Текст книги "«Небо должно быть нашим!»"

83 сутки полета

…Пожаловался Алексею. Сказал, что приближаюсь к самому неприятному месту в своих мемуарах.

– Что такое? – удивился он.

– Звезда Шиборина, – ответил я.

Алексей задумался. Потом спросил:

– Но ты ведь, вроде, никого там не сбил? Или я чего-то не знаю?

– Повезло, – сказал я. – Никого не сбил. Иначе ты полетел бы на Луну с кем-нибудь другим.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что.

Если вы заметили, я не из пацифистов. Я считаю, что в ситуациях, когда речь идет о жизни и о будущем, человек вправе применить оружие и уничтожить врага. Но одно дело, когда на тебя прет черная фашистская машина, и другое – когда приходится наказывать за дерзость.

Никто не осудил и никогда не осудит пилотов-астронавтов, которые защищали наше право на освоение космоса и, выполняя приказ, были вынуждены стрелять по чужим кораблям. Ведь это тоже подвиг. Но не тот подвиг, которым можно гордиться. И ребята никогда не выпячивали свои военные заслуги. Они все понимали. Титов и Николаев ушли из Отряда. Другие продолжали летать, но просились на транспортные рейсы. Каманин в этом вопросе всегда шел навстречу и переводил в другие группы, переукомплектовывал экипажи.

Я думаю, если бы мне удалось сбить один из американских орбитальных самолетов, то в первую экспедицию на Луну меня вряд ли послали бы. Королев настаивал, чтобы первым человеком на другой планете был «чистый» человек, без крови на руках. Он был прав, конечно. Такой человек должен был встать в один ряд с Ильюшиным, остаться в памяти человечества на веки вечные. Такой человек должен был ездить по миру, демонстрируя преимущества нашего социалистического строя, и так, чтобы ни одна западная зараза не могла смутить его вопросом, когда и скольких астронавтов он убил. Мне, кстати, задавали подобные вопросы, и я честно спокойно отвечал: «За свою жизнь я не убил ни одного человека».

– Пиши как было, – посоветовал Алексей. – Зря страдаешь. В конце концов потомки нас рассудят.

Итак, пишу как было.

6 июля 1966 года с мыса Канаверал стартовал тяжелый корабль «Джемини-2». Он вышел на высокую орбиту с тем же наклонением, что и орбита, на которой находилась «Красная звезда-5». В этой «Звезде» уже семь лет покоилось тело Сергея Шиборина. Сначала на «Джемини» не обратили внимания. Мало ли с какими целями американцы могли запустить свой новый корабль. Однако после того, как «Джемини» накрутил шесть витков, стартовали два орбитальных самолета «Дайна-Сор». Сначала они вышли на низкую орбиту, затем сделали два маневра: увеличения высоты и увеличения наклонения орбиты. Стало ясно, что американцы сводят пилотируемые сателлиты в группу. Мы и сами часто прибегаем к этому трюку: эскадрилья орбитальных самолетов выглядит внушительнее да и вооруженность у нее заметно выше, чем у отдельного аппарата. Аналитики Генштаба прикинули и по всему выходило, что целью американской группы является «Звезда» Шиборина. Это казалось невероятным, ведь Советский Союз давным-давно объявил корабль Шиборина мемориалом – памятником всем героям космоса. Этот статус был закреплен в документах ЮНЕСКО. Таким образом, американцы покушались на самое святое – на память о погибших во имя прорыва к звездам.

Мнения по поводу ответных действий разделились. Одни считали, что это провокация, и нужно проигнорировать запуск и маневры группы. Другие были настроены более решительно и доказывали, что это не простая провокация, американцы явно испытывают нас на прочность, стараясь продемонстрировать всему миру, кто в космосе хозяин, поэтому следует перехватить группу, пока она не подошла слишком близко к мемориальному кораблю. Реальность, как мы все узнали позже, оказалась прозаичнее. Американцы действовали так нагло, потому что полагали, будто могут сделать все быстро, поставив нас перед фактом. Они знали наверняка, что корабль Шиборина не заминирован. Они знали наверняка, что сумеют вскрыть его, как консервную банку, извлечь тело мертвого пилота и шифровальное устройство. Они знали наверняка, что на орбитах нет сейчас маневренных советских кораблей, а значит, мы вряд ли сумеем перехватить их в момент проведения инспекции. Но они недооценили наши возможности. Как и всегда, они недооценили нас.

