Текст книги "Строптивая невеста"

Глава 11

Саладин решил, что, если Иланна еще раз назовет его упрямцем, он схватит ятаган и разрубит спинку кровати. А если она не прекратит нервничать, он привяжет ее к стулу, несмотря на то что не может даже пальцем пошевелить.

За полчаса, прошедшие с того времени, как Малькольм и Элпин покинули их, Иланна не произнесла и дюжины слов. Ему казалось, что он догадывается о причинах подобного поведения. Он только не мог взять в толк, как получилось, что их отношения, начавшиеся десять дней назад в саду с нежных поцелуев, закончились яростной ссорой.

– Ты спасла мне жизнь, но не хочешь разговаривать со мной. Почему?

Она стояла рядом с книжкой полкой и водила пальцем по страницам богато украшенного Корана.

– Мусульманин достаточно умен, чтобы догадаться.

Он смотрел на ее тонкую талию и красиво ниспадающую юбку. Мягкая хлопчатобумажная ткань в вертикальную полоску – желтого и темно-синего цветов подчеркивала ее не обычный рост и очень шла к темно-коричневой коже. Повязка из той же ткани прикрывала волосы, открывая длинную шею.

Саладин почувствовал возбуждение. Он был слишком околдован этой женщиной, чтобы держать свои желания в узде, и в то же время слишком слаб, чтобы осуществить их. Аллах послал ему ее, и это так же верно, как то, что гора сама пришла к Магомету. Наверно, Пророк решил, что Саладин Кортес смирится духом, если ему удастся понять и завоевать Иланну.

– Зачем ты спасла меня?

Она повернулась. Губы плотно сжаты, в глазах поблескивает нетерпение.

– Дурацкий вопрос.

Общаться с ней так же трудно, как пытаться растолковать учение Аллаха фанатику христианину. Возможно, нужно действовать прямо.

– Тогда объясни, почему при нашей первой встрече ты вела себя смело, как любимая жена султана, а теперь предпочитаешь держаться на расстоянии. Если помнишь, ты просила меня поцеловать тебя.

Она уперла руки в бедра. Платье туго натянулось на груди.

– Африканской принцессе милее навозные мухи, чем игры в тяни-толкай с упрямым мусульманином.

Саладин с грустью осознал, что у него не хватит сил вытащить ятаган из ножен, даже если эта фурия начнет рвать на части последний экземпляр Корана.

– Тяни-толкай? Звучит интересно, – он похлопал рукой по матрасу. – Иди сюда. Расскажи мне, что это значит.

Она подошла ближе, но остановилась возле сундука, в котором хранилась его зимняя одежда.

– То же, что миссионеры называют продолжением рода.

Ну что ж, по крайней мере она приблизилась к нему. Это уже плюс, если учитывать обстоятельства.

– Интересная манера говорить.

– Манера? – она вздернула подбородок. Лебединая шея напряглась. – Манеры – это то, чего у тебя нет. Даже аквамо, пожирающие грязь, ведут себя вежливее, чем обожествляющие растения мусульмане!

Он мог представить ее предводительницей племени, которой платят дань ашанти. Он готов был предложить ей все, что угодно, но не мог, поскольку она наотрез отрицала, что в их последнем столкновении была и ее вина.

Он протянул руку.

– Иди сюда, принцесса.

Она посмотрела на матрас. В ее глазах светилось желание.

«О Аллах, – подумал он, – что я совершил, что ты наградил меня этой женщиной?» Как бы там ни было, Саладин намеревался воспользоваться счастливым случаем.

Он искал тему для разговора.

– Расскажи мне о твоих снадобьях.

– Не о чем рассказывать, – она посмотрела на ятаган. – Просто хорошее лекарство.

Он хотел найти путь к ее сердцу.

– Спасибо, что ты спасла меня. Теперь я навеки твой должник.

– Никаких долгов, – она обиженно провела пальцами по старому дереву сундука. – Ты уже расплатился. Ты ничего не должен.

У Саладина бурчало в животе. В висках пульсировала боль. Он никогда не брал в рот спиртного, но теперь понимал, как должен чувствовать себя Малькольм, когда ему случается перебрать эля.

Ему нужно было разговорить Иланну.

– Ты считаешь, что я заболел потому, что вел себя, как скотина?

