Текст книги "Брачные игры чародеев"

20

Только присутствие возлюбленного дедушки Вольфрама не позволило Леопольду броситься мне на шею со слезами благодарности. А слез этих было много, целое ведро. Взбрыкни Леопольд от радости, оно непременно расплескалось бы во все стороны, породив безобразную сцену; чародеи, бьющиеся в истерике, – не лучшее зрелище, поэтому я только обрадовался такой сдержанности.

Леопольд не мог поверить в свое счастье. Бывший фокстерьер шел, волоча ноги, как человек, только что получивший помилование и сдернутый с эшафота, где сверкал в лучах солнца воткнутый в плаху топор.

– Получайте. И помните мои наставления, Невергор, – произнес старик.

Леопольд сверкал сметанной бледностью. Его можно было поселить в каком-нибудь замке и выдавать за старинное родовое привидение.

Преодолев еле-еле половину расстояния от своего мучителя до своего освободителя, он подарил нам по одному высококачественному подозрительному взгляду. Должно быть, почуял заговор. Ему стало интересно, что здесь происходит.

– Мы возвращаемся домой, – сказал я дружелюбно.

– Какой дом ты имеешь в виду? – спросил Леопольд.

– Для начала мой…

Я оттеснял чародея к двери, стремясь побыстрее покинуть обитель ужаса, пока Вольфрам не передумал. Вообще-то на такую удачу я не рассчитывал. Приготовившись к долгим переговорам касательно судьбы несчастного фокстерьера, я получил его так быстро, что несколько растерялся. Пятнадцати минут, чтобы свыкнуться с этой мыслью, оказалось мало.

– Твой? – спросил Леопольд.

Хм… мне кажется, пребывая в образе собаки и думая собачьими мозгами, мой приятель невольно понизил свой интеллектуальный уровень.

– Мы пойдем ко мне домой и там обо всем поговорим. Его сиятельству графу Лафету нужно сосредоточиться на собственных мыслях, – сказал я громко.

Замечали когда-нибудь: если вы обнаруживаете, что ваш собеседник ничегошеньки не соображает, в вас просыпается непреодолимое желание орать во всю глотку. Будто бы так он быстрее поймет изрекаемые вами перлы. То же самое происходит с иностранцем, плохо владеющим вашим языком, – вы говорите с ним, словно он глухой.

С Леопольдом я поступил точно так же. В следующий миг он отодвинул меня от себя и спросил, зачем же так надрываться.

– Потом объясню, – прошипел я, стараясь выкатить его из гостиной. Он выкатывался с большим трудом.

«Ну и неуклюж ты, братец, – подумал Браул Невергор. – Что скажет красавица Ирма?»

И тут нас окликнул страшный Вольфрамов голос:

– Стойте!

Я хотел схватить Леопольда, сунуть под мышку, как давеча юного герцога, и убежать, но старик всего лишь предложил нам более удобный способ перемещения в пространстве.

– Я могу открыть вам портал прямо к месту назначения. К вам домой, Невергор.

Старик улыбался совершенно по-злодейски. Ну и как я могу доверять ему после этого?

– Я надеюсь, – задрал нос Леопольд, – это не очередная твоя выходка, дедуля?

– На твоем месте я бы помолчал, – гаркнул в ответ Вольфрам. Его лицо стало красным, и существовала опасность, что это и есть признак начинающегося рецидива.

– Мир, мир! Будьте любезны, граф, отправьте нас побыстрее в мою скромную хижину, – сказал я, оттесняя Леопольда за спину.

Старик мрачно пробурчал несколько уничижительных замечаний в адрес современной молодежи и потер руки с тем же противным пергаментным звуком. Он сказал нам не шевелиться, а сам принялся делать дирижерские пассы. Его манера колдовать была старомодной и вела свою родословную, наверное, еще с тех времен, когда на месте Мигонии шумели зеленые дубравы и квакали болотные лягушки. Теперь так не чародействуют, а жаль – в этом антиквариате присутствовала некоторая прелесть.

Не успев толком ею насладиться, я почувствовал сильное кружение. Потом произошел сильный наскок, словно на всем ходу в меня врезался двухголовый Гамб. Леопольд мяукнул и мешком повалился на мой любимый ковер, устилающий гостиную. Ту самую, куда недавно бесцеремонно вторгся Вольфрам Лафет Первый.

Шмяк! Это я приземлился рядом. Треснувшись затылком, Браул Невергор некоторое время не мог понять, где пол, а где потолок, но на помощь мне пришел друг детства.

– Живой? Бра-аул?

Леопольд пощелкал пальцами перед моим лицом.

