Текст книги "Гномка в помощь, или Ося из Ллося"

Глава тринадцатая

Поднимаясь наверх, искренне понадеялась, что задохлик моего отсутствия не заметил, в панику не впал и глупостей не наделал. Крепко спит, восстанавливает силы для следующего дня и магический резерв для щенка. Но стоило в кузню войти, как я уловила спиртные пары и еле слышное бормотание.

– Уж за тобой она придет… Придет! Она тебя не бросит… Она же гномка, ийк! А гномы… гномы не оставляют свое добро в чуждом им доме. Вернется. Она вернется…

– А надо? – спросила я у темноты и светящихся в ней желтых глаз.

Зажгла кристалл, оставленный у двери, и узрела пьяного Реггена с плетенкой в руках. Я-то подумала, что он с моим кошелем говорил, оказалось – с корзинкой. И этак нежно ее к груди прижимает и гладит по боку, что неуютно стало их прерывать.

– Вот что я тебе говорил, – произнес маг, обращаясь к моей любимице, – она вернулась!

– Ага…

Ох, как я ругалась, пока его отпаивала, как негодовала, переодевая умника, ради коньяка испачкавшегося в печной золе! И как радовалась, что он в глаза не видел Эллен! Лишь смутно слышал, как пауки, а затем и слизни гоняли кого-то по поместью, но спасать не пошел.

– Ибо здешние обитатели чуют дурные помыслы за версту, – сообщил граф-задохлик, укладываясь спать.

– Но они и меня чуть не выгнали! – возмутилась я, устраиваясь рядом. – А ведь всего-то хотела приобщить их к ремонту.

– Вот и ответ. – Регген притянул меня себе, чтобы погладить, точь-в-точь как корзинку. И так легко и просто у него это получилось, что я невольно оробела. Замерла. – Ремонт тебе зачем?

– Чтоб жить как человек, а не скотинка.

– Угу, – ответил он и засопел через неполную минуту.

Трость для задохлика прибыла на следующее утро в магической сфере вместе с запиской. Короткое послание не несло в себе ни приветствия, ни прощания, а только приказ – более не отчитываться в кабинете Врадора ровно в девять после полудня. Глава контроля пообещал являться сам. И в тот же день нарушил собственное слово, не пришел. Я не особо расстроилась, Регген так и вовсе обрадовался. Наверное, именно поэтому уже в понедельник он начал ходить на своих двоих, изредка придерживаясь за полки и шипя сквозь зубы, что мясной рацион надо бы увеличить. Я охотно соглашалась, но не велась, добавляла в фарш тертую картошку, отварные гречку и рис, а также кабачок, хлеб, куриную грудку. Задохлик мрачнел, но ел. И креп, вопреки жалобам на жизнь.

Вместе с ним крепло и мое дело. Изо дня в день количество заказов увеличивалось на пять десятков, так что к концу недели я пекла уже семьсот шестьдесят пирожков на трех сковородках. В очередной раз перекроила режим работы. С утра готовила и пекла, в обед продавала. На обратном пути обязательно брала прикорм для слизней и пауков, а еще бумажные свертки для пирожков, тысячу штук за серебрушку. Вечером стругала капусту и замешивала тесто, чтоб оно отдохнуло до утра. Пирожки получались румяные, вкусные, дешевые. И как ни старались торговки перебить мой товар – не смогли. Капустные изделия у них были то маленькими, то пустыми, то вкусными, но слишком дорогими. Волей-неволей покупатель вернулся ко мне, а к торговкам вернулось желание мстить, в этот раз законно.

Появление проверяющего на площади перед гостиницей «Кромвеля» было неожиданным и несвоевременным. В корзинке еще оставалось десять пирожков, когда торговки под белы рученьки повели мужика ко мне, дабы проверить лицензию, вменить штраф, а в худшем случае – срок и запрет на торговлю. А я о лицензии только думала, но взять еще не взяла. Во-первых, стоит она как двухмесячная выручка, коей у меня еще не собралось; во-вторых, оформляется полгода и только на одно направление; в-третьих, воспрещает производство в магически опасных районах Дагатии. А Бурфо – это самая что ни на есть опасная зона, ибо маги-замерщики боятся туда заезжать. Вот и пишут в бланках «опаснее некуда». Ну, они-то написали и выдохнули, а мне – выкручивайся. И я бы с радостью сбежала, но пирожки, сиротливо лежащие на дне корзинки…

– Вы гномка? – спросила у меня запыхавшаяся студентка в белом манто и меховой шапочке в цвет.