– Откуда принцесса ашанти может знать, что чуть не превратило тебя в мелкую пыль? – с небрежным изяществом записной кокетки поинтересовалась она.

– В мелкую пыль?

– Это то, что оставляют от человека джунгли. Высохшие кости. Пыль в гробу мусульманина.

Гробом мусульманина становилась мать-земля, но он решил пока не объяснять законов своей религии: это вряд ли поможет ему достичь цели.

– Многие мои единоверцы считают, что человек должен стать рабом того, кто спас ему жизнь.

– Рабство – плохо. Очень плохо. Саладин выругался про себя: надо же было додуматься заговорить о том, что наверняка вызовет у нее злость:

– А почему бы не поработить сердце? – тихо предложил он.

Она двинулась к двери.

– Для этого нет времени.

Он должен остановить ее. Используя самый избитый прием, Саладин закашлялся и застонал.

Она метнулась к постели. Придерживая его так, как раньше, она поднесла к его губам стакан.

– Вот. Пей медленно, медленно. Не поперхнись.

Он сделал глоток, почти не чувствуя вкуса апельсинового напитка. Все его внимание было поглощено ее мягкой, пышной грудью. Иланна пахла сладкими травами и мускусом, и этот запах влек к себе Саладина.

Когда она убрала стакан, он прошептал:

– Мне очень жаль, что я испортил твое платье.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала. Потом вздохнула:

– Мне тоже очень-очень жалко твою книгу.

Он мог бы поведать ей об одиноком мужчине, который отказался от всех желаний тела и души, чтобы жить в чужой стране, с людьми, которыми он восхищался. Она заставила его отказаться от давным-давно принятого решения. Он много дней копался в своей душе, пытаясь понять причины своего недовольства.

– Не знаю, что нашло на меня тогда, в саду. Я был одержим, словно выпил любовное зелье. Может, ты приворожила меня?

– Никакая я не ведьма! – Иланна отшатнулась, выпустив Саладина. Он упал на подушки. Комната начала вращаться. Он схватился за край матраса и прикрыл глаза. На этот раз его стон был непритворным.

Он услышал тихий шорох ее юбки, а затем почувствовал прикосновение ее кожи, тепло ее дыхания.

– Какой ты упрямый, мусульманин! Когда тебе станет намного лучше, принцесса ашанти поведает гебе один секрет.

Саладин так устал, что едва боролся со сном. Он открыл глаза. Иланна была так близко, что он мог пересчитать ее ресницы.

– А мне понравится этот секрет?

– Готова спорить, – просияла она. Саладину безумно хотелось притянуть ее к себе и поцеловать, но руки словно налились свинцом.

– Скажи сейчас. Возможно, я не проснусь.

– Проснешься. Боги однажды уже отправили тебя обратно. Отправят и в этот раз.

Цвет ее губ напоминал ягодный сок. Он улыбнулся:

– Почему?

– Потому, что ты упрямый мусульманин. Засыпая, Саладин задумался, бьют ли мужчины-ашанти своих женщин.

Малькольм вел Элпин из таверны под восторженные крики толпы и громкие пожелания доброй ночи. После дружеской пирушки прохладный ночной ветерок приятно овевал кожу. Тишина звенела в ушах. В черно-синем звездном небе плыл молодой месяц.

Она повернулась к крепости. Он потянул ее в противоположную сторону.

– Куда мы идем? – поинтересовалась Элпин.

– Подожди, увидишь, – он повел ее к лужайке рядом с торговыми лавками.

Подобный маршрут удивил Элпин. Она полагала, что он ждет не дождется их первой брачной ночи. А Малькольм шел так, словно важнее всего для него была эта прогулка. Он действительно хотел развлечься, а она жаждала любви. Не считая того, что эта ночь должна была удовлетворить любопытство Элпин касательно плотской стороны любви, она должна была на шаг приблизить ее к обретению плантации «Рай».

Она обо что-то споткнулась, ушибла палец и чуть не упала. Малькольм подхватил ее.

– Осторожнее, смотри, куда идешь.

На укреплениях горели фонари, но двор оставался темным. В темноте чувства Элпин обострились. Когда они миновали мастерскую кожевника, она почувствовала запах кожи. От кузницы исходило тепло.

