направления в науках.

Обычно такие люди всегда были и учёными, и философом. Примеров много: Платон, Аристотель, А. Кирхер, Б. Паскаль, Г. Лейбниц, М. Филиппов. Без Аристотеля непредставима современная юриспруденция, а без М. Филиппова мы бы не знали так чётко всего развития материализма как научного мировоззрения от древности и до наших дней.

Но есть и специфические философы науки, порой очень заметные, такие как Карл Поппер с его теорией фальсификационизма, то есть проверки научной истины не через подтверждение, а опровержение научной теории.

Философия науки – это необходимая область знания на Западе, часто таких философов в Европе считают равноценными с учёными конкретного научного профиля и они размышляют на естественнонаучные темы. Не может быть никакой недооценки такого рода занятий и личности такого типа.

Учёный и философ в одном лице развивается не только как философ, исследующий науку, её методы, но и как создатель новой философии, улучшенной философии. Дело в том, что популярные «свободные философы» XVI века, одним из которых был выходец из иезуитской школы Рене Декарт, создали как философию, так и науку, показали в философии рационализма положения, как научные, так и философские.

Френсис Бэкон с индуктивным и дедуктивным методом – это также пример союза философии и науки; философы-аналитики в XX веке будут пользоваться достижениями, как рационализма, так и методологизма и философия науки оформляется за счёт этих идей.

Философские положения имеют очень много общего с научными: они зациклены на познании, это попытка познавать, понимать, оценивать и улучшать жизнь, только в философии это имеет большее отношение к мировоззренческой практике, а в науке – к практике, имеющей объект, то есть практике изменения и описания мира и природы. Хотя на современном этапе, как пишет Вячеслав Стёпин – биология, скорее всего, сместит физику и уже человек, жизнь, организмы займут первенствующее место, потому что, как говорит тот же Стёпин, генетика является самой перспективной для открытий областью в науке. (Степин В. С., Кузнецова Л. Ф. Научная картина мира в культуре техногенной цивилизации. – М.,1994.– 274с.)

Личность учёного, его образ представляется особенно сильным, когда сочетает как философа, так и учёного в одном лице.

Философ и учёный, как одна личность – это уже понятие о человеке универсальном, потому что он исходя из своего мировоззрения создаёт науку, либо из научных доводов приходит к мировоззренческим выводам.

Исторически мировоззрение можно обозначить, как мифологическое, религиозное и философское. Елена Павлова, современный историк философии из Ростова-на-Дону, говорит о том, что, несмотря на такую градацию, учёный может не иметь научного мировоззрения, а человек, не являющийся учёным, иметь научное мировоззрение. (Елена Павлова, Роль кризиса в новых интенциях современного мышления / Актуальные проблемы социально-экономического и культурного развития России в период кризиса. Материалы региональной научно-практической конференции. Ростов-на-Дону, 2010 с. 59—64). Она имеет ввиду категорию людей из науки, которые не осмысливают то, что они делают, и людей из не академической среды, которые имеют определённые естественнонаучные или материалистические, или ещё какие-то связанные с научным осмыслением мира представления о жизни.

Роль философии в научном познании является во многом прикладной. Философ Готфрид Лейбниц предлагал все споры решать не спекулятивными философскими размышлениями и логическими методами, а математически; и многие философы видели сомнительным сократический метод диалога и презрительно упоминали о софистике, как языковых «путаницах», но никак не о способе отражения истины.

Карл Маркс и Фридрих Энгельс в одиннадцатом тезисе о Людвиге Фейербахе говорят о том, что философия пыталась лишь объяснить мир, но пора его менять (Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2 Т.1—50).

То есть, философия с одной стороны самодостаточна, а с другой стороны она не может служить полноценным оцениванием мира, объективно и практически достаточным условием постижения истины и познания.

