Текст книги "Теория риска в гражданском праве РФ. Монография"

Общий фон советских концепций таков, что риск (в какой бы теории он представлен ни был) в принципе означает принятие на себя (повторим, на себя) обязанности возместить возможные убытки или вред. Это прослеживается во всех концепциях риска, будь то субъективная теория, которая откровенно заявила о риске как о субъективном основании безвиновной ответственности⁷⁴, или же объективная теория, которая хотя и признает объективную сущность риска, однако же воспринимает ее как принятие на себя вреда, случайно наступившего в сфере обладателя нарушенного блага⁷⁵, или смешанная теория, пытающаяся соединить две другие концепции, но, в сущности, не снимающая бремени с плеч рискующего⁷⁶. Таким образом, все эти концепции сводятся к тому, что последствия риска (будь то ответственность или случайное причинение) несет лицо, которое своими действиями создало опасную или рискованную ситуацию.

В сущности, эти идеи мало отличаются от упомянутой выше идеи Гирке: «Пусть причинивший вред невиновен, но ведь еще менее виновен пострадавший»⁷⁷. Только здесь к этой идее еще добавляется и необходимость соблюдать идею о вине как единственном основании гражданско-правовой ответственности. Однако такой подход к риску мало отвечает современному российскому гражданскому праву.

Напомним, что идея риска в гражданском праве далеко не исчерпывается случаями гражданско-правовой ответственности. Рискуют как предприниматели, так и иные лица, чье поведение связано с применением норм гражданского права (например, акционеры, участники обществ с ограниченной ответственностью, поручители и др.). Кроме того, гражданско-правовой риск может явиться результатом как противоправных, так и правомерных действий, а следовательно, вне связи с гражданско-правовой ответственностью.

Современные российские политико-правовые приоритеты заключаются в стремлении к инновационным технологиям, свободе рынка и социальной ответственности. Эти обстоятельства не может обходить гражданское право. Если брать субъективную теорию риска, которая предлагает рассматривать риск как субъективное основание гражданско-правовой ответственности, то следует заметить, что по этой логике именно причинитель вреда должен возместить вред, причиненный источником повышенной опасности. Но на сегодняшний день это не совсем так. Выше уже приводился пример о правовых сложностях возмещения ущерба за сломавшийся в пути автомобиль в результате инженерной ошибки, причинив увечья пассажирам. Добавим, что, даже не вдаваясь в подробности столь сложных случаев причинения вреда источником повышенной опасности, налицо несостоятельность субъективной концепции риска. Водитель, сбивший стоящих на остановке людей, обязан возместить причиненный вред. Пострадавшим от такого вреда ровным счетом все равно, осознавал ли рискующий, что его деятельность может закончиться причинением им ущерба. Юридического значения такое «осознание» риска не имеет. Материальный ущерб от дорожно-транспортных происшествий в годовом исчислении по стране превышает 200 млрд. руб⁷⁸. На этот вопрос о реальном возмещении этого вреда современное гражданское право в силу своей социальной направленности обязано давать ответы. И такие механизмы уже существуют, например институт обязательного страхования гражданской ответственности владельцев транспортных средств, который в значительной мере переносит риск ответственности на страховщика и соответственно снимает риск неполучения возмещения вреда с потерпевшей стороны. Регулирование риска неполучения причиненного ущерба, ровно, как и регулирование риска возникновения случаев имущественно невыгодных последствий, является одной из задач гражданского права. Нежизнеспособность советских концепций проявляется также на примере других обязательств из причинения вреда жизни и здоровью, когда возмещение вреда в отдельных обязательствах переносится на лицо, способное возместить такой вред.