Подумав, что Малькольм хочет посмотреть на своих птиц, она спросила:

– Ты беспокоишься за совенка? Он остановился.

– Нет. А что такое?

Пока Малькольма не было, Элпин ходила в соколягню, чтобы отвлечься от тяжких мыслей о нем. Там она вспоминала о детстве.

– Ничего. Я о нем заботилась.

– Я так и думал. Ты никогда не могла пройти мимо раненого или больного животного.

После такого приятного вечера ей хотелось во всем с ним соглашаться.

– Да, ты прав. Единственное, что было нужно маленькому, это корм. У его матери уже почти зажило крыло.

– Скоро их можно будет выпустить.

Элпин почувствовала грусть. Скоро она покинет его так же, как дикие птицы. Но мысли о будущем не должны омрачать ее брачную ночь. Подобная мысль удивила Элпин: раньше она думала о своем отъезде, надеясь уехать на Барбадос, а не жалея покинуть Килдалтон.

– Как тебе «Руины и развалина»? – поинтересовался он.

Она засмеялась:

– Таверна мне очень понравилась. Но кто дал ей такое странное название? Это уютное местечко, а не грубая пивная.

– Помнишь ли ты леди Алексис?

– Да, – Элпин вспомнила темноволосую немолодую женщину. Много лет назад, воспользовавшись потайным ходом, она пробиралась в комнату благородной дамы и пользовалась ее туалетными принадлежностями. – Она была подругой твоей мачехи и родственницей королевы Анны, да?

– Да, – обвив рукой талию Элпин, Малькольм направил ее под навес одной из лавок. – Она – кузина королевы. Вот она и назвала так таверну.

– А где она сейчас?

– Вышла замуж за Ангуса Мак-Додда, боевого товарища моего отца. Они живут в поместье Тракуар.

Это было родовое поместье Стюартов, но Элпин практически ничего не знала об этой резиденции.

– А это рядом?

Он остановился перед конюшней.

– В нескольких дня пути к северу. Подожди здесь. Я сейчас.

Она увидела, что он вошел в дверь и исчез в темноте. Из конюшни доносился сладковатый запах сена. Внутри фыркали кони. Малькольм ласково, тихо разговаривал с ними. Его голос становился все тише. Это свидетельствовало о том, что он движется в глубь конюшни. Оглянувшись, Элпин увидела, что дверь таверны распахнулась. Оттуда вышли три солдата и разошлись в разные стороны. Один из них нес фонарь, и свет раскачивался в такт его шагам. Затем рука об руку шли Рэбби Армстронг и служанка Эмили. Они направлялись в сторону рынка. Служанка хихикала. Солдат что-то ласково говорил ей.

Кони заржали. Пульс Элпин участился. Сейчас Малькольм отведет ее домой, а там… Она прогнала непрошеную мысль. Ее дом – плантация «Рай». «Рай», а не эта тихая крепость, где из окон льется желтый свет, а крепостные стены ясно вырисовываются на фоне ночного неба.

– Закрой глаза и протяни руки.

Голос Малькольма звучал так же весело, как и много лет назад. Элпин внезапно пожале-oла его и себя. Девушку огорчали события, приведшие ее в Шотландию через двадцать лет после того, как она поклялась, что больше никогда в жизни не ступит на эту землю.

Она протянула ему руки На ее ладони тотчас же легло что-то теплое и пушистое. Затем она почувствовала, как это «что-то» завозилось.

– Узнаешь, кто это? – спросил он.

Зверек. Но какой? Элпин прижала его к груди и погладила. Это не кошка – уж слишком ласковая зверушка и слишком мягкий у нее мех. Затем она нащупала ушки и почувствовала упирающиеся в ладонь задние лапы.

– Кролик.

Он обнял ее за плечи.

– Это не простой кролик. У него очень интересный предок.

Хэтти, еще один увечный зверек из тех, которые были единственными друзьями Элпин. Элпин себя не помнила от счастья, ее глаза наполнились слезами. Много лет назад дядя заставил ее отдать крольчиху Малькольму. Мальчик отпустил Хэтти на свободу.

Элпин задыхалась от благодарности. Она прижала к себе живое свидетельство прошлого и прислонилась к мужчине, подарившему ей его.

– Ты ходил на Дворничий пустырь, – сказала она, восхищаясь его жестом.