– Мы умерли? – спросил я, очень надеясь, что это обстоятельство избавит меня от необходимости переться в Волшебную Страну и добывать Тигриного Жаворонка.

– Нет.

– Со своей стороны, замечу…

Но в тот же миг Леопольд схватил меня за руку и поставил по стойке смирно. Стойка была далека от совершенства – ноги, видите ли, подгибались, – поэтому чародей просто привалил меня к стенке. Отбежав к запертой двери гостиной (это я ее запер снаружи), Леопольд обернулся – его внимание привлек звук моего падающего тела.

– Браул, я тебя не узнаю, – сказал Леопольд, делая еще одну попытку вернуть меня в мир прямоходящих. – Сколько помню себя и тебя, ты всегда излучал энергию и улыбался до ушей!

– Те времена прошло безвозвратно, – промычал я.

Удар затылком об пол был слишком сильным. Если со мной произойдет еще что-то подобное, меня можно будет без сожаления отнести старьевщику.

– Ты пессимист.

– Станешь пессимистом, когда тебя вот так роняют, словно ты саквояж, а не живой волшебник.

– Побывал бы ты в шкуре фокстерьера, – сказал Леопольд.

– Однажды я был котом.

– Ну и как?

– Ничего хорошего.

Леопольду пришлось применить некое взбадривающее волшебство, после которого я окончательно пришел в себя и смог приступить к текущим делам.

Однако вот странность: пространственная аномалия исчезла. Она точно была здесь после визита Вольфрама, оставалась на месте, когда я выходил из дома, но сейчас ее и след простыл. Гостиная выглядела, как гостиная – и ничего больше. Узелок, завязавшийся на теле нашего континуума, благополучно развязался.

Я озадаченно скреб затылок, не обращая внимания на попытки Леопольда штурмом взять закрытую дверь.

Бывает, что аномалии рассасываются непроизвольно, и мне бы только радоваться, что я избавлен от необходимости зашивать дыру собственными руками, но червячок сомнения все-таки точил мою душу.

Когда живешь в обществе таких, как Тристан Профитроль, и водишь дружбу с Вольфрамами, привыкаешь во всем искать подвох.

– Ты долго будешь стоять, как фонарный столб? – спросил Леопольд, мертвой хваткой вцепившись в дверную ручку. – Это я так… если ты очень занят, то…

Я объяснил ему про аномалию, на что он ответил, что и знать о них не желает во веки веков, а волнует его сейчас единственное: как быстрее прижать к груди свою возлюбленную. Речь, конечно, шла об Ирме Молейн. Вряд ли Леопольд настолько изменился, чтобы воспылать чувствами к Фероции.

Исходя из тех сведений, которыми я владел до ухода, Ирма должна была как раз находиться в моем доме и сморкаться в платки, услужливо подносимые Селиной. Чтобы Леопольд не обрадовался раньше времени, я не стал сообщать ему эту новость. Если бедняжка успела помереть от горя, мое известие будет некоторым образом не к месту.

Чародей отлепился от двери и утер пот со лба. У него еще оставались силы проклясть всех дверных дел мастеров в королевстве. Я успокоил беднягу сообщением, что на замке лежит заклинание и что сейчас я его сниму.

– Ну? – спросил Леопольд.

Дверь не открывалась.

– Теперь надо повернуть ключик с другой стороны, – ответил я.

Чародей вскипел и проклял всех ключевых дел мастеров и их родственников. Досталось и тем, кто в стародавние времена изобрел врезные замки.

– Выход один, – сказал я. – Придется орать и вопить во всю глотку, чтобы нас услышала Селина.

– Кто такая Селина?

– Новая служанка.

– А где старая? Та кошмарная карга?

– Она сменила среду обитания. Теперь живет в аквариуме.

– Твой дом подозрительно напоминает палату для бесноватых, Браул.

– Знаю.

Делать ничего не оставалось. В течение десяти минут мы орали, стучали в дверь и выли на разные голоса. Я пытался колдовать, чтобы подать находящимся в доме существам какой-нибудь сигнал, но удар затылком не позволил мне сосредоточиться должным образом. Леопольд, пребывая в состоянии нездорового возбуждения, вообще чуть не спалил сам себя. Я вовремя остановил чародея. Его одежда уже начала дымиться.

– Так, спокойно, – сказал я.

– Клянусь, еще немного – и мне придется применить геомантию!

– Знаю, знаю… Это мы всегда успеем.

– Я хочу к Ирме.

– И это знаю…

Тут с другой стороны раздались шаги, и Селина спросила, кто мы и что тут делаем.

Я объяснил, чему маленькая блондинка несказанно удивилась.