Переходя на анализ договорных отношений, мы вновь сталкиваемся с несостоятельностью советских концепций риска. В принципе, эти концепции и не должны объяснять категорию риска в предпринимательских отношениях в силу отсутствия в то время таковых, но дело в том, что существующие тогда некоторые виды договорных отношений, на примере которых обосновывалась та или иная концепция риска (например, договор хранения), сегодня образуют предпринимательскую деятельность. Риск пронизывает всю предпринимательскую деятельность, и если следовать советским представлениям о риске, то риск неудачи полностью и во всех случаях должен ложиться на предпринимателя, который своими действиями (бездействием) причинил ущерб. Вместе с тем если следовать такой логике, то под угрозу срыва можно поставить многие жизненно важные для страны отрасли, такие как сельское хозяйство, железнодорожный транспорт и пр. В связи с этим Гражданский кодекс РФ вновь лишь в отдельных случаях ослабляет риск ответственности тех предпринимателей, деятельность которых связана с повышенным риском недостижения социально полезного результата.

Таким образом, завершая изложение настоящего параграфа и давая оценку основным теориям риска в гражданском праве как возможности неблагоприятных имущественных последствий, отметим, что Гражданский кодекс РФ далеко не однозначно распределяет эти последствия. Так, бремя возмещения внедоговорного вреда не во всех случаях падает на его причинителя (ст. 1073, п. 2 ст. 1074, ст. ст. 1075, 1076 ГК РФ и др.). Также не во всех случаях ущерб от неисполнения или ненадлежащего исполнения обязательства в полном объеме возлагается на лицо, от которого в большей степени в обязательстве зависит его исполнение, как на это указывают западные идеи. Например, только реальный ущерб возмещается в случае неисполнения обязательств по договору энергоснабжения (ст. 547 ГК РФ), нарушения договоров о выполнении научно-исследовательских, опытно-конструкторских и технологических работ (ст. 777 ГК РФ) и др. Здесь важно отметить, ведь риск в части невозмещения упущенной выгоды возлагается на кредитора. Именно кредитор рискует в части потери упущенной выгоды в перечисленных договорных обязательствах. И от него, надо сказать, не зависит в большей степени выполнение обязательства, если не сказать, что совсем не зависит.

Кроме того, далеко не во всех случаях закон, предусматривая общую норму об ответственности (безвиновная ответственность предпринимателей и др.), придерживается ее. Например, производитель сельскохозяйственной продукции, не исполнивший либо ненадлежащим образом исполнивший обязательство, несет ответственность при наличии вины (ст. 539 ГК РФ). А ведь само по себе усложнение механизма привлечения должника к ответственности переносит риск имущественных потерь на кредитора. Эти примеры также опровергают универсальность теории риска выгоды, предложенную западными исследователями, не говоря уже о том, что в сущности, как правило, в договорном обязательстве выгадывают обе стороны и такой подход вызывает определенные теоретические и, как следствие, практические сложности.

Вызывает также сомнение универсальность теории сфер, поскольку российскому гражданскому праву, известны случаи возложения последствий риска на одну из сторон в силу императивного указания закона. Так, случайная гибель или случайное повреждение имущества, переданного под выплату пожизненной ренты, не освобождает плательщика ренты от обязательства выплачивать ее на условиях, предусмотренных договором пожизненной ренты (ст. 600 ГК РФ).

Перечисленные обстоятельства свидетельствуют о том, что гражданское право, ставя перед собой задачу оптимального социально-экономического распределения последствий существующих рисков, встает перед проблемами не только сугубо экономического характера, но и перед вопросами социальными, которые предопределяют дифференцированный подход законодателя к распределению как внедоговорных, так и договорных имущественных рисков. Социальные задачи для гражданско-правового распределения рисков играют такую же роль, как и экономические, иными словами это органически взаимосвязанные проблемы, решение которых требует учета как экономической, так и социальной составляющей данной проблемы.

Важно отметить, что проблема риска привлекла внимание исследователей в связи с проблемой гражданско-правовой ответственности потому, что риск в этом институте гражданского права проявляется наиболее остро, поскольку именно этот институт содержит механизмы возмещения имущественного ущерба. Но проблема риска в гражданском праве имеет более широкий диапазон, поскольку потенциальная возможность имущественных потерь гораздо многограннее и выходит за рамки института гражданско-правовой ответственности. Об этом свидетельствуют множественные институты гражданского права, существование которых, по сути, обусловлено имущественными рисками участников гражданско-правовых отношений, такими как конструкция юридического лица, различные способы обеспечения исполнения обязательств.