– Да, – Малькольм погладил ушки кролика. – Я же говорил тебе, что там полным – полно потомков Хэтти. Мы называем их «дружки Элпин».

Оказывается, ее вспоминают здесь с нежностью.

– Даже не знаю, что сказать.

– Мне достаточно счастья, звучащего в твоем голосе, – Малькольм обнял ее.

– Я очень счастлива. – Это было нечто большее, чем счастье; в эту минуту Элпин почувствовала любовь к Малькольму Керру.

– Жаль, что так темно. Ты вряд ли видишь ее, – сказал он. – Она вылитая Хэтти.

– Мне не нужно света, чтобы вспомнить Хэтти. Мне кажется, что я рассталась с ней только вчера.

– Нет! – с нажимом произнес Малькольм. – Забудь все, что было вчера, Элпин. Думай лишь о настоящем, о том, как я хочу тебя и как хорошо нам будет вместе.

Ей очень хотелось последовать его совету. Элпин встала на цыпочки и поцеловала Малькольма в щеку. Он повернулся и наклонил голову. Их губы встретились.

Его губы были мягкими и слегка припахивали элем, который он пил в таверне. Элпин мечтала о прекращении всех разногласий между ними и поэтому, когда Малькольм наклонил голову и их поцелуй стал глубже, она поняла, что страсть способна хотя бы на время решить все проблемы.

Теплое, пушистое существо, уютно свернувшееся у нее на руках, создало символический мостик между ними, уничтожив разделявшие их годы, успокоив бурю, некогда бушевавшую в душе Элпин, и напомнив все радости прошлого.

Малькольм нежно гладил ее спину, постанывая от счастья. Элпин чувствовала себя любимой и возродившейся к жизни. Внутренний голос говорил ей, что она наконец-то вышла на дорогу, в конце которой ее ждут только покой и счастье.

Надеясь на исполнение своих желаний, Элпин прильнула к Малькольму. Кролик завозился.

Малькольм чуть отстранился.

– Понимаешь ли ты, любовь моя, – промурлыкал он, – что сейчас ты впервые поцеловала меня по собственной инициативе.

– Если представится случай, я с удовольствием сделаю это снова.

– Уверяю тебя, что как только мы доберемся до моей постели, – он взял у нее кролика и посадил в сумку, висящую на поясе, – я не буду возражать против этого, если ты не будешь тратить время даром.

Взявшись за руки, они пошли по старой дорожке, ведущей прямо к дверям замка.

– Ты задолжал мне коня, – заявила она.

– Серого?

– Да. Рэбби и Эмили бродят между рынком и лавкой кожевника.

– И играют в «поцелуй веснушку»?

– Ну, для этого на улице слишком темно. Просто целуются.

– Конь твой. Я поговорю с Рэбби. Войдя в замок, Малькольм повел Элпин вверх по лестнице в свою спальню. В спальне горела масляная лампа. Элпин смотрела, как Малькольм выпустил коричневого кролика. В отличие от своей трехногой прародительницы эта крольчиха двигалась очень проворно. Она сразу же перепрыгнула через скамеечку для ног и скрылась за портьерами.

Затем Малькольм обхватил ладонями лицо Элпин и принялся легонько тереться губами о ее губы. Ангельски нежное прикосновение его губ и удовольствие, отражавшееся в его глазах, наполнили душу Элпин восхищением, а ее тело – желанием.

Желание заставило ее торопливо обхватить талию Малькольма, ощутив крепкие мышцы.

Прикосновение к нему лишь разожгло аппетит Элпин. Она с нетерпением ждала банкета, который он обещал ей устроить.

– Медленнее, любовь моя. Следуй за мной.

Его простые слова дошли до неопытной девушки и придали ей сил, необходимых для того, чтобы утолить бушующее в душе пламя. Когда руки Элпин расслабились и она вновь обрела способность к самоконтролю, ей показалось, что она понимает, как все произойдет. Ее сердце запело.

Должно быть, Малькольм заметил ликование в ее глазах. Он улыбнулся и нежно проговорил:

– Скоро мы будем вместе.

