Текст книги "Тайны и герои Века"
Автор книги: Аркадий Кошко
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Кража у графа Меллина
В Венденском уезде Лифляндской губернии у местного магната, графа Меллина, была совершена в имении крупная кража. Событие это, насколько помню, относится к самому началу девяностых годов. Кража эта, совершенная в уезде, не входила в круг моей компетенции, но жалобы графа местному губернатору М. А. Пашкову на бездействие венденской полиции понудила местные власти обратиться ко мне с предложением взять это дело в свои руки.
Из слов губернатора оказалось, что у графа похищено ряд ценностей: несколько пудов серебра, несколько золотых приборов, целая коробочка мелких бриллиантов, коллекция старых миниатюр, процентные бумаги и т. д.
Взяв с собой двух деловых чиновников, Грундмана и Лейна, я выехал на место. Имение графа Меллина было величественно. Этот потомок ливонских рыцарей, несколько веков назад осевших в здешних краях, окружил себя пышной роскошью и, глядя на замки своих далеких предков, любил свое имение и был привязан к нему, как к колыбели своей семьи. Его дом был сущим дворцом с чисто дворцовой обстановкой, огромным штатом служащих и гордо развевающимися гербами на флагштоке.
Мне и моим спутникам отвели целые апартаменты. Было еще утро, и нас встретил управляющий, что-то вроде мажордома. Нам тотчас же подали элегантно сервированный чай, совсем как английский ленч, и управляющий заявил, что аудиенцию мне граф назначил ровно в двенадцать часов.
Естественно, в полдень я был им любезно, но величественно принят. Он присел напротив меня, попросил приложить все усилия к раскрытию этой кражи и заявил, что выход графини состоится к завтраку. Это был поистине выход. Она подошла к столу в богато расшитом платье, в бриллиантах, окруженная несколькими приживалками, игравшими, очевидно, роль фрейлин. Завтрак протек в чопорно-натянутом тоне. Графиня, заговорив о краже, особенно жалела маленькую записную книжечку, служившую для записи ее кавалеров по танцам. На крышке этой книжечки, по ее словам, находится миниатюра удивительной работы, а под ней медальон величиной не более серебряного пятачка, стариннейшей и искуснейшей работы.
К завтраку был приглашен и местный начальник уезда, безуспешно до сих пор занимавшийся раскрытием кражи. Побеседовав с ним после завтрака, я пришел к заключению, что розыски велись крайне небрежно и поверхностно.
Прежде всего я принялся осматривать имение. Вещи оказались похищенными из несгораемого шкафа новейшей конструкции, находившегося в небольшой комнате, примыкавшей к кабинету графа. Помещение это было расположено в первом этаже дома, где располагались лишь парадные. В этот этаж вел парадный проезд, и были устроены двери со стеклянной террасы, выходившей в сад. В конце сада начиналось озеро с версту примерно шириной, а на противоположном конце его виднелся лес. Ключи от несгораемого шкафа хранились в письменном столе графа, о чем знал лишь встретивший нас управляющий. Порядок в доме был чисто немецкий. Граф лично перед сном осматривал все запоры, вследствие чего проникнуть ночью в дом без его ведома представлялось немыслимым. Между последним открыванием графом своего шкафа и непосредственно обнаружением кражи прошло трое суток – вот тот срок, в течение которого воры беспрепятственно могли распорядиться награбленным. Да нужно еще прибавить к этому неделю – время, бездарно истраченное начальником уезда. Столь длительная задержка позволила, конечно, ворам не только тщательно припрятать украденное, но и схоронить достаточно основательно все концы. Тщательный осмотр как дверных замков, так и самого несгораемого шкафа подтвердил, что все они отпирались ключами, так как отмычки даже при самом аккуратном их использовании оставляют следы в виде царапин. Я спросил графа, уверен ли он в своем управляющем? «Как в самом себе, – отвечал он. – Живет у меня двадцать лет, предан мне душой и телом. Да и с самого начала я поставил его в исключительно благоприятные материальные условия – подарил ему пятьдесят десятин земли. Его сыновья при моей поддержке получили все высшее образование. Так что что бы ни говорили, а благодарность людская не чистый звук, и ей, конечно, не может быть чужд и мой верный управляющий. Что касается прочих моих людей, то о них я мало осведомлен, так как всех работников набирает сам управляющий».