К 1966 году в воздухе над территорией СССР и нейтральными водами Мирового океана постоянно барражировали от восьми до двенадцати самолетов-носителей «Су-100». На подвеске они несли по одному орбитальному самолету класса «Красная звезда». Когда из ЦУПа пришел приказ за подписями министра обороны и командующего ВКС, пять носителей сменили курс, поднялись в стратосферу и сбросили «звезды». Те работали по принципу ракетоплана – сразу после сброса включался жидкостный ракетный двигатель, самолет начинал набирать скорость и высоту, пока не выходил на орбиту. Там он совершал маневры в зависимости от поставленной задачи. Поскольку стандартная «Красная звезда» в своей поздней модификации несла в себе только одного пилота-астронавта и простейшую пушку Нудельмана, она могла подниматься до 500 километров – до орбит, на которых размещались наши ударные платформы с ядерными ракетами. Собственно, круглосуточное патрулирование и должно было обеспечить защиту этих платформ от внезапной атаки. Но корабль Шиборина ходил ниже – на высоте 370 километров в апогее, и запущенные перехватчики без каких-либо проблем добрались до него.

«Звезды» атаковали «Джемини» сразу, без предупреждения. Космический бой отличается от воздушного боя. Там не до сантиментов, не до благородных виражей. Если цель попала в перекрестие прицела, надо нажимать на гашетку – следующего шанса может и не представиться. Так нас учили.

«Джемини» вошел в запретную зону, приблизившись к кораблю Шиборина на расстояние трех километров. По нему дали залп сразу две «звезды». Одна попала. Снаряды прошили американский корабль насквозь. Астронавты, их там было двое, погибли. И лучше не знать как они погибли. Лучше оставить это…

Корабли «Дайна-Сор» могли принять бой. Но численный перевес был на нашей стороне, и они не решились. Они сбежали.

Я не участвовал в том рейде. Я участвовал в отражении атаки на «Союз-3». Но эта атака последовала как ответ на разгром у «Звезды» Шиборина. Тут Алексей…

ФРАГМЕНТ ШЕСТОЙ

89 сутки полета

…Алексей опять весь день просидел за перископом, наблюдал Марс. Уверяет, что уже сумел различить отдельные детали поверхности.

– Каналы видел? – спрашиваю я.

Алексею очень хочется сказать, что он их видит. Но вранье я опознаю сразу же, а потому он пожимает плечами и говорит, что нет, не видел.

– Жаль, – говорю я. – Пора бы.

Продолжаем бездельничать. На велотренажер садимся редко. Сокращаем таким образом расход кислорода. Если бы не костюм «Пингвин», который создает нагрузку на опорно-двигательный аппарат, мы давно превратились бы в длинных бескостных червяков. Циолковский, несмотря на всю свою мудрость, ошибался, доказывая, что в невесомом мире люди будут испытывать только комфорт. На самом деле невесомость превращает людей в уродов. Если не изнурять себя ежедневно на тренажере по пять-шесть часов, то очень скоро кости станут тонкими, как у птиц, мышцы атрофируются, меняются даже внутренние органы. Мы с этим столкнулись, когда стали летать на орбитальные станции, и, к счастью, Яздовский быстро придумал решение. Он и сам летал на «Союз-2», чтобы все попробовать. Провел там больше года, но добился своего: выработал программу восстановления и на себе испытал: когда вылезал из спускаемого аппарата, то встал и пошел. Отругивался еще от коллег, которые пытались его под руку вести…

Но нам теперь не до рекомендаций Яздовского. Главное – долететь. А еще главнее – вернуться живыми. В крайнем случае выбросимся на подлете, ребята подберут и доставят на «Союз», система спасения и эвакуации давно отработана. А там уже наверстаем, и вернемся на Землю вполне здоровыми…

90 сутки полета

…Проснулся сегодня от качки.

Да-да, мне реально показалось, будто бы корабль раскачивается, словно морской на волне.

Думал, что это после сна. Но оказалось серьезнее. Продрал глаза, умылся, позавтракал, а ощущение качки не проходило.

