Текст книги "Афганистан триста лет спустя. Автостопом и пешком в 2005 году"

25 августа, четверг. По дороге на Бамиан

С утра я покинул узбекскую деревню и выловил дальнобойный грузовик, едущий аж до Кабула. Я же планировал доехать до городка Доси и оттуда скататься (или сходить, если дорога будет плохая) в Бамиан, городок в центре Афганистана, известный тем, что там стояли, а потом были разрушены три большие статуи Будд – 30, 40 и 50 метров высоты. Эти статуи были выдолблены в горах прямо около Бамиана, и их можно видеть на фотографиях, снятых до 2000 г.

Будды эти были очень старые, и за минувшие два тысячелетия они сами по себе уже сильно обветшали: у одного отвалилась нога, у другого руки, да и просто они обветрились, постарели и портили вид райцентру Бамиан и угрожали крестьянскому хозяйству: вдруг опять какая-нибудь многотонная часть Будды обвалится на поле во время хлебоуборочных работ. Поэтому, принимая во внимание идейную и физическую устарелость Будд, истечение гарантийного срока и многочисленные просьбы крестьян (опасающихся обвалов), политическое руководство «Талибана» было вынуждено принять решение о демонтаже устарелых Будд.

Почему-то в России демонтаж тысяч статуй Ленина, Дзержинского, Сталина, а ранее – и царей, а ранее – и языческих кумиров при крещении Руси, – все эти дела считаются нормальными и хорошими, а демонтаж устарелых Будд сразу привлёк к себе внимание всех мировых СМИ, и теперь город Бамиан известен лишь тем, что в нём имеются дырки от Будд. Вот и я тоже решил на них посмотреть.

Автор в пути

Поймался мне дальнобойщик-бензовоз, ехал в Кабул, а его сменщик был, на удивление, англоговорящий. Безборородый (как и большинство англоговорящих). Он страдал низкопоклоноством перед Западом.

– А я араб, – рассказал он, – в Афганистане есть арабские деревни. Мы родом из Ирака. Но мы бежали оттуда, когда Америка начала воевать с Ираком четыре тысячи… ой, четыреста лет назад. Вот я, хоть и араб, даже не знаю и арабского языка.

– Американцы? Воевали в Ираке уже четыреста лет назад? Может быть, это были англичане?

– Ну, и англичане. И вот мои предки уехали в Афганистан и начали тут джихад, против этих англичан. Они все душманы.

Дальше он рассказал о героической борьбе с душманами (которая, напоминаю, длилась то ли 400, то ли даже 4000 лет), а потом неожиданно спросил:

– А сколько стоит у вас, из Москвы, поехать в Лондон?

– Не знаю точно, наверное долларов триста.

– Хм… Мой друг заплатил двенадцать тысяч, чтобы добраться до Лондона. Я тоже собираюсь, как деньги накоплю. А у тебя есть паспорт?

– Есть, – отвечал я.

– Хм… может быть, с паспортом дешевле.

Оказалось, что он имеет ввиду нелегальное перемещение. Некоторые жители России, Азии и Африки готовы на что угодно, влезть в любые долги, чтобы попасть нелегально в страны Запада и там присосаться к объедкам, падающим с буржуинского стола. Насколько это полезно русскому человеку, можно уяснить из правдивой и полезной книги Сергея Зубцова «Как жить в Западной Европе». Но афганцу в Лондоне жить ещё сложнее, чем русскому! Вот тебе и джихад, чтобы потом, через 400 лет джихада, позабыть родной арабский, изучать английский и мечтать накопить фантастическую сумму денег, чтобы смыться на Запад.

Не понимал он, что сейчас, пока Афганистан на подъёме, лучше потратить эти силы, энергию и деньги не на поиски окольной тропинки в буржуазный мир, а на подъём своей собственной страны! И его работа, сделанная здесь, ну даже работа водителя-дальнобойщика, куда полезнее, чем неизвестно какое будущее человека третьего сорта в западном мире, переживающем пору своей осени.

Окно в доме в афганской деревне

Долина Бамиана, зерно

В одном месте мы увидели такси, упавшее с дороги в реку, и толпу зрителей. В другом месте куда большая толпа, человек триста, стояли вдоль трассы, протестуя против неправильного, на их взгляд, землеотвода.

