Текст книги "Тайны и герои 1812 года."

Барклай, которого ненавидели

Ни место, ни точная дата рождения будущего фельдмаршала неизвестны. Существует несколько версий – от 1755 до 1859 года. Чаще всего указывают 1757-й, но со знаком вопроса. Родился он в Прибалтике, а где именно – вопросы остаются. Или в Риге, или под Валкой, или в отцовском поместье Памушис. С Прибалтикой связана жизнь нескольких поколений его предков. Дед Михаила Богдановича Вильгельм был бургомистром Риги. Отец, Вейнгольд Готтард Барклай де Толли, служивший в России под именем Богдана, вышел в отставку поручиком русской армии, получив потомственное дворянство. Российское. Среди его предков – представители шотландского клана Барклай, сбежавшие в Прибалтику от Кромвеля. И, конечно, немцы. Мать будущего полководца Маргарита Елизавета происходила толи из лифляндских помещиков, толи из семейства лютеранского пастора. Михаила Богдановича в детстве называли Михаэлем-Андреасом.

Он оставил родительский дои и начал служить в 1776 году – в Псковском карабинерном полку. Рос по службе медленно. Подпоручиком стал только в 1783 году, полковником – через двадцать лет службы. Сказывалось незнатное происхождение и отсутствие полезных знакомств. Принимал участие в штурме Очакова.

Весной 1790 года Барклая зачислили в Финляндскую армию, которая сыграла решающую роль в русско-шведской войне 1788–1790 годов. Он сражался под командованием принца и генерал-поручика Виктора Амадея Ангальт-Бернбургского, дальнего родственника самой императрицы Екатерины Великой. Принц, который, по-видимому, высоко оценил отвагу Барклая, погиб при штурме Пардакоски. Умирая, он передал Барклаю-де-Толли свою шпагу, с которой Михаил Богданович никогда не расставался. Даже похоронен он с этим оружием…

Его можно считать учеником Суворова. В 1794 году Барклай участвовал в походе будущего генералиссимуса против польских повстанцев. Отличился при разгроме отряда Грабовского и в кровопролитном штурме Праги – крепости, которая защищала Варшаву с востока. По представлению Суворова награждён орденом Св. Георгия 4-й степени, произведён в подполковники. Уже в те годы он отличался замкнутостью, молчаливостью и серьёзностью, любил уединение, был стоек аккуратен и в бою, и в походах. Не любил попоек и картежных игр, не терпел рукоприкладства.

Началась эпоха Наполеоновских войн. Барклай уже носил генеральские эполеты. В кампании 1806 года он командовал сначала авангардом армии Леонтия Беннигсена, затем арьергардом. 12 декабря на реке Вкра войска Барклая сражались с корпусом маршала Ожеро, сражались доблестно. Слава генерала росла. 14 декабря состоялось большое сражение у Пултаска. Частью правого крыла командовал Барклай де Толли. В ожесточенном сражении он опрокинул корпус Ланна. За этот бой Барклай получил орден Георгия 3-й степени. 26–27 января 1807-го, в тяжелейшем сражении при Прейсиш-Эйлау Барклай со своими егерями защищал крепость. Получил тяжелое ранение в руку. Во время излечения разработал план на случай вторжения Наполеона в Россию. Во многом именно этим планом и руководствовалась русская армия в 1812 году. Суть плана – «скифская война», «искусное отступление» с целью «заставить неприятеля удалиться от операционного базиса, утомить его мелкими предприятиями и завлечь вовнутрь страны, а затем с сохранёнными войсками и с помощью климата подготовить ему, хотя бы за Москвой, новую Полтаву».

Доверие императора Александра I он заслужил, став командиром Отдельного экспедиционного корпуса, который направили в Финляндию, на войну со Швецией. Успешно сражался со шведами в районе города Куопио, а весной 1809 года совершил героический бросок по льду через пролив Кваркен и, достигнув шведского берега, занял без боя город Умео. 250 вёрст по ледяной пустыне. Пять переходов. Пять ночёвок, во время которых не разрешали даже разводить костры, которые могут демаскировать. На вопрос: «А как же нам греться?» – невозмутимый Барклай отвечал: «Можете прыгать». Впрочем, не так уж сильно и мёрзли. По настоянию Барклая, провиант был взят соответствующий – сухари, сало и водка.

