Текст книги "Теща ищет себе зятя"

Егор был уверен: не родилась еще такая, ради которой он свернет горы! Но ведь ради секретарши ничего сворачивать и не надо. Достаточно того, что он будет платить ей зарплату.

– Характер у меня тяжелый, – предупредил он Камиллу, смягчив эту явную угрозу подмигиванием и плотоядной ухмылкой.

– У меня тоже, – вежливо ответила она, решив сразу показать, что намерена держать дистанцию.

Но одно дело – что-то там такое показывать и на что-то намекать, тем более что мужчины вообще плохо понимают даже прямой текст, не то что какие-то там намеки. И совсем другое – действительно держаться на расстоянии. Егор ей понравился сразу: хищник, волк-одиночка, жесткий, волевой и властный. Именно такой мужчина нужен Камилле. И его следует завоевать.

Саша сразу почувствовал, что с ней что-то происходит.

– Влюбилась, – невесело отозвалась жена на его немой вопрос.

Сначала Сашу хлестнуло ревностью – она так легко об этом сказала! И ведь он поверил. По глазам было видно, что так и есть. А потом вдруг обрадовался. Да так, что готов был даже начать помогать жене в завоевании соперника, лишь бы она оставила его в покое со своими вечными придирками. Александр чувствовал себя виноватым в том, что не мог обеспечить такой звезде достойную вселенную. Проще говоря, не зарабатывал он на ее прихоти, считал их блажью, а жену – милой дурочкой, с которой можно дружить, но невозможно жить семьей. Они оба были слишком порядочны, чтобы изменять молча, исподтишка. И не изменять не было уже никаких сил.

Но не показывать же ей, что он рад. Это, во-первых, хамство, а во-вторых, даже унизительно для мужика. Саша стал мучительно соображать, как отреагировать. Пожелать счастья? Устроить сцену с битьем посуды?

– Нам надо расстаться, – как-то просто и буднично прервала его мыслительные потуги Камилла.

– Ну, наверное, да, – пожал плечами Саша. Хотя все равно получалось немного унизительно. Его бросали.

– Я тебя не бросаю, – спокойно произнесла жена, глядя на него ясными и чистыми глазами. Александр даже заподозрил, что мысли проступают у него на лбу, как на светящемся табло с бегущей строкой. – Просто у нас ничего не получилось, и надо пытаться строить жизнь по отдельности. Я сниму квартиру.

– Я тебе помогу, – заторопился проявить благородство муж. Вернее, бывший муж.

– И еще. – Она вдруг улыбнулась. – Мне бы хотелось, чтобы мы остались друзьями. Семьи у нас не получилось, а дружбу, мне кажется, мы сумеем сохранить. Ты очень хороший. Таких друзей редко найдешь.

– Да, – старательно закивал Саша, подумав, что обдумает подоплеку этих предложений позже.

Любой мужик – собственник. Впрочем, женщин это тоже касается. Когда от тебя уходят просто, в никуда, это одно. Это не больно и даже по-человечески понятно. Но когда от тебя уходят к кому-то, это все равно как смотреть на вора, уносящего твой кошелек, и приветливо махать рукой.

Морально и психологически Саша на тот момент до подобных жертв не дозрел.

* * *

Егор принял условия игры сразу и безоговорочно. Ему было даже интересно, когда и как она наконец-то сдастся. Секретарем Камилла была аховым. Проще говоря, никаким – в нормальном смысле этого слова. Когда он первый раз предложил ей «посекретарить» на ужине с партнерами, Камилла чуть не опрокинула стол, сорвавшись с места яростным вихрем и вцепившись в лацканы его пиджака.

– Тихо, тихо, – перепугался начальник, не ожидавший столь бурного отклика на свое двусмысленное предложение. А оно и было задумано именно двусмысленным, чтобы посмотреть на реакцию и развлечься.

Развлечение едва не стоило Егору попорченной физиономии. Зато адреналин в крови зашкаливал.

