Текст книги "Тайны и герои Века"

Документальная справка
Похищение генерала Кутепова

26 января 1930 года Александр Кутепов был похищен в Париже агентами советской разведки. Операцией руководил начальник 1-го отделения ИНО ОГПУ Яков Серебрянский. До настоящего времени нет точных и окончательных сведений о смерти и месте захоронения генерала Кутепова. Существуют версии о том, что Александр Кутепов скончался от сердечного приступа на советском пароходе, следующем из Марселя в Новороссийск. Но наиболее вероятным является предположение, высказанное в «Воспоминаниях» Ольги Кошко, о том, что генерал умер в машине похитителей вследствие используемого ими для усыпления Кутепова хлороформа.

Александра Павловича Кутепова я отлично помню молодым гвардейским офицером, т. к. он был новгородец, следовательно, в известной степени мой земляк. Он каждый год приезжал в Новгород на традиционный бал Выборгского полка, в котором до гвардии начал свою службу. Мы имели общих знакомых, и Кутепов на военном балу великодушно приглашал на вальс молоденькую девчонку, какой я тогда была. Увлекался он дочерью бывшего городского головы Варей С., но почему-то на ней не женился. Может быть, потому, что ему пришлось бы уйти из гвардии, не допускающей брака НЕ с дворянкой. А может быть, помнил, что Варя им пренебрегала, когда он был скромным офицером Выборгского полка, а теперь круто переменила свое отношение, как только он начал делать карьеру. В эмиграции я с ним встретилась всего один раз, в клинике, где умер дядя. Я вышла из комнаты больного и в коридоре столкнулась с Кутеповым, который навещал кого-то в той же клинике. Мы сразу узнали друг друга, несмотря на протекшие годы, и долго говорили о нашем милом Новгороде. Там протекла наша ранняя счастливая юность. Годы испытаний наложили заметную печать на Кутепова. Стройный жгучий брюнет уступил место полному мужчине с заметной лысиной и усталым лицом. Но что значат пройденные испытания перед тем страшным концом, который судьба так жестоко приготовила ему?

Весть о похищении Кутепова пронеслась стрелой среди русских эмигрантов. Подробности о его похищении я слышала от генерала Миллера (следующей жертвы большевиков), его заместителя, и от нескольких преображенцев, товарищей по полку.

26 января 1930 г. около одиннадцати часов утра по дороге от своей квартиры в Галлиопольскую церковь был похищен большевиками Александр Павлович Кутепов, русский генерал. До церкви Кутепов отправился на свидание с неизвестными лицами, будто бы ему очень нужными, потому он просил его не сопровождать. В окрестностях rue de Courcelles поджидал Кутепова автомобиль, из которого вышли к нему навстречу несколько человек, переодетых во французскую полицейскую форму. Произошел разговор, после которого пвседо-ажаны схватили Кутепова, втолкнули в автомобиль и увезли. Все это случайно видел из окна санитар какой-то лечебницы, находящийся недалеко от места происшествия. Несколько прохожих, заметив, что орудуют французские ажаны, не сочли нужным вмешаться. Там же, по словам санитара, суетилась какая-то дама в бежевом пальто, роль которой так и не выяснилась. Впоследствии русские эмигранты предполагали, что это была Плевицкая, жена генерала Скоблина, сыгравшего такую недостойную роль в деле похищения генерала Миллера. Она, может быть, должна была подтвердить похитителям, что приближающийся к ним человек именно Кутепов. Но это остается в области предположений. Кутепов был человек сильный, несмотря на тяжелую рану, полученную в войну 1914 года. У него под сердцем осталась пуля, которую вынуть было рискованно. Если похитители Кутепова прибегли к хлороформу, чтобы его усмирить в автомобиле, то, конечно, по словам знающего его доктора, даже небольшая доза такового могла вызвать немедленную смерть, что, может быть, и случилось.