Шведы русских не ждали. Первый пункт – Аландские острова – был взят с налёту. Шведский гарнизон не мог поверить, что такое возможно. Он даже почти не сопротивлялся – потери с обеих сторон составили около 100 человек. Пленных же Барклай взял более 3 тысяч. За эти подвиги произведён в генералы от инфантерии, награжден орденом Св. Александра Невского и назначен главнокомандующим Финляндской армии, а также финском генерал-губернатором. Император его жаловал, а многие генералы уже считали выскочкой.

Особенно – после января 1810 года, когда Александр, неожиданно для многих, назначил его военным министром. Перед войной он ввёл корпусную организацию, сделав армию более управляемой, мобильной и боеспособной. Подготовил тыловые запасы вооружения и боеприпасов, продовольственные базы. Создал планы на случай войны на территории России: наступательный и оборонительный.

В начале кампании 1812 года командовал основной 1-й западной армией, которая базировалась в Литве. Дал врагу сражения под Витебском и Смоленском. Под Смоленском соединился со 2-й армией Багратиона. Избегал генеральных сражений, за что его проклинали и в армии, и в свете. Багратион, Платов, Державин, Платон Зубов… Все они считали его чуть ли не предателем. «Подлец, мерзавец, тварь Барклай отдал даром такую прекрасную позицию!» – писал Багратион. И это не самое жесткое из определений, которые тогда были в ходу. Острословы переиначили фамилию полководца: «Болтает, да и только». Конечно, он об этом знал…

В августе главнокомандующим был назначен Кутузов – во многом под давлением общественного мнения. Барклай сохранил командование над 1-й армией, в Бородинском сражении командовал правым флангом. Сражался героически.

Кутузов в известном смысле продолжал стратегию Барклая, которая соответствовала и его – кутузовскому – характеру. Но его любили, ему верили, а «немца» Барклая проклинали.

В заграничных походах, после смерти Кутузова, Барклай проявил себя, быть может, ярче других русских полководцев.

В свое время Иосиф Сталин писал: «Энгельс говорил как-то, что из русских полководцев периода 1812 года генерал Барклай-де-Толли является единственным полководцем, заслуживающим внимания. Энгельс, конечно, ошибался, ибо Кутузов как полководец был, бесспорно, двумя головами выше Барклая-де-Толли». Но тем не менее ни освобождение территории России, ни дальнейшие военные действия на территории Европы не были бы возможны без других выдающихся военачальников: Михаила Милорадовича, Николая Раевского, Алексея Ермолова и прежде всего Михаила Барклая, который, ещё будучи на посту военного министра, стремился, по мнению историка Николая Троицкого, улучшить солдатский быт. Барклай провёл реформы, повысившие манёвренность армии и укрепившие единоначалие главнокомандующего. Великий князь Николай Михайлович в биографии Александра I писал: «Барклай и Аракчеев […] неустанно работали для приведения в порядок всех отраслей русской армии». Реформы позволили Барклаю на посту командующего 1-й Западной армией осуществить отступление 1812 года без значительных потерь, что подтверждалось участниками боевых действий. Фёдор Глинка, адъютант графа Милорадовича, в «Письмах русского офицера» замечает: «Генерал Барклай-де-Толли, проведший с такой осторожностью войска наши от Немана и доселе, что не дал отрезать у себя ни малейшего отряда […], этот благоразумный вождь, конечно, увенчает предначатия свои желанным успехом».