– Мне по статусу положено быть с помощником! – крикнул он, крепко ухватив Камиллу за локти и осторожно отстраняя. Осторожно, потому что у этих девиц вечно ломались ногти, каблуки, рвались чулочки и портился макияж. Мужику сломанный ноготь – как слону дробина. Для дамы это катастрофа вселенского масштаба. Или, например, порвал ты носок. И что? Купи другую пару и надень. Более того, мужской носок еще надо умудриться порвать. А у этих фей затяжка на чулке вела к кардинальному изменению всех планов, потому что следовало таскаться по магазинам в поисках подходящего цвета, фасона и производителя. Какой, спрашивается, фасон может быть у чулок? Оказалось – может. Пары лекций на данную тему Веселовскому вполне хватило, чтобы начать относиться к комку синтетики с должным уважением.

Женщины казались Егору инопланетянами, тем интереснее было их изучать.

Он был охотником. Женщина, добытая без азарта и трудностей, была для него как для рыбака мороженая треска в ближайшем супермаркете. Но треска, к сожалению, попадалась гораздо чаще, нежели достойная дичь. Девицы клевали на его статус, машину, деньги, респектабельный внешний вид, как голодная плотва на позавчерашний хлеб.

А Камилла интересовала Егора, забавляла, бодрила. В общем, на ближайшую пару месяцев жизнь обещала стать увлекательной.

Камилла видела Егора насквозь. Казанова, бабник, уверенный в себе на двести процентов, пожиратель женских надежд и крушитель девичьих сердец. Он хотел ее, как ребенок хочет игрушку. А где рано или поздно оказываются все любимые игрушки? Правильно – в ящике со старыми. Ни в какой ящик Камилла не собиралась попадать. Это не он будет ее завоевывать, это она приручит его. Пока Егор с удовольствием покорял неприступную секретаршу, она пустила корни в его жизнь.

Когда женщина собирается перевоспитать мужчину, она строит массу планов, просчитывает, продумывает мельчайшие детали, оттенки тона, мелкие сюрпризы и крупные пакости, а в результате это дикое животное, вроде бы научившееся покорно сидеть на тумбе и подавать голос по команде, вдруг берет и сбегает на волю. В общем, Камилла прекрасно представляла, что именно ей предстоит.

* * *

– Все дома сидишь? – Светлана Петровна недовольно хмурилась, разглядывая дочь.

– Сижу, – согласилась Вероника, возлежавшая на диване с книжкой и балдевшая в одиночестве.

– А надо сидеть в другом месте!

– На паперти, что ли? – хихикнула Ника. – Или с бабками во дворе?

– Это единственное, что приходит в твою неумную голову, – констатировала маменька, страдальчески вздохнув. – А зря. Мужиков у нас пока на дом не доставляют. Или ты решила, что у тебя уйма времени и вопросом замужества можно заняться позднее?

– Почему не доставляют? – усмехнулась дочь. – Запросто. Мальчики по вызову, например. Массаж, стриптиз и прочие услуги с доставкой на дом.

Эти разговоры ее утомляли. Разве можно вот так запросто куда-то пойти и приволочь в логово жениха? Это только древние люди были неразборчивы и тащили домой всякую дичь, от мамонтов до каких-нибудь там саблезубых грызунов. Что поймал, то – твое. Жених – не обед. Он на всю жизнь, а не на один раз, поэтому его надо встретить. Именно встретить, а не найти, как гриб какой-нибудь! Но Светлана Петровна пребывала уже в той стадии, когда будущий зять казался предметом слабоодушевленным и бесправным, потому спрашивать его и окучивать было некогда. Дочь перезрела, как колхозная тыква, и, того гляди, могла испортиться совсем. Но, как водится, тыква-то не в курсе, что она скоро станет некондицией, на то и нужны понимающие люди, чтобы вовремя сбыть. А Вероника категорически не соглашалась с тем, чтобы ее сбывали столь ускоренными темпами. Ей даже тридцати еще не было. Куда торопиться? То есть ей тоже надоело одиночество, но это не означает, что нельзя еще чуть-чуть подождать!

– А Юлька замуж, похоже, выходит! – выдвинула мама последний аргумент тоном оскорбленной невинности. Получалось, что родственники опять ее обскакали по всем позициям, а виновата в этом Вероника.