Кутепов заведовал информацией того, что происходило в России. По выражению его приятеля, генерала Абрамова, он занимался работой «по связи с Россией с благословения Великого князя Николая Николаевича». Большевики считали, что генерал Кутепов стоит во главе самой активной контрреволюционной организации, находящейся в связи с внутрироссийскими организациями. Они не раз приписывали ей целый ряд боевых выступлений в России, утверждая, что многие, павшие в борьбе с большевистским игом, были представителями «кутеповской организации». Конечно, Кутепов представлялся им самым опасным врагом, которого они желали уничтожить во что бы то ни стало и какими угодно средствами. Поэтому похищение генерала Кутепова явилось действием заранее строго обдуманным и подготовленным до мелочей. Кутепов, человек известный в эмиграции, храбрый, мужественный, сильной воли и искренний патриот, стал им опасен, и они не задумались перенести свои обычные приемы в столицу Франции, чтобы хитростью и обманом нанести врагу смертельный удар. Кутепов, замечая за собой с некоторого времени усиленное наблюдение неизвестными лицами, все же отказывался от охраны своих людей, не желая их отвлекать ради себя от работы. Еще недели за две до исчезновения Кутепова, встретив его на одном полковом собрании, генерал М. сказал ему: «Как это ты не принимаешь меры, зная за собой усиленную слежку большевиков?» Кутепов ответил: «Я не хочу брать себе охрану из мозолистых рук галлиполийцев, работающих ради куска хлеба, на настоящую же охрану денег нет, а те, что есть, идут на более важные дела».

С напряжением русские беженцы следили за розысками их вождя и долго не теряли надежды увидеть его живым. Увы! Генерал Кутепов никогда не был найден, и его судьбу можно только предполагать, зная беспощадность и жестокость большевиков. Большевики распространяли слухи, что Кутепов добровольно ушел к ним, оставив жену и маленького сына на произвол судьбы, но такая клевета не достигла цели. Наоборот, все чаще и чаще взоры эмиграции устремлялись на rue de L’Universite, в подвалах которой, по общему мнению, зарыто тело измученного русского патриота.

Документальная справка
Тайна похищения генерала Миллера

22 сентября 1937 года генерал Миллер был похищен и вывезен агентами НКВД из Парижа в Москву. Цель операции – назначение на пост председателя РОВС (Русский общевоинский союз) агента НКВД генерала Скоблина.

Миллер был доставлен в СССР на теплоходе «Мария Ульянова» и заключен в тюрьму НКВД на Лубянке. Генерала Миллера (после безрезультатных допросов) приговорили к высшей мере наказания – расстрелу, который произошел 11 мая 1939 года.

Через семь лет произошло второе похищение большевиками, на этот раз заместителя Кутепова, генерала Миллера. Об этом событии двух мнений не могло быть, т. к. попался большевистский агент, предатель генерал Скоблин. Мне прискорбно говорить обо всей этой истории, т. к. здесь очень ясно замешаны лица, стоящие до этого вне всяких подозрений. Вероятно, мораль пошатнулась у более слабых членов русской эмиграции, и то, что раньше ими считалось недопустимым, недостойным, теперь, под влиянием лишений и бедности, стало возможным и допустимым. Вот они и попали в когти врага, обещающего много и не выпускающего из своих сетей тех, кто имел слабость к нему попасть хоть раз. О похищении Евгения Карловича Миллера я слышала от полковника Каменского, живущего в настоящее время в старческом доме, а он, в свою очередь, имеет все сведения от покойного полковника Мацылева, играющего роль в этой истории.