В начале 1813 года военные действия против Франции в Европе вела только Россия в формальном союзничестве со Швецией и Великобританией, но переговоры с Австрией и Пруссией уже проводились уполномоченными князьями Христофором Ливеном и Бутягиным. Пруссакам, по данным посольской переписки, гарантировали не просто прощение за содействие Наполеону, но и земельные вознаграждения, Австрии выражали благодарность за пассивное участие в войне. Пруссия колебалась, пребывая в страхе перед Наполеоном; помимо этого прусский король Фридрих Вильгельм III и министр иностранных дел, канцлер Карл фон Гарденберг желали получить целиком всё герцогство Варшавское. Однако к марту после самовольного заключения прусским генералом Людвигом Йорком Таурогенской мирной конвенции с русским полководцем князем Петром Витгенштейном освобождённая Пруссия объявила войну Наполеону. Дипломатическая игра австрийского министра иностранных дел Клеменса Меттерниха была тоньше и сложнее прусской: задачей национальной политики являлось недопущение России к европейскому господству и, следовательно, нежелание резкого разрыва с Наполеоном, однако в летнее Рейхенбахское перемирие (июнь – август 1813-го) Австрия решилась вступить в коалицию. Перемирие французский император впоследствии трактовал как неверный шаг ещё и потому, что оно дало возможность главнокомандующему Барклаю пополнить войска: «Пользуясь перемирием, успели мы значительно усилить армии наши прибывшими к ним резервами и выздоровевшими из отдаленных госпиталей людьми», – докладывал Барклай Александру I. Помимо этого в ходе перемирия к VI антифранцузской коалиции присоединилась Англия, обещавшая, по данным великого князя Николая Михайловича, уплатить России и Пруссии военные издержки при условии, что «ни одна из упомянутых держав не могла принимать решения на переговорах без согласия Великобритании». Это стесняло коалицию, но было выгодно англичанам, диктовавшим свою волю через представителей – лордов Джорджа Каткарта и Нугента. После поражения Франции под Лейпцигом (4–5 октября 1813 года), пленения короля Саксонии Фридриха Августа и последующего распада Рейнского союза германских княжеств и герцогств французский император оказался отброшен за Рейн. Это устраивало некоторых союзников уже как итог войны: на начатых 15 ноября 1813 года во Франкфурте переговорах Австрия тянула время, чтобы установить регентство Марии-Луизы, жены Наполеона, которая приходилась дочерью императору Францу II; Россия и Пруссия настаивали на продолжении боевых действий. Александр I отложил во имя этой цели, по мнению историка, решение польского вопроса, «чтобы не тревожить берлинский и венский кабинеты», а прусский фельдмаршал Гебхард Блюхер, жаждавший взять Париж в отмщение поруганного Отечества, применил даже военную хитрость, дезинформируя противника ложными манёврами.

К 1814 году союзники антинаполеоновской коалиции признавали ещё власть Наполеона во Франции, в это время о передачи власти Бурбонам переговоры не велись, хотя изгнанный Людовик XVIII неоднократно писал союзным монархам о законности своих притязаний на престол. Александр I отвечал неопределённо: «Обстоятельства предписывают подождать развязки, прежде чем решиться на средство, упомянутое в вашем письме», а в кругу приближённых обмолвился: «Надобно подчинять ход политических действий успехам оружия, не стеснять себя никакими преждевременными обязательствами».

К январю 1814-го три союзные армии на берегу Рейна были организованы следующим образом. Главную, при которой находились монархи, возглавлял австрийский князь Карл Шварценберг. Располагалась она близ Швейцарии, численность армии составляла 230,5 тысяч солдат и 680 орудий, распределённых в шесть пехотных корпусов; резерв армии делился на австрийский и русский, в последнем, состоявшем из пехоты и конницы, начальствовал граф Михаил Барклай-де-Толли. В Силезской армии было два русских и два прусских корпуса, 92 тысяч солдат и 436 орудий, командующий – прусский фельдмаршал Блюхер; располагалась она между городами Мангеймом и Кобленцом. Северная армия под руководством шведского кронпринца Карла Бернадота, преимущественно бездействовавшая на протяжении похода, насчитывала 90 тысяч человек. По сути, участь Наполеона и его империи была решена, и Барклаю довелось командовать огромными армиями.