Юля была дочерью тети Жени. Дебелая девица, с гладким, щекастым лицом деревенской простушки и замашками непризнанного гения. Вероника иногда думала, что сестрица отлично спелась бы с Барабановой, поскольку обе с большим приветом. Правда, Юлька на ногах стояла тверже и к жизни была приспособлена лучше. Во всяком случае, крышу у нее не срывало, а общение в богемной тусовке не мешало ей трезво смотреть на окружающий мир. Юлия была разносторонней девушкой. Она писала стихи, рисовала, играла в каком-то театре с труднопроизносимым названием и неопределенным местонахождением, поскольку труппа кочевала с выступлениями по городу; кроме того, сестрица писала пьесы и увлекалась индийскими танцами и фильмами. И вот весь этот винегрет Веронике вечно приводили в пример.

– У Юлечки такой обширный круг общения, – мечтательно бубнила Светлана Петровна в минуты благостного расположения духа, предпринимая педагогические атаки в сторону дочери. – Она разносторонняя, интересная. Вот если бы ты занялась чем-нибудь таким, то давно бы уже устроила жизнь с приличным человеком.

До определенного момента можно было возражать, что вышеупомянутая Юлечка отчего-то так свою жизнь и не устроила, тоже бегая в холостых и одиноких. Наверное, не все хорошо в среде актеров и поэтов. Однажды Ника даже имела честь быть приглашенной на спектакль по Юлькиной пьесе. Более убогое мероприятие сложно было вообразить. В каком-то полуподвальном помещении, где малочисленные зрители сидели на лавках, компания представителей художественной самодеятельности абсолютно маргинального вида изображала нечто бессмысленно-философское. Светлана Петровна тогда получила массу удовольствия и пищи для обсуждений. Когда ей было удобно, она со смаком ударялась в воспоминания об этом диковатом действе, ругая родственницу на чем свет стоит. В общем, Юлька была в ее выступлениях разменной монетой и медалью о двух сторонах, и маменька с удовольствием поворачивала к Нике то одну, то другую сторону, сопровождая демонстрацию живописными и хлесткими высказываниями. Выбор стороны зависел от цели беседы.

Сегодня Юленьку снова приводили в пример.

– Может, никакой свадьбы и не будет, – утешила маму Вероника, сожалея, что пропал основной довод в пользу собственного одиночества. Теперь уже не сошлешься на разностороннюю сестрицу и не напомнишь, что, мол, у нее тоже никакого принца рядом нет.

Ничто не толкает на подвиги сильнее, чем удача ближнего. Соперничество у нас в крови, поэтому успех соседа в первую очередь вызывает желание непременно его переплюнуть.

Вероника заволновалась, что еще кто-то из окружающих ее девиц на выданье собрался под венец. А она – нет. И даже надежды на это пока не было. Это не повод бежать на поиски мужа. Но и росту самооценки чужая свадьба точно не поспособствует, особенно если у тебя даже и кавалера нет.

А кавалер у девушки должен быть обязательно. Он необходим, как сумочка! И его точно так же всегда можно поменять. Но девушка без сумочки – как лошадь без хвоста. Вроде копыта имеются, а общий вид не ахти. Вот и у женщины без мужика общий вид не ахти. Хоть что-то, но должно болтаться рядом, подавать руку, открывать двери, бормотать комплименты и изредка дарить цветы, напоминая даме о половой принадлежности.

– У тебя сейчас кто-нибудь есть? – спросила Светлана Петровна.

Вероника лишь неопределенно пожала плечами и отвела взгляд, словно маленькая девочка, втихаря слопавшая коробку конфет и теперь как бы невзначай заталкивающая следы преступления под диван. Но увернуться от маменьки, если она желала что-нибудь обсудить, было непросто.

– То есть никого, – скорбно поджала губы родительница и оглядела дочурку, как колхозник клячу, словно прикидывая: то ли откармливать ее, то ли продать и не мучиться. – И почему я не удивлена?

Вопрос был риторическим, но поднаторевшая в стычках с мамой Вероника сбила философский пафос, нарушив театральную паузу и выдав варианты ответов:

– Наверное, потому, что тебе, во-первых, не повезло с наследницей, во-вторых, я не в тебя уродилась, в-третьих, у меня нарушения в гороскопе, несовместимые с семейной жизнью.