Двадцать второго октября 1937 года генерал Миллер, находясь утром в канцелярии РОВС (Русского общевоинского союза), предупредил своего помощника, генерала Кусонского, что сейчас в сопровождении генерала Скоблина пойдет на встречу с немецким офицером Штроманом, и добавил, что он не совсем доверяет Скоблину, устраивавшему эту встречу, а потому оставляет у себя в кабинете письмо, которое просит распечатать и прочесть в четыре часа дня, если к тому времени он еще не вернется. К четырем часам Миллер не вернулся, и Кусонский по забывчивости или по небрежности письмо не распечатал. Вечером, часов в девять или в десять, встревоженная мадам Миллер позвала по телефону Кусонского, спрашивая, по какой причине муж ее домой еще не вернулся. Спохватясь, Кусонский с адмиралом Кедровым полетели в РОВС, прочитали письмо, в котором генерал Миллер просил, если его вовремя не будет, заявить об этом немедленно во французскую префектуру, и указал, что во всем деле замешан Скоблин.

Кусонский экстренно послал полковника Мацылева за Скоблиным, дав адрес отеля, где он обыкновенно останавливался с женой Плевицкой, когда приезжал с ней из своей деревни (в Ozoir-la-Ferrière). Мацылев застал Скоблина в отеле и передал генералу требование Кусонского явиться немедленно на rue Colisée, где помещалось РОВС. Скоблин сейчас же собрался, и они оба туда приехали. Мацылев, не имея никаких распоряжений от Кусонского, остался в первой комнате, а Скоблин прошел в кабинет, где находились Кусонский и Кедров. Кусонский сразу, не здороваясь, задал вопрос Скоблину: «Где Миллер?» Тот обиженным тоном ответил: «Почем я знаю! Какое право вы имеете мне не доверять и меня допрашивать?!» Кусонский показал ему письмо Миллера и заявил, что сейчас же поедет в префектуру. Пока Кусонский и Кедров натягивали пальто, Скоблин тихонько вышел в соседнюю комнату, прошел мимо Мацылева и скрылся за входной дверью. Когда генералы вышли из кабинета, его и след простыл. Они набросились на Мацылева: зачем он выпустил Скоблина? Тот с изумлением ответил, что не был в курсе дела и не подозревал даже, о чем генералы разговаривали в кабинете. Его никто из них не предупредил. По-видимому, генералы до того растерялись, что потеряли головы. Кусонский на всякий случай послал Мацылева еще раз в отель Скоблиных. Мацылев застал одну Плевицкую, очень взволнованную, и ее первый вопрос был: «Что вы сделали с моим мужем? Почему его нет?» Было заявлено в префектуру, начались розыски Скоблина, оставшиеся бесплодными. Начали искать и Плевицкую, которая уехала из отеля и сутки или двое скиталась по знакомым, уверяя, что она жертва случая, ничего не знает, не повинна ни в чем и т. д. Добрые знакомые настаивали, чтобы она добровольно явилась в полицию, но запретили говорить, что они ее держали у себя даже несколько часов, поэтому Плевицая очень глупо держала себя на допросе, уверяя, что скиталась в ужасе по Парижу, не помнит, где была и кого видела. По этому случае наш русский юморист Дон-Аминадо пустил в последних новостях язвительное четверостишие: «Чай, жила… Когда? Не помню. Ела щи – не знаю где. Это, может быть, бывает в артистической среде».

На суде Плевицкая старалась установить алиби себе и мужу, доказывая, что Скоблин не мог быть с Миллером в указанный час, т. к. они в это время завтракали в русском ресторане, а потом поехали к портнихе, где она долго примеряла платье. Но время, на которое указывала Плевицкая, не сходилось с показаниями персонала ресторана и Дома мод. Скоблин, оставив жену на примерке, мог совершенно свободно отвести за это время Миллера туда, откуда он живым не вышел.

