Текст книги "Военная тайна"

Глава 14

Утром, едва над горизонтом показался краешек солнца, на пяти подводах небольшой отряд скрылся за холмами зеленых полей.

– Улетели орлята! – сказал командир отряда. – С чем-то вернутся?

Поля, поля, холмистые, волнующиеся, желто-зеленые. Вспугиваемые топотом, из-под самых колес вылетали из росистой пшеницы испуганные перепела. Жаворонки звенели в глубине голубого неба. Чувствовалась еще утренняя свежесть, но солнце уже жгло с одного бока. Один раз, далеко влево, возле опушки темнеющего леса показался на мгновение всадник и тотчас же умчался назад. Глухо прозвучало эхо случайного выстрела.

Когда проехали больше половины пути, остановились переждать жару на одном из придорожных хуторков. Все было на месте – и скотина, и еда, и горшки в печках, но хозяева сочли почему-то за лучшее удалиться.

Выставили наблюдателя, и тот, вооружившись биноклем, уселся верхом на соломенную крышу, возле белой трубы. Основательно закусили. Развалились на мягкой траве, в тени густых яблонь и вишен небольшого садика. Тихонько болтали.

Солнце решило испечь землю. Даже в тени было душно. По телу расползалась лень.

Едва курсанты расположились по укромным уголкам, как случилось маленькое курьезное происшествие. Федорчук, прельстившись спелым яблоком, забрался на дерево. Он был уже у цели, как вдруг обломил сухой сук, который стукнулся о крышку улья. Потревоженные пчелы с яростью бросились изгонять непрошеных гостей из сада и без труда обратили весь отряд в бегство.

– Фу-ты, черт!

Николай, запыхавшись, прикладывал сырую землю к руке.

– Вот еще новая напасть!

Направились в огород, намереваясь расположиться с тенистой стороны стога.

Один, просунув в сено руку, с удивлением крикнул:

– Посмотрите-ка!

Откинули несколько клоков сена и увидали приклад трехлинейной винтовки.

– Вот так гадюка!

– Вот так камень!

– Ребята! – сказал Сергей. – Сейчас на хуторе никого нет, да и дело у нас есть. Положите винтовку на место, а на обратном пути мы осторожно захватим ее владельца.

Отряд тронулся в путь. Из-за кустов, позади оставленного хутора, осторожно выползли две фигуры.

– Ушли?

– Уехали, дьяволы!

Уже совсем к ночи курсанты остановились за версту до мельницы. Сергей с товарищами отправился вперед. Было уже темно. В одном из окошек домика блестел огонь. Ребята кучей ввалились в хату.

Старик злобно посмотрел на гостей и пробурчал что-то, беспокойно поглядывая и пытаясь разгадать причину нашествия.

Сергей сел за стол. Все притихли.

– Ну, как дела, старик?

– Никаких у меня дел нету… видит бог, нету, – затараторил тот.

– Ну уж это ты оставь! – усмехнулся Сергей. – Нас этим не проведешь. Мы знаем, что у тебя тут бандитский притон.

Старик съежился и захихикал, не зная, как принять это – в шутку или всерьез.

– Хи-хи-хи!.. притон! У старичишки убогого, господь с вами…

А сам пятится к распахнутому окошку. Владимир, заметив этот маневр, уселся на подоконник.

– Награбленное куда прячешь?

– Совсем ничего не знаю, что вы к старику пристали?

– Ты не знаешь, так я знаю, – ответил Сергей. – А ну-ка, товарищи, отодвиньте стол и лавку.

Мельник мгновенно сорвал с гвоздя и запустил ему в голову тяжелый безмен. Сергей ловко уклонился. Безмен врезался в уставленный иконами угол. Мельнику связали руки. Стол был отодвинут.

– А ну-ка, найдите тут ход! Курсанты шарили по полу.

– Вот, смотрите!

Он достал с полки знакомый крюк и поддел им край доски за карнизом. Четыре половицы со скрипом откатились, открывая тайник.

Спустились вниз. Около часа выбрасывали награбленные товары наверх, принимали и укладывали их на подводы. Темная дыра опустела. Усталые курсанты выбрались наверх, закусили.

Мельник сбросил маску и на все вопросы разражался градом ругани. В сарае у него нашли аппарат для варки самогонки, а за печкой – солдатскую гимнастерку в подозрительно бурых пятнах.