Он внимательно посмотрел на Элпин, привлек ее и начал целовать с терпением, которому позавидовал бы и святой. Его губы были мягкими, влажными и сладкими, как мед. Они волшебным образом успокаивали, щекотали, дразнили и возбуждали ее. Малькольм постепенно пробуждал в ней страсть. Поцелуй в уголок рта заставил грудь Элпин заныть от желания. Когда Малькольм провел языком по зубам Элпин, ее соски напряглись. Поцелуй стал глубже, и Элпин почувствовала, как внизу живота разгорается огонь страсти.

– Мне кажется, что ты целуешь меня всю, – призналась она, чувствуя себя как никогда спокойно.

– Через некоторое время я именно так и поступлю, – улыбнулся Малькольм и провел руками по ее шее, а потом прикоснулся к груди. – Ты чувствуешь здесь желание?

Элпин прикрыла его ладони своими и надавила так, что из ее груди вырвался тихий стон.

– А ты как думаешь? – спросила она. Он взял ее руку и положил на свидетельство своего возбуждения, скрытое мягкой шерстью тартана.

– Я думаю, – он втянул воздух сквозь стиснутые зубы, – что мне следует как можно скорее раздеть тебя.

Она ощущала ладонью его твердость и думала о том, что это великолепное дополнение к мягкости ее собственного тела. В предвкушении наслаждений, которые он обещал ей, рот Элпин наполнился слюной.

– А как насчет тебя! Он широко улыбнулся:

– Ну что ж, потом ты сможешь раздеть меня.

Впервые она почувствовала себя уверенной и готовой взять на себя роль ведущего.

– Тогда я настаиваю на праве первенства для себя. Женщин принято пропускать вперед.

Малькольм удивленно вскинул брови. Расставив руки в стороны, он произнес:

– Тогда, милая леди, раздевай меня как можно быстрее.

Но Элпин решила действовать на свое усмотрение. Держа правую руку на той части тела, которая наглядно свидетельствовала о возбуждении Малькольма, левой она отстегнула пряжку с гербом клана, придерживавшую тартан на плече Малькольма. Он понимающе усмехнулся и прикоснулся к ее груди.

Сжимая самую уязвимую часть его тела, Элпин помахала серебряной булавкой.

– Держи.

Он взял застежку в правую руку. Элпин тем временем расстегивала поясную сумку, висевшую низко на его бедрах. Потертый ремень, плотно обхватывавший талию Малькольма, держал на месте тартан.

– Кажется, это твое, – проговорила Элпин.

При виде хитрой улыбки Малькольма по спине Элпин побежали мурашки. Он напоследок сжал ее грудь, а потом взял в руку сумку вождя.

Элпин чуть отстранилась, чтобы полюбоваться делом своих рук. Она сочла, что Малькольм ведет себя очень вежливо.

– Как тебе нравится держать в руках символы власти Керров?

Она почувствовала, как он упирается в ее РУКУ – А как тебе нравится ощущать под рукой символ власти Керра?

Элпин засмеялась и еще больше осмелела. Она провела рукой по вышеупомянутому «символу власти».

– Тебе не щекотно от шерстяной ткани?

Малькольм приоткрыл рот, на его лбу выступила испарина. Угольно-черные волосы намокли и липли к вискам. Его ноздри раздувались, глаза сверкали.

– Щекотно, – подтвердил он. – Ты бы лучше сняла с меня тартан.

– Ты шутишь.

– Я? – задохнулся он. – Господи, Элпин, если ты не прекратишь меня так гладить, я попросту изнасилую тебя!

– Это невозможно. Нельзя изнасиловать женщину, которая хочет тебя.

Он оживился. Сумка полетела на пол. Малькольм схватил Элпин за руку.

– Хотеть меня и получить удовлетворение – не одно и то же, Элпин.

Она подняла глаза и уставилась на его рубашку.

– Я не понимаю.

– Поймешь, – ласково, ободряюще пообещал он. – Я обещаю тебе это. А теперь сделай хоть что-нибудь с этими пуговицами и с поясом, который тебе так нравится.

Элпин смягчилась. Она расстегнула рубашку Малькольма и его пояс. Он оттолкнул ее руку, и ничем больше не придерживаемый тартан упал на пол, обнажив Малькольма от талии до обутых в сапоги ног.

Она ахнула, увидев его во всей величественной мужской красе. Ей хотелось еще раз дотронуться до него, но гораздо больше хотелось почувствовать его в себе.

– О чем задумалась? – заинтересовался он.