– Зато языкастая ты в меня, – мрачно заметила Светлана Петровна и добавила: – Тебе не приходит в голову, что пора что-то менять. У матери, между прочим, юбилей скоро. Коллеги будут, родня припрется, будь она неладна, а рядом станет маячить перезревшая дочурка, засидевшаяся в девках. Как бородавка на носу! Как дыра на платье невесты! Ты сама хоть понимаешь, что это уже неприлично? Ладно мужа нет. Но когда еще и просто мужика никакого не имеется, это стыдно!

– Мам, ну не начинай! Есть много самодостаточных женщин, которые живут одни и не особо переживают. Ты, например!

– А ты что, самодостаточная? – изумилась мама. – И не надо равнять себя со мной. Я, между прочим, родила ребенка. Мне есть что вспомнить!

– Можно подумать, ты сильно обрадуешься, если я тоже рожу ребенка без мужа, – усмехнулась Ника. – Вряд ли аргумент «есть что вспомнить» примирит тебя с действительностью.

– Я тебе что, рожать предлагаю? Я просто хочу, чтобы на мой юбилей ты пришла с мужчиной! С нормальным! Чтобы я могла похвалиться, похвастаться, погордиться!

– Мне нравится твоя позиция! То есть сама по себе я фигня какая-то, и чтобы мной гордиться, тебе просто необходим довесок в виде мужика рядом. И куда я его потом дену?

– Да какая разница, Вероника! Тебе трудно сделать маме приятное? Там же Женька со своим семейством будет! Юлька небось бизнесмена своего притащит – выпендриваться! А ты одна, представляешь? И гордиться я собираюсь не довеском, как ты изволила выразиться, а тем, что моя дочь счастлива. Это самое главное в жизни – найти свое счастье. Если его нет, то давай хотя бы создадим иллюзию!

– Ладно, – покорно кивнула Ника. – Только нет у меня никого, чтобы иллюзию создавать. И вообще, до твоего юбилея еще дожить надо. Почти три месяца!

– Вот спасибо, доченька! – возмутилась Светлана Петровна. – И не надейся. Я буду жить долго, и это не последний мой юбилей!

– Да я про себя, – испуганно пробормотала Вероника. – Чего ты сразу-то?

– Так вот, про тебя. – Мама пригвоздила ее взглядом и прикусила губу, что-то такое прикидывая.

Ника ощутила себя живой тушкой, которую сейчас приговорят к супу или к котлетам. Судя по лицу родительницы, готовилась какая-то многоходовая комбинация, целью которой являлось переплевывание родни по всем пунктам.

– Не пугай, – хихикнула Вероника. – Что ты там затеяла?

– Тобой тут один мужчина интересовался. – Светлана Петровна испытующе взглянула на дочь, ожидая реакции.

– Ух ты! Мной? Мужчина? Не может быть! Мам, ты чего от меня ждешь? Скажи сразу. Нашла кого-то и теперь хочешь подсунуть на юбилей. Нет проблем. Если я за это время никого приличного не найду, то пойду с твоим протеже и буду делать вид, будто у нас неземная любовь. Для усугубления радости могу еще и подушку под платье запихнуть.

– Не стоит усугублять! Я не понимаю, почему ты любое мое начинание воспринимаешь в штыки?

– Не любое, – возразила Ника. – Когда ты шторы в гостиной меняла, я вообще ни слова не сказала.

– Хватит! Вероника, ты невыносима! Ты боишься мужчин? Ты же ощетиниваешься, как дикобраз, стоит только попытаться тебя познакомить с кем-нибудь достойным.

– Муля, у нас разные вкусы. И соответственно разные представления о достойных мужчинах. Не надо мне их подкладывать, как магазинных цыплят к наседке. Свою судьбу я встречу сама.

– Да сколько можно?! Как ты ее встретишь, если ты практически нигде не бываешь? Ты ждешь, что жениха в окно забросят? Так у нас такой этаж, что только Карлсон мимо пролетит. Ты глянь в окно: где там твоя судьба?