– Убил, должно, за крынку кислого молока! – вспомнил Николай подслушанный с чердака разговор.

Ночь проходила. Запрягли своих и Мельниковых лошадей. Старика посадили на подводу.

Когда со двора вышли все люди и выехала последняя подвода, ярко вспыхнула соломенная крыша. Огненные языки закрутились и затанцевали, отражаясь в спокойной темной воде.

Не успели курсанты отъехать и с версту, как сзади посыпались частые выстрелы. Все повскакали и похватались за винтовки. Но вскоре успокоились: это рвались запрятанные в сгорающем логове винтовочные патроны.

Ехали уже медленнее, подсаживались на подводы по очереди. Не доезжая до хутора, человек десять отправились осторожно вперед и захватили на хуторе двоих.

– Бандиты? – спросил, подходя, Сергей.

– Какие там бандиты! – ответил пойманный. – Мы здешние.

– А зачем убегали?

– Мало ли тут кто ходит? Мы пуганые.

– Оружие есть?

– Откуда ему быть?

Сергей пошел с ними, в сопровождении кучки курсантов, к стогу сена. Пленники беспокойно забегали глазами.

– Это что? – спросил Сергей, когда один из курсантов извлек винтовку.

– Аа! – точно только вспомнив, хлопнул себя по лбу мужик. – Я и забыл… В прошлом году на пашне нашел, ну и бросил сюда – пусть, думаю, валяется.

Курсанты расхохотались.

– Как же это ты в прошлом году бросил под нынешнее сено?

Их также захватили с собой. Поздно ночью весь отряд проснулся, чтобы приветствовать экспедицию, возвратившуюся домой с богатой добычей.

Глава 15

Далеко по окрестным селениям пронеслись вести о смерти Могляка, Оглобли, Черкаша, Соньки и сыча-мельника, о разгроме их шаек. Банды притихли, разбились на кучки, ожидая лучших времен.

Прошло около месяца, как отряд уехал из Киева. За это время он совершенно оторвался от прежней жизни и потерял всякую связь с курсами. С огромной радостью все встретили весть о том, что их вызывают срочно в Киев.

Трое друзей тоже были весьма довольны по многим причинам. Нужно было прикончить предательскую игру начальника курсов. У Сергея было много незаконченной работы. А у Николая еще одна, особенная причина.

Через два дня отряд подошел к станции, погрузился в готовый эшелон и помчался к Киеву. Замелькали сквозь распахнутые окна и двери поля остающейся позади беспокойной Волыни.

Рано утром курсанты радостными криками приветствовали показавшийся Киев.

Через несколько минут отряд в порядке подходил к курсам.

Почти у ворот он неожиданно столкнулся с подходящей колонной своих товарищей, возвращающихся после боев под Жмеринкой.

С обеих сторон раздалась приветственная команда «смирно», а затем громкое «ура» и радостные крики, заглушаемые звуками музыки. Запыленные, загоревшие, с честью выполнившие свой долг, встречались отряды. Курсанты быстро переоделись в новое обмундирование, умылись и отправились вниз – на торжественный обед.

В большой столовой было прохладно и хорошо. На покрытых скатертями столах стояли цветы и приборы. Играла музыка.

– Товарищ Ботт, здравствуйте! – Сергей подошел к комиссару.

– Горинов… здравствуйте! – обрадовался тот. – А я вас высматриваю…

Они долго и оживленно беседовали.

К Ботту подошел присланный от наркомвоена докладчик. Курсанты прослушали горячую речь о положении революционной борьбы Украины и России. Оторванные надолго от всяких сообщений, они с жадностью ловили каждое слово. Армии Колчака безостановочно отступают к Уралу. Деникин неудержимо прет и ширится во все стороны. Уже давно, после геройской защиты, пал Харьков; уже болтаются на фонарных столбах трупы рабочих Екатеринослава. Враг скоро застучится в ворота Киева. А с запада Петлюра тянет хищные лапы к столице Советской Украины.

– Вы устали, – говорил докладчик, – но республика вскоре потребует от вас новых жертв. Будьте к ним готовы! Скоро придется вам сплотиться, для того чтобы принять на свои плечи всю тяжесть белогвардейского удара. Может быть, мы в последний раз собираемся для совместной беседы в стенах наших курсов. Может быть, скоро здесь будут наши враги. Но мы опять придем, навсегда. И последнее знамя, которое будет развеваться над Киевом, будет наше – Красное знамя.

