Текст книги "Царица горы"

С Вершининым они старательно скрывали от коллег любовную связь, и до одного памятного дня им это удавалось весьма виртуозно. Рита выходила с работы как ни в чем не бывало, шла в сторону дома, могла зайти в магазин, а потом, после звонка, Вершинин подбирал ее, и они ехали к нему. Если кто-то набивался к ней в компанию, она быстро отделывалась от попутчика. Журналом «Предприниматель» теперь почти полностью заведовала Жанна Елецкая – она была еще той рабочей лошадкой, и Вершинин пользовался ее профессиональными талантами. Ей повысили зарплату, дали больше полномочий, но Рита в кулуарах услышала реплику бывшей подруги: «Он как будто откупается от меня. Точно в кого-то втюрился. Не думала я, что так все обернется». Но так оно и было – Лев Витальевич откупался от бывшей любовницы. Отдав ей журнал, он как будто говорил: на этом все, дальше хода нет. Елецкая метила в королевы, но получила лишь должность статс-дамы. Это обидно и горько для обостренно честолюбивой натуры, у которой движение вперед и есть смысл жизни.

Конечно, острый глаз наблюдателя мог бы уловить нечто, происходившее между медиамагнатом и юной журналисткой из отдела информации, но все дело было в том, что она как раз и была слишком юной для него. И красавица Елецкая, дама бальзаковского возраста, если честно, ему в дочери годилась, а тут и вовсе внучка. А то, что Лев Витальевич болтал со своей талантливой сотрудницей – ну так кто не любезничал с сексапильной очаровашкой Ритой Сотниковой?

Юная выдумщица даже пошла на хитрость. Как-то в постели сказала боссу:

– Слушай, тут за мной Костя Ломов ухаживает…

– Уволю к чертовой матери, – сразу гневно ответил Вершинин. Он погрозил пальцем, – с волчьим билетом его в городе ни одна газета не возьмет. Улицы пойдет подметать.

Риту вспышка спонтанной ревности рассмешила, она даже прикрыла ладошкой рот. Вершинин ущипнул ее под одеялом, и крепко, она забрыкалась, лягнула его пару раз.

– А ножки у тебя резвые, – сказал босс.

– Еще какие, – согласилась Рита. – Я спортом занималась. Нет, ты меня не дослушал. Я с ним пококетничаю, только ты в голову не бери. Пусть думают, что я принимаю его ухаживания. А то, знаешь…

– Что?

– Жанна на меня волчицей смотрит, как следователь прямо. Еще немного, и допрос учинит. С пристрастием. А Варвара Пташкина ей помогать будет. Они как будто сговорились. Меня это настораживает и раздражает. Даже работать мешает.

– Понимаю тебя… А ты не могла бы выбрать кого-нибудь менее симпатичного? – спросил босс. – Этот Костя – красавчик.

– Ревнуешь?

– Представь себе.

Она поцеловала его в плечо.

– Это только театр. И потом, я не могу выбрать какого-нибудь замухрыгу. Это будет моветон. Парень должен соответствовать моей личности и фактуре.

– Ах, моветон! – нервно усмехнулся Вершинин. – Фактура! Ну, тогда ладно, пококетничай, только не сильно, – согласился он. – Но чтобы никаких романтических встреч в ресторанах.

– Да откуда у него деньги на рестораны? Костя может разве что домой пригласить, на бутылку вина.

Она ожидала бурную реакцию любовника.

– Я тебе дам походы к нему домой, да еще на вино! – Теперь Лев Витальевич еще крепче прихватил ее под одеялом за бедро.

– А-а! – театрально завопила Рита. – На помощь! – И на этот раз тоже лягнула Вершинина покрепче.

Игра закончилась тем, что старый лев сграбастал Риту и, целуя, куда придется, все еще хохочущую и брыкающуюся, буквально набросился на любовницу. Что ж, она вернула ему молодость – если не в полном объеме, то добрую половину точно.

Но судный день Риты Сотниковой, так или иначе, приближался. Варвара Пташкина, когда они выходили с работы и столкнулись в коридоре с глазу на глаз, бросила невзначай:

– Что, голубушка, ведешь двойную жизнь?

– О чем это ты, голубушка? – оцепенев, вопросом на вопрос ответила Рита.

– Сама знаешь.

– Не знаю – расскажи.

