Текст книги "Прощание с Гербалаевым. Житейские хроники"

Место №24
Дневник книготорговца в тридцати трех посланиях

Словосочетание «Начало века» всегда пробуждало во мне приятные ассоциации. Я вспоминал серебряных писателей и поэтов, огорчаясь их беззащитной хрупкостью перед лицом грядущего.

Начало нынешнего века представляется мне иным. Главной особенностью литературной ситуации мне кажется то, что я, как обычно, остался без денег.

Поэтому, когда Александр Николаевич Житинский, хороший писатель и бескорыстный держатель издательства «Геликон Плюс», обратился с призывом посидеть на книжной ярмарке с книжками талантливых, но никому не известных авторов, я откликнулся. Я уже пробовал себя в коммерции разъездной и не видел ничего зазорного в том, чтобы попытать счастья в коммерции стационарной. Особых иллюзий у меня не было. Трудовой договор заключили устно; на бумаге он уместился бы в два предложения. Не прошло и двух месяцев, как я объявился на знаменитой книжной ярмарке в петербургском ДК имени Крупской, в обиходе – «на Крупе».

И взялся вести дневник.

Мое место значилось под номером 24.

Послание первое

Новая жизнь на новом посту началась замечательно.

Поглазев на пустынные проходы-коридоры, я решил, что если за день мимо меня пройдут два-три человека, то это уже будет удача. Закрыл лавочку и пошел изучать спрос. Слушать разговоры.

Постоял возле взволнованной пожилой дамы. Та говорила в телефон:

– Значит, тут есть «Рецепты бабушки Травинки» и «Разыщи в себе радость». Тебе «Разыщи в себе радость», да? Рецепты есть?

Рецепты были. Удовлетворенный, я отошел.

Немного позже стали подходить разные люди. Приблизился один мудрец, убеленный сединами, с провалившейся пастью:

– Вы не найдете области знания, в которой я бы не был специалистом…

Вот что он сказал.

Ну, не найду, так не найду. Нет их. На нет и суда нет.

Я очень красиво расставил все книжки, как домино. Падали они тоже, как домино. Я уже возненавидел ряд наших авторов за то, что их труды все время падают.

В итоге я продал несколько книжек, одну – виртуозно. Девушки хотели купить в подарок серьезному молодому человеку что-нибудь «сразу про историю, авиацию и фотографию». Они ушли с книгой про художественный Петербург. Заодно они узнали, что на свете есть замечательный писатель, по странному стечению обстоятельств – мой полный тезка.

После этого я ощутил азарт, вообразил себя пауком в паутине и затих.

Послание второе

Сегодня выходной. Давайте, я вам немного расскажу собственно про место.

Это закуток со шторкой. Он запирается на ключ.

Завтра я установлю там ноутбук, и все вообще расцветет. Интернета пока не будет, но оно и к лучшему, я хоть отдохну от него.

Нет никаких бумаг, объясняющих или хотя бы оправдывающих факт моего там присутствия. Кассовый аппарат накануне сломался и был увезен, к моему большому удовольствию. Я ничего не боюсь больше кассового аппарата. Мне видится какая-то непоправимость в выбивании чека.

Нет у меня, как выяснилось, и санитарной книжки.

Большой беды в этом нет. Санитарную книжку вместе с трудовой, дипломом, больничным и прочими протоколами о намерениях можно купить в переходе метро. Я просто не понимаю, зачем она мне?

Я ведь не шаверму продаю. Да ходь бы и шаверму. Исправная санитарная книжка в этом случае говорит лишь о наличии в соусе здоровых, подвижных сперматозоидов, способных к оплодотворению и наполненных звериным генотипом, столь милым многим дамам и некоторым мужчинам.

А о чем скажет моя санитарная книжка, я не знаю.

Послание третье

Весь день караулил преступников.

Книжник, с которым мы делим место, рассказал мне, что преступников на ярмарке – просто не протолкнешься. Эти негодяи крадут кошельки. А потом бросают их на прилавки. Книжник однажды глядит – кошелек. Пустой. Поволок в администрацию, а там их целая куча.

Это ведь такие подлецы, что способны и книжку украсть. Но им же хуже. Вот украдут они, скажем, мою – что с ней потом делать? Читать ее просто смешно. Надо сбыть – ну, пусть попробуют. Для это им надо договориться с Геликоном и со мной, занять мое место, выложить ее и ждать, пока украдут.

От нечего делать начал листать товар книжника.