– Тебе надо найти ключ, он в моих штанах, которые остались в спальне. А потом ты вернешься и сунешь ключик в замок…

– Ваше сиятельство, уж с этим я как-нибудь справлюсь, – ответила Селина, удаляясь.

– Вот видишь, – сказал я, утирая трудовую испарину с алебастрового чела.

– Вижу. Живи я такой кошмарной жизнью, я бы давно…

– А я рассчитывал на малюсенькое слово благодарности.

– Малюсенькое слово благодарности! Устраивает? – пробурчал Леопольд.

– Мне надо тебе кое-что сообщить, мой старый друг…

Ничего сообщить я не успел. Селина материализовалась по другую сторону порога и заскрипела ключом в замке.

Мы встретились, словно брат и сестра – улыбаясь. Только сословные нормы не позволили мне заключить эту прелестницу в жаркие объятия.

– Как дела? – спросил я, хватая свободной рукой Леопольда за шиворот. Он хорошо взял с места, но моя хватка была железной. Потеряй я бдительность хоть на секунду, чародей уже был бы в двух кварталах от моего дома.

– Дела преотлично, граф… – сказала служанка.

Извивающийся и изрыгающий проклятия Леопольд ее ничуть не удивил. После общения с Тристаном и работы в герцогской цитадели эту девицу ничто не способно было поразить.

Чародей затих. Его внимание приковала Селина. Будь он до сих пор фокстерьером, я бы назвал этот взгляд взглядом, брошенным на большую сочную сардельку.

– Дела преотлично. Кроме одного. Тристан сбежал.

– Что???

– Как есть – сбежал. Дал деру вскоре после того, как вы ушли.

– И?

Блондинка пожала плечами.

– Откуда мне знать? Я вышла из дома и покричала. Он, конечно, не отозвался, и я прекратила кричать, думая, что глупо изображать из себя пастушку, которая сзывает…

– Селина, Селина, это катастрофа! Вы видели наводнение?

– О нем кричали люди, пробегающие по Радужной улице. Я думала, они шутят.

– Так вода сюда не добралась?

– Нет.

– Какое наводнение? – спросил Леопольд, отрывая взгляд от служанки.

– Я мертвец, я мертвец, я мертвец… – пробормотал я.

– Почему?

Народ хотел знать.

– Юный герцог сбежал, и если он попал в бурные воды, представьте, что могло случиться! И это я виноват! Вместо того чтобы посадить его на цепь в подвале, я позволил ему свободно разгуливать по дому!

– А кто такой Тристан? – спросил Леопольд.

Через секунду я с громким криком зачем-то взбегал на второй этаж. Потрясенный ужасными известиями, Браул так и не услышал предупреждения, исходящего от Селины. Он вообще потерял способность соображать, а потому, заскочив в комнату, где мы недавно ворковали с Фероцией, замер как вкопанный. Было чувство, что передо мной незримая стена.

Мои волосы стояли дыбом, глаза, наверное, выскочили из орбит и покачивались на ножках, словно у краба, а цвет лица вообще нельзя было определить.

Такой вот конфуз. На грани разрыва сердца.

В комнате были две прекрасные персоны. Одну я знал хорошо, но другую видел впервые. Она показалась мне сгустком огня, вдруг принявшим форму миниатюрной девушки. Крохотуля сидела в одном из моих кресел и прикладывала к лицу скомканный и пропитавшийся слезами платок.

Мое появление заставило незнакомку вздрогнуть. Точнее, подпрыгнуть. Безусловно, она уже знала о Брауле Невергоре, но, держу пари, ей и в голову не приходило, что все настолько скверно.

– Ничего, ничего, дорогая, – сказала Гермиона Скоппендэйл, обнимая ее за плечики. – Ничего страшного. Это всего лишь мой сумасшедший брат.

Новость ничуть не успокоила великолепную рыжульку, и, вместо того чтобы сказать: «А, теперь все ясно!» – она разразилась рыданиями. Интересно, в который уже раз?.. Слезы низвергались водопадами, и количество сухих платков в моем доме падало с катастрофической скоростью.

Гермиона посмотрела на меня сурово.

– Браул, ты это нарочно? Зачем пугаешь бедняжку? Она и так не в себе… И прекрати моргать, как баран, которого огрели коромыслом!

– Тебе легко говорить…

– Да, мне легко. Не скрываю, – ответила Гермиона, пока рыженькая высмаркивалась. Звук получался такой, словно открывали форточку, к которой не прикасались много лет.

У меня резало глаза – настолько ярко-алой была моя новая гостья (от роскошных волос до платья). А уж ее красота… Ну не знаю, с чем и сравнить. Мигонская аристократия не испытывает нехватки в сногсшибательных девушках, но эта являлась чем-то из ряда вон.