Рассказал Алексею. Тот обеспокоился. Засуетился. Извлек диагностическую укладку. Ощупал меня, прослушал. Допросил, сверяясь с инструкцией.

Потом затребовал связи с Землей.

Это не так-то просто в наших условиях.

Я, конечно, отшучивался. Говорил, что его страдания излишни. Но он – ни в какую.

Короче, вышел на связь по коду 321. Объяснил ситуацию. И только после этого разговора успокоился.

Теперь утверждает, будто бы с самого начала знал, что у меня ничего серьезного нет. Типичное и неопасное расстройство вестибулярного аппарата в отсутствии нагрузки. Пара часов на велотренажере, и все пройдет.

Земные врачи как всегда на высоте. Действительно – стоило подтянуть форму, и все прошло.

Но на самом деле тут есть серьезная проблема. Мы не можем следовать схеме Яздовского, потому что экономим кислород. Но не следовать ей, означает получить всевозможные расстройства. Это сейчас время тянется медленно, а когда прилетим к Марсу, каждая секунда будет на счету, работать придется на износ. Там, у чужой планеты, нам качка совсем не нужна…

91 сутки полета

…Говорили о «Союзах».

Всё-таки Королев – гений. Идея обитаемой орбитальной станции стара, конечно, как мир, но он довел ее до воплощения. Ведь многие сомневались. Говорили, что нет нужды в станциях, если можно сделать большую ракету и запустить корабль сразу на Луну. Но он что-то такое подозревал о свойствах невесомости и настоял. Кроме того разработка большой ракеты требовала времени, а Сергей Павлович всегда опасался, что если мы потеряем фору по времени, то не сможем удержать лидерство и вынуждены будем, как в 57-ом, догонять США. Поэтому он придумал хитрее: вывести на орбиту множество блоков, сцепить их и сделать большой межпланетный корабль уже на орбите. Но для организации сборки корабля требовались космические монтажники, а значит, научно-исследовательская станция должна была со временем превратиться в настоящий завод. Королев решил техническую проблему, Яздовский – медико-биологическую. А мы, военные астронавты, должны были решить проблему безопасности. Каждый решал свою часть задачи, и оказалось, что это самый верный путь…

Алексей говорит, что я зря забросил рассказ о войне на орбитах. Из песни слов не выкинешь. Замалчивание не украшает рассказ.

Я в общем-то согласен с ним. И вовсе не собирался обходить эту страницу своей биографии стороной. Просто очень трудно даются слова, когда приходится рассказывать о кровавых событиях. Наверное, это совесть. Я знал многих ветеранов Великой Отечественной. И давно заметил, что те, кто по-настоящему воевал на передовой, кто пришел с фронта не с грудью, полной орденов, а с медалькой «За взятие», не любят рассказывать о войне, избегают разговоров о фронте, никогда не хвастаются, сколько убили немцев, а сколько взяли в плен. Наверное, это потому, что, несмотря на все пережитое, несмотря на ожесточенность, которая до сих пор в наших сердцах, они сохранили совесть. А совесть говорит: да, мы убивали врага, но враг – тоже человек. Нельзя радоваться смерти человека, нельзя гордиться убийством, даже если оно совершено во имя высокой цели.

Наши старшие офицеры, командование, замполиты всегда говорят, чтобы мы не думали на эти темы. В конце концов они отдают нам приказы, а мы должны эти приказы беспрекословно выполнять. Таким образом они принимают на себя ответственность за совершенное, и если мы все сделаем правильно, по приказу, но окажется, что мы совершили преступление, то они, а не мы, предстанут перед судом. В этом есть и логика, и справедливость, но кому от этого легче?