– Ты изменился, – выпалила она.

– Да. И ты тоже.

Элпин вспомнила тот день, когда неподалеку от древней римской стены Малькольм обнажил ее грудь и впервые пробудил в ней желание. Девушке внезапно показалось, что одежда стесняет и душит ее.

– Но ты же видел меня.

– Теперь смотри ты, Элпин. Но предупреждаю: если ты еще раз дотронешься до меня, то все последующее сильно разочарует тебя.

Она вспомнила то, что он как-то сказал.

– Ты считаешь, что, раз я девственна, тебе нужно делать все медленно.

– Я знаю, что мне не нужно торопиться. Доверься мне.

– Я верю тебе, – искренне сказала Элпин. Но ее мучило любопытство.

Малькольм не шевелился. Напряжение Элпин все росло. Она стала разглядывать островок смоляно-черных волос, который, сужаясь, тонкой стрелкой шел по его животу, а затем снова густел на груди.

Ее руки потянулись туда, к этим мощным мышцам и шелковистым волоскам, льнущим к ее пальцам и щекочущим ладони. Малькольм казался ей таким могучим, таким уверенным в себе, таким опытным, что Элпин присмирела. Это чувство показалось странным ей, человеку, который с детства привык заботиться о себе сам.

Затем она перевела взгляд на шею Малькольма и увидела лихорадочное биение пульса и напрягшиеся, словно стальные веревки, жилы. Сглотнув слюну, она посмотрела еще выше. Оказалось, что челюсти стоящего перед ней мужчины плотно стиснуты, а потрясающе чувственные губы решительно сжаты.

Ее руки сами по себе скользнули под его расстегнутую рубашку и стянули ткань с его плеч. Он шагнул в сторону от валяющейся на полу одежды, положил на стул серебряную застежку и потянулся к Элпин.

– Теперь моя очередь, – заявил он. Мускулы ее живота судорожно сократились.

– Ты не снял сапоги.

– Потом.

Самообладание Элпин было готово рассыпаться под напором его решимости. Когда Малькольм повернулся, чтобы расстегнуть ей платье, девушка подумала, что сейчас она вполне может растечься бесформенным пятном по полу. Плечи Элпин задрожали, но Малькольм тотчас же обнял ее и наклонился ближе, прошептав:

– Сейчас меня интересуешь только ты.

Она вдруг почувствовала, что самая сокровенная часть ее существа изнывает без его прикосновений. Внезапно она все поняла.

– Ты дрожишь. Что-нибудь не так? – резко спросил он.

Она прислонилась к нему. Поскольку Малькольм стоял сзади и не мог видеть выражения ее лица, Элпин чувствовала себя свободнее.

– Я кое-что поняла. Наши тела такие разные, и все же похожи между собой.

Он обнял ее. Его рука скользнула между ее ногами.

– Это наблюдение, – шепнул Малькольм, прижимаясь губами к ее щеке, – чрезвычайно радует меня.

Она удовлетворенно вздохнула:

– Ты гораздо крупнее меня, но природа сделала так, чтобы мы подходили друг другу.

Обхватив Элпин, он легонько оттолкнул ее, а затем снова притянул к себе.

– По-видимому, ты имеешь в виду этот процесс.

Элпин осмелела, вдохновленная успехом собственной догадки и недвусмысленной демонстрацией Малькольма.

– Этого процесса не будет, если ты все время прокопаешься с моими пуговицами.

Вместо ответа он стянул платье с ее плеч и взялся за лямочки нижней рубашки.

– Ты прекрасно разбираешься в том, как раздевать и одевать женщин.

– В настоящее время меня больше интересует раздевание.

– Ты имеешь в виду… – начала она.

– Именно это, – заявил он, снимая с нее остатки одежды, и, подхватив Элпин на руки, понес к кровати. Положив девушку на постель, Малькольм навис над ней, опираясь на выпрямленные руки, закрывая собой свет. Элпин обнаружила, что не может ни на чем сосредоточиться.

– Раздвинь ноги, Элпин.

Она сделала, как он сказал, и наблюдала, как он встал на колени между ее расставленными ногами. Волоски на его ногах щекотали внутреннюю поверхность ее бедер. Увидев его так близко, Элпин замерла в предвкушении того, что сейчас должно было произойти..