– Я гномка! – воспарила духом. А вот и мое спасение – покупатель, который купит…

– Мне три пирожка, пожалуйста, – попросила она, расплатилась и сбежала.

А я осталась, не решаясь сдвинуться с места. Вот же гномья кровь! Если меня сейчас поймают, придется на четверть года расстаться не только с делом, но и со свободой. И кто приведет поместье в порядок? Кто проследит за голодным магом? Кто приструнит слизней и пауков?

Я пыталась вопросами подвигнуть себя на побег и продолжала стоять.

– Мне два, будьте добры, – подал голос щупленький парнишка в накинутом на плечи пальто.

– Прошу…

Осталось пять, и ровно столько же шагов от меня до проверяющего и торговок, что его вели.

Святые угодники! Хоть кто-нибудь… спасите!

И словно отклик на зов, надо мной прозвучало:

– Опять вы? И снова на моем любимом месте.

– Дражайший мой! – Я повисла на первом постоянном и самом любимом клиенте, едва его не задушив. – Скажите, что вы проголодались!

– Я?.. Возможно.

– За-ме-ча-тель-но! – Пирожки перекочевали к магу, и я с пустой корзинкой обернулась к проверяющему. – Доброго дня!

– А вот и она! – в один голос пропели торговки, подталкивая ко мне тщедушного смуглого мужичка лет пятидесяти с острым взглядом и острой же бородкой. – Торгует без лицензии!

– Непроверенным товаром! – ехидно добавила третья подошедшая. – Сделанным невесть где невесть из каких продуктов!

– Кто торгует? Я торгую? – округлила глаза. – Да я тут просто в гости пришла к своему самому… – смотрю на мага, а он на меня, ест и молчит, – великолепному, невероятному… – вскинул бровь, – замечательному… – перестал жевать, – завхозу! – закончила я, искренне надеясь, что он таки тот, за кого я его приняла.

– Всего-то?! Однако вы шутница, – закашлялся мой верный покупатель и рассмеялся, когда лица торговок удивленно вытянулись, а руки поднялись покрутить пальцем у виска. – Позвольте представиться, Адас Аре, ректор этого замечательного заведения.

Он махнул на академию за своей спиной и протянул руку проверяющему.

– О-о-о! Очень рад, – ответил тот, пожимая длань ректора Аре. – Много слышал о вас, очень много…

И пока он радовался, а торговки изумленно молчали, я сделала шаг, затем еще один и еще. Прижав к себе тележку и корзинку, на носочках добежала до портала, оглянулась и с облегчением шагнула вперед. Никто не заметил моего отступления и воспрепятствовать ему не смог!

На рынок за картошкой и опарышем бежала чуть ли не вприпрыжку, капусту нарезала с тихой песней, а тесто замешивала, отбивая темп ногой. И все потому, что мне благоволит Адас Аре, целый ректор Верхней Академии Мастеров, сокращенно ВАМа. А еще потому, что на завтра мне нужно испечь на сотню больше пирожков, а это двадцать девять серебрушек, а может, и целых тридцать, если покупать будут в розницу. И самое главное, слизняки! Они не доели вчерашнюю картошку, и та словно в отместку успела прорасти. А это значит, что у нас будут собственные клубни. И не через сорок дней с момента всхода, а раньше. Намного раньше!

– Ты счастливая, – заметил задохлик после долгого наблюдения за мной, – светишься.

– Еще бы! Это от радости быть свободной. Иметь собственное дело. Решать, что завтра буду делать, а что нет… – охотно ответила я, не отрываясь от замеса теста.

– Так говоришь, словно в Ллосе рабство процветает?

– Только в женской форме. С детства я работала на отца, затем на мужа, позже – на свекровь. А теперь – вот! Наконец-то на себя.

– Расскажешь?

– Завтра, – я накрыла тесто полотенцем, – сейчас давайте спать.