Артур Шопенгауэр в своей докторской диссертации «О четверояком законе достаточного основания» указывает на то, что философ всячески пытается понять и объяснить мир, но всё равно некий иррациональный аспект в его деятельности является определяющим в формировании его убеждений. Философия играет очень важную, но не достаточную роль в познании (Шопенгауэр А. О четверояком законе достаточного основания» (Über die vierfache Wurzel des Satzes vom zureichenden Grunde, Berlin,2003).

Наука может обходиться без философии, жить своим миром, развиваться, пытаться дать полную картину мира, но тогда страдает аксиологическая и этическая стороны жизни, потому что учёный во взаимосвязи с моралью не могут быть друг без друга, это обязательный аспект всякой деятельности.

Работа мышления имеется и в философии, и в науке и в этом их важнейшее свойство.

Следует сказать более подробно о философах науки, таких как Томас Кун, Поль Фейерабенд и Карл Поппер, с точки зрения привнесения онтологии гениальности, некой эксклюзивности в науку.

Кун, как уже упоминалось, говорит о смене научных парадигм естественным историческим образом, то есть о смене уже устаревшей парадигмы новой, причём с непосредственным участием молодых учёных, нового поколения. Теория Куна по высказываниям философа-аналитика XX века У. Куайна стала самым логичным выражением концептуальной преемственности в научных сообществах.

Существует подход, основанный на понятии дилетантизма в науке. Но в то же время не все разделяют такой взгляд на философию науки, многие считают дилетантов в науке, таких как Д. Джоуль с его законом сохранения энергии, который он открыл будучи пивоваром – необходимым условием успешного развития науки, и потому Поль Фейерабенд предлагает теорию научного анархизма, то есть внедрения и рассмотрения в науке самых «безумных» идей, потому что и в них может содержаться истина.

Подход на основе теории фальсификации таков. Довершает же магистральные концепции науки XX века уже упомянутая мной теория фальсификации, то есть опровержения теории, как формы её проверки. Если теория фальсифицируема, значит может считаться истинной, но здесь главное внимание надо обратить на то, что фальсификационизм не является несомненной и постоянной практикой анализа в научных школах, и чаще всё же теории доказываются, а не опровергаются, пока научный мир ещё не вышел на уровень полного согласия с идеями Поппера, как и пишет о нём Д. Хорган, что это был своего рода новатор, которого надо понять, а для этого нужно время.

Существует рассмотрение власти в науке через ценности учёного. Личность учёного, таким образом, в его внутринаучных ценностях, является самодостаточной, это целостный образ, это не нуждающийся ни в чём постороннем факт научного анализа и мышления. Так, например, А. Левенгук не обладал научным образованием, но при этом успешно и даже фанатично исследовал микроорганизмы и был зациклен на познании и только познании.

Учёный может быть разный: либо просто учёный сам по себе, работающий в своей области, либо учёный, работающий сразу в нескольких областях знания, либо учёный, на котором радикальным образом отражается влияние его философских или религиозных и вообще любых мировоззренческих идей. Но если этот учёный гений, то не важно обладает он академическим статусом или нет.

Сейчас расхожей стала фраза о том, что в наше время не может быть энциклопедистов, таких учёных как Леонардо да Винчи или М. В. Ломоносов, потому что знание стало сугубо специализированным. Это, по меньшей мере, странное умозаключение, потому что оно не предусматривает изменчивости мира, того, что жизнь эволюционирует и часто многое из прошлого возвращается, а переломные личности – это личности, которые вносят фундаментальный вклад в самые особенные области науки и познания. Такой точки зрения придерживается американский философ Ноам Хомски («Язык и мысль», 1994).

Можно представить учёного, который перевернёт привычные понятия и направит жизнь в сторону развития, совершенно не привычную для неё ранее.

Интересен вопрос о логике развития учёного. Особенно мысль М. Полани.

Личность учёного многогранна, но есть нечто, что сохраняется в постоянстве, это то, что называется «интерес», как и пишет Майкл Полани – тяга, стремление и невероятно сильное желание самоценного познания.

Философская мысль на протяжении всего её исторического развития характеризовала деятельность науки, как логическое следствие развития творческих и интеллектуальных сил человека.