В районе Пули-Хумри много арбузных и дынных полей. Бахчеводы сидят вдоль трассы, лежат под навесами, отдыхают в шалашах и ожидают оптовых покупателей. Наш водитель остановился и тоже решил сделать оптовую закупку. У нас на крыше кабины был здоровый «чемодан», куда можно было напихать немало вещей. Туда мы и загрузили десятка три огромных, длинных арбузов и дынь. Водитель объяснил, что именно в этой местности «харбуз» (дыня) и «тарбуз» (зелёный длинный арбуз) особенно сладкие. И дешёвые – около 20 афгани (10 рублей) стоила каждая здоровая харбуза, а весу в ней было килограмм десять, не меньше.

 
Покупаю харбузý
И в Кабул её везу.
Ведь в Кабуле харбуза
Стоит больше в три разá!
 

Арбузы в Афганистане

Газировка «неправильного» цвета

Арбуз в форме самого Афганистана (и карта страны)

В одном месте попались развалины, целое разрушенное селение.

– Здесь, южнее Пули-Хумри, когда-то было большое сражение с русскими, – объяснили афганцы. – С тех пор здесь одни развалины.

Остатки посёлка тянулись на два километра. Даже речка, протекавшая здесь когда-то, и то высохла (хотя, возможно, это было сезонное явление). И только тысяча чёрных коз сидели в расщелине – в бывшем русле реки, спасаясь от полуденного зноя. За городскими развалинами опять начиналось арбузное поле.

Так и ехали, и добрались до городка Доши. Там я вышел (водители меня перед расставанием плотно накормили в харчевне). Доши – большой притрассовый пункт, здесь обедают, заправляются и чинятся сотни грузовиков перед длинным, медленным и тяжёлым подъёмом на перевал Саланг. Здесь даже построены цивильные синие указатели на двух языках – на дари и на английском: Саланг и Кабул прямо, Бамиан – направо.

Из Дошей идёт одна из дорог на Бамиан. Перехожу мост – там пасутся гаишники и менты. Зазвали на чай, угостили дыней. Я не стал долго засиживаться – вдруг прибудет ментовское начальство, решит: непорядок, и меня для дополнительной проверки отвезут в город (такое здесь бывает). Так что попрощался и ушёл по пыльной трассе, асфальта тут не было.

Не успел далеко отойти, меня подобрал КАМАЗ со смешным бородатым водителем, сильно на меня похожим. Водитель всю дорогу смеялся, перемигивался с молодым напарником, всё хохотали, переругивались, дрались (на ходу) и даже пытались укусить друг друга, всё это – продолжая рулить. Курили при этом странные сигареты-самокрутки, наверное, веселящая трава. И обычные сигареты тоже.

– Ребята, это же харам у вас, харам (запретное), – говорил я.

– Не! Не харам! Не ха-ха-ха-рам. Ха-ха-ха-ха-ха!

Так и ехали. Дорога узкая, шириной в один грузовик, сильно разбитая: пятьдесят километров проезжается за шесть-семь часов езды. Водитель, и его друзья, пылившие в четырёх других КАМАЗах следом, ехали не в сам Бамиан, а на месторождение (как я понял, за углем). Много встречных грузовиков, но все они не с Бамиана, а с этого месторождения. Разъехаться каждый раз непросто, дорога узкая, всё пятимся задом, ища место для разъезда, от этого скорость ниже, чем могла бы. А машин тут очень много, штук пятьдесят в день! И все навстречу нам везут большие мешки (с углем?). Сюда бы железную дорогу провести, для вывоза этих мешков!

Навстречу изредка попадаются и маршрутки. Нормальных легковушек почти нет. И все мы пятимся, разъезжаясь, на горной пыльной однорядной дороге, однопутке. Ладно, не железную дорогу, но хотя бы трассу необходимо расширить, сделать двухполосной!

На ночлег встали в посёлке Тала (на других картах Базар-е-Тала). Значит, проехали километров семьдесят за десять часов. Неплохо. Завтра-послезавтра я окажусь в Бамиане: до него осталось километров сто. Примерно, ибо километровых столбов и синих указателей больше не наблюдалось.