Когда-то я не понимал ветеранов. Теперь отлично понимаю. Я участник войны. Надеюсь, последней войны на нашей планете. Я никого не убил, но был на передовой. Видел, как убивали и умирали. Мне не хочется рассказывать об этом. Но я расскажу. Ведь для понимания нашей эпохи вам, потомки, следует знать не только ее светлые стороны, но и темные, тайные…

После стычки у «Звезды» Шиборина мы жили в ожидании войны. Ведь уничтожить чужой космический корабль – это все равно что уничтожить вражескую морскую флотилию. Вой в западной прессе стоял страшный. Особо безответственные журналисты призывали немедленно напасть на СССР, разбомбить, стереть в порошок. Но если смотреть в суть инцидента, то реально повода для начала крупномасштабной войны у США, конечно, не было. Им сказали: в эту зону заходить нельзя ни при каких обстоятельствах, а они не только вошли, но и попытались там работать. Не спишешь на ошибку навигации. Советский посол в США, выступая в ООН, напомнил о похожих инцидентах: с конца сороковых американские разведывательные самолеты заходили в наше воздушное пространство, хотя мы просили этого не делать. Полеты прекратились только тогда, когда мы научились сбивать разведчиков. Крыть американцам было нечем. Конечно, они опять заговорили о том, что околоземное пространство принадлежит им по праву первооткрывателей, а потому они могут устанавливать границы, а мы не можем. Но эта демагогия уже изрядно надоела. Наши представители предложили собрать новую конференцию и подписать-таки договор, который устроил бы всех, но американцы, как всегда, не захотели пойти на компромисс.

Большая война, я думаю, не началась еще по одной причине. У США уже был полный арсенал ракет, две с лишним тысячи атомных боеголовок и космические истребители, способные атаковать наши орбитальные платформы. Они вполне могли нанести внезапный обезоруживающий удар, уничтожить наши стартовые сооружения, ракетные заводы, космодромы. Но могли ли они быть уверены, что уничтожат все и сразу? Ведь они видели, что мы умеем постоять за себя и свои интересы. Они видели, сколь эффективна советская техника. Могли ли они быть уверены, что уничтожат все наши ракеты, все наши бомбардировщики, все «Бураны» и «Су-100»? Могли ли они быть уверены, что мы не нанесем удар возмездия такой разрушительной силы, от которого треснет сама планета? Нет, не могли. А потому предпочли воздержаться от нападения.

Однако от ответного хода удержаться не смогли. В октябре 66-го их Госдепартамент потребовал от советского правительства убрать станцию «Союз» с экваториальной орбиты. Мол, она мешает космической навигации. Ерунда, конечно. Повод. Знали, что «Союз-3» – разведывательная станция. Потому и висела на экваториальной орбите, чтобы мы могли с нее все американские космические запуски отслеживать и оперативно на Землю докладывать обстановку. А как иначе паритет обеспечишь? Нет еще пока таких сателлитов, которые могли бы сразу информацию о ракетных запусках передавать.

Короче, предъявили нам американцы ультиматум. Либо станцию топите, либо мы ее уничтожим. Так и сказали: объявляем низкие экваториальные орбиты зоной наших национальных интересов!

Разумеется, наше правительство проигнорировало этот ультиматум. Генсек только высказался в том смысле, что американская военщина снова хочет устроить провокацию, но у нее ничего не получится. Но я видел ситуацию изнутри и отчетливо помню, в каком диком мандраже все были. Ввели состояние повышенной боевой готовности, отменили увольнительные и отпуска. Подняли в воздух бомбардировщики и авианосители. Экипаж «Союза-3» начали готовить к эвакуации.

Тут мы столкнулись с серьезной проблемой. Хотя в Отряде советских астронавтов уже числилось свыше трехсот человек, опытные пилоты были нарасхват. На дежурство стали ставить дублеров – тех, кто еще в космос не летал. Среди них был и я.

После общей подготовки я переходил из группы в группу. Сначала меня направили в космические истребители, потом готовили в экспедицию посещения станции «Союз-3», а потом снова перекинули в истребители. Я уже совершил несколько вылетов на «Красной звезде» под брюхом «Су-100», но в космос мне пока подняться не дали. Но нельзя сказать, чтобы боялся. Нервничал немного, было. Наконец-то сбудется мечта. Был при этом уверен, что все получится. Нас ведь натаскивали до автоматизма. Мы знали, что и как будем делать на орбите. Нет, не боялся.

Хотя случались казусы. Люди не железные. Один наш товарищ – кстати, бывалый пилот, дважды летавший в космос, вдруг перед стартом подхватил «медвежью болезнь». Скрючило его так, что он шагу не мог ступить. Ему на ВВП бежать, а он сидит в скафандре и за живот держится. Так и не полетел. А мы полетели.