Вместе с тем взаимосвязь категории риска и гражданско-правовой ответственности побуждает, особенно остановится на исследовании данного вопроса, поскольку он является одним из центральных вопросов теории риска в отечественном гражданском праве.

1.3. Соотношение категорий риска и гражданско-правовой
ответственности в законодательстве и цивилистической доктрине РФ

Риск, в гражданском праве выступающий в общем виде как имущественно неблагоприятное последствие, не может не касаться напрямую и института гражданско-правовой ответственности. Во многом именно из-за риска имущественных потерь участников гражданского оборота, который небезразличен государству, гражданско-правовая ответственность отдаляется от иных видов штрафной ответственности. Значение имущественных потерь сторон часто одинаково для государства. Об этом свидетельствует то обстоятельство, что, с одной стороны, лицо, нарушившее обязательство, обязано возместить ущерб; с другой – государству небезразлична и экономическая судьба лица, нарушившего обязательство, поскольку такое лицо также может выбыть из гражданского оборота. Для законодательного распределения последствий риска важны обе стороны обязательства. Задачей законодателя является оптимальное распределение имущественных потерь таким образом, чтобы не допустить выбытия участника гражданско-правовых отношений из гражданского оборота, т. е. по максимуму удержать лицо от банкротства. Это является одной из причин возникновения института страхования риска ответственности и предпринимательского риска.

Нельзя утверждать, что наступление гражданско-правовой ответственности есть естественное свойство гражданско-правовых отношений, однако и настаивать на том, что наступление гражданско-правовой ответственности есть нечто аномальное, отклоняющееся от нормального поведения участников гражданского оборота явление, подобно тому, как можно говорить об аномальном поведении лица совершившего преступление, также не приходится. Даже в идеальном виде экономические реалии таковы, что порой избежать наступления гражданско-правовой ответственности объективно невозможно. Именно по этой причине сама по себе гражданско-правовая ответственность также пропитана идеей справедливого, социально-экономического распределения риска. Положения закона построены таким образом, чтобы лицо, возмещающее вред само не оказалось на грани экономического краха, ибо это, разумеется, невыгодно ни самому лицу, ни государству. Правовосстановительное и компенсационное начала гражданско-правовой ответственности, не преследующие репрессивных целей, а, наоборот, стремящиеся равномерно распределить риски имущественных потерь, обогащаются такими категориями, как ограниченная ответственность, ответственность без вины, ответственность при наличии вины, страхование ответственности, субсидиарная ответственность, солидарная ответственность. Эти инструменты призваны распределять риск имущественно невыгодных последствий.

Вместе с тем наиболее сложной в вопросах соотношения и взаимосвязи риска и гражданско-правовой ответственности является проблема вины и риска. Для того чтобы выяснить, почему проблема риска и вины является центральной проблемой теории гражданско-правовой ответственности и теории риска, необходимо подробнее остановиться на общем представлении о связи риска и гражданско-правовой ответственности. Иными словами, исследование связи гражданско-правовой ответственности и риска позволит подчеркнуть, во-первых, почему иногда исследование гражданско-правового риска замыкается в рамках теории гражданско-правовой ответственности; во-вторых, такой подход позволит в полной мере подчеркнуть обусловленность и всю значимость проблемы соотношения риска и вины.

Вопрос о содержании риска в гражданском праве прежде всего зависит от понимания гражданско-правовой ответственности как таковой. Как известно, понятие гражданско-правовой ответственности в теории гражданского права, является одним из сложнейших и объемных. Обусловлено это множественными причинами, среди которых главными, по нашему мнению, являются чрезмерное давление уголовно-правовой сферы, т. е. формирование взглядов о гражданско-правовой ответственности под воздействием уголовно-правовой доктрины и отсутствие общего представления о юридической ответственности в целом. Не останавливаясь на этих вопросах ввиду того, что они не относятся к предмету настоящего исследования, необходимо заострить внимание на определении гражданско-правовой ответственности для того, чтобы объяснить ее взаимосвязь с гражданско-правовой категорией риска.