Парад в Артеке

Глава 16

– Ну, теперь можно и поговорить, – сказал Ботт, запираясь на ключ у Сергея в комнате.

Сергей подробно рассказал о проведенной отрядом работе и сдал расписку на отобранное у бандитов и оставленное ревкому имущество.

– А Родченко погиб, должно быть, – закончил Сергей. – У него были все бумаги. Я страшно поражен был, когда увидел сегодня, что начальник курсов еще здесь и жив.

Ботт нахмурился.

– Надо сегодня же арестовать его.

– А по-моему – нет! – возразил Сергей. – Он генерал, человек старой закалки, и от него многого не добьешься. А потому я предлагаю оставить его еще на несколько дней и установить за ним правильную слежку. Ничего не теряя, мы можем выиграть многое.

– Но кто же возьмется за это дело?

– Я со своими товарищами. В Чека и без того горячка.

– Хорошо, делайте.

Сергей вызвал к себе своих друзей и объяснил им задание. Через полчаса каждый был уже занят своим делом.

Сергей что-то высчитывал; Николай писал какую-то записку; а Владимир старательно отдирал от свечки кусочек желтого воска.

Солнце уже скрылось за горизонтом, когда Николай подходил к знакомому беленькому домику. Прошел месяц с тех пор, как он убегал отсюда ночью, нагруженный поклажей наподобие ночного разбойника.

Вот и калитка. Войти туда он не мог – нужно было оградить Эмму от подозрений. Он подошел к плетню, со стороны нежилого переулочка, и стал наблюдать.

Садик был пуст, только жирный кот, развалившись, спал на круглом столике. Вдруг дверь хлопнула, и через веранду торопливо промелькнула знакомая фигурка. Через некоторое время она показалась опять, торопливо накинула на ходу шарф и вышла на улицу.

Николай пропустил ее мимо, пошел за ней немного поодаль, до тех пор пока не миновали они несколько уличек; потом подошел и осторожно взял ее за руку.

Она сильно вздрогнула, но, увидав его, не удивилась.

– Я знала, что вы вернулись, и шла к тебе. Идем!

– Куда?

– Все равно! Подальше отсюда.

Почти всю дорогу она ничего не говорила. Наконец, уже возле самого центра, на одном из бульваров они выбрали глухую скамейку в углу.

– Что с тобою, Эмма? Ты расстроена… взволнована.

– Не мудрено! – горько усмехнувшись, ответила девушка. – Можно совсем с ума сойти.

– Ну, успокойся! Расскажи все по порядку. Она, путаясь, часто останавливаясь, рассказала ему следующее.

В тот вечер, когда они похитили бумаги, она легла спать довольно рано. Агорский скоро ушел, и она слышала, как мать запирала за ним дверь. Ночью, открыв случайно глаза, она с удивлением заметила у дверей свет и услышала голоса. Это ее удивило, и она, подкравшись босиком, заглянула в щель и едва не вскрикнула. За столом сидели Агорский и… ее отчим. Откуда он взялся, она понять не могла.

Утром мать ей сообщила, что у них теперь часто будет бывать отчим, чтобы она не смела никому заикнуться об этом.

С тех пор у них началась беспокойная жизнь. Часто по ночам, при плотно закрытых ставнях, собирались какие-то люди и долго совещались. Из отрывков их разговоров она поняла, что они ставят себе задачей организовать переворот в пользу Петлюры и ни в каком случае не допускать захвата власти Деникиным. Эмма при первом же случае убежала сообщить об этом Николаю, но не нашла на курсах никого.

На нее не обращали внимания, и она старалась как можно меньше попадаться на глаза.

Однажды вечером, проходя мимо столовой, она увидела невысокого белокурого человека лет двадцати пяти. Напротив него сидел ее отчим с исказившимся от злобы лицом.

– Так вы отказываетесь?

– Да! Так будет лучше.

Эмма прошла дальше и конца разговора не слыхала. Когда она возвращалась, то незнакомца уже не было, а отчим говорил с Агорским.

– Ты знаешь, кто у меня сейчас был?

– Кто?

– Мерзавец! – Он назвал фамилию. – Подлец, пришел сказать, что считает за лучшее не связываться с нами. И главное – теперь, когда знает все.