Она инстинктивно приподняла бедра.

Малькольм отстранился.

– Не надо, – пристально глядя на нее, он расслабил руки и медленно опустился. Теперь их тела соприкасались от плеч до коленей. Волоски на груди Малькольма терлись о соски Элпин. По ее телу побежали мурашки. Его твердый плоский живот прижался к животу Элпин, и она слегка повращала бедрами. Поцелуи и прикосновения его языка быстро разожгли в ней восхитительный огонь.

Она с удовольствием гладила его спину, а когда он застонал, согнула пальцы и легонько провела ногтями по его ребрам. Малькольм дернулся. Его руки задрожали, и он еще плотнее прижался к Элпин.

Грудь Малькольма тяжело вздымалась, от его тела исходил нестерпимый жар. Он прошелся поцелуями по ее шее, ключицам и груди. Соски Элпин напряглись в предвкушении его следующего шага. Она обхватила ладонями голову Малькольма, словно направляя его. Когда его губы нашли цель, Элпин вскрикнула и выгнулась навстречу ему. В ушах у нее шумела кровь.

Поерзав, Элпин попыталась приподнять Малькольма.

– Скоро, любовь моя. Сейчас, – пообещал он ей.

Мучительно медленно он скользнул вдоль ее тела, попутно сняв с нее чулки. Затем он встал на колени между ее раздвинутых ног и обхватил лодыжки Элпин. В свете лампы играли мускулы на его руках и груди. В сжатых губах и твердом очерке подбородка читалась сосредоточенность.

Она услышала свой голос, говоривший:

– Мне холодно.

Он поднял глаза. Черные как смоль волосы упали на лоб. Глаза весело заблестели.

– Неужели?

В своей нынешней позе Малькольм очень напоминал готового к нападению хищника. Она жаждала стать его добычей.

– Да.

Он снял с нее туфли и швырнул через всю комнату чулки. Затем стащил собственные сапоги.

– Тебе нужно одеяло?

– Только если это будешь ты.

Он усмехнулся и снова повторил слово, которое Элпин уже начала ненавидеть:

– Скоро.

Как художник, укладывающий натурщицу в необходимую ему позу, он согнул колени Элпин и уложил ее на матрас. Затем легкими, как перышко, прикосновениями прошелся по внутренней стороне ее бедер. Его нежность заставила ее обезуметь от желания. Она ошеломленно смотрела, как он касается самых сокровенных мест ее тела.

По ее коже пробежал холодок, немедленно сменившийся огнем. И все-таки, когда палец Малькольма скользнул внутрь ее, Элпин охнула и вцепилась в бархатное покрывало.

– Тише, тише, – он успокаивал ее нежными словами и гладил ее живот, в то же время лаская там, где от его ласк она таяла. – Отдайся наслаждению, Элпин, – прошептал он, слегка надавливая большим пальцем. – Настройся на него, и пусть тебе станет хорошо.

Ее самоконтроль развалился, как старая тряпка. Все здравые мысли улетучились. Элпин извивалась под опытными руками Малькольма, направляя его и познавая то, чего доселе не ведала. Затем наслаждение, о котором он говорил, взметнулось волной, и Элпин почувствовала облегчение. Она приветствовала экстаз, омывающий ее от головы до кончиков пальцев. После первой волны счастья последовало множество мелких, успокоивших колотящееся сердце Элпин и полностью удовлетворивших ее.

Когда она расслабилась, ее охватило странное чувство опустошенности. Господи, как пусто…

Она открыла глаза и увидела над собой надежду на исполнение желаний. Он вошел в нее. Элпин схватила его за руки и потянула вниз, пока они не соприкоснулись лбами. Малькольм скривился. Его бедра медленно, осторожно, нежно двинулись вперед. Но Элпин подгоняло ее собственное желание вновь пережить ослепительные секунды наслаждения. Она выгнулась навстречу ему.

Обжигающая боль ножом пронзила ее. Вскрикнув, она попыталась отстраниться. Он застонал, зарывшись лицом в ее волосы. Их щеки соприкоснулись. Его кожа обжигала, как пламя. Его страдание разрывало ей сердце. Затем руки Малькольма обхватили ее бедра.

– Помнишь, – устало прошептал он, – как ты первый раз спускалась по водосточной трубе?