По мнению Н. Д. Егорова, под гражданско-правовой ответственностью следует понимать санкцию, применяемую к правонарушителю в виде возложения на него дополнительной гражданско-правовой обязанности или лишения принадлежащего ему гражданского права⁷⁹. В. А. Тархов определял гражданско-правовую ответственность как необходимость дать отчет в своих действиях, а также инициативное, неуклонное, строгое, полное исполнение своих обязанностей⁸⁰. Т. И. Илларионова считает, что гражданско-правовая ответственность – это гарантированные силой государства юридические формы реакции потерпевшего лица на совершенное субъектом правонарушение, выражающееся в возложении на правонарушителя мер воздействия имущественного характера⁸¹. О. С. Иоффе полагал, что гражданско-правовая ответственность должна быть охарактеризована тем, что она является санкцией за нарушение гражданских законов, обеспеченной убеждением и государственным принуждением или его возможностью; в ее основе лежит общественное осуждение поведения правонарушителя и стимулирование его к определенной деятельности в интересах общества при отсутствии оснований для осуждения поведения ответственного лица; она выражается в форме восстановления нарушенных отношений и в форме установления отрицательных последствий для правонарушителя⁸². Б. И. Пугинский определяет ответственность следующим образом: «Ответственность может быть реализована в бесспорном (исковом) порядке и даже добровольно возложена на себя должником путем уплаты суммы неустойки или убытков потерпевшей стороне, это не меняет ее государственно-принудительного характера»⁸³.

Можно привести еще множество определений гражданско-правовой ответственности, которые в очередной раз подтвердят всю неоднозначность подходов к этому без преувеличения важнейшему институту в гражданском праве. Однако для настоящего исследования важно другое – приведенные определения свидетельствуют о том, что гражданско-правовая ответственность имеет различный охват гражданско-правовых институтов. В одном случае речь идет о санкции, применяемой к нарушителю, в другом случае о нарушителе и речи нет, ответственность видится в даче отчета в своих действиях, в третьем речь идет об осуждении, а в четвертом – о должнике, при этом опять не упоминается правонарушитель как обязательный субъект гражданско-правовой ответственности.

Определение гражданско-правовой ответственности как возложение обязанности возместить вред именно на правонарушителя неизбежно ставит вопрос о вине как о субъективном основании ответственности. При таком понимании гражданско-правовой ответственности проблема риска не остается в рамках института гражданско-правовой ответственности, поскольку не всегда наступление имущественно невыгодных последствий, т. е. последствий риска, является следствием допущенного правонарушения самим правонарушителем. Именно поэтому целесообразно и логично при определении субъекта гражданско-правовой ответственности вести речь о должнике, а не о правонарушителе, поскольку, как известно, указанные субъекты могут не совпадать в одном лице. Если же гражданско-правовую ответственность воспринимать вне связи с возложением обязанности возместить ущерб именно на правонарушителя, а следовательно, отстраниться от понятия вины, то категорию риска возможно рассмотреть в рамках гражданско-правовой ответственности. Однако большинство исследователей при определении ответственности говорит именно о правонарушителе, т. е. о лице, которое допустило правонарушение и на которого возлагается ответственность. Именно поэтому на первый план выдвигается категория вины в связи с исследованием понятия риска, поскольку правонарушитель презюмируется виновным. В связи с этим для того чтобы отразить, каким образом нормы гражданского права распределяют риск имущественных потерь в рамках института гражданско-правовой ответственности, необходимо обратиться к соотношению категорий риска и вины, поскольку функция распределения риска в таких институтах, как субсидиарная и солидарная ответственность, является очевидной. При субсидиарной и солидарной ответственности субъективные основания ответственности отодвигаются на второй план, на первый план выходит наличие ущерба и механизм его распределения. Когда наступление гражданско-правовой ответственности ставится в зависимость от наличия, либо отсутствия вины, а также с учетом того, что субъективная теория риска в качестве субъективного условия наступления гражданско-правовой ответственности категорию вины в определенных случаях заменяет категорией риска, тогда системообразующее значение приобретают проблемы как риска, так и вины.