Вероника послушно посмотрела и завизжала. Светлана Петровна вздрогнула и перекрестилась. За окном на веревках висел веселый чернявый парень с ведром и кисточкой. Он что-то напевал и ляпал кисточкой по стене.

– Тьфу ты! – выдохнула мама. – Что ты орешь? Нам же стены сегодня замазывают!

– Карлсон прилетел, – хихикнула Вероника. – Вот так, маманя, чего в жизни только не бывает! И даже мужик за окном – реальность.

Светлана Петровна решительно задернула шторы и повернулась к дочери:

– Не хочешь познакомиться с симпатичным инженером?

– Судя по тону, это не вопрос. Ты меня перед фактом ставишь, что я буду познакомлена насильно? Надеюсь, он не припрется сегодня совершенно случайно пить чай?

– С мужчинами надо пить вино, – назидательно сообщила маменька. – А чай пьют пенсионеры, закусывая баранками.

– Для закусывания баранками у них уже запас зубов не тот, – усмехнулась Ника. – Так кого ты собираешься мне притащить?

– Я пока вообще ничего не собираюсь. Я думаю. Тут есть плюсы и минусы. Но вдруг это твоя судьба? Тогда я, пожалуй, даже возражать не стану. Но в любом случае на юбилее он вполне сможет составить тебе пару. Пить побоится, вести себя будет как велено…

– Стоп, гражданка начальница! – воскликнула Вероника. – А что с кавалером не так? Чего это он у нас такой дрессированный?

– Во-первых, он у меня на фабрике работает. А во-вторых, живет в общежитии.

– Здрасьте! Гастарбайтер у нас уже есть. Вон за окном висит, сушится.

– Хватит пререкаться, Ника! Красивый парень. Деревенский. От него дети будут здоровые. Да и ты ему нравишься. Если с ним ничего не получится, то ничего страшного. Попробуй!

– Мам, а ты вообще-то уверена, что я ему нравлюсь? Я так и представляю, как ты зажимаешь несчастного мужика бюстом в темном коридоре и шипишь: мол, а ты уверен, что будет премия? а ты не боишься работы лишиться? а тебе дочка моя нравится?

– Дурища. У тебя комплексы. Хочешь, к психологу сходим? С такой внешностью с тебя мужиков гроздьями можно было бы снимать, как клещей в весеннем лесу. А ты все ходишь, как Золушка чумазая, и гоняешь фею поганой метлой. Он первый подошел и спросил про тебя. Видел он тебя у проходной. Понравилась, говорит, очень. Познакомиться хочет. Он ничего – прямой, честный. Так и сказал, дескать, не подумайте чего. Я с серьезными намерениями.

– Муся, тебя как владелицу городской квартиры серьезные намерения мальчика из общежития должны были насторожить в первую очередь, – заметила Вероника. Хотя посмотреть на кавалера уже хотелось. Кто его знает, может, и правда влюбился?

– Как ты надоела-то! Будь увереннее в себе. Не понравится – пошлешь его лесом, и все дела. Тебе сложно с парнем в кино сходить? – поморщилась Светлана Петровна.

– Такое чувство, что ты меня сбагриваешь!

– Правильное чувство. Если я тебя не сбагрю, то мы так и состаримся вместе. А я хочу по отдельности. Мне еще свою жизнь надо устроить. А пока у меня дочка мотается не при деле, я не могу заняться собой. Ясно?

– В общих чертах, – кивнула Вероника, решив не уточнять, как маменька планирует устраивать жизнь, если у них поселится еще и веселый парень из общаги. Или она решила выпихнуть в эту общагу родную кровиночку?

– Будешь знакомиться? – прервала ее сомнения родительница.

– Ну давай, попробую. Только позднее. Пока я не готова.

* * *

К знакомству дочери с Мишей Светлана Петровна подошла тщательно и продуманно.

За обедом сама подсела к Романову и начала вести пространные беседы, изобиловавшие плохо завуалированными намеками и аллегориями.

– Сейчас молодежь больно самостоятельная пошла, – разглагольствовала Донецкая, манерно отщипывая от булочки и сверля собеседника тяжелым взглядом. – Старших не слушают, все по-своему делают. В институты поступают, не спросив совета. Работу выбирают такую, что потом бедным родителям их всю жизнь содержать приходится.