Философия рассматривала научный поиск исключительно в топике удовлетворения познавательных амбиций интеллектуального истеблишмента Земли. Лучшие умы, лучшие представители сферы умственной деятельности были главными инициаторами научного поиска и развития.

Наука становилась в оппозицию мистике и спиритуализму, потому что источником её были разумные основания, а не пласт магии и практик традиционных обществ. Вообще наука могла быть как таковая только исходя из посылок разума.

Так, немецкий философ XVI века Готфрид Вильгельм Лейбниц пишет: «Подобно тому как разум (raison) можно назвать естественным откровением, творцом которого, как и творцом природы, является Бог, так откровение можно назвать сверхъестественным разумом, т. е. разумом, расширенным новым рядом открытий, исходящих непосредственно от Бога. Но эти открытия предполагают наличие у нас средства, благодаря которому мы можем различать их, а таким средством является разум. Желать устранить его, чтобы дать простор откровению, – всё равно, что вырвать себе глаза, чтобы лучше увидеть в телескоп спутников Юпитера» (Готфрид Вильгельм Лейбниц, Новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии / Сочинения в 4-х томах, Том 2, М., «Мысль» 1984 г., с. 519).

Такие явления как лженаука, квазинаука и вообще манифестация неакадемических теорий определёнными кругами лиц (как, например Сергей Салль, Николай Левашов или Альберт Вейник), и даже с учётом того, что «учёные—революционеры» данного типа имеют научную степень, могут оцениваться по-разному. С одной стороны, античные философы: Пифагор, Аристотель или Демокрит говорили о физических законах мира вне современного типа науки и были правы, интуицией и гением своим проникая в суть законов природы. Но когда мы видим переплетение научных теорий, того же Салля, с оккультистскими, мистическими и инфернальными идеями, то это верный признак не научности теорий, а именно квазинаучности, что было и у Левашова, и отчасти у Вейника, и других.

Даже язык интуитивного гения в науке (гения без специального образования) может отличаться от общепринятой терминологии, но он никогда не переплетён с мистикой, эзотерикой и тому подобными учениями. Рациональность – критерий научности или претензии на научность. Если же Ньютон занимался помимо физики теологией и алхимией, то он никогда их не смешивал с физикой, и это также свидетельство понимания им рациональных начал науки.

Власть науки проявляется в изменении существующей реальности. Подлинная наука не только причина изменения реальности, но и образ содержания этого изменения, то есть она во всём эстетична, как в изменении, так и в своём условно говоря, внешнем виде. Как пишет Джордж Томпсон: «Но только часть больших технических достижений XVII и XVIII веков явилась плодом деятельности образованных людей или была так или иначе связана с наукой… Именно потому, что крупные открытия основаны в первую очередь на научных принципах, а не на механической изобретательности – а научные принципы имеют свои пределы, – мы вправе надеяться, что в общих чертах можно предсказать направление, по которому пойдут эти открытия» (Томсон Джордж, Предвидимое будущее, М., «Издательство иностранной литературы», 1958г., с.30—32).

Наука является движущей силой разума. Она связана с вопросом о категории власти. Только из желания изменить мир, управлять природой или совершенствовать реальность, то есть из посылки власти образуется научный тотальный апломб устремлённости, что показывает феноменальную сущность науки, истоки гениальности тех, кто творил науку.

Рациональный подход также входит в область наших интересов при рассмотрении данной темы. Философия говорит о рациональном типе науки. Но когда мы сталкиваемся с понятием власти, то неизбежно сталкиваемся с понятием, которое выражает иррациональный, волевой и радикальный тип осуществления личностью себя в истории.

Власть как инструмент иррационального поведения может быть проанализирована через исторические хроники, через биографический анализ выдающихся деятелей политики. И тогда закономерным может быть вопрос о том: а может ли быть наука построена на иррациональных началах?

С одной стороны магия, оккультизм, мистика и прочие типы традиционалистского познания не приемлемы в современной академической рациональной науке и науке, оформившейся в XV – XVI веках, а с другой стороны иррационализм – это характерная черта неизученного поведения субъектов в сфере, например, математического анализа (теория игр в экономике) или в сфере поведенческих бихевиористских процессов.