Но утром Реггену ничего услышать не удалось. Вначале я на час проспала, затем, подскочив, больно треснулась головой о столешницу и проклинала стол добрых полчаса. После, выходя из закутка, я споткнулась, налетела на бутыль с маслом подсолнуха и большую часть пролила. Пока все вымыла, пока на рынок за новой бутылью сбегала, настало время жарки, а я еще ничего не налепила! Уж думала, пролетела моя успешная торговля, но тут задохлик впервые пришел на подмогу. Стал у печи и взялся за трио сковородок. Я шипела и лепила, он молчал и жарил. На начало обеденного перерыва в академии попасть не удалось, но к середине я успела. Во избежание новой встречи с торговками и проверяющим – если они вновь его приволокли – я взялась за обход академии с дальних рубежей. У церкви Всех Святых с ходу продала четыре сотни пирожков, еще сотню близ библиотеки, напротив музея «Старьевщика» студенты купили четырнадцать десятков и на столько же сделали заказ. Итого к понедельнику я должна была испечь тысячу пирожков и пару десятков про запас.

Счастливая, но все еще не распродавшаяся толком, я ступила из портала на пустующую площадь перед гостиницей «Кромвеля», сделала несмелый шаг в сторону фонтана и остановилась от негромкого: «Я вас ждал».

– Ректор Аре?

Неловко обернулась, дернув за собой тележку, отчего та колесом наехала на ректорский сапог.

– Он самый. – Маг дернул ногой, освобождаясь. – А вы – Ося из Ллося?

– Так и есть.

Мой голос потонул в шумном вздохе, а тот, в свою очередь, растворился в неожиданно наступившей тишине.

– Я… – начал Аре и вновь замолчал.

– Что? – протянула вопросительно, а про себя взмолилась: уж не говорите мне, что обиделись на завхоза или того хуже – отказываетесь от ежедневной покупки пирожков! У меня в корзинке еще двести двадцать штук, пока не продам, я ж отсюда не уйду… А если он скажет убираться и без лицензии не приходить? Что тогда?!

– Я…

Да-да?

– Я слышал, что…

Да что ж ты слышал-то?!

– Мне тут сказали…

Он покосился в сторону и судорожно сглотнул. А еще побелел как-то весь, от пальцев в обрезанных перчатках до ушей.

Ну, если ему что-то «сказали», значит, он с запретом на торговлю пришел. Вот и все! Прощай, едва окрепшее дело, прощайте, прибыль и мечты. С тоской посмотрела на корзинку, представила затяжные поиски работы, а маг неожиданно выдохнул:

– Вы вроде как привет от Вардо Реггена передавали…

– Было дело, и что с того?

Неужели репутация задохлика теперь играет против меня и пирожков?

– Хотел узнать, – ректор почесал широкую бровь, – это правда или тактический ход?

– Правда, – ответила я, и он несмело улыбнулся. Фух! Ну, раз улыбается, значит, не с запретом пришел.

– И когда вы в последний раз видели Вардо? – пытливо прищурился Аре.

– Да вот с утра. Как проснусь, так он сразу же бросается в глаза. Мы соседи по тюфяку.

– Не понял… – Глаза у мага стали больше и круглей. – По какому Тюфяку?

– По обычному. Спим мы вдвоем под столом.

– Где?

– В кузне, в поместье, которое в Бурфо, – вздохнула с грустью. У пауков я еще ни одной комнаты не отбила, так что… – Ютимся в мастерской, она же кухня, ванная и спальня.

– Так вы живете с ним вдвоем?! – воскликнул ректор ВАМа. – В одной комнате?

– Сейчас да, но со дня на день ждем возвращения щенка. И будет нас трое.

– Какого щенка? Погодите, а как же зверь?

– Так его и ждем, – охотно ответила я, и едва покрасневший Аре вновь побелел. – Хотите, я вас с ним познакомлю?

– Н-не надо! – воскликнул маг, в испуге прикрыв горло рукой. – Я всего лишь хотел узнать, как Вардо… поживает. И очень рад, что у него все хорошо.

– Да, лучше не бывает. К слову, хотите чаю или пирожок?

– Н-нет… Да… Не знаю, – ответил он и шаркающей походкой направился к фонтану. Попутно руки в карманы спрятал, чтоб не показать, как они дрожат.

