Текст книги "Колеса"

– А чью вы, собственно, держите сторону? Чьи отстаиваете интересы? – тихо спросил он, подняв голову.

Адам предвидел такой вопрос. Вчера вечером и сегодня утром он сам себе его задавал.

– Я приехал к вам как представитель интересов моей сестры Терезы, которой принадлежат сорок девять процентов акций в вашем деле. И по-прежнему выступаю в этом качестве. Но это вовсе не означает, что я, или Тереза, или ее покойный муж Клайд стали бы одобрять мошеннические проделки. Потому я и доведу до конца то, о чем я вам сказал.

– Поговорим об этом. Вы первым делом собирались позвонить в банк. Верно?

– Совершенно верно.

– О’кей, умник вы великий, каких еще свет не видывал, позвольте мне в таком случае вам объяснить, что тогда произойдет. В банке возникнет паника. Сегодня же после обеда сюда явятся инспектора, завтра они получат в суде ордер, опечатают помещение и конфискуют все товарные запасы. О’кей. Затем вы сказали, что передадите эти свои записи вашим людям в отделе сбыта компании. Ну и что вы думаете, как они будут реагировать?

– По моим догадкам, они отберут у вас лицензию.

– Это как пить дать. Отберут. – Оба в упор смотрели друг на друга. Торговец перегнулся через стол. – Ну а что станет с Терезой и с малышами? Как вы думаете, сколько это будет – сорок девять процентов от мертвого дела?

– Почему мертвого? – возразил Адам. – Компания поставит кого-нибудь временно, пока не подыщут нового торговца.

– Временно?! И как, думаете вы, будет он заниматься бизнесом, в котором ничего не смыслит? Наверняка доведет до банкротства.

– Если уж разговор зашел о банкротстве, – заметил Адам, – то как раз вы больше всего этому способствовали.

Смоки так резко и с такой яростью стукнул кулаком по столу, что все предметы на нем подпрыгнули.

– Никакого банкротства нет и не будет! Не будет, если мне дадут вести дело по-моему. А вот если вам дадут волю – его не избежать.

– Это вы так считаете.

– Как я считаю, не имеет значения! Я сейчас вызову сюда моего бухгалтера! И докажу вам!

– Мы уже просмотрели вместе с мисс Поттс всю вашу бухгалтерию.

– Тогда, черт возьми, вам придется просмотреть ее еще раз со мной! – Смоки вскочил с кресла и сразу стал выше Адама. Он в ярости то сжимал, то разжимал кулаки. Глаза его сверкали.

Адам пожал плечами.

Смоки позвонил Лотти по внутреннему телефону. Она ответила, что тотчас придет, и он, тяжело дыша, бросил трубку на рычаг.

Это заняло у них целый час. Час, в течение которого Смоки Стефенсен доказывал и убеждал, подкрепляя свои доводы подсчетами, которые он набрасывал карандашом и затем швырял на письменный стол, который был теперь весь завален бумагами, а Лотти Поттс объясняла, как она ведет бухгалтерию, и сопоставляла самые последние данные с цифрами за предыдущие годы.

В конце концов Адам признал, что и такое ведение дел возможно. Смоки в принципе требуется месяц, чтобы навести порядок в своем финансовом хозяйстве, при условии, разумеется, что он несколько отойдет от общих правил и что при этом сохранится наметившаяся благоприятная тенденция в сбыте новых автомобилей. Альтернативой могла бы быть только передача дела в руки временного управляющего, что, как уже отметил Смоки, обернется для фирмы неизбежной катастрофой.

Но чтобы фирма «Стефенсен моторс» осталась на плаву, Адаму придется смириться с тем, что банковские ревизоры будут введены в заблуждение и обмануты. Теперь он уже не догадывался, а все точно знал. Перебирая факты, Смоки признал, что «нарушил доверие» банка, а также рассказал о махинациях, с помощью которых рассчитывал пережить завтрашнюю ревизию.

Лучше бы Адам всего этого не знал! Как бы он хотел, чтобы сестра не давала ему такого поручения! Впервые в жизни он по-настоящему понял, как мудро поступила его компания, создав правила, которыми руководствуется конфликтная комиссия и которые запрещают служащим компании иметь какие-либо – финансовые или иные – дела с фирмами по продаже автомобилей.