То есть иррационализм – это то, что можно соотнести с мало изученным, мало понятным, что вместе с тем является таковым только в контексте рационального метода и методологии.

Как и пишет Платон о сказанном Сократом: «Божественное неистовство, исходящее от богов, мы разделили на четыре части: вдохновенное прорицание мы возвели к Аполлону, посвящение и таинства – к Дионису, творческое неистовство – к Музам, четвёртую же часть к Афродите и Эроту – и утверждали, что любовное неистовство всех лучше». (Платон, Федр / Собрание сочинений в 4-х томах, Том 2, М., «Мысль», 1993 г., с. 175).

В этом диалоге идёт речь именно об иррациональных силах творческого духа.

Важно сказать о научном труде в контексте гениальности в науке. Научный труд является творческим уже в силу того, что сопряжён с формами представления и новым знанием, которое открывается. А вот квазинаука чаще всего показывает искажённые формы представления, не являющие эстетического содержания и «новое» знание некрасиво представлено, и это «новое» абсолютно отличается от настоящего нового знания тем, что оно не имеет фундаментальных оснований. Власть в науке, как вообще понятие «власть», фундаментальна, она представляет собой скачок, открытие, прорыв, систему, а квазинаука чаще сопряжена с конспирологией или оксюморонами в науке.

Философ и богослов XII века Гуго Сен-Викторский пишет: «И человеческий разум тем и славен, что проявил изобретательность, поэтому и пословица гласит: „Нужда всему научит“. Таким образом, было открыто всё, что тебе нынче известно из лучших творений человеческих. Так возникли рисование, ткачество, литейное дело, скульптура и бесконечное число других искусств, вызывающих восхищение мастерством человека» (Гуго Сен-Викторский, Семь книг назидательного обучения, или Дидаскалион, в Сб.: Антология средневековой мысли (Теология и философия европейского Средневековья) в 2-х томах, Том 1, СПб, «Русский Христианский гуманитарный институт», с. 306).

Скажем о радикализации научного поиска. Власть гениальности в науке определяется степенью радикализации научного поиска, использованием потенциала личности, которая занимается изучением мира в максимально нужной степени.

Потому понятие «радикализм» имеет позитивную интенцию в отношении науки и определяет упорядоченный образ мышления и взаимодействий в сфере иррационального, которое автономно в акте творения и науки самой по себе.

Но гений учёного может быть направлен и на изучение этого иррационального, но даже если оно будет понято, это не означает его подчинения. Акт творчества сохраняет свою автономность, как акт власти радикального поиска. Действительно, теорема Курта Гёделя «о неполноте» правильна: её посылка о том, что непротиворечивость формальной арифметики не может быть выяснена средствами данной арифметики, для нас означает бесконечность познания.

Гениальность в онтологическом плане сопряжена с понятием пространства и времени действия и влияния. Гениями называют людей, которые распространили своё влияние на весь исторический отрезок времени, которые повлияли на развитие науки и искусства в масштабах столетий, которые создали принципиально новое, то, чего не было открыто в природе до них никогда, то есть прерогативой гениального является понятие «нового».

Концепт «нового» является крайне важным в этой теме. Гений творит «новое», то есть оригинальное, он создаёт то, что наполняет человеческую сферу существования, природу и вообще конституирует новые контуры существования. Как и пишет Джон Милль: «Но что касается оригинальности в подлинном смысле слова, оригинальности мыслей и дел, почти все считают, что без неё можно великолепно обойтись. Неоригинальные умы не видят в ней пользы. Не понимают, зачем она – да и как им понять? Если бы поняли, какой в ней прок, это уже была бы не оригинальность. Вспомнив, что любую вещь кто-то когда-то сделал первым и что все существующие блага – плоды оригинальности, будем достаточно скромны, чтобы верить – не всё ещё сделано, и оригинальность нужна тем больше, чем меньше сознаешь, что её не хватает» (Джон Милль, О свободе, цитируется по журналу «Наука и жизнь», 1993 г., N 12, с. 26).