– Все ты знаешь, все. И скоро об этом узнают. Грудь и задница выросли – и сразу в полымя? Ты же едва с горшка слезла? Сколько тебе, девятнадцать? Косте Ломову мозги загадила – он и повелся. Вот кого мне больше всех жалко. Ему первому рассказать надо.

Рита никак не ожидала от ненавистной конкурентки Пташкиной и такой осведомленности, и такого бурной речи. Оказывается, и ей палец в рот не клади! Прорвало гадюку. Накипело. Она была еще опаснее, эта долговязая молчунья. Не только своими отменными статьями, но и мыслями, угрозами, ревностью, потому что ей нравился вихрастый гитарист и прирожденный журналюга Костя Ломов, душа компании, как и всем женщинам в редакции. Только Пташкина скрывала свои чувства за семью печатями и оттого еще сильнее мучилась.

– А теперь представь, Варварушка, – уже на улице вкрадчиво проговорила Рита. – Вот ты разнесешь новость, а она – пустой звук. В какое положение ты поставишь не меня, глупую и несчастную, а другого человека? – На слове «другого» Рита сделала самое красноречивое ударение. – Как долго ты продержишься на этой работе?

– Так, значит, правда? – Ледяные серые глаза Варвары вспыхнули. – Знаешь, о ком я говорю?!

Пора было дать ей хорошую затрещину.

– Я в Костю Ломова влюблена, – очень просто заявила Рита, как будто в ее руке было заключение из Дворца бракосочетания и оставалось только поставить подпись. – Мы с ним встречаемся от всех тайком, от таких, как ты, в первую очередь, и скоро объявим о помолвке. Вот так, голубушка, – сказала и пошла своей дорогой. – Если сможешь, не говори об этом никому, а то прослывешь треплом, – бросила она через плечо.

Рите показалось, что Варвара Пташкина осталась стоять у нее за спиной соляным столбом. А что? Поворот сюжета она придумала неожиданный и ловкий.

Квартала через три, как она знала, ее подцепит шеф. Вот уж будет, что рассказать ему! Только надо дождаться, когда они окажутся в постели, так лучше получается – эффективнее и продуктивнее. Тысячелетняя женская наработка.

– Да эта Пташкина обнаглела, если такое говорит и тебе угрожает, – подпоясанный полотенцем после душа, заявил Вершинин. – Совсем спятила? Интересно, а Жанна в курсе?

– Пташкина без ведома Жанны и шага не сделает. – Она потянулась на постели кошкой, прогнув спину и вытянув ноги: – Ой, хорошо… Уж поверь мне. Правда, Варвара, возможно, еще только собирается посвятить Жанну в свою тайну. Иначе бы Елецкая мне уже в чай мышьяка подсыпала.

Вершинин хохотнул так, что потерял полотенце – оно упало с пояса ему в руки. Он снова повалился на кровать рядом с Ритой.

– Я подумаю, как быть, – пообещал он и сокрушенно покачал головой: – Женские коллективы – все у вас не так. Всюду враги. Так было и так будет. Не можете вы купить пару бутылок коньяка и все прояснить по-человечески.

– Можем. Только ты про мышьяк не забыл?

И вновь Вершинин рассмеялся, но уже сдержанно.

– Нет-нет, про мышьяк помню. Смешно.

– А если мы такие, – продолжала Рита, – то в таком случае ваша забота, мужская, стать третейскими судьями и поступить по справедливости. Ты готов, милый?

Он вытянул руку и похлопал Риту по голой ноге:

– Готов, милая, готов. – И обернулся: – По пивку?

– Да запросто.

На очередной оперативке Жанна Елецкая заявила, что в ближайшем номере будет опубликован большой коммерческий материал на разворот о новой птицефабрике, которую сейчас монтирует известная немецкая фирма. Предварительная договоренность уже есть. Начался сбор информации. Обе стороны – птичники и журналисты – предельно заинтересованы друг в друге. Никто не сомневался, что писать материал будет либо сама Жанна, либо Варвара Пташкина, либо они на пару. Но все произошло иначе.

Сразу после оперативки Рита разузнала телефон предприимчивых немцев и позвонила им. Она сказала: «Гутен таг! С вами говорит корреспондент журнала «Предприниматель». Я бы хотела приехать, герр Витгофф, и обговорить первые пункты статьи. Это необходимо сделать сегодня же, так решил не мой редактор, а хозяин всего медиаконцерна».