– Что же делать?

– Его надо вызвать еще раз и уничтожить.

– Но где?

– Хотя бы здесь!

Эмма похолодела от ужаса.

Прошло еще несколько дней. Эмма напряженно всматривалась во все происходящее и нетерпеливо ожидала возвращения отряда. Самое ужасное случилось вчера.

Еще утром она заметила тянущийся через весь лоб отчима большой шрам. Он сказал ей, что стукнулся о косяк двери, хотя она об этом его и не спрашивала. Эмма после обеда, как всегда, забралась с книгой на сеновал, который находился возле огорода, над большим сараем, заваленным разной рухлядью. Сначала читала, а потом незаметно для себя заснула. Проснулась она от знакомых голосов и, заглянув сверху, увидала отчима с братом позади кучи с ломаным железом; в сарае было полутемно, и она не сразу поняла, в чем дело.

Они увязывали что-то в рогожу.

Острая мысль мелькнула у нее в голове, и на минуту все поплыло перед глазами. Она теперь поняла все. Поняла, отчего у отчима был шрам, зачем на днях он отослал погостить на неделю к сестре на хутор ее мать и зачем ей навязал вчера билет в городской театр. Как во сне, помнила она, что они взвалили на телегу мешок и увезли его.

Она не спала всю ночь. И с огромным облегчением вздохнула, когда узнала, что сегодня отряд вернулся в Киев.

– Что же теперь делать? – закончила она.

– Эмма! – ответил Николай, заглядывая ей в лицо – Завтра эта предательская игра будет прервана. А теперь скажи: ты любишь меня?

Она просто ответила:

– Ты знаешь!

– Ну вот! Обо мне ты тоже знаешь. Теперь тяжелое время. Думать о личном нельзя. Вырвать тебя из этого болота необходимо. Ты согласна?

– Да! Но…

– Никаких «но»! Я сегодня же переговорю с комиссаром, и мы что-нибудь устроим. А потом, когда уедем на фронт, ты отправишься в Москву, к моей матери… Мой отец коммунист, и он рад будет оказать тебе помощь, а моя мать все-таки приходится тебе теткой.

Пошли обратно. Несмотря на поздний час, на улицах было светло и людно. Повсюду мелькали огни кабачков, подвалов. Сквозь открытые окна доносились громкие звуки «Карапета», «Яблочка», еще чего-то.

 
Раньше были денежки, были и бумажки, —
 

доносился чей-то высокий ломающийся тенор, —

 
А теперь Россия ходит без рубашки…
 

Они дошли до белого домика. Расставаться не хотелось, но было уже поздно.

– Ну, до утра, дружок!

– До утра!

Пробило двенадцать. Николай торопливо зашагал к курсам.

Глава 17

Когда Владимир кончил мять в руках кусочек желтого воска, он направился по главному коридору корпуса, свернул два раза налево, один раз направо и очутился в полутемном углу, напротив квартиры Сорокина. Он приложил ухо к двери и прислушался – никого! Тогда он приложил восковой шарик к замочной скважине, осторожно вдавил его большим пальцем и извлек слепок. Потом проворно отскочил в темную нишу соседней заколоченной двери, потому что послышались тяжелые шаги. Показался Сорокин; щелкнув ключом, вошел в комнату и запер за собою дверь. Владимир осторожно, на цыпочках, пробрался мимо, а затем спустился в слесарную мастерскую, в подвал, и принялся за работу.

Он был сыном слесаря и часто помогал отцу. Через час сделанный по слепку ключ был готов, и Владимир полетел наверх, к Сергею:

– Готово…

Сергей зашел к Ботту, попросил увести Сорокина под каким-нибудь предлогом на час с курсов.

– Хорошо! – согласился тот. – Как раз кстати: нам нужно съездить с докладом о работе отрядов.

Когда увозивший их экипаж скрылся, Сергей и Владимир отправились в темный конец коридора, отперли дверь, заперлись изнутри и огляделись. Квартира состояла из двух хорошо обставленных комнат. Они осторожно перерыли все ящики и полки, но ничего подозрительного не нашли.

Они уже собирались уходить, когда Сергей остановился в маленькой темной прихожей, возле заставленной умывальником, наглухо завинченной печки. Отодвинули, развинтили и открыли тяжелую дверку. В глаза сразу же бросились какие-то бумаги и письма.