Заинтересовался двумя фолиантами: «Розенкрейцеры в Советской России» и «Эзотерическое масонство в Советской России». Ну, думаю, сейчас все выяснится. И выяснилось.

О чем могут быть написаны такие труды? Самый вероятный вариант – о сатанинских жидомасонах, погубивших страну. Менее вероятный, но тоже вполне возможный – о лютых чекистах, погубивших ростки тайного знания.

Оказалось, ни первое, ни второе. Добросовестные протоколы задержаний и допросов означенных оккультных фигур в 20-е годы минувшего столетия. И за что? Да за устроение повального пьянства и блядства, за что еще. Содержание притонов и так далее. Мне стало скучно, и я это бросил.

Но вообще здесь есть поистине удивительные книги. «Персидские принцы из дома Каджаров в Российской Империи». «История псковской городской полиции в 18 – начале 20 вв.». «Материалы к родословию смоленского дворянства». «Соколиная охота». «Д. И. Менделеев и таможенный тариф». Рядом с этим меня не спасет даже сочетание с Горчевым. Все это внушительные труды, на создание которых были брошены титанические усилия. Я ни секунды не сомневаюсь, что все это кому-нибудь нужно. Увы, не мне. Мне остается лишь бравировать моим убожеством. Мне, дворняге-разночинцу, неизвестна разница между Нащокиным и Голицыным, а также о чем они между собой разговаривали, если вообще встречались. Все они слились для меня в одно большое ваше благородие.

Не силен я и в других вопросах.

Например, в коридоре за столиком сидит автор и продает свою книгу под названием «Эволюционный круговорот материи во Вселенной». Там описаны его личные открытия. Распечатано краткое содержание, начинающееся словами: «Фундаментальная наука ошибочна на 100%». Дальше я читать не стал, потому что и без автора знаю, что верить никому нельзя. И разбираться незачем.

Еще у меня спросили Детскую Библию. Что это вообще такое, черт побери? Нет, я знаю, что это за книжка. Но как такое может быть? Вон, каббалисты считают, что в Библии вообще каждая буква имеет свой смысл и числовой аналог, а все вместе образует секретное послание. Это, выходит, еще неизвестно, в каком переводе ее читать. А детям что остается? Наверняка не все лучшее.

А вообще мне тесно. Пошевелиться нельзя – сразу повалится Пушкин, и все его современники заодно.

Послание четвертое

– У вас есть Справочник по кроссвордам?

– У вас есть Норбеков, про энергетическую клизму тети Нюры?

– У вас есть книжечка, которая поет?…

Да у меня других нет.

Они все поют, на разные лады, только не каждому слышно.

Вообще, «Геликону» давно пора кусать локти. Вот же где Эльдорадо.

– У вас есть «Похороните меня под плинтусом»?

Если вы будете настаивать на этом предлоге, то у меня нет, но я могу написать сам при условии, что вы поделитесь личным опытом…

…Бродили непонятные люди, отбирали какие-то деньги. Меня не трогали. Но это, я чувствую, до поры. Я сильно рискую, ежесекундно.

Вот однажды ночью к моим начальникам ворвется запыхавшийся шофер:

– Глеб Егорыч! Засаду в Марьиной Роще перебили!…

Они спохватятся, но мне-то уже будет все равно.

– …У вас есть «Лермонтов с подорожной по казенной надобности»?…

Экий диапазон. Нет, сударыня. Мы же не знали, что вы придете.

Послание пятое

У меня тут соседи.

Всякие знающие литературные господа.

Сегодня слева раздался хохот. Ничто его не предвещало. Никакого внешнего повода не было. Не велась даже беседа. Захохотав, сосед ни с того, ни с сего обратился к своему коллеге напротив:

– Слышал? Что Чавес сказал? Как надо беречь электричество? Ходить в туалет с фонариком!

Предложение Чавеса, повторенное вслух, посредством собственного ротового аппарата, привело его в исступление.

– В туалет!… – выкрикивал он, сотрясаясь. – В туалет! С фонариком! В туалет! С фонариком!

Монолог, никем не поддерживаемый, продолжался еще какое-то время.

– В туалет!… – одиноко хохотал человек. – С фонариком!…

Потом резко умолк и снова стал непроницаемым. Я высунулся посмотреть, чем он торгует.

Учебниками.

Чавеса я не приметил, хотя сложилось впечатление, будто он околачивается где-то неподалеку, за прилавком, реализует батарейки.