Кончив осмотр и получив отзыв от графа о его управляющем, я попал в тупик. Мои затруднения усугублялись еще и тем соображением, что все похищенное весило примерно десять пудов, следовательно, чтобы вынести такую тяжесть из дому, да еще и благополучно спрятать ценности подальше, требовалось участие нескольких людей и, пожалуй, даже лошади. Я отправил своих верных помощников, Грундмана и Лейена, побродить по окрестностям и разведать, не говорят ли в народе о чьем-нибудь внезапно возникшем богатстве. К вечеру оказалось, что никаких полезных слухов они не собрали. Выяснилось лишь, что к графине люди относятся хорошо, а графа критикуют как величайшего скупердяя. Тогда я обратился к графу с такой просьбой:
– Можете ли вы дать мне точный список всей прислуги, которая как находится сейчас в доме, так и той, что служила здесь за последние три года?
– О да, конечно, я человек аккуратный и веду на этот счет особую книгу. Если угодно, то я на полях отмечу, за что и даже когда был уволен тот или иной человек.
– Принесите же мне ее, пожалуйста.
С тем же требованием я обратился к начальнику уезда.
Вскоре управляющий предоставил мне списки, по которым выяснилось, что в доме в разное время проживало порядка сорока человек. Против некоторых имен значилось «Уволен за хищение сладкого», «Рассчитан за грубость», «Лишен курителя» и т. д.
Прочитав со своими агентами этот список, мы не нашли в нем имен, известных нам по уже совершенным преступлениям.
– Скажите, – спросил я управляющего, – был ли осмотр леса, что на противоположном берегу озера?
– Да, часто начальник уезда его осматривал.
Однако, не удовлетворившись ответом, я пошел туда на следующий же день и еще раз осмотрел все внимательно. Заручившись разрешением графа, я прихватил помощниками его людей и соединил их с чинами уездной полиции и своими верными помощниками.
Зашедшего начальника уезда я спросил:
– Хорошо ли вы осмотрели окрестности?
– Да мы… Признаться честно, мы их и вовсе не осматривали…
– Как не осматривали?! А что же тогда говорите, что осматривали?
– И сам не знаю, как так получилось. Видно, бес попутал…
Призвав управляющего, я выразил ему свое удивление. Он как-то замешкался и принялся уверять, что я не понял его, на самом деле осматривалось имение, а вот окрестности – нет.
– Хорошо, идите, а мне нужно с господином начальником уезда переговорить!
Управляющий неохотно вышел и, по моему подозрению, не отошел далеко от дверей. Я, выждав немного времени, неслышно прошел к дверям и быстро раскрыл их, чуть не зашибив управляющего.
Он принялся суетливо предлагать чаю, будто для этого только что вернулся и подошел к дверям.
– Благодарю вас, не нужно больше чая, оставьте нас вдвоем.
Управляющий нервно поклонился и тут уже ушел насовсем.
– Да, милостивый государь, я принес вам список всех служащих графа, – сказал мне начальник уезда. – Вот он, я взял его из местного отделения полиции!
Надо же, там оказывается было отделение полиции. А я даже и не подозревал о наличии рядом с имением графа этого славного учреждения. Сравнив список начальника уезда со списком управляющего, я нашел в нем Отто Витнеса, бывшего лакея графа, с год тому назад уволенного.
Поделившись со своими агентами этим удивительным открытием, я услышал от Грундмана:
– Отто Витнес? Да мне это имя хорошо известно. Он еще известен мне по Риге, где его преследовали за крупную кражу. И более того, я помню его тамошнюю кличку – Старая дева.
Я удивился: вот уж странная кличка. Но как бы там ни было, похоже, мы напали на след воров. Я приказал своим людям молчать до поры до времени, так как требовалось не только разыскать похитителей, но и найти похищенное. Ни к чему было устраивать лишний шум, так как было очевидно, что изворотливый вор, не записанный в графскую книгу управляющим, мог бы связаться со своими подельниками и дать деру из губернии, прихватив с собой часть награбленного, а другую часть хорошенько спрятав.