26 августа, пятница. Пеший путь в Бамиан

Утром проехали ещё немного и оказалось, что ха-ха-водителям и их коллегам пора сворачивать туда, куда все сворачивают. На прощанье остановились на завтрак. Все дальнобои-камазисты везли с собой баллончики иранского газа. Приготовили чай, сфотографировались (водитель даже на фото оказался ну очень похож на меня) и расстались. В дорогу мне дали хлебов.

– Здесь до Бамиана далеко, 100 километров, – предупредили меня.

Я пошёл, так как машин в сторону Бамиана не наблюдалось. Зато имелись пешеходы и люди на ослах. Два мужика шли и тащили на плечах два огромных окованых железом сундука! Я быстро обогнал их там, где они отдыхали. Интересно, далеко ли они направлялись? Другой пешеход, дядька с мешком за плечами и посохом, присоединился ко мне и не хотел от меня отделяться. Угощал сушёными лепёшками из мешка – наверное, это было его дорожное топливо. Когда я останавливался у ручья умыться или сфотографировать местность, попутчик-пешеход терпеливо ждал меня (хотя я и советовал ему идти вперёд поскорее).

Долго ли, коротко ли, набрели мы на пост ментов. Проверили у меня паспорт и пропустили, я пошёл вперёд, не оглядываясь. Ну а мужичок отстал и поспешил меня сразу сдать.

– Ходит, фотографирует, – донесся до меня голос мужичка. И вот уже крики с поста: эй! А! Эй!

Я не стал останавливаться и оборачиваться, сделал вид, что меня не касается, и прошёл уже метров пятьдесят. Слышу – за мной бегут сапоги. Оказался солдатик с автоматом, схватил меня и потащил на пост.

Там меня обыскали, причём нервно и резко, ища в рюкзаке у меня загадочные «талаши». Талашей не оказалось. Менты даже развинтили мой карманный фонарик в поисках талашей, но и там их не было. Так всё и побросали на пол, а странный попутчик, сдав меня, смылся. Я был зол, ругал ментов на всех языках, побросал вещи в рюкзак и покинул пост, а после, уже за поворотом дороги, перепаковался.

Интересные горы по дороге

Несколько часов вдоль дороги тянулись: то горы слева, а речка справа, то наоборот. Талибы, уничтожившие Бамианских Будд, постарались (наверное) уничтожить и все подходы к ним; дорога была плохая, попуток не было, в гости не звали. Только сел отдохнуть под деревом – неожиданно появилась маршрутка, провезла пять километров до следующего ближайшего села. Водитель захотел сто долларов (!), потом передумал на сто афгани, я предложил двадцатку, он оскорблённо не взял.

Люд здесь, в горах, какой-то пришибленный. Это, кстати, иной народ, чем афганцы, живущие вдоль больших главных дорог и на равнинах. Тут проживают представители нацменьшинства – хазарейцы, люди монголоидной расы. Долгое время они не были подчинены центральному правительству Афганистана, жили особо, прячась в горах от пробегающих мимо иноземных войск. Ислам они приняли исторически недавно, лет двести назад (но это примерно, желающие уточнить историю хазарейцев пускай сами покопаются в книгах). Многие из них – мусульмане-шииты, а не сунниты, как их соседи. Женщины там не закрытые, в чадрах не ходят. В гости не зовут, опасаются чужаков. Живут в домах-крепостях и в настоящих крепостях, не вдоль дороги, а по другую сторону реки, и ведут туда узкие шаткие мостики. Захватить их очень трудно, советские войска в войну особо тут не разгуливали.

Шёл я ещё часа два, и вот сгустился уже вечер, как вдруг догоняет меня КАМАЗ, едущий в одну из соседних деревень, гружёный мешками с того самого месторождения. Вероятно, уголь. Забрался в кузов, поехали! По дороге подсел другой стопщик – молодой солдат, поздоровались.

Вскоре после захода солнца въехали в большое село, где было даже электричество от мини-ГЭС на ручье. Я зашёл в харчевню, надеясь пропитаться и переночевать там. Со мной зашёл и солдат. Но не успел я заказать никаких блюд (а та харчевня была пуста, мы с солдатом были единственными посетителями, плюс ещё три человека местных тусовались там – местное начальство, наверное, и использовали чайхану как клуб посиделок) – не успел я ничего заказать, как солдат прицепился ко мне, потребовал паспорт, а также чтобы я открывал рюкзак и доставал загадочные «талаши».