Спрашивали еще на суде Плевицкую, на какие средства они купили себе дачу в Ozoir-la-Ferrière, чем оплачивали туалеты в модных Домах и т. д. Она отвечала, что ездила по Франции и с успехом давала концерты. Это казалось тем более невероятным, что Плевицкая пела исключительно русские народные песни, слушатели ее были только русские, следовательно, публика небогатая, сбор с которой навряд ли мог оплатить поездки и отель, а не то что модные туалеты и дачу в окрестностях Парижа. Заработок мужа тоже был невелик. Откуда же они брали деньги? Суд приговорил Плевицкую к двадцати годам каторги как сообщницу мужа. В скором времени она умерла в тюрьме, и упорно говорили, что она перед смертью покаялась и просила прощения. Впечатление, тем не менее, на русских беженцев она произвела удручающее. Плевицкая, обожавшая как будто царскую семью, обласканная государем, спокойно сошлась с его убийцами и за предательство получала деньги, улыбаясь тем, кого предавала. Я читала ее воспоминания, написанные за границей. Впечатление о Плевицкой я вынесла как о человеке не очень умном, малокультурном, но добром и искреннем. Из деревни Курской губернии она попала в блестящий Петербург, успех ей вскружил голову, деньги полились рекой. И вдруг эвакуация, заграница, снова, как в детстве, бедная, беспросветная жизнь. Но вот явилась возможность опять жить если не роскошно, то все-таки широко. Как тут не ухватиться за такую возможность, не сообразив сразу всех печальных сторон такого решения. Да и, в сущности, все эти военные и их жены не ее настоящая среда, она в нее попала случайно, и они ей душевно не близки. Тогда как большевики из низов общества ей ближе… А про самого Скоблина говорили, что он был влюблен в свою «знаменитую» жену, хотя и старше его возрастом, и, желая ей дать жизнь, к которой она уже привыкла, пошел ради нее на измену и преступление. Но с другой стороны, странно, что он не подумал о ее судьбе после раскрытия его предательства и предоставил ей одной нести ответственность за него, а сам благополучно скрылся. Все разъяснилось во время последней войны. Немцы заняли Минск с налета, захватили все дела и бумаги в минском ГПУ (бывшая чрезвычайка переменила название) и среди бумаг нашли документы, касавшиеся Кутепова и Миллера. Оказалось, что член Торгово-промышленного комитета, известный в Париже Сергей Николаевич Третьяков, тоже был на службе у большевиков. Он как-то встретил Кутепова и предложил ему: «У вас на rue Mademoiselle скверное помещение РОВС, а я могу предложить дешево лучшую квартиру на rue Colisée. У меня в доме их две: в верхней я сам живу, а нижнюю уступлю вам».

Кутепов, зная Третьякова с лучшей стороны, охотно согласился. Когда делали ремонт нового помещения, электротехники-коммунисты поставили в кабинете у Кутепова микрофон, соединив его с квартирой Третьякова, который таким образом мог подслушивать его секретные разговоры, ведшиеся в кабинете у Кутепова. Этим и объясняется, почему все офицеры – добровольцы-разведчики, посылаемые тогда Кутеповым в СССР, сразу попадали в руки ГПУ на расстрел. Один из них дал каким-то образом знать Кутепову не посылать более никого, т. к. около него имеется советский шпион. Но Кутепов никак не мог подозревать такого почтенного и уважаемого человека, как Третьяков. Между тем немцы написали о своем открытии из Минска в Париж. Третьяков был арестован и исчез безвозвратно с парижского горизонта. Он считается расстрелянным немцами. Семья его ничего не подозревала и даже не привлекалась, кажется, к ответственности. Загадочное исчезновение Скоблина объяснилось очень просто. Из дома, где помещалось РОВС, он никуда не выходил, как это предполагали, а поднялся на следующий этаж и отсиделся в кабинете Третьякова. Большевики немедленно переправили его в СССР и, по слухам, посадили в концентрационный лагерь, не прощая своим агентам ни малейшей ошибки. Там он будто бы умер.

Жалко было молодого Третьякова-сына. Ему минуло лет семнадцать-восемнадцать. Он уже несколько лет прислуживал в храме на rue Daru, был в чине иподиакона, на отличном счету у духовенства и у прислуживающих с ним товарищей. После разразившейся грозы с отцом мальчик сразу на некоторое время ушел из прислужников, а перед этим долго сидел у митрополита Евлагия в запертой комнате и, вероятно, изливал ему свои горе и стыд.