– Дорогая, я ненадолго покину тебя, – промурлыкала Гермиона рыженькой на ушко.

Та кивнула, пряча лицо. Оно было прекрасным даже во время безутешных рыданий. Но каким же оно станет, когда слезы скорби осушатся и на эти румяные щечки вернется радостная улыбка?

– Нас не представили, – промычал я, пытаясь соблюсти остатки приличий.

– Ах… такие странные обстоятельства… Ирма, это Браул. Браул… это Ирма Молейн…

Я сказал:

– Очень приятно… для меня такая честь… я польщен… судьба была благосклонна к этому дому, когда…

После слова «когда» Гермиона бросилась вперед, словно собака по команде «фас», и закрыла мне рот рукой.

Мои перлы окончательно вывели рыжульку из равновесия, и потолочные своды огласились истерическим визгом.

– Хватит! – шикнула Гермиона, пытаясь вытолкнуть меня за дверь.

– А что? – фыркнул я. – Я…

– Ты явно не тот, кто поможет осушить слезы с ее щек!

– Но ты сама сказала мне в записке…

Вцепившись в косяк, я дал Гермионе понять, что хозяин тут я, но моя сестрица навалилась на меня плечом, после чего я вылетел в коридор.

– Все повернулось не так… Ты отправился к Вольфраму и бросил Ирму, которая пришла вскоре после твоего бегства с поля боя…

– Но ты сказала… И потом, я поступил наоборот – вышел лицом к лицу со злодеем!

– Правильно, я и забыла… – Сунувшись в комнату, Гермиона сообщила сюсюкающим голосом: – Дорогая, я скоро… пожалуйста, успокойся…

И, послушав, как сердечная подруга сморкается, закрыла дверь, чтобы в коридоре мы остались наедине.

– Она не станет рвать на себе волосы? – спросил я.

– Такую возможность не исключаю, – ответила юная чародейка. – С каждым часом положение все хуже…

– Но этой красавице-то я смогу помочь, – сказал я.

– Как? Она уже израсходовала все твои носовые платки. Боюсь, придется бежать в лавку за новой партией.

Я сверкнул улыбкой и поиграл бровью.

– У меня есть кое-что получше!

Гермиона посмотрела на меня с сомнением.

– Что у тебя может быть получше? Ты выглядишь очень странно, Браул. Словно неделю валялся на помойке, поливаемый дождями и осыпаемый градом.

– Почти так оно и было, милая сестрица. Но я расскажу. А сейчас… Подожди минутку здесь. – Я чмокнул Гермиону в шелковую щечку и помчался в том направлении, где несколько минут назад оставил Леопольда.

Он все еще был там. Когда я, подобно вихрю, преодолел оставшееся расстояние, стало ясно, что Леопольд время зря не терял. Я застал чародея за тем, что он совершенно не умеет делать: за построением глазок. Объектом этих обезьяньих гримас была Селина. Заливаясь ярко-красным, служанка теребила край передника и опускала очи долу, как делает всякая девица, не избалованная вниманием хлыщей из высшего света.

Не знаю, чем это должно было кончиться, но я появился вовремя. Бег сбил мое дыхание с нужного ритма, и я не мог излить на Леопольда гневные тирады, родившиеся в моем мозгу в тот момент, поэтому я поступил проще. Я сграбастал чародея обеими руками и поволок в сторону его возлюбленной.

– Ты что делаешь? – прокричал Леопольд, когда я тащил его, словно кошка мышку, на второй этаж. – Пусти!

– Нет. Твой дедуля поручил мне контролировать тебя, иначе может случиться беда! – пропыхтел я, задыхаясь.

– Ты рехнулся! Ты заодно с этим старым хрычом!

– Ты ничего не знаешь! А когда узнаешь, волосы твои поднимутся на дыбы, как дикие мустанги!

Леопольд спросил, почему это я так уверен, но мы уже прибыли на конечную станцию. Гермиона смотрела на наше силовое вальсирование изумленными глазами. Она отправляла меня на переговоры с Вольфрамом, но, конечно, не ожидала таких результатов. Вместо того чтобы слететь с крыльца и получить палкой по хребту, я выиграл первый приз.

Волшебнице пришлось посторониться, дабы не быть сбитой с ног.

– Да отпустишь ты меня или нет? – рявкнул чародей.

– За этой дверью тебя ждет твое счастье! – ответил я и дал ему пинка, благодаря которому он влетел в комнату с пронзительным воплем, словно запущенный из катапульты в небеса винторогий козел.