– А ты-то сам кто? – возмутился я по-русски. – Что теперь, у меня каждый будет в рюкзаке ковыряться? Сам свой паспорт покажи!

Солдат делал вид, что не понимает. Тогда я показал ему большой цветной плакат на стене столовой, призывающий всех паспортизироваться: «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек. Получи афганский паспорт и счастливым будь вовек!» Примерно так, но в картинках.

Солдат затрясся от гнева, но всё же пошёл злобно на улицу, где у него в узелке хранился «паспорт» или скорее военный билет – крошечная чёрно-белая карточка размером чуть больше визитки, ламинированная, с крошечной фотографией, трудно поверить – фото размером полсантиметра, с одну тетрадную клеточку! Я осмотрел документ, признал его подлинность (хотя на такой фотографии даже мужика с бородой от тётки в чадре не отличить), и вернул нервному владельцу, который весь (вместе со своим автоматом) дрожал от нетерпения поковыряться в моём рюкзаке. В обыске приняли участие обитатели харчевни, они сказали, что они тоже полиция.

Разумеется, никакие талаши в рюкзаке у меня не были найдены: лишь кружка да кипятильник, спальник да коврик, книжки да шмотки, да половина недоеденного хлеба из водительских даров, да ещё фотоплёнки с фотоаппаратом. Стал всё собирать обратно.

– Дай мне бакшиш! – неожиданно предложил солдат.

Я ударил его по лицу. Он сперва растерялся, но ударил меня тоже. Я начал словесную перебранку, понимая, что в случае серьёзного разбирательства у него преимущество – автомат. В этот день я был злой, потому что четыре раза подряд мне встретились дураки: сперва пешеход, что сдал меня ментам, потом сами менты-талашеискатели, затем водитель, мечтающий получить сто долларов, и вот мент-попрошайка. В итоге, ночевать в этой харчевне я не стал: обозвал солдата «девона» («дурак», единственное известное мне ругательное слово) и ушёл в ночь.

Конечно, не стоило мне нервничать и обижать солдата, тем более что это дело опасное. Был бы солдат умным и бородатым, как все «правильные» афганцы, он бы не попросил бакшиш, а сам бы угостил меня в харчевне (хотя тоже может быть обыскал бы). А не был бы я уставшим и голодным, вообще проблем не было бы и я спокойно обыскался бы и тоже солдата бы бить не стал. Но вот, к сожалению, стечение обстоятельств привело к конфликту, и таким образом я не только испортил себе и солдату настроение, но и остался без ужина.

Поскольку было уже темно, а других столовых, мечетей и прочих общественных заведений в деревне я уже найти не мог, решил заночевать на поле в стогу. Отошёл метров на триста от несчастливой харчевни, доел свой заветный хлеб с водою и завалился спать. Ночью меня никто не беспокоил, талаши не искал.

Кстати, я так и не уточнил, что же такое «талаши». Если это оружие, то какое маленькое оружие влезет в отсек для батареек у карманного фонарика? Если же это наркотики, то какой же дурак иностранец потащит пешком из одной провинции Афганистана в другую наркотики в фонарике, в то время как гораздо проще провезти их оптом, в мешке с углём, на КАМАЗе, осле или верблюде, которые, разумеется, никто досматривать не станет. Да и дорого выйдет афганцам нанимать в наркокурьеры иностранца. Свои перевезут оптом, быстрее, надёжнее и дешевле. Хотя за два путешествия по стране, в 2002 и 2005 годах, я так и не встречал хвалёных маковых посевов, и ни один афганец не предлагал мне приобрести по дешёвке хоть горсточку наркотиков, о которых так много пишут журналисты.

27 августа, суббота. Дырки из-под Будд

Утром я довольно быстро дошёл до развилки дорог; здесь к моей глуховатой дорожке примыкала другая, более оживлённая трасса Чарикар – Бамиан (тоже, конечно, грунтовая, но шириной в две машины, а не в одну). Прохладным утром я прибыл в Бамиан.