По данным историка, участника многих сражений и адъютанта Михаила Кутузова Александра Михайловского-Данилевского, свыше 400 тысяч человек должно было перейти за Рейн, при этом русские войска присутствовали в каждой из союзнических армий. Барклай-де-Толли носил звание главнокомандующего Российской армии, «но непосредственно заведовал только российско-прусским резервом», – пишет Михайловский-Данилевский. «Его влияние на наши боевые корпуса […] ограничивалось общим надзором за устройством их и [за] хозяйственной частию». Александр I, вверив русские войска иностранным полководцам, «себе предоставил общее влияние на ход военных и дипломатических дел», – упоминает Михайловский-Данилевский. Силы французов достоверно неизвестны, «потому что французские писатели не соглашаются в показаниях на этот счёт», но Михайловский-Данилевский оценивает численность армии под личным руководством Наполеона в 120 тысяч. Помимо этого – войска союзной Дании, национальная гвардия, армии вице-короля Италийского, крепостные гарнизоны. На пополнение французской армии в течение кампании 1814 года поступило более 50 тыс. досрочно призванных солдат из рекрутских депо. Однако превосходство союзников по численности нивелировалось разобщённостью и несогласиями, царившими в штабе: если Россия и Пруссия стремились покончить с Бонапартом, то Англия и Австрия склонялись к компромиссу: последняя достигла целей войны – изгнания французов из Германии и Италии. Англия тоже не планировала военного вторжения во Францию вследствие возможного роста влияния России на континенте.

В январе 1814-го, через год после перехода Немана, союзные войска переправились через Рейн. На территории Франции Главная армия была разделена на девять колонн; восьмая колонна Барклая-де-Толли направилась к Лангру в подкрепление другим отрядам. Но такое раздробление армии и осада крепостей явились причиной тому, что из 230-тысячной армии князь Шварценберг имел в распоряжении не более 140 тыс. войска на подлинном театре военных действий – в Шампани. Силезская армия разделилась на две части: одна – для блокады Майнца и Касселя, другая же пошла вперёд, к Парижу, взяв Нанси, по словам командующего Блюхера, «первого из занятых союзными войсками добрых городов старинной Франции». К сер. января армии союзников преодолели горы Юра и Вогезы, войска находились на стратегически выгодном возвышении от Лиона до Бриенна, четвёртая часть Франции была покорена почти без сопротивления. Однако 17 января, как только союзники в Шатильоне начали разрабатывать новые условия мира, Наполеон перешёл в наступление: «Военные действия и дипломатические переговоры открылись почти в одно время и в продолжение похода были между собою в неразрывной связи», – замечает Михайловский-Данилевский. Барклай по приказу императора Александра I с резервами двинулся к Шомону, главной квартире князя Шварценберга; в дальнейшем он разместил резерв у Бар-сюр-Оба. Вечером этого дня конница Наполеона чуть было не пленила Блюхера у Бриенского замка, причинив значительный урон армии фельдмаршала, отступившего затем на несколько вёрст для соединения со Шварценбергом. Последующее сосредоточие сил союзников оказалось во вред Наполеону при его двухдневном бездействии. 20 января для командования готовящейся битвой монархи прибыли на высоты при Ла-Ротьере, где их встретили трое главнокомандующих: Шварценберг, Блюхер и Барклай, объединившие под своим началом около 80 тысяч союзных солдат, из которых более половины были русскими. Протекало сражение с переменным успехом, покуда Барклай-де-Толли не двинул на подкрепление гренадерский корпус, после чего французы начали отступать к Бриенну. Союзные войска овладели Ла-Ротьером и Денвилем. За удачный исход битвы Барклая наградили золотой шпагой. На военном совещании было решено Силезской и Главной армиям разделиться: Блюхеру назначили выступление к Шалону, а затем вдоль Марны наступать на Париж; Главная армия планировала идти в столицу Франции через Труа вдоль берегов Сены.