Вот она, истинная жертва. От одной лишь мысли о встрече со зверем чуть сердечный приступ не получил. Не то что Эллен. Баронесса Дафо еще во время похищения, увидев Реггена в карете, не особо изменилась в лице. Заметила только, что мертвый маг теряет ценность. Иными словами, сбыть его нужно как можно скорее. Другое дело похититель, чуть что запускавший в задохлика разряд. И вроде вел он себя хладнокровно, но эта его перестраховка выдавала животный страх. Впрочем, Урген Врадор тоже отличился: вначале устроил вышедший из-под контроля допрос, затем чуть жертву не добил.

Из раздумий меня вырвали тихий шорох и громкое фырканье, это ректор решил снегом умыться, чтоб в себя прийти. Умывание явно не помогло, так что я поспешила в поместье за горячим напитком. Коньяк был бы лучше, но за неимением оного используем чай с успокоительной добавкой.

Большую дымящуюся чашку я вручила уже основательно мокрому и все еще бледному магу.

– Пейте не спеша, мелкими глотками…

Он не послушался, выпил залпом и попросил еще. Принесла еще, а пока ходила, из академии появились студенты. Абсолютно не замечая ректора, они покупали пирожки, желали мне долгих лет здоровья и стремительно убегали. В течение получаса распродалось все, даже оставленные для Аре шесть десятков. Те самые, что он каждый день исправно брал с последней нашей переписки.

– Если очень надо, я еще испеку, – пообещала магу.

– Не стоит. – Он вернул мне чашку. Затем выудил из кармана двадцать медяшек за вчерашние пирожки и глухо спросил: – Как вам зверь? Страшный?

– Наоборот, очень милый и добрый, как ваши лисы.

– Какие лисы? – Левая щека ректора едва уловимо дернулась.

– Ну как же… Демоны ваши ледяные. Они такие добрые и пушистые в животном обличье! – Его щека дернулась сильнее. – Правда, и в человеческом очень даже ничего, – заверила я и вдруг услышала тихий хрип, а затем и сдавленный смешок.

– Лисы?! Лисы! – воскликнул маг и расхохотался. – Как же вас угораздило в них лисов разглядеть?

– Ну… было темно. А у них морды вытянутые, – попыталась я объяснить. Аре замер, подавившись очередным «ха-ха», кашлянул, прочищая горло.

– А зверя Вардо вы когда увидели?

– На вторые сутки проживания в поместье. Ночью явился, чтоб Реггена от переедания спасти.

– Тоже ночью, – отметил он и вдруг с надеждой спросил: – Так они помирились?

– Не совсем, но с вами щенок с радостью будет дружить. Лобастый – прелесть каких поискать!

– Верю, – отозвался ректор ВАМа и направился в академию, что-то бормоча об опаснейших созданиях, что на лис совсем не похожи, о добром звере одержимого, что этих лисов едва не порвал, и о слепоте наивности, что способна спасти жизнь.

Надеюсь, это он не обо мне, а в общем!

День был чудесным, торговля прекрасной, прибыль волнующей, не говоря уже о заказах на понедельник. В поместье я вернулась в самом приподнятом настроении, не обращая внимания на то, что опять споткнулась, чуть не разбила нос и, кажется, потянула спину. Иначе объяснить тупую боль в пояснице я не могла, и зря, ибо ночью мне стало плохо. И как водится, после подъема и тягания тяжестей тупая боль пресловутых недомоганий быстро сменилась на острые рези.

Регген проснулся после первого же стона, после второго, казалось, повторно поседел.

– Ося? Что случилось?

– Все хорошо, – заверила с широкой улыбкой и тут же скривилась, – просто мне плохо.

– Просто?! – Он резко сел, стукнулся о столешницу, но даже не потер ушиба. – Что значит «просто»? Ты больна?

– Ага, пожизненно, – ответила я и попросила подать мою аптечку, а затем еще и воды. Настойку выпила под тревожным взглядом мага, под ним же на полусогнутых посетила закуток. И только вернувшись, со вздохом объяснила Реггену, что к чему.

– Тебе нужно лечь, – всполошился задохлик, – и грелку теплую положить на живот… Чашку чая? Может, молока?

– Муку, – сипло выдохнула, расположившись на тюфяке, и зажмурилась в ожидании, когда ж меня отпустит. В лучшем случае утром, в худшем – через сутки.