…Господин напротив меня продает детские книжки. Много, много пачек. Смотреть на это больно. Книжка – это же для ребенка что? Правильно, радость. Сюрприз. Неожиданность. Уникальная вещь, прежде не виданная. В смысле – каждый раз новая. А у этого господина такие чудеса лежат пачками.

И на них коряво написано: «Самолет + Едем». «В зоопарке + Хрюшечка». «Ряба».

Изнанка волшебства.

Между прочим, все это меня не особенно угнетает. Равно как и спорообразующие посетители, обремененные поиском книг про трансперсональную клизму. С ними веселее. Встречаются, кстати, весьма достойные люди, внушающие трепет. Например, пришел один монах, искал что-то про Лихолетье. Я хотел посоветовать ему купить какую-нибудь газету, да побоялся.

Но что меня задрало, так это хронические объявления по местной трансляции. Уведомительные. Тем, кто их составляет и оплачивает, я желаю скорейшей мучительной гибели. Информацию о том, что они уже в аду, я готов слушать бесконечно.

Послание шестое

Немного истории.

Не то чтобы ДК Крупской – Крупа – был мне родным домом, но бывал я там частенько.

Я застал времена, когда эта ярмарка еще не была ярмаркой и вообще имела какое-то отношение к Водоканалу. Она устраивалась в принадлежавших ему строениях на Шпалерной улице. Впервые я попал туда в 89-м году. И глаза мои, естественно, разгорелись. Я всегда был книжником, а там царило изобилие.

Это было место для посвященной элиты. Книжками не только торговали, но и обменивались, тогда еще существовал книгообмен. В ходу была своя терминология: к примеру, не говорили, что книжка стоит четырнадцать рублей, а называли иначе: один и четыре. Почему – не знаю. Найти там можно было что угодно, и стоило это бешеных денег. Желязны, Чейз, Толкин предлагались тогда в кустарных переводах, отпечатанных на машинке и размноженных через малодоступный ксерокс. В самопальных переплетах. О принцах Амбера, например, я и понятия не имел, они еще и не были дописаны. Цены на них устанавливались заоблачные.

Я этих принцев назвал исключительно для примера. Пруста тоже было нигде не достать, а там появлялся. И кто угодно еще. Сейчас это смешно перечислять, ибо оно повсюду лежит невостребованным.

Очень скоро там стало тесно, и началась Крупа.

Это сейчас она испортилась и в ней торгуют черт-те чем – бижутерией, канцелярией, сувенирами, всякой дрянью. А тогда все выглядело так, будто просто разросся Водоканал. Наши походы туда мы с приятелем именовали акциями. Дело в том, что жена моя не слишком одобряла это занятие. Во-первых, денег в доме было мало, акции казались разорительными. Во-вторых, успешные акции – а они всегда бывали успешными – неизменно отмечались. То есть книжки были приквелом, а торжества в их честь – сиквелом. К концу минувшего десятилетия сиквелы почему-то стали важнее приквелов. А денег по-прежнему не хватало. Тогда я стал делать так: брал какую-нибудь книжку из дома, потихоньку, и объявлял, что иду покупать ее в Крупу. В Крупе устраивал сиквел, а потом возвращался и показывал: вот, купил. Книжек дома стало очень много, бедная моя супруга всех не помнила и не особенно следила.

Потом до меня дошло, что для сиквела вовсе не обязательно ездить в Крупу.

В общем, когда-то там было лучше, чем стало теперь.

Послание седьмое

И чем только не увлекаются люди.

– «Камасутра для ораторов» у вас есть?…

Молча качаю головой. Что, что это такое?…

…Приходил донской казак.

Это он выяснил, что казак, он изучает свою родословную. Рассказал мне об этом довольно подробно. Я был любезен, в долгу не остался и ответил тем же. Сообщил о себе все основное. Он порывался уйти, но я не отпускал.

…Кассового аппарата у меня так и нет. Это хорошо. Я тут нашел к нему инструкцию и пришел в ужас. Освоить это немыслимо. Зачем он нужен? В очередной раз вспоминаю моего давнишнего босса по фамилии Раппопорт, старую сволочь, я под его началом бесславно заведовал нервным отделением. Кассовые аппараты только-только ввели. «Он мне нужен, как зайцу триппер! – орал Раппопорт. – Я и с аппаратом обману, кого угодно!…»

В этом, кстати, он действительно не соврал.