Таким образом, в результате определения гражданско-правовой ответственности как возложения имущественно невыгодных последствий именно на правонарушителя и выдвижения вины как единственного основания гражданско-правовой ответственности, обусловило появление субъективной теории риска, в результате чего категория риска оказалась больше всего близка к субъективному основанию ответственности – вине. В связи с этим для сущностного понимания риска необходимы совершенно ясные представления о соотношении этих двух важнейших для гражданского права категорий – риска и вины. По сути, проблемы понимания сущности гражданско-правовой ответственности и гражданско-правового риска сводятся к одному системообразующему вопросу – вопросу соотношения вины и риска не только в гражданском праве, но и в любой отрасли права, а также в области философии.

Приведенная выше мысль О. А. Красавчикова о том, что гражданско-правовая категория риска имеет довольно своеобразную историю, основные этапы которой в известной мере совпадают с хронологией борьбы двух начал, двух принципов ответственности по советскому гражданскому праву, не потеряла своей актуальности и сегодня. В связи с этим представляется, что дальнейшее исследование риска возможно только при ясных представлениях о риске и вине, поскольку и сегодня вина Гражданским кодексом РФ признается субъективным основанием гражданско-правовой ответственности.

Проблема соотношения риска и вины, по нашему мнению, складывается в результате следующих причин:

1) современная гражданско-правовая наука воспринимает сущность вины неоднозначно, если не сказать противоречиво;

2) риск и вина по-прежнему воспринимаются исследователями как альтернативные основания гражданско-правовой ответственности;

3) категория риска в гражданском праве имеет неясные правовые объяснения.

В чем причина столь серьезной путаницы в категориях, которые играют для гражданско-правового регулирования без преувеличения ключевую роль? Поскольку развитие идей о риске в гражданском праве шло параллельно и в связи с борьбой двух начал гражданско-правовой ответственности – вины и причинения, то было бы правильно вкратце уделить внимание этому вопросу.

После принятия Гражданского кодекса РСФСР 1922 г. среди отечественных цивилистов продолжился спор, имеющий солидные исторические корни⁸⁴, относительно того, что считать основанием гражданско-правовой ответственности: вину или же факт причинения ущерба. В ходе дискуссии авторы выдвигали различные доводы в подтверждение своих позиций, но важно сказать, что эти аргументы в большинстве своем касались объяснения того или иного основания гражданско-правовой ответственности, т. е. либо наличия вины, либо наличия факта причинения⁸⁵. Сущностных характеристик вины в гражданском праве касались лишь отдельные авторы⁸⁶. При этом учение о вине в гражданском праве заимствовалось из уголовного, проецировалось на гражданско-правовую материю с небольшими уточнениями специфики гражданского права.

Такой подход привел к неверным представлениям о вине в гражданском праве и повлек за собой неточное определение риска в гражданском праве. А в дальнейшем исследования в области риска привели авторов к таким выводам, которые входят в прямое противоречие с Конституцией РФ и принципами гражданского права как права частного.

Проблема соотношения риска и вины в отечественном гражданском праве возникает после окончательного утверждения в гражданско-правовой доктрине вины как основания гражданско-правовой ответственности. Анализ научной и учебной литературы советского периода позволяет сделать вывод, что определение вины как психического отношения лица к совершенным противоправным действиям и наступившим последствиям воспринимался авторами едва ли не аксиоматично.

В цивилистической науке советского периода понимание вины как психического отношения лица к совершенным противоправным действиям и наступившим последствиям появилось в начале 1950-х гг. Так, согласно определению, данному Г. К. Матвеевым, вина – это психическое отношение нарушителя социалистического гражданского правопорядка к своим противоправным действиям и их вредным последствиям в форме умысла или неосторожности⁸⁷. Такой взгляд (речь идет именно о «психологизации» вины) был поддержан и другими исследователями теории гражданско-правовой ответственности⁸⁸. Естественно, подобное определение вины не обошло стороной учебную литературу⁸⁹.