Было совершенно непонятно, то ли поддержать разговор с точки зрения положительного представителя молодежи, то ли примазаться к Донецкой и с высоты опыта старшего поколения костерить нахальный молодняк.

– А у меня Вероникочка не такая, – журчала Светлана Петровна. – Наивная, чистая. Я ее воспитала, всю жизнь, всю душу в нее вложила. Доверчивая, как ребенок. Таких сейчас нет. Тургеневская барышня. Блоковская Незнакомка. И кому я такой оранжерейный цветок доверить смогу? Разве мужики сейчас такое сокровище в состоянии оценить?

Теперь получалось, что Мише нужно и от мужиков как-то отделиться, и изобразить то ли особу королевских кровей, что при его рязанской физиономии было бы верхом идиотизма, то ли средневекового менестреля, готового тревожить избранницу лишь виршами собственного сочинения, не претендуя на большее.

– Вот если, например, она влюбится, я противиться не стану. Любовь – дело святое. Но жить будет у мужа. Хоть он олигарх при личном доме, хоть дворник в каморке под лестницей, хоть гастарбайтер в вагончике. Уж сама – так сама, – внезапно начала противоречить себе Донецкая.

Миша так и не понял, к чему именно стремилась Светлана Петровна: отпугнуть его или заинтересовать. По факту он очень даже заинтересовался, а испугаться было никогда не поздно.

Из многословного выступления Донецкой следовало, что приглянувшаяся ему русалка предпочитает мужчин в костюмах, читающих наизусть поэтов Серебряного века, поющих под балконами и не претендующих на интим. Этого списка было вполне достаточно для того, чтобы потерять интерес к даме окончательно и бесповоротно. Но, поскольку речь шла не о даме вообще, а о конкретной дочке конкретной начальницы и заявка на ухаживания уже была сделана, отступать было поздно.

В назначенный день Михаил притопал на работу в костюме с галстуком и с мешками под глазами. Полночи он учил Бальмонта и Блока и, как человек, страшно далекий от литературы, проникся острой неприязнью к объекту ухаживаний, доставившему ему столько неудобств.

Женская часть отдела шушукалась и косилась на мрачного инженера, гадая: на свадьбу тот так вырядился или помер кто. К вечеру Миша остыл и в самом конце рабочего дня даже начал радоваться предстоящему приключению.

«Приключение», не предупрежденное маменькой, маячило у проходной. Еще утром Светлана Петровна безапелляционным тоном заявила, что вечером планирует пройтись с Вероникой по магазинам, поэтому дочери велено прибыть ровно к шести принаряженной и накрашенной.

– Не вздумай притопать в джинсах и тапочках на босу ногу, – строго предупредила мама. – Я не хочу, чтобы ты меня позорила. Хоть раз сделай матери приятное. Девушка должна ходить на каблучках. Каблук, чтобы ты знала, удлиняет ногу и стройнит. Правда, тебя удлинять и стройнить уже некуда. Но все равно – каблук чтобы был!

Маменька отчего-то вдруг решила, что раз уж дочурка непременно хочет встретить свою судьбу, а не брать то, что ей пихают в руки, то почему бы не организовать эту встречу. Пусть все произойдет спонтанно.

Но чтобы эксперимент не сорвался, Михаила она все же предупредила.

Вероника, которая собиралась с Ларисой на выставку, была от идеи не в восторге. Магазины она не любила. А походы туда с мамой – вдвойне. Светлана Петровна вела себя там так, словно вывела на прогулку дебила-переростка. Она демонстративно сокрушалась по поводу отсутствия у дочки вкуса, женского начала, утонченности и прочих дамских признаков, кроме половых. Родительница апеллировала к продавцам, которые ей старательно сочувствовали, пытаясь обрядить приведенное недоразумение в соответствии с модными тенденциями. Разумеется, они всегда чуяли, у кого в этом тандеме кошелек!