– Уф! – сказал я, закрывая дверь и наваливаясь на нее спиной.

– Браул, ты свихнулся, – заметила Гермиона.

– Мне все об этом говорят. Но безумие в моем положении – самый лучший выход.

Волшебница приклеилась к двери, чтобы послушать, что за ней творится. Творилось там такое, что трудно описать словами. Шум, производимый влюбленными, намного превышал то, что могли бы устроить взбунтовавшиеся в зоопарке животные, если бы все разом принялись голосить на разные лады.

– Гермиона, ты должна мне объяснить эту несуразность. Почему ты не у загородной подруги, а у меня дома?

– А ты объясни мне, где ты взял Леопольда?

– Как это? В доме у старика!

– Похитил? С ума сойти!

– Я шел вести переговоры – по твоему наущению. Впрочем, бежим в какой-нибудь уголок и все обсудим! Время поджимает!

Я схватил Гермиону за руку и потащил, сам не знаю куда. Вскоре выяснилось, что в библиотеку. Красота! Селина и Тристан здесь поработали на славу. Комната приняла такой вид, словно в ней никогда не бесчинствовали пикси, а собирались обсудить философские проблемы исключительно важные, степенные господа.

Я захлопнул двери, набрал полную грудь воздуха и выдохнул. Сестрица смотрела на меня, как принято говорить, с некоторой опаской. Наверное, сейчас со стороны Браул менее всего производил впечатление человека, с которым можно оставаться наедине, но Гермиону сложно напугать. Она трудностей не боится и всегда смотрит опасности в лицо. Даже в такое дикое, как мое в данный момент.

– Итак, – взвизгнул я, чувствуя, что у меня открывается второе дыхание, – давай сначала ты!..

Гермиона заняла стратегическую позицию возле окна.

– Браул, разве я могла усидеть за городом? Разве могла спокойно поглощать плюшки с чаем и кататься на лодке по маленькому милому озеру?

– Конечно, нет!

– Я убежала, рассыпав перед подругой десять тысяч извинений.

– Ты всегда была лучшей девушкой Мигонии.

– Браул, успокойся и перестань бегать по комнате, словно за тобой гоняется рой пчел!

– Не могу. Ты же понимаешь – Тристан исчез. Последствия могут быть ужасными…

– Да. Но нам надо подумать, иначе что толку?

– Так, мы топчемся в прологе. У тебя есть мысли, где искать Тристана? – спросил я.

– Уж точно не дома…

Я подстегивал мысли как мог, но все равно они больше напоминали жирных, раскормленных свиноматок, чем резвых барашков. Разлеглись – ни пройти ни проехать.

– Хотя бы удачно то, что я пригласила сюда Ирму. Бедняжка чуть с ума не съехала, сидя дома. А уж когда я рассказала ей про то, что Леопольд стал собакой, то и… И с Селиной повезло. Оказывается, они знакомы…

– Да-да-да! – Я носился по библиотеке и потирал руки, не подозревая, что скопировал этот жест у Вольфрама. – Да-да-да!

– Браул, этим «да-да-да» ты меня беспокоишь, – сказала Гермиона.

– Значит, проблему с Ирмой мы решили. Влюбленные воссоединились…

– Хм… – выразила сомнение юная волшебница.

– Теперь…

– Браул! – Сестрица взяла меня за плечи – как стремительно она бросилась ко мне! – и заставила сесть на пуфик. – Дыши ровнее! Никакие проблемы не решены! Над Фероцией по-прежнему висит дамоклов меч. Она рассказала о том, что знает? О книге Исирода!

– О! Еще как! Это было… словно лопатой по затылку!

– Я слушаю…

Я покосился на Гермиону и понял, что соперничать с этим сгустком энергии – пустая затея. Вымотанный бессонницами, проделками Профитроля-младшего и разговором со стариком, я не чувствовал себя на этом свете. Легкость в моем туловище была двусмысленной. Словно я воздушный шарик, наполненный теплым воздухом. Еще немного – и взлечу.

Гермиона приложила свои прохладные ладошки к моим вискам и прошептала заклинание Утренней Свежести.

Хотя сейчас было не утро, эффект не заставил себя долго ждать. Мой череп словно опустили на мгновение в прохладный живительный эликсир, сваренный исключительно на волшебных травах. И перед взором моим запрыгали веселые искорки.

– Теперь ты можешь говорить связно? Начни с того момента, когда сюда явилась Фероция.

Вот она, моя возлюбленная сестра. Холодный разум, четкая речь и непреклонный взгляд.

Браул Невергор восстал из пепла, в который успел обратиться несколько минут назад, и приступил к своей повести.