Такое понимание вины можно объяснить многими причинами, вплоть до идеологических. Есть мнение, что обращение советских цивилистов при определении понятия вины к дефинициям уголовного закона было закономерно вызвано тем, что законодатель последовательно отказывался дать легальное определение вины и указать признаки форм виновности в гражданском праве⁹⁰. Однако если такое предположение верно относительно отечественных гражданских кодексов 1922 и 1964 гг., то с принятием части первой Гражданского кодекса РФ ситуация изменилась, появилась норма, которая позволяет выявить признаки понятия вины в гражданском праве.

Абзац 2 п. 1 ст. 401 ГК РФ обнаруживает понятие виновности через критерии невиновности. Поэтому совершенно справедливо отмечают авторы монографии «Договорное право», что, учитывая появившееся легальное определение вины как условия гражданско-правовой ответственности за нарушение обязательства, мы были вправе ожидать кардинального изменения направления исследований в этой области гражданского права, ранее ориентированных на усиленно насаждаемые в цивилистике уголовно-правовые подходы к понятию вины. К сожалению, продолжают авторы, в современной юридической литературе практически отсутствует теоретический анализ вины, а доктрина гражданского права по инерции продолжает в основном оставаться на прежних позициях, смысл которых заключается в поиске все новых объяснений необходимости применения в цивилистике чуждых ей уголовно-правовых взглядов на вину как на один из элементов состава правонарушения, представляющих собой некое гипотетическое психическое отношение правонарушителя к своим действиям и их последствиям⁹¹.

Действительно, в современной научной и учебной литературе просматривается тенденции продолжения «психологизации» в определении вины в гражданском праве⁹². Вместе с тем следует отметить, что не все авторы определяют вину в гражданском праве как психологическое отношение лица к своим противоправным действиям. Е. А. Суханов, анализируя положения абз. 2 ч. 1 ст. 401 ГК РФ, отмечает, что вина в гражданском праве рассматривается не как субъективное отношение лица к своему поведению, а как непринятие им объективно возможных мер по устранению или недопущению отрицательных результатов своих действий диктуемых обстоятельствами конкретной ситуации. Иначе говоря, здесь вина переводится из области трудно доказуемых психических ощущений конкретного человека в область объективно возможного поведения участников имущественных отношений, где их реальное поведение сопоставляется с определенным масштабом должного поведения⁹³.

По нашему мнению, определение вины в гражданском праве через психологическое отношение лица к своим противоправным действиям неприемлемо по ряду причин. Поскольку понятие вины как психического отношения лица к своим противоправным действиям появилось в цивилистической науке благодаря обращению исследователей к уголовно-правовому понятию вины, наши аргументы против такого понимания вины также будут построены на сравнении уголовно-правового и гражданско-правового понятия вины.

Прежде всего, необходимо отметить принципиально различное легальное определение вины в уголовном и гражданском праве. Глава 5 УК РФ «Вина», определяет формы вины – умысел и неосторожность (ч. 1 ст. 24 УК РФ), далее в ст. ст. 25, 26 УК РФ закон подразделяет умысел на прямой и косвенный, а неосторожность на преступное легкомыслие и преступную небрежность. Сразу следует обратить внимание на то, что хотя гражданское право и знает деление вины на формы в виде умысла и неосторожности, однако легальных определений умысла и неосторожности в Гражданском кодексе РФ нет. Кроме того, такому делению в подавляющем большинстве случаев не придается вовсе никакого правового значения. Это обстоятельство уже настораживает, если исходить из понимания вины как «психического отношения» лица.