Удивившись, что он заговорил об этом в такой момент, Элпин подтвердила:

– Да. Я ободрала себе ладони.

Он хватал губами воздух, его грудь тяжело вздымалась.

– Это потому, что ты слишком крепко хваталась за трубу. Так вот, – хрипло сказал он, – не держись за свою невинность.

– Иначе я сделаю себе больно?

– Нет, милая. Я сделаю тебе больно.

– Кажется, я понимаю.

– Хорошо. Просто расслабься, лежи спокойно и думай о том, как хорошо тебе было со мной несколько минут назад.

Вспомнить это было несложно. Но возникала одна проблема: тогда она была одна. Она не думала, получит он наслаждение или нет. Теперь Элпин понимала, насколько Малькольм не думал о себе, доставляя наслаждение ей.

– На этот раз тебе тоже будет приятно? – спросила она.

Ее ранимость и ускользающий от него контроль заставили Малькольма задрожать.

– Да, Элпин, но только если ты доверишься мне.

Повернув голову набок, она чмокнула его в щеку и затихла.

– Я верю тебе, – прошептала она. Собрав в кулак остатки воли и изо всех сил борясь с пожирающим его желанием, он снова вошел в нее. Она оказалась теплой, тугой и податливой. Его сердце пело. Он сильно обхватил ее узкие бедра и устремился вперед, дюйм за дюймом, пока она наконец не приняла его полностью. С его губ слетел вздох облегчения.

Боясь поддаться безумному порыву, он вернулся мыслями к ней. Элпин сдержала свое слово: она лежала, не шевелясь, и едва дышала. Ее наблюдение относительно того, что их тела созданы самой природой так, чтобы подходить друг к другу, оказалось верным. Он почувствовал, как мало-помалу напряжение, сковавшее ее мышцы, исчезает, как расслабляются ее ноги и руки.

– Так лучше? – спросил он.

Она снова легонько провела по его бокам кончиками пальцев.

– Да. А тебе?

– О да, – выдохнул он, начиная двигаться в ней. – Я чувствую себя как в раю. Ты – мой рай.

Она напряглась, и, испугавшись, что ей больно, Малькольм замедлил движения, давая Элпин привыкнуть. Когда она успокоилась, он возобновил старый, как время, ритмичный танец. Странно, но с этой женщиной все казалось новым и необычным. Он медленно удовлетворял ее, то дразня, то медленно раздувая огонь страсти. Ее стоны и мольбы о скорейшем разрешении лишь вдохновляли его на то, чтобы как можно дольше растягивать этот процесс.

Когда ее стройные ноги обхватили его и ее мышцы начали содрогаться, Малькольм отбросил в сторону остатки самоконтроля и отпустил свою страсть на волю. Ему было так хорошо, как никогда ранее.

Это смутило его, равно как и проснувшаяся в душе необычная нежность к задыхающейся, удовлетворенной женщине, лежавшей под ним. Раньше он никогда не испытывал этого. Невозможность зачать ребенка прежде заставляла его испытывать после любви лишь бессмысленную опустошенность.

Сегодня все было не так. Пробудившаяся нежность испугала Малькольма. Из женщин, которые нравились ему, Элпин Мак-Кей меньше всего заслуживала хорошего отношения. Но он знал, что ему нужна именно такая подруга, как она. Помоги ему святой Ниниан, он снова хотел ее. Он хотел провести рядом с ней остаток дней.

Оторвавшись от Элпин, Малькольм перекатился на спину и приобнял ее. Ее удовлетворенный вздох наполнил его сердце гордостью. И все же его мучила совесть. Она честно выполнила свои обязательства. А он хитростью заставил ее вступить в брак, который никогда не принесет плодов.

Но чья в том вина? Ее.

Он сомневался в том, стоило ли мстить всю жизнь. Отогнав прочь сомнения, он снова подумал об Элпин. Глядя на ее макушку, он поинтересовался:

– Хочешь пить?

– Нет.

– А спать?

– Нет.

– Может, поешь?

– Не надо.

Содержательная беседа. В этом она тоже не похожа на других женщин. Она не требует ласковых слов. Неожиданно Малькольму почудился в этом своеобразный вызов. В конце концов, ему очень многое надо узнать о ней. Это было не простое любопытство, а осознанная необходимость.