Портрет эпохи: Распутин

Григорий Распутин в «Воспоминаниях» Ольги Ивановны Кошко

В городе Перми, как и по всей России, имя Распутина служило темой для горячих разговоров и негодований. Про него носились по Уралу упорные слухи как о конокраде, а такое преступление в деревне считалось, пожалуй, тяжелее убийства. Оставить мужика без лошади, т. е. без возможности самостоятельно обрабатывать свой клочок земли и тем погрузить всю его семью в большую нужду, это не прощалось, и при поимке вора (чаще всего цыгана) последнего подвергали самосуду самому жестокому. Если Распутин не попадался, то все-таки находился на подозрении у односельчан, а по их мнению, нет дыма без огня. И вдруг такой подозрительный человек сделался пособником царя-батюшки и особенно царицы-матушки! Конечно, недоумение, недовольство и зависть были главным фактором в пересудах и в деревне и в городе. Тем более Распутин, как совершенно примитивный и зазнавшийся мужик, не стеснялся хвастать своими связями и вел себя вызывающе. Увы! Сколько нашлось людей, из корыстных целей потакающих его поведению, чтобы достичь положения, которого прямым путем им не было возможности получить. Например, в Перми некто Ордовский-Танаевский, по своему чину заменяющий губернатора и вице-губернатора при их отсутствии в городе, мечтал о получении губернаторства, но, не имея высшего образования и особенных заслуг перед правительством, навряд ли эту мечту мог осуществить. Он решил через Распутина этого добиться. И вот началось усиленное ухаживание за стариком. Где он с ним познакомился – неизвестно! Но как только узнавалось, что Распутин проедет через Пермь в свою сибирскую деревню, на вокзал подъезжал Орловский-Танаевский, заставлял открывать парадные комнаты и с поклоном встречал в них Распутина, подобострастно разговаривая с ним во все время стоянки поезда. А известно, что поезда в больших городах уезжать особенно не торопятся.

К Ордовскому-Танаевскому присоединялись и другие корыстные сторонники старца из так называемой высшей интеллигенции города. Например, начальник дивизии Пряслов не только сам в парадной форме приезжал на поклон, но даже привозил свою жену, скромную, боязливую перед мужем женщину, очень добрую, но, должно быть, недалекую. Со снисходительной улыбкой мне рассказывали про нее, что на каком-то военном балу в Перми один молоденький подпоручик местного скромного полка разорился на бутоньерку цветов для жены начальника дивизии. Бедная Пряслова такое подношение приняла трагично: «Как? При вашем крохотном жалованье вы разоряетесь на цветы для меня! Да вам есть нечего, а вы позволяете себе такую трату!..» И в голосе слезы. Несчастный офицерик готов был провалиться сквозь землю. Но Пряслова была совершенно искренна и долго не могла успокоиться, несмотря на уговоры окружающих. Подчиняясь мужу безропотно, ездила и она навстречу Распутину и должна была благоговейно слушать, как Распутин фамильярно хлопал начальника дивизии по плечу и приговаривал: «Нет, Миша, у тебя еще нос не дорос до командира корпуса. Подожди маленько!» Когда Распутин был ранен какой-то богомолкой или монашкой в живот и его положение казалось катастрофическим, в Перми это известие было принято почти с восторгом. Был день приема моей матери, и собралось много дам в гостиной. Среди них оказалась случайно мадам Пряслова. Конечно, главной темой разговора было покушение на Распутина. И вдруг влетает на прием жена вице-губернатора, Вера Арсеньевна, с торжествующим криком: «Умер, умер Гришка!» – и все далее заговорили: «Слава богу!» Вера Арсеньевна, отличавшаяся своей несдержанностью, бросила в сторону Прясловой: «Некому будет руку целовать». Пряслова, убитая, сконфуженная, слабо протестовала: «Но если там, наверху, его так ценят, так как же мы бы не сделали того же?!» Но ее слова были покрыты общим криком.