– Что за «муку»? – с подозрением спросил меня граф-оружейник и прикоснулся шершавой ладонью к моему лбу.

– В смысле – пересейте… те полмешка, что стоят в углу. И дрожжи нужно залить теплой водой… на опару.

– Зачем?

– Затем, что пирожки на понедельник я быстро уже не напеку. А их там тысяча штук…

– Сколько?!

Рука мага дрогнула и съехала вниз по моему лицу.

– Да всего ничего, сто десятков, – возмущенно воззрилась на него я. – И не говорите, что это много. Парни в среднем берут от пяти до семи пирожков, девушки – от трех до пяти, итого: двое на десяток… Выходит, покупателей у меня от силы две сотни. А теперь скажите, сколько человек обучается и работает в академии?

– Семь тысяч, – глухо ответил Регген.

– Вот, то-то же! Так что просеивайте…

– И капусту нашинковать?

– Будьте добры, – постаралась выдать менее кривую улыбку и подумала о том, как бы до замеса дожить, а затем уже и до лепки.

Уснула под тихий шорох просевания, проснулась под звуки жарки. Что-то шкварчало и шипело, кто-то ругался, что-то горело.

Только не это! Распахнув глаза, я несколько мгновений надеялась увидеть Реггена все там же, у импровизированного стола, просеивающим муку из мешка. Однако застала его у плиты над сковородой, в которой я тушила начинку. Сизый дым вился под потолком и не спешил убраться в распахнутые окна. У стола высилась горка муки, в миске рядом пузырилась опавшая опара.

– Что горит? – спросила я сонно и потерла лицо.

– Капуста, – маг снял с огня сковородку, – третья головка подряд.

– Вы и их спалили?

– Не только, их я также пересолил и переперчил. – Он обернулся, посмотрел решительно и заявил: – Не волнуйся, я справлюсь, а ты еще поспи.

И этак аккуратненько за печь задвинул мусорное ведро. Проследив за его движением, я потянулась за настойкой и чашкой воды. Хочешь не хочешь, а встать придется.

– Ося, лежи.

– Ага, сейчас-с-с! – с трудом поднимаясь, надела платье и неровным шагом пошла на мага. – Капуста, может, и бесплатная, а вот мука и дрожжи – нет. Так что с ними ошибки быть не может.

– Это еще почему? – не понял он. – Если что-то закончится, мы новое купим.

– Да? А кто продаст? Я на рынок не пойду, ибо холодно, и вас не пущу, ибо нечего! – Я не спеша забрала из рук Реггена сковородку с безвозвратно испорченной начинкой. Выбросила гарь в уже полное ведро. – Вы что же, забыли, как мы бегали по рынкам и как продавцы сбегали от нас?

– Я кого-нибудь попрошу…

– И этот кто-то при первой же возможности сбежит с корзинкой, деньгами и списком? – продолжила я мысль, и задохлик нехотя кивнул. – Да ни за что!

Пока умывалась, одевалась и причесывалась, он успел кое-как прибраться и накрыть на стол. Сделал чай, достал из моих запасов чуть припудренные крендельки и приготовил кашу. Гречневую, разваренную. Не знаю, на что Регген рассчитывал, но я ей так обрадовалась, что чуть не разревелась.

– Ося, что случилось? – насторожился следивший за мною маг.

– А? – спросила я сипло и прогнусавила: – Да так… вспомнила просто, что это первый завтрак, приготовленный для меня.

– Правда?

Он подался вперед, положил салфетку на мои колени.

– Ага, – пряча глаза, взялась за ложку. – Вы молодец, очень вкусно.

– Она разварилась.

– Зато масла много…

– Потому что соленая получилась, – чуть виновато заметил граф-оружейник. – Я не знал, чем разбавить.

– Так вы и посолили, и подмаслили от души, – не приняла его вины, улыбнулась.

– От души, – согласился он и наконец-то сел напротив.

Поели в тишине. Затем в той же неуловимо уютной тишине убрали со стола и взялись за тесто. Вернее, Регген взялся сам. Он непреклонно выставил меня за пределы кухонной зоны, указал на тюфяк и приготовил опару под моим неусыпным контролем. А контролировать там было что! Граф, чтоб ему было хорошо, рецепт забывал. Ибо каждые пять минут отвлекался, рассчитывая, как улучшить и ускорить процесс готовки. То сковороду вознамерился сделать в четыре раза больше, то миску для замеса теста пожелал углубить.