Лотти Поттс сгребла в охапку свои бухгалтерские книги и вышла из кабинета, а Смоки Стефенсен стоял руки в боки и вызывающе поглядывал на Адама.

– Ну, что скажете?

Адам покачал головой.

– Разве что-нибудь изменилось?

– Для Терезы может измениться, – тихо сказал Смоки. – Сегодня – чек на кругленькую сумму, а уже через месяц, может быть, и ничего. И вот что еще: в чем только вы меня сегодня не обвинили! Но при этом ни разу не сказали, что я обманывал Терезу.

– Потому что вы ее не обманывали. Только тут у вас все в порядке.

– Но ведь если бы я захотел, то мог бы обманывать и ее. Не так ли?

– Наверное, да.

– Но я на это не пошел, а ведь вы, судя по всему, явились сюда как раз для того, чтобы это проверить?

– Не совсем так, – устало ответил Адам. – Просто моей сестре хотелось знать, насколько перспективно ее участие в вашем деле. – И помолчав, добавил: – Вместе с тем у меня есть обязательства перед компанией, где я служу.

– Они вас сюда не посылали.

– Понятное дело. Но я не рассчитывал, что при этом откроется столько всего, и теперь, как служащий компании, я не имею права закрывать глаза.

– Вы в этом уверены? Даже в интересах Терезы и ее малышей?

– Абсолютно уверен.

Смоки Стефенсен почесал бороду и задумался. От его кипучего гнева не осталось и следа, голос зазвучал тихо, чуть ли не с мольбой.

– Я хочу просить вас лишь об одном, Адам, – этим вы, конечно, поможете мне, но, по сути, это будет и в интересах Терезы.

– Что именно?

Смоки стал напористо излагать свои идеи.

– Уходите отсюда немедленно! – взмолился Смоки. – Забудьте все, что вам сегодня стало известно! Затем дайте мне два месяца сроку, чтобы привести в порядок финансы, ведь они не настолько запущены, чтобы на это потребовалось еще больше времени. Вы прекрасно это знаете.

– Нет, не знаю.

– Но вам известно, что на подходе «Орион», и вы знаете, что это будет значить для торговцев автомобилями.

Адам заколебался. Упоминание об «Орионе» задело его за живое. Если он верит в успех «Ориона», то нельзя не верить в то, что эта модель обеспечит фирме «Стефенсен моторс» солидную прибыль.

– Ну, предположим, я пойду вам навстречу, – резко сказал Адам. – Что изменится через два месяца?

Смоки указал на черный скоросшиватель с отрывными листами.

– Вы, как и предупреждали, передадите эти записи вашим людям из отдела сбыта компании. Тогда мне придется продать фирму или лишиться лицензии, но я продам процветающее предприятие. В таком случае Тереза за свою половину получит в два раза больше, а то и еще больше, чем если бы пришлось продать сейчас.

Адам заколебался. Хотя за всем этим стоял обман, неотразимость логики подталкивала его к компромиссу.

– Всего два месяца, – упрашивал его бывший гонщик. – Это же не так много.

– Один месяц, – решительно сказал Адам. – Один месяц, начиная с сегодняшнего дня. И точка.

Увидев, как сразу успокоился и заулыбался Смоки, Адам понял, что его обошли. Теперь, когда все было решено, Адаму стало неприятно оттого, что он пошел на сделку с совестью и действовал вопреки здравому смыслу. Вместе с тем он был полон решимости представить через месяц свои соображения о работе фирмы «Стефенсен моторс» отделу сбыта компании.

Смоки же в отличие от Адама ликовал. Хотя, повинуясь инстинкту торговца, он и просил дать ему два месяца, вполне хватило бы и одного.

А за это время многое может случиться, много нового произойти.

21

Стройная дежурная авиакомпании «Юнайтед» принесла кофе Бретту Дилозанто, который в это время звонил по телефону из салона в Детройтском аэропорту, отведенного компанией для членов клуба, налетавших 100 000 миль. Было около девяти часов утра, и по сравнению с шумным, переполненным помещением аэровокзала в салоне царила приятная тишина. Сюда не доносились резкие объявления о прибывающих и вылетающих самолетах. Да и обслуживание, как и положено, когда речь идет о пассажирах первого класса, носило более индивидуальный и утонченный характер.