– Ага! – сказал, просмотрев, Сергей. – Этого вполне достаточно. Сорокин у нас в руках.

И он положил все обратно.

Ночью пришел Николай и подробно передал товарищам рассказ Эммы. Сведений набралось больше чем достаточно. Решено было: Сорокина арестовать сейчас же, а об Агорском сообщить в Чека. Николай рассказал также Ботту о том, что сделала для них Эмма, и Ботт охотно согласился дать ей клубную работу на курсах. На первое время это было удачным разрешением вопроса. Теперь нужно было произвести арест.

Все четверо пошли в телефонную комнату. Сергей нажал кнопку аппарата, вызывая квартиру начальника. Через несколько минут послышался ответный гудок, а потом вопрос:

– Я слушаю! Кто у телефона?

– Дежурный по курсам. Вас просят по городскому от начальника гарнизона.

– Сейчас приду.

Вскоре послышались шаги, вошел Сорокин и направился к телефону.

– В чем дело?

– В том, что вы арестованы, – проговорил, подходя, Ботт.

А Владимир твердо положил руку на кобуру его револьвера.

Его отвели в полутемную камеру бывшего карцера и к дверям и к окну выставили надежные посты. Всю ночь друзья не спали. Долго Ботт говорил с кем-то по телефону, потом отослал захваченные бумаги с верховым. Квартиру обыскали еще раз. Помимо всего, там нашли еще тщательно завернутую новенькую генеральскую форму и двадцать пар блестящих, вызолоченных на разные чины погонов.

Утром из генеральской квартиры ребята перетаскали лучшую мебель в небольшую светлую комнату возле коридора, занимаемого семьями комсостава. Вышло очень недурно.

– Это для Эммы.

Рано утром, с небольшою корзинкой, Эмма вышла из дома и направилась к роще. Там ее уже ожидал Николай.

– Ну, ты совсем?

– Совсем, Коля!

– Не жалко?

– Нет! – И она, обернувшись, посмотрела в сторону оставленного дома. – Уже не жалко.

Днем Укрчека арестовала обоих Агорских, при которых нашли много важных бумаг. Домик заперли и запечатали.

Глава 18

– Слушайте!

– Тише!

– Это ветер!

– Нет, какой ветер!

– Это орудия!

– Так тихо?

– Тихо, потому что далеко.

– Да… это орудия.

Курсанты высыпали на широкий плац, на крыльцо, даже на крышу корпуса и внимательно вслушивались в чуть слышные колебания воздуха.

– Кто это может быть?

– Фронт еще далеко.

– Должно быть, кто-нибудь с зелеными дерется.

Дело красных войск на Украине уже было проиграно. Ежедневные сводки доносили о непрерывном продвижении противника. Уже потерян был Курск, Полтава, Житомир, Жмеринка. Враг подходил с тылу к Чернигову, и только Киев еще держался. Но вскоре суждено было пасть и ему, так как белое кольцо сжималось все уже и уже.

На фронтах, подавленные морально и технически, красноармейские части не могли стойко держаться. Не было возможности установить правильное сообщение и управление остатками частей. Провода прерывались; маршрутные поезда летели под откос или останавливались перед разобранными путями.

Шла спешная эвакуация. Вверх по Днепру то и дело отходили груженые баржи; возле пристани сотнями стояли заваленные подводы. Отправлять что-либо ценное поездами не было возможности из-за бандитизма. Даже баржи приходили к Гомелю с бортами, продырявленными пулями. Со всех сторон теперь, после жестоких боев, сюда подходили командные курсы Украины: Харьковские, Полтавские, Сумские, Екатеринослав-ские, Черкасские и другие – всех родов оружия. Впоследствии они сорганизовались в «железную бригаду курсантов», которой и пришлось принять на плечи всю тяжесть двустороннего петлюро-деникинского удара.

Часто по синему небу скользили аэропланы. На земле тяжело пыхтящие бронепоезда, с погнутым осколками снарядов железом, срывались со станций и уносились на подкрепление частей фронта.

Буря надвигалась на Киев.

Начальника курсов расстреляли сами курсанты. Его обрюзгшее генеральское лицо не выражало ни особенного страха, ни растерянности, когда повели его к роще за корпус. Он усиленно сосал всю дорогу дорогую пенковую трубку и поминутно сплевывал на сухую, желтеющую траву. Когда его поставили возле толстой каменной стены у рощи, он окинул всех полным высокомерия взглядом. И в залпе потерялось его последнее слово:

– …сволочи!