Американцы решились атаковать в ноябре. Начали запускать орбитальные самолеты и сводить их в группы. Стало ясно, наш час пробил. Пора!

Стартовали по нормативам. Я – в первой пятерке. На расчетную высоту поднялся без проблем. Поначалу даже не оглядывался вокруг. В кабине «Красной звезды» тесно, даже теснее чем в кабине «МиГа», штатные процедуры идут одна за другой. ЦУП все время на связи. КИПы ведут и отпрашивают. Потом – маневр, я на новой орбите и могу наконец посмотреть на звезды…

Черт возьми! Красота какая! Я шел с наклоном на правый борт. Слева – черное небо с яркими немигающими звездами. Справа и внизу – Земля. Большая. Голубая. Потрясающе красивая. Впереди – горизонт Земли. Очень красивый ореол у нее. Сначала радуга от самой поверхности Земли, и вниз такая радуга переходит. Это, наверное, оптика так играет…

Извините, путаюсь. Нет у меня слов и образования литературного, чтобы описать эту красоту. А может, и нельзя ее описать. Тот, кто на орбите не был, вряд ли сможет представить, что это такое – Земля из космоса. Непередаваемо. И непредставимо. Ради этого стоит жить и работать. А иногда приходится убивать и умирать…

Наконец вышел в район станции. Там нас эшелонировали. По командам из ЦУПа сбросил скорость и занял позицию на радиусе оборонительной сферы. Сверился с навигационными приборами. Вроде, все верно. Станция была совсем далеко, и в солнечном свете выглядела маленьким золотистым цилиндром – как гильза от патрона. Справа, слева, снизу и ближе к станции находились мои друзья по Отряду астронавтов. На орбиту для создания оборонительной сферы вывели девятнадцать машин.

От «Союза» отделился эвакуационный модуль. Ушел вниз.

Казалось, все замерло, и только Земля величаво крутится под нами, но это была иллюзия – на самом деле мы с орбитальной станцией падали на нее с сумасшедшей скоростью, но не могли упасть. Эффект, описанный еще Ньютоном.

Невесомость я всегда переносил хорошо. Многие из астронавтов жалуются на тошноту, головокружение, а у меня никаких проблем никогда не было. Но интересно. Вытащил из зажима карандаш. Пустил его в полет по кабине. Полюбовался. Почувствовал себя ребенком – простым и наивным.

Тут забормотал в наушниках оператор из КИПа, и пришлось вернуться в реальность, отработать процедуру ориентации и доложить показания приборов.

Мы могли находиться в оборонительной сфере долго – до пяти-шести суток, пока не начали бы отказывать системы жизнеобеспечения и не пришлось бы сходить с орбиты. Кому-то может показаться, что это скучнейшее времяпровождение, но это не так. Если вокруг тебя космос, нет повода для скуки. Вы в звукоизолированной камере посидите – вот там настоящая тоска! А ведь месяцами высиживали! Кроме того, ЦУП ведет нас, постоянно проверяет работу систем, сравнивает показания бортовых приборов с данными радиолокационного наблюдения и так далее. Так что, дело всегда найдется. А в промежутках между делами можно перекусить и полюбоваться красотищей…

Однако американцы долго полюбоваться не дали. Не для того они подняли в космос двадцать истребителей, чтобы мы могли любоваться. Они хотели продемонстрировать превосходство, но так, чтобы их потом не обвиняли в необоснованном нападении на мирную станцию. Потому американцы избрали совсем другую тактику. Они появились на радарах внезапно – потому что двигались по пересекающейся орбите с более высоким наклонением, чем наша. На открытой аварийной частоте по-русски потребовали у нас покинуть район станции «Союз-3». Мы, разумеется, проигнорировали это безумное требование. Вся армада прошла мимо и ниже, чтобы вернуться через восемьдесят минут.