Я остановил свое особое внимание на небезызвестном нам уже озере, так как с его помощью, вероятнее всего, были увезены вещи. Его географическое положение говорило само за себя: крепким мужчинам не составило бы особого труда перенести на руках похищенное из дома к воде, ведь для этого нужно было пройти по саду каких-нибудь тридцать саженей. Тут же стояли привязанные лодки, и, нагрузив в одну из них похищенные ценности, воры должны были переплыть на тот берег и скрыться в лесу, где они, уже не торопясь, могли перегрузить поклажу в телегу, поджидавшую где-либо в гуще деревьев. Тут же, кстати, начиналась дорога, пересекающая весь лес и ведущая в соседнюю деревню.
Итак, на следующее утро я, при помощи Грундмана и Лейена, возглавил отряд из тридцати человек. Все мы направились в лес.
Лес занимал довольно значительную площадь, а потому на первый раз я ограничился дорогой и своего рода полосой отчуждения, то есть зарослями невысоких деревьев, произраставших с обеих сторон от дороги.
Через несколько часов под одним из ореховых кустов, недалеко от дороги, были найдены пустые ящики из-под серебра, а немногим дальше и несколько дюжин серебряных столовых ложек, перевязанных суровыми нитками. Но важнее всего то, что мой Грундман опознал местность, заявив, что в конце этой дороги находится мельница, принадлежащая брату Отто Витнеса, в которой он несколько лет тому назад бывал.
С найденными вещами мы вернулись домой, чем привели графа в полное восхищение. Последующие обыски леса, правда, ничего не дали.
Наше дальнейшее проживание в имении становилось излишним, и мы вернулись в Ригу.
Однако перед отбытием я зашел в ближайшее почтовое отделение, обслуживающее и имение графа, и спросил у почтмейстера:
– Знаком ли вам почерк управляющего?
– Как же, прекрасно!
– Так вот, будьте любезны пролюстрировать все письма, как им отправляемые, так и получаемые. Снимайте за мой счет с них копии, и если что-либо покажется вам важным, то высылайте в подлинном виде. В данном случае мы имеем дело с крупным преступлением, а посему я призываю вас сохранять абсолютную тайну всего того, что вы делаете.
Приехав в Ригу, я тотчас же принялся за поиски Витнеса. По справкам адресного стола, его в городе не оказалось. Я решил послать агента на мельницу его брата. Командировка эта представилась мне нелегкой, так как агенту предстояло осмотреть мельницу и познакомиться с ее обитателями, не возбуждая при этом подозрений. Между тем Витнесы были крайне недоверчивыми и осторожными людьми, хорошо знакомыми любому из здешних сыщиков по прошлому крупному делу.
Поэтому я остановился на следующей комбинации: в Риге имеются евангельские общества, широко распространяющие печатные экземпляры Евангелий. У них есть комиссионеры, расхаживающие по губернии с особыми сумами, набитыми этими книгами.
Поехав в это общество, я выспросил мандат, суму и десяток экземпляров Евангелий на имя своего агента Лейена, который и отправился на мельницу. Со станции железной дороги и до мельницы он шел пешком, без шапки, погрузившись в чтение Священного Писания.
На мельнице брата нашего подозреваемого Лейен застал, но вот сам преступник отсутствовал. Вернулся Лейен, в сущности, ни с чем. Он выяснил лишь, что Витнесы – племянники по матери управляющего. Я принялся излагать новый план розыска этого отчаянного вора, как вдруг получил копию, снятую почтмейстером с письма управляющего к Отто Витнесу. На конверте значился рижский адрес. Управляющий писал вот что:
«Милый Отто!
На днях из Риги приезжала к нам охота. Охотники побывали в лесу, убили несколько дюжин птиц, а затем, потеряв следы дичи, вернулись восвояси. У нас снова наступили тишина и покой».
Я сейчас же кинулся с агентами по адресу этого письма. Указанная квартира оказалась снята на имя вовсе не Витнеса, но в ней мы застали его мать.
– Где Отто Витнес? – спросил я ее.
– Отто нет. Он на днях уехал в Петербург.
– По какому адресу он будет проживать в Петербурге?
– Этого я не знаю, он мне не сказал.