До производства старшего класса в красные командиры оставалось уже недолго. В цейхгауз уже привезли перешитое обмундирование. С неделю друзья прожили без особенных приключений и усиленно занимались.

Вечера проводили вместе. Часто заглядывала Эмма. Она горячо бралась за всякую работу. Со всеми у нее вскоре установились простые и дружеские отношения.

Сегодня они проболтали, гуляя, дольше обыкновенного, и она ушла от них около двенадцати.

– Да, ребята! – говорил задумчиво Сергей. – Сейчас вот мы сидим и болтаем. Хорошо, весело, в клубе, поглядите, что делается – только ну! А ведь недолго уж остается… Ведь если через месяц собрать всех и сделать перекличку, то многих не будет в строю.

– Скажи лучше, немногие останутся в строю. Вызов телефона – певучий, мягкий. Сергей взял трубку. Говорил новый начальник курсов:

– Это вы, товарищ Горинов?

– Я.

– Зайдите на минутку. Комиссара нет, а комендант города просит выслать человек сорок на усиление патрулей, так как возле города показались какие-то разъезды.

Сергей по городскому аппарату вызвал с совещания Ботта, и они всю ночь провели у телефонной трубки. Им сообщили, что стоящая возле Киева, в Броварах, конно-казачья бригада ненадежна.

Через два дня Петлюра внезапным ударом продвинулся за Фастов и очутился под самым Киевом. Это было для всех неожиданностью. Все предполагали, что красные части продержатся значительно дольше.

Нужно было во что бы то ни стало задержать хотя бы на время дальнейшее продвижение белых, потому что город совершенно не был эвакуирован. Срочно последовал приказ сегодня же произвести выпуск старших классов, а завтра к рассвету всей бригаде выступить на фронт. К одиннадцати часам утра сто пятьдесят одетых в новенькую форму красных командиров стояли на плацу. Произнесли торжественное обещание, прочли списки произведенных. На автомобиле подъехал наркомвоен Украины. Его лицо носило на себе отпечаток бессонных ночей и глубокой тревоги.

Поблагодарил от имени Советской Украины за геройскую работу. Высказал уверенность, что бригада курсантов с честью выполнит свою трудную задачу. Тепло попрощался.

На следующее утро бригада выступила. Возле широких дверей собралось много провожающих. Поминутно подъезжали конные ординарцы и мотоциклисты. Кругом, насколько хватал глаз, лентами подходили и останавливались серые батальоны.

Мягко переливаясь, с крыльца полились звуки сигнала «сбор».

Николай еще раз крепко стиснул маленькую руку Эммы:

– Ну, прощай! Всего хорошего, девочка. Будем бороться и надеяться.

Эмма оставалась пока в городе. Она должна была отправиться, вместе с семьями комсостава, с последней баржей в Гомель, а оттуда в Москву.

Она посмотрела на Николая, грустно улыбаясь:

– Прощай! Пиши, Коля… Я буду ждать…

– Эмма, вашу руку напоследок!

– Володя! Сережа!.. Прощайте! Спасибо вам за все. Мы снова все встретимся.

– Может быть! Привет России, Москве. Всего хорошего!

Они еще раз горячо пожали ей руку и торопливо бросились к своим местам.

Эмма тихо взошла на высокое каменное крыльцо, встала возле самого края, рукой придерживаясь за выступ окна. Всматриваясь, застыла безмолвно.

Повсюду кругом – поблескивающие штыки, пулеметные двуколки, орудия. Слышались слова четкой команды. Где-то далеко впереди заиграла музыка. Голова бригадной колонны тронулась в путь. Курсовой батальон минут около десяти стоял на месте. Потом раздалась резкая команда, тронулся и он. Вон Николай!.. Сережа… Владимир… Вскоре скрылись и они. Перед Эммой всё тянулись серые ленты.

Потом, громыхая, проскакала рысью запоздавшая артиллерия. И кругом стало пусто.

Эмма молча ушла в свою комнату. Села, задумавшись, на широкий кожаный диван. Долго крепилась. Не выдержала и, уткнувшись головой в подушку, горько-горько заплакала:

– Ушли!