Нахватав папок побольше, она зашла к Вершинину и присела на край стола.

– Что хочешь, милая? – отрываясь от дел, спросил он.

Рита выдохнула:

– Юлий Цезарь сказал: «Сейчас или никогда».

– Я уважаю Юлия Цезаря, но ты это к чему?

– К тому, что я хочу наказать этих двух заговорщиц – Елецкую и Пташкину. Планирую сама съездить на строительство птицефабрики и поговорить с их начальством.

– Но это некорректно, – возразил Лев Витальевич. – Они уже взялись за дело. Пташкина едет туда завтра или послезавтра.

– А я съезжу сегодня.

– Ты хочешь выставить меня дураком и подлецом?

– А кто сказал, что я поеду по твоему заданию? – обольстительно улыбнулась Рита. – Просто проявлю инициативу.

Он смотрел и смотрел на ее ноги, которые так сладострастно ласкал каждую ночь.

– Милая, послушай…

– Я просто возьму машину и сгоняю туда. А напишу себе вызов в новомодный рок-клуб «Подвал», там сейчас играет группка из Питера. Я все равно собиралась туда попасть. Шоферу скажу, что сделаем круг. Всю ответственность беру на себя. Ну?

– Даже не знаю, что сказать.

– И все же, Лев? – В ее голосе прозвучали нотки легкого недовольства. – Реши вопрос.

Сдаваясь, Вершинин усмехнулся:

– Валяй, моя принцесса. Езжай. Тебя же все равно не отговоришь.

– Не-а, – откликнулась Рита.

– Но под твою ответственность.

– Ага.

Она все устроила, как задумала, а шоферу пообещала, что он увезет с собой с птицефабрики еще и две большие жирные немецкие курицы размером с поросенка. После этого заманчивого предложения вопросы отпали и проверять маршрут ему не захотелось.

Вскоре они прилетели на край города, где запускались первые цеха. Рита оделась в строгий, темный, но благодаря нюансам очень чувственный деловой костюм, который Вершинин прикупил ей по случаю, пообещав должность начальника отдела информации. Юбка чуть выше колен, приталенный жакет; широкий воротник белой рубашки, расстегнутой на груди, создавал эффект декольте.

– Майн Гот, – вставая, сказал герр Витгофф. – Все знают, что русские женщины самые красивые на свете. Вы же, милая Рита, лишний раз доказываете это. А что стало с Барбарой, кажется, так зовут ту девушку, что уже приезжала к нам?

– Гриппует наша Варвара, – ответила Рита и приложила пальчики к шее. – Кхе-кхе.

– А, быть больной?

– Да, на неделю свалилась, если не больше. Говорят, может быть осложнение.

– Как быть жаль.

– Очень быть жаль. Все под Богом ходим, герр Витгофф. Ну что, покажете мне свои владения? Птицефабрику?

Красивой женщине хочется показать все что угодно: птицефабрику, литейные цеха, чертово колесо, бассейн, загородный дом. Пока Рита ходила с диктофоном и задавала наводящие вопросы, герр Витгофф, стелившийся перед ней как только мог, мимоходом поведал, что как раз снял загородный дом с бассейном на берегу Волги и был бы рад в свободное время показать его русской красавице. Если той интересно, конечно. Там и сауна есть. Журналистка польщенно кивала: почему бы и нет? Все возможно. Но работа для нее главное – надо выполнить задание руководства, которое на нее очень рассчитывает. Потом они обедали в новой столовой, такой педантично чистой, что хотелось пролить на кафель хотя бы стакан сока, уронить бутерброд или корку хлеба.

Но Рита сдержалась. После обеда экскурсия продолжилась.

Надо быть откровенным, Рите Сотниковой никогда не нравились подобные темы – открытие нового сталелитейного или кожевенного завода, той же птицефабрики. Но тут было дело принципа. Директор посвятил ей пять часов своего бесценного немецкого времени, но не пожалел об этом. Он просто сиял. На прощание она протянула ему руку для поцелуя. Герр Витгофф сначала и не сообразил, что от него хотят. Вот она, европейская эмансипация! А потом все понял и вцепился в ее ручку жадными губами.

– Такой обычай остался только в России, – доверительно сказал он. – У нас бы это расценили как харассмент. Домогательство, – пояснил он. – И унижение прав женщин.

– Я знаю, что такое харассмент, – рассмеялась Рита. – Но мы же не в Германии.