Мы стали производить обыск в квартире, но из похищенного у графа ничего не нашли. Мой Грундман заметил, однако, что старуха все как-то держит Библию в руках, не расставаясь с ней ни на минуту. Он попросил эту Библию и, перелистав ее, нашел письмо, запечатанное в конверт и адресованное управляющему графа Меллина. Отто в нем писал следующее:
«Дорогой дядюшка.
Отправлюсь сейчас на вокзал, еду в Петербург. Спешу вам ответить на сегодняшнее письмо. Рад, что охота от вас уехала. У нас тоже все спокойно. Огорчу вас лишь тем, что сообщу о смерти бедного Януса, умершего в субботу и похороненного пять дней тому назад, то есть в понедельник. Я был на похоронах и отнес ему на могилу наши слезы. Ждите моих писем из Петербурга. Ваш Отто».
– Почему у вас это письмо? – спросили мы старуху.
– Да сын просил отправить, а я все еще не собралась.
Оставив у Витнеса засаду, я принялся за розыск Януса. Янус был нам нужен, так как по разъяснению моего агента, Грундмана, слово «слезы» на латышском языке часто употребляется по отношению к бриллиантам, а посему и Отто в своем письме говорил, конечно, о зарытых на могиле Януса драгоценностях.
Были запрошены все данные о похоронах, произошедших в течение последних пяти дней. Запросы эти полицейское управление разослало в православную церковь, кирки, костелы и синагоги Риги. В нем мы интересовались, не хоронили ли за последнею неделю некоего человека по имени Янус. Но оказалось, что ни один Янус за это время не умирал и не был похоронен. Я был в недоумении, но священник Тромучкой церкви, человек из православных латышей, некий Меднис, посоветовал обратиться еще и к священникам двух расквартированных в Риге монастырей, Изборгского и Малоярославского.
Оказалось, что в домашней церкви Малоярославского монастыря был отпет некий Отто, которого затем похоронил на кладбище солдат 4-й роты Иван Либус.
А Отто этот, как ни странно, всегда именовался господином Янусом.
Добыв эти сведения, я поехал к рижскому архиепископу Агафангелу, рассказал ему, в чем, собственно, состоит дело, и просил разрешения разрыть и осмотреть могилу Януса.
Право, священник ответил мне весьма дипломатично: – Я не могу разрешить вам раскапывать могилу умершего христианина, так как это противно канонам нашей церкви. Но никому не возбраняется, конечно, привести могилу в порядок: возложить на нее плиту, подправить крест, увеличить насыпь. Если вам желательно произвести означенный ремонт, то с моей стороны препятствий вы не встретите.
Я тотчас же проявил горячее желание заняться могилой господина Януса и, получив требуемое благословение, быстро покинул палаты архиепископа.
Заручившись таким образом разрешением церкви, я с двумя своими агентами отправился на военное кладбище. Взяв постового и кладбищенского сторожа в качестве понятых и разрыв без труда могилу Януса, мы приступили к поискам. Срыв могильный холм и вытащив временный белый деревянный крест, мы на глубине примерно полуаршина, как раз под нишею креста, нашли большой стальной игольник. Он оказался набитым бриллиантами в россыпи разной величины, преимущественно по четверть и полкарата каждый.
Составив протокол о найденном, мы снова водрузили крест на место, насыпали холм и привели могилу в первоначальный вид.
Прошла неделя, другая, а Старая дева все не возвращался из Петербурга. Я послал еще раз агента Лейена с Евангелиями на мельницу, приказав ему на этот раз войти в усадьбу Витнера с противоположного конца дороги, словно бы он возвращается обратно с пустой сумкой. Но, как и в первый раз, Отто у брата не оказалось.
Вскоре, однако, почтмейстер принес мне новое письмо Отто, адресованное опять к дядюшке. Из него оказалась, что Отто из Петербурга перебрался в Ревель, нанялся лакеем к барону М. и извещает дядю, что скоро будет работа. Мы тотчас кинулись в Ревель, без труда нашли борона М., и наконец Старая дева был арестован. К нему удивительно шла вышеуказанная кличка. Высокий, высохший человек, с лицом, абсолютно лишенным всякой растительности, чувствительный, сентиментальный и плаксивый, с писклявым бабским голосом, он положительно представлял собой яркий тип старой девы; если бы не мужское платье и обращение брата, в нем тяжело было бы заподозрить хоть что-то мужское.