– Особой спешки, мистер Дилозанто, нет, – сказала девушка, ставя кофе на столик возле кресла с откидывающейся спинкой, в котором с телефонной трубкой в руках полулежал Бретт, – но посадка на рейс восемьдесят один, Детройт – Лос-Анджелес, будет объявлена через несколько минут.

– Благодарю! – ответил Бретт. И сказал в трубку Адаму Трентону, с которым вот уже несколько минут разговаривал по телефону: – Мне пора идти. Легкокрылая птица уже ждет, чтобы унести меня в рай.

– Никогда не представлял себе Лос-Анджелес раем, – заметил Адам.

Бретт отхлебнул из чашки немного кофе.

– Как ни крути, а Калифорния по сравнению с Детройтом – это рай.

Адам разговаривал с Бреттом из своего кабинета в административном здании компании. Разговор шел об «Орионе». Несколько дней назад, когда до появления на свет первого серийного «Ориона» оставалось всего две недели, возникли проблемы, связанные с цветовым решением внутренней отделки автомобиля. «Группа наблюдения», создаваемая из дизайнеров для проверки прохождения новой модели через все стадии производства, сообщила, что предназначенные для внутренней отделки пластмассы выглядят слишком «холодно» – весьма серьезный просчет, – а внутренняя обивка и коврики не совпадают по цвету.

Цветовое решение всегда было проблемой. В любом автомобиле насчитывается до сотни разных деталей, которые должны образовывать единую цветовую гамму, однако у каждого материала свой химический состав и пигментная основа, из-за чего бывает трудно добиться нужного оттенка. Адам только что с облегчением узнал, что группа дизайнеров и сотрудников производственного отдела и отдела закупок все же успела в короткий срок решить все цветовые проблемы внутреннего оформления машины.

Бретта так и подмывало заговорить о «Фарстаре», работа над которым шла по нескольким линиям удивительно быстрыми темпами. Но он вовремя удержался, вспомнив, что говорит по обычному городскому телефону, а кроме того, в этом салоне среди пассажиров, ожидавших своего рейса, вполне могли оказаться и представители конкурирующих автомобильных компаний.

– Еще вам приятно будет узнать вот что, – сказал Адам Бретту. – Я решил попробовать помочь Хэнку Крейзелу с его молотилкой. Я послал в Гросс-Пойнт Кэстелди, чтобы посмотреть на эту штуку, и он вернулся в полном восторге, после чего я рассказал обо всем Элрою Брейсуэйту, и тот вроде бы настроен благосклонно. Так что теперь мы готовим доклад Хабу.

– Здорово! – Молодой дизайнер был искренне рад такому развитию событий. Он понимал, что действовал чисто эмоционально, оказывая давление на Адама, чтобы побудить его помочь Хэнку Крейзелу. А собственно, почему бы и нет? Бретт все больше и больше склонен был считать, что автомобильная промышленность обязана что-то делать и для народа, а такая молотилка позволила бы ей использовать свои ресурсы, чтобы удовлетворить имеющиеся потребности.

– Конечно, – заметил Адам, – Хаб может поставить на всем крест.

– Будем надеяться, что вы выберете для доклада такой денек, чтоб «пыль стояла столбом».

Адам понял, что имелось в виду. Когда первому вице-президенту Хабу Хьюитсону нравилась какая-нибудь идея и он загорался ею, он развивал совершенно немыслимую активность, так что, по выражению его сотрудников, «пыль стояла столбом». Из такого вот «столба пыли», поднятого Хабом Хьюитсоном, родился «Орион», как и многие другие успешные и неудачные затеи, хотя о последних обычно забывалось, как только Хаб Хьюитсон «поднимал новый столб пыли».

– Я постараюсь выбрать для этого подходящий день, – пообещал Адам. – А пока счастливого пути.

– До встречи, дружище. – Бретт проглотил остаток кофе, проходя мимо, дружески похлопал дежурную по округлому заду и направился к выходу на посадку.

Самолет компании «Юнайтед», совершавший беспосадочный рейс № 81 по маршруту Детройт – Лос-Анджелес, вылетел точно по расписанию.