Околобамианские пейзажи

Городок этот, в долине реки Бамиан, небольшой, тихий и уютный. Расположен на высоте 2000 метров над уровнем моря, поэтому здесь не так жарко, как в Мазари-Шарифе или в Кандагаре. Город выстроился вдоль речки одной основной улицей. Двухэтажные глиняные и цементные домики на этой улице представляют собою гостиницы, харчевни, магазины и лавки ремесленников, все обвешанные предвыборными плакатами. Во многих магазинах стоят банки знакомой всем нам сгущёнки с синими этикетками, я купил одну – ба! Производство Украины! Полтавская область! Надо же, тащить сгущёнку, на каком-нибудь КАМАЗе через пять стран, 5000 километров, да и наконец по таким дорогам! Цена была двойная, а содержимое (как потом я обнаружил) склеилось комками и слегка горчило. Афганское солнышко поджарило украинскую сгущёнку. А вот другого украинского продукта – сала – тут, конечно, не было.

Из чудес техники – в Бамиане работает афганская сотовая связь, попадаются люди с мобильниками! А также неплохое, уютное и дешёвое, Интернет-кафе, в котором я встретил иностранцев: парня и девушку.

– Я из России, а вы откуда? – спросил я их.

– Из Кореи.

– Из Южной или из Северной?

Они засмеялись:

– Из Южной, конечно. А как вы добрались до Бамиана? Сколько с вас содрали афганцы за аренду машины?

Я объяснил, что машину не арендовал и достиг Бамиана своим ходом и автостопом. Интуристы чрезвычайно удивились.

Дырка от Будды

Лавки выходят своими «парадными витринами» и портретами кандидатов на базарную улицу. А задняя сторона этих лавок весьма грязна и выходит к реке. Здесь мясники потрошат мясо, рыболовы возятся с рыбой, а работники харчевен выливают помои, так что вонь там изрядная. Любопытно, что параллельно в этой реке стирают бельё, плещутся холодоустойчивые дети.

Бамиан

Ранее, может быть, кельи буддийских монахов, теперь, скорее всего, загоны для горного скота и пещеры-сараи

За рекой (через неё есть мост) находятся поля, а за ними – высокий склон горы, возвышающейся метров на двести над полями, рекой и городом. В этом склоне, довольно мягком, с древних времён были вырыты сотни дырок-пещер. Если вы были в Сирии, в деревне Маалюля есть такие же есть дырки – кельи монахов, что жили там в древности. Эти дырки в Бамиане тоже были кельями монахов (буддийских), и они же вырыли три самые большие ниши, в которых когда-то были статуи Будд, которые после их демонтажа стали так известны. Сейчас на деньги американцев статуи стараются восстановить, и к одной из дырок даже подогнали кран, но непонятно как и из чего будут восстанавливать. Реставраторы – главная беда всех древних сооружений. Вероятно, новых Будд отольют из цемента, ибо других методов реставрации азиатские археологи не знают. Противно бывает видеть «древние» крепости и замки, обновлённые цементом и бетоном, или же Золотые Ворота в Киеве – тоже бетонные, сооружённые в 1983 году в честь 1500-летия города. Уж лучше настоящие полуразрушенные временем стены и замки, чем кирпичный, цементный, бетонный, пластмассовый разукрашенный новодел.

Итак, в дырку с краном я лазить не стал. Изучил несколько пещер-келий. Они и в нынешнее время используются, но не как жильё, а как склады или загоны для скота. Некоторые кельи заперты на замочек. Была закрыта и дверца в келью, откуда можно было подняться во вторую дырку от Будды.

Третья дырка для Будды была самая большая (50 метров) – в неё может поместиться современный 16-этажный дом. Не ленились древние строители. Но выдолбить такую статую не очень сложно: гора мягкая. Если бы у меня было 100 лет времени и 100 человек рабочих, тоже мог бы организовать и выдолбить что-то подобное.

Самая большая дырка из-под Будды была обнесена забором. Пока я думал, что там за забором, из-за него выскочил полицейский с наручниками и молодым переводчиком. Этот парень, нарядившись в европейский сэконд-хэнд, кричал:

– Тикет! Тикет! 170 афгани! – покупайте билет, иначе вас арестуют!