Отто Витнес был арестован и переведен нами в рижскую тюрьму. При допросе он решительно все отрицал.
Так как арест его не мог оставаться тайной для его сообщников, то мы с агентами, не теряя времени, отправились на мельницу к брату Витнеса для производства обыска. Брат Отто был поражен, увидя со мной надзирателя Лейена, еще так недавно посещавшего его под видом смиренного продавца Евангелий. При нашем приезде на мельницу Витнес, почуя недоброе, схватил какую-то бумажонку и сунул ее в рот. Она была немедленно извлечена оттуда и оказалась запиской управляющего, сообщавшей племяннику, что от Отто нет сведений из Ревеля.
Мы арестовали и этого брата Витнеса, хотя старательный обыск во всем помещении его, равно как на чердаках и в погребах, ничего не дал.
По возвращении в Ригу мне доложили, что Отто Витнес покушался в камере на самоубийство и с этой целью расковырял себе вену на руке при помощи железки, снятой с конца шнурка собственного сапога. Покушение было сорвано, но, если судить по количеству крови, разлившейся по камере, лишь случайный приход надзирателя спас Витнеса от смерти. Он был перенесен в тюремную больницу, где врач обещал недели через полторы поставить его на ноги.
Через несколько дней позвонил мне по телефону начальник тюремной больницы Авертянов и сообщил, что сегодня у матери Витнеса (при аресте Отто засада на его квартире была снята), посещавшей больного сына, при выходе из больнице была отобрана Библия, переданная ей сыном. Я сразу же попросил прислать мне святую книгу. Это оказался экземпляр обычного издания, небольшого формата, почти новый. Я стал внимательно перелистывать книгу, ища каких-либо знаков, подчеркнутых букв и т. д., но никаких признаков условного шифра не оказалось. Я задумчиво осмотрел книгу со всех сторон, как вдруг мне показалось, что вся масса листов не приклеена прочно к корешку переплета, а как-то ходит под рукой сама по себе. Мне вскоре удалось отделить ее от корешка, и на внутренней стороне последнего я заметил слегка подклеенную чистую белую бумажку. Осторожно отклеив ее от переплета и перевернув, я увидел на ней мельчайшую надпись. При помощи лупы я прочел: «Янус Либус 4-й роты Мало-Ярославского полка умер 5 ноября, похоронен на полковом кладбище. На его могилу отнес слезы». Под этой надписью был нарисован могильный крест, а над этим крестом стояла отметка крестика.
Очевидно, мать сообщила Отто, что при обыске письмо его, адресованное дядюшке, было нами отобрано и Витнес вторично извещал управляющего о местонахождении бриллиантов.
Я счел дело достаточно назревшим и приказал арестовать и управляющего Мейера. Агенты, ездившие для этого в имение графа Меллина, рассказывали, что граф возмутился задержанию своего Мейера и всячески противился его аресту как акту, ни с чем не сообразному, жесткому и ненужному. Но инструкции, данные мною моим людям, были категоричны, а посему, несмотря на протест графа, Мейер был уже арестован и привезен в Ригу.
Через несколько дней, как только Отто Витнес оправился, я вызвал его к себе в кабинет. Тогда я без лишних слов решил осветить его судебною участь.
– Вот, господин Витнес, я вызвал вас в последний раз на допрос. Хотите – сознавайтесь, хотите – нет, дело ваше. Я не стал бы вас зря вызывать, если бы в моих руках не были неопровержимые улики. Ваш дядюшка Мейер и ваш брат арестованы как ваши сообщники и сидят здесь. Они сознались уже во всем, рассказав – тут я шел на ура! – как вы ночью на лодке перевозили вещи.
Старая дева недоверчиво улыбнулся.