…Заскучав, заглянул в соседний отдел. Там торгуют Эзотерикой. Глаза мои разбежались. Мне стало ясно, что в мире не осталось тайн. Людей, которым давно все понятно, не так уж мало, и они не сидят сложа руки. Они описали все меры, которые нужно предпринять, чтобы достойно ответить всему этому, что вокруг. Все читать не обязательно. Десятка энциклопедий хватит, чтобы переселиться на тот свет хорошо подготовленным и дать отпор всем, кто там встретится. На руку то, что они не особенно ладят друг с другом.

Но Камасутры, с которой я начал, нет даже здесь. Очень сокровенное знание и тайная доктрина.

Послание восьмое

Ощутил оторванность от общества. Увидел, как меня воспринимают, когда не понимают, что это я.

– У вас есть что-нибудь про Ягоду?…

Я встрепенулся. Все, что здесь есть про Ягоду – это глава в моем собственном романе.

– Это про реальные опыты скрещивания людей с обезьянами в Сухумском питомнике.

– А сейчас, как вы думаете, эти опыты продолжаются?

Я внимательно посмотрел на нее. Ответил:

– Думаю, что да…

И снова запел соловьем, дама стала листать, вчиталась в первый попавшийся абзац и оторопела. Я умолк, спохватившись. Поставив мой роман на место, дама, еще не в силах поверить, что я не шучу, что я предлагаю совершенно серьезно, сменила тему. В надежде убедиться, что я здоров.

– Вы слышали о пирамидах на дне моря? – доверчиво спросила она.

Нет, я не слышал.

– А они уже утонули. Я вчера смотрела передачу.

– Я ее не смотрел.

Она умчалась, как от чумы.

…Листал отрывные календари.

Астрологические и для мужчин – это ладно, хотя тоже достойны похвал. В последнем написано, например, что простата вообще ни на что не влияет и без нее даже лучше.

А вот календарь «В ожидании врача» – это нужно купить и кому-нибудь подарить. Будет очень приятно. Чисто эстетически. Новый Год к нам мчится, скоро все случится. На следующий год хорошо будет найти календарь про ожидание еще какого-нибудь специалиста. Идущего следом. И вообще это очень концептуально: вызвать доктора и ждать в течение года, сверяясь с календарем. Тут вообще бездна смыслов и гипертекст.

После календарей листал другое: дневник Долли Фикельмон. Это жена австрийского посла, жившая в Питере в пушкинскую эпоху, внучка Кутузова. Писано там, что «народ дик и не поддается вразумлению». Отметил про себя, что так, как Долли, нынче уже не пишет никто, ни женского пола, ни мужеского. Что до народа, то его изменения не затронули.

Отвлекся на призыв выходца из народа, спросившего книгу «Удар русских богов». Хотел предложить ему «Пиздюли зарубежных чертей», но не нашел. Да простит меня Долли за площадной слог.

Послание девятое

Наискосок от меня, среди военной литературы продают сувенир: молодую голову в буденовке, в натуральную величину, с вампирскими клыками. Она смотрит.

Я сначала вздрогнул: решил, что кто-то выглядывает из-за стенки-полки.

С чего начинается Родина? Со старой отцовской буденовки, как известно.

Успокоенный тем, что это понарошку, стал читать популярную книжку «Сексуальные извращения». Вообще, я здесь разовьюсь. Очень много трудов, которые в иных обстоятельствах никогда не попали бы в мои руки. «Извращения» заинтриговали. Там все считается извращением – все, что бывает. Описаны извращения среди животных: попытка секса, например, между гориллой и змеей. Изнасилование людей животными, специально натренированными в античном мире. Расстроил случай из жизни под названием «Клизмофил».

Молодой человек доходил до исступления, когда ему ставили клизму. Это-то ладно, бог с ним. Но он вдобавок, разъезжая в метро, присматривался к окружающим и пытался угадать, давно ли им ставили клизму.

Не зря мне тревожно среди людей. Едешь так, а какая-то сволочь о тебе думает, а ты не знаешь.

Послание десятое

Из чисто спортивного интереса попытался продать милиционеру «Историю псковской городской полиции». Не вышло.

Я нынче решил размяться и стал торговаться. То есть это со мной торговались. Но хрен я уступил. У меня тут не турецкий базар, я не кофейниками торгую и даже не ишаками.

Ладно, это все суетное.

А я хотел о вечном.

Например, о Месте для Авторов. Оно здесь есть. То есть приходит автор, выкладывает свою книжку и продает ее, надписывает в поте лица, не покладая рук. Это он с такими намерениями приходит.