Раздраженная предстоящим мероприятием, Ника приложила максимум усилий, чтобы перевыполнить требования родительницы. Она заявилась на фабрику в блузке с рюшами и люрексом, как любила Светлана Петровна. Волосы распустила, лицо щедро намазюкала маминой косметикой, а маменька предпочитала яркие цвета, поэтому Ника выглядела как индеец, ступивший на тропу войны. Образ довершали босоножки на каблуке и платформе. Со стразиками. На попу она натянула крошечные шортики. Мама всегда говорила, что нога должна быть видна по максимуму. С трудом доковыляв до места встречи, Вероника тоскливо посмотрела на закрытую мамину машину и пожалела, что так глупо и по-детски решила отомстить. Ноги болели ужасно. Хотелось плюхнуться в прохладный салон и ехать домой. Мысль о беготне по бутикам была невыносима.

Она навалилась на перила и периодически переносила центр тяжести справа налево, ожидая, что колени вот-вот окончательно подогнутся. Шорты и босоножки рассыпали солнечных зайчиков, которые метались при малейшем Вероникином движении. Стразы сияли в солнечных лучах бриллиантовым свечением. Мужики сворачивали шеи и одобрительно цокали языками. Судя по тому, что по дороге к фабрике и на ступенях проходной Веронику уже несколько раз пытались снять, мама была абсолютно права: мужчины видят только обертку, и чем громче она шуршит, блестит и открывает, тем привлекательнее кажется содержимое. В обычной одежде Вероника подобным вниманием никогда не пользовалась. Представители противоположного пола смотрели мимо, сквозь или поверх, но никогда не замечали саму Веронику, словно она была невидимкой. И надо же: стоило лишь нарядиться, как пэтэушнице, впервые отправившейся из колхоза в большой город на дискотеку, как кавалеры налетели, будто бродячие собаки на колбасу. А ведь где-то бродил тот единственный, который ждал лишь ее. Ее половинка. Ее любовь…

– Девушка, скучаете? – раздалось над ухом.

Вырванная из мира грез и фантазий Вероника вздрогнула и выронила изо рта мятную конфетку. Конфетка ускакала куда-то за лестницу, оставив после себя лишь слабый вкус ментола и легкое сожаление о потере.

«Мамадарагая!» – Миша был в шоке. Мало того что красотка с фото походила на эту размалеванную матрешку, как Валуев на Аршавина, так у нее еще и зубы вываливаются прямо на ходу! Ножки, правда, ничего… Но одета как путана, причем дешевая. Какой тут Серебряный век?!

Две девицы из отдела прошагали мимо, чеканя шаг не хуже почетного караула у Мавзолея. Судя по злорадному хихиканью, они были уверены, что холостой Миша для женского общества еще не потерян, посколку это чучело было неконкурентоспособно.

Даже ссора со Светланой Петровной не стоила таких жертв.

– А что? Желаете развлечь меня чтением стихов? – довольно агрессивно поинтересовалась Вероника, совершенно случайно попав в цель. Стихи она не то чтобы не любила, но была к ним равнодушна. Просто к слову пришлось… – Или сразу о цене договоримся?

– Вы не меня ждете, Вероника? – на всякий случай уточнил окончательно дезориентированный Михаил. Судя по волосам и проступавшим под гримом чертам лица, это вроде была она. Но на тургеневскую девушку и блоковскую Незнакомку хамоватое создание не тянуло.

– Мама! Неужели это ты? – уперла руки в бока Ника. – Как ты изменилась! А я всегда говорила, что работа женщину не красит, а превращает в ездовую лошадь!

«Еще и дура», – подумал Михаил, пополнив копилочку Вероникиных дефектов.

Зато теперь он сообразил, почему Светлана Петровна хмурилась при упоминании женихов и возражала против Мишиных ухаживаний. Это ж надо умудриться пристроить такое сокровище!

Если бы Михаилу непременно нужна была городская жилплощадь, он воспользовался бы ситуацией и согласился на довесок в виде вульгарной девицы, про которую Донецкая так беззастенчиво врала. Стихи она любит! Серенады под балконом! Тоже мне Дульсинея. Помесь стриптизерши с гопницей. А Миша жаждал настоящей любви. Тут ею и не пахло.