– Не думайте, что это я говорю вам зря, чтобы изловить вас. Повторяю, что они во всем сознались, и вот вам доказательства: они выдали и бриллианты, закопанные вами на полковом кладбище под крестом Януса. Вот они… – Я вынул из кармана игольник и, раскрыв перед лицом вора, сказал: – Вот записка Митера вашему брату, уличающая вас, вот ваше письмо из Ревеля дядюшке, вот ваша бумажка, подклеенная в Библию. Довольно вам? Помните, что чистосердечное признание уменьшит ваше наказание. Желаете теперь говорить или нет? Ну и, пожалуйста, решайте скорее, мне некогда!
Старая дева, огорошенный уликами, увидя потерю бриллиантов и, вероятно, поверив в признание дядюшки и брата, счел невыгодным для себя далее запираться и, взяв истеричный тон, принес повинную. Со свойственной ему экспансивностью он, потеряв всякое чувство меры, принялся за самобичевание, не только осыпая себя самыми презрительными эпитетами и ругательствами, но и судорожно вырывая клочья волос из своей и без того не пышной белобрысой шевелюры. Во все время рассказа он проливал покаянные слезы, однажды чуть не схватил меня за рукав и не поцеловал со словами: «Едемте, едемте, господин начальник, скорее, отрывайте все закопанное, возвращайте имущество графу, не щадите нас, подлецов, иродов, мошенников! Так нам и надо, туда нам и дорога! Спасибо вам, господин начальник!»
Не желая терять возбужденного настроения Старой девы и боясь, как бы не изменил он своего решения, я тотчас же по телефону заручился паровозом и теплушкой и, взяв четырех агентов, в обществе Отто Витнеса выехал по его указанию на станцию Хинденберг. Здесь в лесу недалеко от станции он привел нас к какому-то кусту и сказал: «Здесь».
Много мы ломов и лопат разбили, но в конце концов разбросали уже изрядно подмерзшую землю и откопали большую крупную коробку из-под ланбриновского монпансье. В ней оказались в трубочку свернутые процентные бумаги, а на дне ее – два браслета с пустыми гнездами от камней. Камни эти Старая дева успел продать во время поездки в Петербург. Тут же рядом с жестянкой Ланбрина, в папиросной коробке, лежали записная книжечка графини с миниатюрой и часики. К сожалению, ударом лопаты был отколот краюшек миниатюры и разбиты часы.
От этого куста Старая дева, ориентируясь по отметкам на деревьях, ветвям и прочим, одному ему известным приметам, повел нас дальше к следующему тайнику.
Таких тайников оказалось штук десять, разбросанных на нескольких десятинах земли. Остается только удивляться, как это Витнес не перепутал топографии местности.
Все похищенное было найдено, но, к сожалению, часть в исковерканном виде. Так, огромные серебряные блюда были разрублены на части, очевидно, для большего удобства при сокрытии.
Мои предположения относительно самого процесса кражи вполне подтвердились. По признанию обвиняемых, дело происходило так: два брата Витнеса пробрались ночью в сад и, подойдя к стеклянной веранде, были нагружены ценной поклажей, сделанной им дядюшкой их, управляющим Мейером, который сам открыл дверь террасы ключами графа, взятыми из письменного стола. Ими же он открыл и несгораемый шкаф, из которого извлек ценности. Братья в несколько приемов перенесли поклажу от веранды к озеру, нагрузили лодку и, сняв цепь с замка опять-таки данным им Мейером ключом, переплыли на противоположный берег озера и взвалили все на поджидавшую их телегу. Один из них повез добычу, другой вернулся, привел замок лодки в прежний вид и отнес ключи поджидавшему его дядюшке, после чего последний, задвинув два засова и заперев веранду, вернулся в свои комнаты и лег спать как ни в чем не бывало.
Все найденные вещи я отправил графу со своими старыми верными помощниками. Курьезно при этом отметить, что карикатурно скупой нрав графа изменил на этот раз своему хозяину. Обокраденный граф, получив все похищенные драгоценности обратно, расщедрился и на радостях дал моим помощникам гривенник на чай.
Не менее своеобразную психологию проявил граф и по отношению к Мейру. Он принялся хлопотать за него, пытался всячески смягчить его участь.
Сам Мейер не обнаружил особого раскаяния и, будучи давно уже очарованным графиней, с ненавистью и раздражением отзывался о виновнике постигшей его беды!
Ну как тут не сказать после этого, что благодарность людская есть слово пустое.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.