«Новое» представляет собой либо совершенно иное, нежели уже существовавшее в природе, либо иную версию того, что было, но с дополнениями, изменениями, либо оригинальными версиями представления, «новое» показывает характерный признак вообще прогресса, развития и движения гениальности в истории.

Такие личности как Джордано Бруно, Николай Коперник и Галилео Галилей были признаны Новым временем гениальными, были открыты как люди, сумевшие рациональными методами прийти к рациональным «откровениям». В науке же «новое» котируется как критерий желательной научной верификации на практическую и теоретическую эксклюзию. Гениальность представляет оттенки своей силы в научных работах, потому что новизна – неотъемлемая их часть. Власть научной работы (если переместиться уже к артефактам науки) заключается в обладании ею новым, которое её легитимизирует по содержанию, и которое будет источником вдохновения для дальнейших научных определений в данной сфере исследования.

«Новое» имеет черты коррелирования всего последующего знания, то есть «новое» порождает другое «новое», но надо сказать, что истинное «новое» – это продукт единичный, монистический и конвенциональный в своём единстве. То есть должна быть какая-то идея, которая бы имела концептуальный «вес», которая бы заявляла о своей властности, имела последствия в других идеях, но всё, что будет после неё, уже будет не таким сильным. Но потом возникнет ещё идея, которая опять породит всплеск «нового», опять нового эксклюзивного и сильного. Эти слова подтверждаемы ссылкой на канадского учёного Ганса Селье, который пишет: «Слово „гений“ имеет массу значений, но применительно к науке, по моему убеждению, его наиболее яркой характеристикой является оригинальность. В этом отношении он отличается от таланта, чьи творения могут иногда казаться более совершенными из-за большей безупречности их реализации. На практике, впрочем, нелегко провести чёткое различие между гением, выдающимся интеллектом, талантом и той степенью оригинальности, которая граничит с безумием. Причина этого в том, что для создания гениального произведения все эти качества должны сочетаться в определенных пропорциях» (Ганс Селье, От мечты к открытию: как стать учёным, М., «Прогресс», 1987 г., с. 88).

Новое открывает структуру науки. И если предположить, что накопление знаний для гения оказывается нежелательным, так как отвлекает от собственных мыслей, то в науке, вроде бы, такому гению нет места. Действительно, современная наука базируется на преемственности знания и его редукции и инверсии, методологическом и актуалистическом анализе и форматировании. Но, в то же время, сама система науки время от времени подвергается критике, которую выполняют философы, главным образом философы науки, утверждающие необходимость других концептуальных подходов к науке.

Гениальная личность, оказывающая воздействие на науку, может развиваться вне науки, и тогда ей совсем не обязательно принимать нормативы академической среды, а может и внутри науки создавать новое, потому что гениальность, как замечают многие биологи, – это врождённая способность человека, которая приобретается с возникновением человека на свет и утрачивается с его смертью, а плоды приносит в зависимости от усилий гениальной личности.

То есть активное начало опять же играет первенствующую роль и является тем, что обеспечивает структурную полноту и колоритность идей гения.

Но может ли в сфере науки, в лице гения гениальное творение определять нечто другое нежели «новое»? Если мы имеем ввиду рукописные труды и иные объекты, созданные гением, то новое важно, но на самом деле мышление гения является самой начальной и определяющей характеристикой его существа. Гений – это мыслитель, с помощью разума в себе определяющий жизнь, понимающий и изменяющий её в своих мыслях.

Характерным примером такого гения служит Сократ, который не написал ни одной строки текста и вошёл в историю философии как одна из самых центральных и необычных фигур.

Психотерапевт Карл Роджерс пишет: «Сократ, которого современники считали „сумасшедшим“, развил новые идеи, которые оказались социально конструктивными. Весьма вероятно, это случилось потому, что у него совсем не было защитных реакций и он был в высшей степени открыт своему опыту» (Карл Роджерс, К теории творчества / Взгляд на психотерапию, становление человека, М., «Прогресс»; «Универс», 1994 г., с.415).