Светлана Петровна наблюдала за знакомством из окна. Сверху детали были не видны, поэтому она пребывала в уверенности, что все идет по плану. Выждав пару минут и посчитав, что Миша уже обаял чадо стихами, она позвонила дочери на мобильный и сообщила, что поход в магазин отменяется.

– Работа срочная! – отрезала родительница в ответ на Никин негодующий стон.

– Спятить можно! – выпалила Вероника в пространство, после чего под обалделым взглядом Михаила решительно сняла босоножки и строго спросила: – Вы на машине?

– А что?

– Ничего! Хочу добраться до дома с комфортом. Если подвезете, так и быть, дам вам телефончик!

Ноги болели. Вечер был безнадежно испорчен, поскольку удивить и напугать маменьку не получилось. Зря она мучилась и позорилась.

– Могу подвезти на троллейбусе, – предложил Михаил, надеясь, что девица от него отстанет.

– Фи, – поморщилась Вероника. – А еще знакомиться лез. Нехорошо, молодой человек. Обнадежил – и в кусты!

Она подхватила босоножки и протопала к дороге, небрежно проголосовав. Первая же машина резко затормозила. Мужчины были так отвратительно предсказуемы.

– Вот на таких автомобилях надо ездить, если собираетесь знакомиться с приличной девушкой, – наставительно произнесла распоясавшаяся Вероника и уселась в салон, красиво подобрав ножки.

«Приличная девушка!» – содрогнулся от внутреннего хохота Миша. Да таких приличных ночью на шоссе пучками, как петрушку, можно собирать! Он вежливо помахал рукой удаляющейся иномарке. Сватовство отменялось.

– Сколько? – Едва машина отъехала от проходной, Вероника перестала кривляться и растягивать гласные, как подросток.

– Что «сколько»? – Водитель поглядывал на нее с интересом, видимо предвкушая нескучный вечер.

– До конца проспекта и за памятником направо. Сколько мне будет это стоить?

– А я думал, мы просто покатаемся. – Мужчина усмехнулся.

Профиль у него был красивым. Голос глубокий и бархатистый. Но не стоило брать этого типа в расчет. Если он собирался покататься с ней в таком клоунском прикиде, то ничего серьезного не планировал.

– Вы неправильно подумали, – вежливо проинформировала его пассажирка. – Но если вы очень хотите покататься…

– Очень хочу, – заверил ее водитель и снова усмехнулся.

– …тогда я могу рассказать вам, где у нас тут есть парк с карусельками. Они и закрываются поздно, так что хоть обкатайтесь там, только сначала отвезите меня домой. Пятьсот рублей хватит?

– Неудачный день? – рассмеялся он, ничуть не обидевшись.

– Не то слово, – подтвердила Вероника.

– А ты смешная.

– Мы на «ты»? – не сдавалась она, хотя ей уже не хотелось покидать прохладный салон.

– А почему нет? – Мужчина притормозил на светофоре и внимательно посмотрел на Веронику. – Это ведь ни к чему не обязывает. Я, кстати, голодный.

– Вы на ужин напрашиваетесь? – изумилась Ника, судорожно вспоминая, что у них есть в холодильнике. Не иначе собиралась кормить этого нахала!

Он расхохотался, показав ровные, крепкие зубы:

– Я все же джентльмен! Не напрашиваюсь, а приглашаю поужинать со мной. Любой ресторан на выбор.

– Да? Опрометчиво. «Максим» в Париже. Поехали! – гордо вскинула голову Ника, пытаясь понять, зачем она так ершится и почему трясется.

– Погорячился, – кивнул кавалер. – Я с незнакомыми девушками в Париж не езжу. Давай для начала перекусим где-нибудь на родине, а заодно и познакомимся.

Надо было отказаться. Это соответствовало бы Вероникиному воспитанию и мироощущению. Мужчинам всегда лучше отказывать, ведь после слова «да» начинаются сплошные неприятности. Во всяком случае, именно об этом предостерегала ее интуиция.

– Ладно. Только мне надо переодеться. Не могу же я в таком виде в приличное место идти! – выпалила Ника.

– Конечно. Как хочешь. Я подожду. Кстати, меня Егор зовут.