Французский дипломат Арман де Коленкур в это время притворно соглашался на мир с позорными для Франции границами, которые она имела до 1792 года, и Александр I 3 февраля уже приказал графу Алексею Разумовскому подписать мирное соглашение, но в тот же день были получены известия о наступлении Наполеона на сильно растянувшуюся Силезскую армию. Корпус маршала Огюста Мармона разбил авангард генерала Захара Олсуфьева, погибло 2 тыс. русских солдат, командир попал в плен. У Блюхера не было кавалерии, поэтому разведывательными сведениями о манёврах противника Силезская армия не располагала. В последующие дни в течение «шестидневной войны» армию Блюхера атаковали под Шампобером, Монмиралем, дорогой от Вошана до Этожа, в долине Марны, и отбросили к Шалону. Она потеряла треть состава: 16 тыс. солдат (из них 9 тыс. русских). Шварценберг хоть и продвинулся на помощь Блюхеру, правда, следуя предписаниям австрийского кабинета, лишь для виду, отговариваясь недостатком продовольствия. Ночью с 11 на 12 февраля Шварценберг вместе с армией Блюхера отступил на правый берег Сены, хотя армии имели двукратное преимущество по численности.

Однако то были последние дни успеха полководческого гения Наполеона. В это время последний его союзник, неаполитанский король Иоахим Мюрат, от которого он ждал войска для подкрепления Южной армии, объявил Франции войну. На совете в Бар-сюр-Обе 13 февраля союзные монархи обсудили ещё неблагоприятную на тот момент военную обстановку и, несмотря на тайные поползновения Австрии оставить на престоле Наполеона, единодушно приняли решение о всеобщем наступлении. Также державы обязались без ведома друг друга не вступать в переговоры с Францией. 14 февраля русский генерал Александр Чернышёв за 15 мин. самовольно взял неприступный Суассон, но затем оставил его. Казаки под предводительством атамана графа Матвея Платова, в течение всей кампании находившиеся впереди войска и захватившие 300 орудий и 100 тыс. пленных, проявили себя, взяв города Немур и Монтаржи. 15 февраля Главная армия впервые сразилась с основными силами Наполеона при Бар-сюр-Обе. Успеху способствовал граф Витгенштейн; благоприятный исход рассеял мысли об отступлении. 19 февраля французы потерпели поражение близ Лобреселя. В это время резерв Барклая-де-Толли стоял возле Шомона для предупреждения рейдов французов из Лиона в тыл союзникам. Фельдмаршал Блюхер, получив повеление Александра I идти к Марне и Парижу, 15 февраля выступил с 50 тыс. войска на северо-запад. Наполеон, видя бездействие Шварценберга, оставил против него лишь 30 тыс. солдат, 17 февраля скрытно двинулся в тыл Блюхеру, которому к этому времени сдался гарнизон стратегически важной крепости Суассон. Именно в ней находилась переправа через Эн, и это спасло Силезскую армию от гибели, так как к её арьергарду уже подходили французы. 21 февраля при Лаоне Блюхер в двухдневном сражении отразил атаки вдвое меньшей армии Наполеона, а в последующей атаке разгромил корпус маршала Огюста Мармона. Силезская армия не стала развивать наступление ввиду болезни фельдмаршала и недостатка в снабжении. Пользуясь этим, Наполеон 1 марта занял Реймс, нарушив связь Силезской и Главной армий. В дальнейшем он намеревался препятствовать продвижению союзных войск к столице, создавая им угрозу с тыла. Союзники же 11 марта решили помешать этому, устремившись к Парижу. Утром 18 марта согласно диспозиции Николай Раевский с резервами Михаила Барклая атаковал центр обороны французской столицы – Бельвильскую высоту, между Пантеоном и Венсеном; Силезская армия наступала на Монмартр. Барклай грамотно руководил наступлением, предотвращая рассредоточение стрелков и солдат егерского полка на местности, что позволило избежать неоправданных потерь. Маршалы Эдуар Мортье и Огюст Мармон подписали капитуляцию Парижа. Из 9 тысяч солдат, выбывших из строя в этот день, 7,1 тысяч были подданными Российской империи. Этого можно было бы, по мнению Михайловского-Данилевского, избежать, «если бы фельдмаршал Блюхер своевременно получил диспозицию к атаке, которую Барклай-де-Толли произвел бы совокупно с ним». Всего же в походе 1813–1814 годов погибло 120 тысяч русских воинов. Так окончилось десятилетнее противостояние Александра и Наполеона. «Пришлось батюшке Парижу поплатиться за матушку Москву», – говаривали бывалые солдаты.