Можно было бы вообразить, что выделен какой-нибудь пышный трон на постаменте, в самой выгодной зоне, оцепленный почетным караулом. Это не совсем так. Место представляет собой стол в коридоре, у выхода на улицу – точно такой, какой стоит в туалете. Правда, в туалете на стол поставлена кружка для пожертвований на расходные материалы. А здесь – сами расходные материалы: книги автора и он лично. Мимо стола все ходят, не проникаясь существованием автора, а он сидит и ждет.

Черта с два я там сяду. Пусть меня лучше вообще никто не знает.

Еще о вечном: видел огромную книгу «Чародейство: самоучитель». Трогать поостерегся, ушел. Я же любопытный, могу и попробовать.

Ну и еще – не знаю, насколько вечное. Наблюдение. Я уже говорил, что у меня довольно много книжек весьма ограниченного спроса, не имеющих отношения к Геликону. Граждане, которые ими интересуются, производят приятное впечатление людей знающих. Круг их чтения внушает уважительный трепет («Алфавитный список русских захоронений на кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа»). Но: я обратил внимание, что физическое несовершенство, достаточно часто здесь наблюдаемое, неизменно сочетается с некоторой вывихнутостью интересов. Не могу понять, какая тут связь. Вряд ли мы имеем дело с компенсацией дефекта посредством сверхизбирательной умудренности. Хотя не исключено.

Послание одиннадцатое

Отдельный повод позабавиться – попытки что-нибудь продать мне.

Пришел пожилой, обстоятельный, дружелюбный, солидный, начитанный дилер. С двумя сумками. Нет, с тремя. И начал пиздеть.

Я ласково улыбался ему. Он представлял Москву в ее собирательном понимании, которая заставляла его разъезжать по нашему городу и области. Москва еще не на такое способна, я знаю.

…Кстати сказать, я обратил внимание, что вывески не производят на людей никакого впечатления. Можно сто раз написать, что здесь художественное издательство – и публика все равно будет спрашивать учебник по физиологии.

– Мне нужны открыточки повеселее. На холодильник.

– С удовольствием. Пожалуйста. Вот набор. «Среднеевропейский доспех 14 века». Будет очень красиво.

– Ну, они очень мелкие…

– Но это плакаты! Они просто уменьшенные.

Ушла.

Одна девонька, не с налета понятная, спросила энциклопедию.

– Вас какая интересует? – я задал встречный вопрос. У меня не было никаких, но я скучал.

– А какие вообще они бывают?

Это меня насторожило. Я прищурился.

– Всякие бывают… По всем областям знания, какие угодно.

– Мне нужна энциклопедия обо всем. Чтобы там сразу про все было.

Я вздохнул.

– Эта энциклопедия называется словарем. Поспрашивайте, тут есть.

Послание двенадцатое

Где бы я ни работал, продовольственный вопрос решается самым унылым образом. Везде приходилось питаться как-то украдкой, чтобы не видели меня или, наоборот, чтобы я никого не видел. В обоих случаях – к тайному и явному возмущению коллектива.

Спешно, тайком что-нибудь запихнуть в себя – вот образ действий.

Очевидно, он не изменится никогда.

Место №24 соседствует с двумя питательными точками. Это кафе. Первое косит под приличное заведение. Мне там принесли нечто по имени Обед, и больше я туда не пойду. Я не понял, что это было, почему варилось полчаса и с какой стати стоит столько же, сколько моя книжка.

Второе торчит во внутреннем дворике, под козырьком, системы «экспресс». Там толстая тетка, взявшая моду со мной здороваться, хотя я ничего у нее не покупаю – только курю и внимательно ее рассматриваю. Я видел, как она кормила котиков. Окололитературные котики ошивались там с ночи; тетка вышла к ним с пластиковым бидоном – изначально белым, но теперь – цвета ядерной зимы. Ведро было в целлофановом пакете. Тетка выгребла из-за помойного бака лоток, окраской сливавшийся с осенним ненастьем. Вывалила туда немного из бидона. Это был серый фарш. Котики с воем приникли. Остальное тетка унесла в кафе, чтобы начинять там этим пирожки и все остальное. Дальше – микроволновка, и выходит чудесно. Я посмотрел на их гамбургер, еще не разогретый, но уже с майонезом. Лучше я приму смерть от шавермы, во имя Аллаха.

Так что нынче я затарился в обычном магазине, по пути на службу. Чем-то готовым. Торговали этой снедью сильно зарубежные девушки. Это было ближнее зарубежье, но соображало оно хуже, чем дальнее.

Они не понимали, чего я хочу, и я ушел не с тем, что просил.