– Я, я, – расчувствовавшись, он перешел на немецкий. – Оказывается, это очень приятный обычай – целовать женщинам руки.

– Еще какой приятный, – согласилась Рита и кокетливо улыбнулась: – Для обеих сторон, герр Витгофф.

Она пообещала переслать ему статью для сверки по электронной почте, и они попрощались.

– А куры где? – когда она вышла из административного корпуса, спросил куривший у машины шофер. – Поросята твои с крыльями?

– За нами полетят, – ответила Рита.

Она сияла торжеством. Шофер помрачнел.

– Обещала ведь, Сотникова!

– Да будут тебе куры, будут, – успокоила она. – Как маленький прямо. Поехали.

У первого супермаркета они остановились, Рита быстро вышла и утонула за автоматическими стеклянными дверями. Через пять минут она появилась с пакетом в руках, открыла дверцу:

– Держи, вот тебе два крылатых поросенка – я свое слово держу.

Шофер заглянул в пакет.

– Ну ты даешь, Сотникова!

– Иногда и не всем, – ответила она. – Тебе вот повезло. Теперь сытым будешь.

– Хе, – покачал головой шофер. – И языкастая. С тобой не соскучишься.

– Это точно, – согласилась она. – Папа с мамой знаешь как настрадались?

Редакционный автомобиль сорвался с места.

– Теперь в этот клуб, где подонки собираются? – спросил он. – С гитарами?

– Нет, сегодня подонков оставим в покое. И, пожалуйста, не говори никому, куда ты меня возил.

– Я редактору врать не буду, – вновь помрачнел водитель. – Куры того не стоят. Поросята твои с крыльями.

– А ему и не надо, он знает. – У Вершинина был и свой автомобиль, и свой шофер на всякий пожарный. Шансов, что они станут говорить с этим, который предназначен для всех, почти не оставалось. – Лев Витальевич сам меня и послал. Хочет посмотреть в новом амплуа. И деньги на кур для нас, кстати, он выделил.

– Да ладно?

– Я тебе говорю.

– А что значит для нас? Где твоя доля?

– Я решила свою тебе отдать – я на диете. Только морковку ем.

– То-то стройная такая.

– Вот именно.

– Нормалек, Сотникова, – весело глядя на перспективу улицы, по которой они летели вперед, согласился шофер. – Все путем. Хорошо сгоняли – каждый бы день так, что б по крылатому поросенку. Теперь в редакцию?

– Нет, домой. И едем скорее – мне всю ночь за компом сидеть, – очень серьезно сказала Рита.

Она не шутила. У подъезда своего дома она позвонила Вершинину и сказала, что материал собрала, да такой, что лучше не придумаешь, и будет работать над ним всю ночь.

– Приезжай ко мне, – воспротивился тот. – Тут и работай. Или я за тобой заеду.

– Нет, ты мне не дашь написать статью, – категорично ответила она. – Будешь приставать, соблазнять, а я должна сделать дело. Секс меня уносит к облакам, а я должна твердо стоять на земле.

– Так я уношу тебя к облакам? – польщенно спросил Вершинин.

– О да, – не моргнув глазом ответила Рита. – Жди меня завтра в редакции в десять утра. Целую, мой лев.

Кажется, на той стороне провода она услышала блаженное урчание. «Бесцеремонная лесть сводит с ума даже таких умных и прожженных дельцов, как ее Вершинин», – думала Рита, открывая дверь подъезда.

В десять она вошла в редакцию. В одиннадцать Лев Вершинин, а за ним и главный редактор Пантелеев, занимавшийся исключительно коммерческими вопросами, уже прочитали рекламную статью на две полосы. Оба были в восторге. Попадание в точку. Только потом Рита отослала ее по электронной почте герру Витгоффу, позвонила и попросила ознакомиться как можно скорее. В обед немец прислал статью с небольшой правкой и самыми лестными отзывами. Немец не забыл поблагодарить Вершинина за знакомство с такой талантливой журналисткой и пообещал впредь работать только с ней.

Весть о статье, написанной Сотниковой за ночь, разнеслась по редакции мгновенно. Варвара Пташкина как раз ожидала машину, чтобы ехать на птицефабрику. Так уж получилось, что в комнате в течение нескольких минут оказались все действующие персонажи этой производственной трагикомедии: Вершинин, Пантелеев, Елецкая, Пташкина и Сотникова. В руках у них не хватало только револьверов, а на головах – ковбойских шляп. Вершинин и Пантелеев вместо оружия держали по экземпляру распечатки правленой статьи. За столами вокруг главных действующих лиц сидели за компьютерами журналисты, строчили материалы и не ведали о приближающейся буре.