– Регген, оставьте это гиблое дело! – вспылила я, когда он взялся за долото и лист металла.

– Но почему?

– Потому что в емкости с большим объемом вы не вымесите тесто как надо, у вас не хватит сил. А что до сковородки… На ней капуста частично сгорит, частично сырой останется.

– Это не проблема, – отмахнулся любитель-улучшатель, – я что-нибудь придумаю!

А во взгляде обида на то, что я не поверила в него.

– Хорошо, – подавила негодующий рык и примирительно предложила: – Но только после того, как мы пожарим пирожки.

– Ладно! – Регген решительно вернулся к столу и тут же сник. – Так их еще лепить?..

– Ага, сразу после того, как сделаете вторую порцию теста и начинки. – Он поднял на меня очумелый взгляд и судорожно сглотнул. Мага стало жалко. – Я вам с ними помогу.

– Поможешь в лепке, – сказал как отрезал. – А пока, может, поделишься историей о вашем женском рабстве?

– Да оно у нас, как и везде, абсолютно обычное. Нет права голоса, нет права слова, и права на имущество тоже нет. Не говоря уже об авторских правах и свободе передвижения.

– А подробнее? – не отстал граф-задохлик. – Расскажи на примере… на своем.

– Только если вы опять ничего не пересолите.

– Ося, – протянул он с укоризной, и я сдалась. Обняла подушку, подтянула колени к груди. Вздохнула.

– Началось все как обычно. Я родилась.

– И?

– И отец сразу сказал, что пойду я по его стопам, стану плотником. Так уж у нас повелось, глава семьи выбирает дочерям имя, дорогу и мужа. С сыновьями проще, им только имя, нам же даже детские игры… Так что… с пяти лет я уже сидела в плотницкой, выявляла дефекты в древесине, – протяжно вздохнула. – К десяти годам стала мастером по подбору паркетных дощечек, а в пятнадцать научилась их настилать в одно идеально гладкое полотно.

– Отец тобою гордился, – предположил обеленный мукою маг.

– Гордился. Недолго. Ибо пришло время меня отдавать.

– Куда?

– А как всех, в невесты. У нас в Ллосе невестят в пятнадцать, а в дом мужа отправляют после подписания договора о переходе, сбора приданого, подготовки невесты к статусу жены. У всех на эту подготовку уходило не больше года, у меня целых три, – призналась с гордым торжеством.

– Пряталась от женихов? – желтый взгляд сверкнул усмешкой.

– Нет. Договорилась со сватьей.

– Как у тебя это получилось?

Задохлик перестал муку с опарой смешивать, видимо, вспомнил о мадам Морукус, от которой убегал, унося меня на руках.

– Да проще не бывает. Я пригрозила бабке смертью. Она возьми и помри… через три года вместо оговоренных пяти. Прибыла новая сватья, а с ней общий язык я, как ни старалась, не нашла, – вспомнила, вздохнула. – Правду сказать, за эти три года я много что успела. Наладить свое первое тайное дело, найти покупателей, накопить небольшой капитал и рассориться с родителем в пух и прах. Он считает, как и считал, что пол класть – угодное дело, а шкатулки инкрустировать – это грех. Ибо ночью нужно спать, а не пазлы из опилок собирать.

– Ты работала по ночам? – удивился маг.

– Приходилось. – Я посмотрела на него с улыбкой. – У родителей дома особой свободы нет. Работаешь на благо семьи в строго указанном направлении. О собственном деле не помышляешь, да и не можешь. Ибо вначале докажи, что оно доходно, а затем уже переходи. Но когда ты целый день проводишь на вотчине отца…

– Сил на что-то другое не остается. – Меня поняли с полуслова и приободрили: – Но ты нашла!

– Длилось это недостаточно долго, чтоб прибыльность доказать. Вначале отец поймал меня за работой и устроил скандал, затем скончалась сватья, а после… нежеланный муж и новый дом. Благоверный мой, чтоб ему икалось на том свете, не пил, не курил, в карты не играл, девок в дом не водил, так как скрягой был страшным. Что бы он ни купил, все вскоре ломалось, а что ломалось – не чинилось, складывалось у стены под чудное «Не нужно мастера, я сам». Но сам он ничего не трогал, а то, что трогал, попросту доламывал.