Существуют также протонаучные теории. Если же говорить о протонауке, то её нерациональность заключается в связи с мистикой и мифом. Но она не должна рассматриваться как «ущербная». Древние вожди, если и не имели действительной силы мистического характера, с точки зрения современного рационального анализа, то имели за счёт своего авторитета через воображение влияние этой силы, которое поддерживалось авторитетом с одной стороны и воображением с другой. Гениальность вождя не подлежит сомнению, так как он указывает на свою гениальность и это уже в традиции подтверждается.

Протонаука может быть рассмотрена как этап развития науки вообще. Она имеет власть и гениальность, как атрибутивные свойства процесса познания мира. Но не стоит считать такую науку «отсталой» или неполноценной, потому что для своего времени (примерно 4 в. до н. э. и далее) это было вполне естественным и органичным явлением, и, возможно, наука нашего времени также будет казаться устаревшей для поколений будущих.

Критерии научности менялись со временем, и даже терминологический аппарат был разным, как мы знаем из истории. Важно сказать, что и гениальность мыслилась не так, как сейчас. С одной стороны в цивилизациях Китая или Индии авторитет правителя был непоколебим, а с другой стороны развитие религий, таких как джайнизм, индуизм и даосизм являлось логикой коллективной гениальности, логикой, которая указывала на понимание роли не отдельной личности, а народа, коллектива.

Но в чём же принципиальная важность протонауки? Она в превалировании образного мышления над всеми видами сознательной мыслительной деятельности, других по сути не существует, а понятийное мышление появляется позже, в эпоху античной философии, когда греки формируют начала науки современного типа, очень отдалённое, но логически имеющие в себе потенциал для последующего исторического развития.

Важность протонауки с позиций понимания взаимосвязи власти и гениальности заключается в формировании неких констант, обнаруживающих себя в образах, в практиках духовной жизни народов.

«Оглянешься назад и видишь: в продолжение тысячелетий из миллиардов живших людей выделяются десятки Конфуциев, Будд, Солонов, Сократов, Соломонов, Гомеров, Исаий, Давидов. Видно, редко между людьми они встречаются, несмотря на то, что тогда не из одной касты только, а из всех людей выбирались эту люди, видно, редки эти истинные учёные и художники, производителя духовной пищи. И недаром человечество так высоко ценило и ценит их» (Толстой Л. Н., Так что же нам делать? / Собрание сочинений в 22-ти томах, Том 16, М., «Художественная литература», 1983 г., с. 354).

Из этих слов русского философа и писателя Льва Толстого можно сделать вывод, что гений – редкое явление, гении – это меньшинство людей, отношение к которым исторически неоднозначно.

Власть в науке проявляется особым образом через историческое пространство осмысления сделанного учёным и одновременно через прижизненное признание учёного. Научное сообщество анализирует труды учёного, высказывает о них своё мнение и в итоге принимает или не принимает идею. Но всегда принимает через промежуток времени, если эта идея действительно основательна и сильна. Онтологическую сущность власти составляет ощущение «прорыва», важности сделанного вклада в науку, огромного силы толчка по развитию мира, как для самого учёного, так и для человечества в целом, и научного сообщества в первую очередь. Власть и гениальность здесь идут «рука об руку», потому что учёный может реализовать свой потенциал только будучи хоть сколько-то творческим и гениальным, а власть – всегда проявление высшей формы творчества – гениальности. То есть, любое масштабное открытие – это интенция гениального творчества, без мысли о владении умами, об изменении истории, не может быть великого открытия со спокойным сердцем и ровным отношениям к вещам.

Но историческое оформление идей обычно происходило намного позже зарождения непосредственно идеи. Но в конце 20 – начале 21 века наметилась тенденция к боле быстрой реализации проекта относительно времени его рождения в уме человека, что, безусловно, положительно влияет на развитие, в первую очередь, техники и технологий.