Кроме того, не потребуется особых стараний, чтобы при прочтении текста указанных статей обнаружить, через какие категории закон определяет вину в уголовном праве. Так, в ч. 1 ст. 25 УК РФ при определении прямого умысла указывается: «…если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность… желало их наступления». Часть 2 ст. 25 УК РФ определяет косвенный умысел следующим образом: «…лицо осознавало общественную опасность… предвидело возможность… не желало, но сознательно допускало эти последствия, либо относилось к ним безразлично». Такие же категории и в определении видов неосторожности в ч. 1 ст. 26 УК РФ: «…лицо предвидело возможность… самонадеянно рассчитывало» и ч. 2 ст. 26 УК РФ «…лицо не предвидело… хотя при необходимой внимательности и осмотрительности…». Ясно, что такие категории, как осознание, предвидение, желание, внимательность, осмотрительность являются психологическими. Проявившаяся в том или ином преступлении вина, пишет С. В. Познышев, есть преходящее конкретное настроение, которое сложилось у человека под влиянием двух сил: действия на него различных событий, происходящих в окружающей среде, с одной стороны, и его психической конституции – с другой⁹⁴.

Более того, не лишним будет напомнить, что до установления вины в уголовном праве необходимо решить вопрос о вменяемости человека, его психологическом статусе, что, как известно, имеет решающее значение при привлечении к уголовной ответственности. Психология пронизывает уголовно-правую и уголовно-процессуальную науку, к психологии мы обращаемся при квалификации действий лица, при избрании меры пресечения, при назначении вида наказания и т. д. Из сказанного следует важный вывод: уголовный закон придает юридическое значение психологическому статусу и поведению личности, чего нельзя сказать о гражданском праве.

В Гражданском кодексе РФ отсутствуют нормы, которые бы определяли основания ответственности через психологические категории. При наступлении ответственности в гражданском праве психологическое отношение лица к совершенным действиям юридического значения не имеет, закон не связывает с таким отношением наступление изменение или прекращение каких-либо обязательств.

Единственное положение закона, из которого возможно вывести легальное понятие вины в гражданском праве, заключено в абз. 2 п. 1 ст. 401 ГК РФ: лицо признается невиновным, если при той степени заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по характеру обязательства и условиям оборота, оно приняло все меры для надлежащего исполнения обязательства. Процитировав эту норму закона для наглядности принципиального различия вины в гражданском и уголовном праве, приведем понятие невиновности, сформулированное в Уголовном кодексе РФ. Согласно ч. 1 ст. 28 УК РФ деяние признается совершенным невиновно, если лицо, его совершившее, не осознавало и по обстоятельствам дела не могло осознавать общественной опасности своих действий, либо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий и по обстоятельствам дела не должно было или не могло их предвидеть. Далее, согласно части второй указанной статьи деяние признается также совершенным невиновно, если лицо его совершившее, хотя и предвидело возможность наступления общественно опасных последствий, своих действий (бездействия), но не могло предотвратить эти последствия в силу несоответствия своих психофизиологических качеств требованиям экстремальных условий или нервно-психическим перегрузкам.

Принципиально разный характер тех обстоятельств, с которыми гражданский и уголовный законы связывают понятие вины и невиновности очевиден. Более того, эти обстоятельства имеют ярко выраженный отраслевой характер и предопределены функциональным назначением норм гражданского и уголовного права.

Из приведенного выше абз. 2 п. 1 ст. 401 ГК РФ следует, что виновным считается лицо, которое при исполнении обязательства не проявило должной степени заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по характеру обязательства и условиям оборота, и не приняло всех мер для надлежащего исполнения обязательства. Ни о каком психическом отношении Гражданский кодекс РФ речи не ведет. На первое место при определении вины в гражданском праве выходит поведение лица при исполнении обязательства, его деятельность, предприимчивость. Кроме того, можно утверждать, что его психическое отношение к совершаемым им действиям колеблется от крайне положительного до крайне отрицательного, но эти факты не играют роли в гражданско-правовых отношениях и, как следствие, не находят своего отражения в законе. Не важно, какие переживания испытывает лицо, для гражданского права важно, что сделало это лицо для надлежащего исполнения конкретного обязательства, а если касаться юридических лиц, то о психике и говорить не приходится.