На самом деле это была их ошибка. Если бы они с первого захода вступили в бой, то имели бы шанс на победу. Но возобладали соображения большой политики, и американцы потеряли козырь внезапности. Когда они вернулись, в систему целеуказания уже были введены параметры их движения, каждый из нас получил конкретную задачу на уничтожение противника и только ожидал приказа, чтобы нажать на гашетку. Но приказа пока не поступало. Как сейчас помню, код на открытие огня был 125…

Сейчас много снимают фантастических фильмов о космосе и астронавтике. Есть даже про космическую войну. Только кинодеятели – не знаю, специально, что ли? – постоянно демонстрируют всякие глупости. Кто-то из них вообразил, будто бы война в космосе ведется с помощью лазеров. Истребители обстреливают друг друга лучами, взрываются с грохотом, разваливаются на куски. Ерунда, конечно. Лазерное оружие требует мощной энергетической накачки. Такую энергию может дать только взрыв, но при этом будет разрушен и сам лазер. Проблема решаема инженерными способами, но слишком затратно выводить лазеры в космос, обслуживать их, а толку получить чуть.

Поэтому лучше кинетического оружия для космоса ничего не существует. При тех огромных скоростях, с которыми мы летаем, в условиях пустоты, обыкновенная пуля, даже обыкновенный гвоздь имеют колоссальную разрушительную силу. А ведь чтобы уничтожить космический корабль, много гвоздей не надо – сам по себе он слабо защищен, ведь не потянешь же танковую броню в космос. А у нас не гвозди, у нас – снаряды с калибром 23 миллиметра. Страшная вещь!

И еще. Никто в космосе не взрывается. Тем более с грохотом. Снаряды прошивают вражеский корабль в полной тишине, а все остальное делает вакуум.

Понятно, что такая война плохо выглядит на экране. Это не зрелище. Настоящая война, в отличие от показухи, всегда незрелищна…

На втором заходе американцы попытались атаковать станцию. Снаряды попали в стыковочный узел. Но приказа на открытие огня все не было, и армада ушла на второй круг.

И только после третьего появления американских истребителей, я услышал в наушниках: «Код один-два-пять». Управляя малыми двигателями системы ориентации, я подогнал назначенную цель к перекрестию на экране радиолокационного пеленгатора и нажал на гашетку. И сразу выругался матерно. Потому что у меня отказала пушка. А бой уже начался. Наши и вражеские снаряды крушили тонкую обшивку аппаратов, люди умирали в полной тишине, и только Центры управления полетами слышали их хрипы и проклятья.

Армада ушла на третий круг. Я обнаружил, что еще жив и все еще давлю на гашетку. Но пушка не работала. Доложил в ЦУП. Через несколько минут пришел приказ: тормозить и сходить с орбиты с посадкой на полосу под Саратовом. Приказы не обсуждаются, но я все губы искусал себе от отчаяния. Ведь ребята оставались в ожидании новой атаки, а я возвращался на Землю.

Мы победили в той битве. Ценой неимоверных потерь.

Станция «Союз-3» была разрушена. Погиб Комаров. Погиб Добровольский. Погиб Волков. Погиб Пацаев. Аппарат Лазарева получил серьезные повреждения, но Василий чудом сумел ввести его в атмосферу и, снизившись до приемлемой высоты, катапультировался из кабины. Лазареву повезло.

А мне? Повезло ли мне? Не знаю до сих пор. Я не предал друзей. И не бежал трусливо с поля боя. Пушка отказала. Такое могло случиться с каждым, но случилось со мной. И это тоже не вычеркнешь из памяти окружающих. И может быть кто-нибудь из них думает, что на самом деле я дезертир. Как ты думаешь, Алексей? Я дезертир? Только скажи честно…

92 сутки полета

…Алексей, прочитав мои записи, размышляет, а была ли реальная возможность избежать войны на орбитах.

Я ответил, что наверное была. Можно посмотреть различные гипотетические ситуации. Допустим, мы запустили бы сателлит первыми. А у американцев первым слетал бы астронавт. А мы высадились бы на Луне. А американцы – на Марсе. Если бы шло такое соревнование, то нужды в войне не было бы. Каждый получал бы свою долю приоритетов и славы, а астронавтика развивалась бы.

– Но тогда в чем было бы наше преимущество? – сомневается Алексей. – Не люблю я это «было бы», но скажи: в чем?

– В том же, в чем оно и сейчас. Наш строй более правильный, более нацеленный в будущее. Американцы все равно надорвались бы. И оставили бы космос нам. Но зато не полезли бы в заваруху. Не было бы войны. Ведь сами сколько человек потеряли. И нас чуть не угробили. Другого места будто бы в Солнечной системе…