– Как это понимать? – вопросила Жанна Елецкая. – Что это значит, статья написана? – У нее вдруг задергалось правое веко. – Варвара должна ехать сейчас на птицефабрику.

– Уже не должна, потому что статья есть, – строго проговорил Лев Витальевич и потряс выведенными из принтера листами: – Вот она.

Пантелеев, тоже тряхнув распечаткой, кивнул:

– Статья отличная – лучше не придумаешь. И немцы ее уже одобрили, кстати.

Кажется, Жанна задохнулась от негодования:

– Когда они успели ее одобрить? И кто решил послать Сотникову на фабрику? – Подбородок Елецкой в негодующем кивке дернулся в сторону Риты.

– Она сама так решила, – пожал плечами Вершинин. – И у нее получилось. Я не против инициативы и авантюры, если она приносит пользу общему делу.

Теперь у Жанны Елецкой задергалось левое веко.

– Это – грязная авантюра. Влепи ей выговор, Лев. – Елецкую как прорвало. Она говорила громко, привлекая внимание всей редакции «Предпринимателя». – И пошли на фабрику Варвару или меня, как было обговорено. Что это за бардак? Ты в жизни так не поступал! А еще лучше – выбрось ее статью в корзину, чтобы другим неповадно было заниматься самодеятельностью и кидать своих коллег. Слышишь, Лев? Переживем, но сохраним лицо друг перед другом.

– Здесь не соревнование, а работа! – грозно взревел Вершинин. – У нас коммерческое издание. Кто не успел, тот опоздал. Девушка за ночь написала такой материал, какой большинству не под силу сделать и за трое суток. И Сан Саныч прав, – он кивнул на Пантелеева, – немцы статью уже одобрили. Вопрос закрыт.

– Вы же с ней сговорились? – вопросила Елецкая. – Даже такая наглая девчонка, как Сотникова, не осмелилась бы на такой шаг?

Зал с журналистами затаил дыхание. Клавиатуры смолкли.

– Это была ее инициатива, – в очередной раз повторил Вершинин.

– Либо я, либо эта девчонка. – Елецкая кивнула на Риту, причем в порыве ненависти и презрения даже не глядя ей в глаза. – Выбирайте, Лев Витальевич.

Рита скромно усмехнулась – она смотрела в потолок, сомкнув пальцы рук и чуть заметно покачиваясь. Разве что детскую песенку не напевала: «Пусть бегут неуклюже…»

– Я не люблю, Жанна Борисовна, когда мне ставят условия, – ледяным тоном произнес Вершинин. – И вы это знаете.

– Тогда я увольняюсь, – хрипло выговорила Елецкая.

Все услышали, как по залу пролетела муха. А за ней гонялись не первый час, и она старалась летать очень тихо.

– Хочешь уволиться – увольняйся, – ощерился Лев Витальевич. – Незаменимых людей нет. – Он тоже усмехнулся, словно поддерживая свою корреспондентку. – Я отдам твою должность Рите Сотниковой, посмотрю, а вдруг девочка справится?

У Жанны задергались сразу оба глаза.

– Мою должность – ей?!

Вот-вот могло произойти смертоубийство.

– Жанна Борисовна, – миролюбиво произнес Пантелеев. – Я вообще не понимаю, о чем идет разговор. У вас есть руководитель и хозяин холдинга – Лев Витальевич Вершинин, он так решил. Наконец, есть и я, ваш непосредственный руководитель. О чем, собственно, речь? К чему претензии? Вы радоваться должны, что все так славно вышло.

– Радоваться? – Она будто пыталась уничтожить редактора взглядом. – Я должна радоваться?

– Ну да. За всю редакцию, за весь журнал.

– Ты – шестерка и торгаш, Пантелеев, – гневно выпалила Елецкая. – Вот ты кто.

Она сжигала за собой все мосты.

– Ну, знаете ли, Жанна Борисовна, – пробормотал обиженный Пантелеев. – Вы много себе позволяете…

– Знаю, – рявкнула та. – Потому и позволяю.