– И как вы жили?

– Хуже, чем сейчас, – кивок на кузню. – Я терпела неделю, я терпела вторую, а потом взялась за новое дело.

– Ты бросила шкатулки?

– Ну, если денег на материалы не дают, место под мастерскую не выделяют и помощь не оказывают, иного выхода нет. Остается зарабатывать телом.

– Что? Телом?

Лицо Реггена приобрело сероватый оттенок. Он и ранее был не особо румяным, но пока месил, вроде как ожил.

– Но мозгами ж нельзя! Муж должен быть умнее жены раза в два, а то и в три, – изрекла я патетично и с улыбкой поведала: – Вот поэтому я и взялась за стариков. – Мага всего аж перекривило. Дрогнул он, дрогнули тесто и «стол» для замеса. – В первое время ходила по домам и работала как умела. А потом уже, с опытом и парой толковых книг, я начала свое дело.

– Это что ж за книги такие? С развратными картинками?

– Скорее, с отвратными. С людьми в разрезе, – скривилась я и пояснила на ошалелый желтый взгляд: – Как мышцы крепятся к костям, как устроена кожа, где сухожилия проходят…

– Погоди! Так ты стариков оперировала?

– Массажировала! – вскинулась я. И Регген, не снимая с рук налипшее тесто, прошел через кузню и сел на кресло. – Скажете тоже! Кто ж мне доверит вскрытие тел, да без образования? Никто. А вот разминанием заниматься куда как проще. Поначалу я ходила по домам, затем у местной знахарки сняла комнатушку, завела прием по записи. Тут уже из местных деревень люди потянулись, а потом из городов. Пришлось взять на обучение помощниц и еще одну комнатушку в аренду, а затем… мой муж умер.

– Он на чем-то сэкономил?

– Наоборот, попытался разжиться на жене – полез в мой кошель. Не будь он скрягой, все бы закончилось предупредительным ударом, а так как на брачных браслетах Рябой сэкономил, то получил от кошеля полноценный магический разряд. Затем второй… третий… Догнало его, когда пятый по счету медвежатник отказался вскрыть мой золотой запас. Объясняя это тем, что жить хочет долго и счастливо, и никак иначе. Муж не внял, в последний раз схватился за завязки… Вот так и скончался один из самых богатых людей округи, что считал каждую медяшку, жил в хлеву и ел как не в себя.

– А дальше что? – спросил граф-задохлик через долгую минуту моего молчания.

– А дальше – как требует того обычай, погребение, поминки и дележ имущества. Кошель мне вернул медвежатник, он же засвидетельствовал, что Рябой подавился мясом, а никак не антиворовским разрядом. После повторно пришел и сказал, что брат его зашлет сватов, как только закончится траур. Это чтоб хваткая гномка зря не пропадала.

– Сдается мне, не он один так решил, – хмыкнул маг, возвращаясь к тесту. – Женихов было много?

Шестьдесят претендентов за почти пять лет вдовства. Но вслух я сказала иное:

– Достаточно, чтоб свекровь учуяла наживу и сунула нос в мои дела.

– Жаль, не в кошель, – буркнул граф-задохлик.

– И то верно. Ведь пока я Рябая, я работаю на Рябых. Дело пришлось отдать и уйти в отчий дом, а оттуда в столицу. – Я улыбнулась, вспоминая. – После отъема массажных комнат число женихов поубавилось, но не их желание наживы. Пришлось палицей отбиваться. Тут еще отец чуть не подрядил меня стелить полы…

– А там, глядишь, опять бы выдал замуж, – буркнул маг.

– Ну да. И как можно скорее, куда ж бабе без мужика! – выдохнула я всем известную присказку и пытливо прищурилась: – А что, в столице знают о наших обычаях?

– Я пошутил! Дурная шутка получилась. – Он с ожесточением шмякнул тесто на тот самый «стол» и с удвоенным рвением взялся его вымешивать. – Свекровь, значит, отняла… а муж – скотина… и медвежатник этот. Упыри похуже вампиров!