Мент уже догнал меня и щёлкал наручниками, а я пустился от него наутёк по полям, утверждая, что никакие дырки и будды меня не интересуют. Смешнейшее дело! Ведь 2000 лет, пока будды были более-менее целы, никто «тикетов» к ним не продавал, а теперь, когда афганцы разрушили этих будд и об этом разнеслась молва по всему миру, – осмотр дырок из-под них стал платен! Убегая от мента и переводчика, я чувствовал себя правым ещё и потому, что ни в одну дырку от Будды я так и не залез, да и вывесок никаких не было, что дырки платные. Утомившись от бегания за мной, преследователи отстали, а я оказался в старом городе, с узкими улочками, развалинами крепости, старыми глиняными домишками и любопытными детьми.

Так я осмотрел город Бамиан, купил там яблок (отличные и недорогие яблоки растут в Бамианской долине) и пошёл по этой долине на восток, по дороге на Чарикар. Впрочем, пока не стопил, а просто шёл и фотографировал. Крестьяне на полях обмолачивали свою пшеницу при помощи древнейших технологий: пара волов, к которым были прицеплены деревянные санки, ходили кругами по стопке колосьев; зерно вываливалось из колосьев и его отделяли путём провеивания: поднимали вилами колосья, стебельки сдувало ветром, а зёрна сыпались вниз. Вилы были сделаны полностью из дерева. Потом ещё раз всё пропускали через сито, и отделяли зерно от шелухи. Я тоже подходил и участвовал в обмолоте зерна. Крестьяне дивились на меня, но в гости не звали.

Вдоль всей долины было много глиняных крепостей неизвестного века, причём внутри до сих пор жили люди. В одном месте на дороге стоял почти новый, но, конечно, сломанный танк. Я вдоволь пофотографировался на нём, с рюкзаком и без, и даже нацепив на дуло свою майку, которую мне подарили люди из журнала «Экспедиция» (быстро загнувшегося). На спине майки было написано: «Экспедиция. Раненых не бросаем, пленных не берём». На танке смотрелось прикольно.

Танк и футболка

С моим рюкзаком и футблокой – старый танк

Несколько раз меня встречали, пешком и на велосипедах, англоговорящие. За этот вечер их было четверо. Но тут я обнаружил полную бесполезность «сопровожатых» и англоговорящих. Они начинают с вопроса: «Hallo, how are you?» (Привет, как дела?) «Where are you from?» (Откуда?) Потом начинают спрашивать, где мой офис. Во многих областях Афганистана укоренилось мнение, что иностранец – это существо, обитающее в офисе, совершающее оттуда небольшие вылазки, в ходе которых всем встречным выдаётся по сто долларов (магическая сумма, не больше, ни меньше). Почти каждый англоговорящий афганец, встретив иностранца, мечтает с ним подружиться только для того, чтобы узнать, где у него офис, и найти там себе работу переводчиком, уборщиком, или ещё кем и получать вожделенные сто долларов.

После того, как попутчики узнают, что офиса у меня нет, и я не имею постоянного местожительства в Афганистане, и ста долларов я им, скорее всего, не дам, – они приглашают в гости, но это приглашение у них только ритуальное, не настоящее. Все четыре англоговорящих человека сперва интересовались, где мой офис, потом звали в гости и говорили «Welcome, welcome», но когда с ужасом понимали, что я и впрямь желаю посетить их жилища, в испуге ретировались, объясняли, что сами бездомные, приехали в гости, живут на поле или вообще нигде, а идут не к себе домой, а по какому-то вечернему делу. Все они были без бород.

Вообще, самые бесполезные афганцы – англоговорящие безбородые, молодые, противные, продавшиеся новой власти и уже устроившиеся на какую-нибудь должность (все эти недостатки могут сконцентрироваться в одном лице). В окрестностях городов, где много иностранного влияния, многие афганцы уже стали таковыми. Впрочем, в этой поездке мне удалось повстречать и немало «правильных» (классических) афганцев, которые пока ещё не сменили окладистую бороду на голое лицо, афганский халат на европейские обноски и крестьянское поле на работу в офисе зарубежной миссии.

Правильные местные люди обычно не говорят по-английски.

Бамианская долина

…Поскольку в окрестностях Бамиана никто меня в гости не пригласил (а вернее, пригласили поочерёдно четверо, и все смылись от меня), – я шёл, пока не стемнело, и заночевал в стогу.