Заграничный поход среди историков трактуется неоднозначно. Великий князь Николай Михайлович писал: «С точки зрения интересов России казалось выгоднее не вмешиваться в дела Европы. […] России последующие войны принесли мало пользы, а скорее даже вред». Сергей Соловьёв подчёркивал, что вовсе не территориальные приобретения явились мотивом Заграничного похода, но утверждение равновесия в Европе, упразднение наполеоновской диктатуры, угрожающей России: «Поддержание Парижского договора было выставлено причиной войны, […] если посягнуть на целостность французской территории, то надобно будет всё снова переделать, переменить и венские постановления, служащие основой европейского равновесия». Дмитрий Иловайский считал «германские интересы» причиной похода русской армии в 1813–1814 годах: «С изгнанием французов война не прекратилась; император Александр решил продолжать ее до тех пор, пока Германия не будет освобождена от французского владычества». Михайловский-Данилевский рассматривал поход как закономерное продолжение освободительного движения 1812 года: «Наше отечество ожило новою, свежею, мощною жизнию. Для прочного утверждения всемирного спокойствия […] надлежало вступить в пределы Франции».

О роли личности Барклая-де-Толли в войне 1812–1814 годов можно вести многословные споры. Письма князя Петра Багратиона Алексею Аракчееву, явно свидетельствующие о разладе между Багратионом и Барклаем, изобилуют нелестными эпитетами в адрес последнего. Назначение Кутузова главнокомандующим армиями вместо Барклая, «неудобного по своей иностранной фамилии», по мнению Соловьёва, изобличает недовольство правительства Барклаем. Наряду с подобными оценками как соратники, так и историки других поколений, чьи свидетельства приведены выше, относились к Барклаю-де-Толли как к герою. А среди некоторых современников Барклай-де-Толли заслуженно снискал почёт и славу! Так, Александр Пушкин в стихотворении «Полководец» пишет о нём: «О вождь несчастливый!.. Суров был жребий твой:/Всё в жертву ты принёс земле тебе чужой».

Во дни самых ярких побед над Наполеоном Барклая не обошли наградами. Александр вообще относился к нему покровительственно и с симпатией, защищая своего полководца от недоброжелателей. В 1814 году Михаил Богданович получил титул графа и чин фельдмаршала. Стал полным Георгиевским кавалером.

После возвращения в Россию командовал 1-й армией, в 1815 году снова повёл её в Европу, когда Наполеон триумфально вернулся в Париж. Но французов в этот раз разбили до подхода русских. После возвращения в Россию продолжил командовать 1-й армией. Прожил после Наполеоновских войн недолго: скончался 14 (26) мая 1818 года.

Постепенно утвердилось представление о Барклае как об одном из двух главных героях Отечественной войны. В день празднования двадцать пятой годовщины изгнания французов из России в Петербурге, на Невском проспекте, в сквере перед Казанским собором были установлены памятники Кутузову и Барклаю-де-Толли. «Здесь зачинатель Барклай, а здесь совершитель Кутузов», – так определил Пушкин роли двух полководцев в войне, которая решила судьбы России и Европы в XIX веке.

В «Энциклопедическом лексиконе» историк Н.А. Маркевич писал: «Барклай-де-Толли проявил редкий пример самоотвержения: пренебрегая мелочными расчётами самолюбия, он, как верный подданный своего государя, как ревностный сын Отечества, продолжал службу свою с прежним усилием… Услуги, оказанные им Отечеству, делают память его священною для каждого россиянина. Но несправедливость современников часто бывает уделом людей великих. Не многие испытали эту истину в такой степени, как Барклай-де-Толли».

В наше время Барклай хорошо известен широкой публике, его трагическая фигура появлялась в кинофильмах и спектаклях. Но, пожалуй, его до сих пор недооценивают как полководца, а ведь Барклай прошел целую череду героических сражений – и как офицер, и как командующий.