Любо-дорого смотреть на обозленного Реггена. Глаза горят огнем, щеки пылают румянцем, волосы заплетены в колосок, и только одна прядка на лоб ниспадает. Плечи напряжены, жилы на руках вздуты, и весь такой грозный, словно не тестом занят, а врагом. Он долго месил, самозабвенно даже. И только я предложила прерваться на отдых, как вдруг граф застыл.

– Ося, но ты же все еще Рябая! У тебя и анкета была на это имя.

– И что с того?

Я взбила подушку и вновь ее обняла.

– Но как же?! Ведь если свекровь тебя найдет, она отберет твое пирожковое дело.

– Какое дело? – коварно улыбнулась. – У меня нет ничего. Пусть ищут хоть всем Рябым родом.

– Но…

– Судите сами: нет ни лицензии на торговлю, ни разрешения на производство, ни собственного жилья, – перечислила, загибая пальчики, и по секрету сообщила: – И даже капусту выращиваю не я. А если уж свекрови захочется хлебнуть моего, то я ее в подвал под лестницу заселю. Или в «Старом фениксе».

Регген крепко задумался, а после предложил:

– А просто поменять фамилию ты не можешь?

И на меня не смотрит, возможно, и не дышит в ожидании ответа. Уж не свою ли фамилию хочет предложить? С одной стороны, я под постоянной защитой его одержимости, с другой – на постоянном контроле стражей. Тут еще стоит учесть, что задохлик деньги спускает на ветер и ест как проглот. И что сказать, чтоб не обидеть?

– Я подумаю, – ответила тихо. – Лет через пять.

– То есть ты только думать начнешь лет через пять, – уловил суть удивленный Регген.

– Да.

И он замолчал на весь день и даже на следующее утро. Сам натер капусту, сам поджарил начинку. С лепкой я пыталась помочь, точно зная, что дело это муторное для мужика. Но маг удивил. Он не только не бросил производство, он еще и меня отстранил. Пирожки пожарил, затем разложил по сверткам, наполнил ими обе корзинки и отнес их в ВАМ. И это цены не узнав, меня не разбудив, не выстелив скатерками дно корзинок и обеда не дождавшись!

Очнулась я, когда портал с тихим звоном закрылся, и так разозлилась, что даже встала с тюфяка. И только распрямилась, только голову подняла, как чуть не села от безумного взгляда вернувшегося графа.

– Что случилось? – Еще не забыв про пирожки, я очень удивилась его взвинченному виду. Глаза тусклые больные, волосы дыбом и руки дрожат! – Регген, что?..

– Ничего, – выдавил он хрипло.

Рывком сбросил пальто, разулся и помчался умываться в закуток. Включил ледяную воду и, опустив голову под струю, простоял так добрых пять минут. Выключил, уставился в зеркало с сотней трещин на серебряном покрытии. Смотрел на свое отражение, но видел что-то другое, пугающее.

– Регге-е-ен?

– Ос-ся, не лезь, – буркнул он, выбивая себе еще пару-тройку минут.

– И все же? – не сдержалась и, прошагав-прошатавшись до закутка, дернула задохлика за пиджак. – Вардо… слышите?

– Чего тебе?! – взвыл несчастный.

– Где пирожки?

– У Бури, – моргнул, развернулся и вышел со словами: – Я ухожу. До вечера. Никуда не сбегай, никому не открывай.

Обулся, схватил трость, пальто и вышел… через входную дверь. В Бурфо.

Святые угодники! Это его что, на прогулку потянуло? Или вообще на волю? Неужели рычит из-за ожидания сроком в пять лет? Да вроде нет, тогда его снедала досада, а теперь вот злость. Знать бы на что. И что такого страшного случилось в академии.

Видимо, не я одна волновалась за графа-задохлика, ибо все обитатели поместья нет-нет да заглядывали в приоткрытую дверь кузни. Вначале редко, а ближе к обеду все чаще и чаще. Пока в один прекрасный момент вязкая тишина ожидания не прервалась звоном портала.

– Наконец-то, вернулся! – обрадовалась я, увеличив капелюшку до размеров двери. – Ну, задохлик, сейчас я тебя…

Слова угрозы растаяли, стоило мне увидеть белый мундир и синие глаза ледяного демона.