Кстати, Распутин, истекая кровью от ранения, все-таки кричал: «Ничего, выживу, выживу!» – и действительно выжил. Ордовский-Танаевский был счастливее Пряслова. Ранее он у себя принимал Распутина, и тот отдыхал у него день-другой, поэтому Распутин решил ему отплатить за гостеприимство. Как раз перед мобилизацией 1914 г. пришла телеграмма Танаевскому, которая, конечно, благодаря телеграфистам стала общеизвестной: «Сподобил тебе губернаторство в Тобольск. Григорий». И действительно, вскоре Танаевский был назначен губернатором в Тобольск. Как характеристику этого человека добавлю, что, к нашему удивлению, Ордовский-Танаевский, от которого мы вообще держались далеко, явился к нам с визитом после своего назначения. Мы уже переехали в Петроград. Уходя, он бросил в передней такую фразу: «Я очень доволен моему назначению, но там все-таки меня ожидает тяжелый крест – это присутствие в губернии Распутина. Итак, до свидания. Честь имею кланяться!» Совершенно так же неожиданно явился он и к Болотову (пермский губернатор с 1905 по 1910 год) и той же фразой кончил свой визит, поспешно откланиваясь, точно не хотел каких-нибудь возражений. Зачем он это делал? Вероятно, отрекаясь от благодетеля, наивно воображая, что сможет развязать свое назначение с именем Распутина. Кроме поклонников в военной и штатской среде были у Распутина в Перми таковые и в высшем духовенстве. Наш епископ Палладий не ездил лично встречать поезд с Распутиным (все-таки архиерею неловко), но посылал своего келейника, приглашая Григория Ефимовича почтить своим присутствием архиерейские палаты. Григорий почтил, и, вероятно, не раз светлейший архиерей водил его в собор (при тщательно закрытых дверях) слушать архиерейский хор, действительно замечательный. Но закрытые двери не помешали всему городу немедленно узнать об этих посещениях благодаря певчим, составляющим архиерейский хор.

Палладий довольно быстро получил гораздо более значительную епархию в Саратове.

* * *

В одно из отсутствий моего отца из Перми и командировки вице-губернатора в уезд замещающим губернатора, как всегда, сделался Ордовский-Танаевский. Как раз в этот день Распутин проезжал к себе в Сибирь, и Танаевский поспешил навстречу старцу. Это дало повод либеральной газете «Речь» написать, что пермский губернатор Кошко выехал на поклонение Григорию Ефимовичу на вокзал и долгое время с ним беседовал. У отца было дело у Джунковского, товарища министра внутренних дел. После делового разговора Джунковский неожиданно спросил отца, правда ли, что он встречал Распутина в Перми. Отец был поражен эти вопросом и, конечно, отрицал. На это Джунковский добавил: «Я так и думал. На вас это не похоже». Отец, находясь еще под влиянием такого обвинения, немедленно отправил опровержение в «Новое время». Он вспомнил, как епископ Палладий при прощальном визите объявил ему радостную весть: «С Вами, Ваше превосходительство, хочет познакомиться Григорий Ефимович и при следующей останове в Перми к Вам заедет». Отец очень холодно ответил: «Пусть заезжает. Я велю моим лакеям его выгнать вон». С тех пор никто не рисковал более говорить о посещении старца. Опровержение в «Новом времени», по мнению министра Маклакова, было очень резкое и якобы непочтительное по отношению к монархам. Назначение моего отца генерал-губернатором в Западную Сибирь не состоялось, хотя, как оказалось, он был одним из главных кандидатов на этот пост. Вскоре он подал в отставку, и мы приехали в Петроград.

Когда наступила революция, мы благословляли случай, помешавший отцу занять эту должность в Сибири. Бедный генерал-губернатор Пильц очень пострадал от революционных банд и был из Иркутска в самых ужасных условиях привезен на «суд» в Петроград.

Вот все, что я могу вспомнить о таинственном старце с его таинственной силой и о его главных поклонниках в нашей провинции.