Но и Пантелеев, непривычный к такому обращению, быстро нашелся.

– Вам к психологу нужно обратиться. – Имевший нюх гончей, он уже понял, что бывшая любовница Вершинина в редакции не жилец. – А лучше к психиатру. Ваше поведение за гранью приличий и просто разумного. Я ухожу в свой кабинет – разговор, по-моему, окончен.

– По-моему, тоже, – кивнул Вершинин.

Каким же взглядом он обжег сейчас Елецкую, свою бывшую любовницу! От таких рубцы и шрамы остаются. Но Пантелеев уйти не успел, как и удалиться к себе Вершинин. Дикий истеричный вопль остановил обоих и заставил немедленно обернуться:

– Я все знаю! Все!

Это выкрикнула Варвара Пташкина, до того стоявшая молча со стеклянными глазами, бледно-зеленая, как смерть. Пришла ее очередь выступить на авансцену. Лицо долговязой журналистки пошло красными пятнами.

– Я следила за тобой, Сотникова! И не один день! – яростно выкрикнула она. – Ясно?! Все видела, когда ты с работы выходила! Тебя Лев Витальевич Вершинин каждый день по дороге подбирает, как сучку, чтобы трахнуть у себя дома! Поэтому тебе и разрешили вот так запросто обойти меня. – Она шагнула к опешившей Рите. – Сучка, сучка, сучка!

Но Рита недолго пребывала в оцепенении. Она размахнулась и влепила Пташкиной такую звонкую пощечину, что, всем показалось, стекла зазвенели в окнах. Варвара никак не ожидала такого выпада, она не готова была лезть в драку – и тотчас отступила назад, да так неловко, что плюхнулась на мягкое место и осталась сидеть.

– Вот это нокаут, – выдохнул кто-то.

– Дура, – глядя ей в глаза, процедила Рита. – Какая же ты дура, Пташкина!

Такого разрешения конфликта не ожидал никто, даже все видевший в своей жизни Вершинин. По его лицу едва заметно пронеслась торжествующая улыбка. Девочка показала не только профессиональное мастерство, но и небывалые для ее лет силу и волю.

Трагикомедию должна была завершить Жанна Елецкая.

– Ты, ты… – глядя на Вершинина, только и повторяла она. Жанна даже сделала два шага в его сторону: – Предатель, мерзавец, старый потаскун…

Ей вдруг все стало ясно. Почему отказали во взаимности. Сломали планы на жизнь. Из-за кого так показно подняли зарплату – бросили собачью кость. Из-за этой девчонки, Сотниковой, которая легко и просто обошла ее, да еще подставила подножку, после которой иные ломают руки и ноги, а то и шею.

– Вставай, Варя. – Елецкая помогла Пташкиной подняться – никто больше не решился и не захотел подать ей руки.

Ту качало, словно под ней пол ходил ходуном, вот-вот вновь бухнется навзничь.

– Уверен, дальнейший разговор не имеет смысла, – закончил производственный скандал Лев Витальевич Вершинин. – Елецкая и Пташкина, ко мне в кабинет, немедленно.

– Обойдемся, – бросила Жанна. – Все решим здесь.

– Отлично, тогда оставьте заявление об увольнении на любом из столов. – Он обвел рукой комнату. – Всего наилучшего, дамы.

Рита нервно курила на улице, когда из дверей вышла Жанна Елецкая с коробкой, в которой несла свои вещи. Увидев Риту, она остановилась. Это был поединок взглядов и характеров.

– Далеко пойдешь, девочка, – бросила Жанна.

– Я только учусь, – смело ответила Рита.

Елецкая усмехнулась:

– Что же будет, когда ты научишься?

Усмехнулась в ответ и Рита:

– Полечу к звездам, Жанна. – Она кивнула вверх: – Там Близнецы, Кассиопея, созвездие Ориона. Интересно же. А я любознательная.

– Крылышки не обожги, – сказала Елецкая и направилась к своей машине.

Следом вышла Варвара Пташкина. Ее лицо пылало, словно от ожога. Она тоже хотела что-то сказать Рите, даже остановилась для заключительной реплики, но Сотникова опередила ее:

– Вали, селедка.

– Чтоб ты сдохла, – с лютой ненавистью выдохнула Варвара.

Рита не удостоила ее ответом. Дело было сделано. Пьеса сыграна. Занавес закрылся, и актеры могли расходиться по домам.