Подобно многим людям, ведущим лихорадочный образ жизни на земле, Бретт наслаждался полетом на трансконтинентальном лайнере в качестве пассажира первого класса. Любое такое путешествие означало для него четыре-пять часов отдыха, приятно нарушаемого лишь появлением предупредительной стюардессы, приносившей напитки и вкусную еду; к этому добавлялось блаженное сознание того, что здесь до тебя не добраться ни по телефону, ни иным способом, какие бы неотложные дела ни кипели внизу.

На этот раз во время полета Бретт в основном размышлял о своей жизни и, перебирая в памяти события минувшего и настоящего, старался представить себе, что его ждет. За этим занятием время пролетело быстро, и он с удивлением воспринял сообщение, что их полет продолжается уже около четырех часов.

– Уважаемые пассажиры, мы пролетаем над рекой Колорадо, – раздался из динамиков голос пилота. – Здесь проходит граница между тремя штатами – Калифорния, Невада и Аризона; во всех этих штатах ясная погода, видимость около ста миль. Сидящие справа могут видеть Лас-Вегас и район озера Мид. Сидящим слева открывается вид на озеро Хавасу, где воссоздается Лондонский мост.

Бретт, занимавший целую секцию с левой стороны, посмотрел вниз на землю. На небе не было ни облачка, и, хотя самолет летел на высоте тридцати девяти тысяч футов, он без труда увидел четкие контуры моста.

– С этим мостом связана одна забавная история, – непринужденно продолжал пилот. – Те, кто купил его у англичан, перепутали мосты. Они считали, что приобретают мост, изображенный на всех туристических плакатах, приглашающих посетить Лондон, и только когда было уже слишком поздно, выяснилось, что это мост Тауэра, а Лондонский мост – всего-навсего маленькое, допотопное сооружение, находящееся выше по течению реки. Ха-ха!

Продолжая разглядывать землю, Бретт по характеру ландшафта понял, что они летят уже над Калифорнией.

– Да будет благословен родной мой штат – с его ярким солнцем, апельсинами, сумасбродными политиками, религиозными маньяками и психами, – громко произнес он.

– Вы что-то сказали, сэр? – спросила проходившая мимо стюардесса. Она была совсем юная, со стройной и гибкой фигурой, и такая загорелая, словно все свободное время проводила на пляже.

– Да. Я спросил: «А где такая калифорнийская девушка, как вы, ужинает сегодня вечером?»

Она улыбнулась ему озорной улыбкой.

– Это зависит главным образом от моего мужа. Иногда он любит поесть дома, а иногда мы ходим…

– О’кей, – сказал Бретт. – И к черту эмансипацию женщин! Когда-то авиакомпании увольняли девушек, выходивших замуж, поэтому сразу можно было понять, у кого еще не подрезаны крылышки.

– Пусть это будет для вас утешением, – сказала стюардесса, – если бы мне не надо было домой к мужу, ваше предложение могло бы меня заинтересовать.

Бретт только успел подумать, не содержится ли эта фраза в инструкции о поведении стюардесс, когда снова ожили динамики.

– Уважаемые пассажиры, говорит опять ваш пилот. Мне, наверно, следовало посоветовать вам в полной мере насладиться стомильной видимостью. Мы только что получили последнюю сводку о погоде в Лос-Анджелесе. Над городом висит плотный смог, видимость в районе Лос-Анджелеса около одной мили, а то и меньше. Самолет произведет посадку, – добавил пилот, – через пять – десять минут.

Первые следы смога появились над горами Сан-Бернардино. Когда лайнер находился еще в шестидесяти милях от Тихоокеанского побережья, Бретт, выглянув в иллюминатор, подумал: «Это в шестидесяти милях такое!» В последнюю свою поездку, примерно год назад, он увидел смог лишь в Онтарио, что на двадцать пять миль западнее Сан-Бернардино. В каждый новый его приезд этот фотохимический смог, как зловонный грибок, казалось, все глубже проникал во внутренние районы красавца Золотого штата. Приближаясь к международному аэропорту Лос-Анджелеса, их «Боинг-720» стал снижаться, но ландшафт под крылом самолета не становился более четким, а наоборот, расплывался во все более густой серо-бурой дымке, поглощавшей и цвета, и солнечный свет, стиравшей линию берега. Панорама залива Санта-Моника, которой прежде восхищались пассажиры, подлетая к Лос-Анджелесу, теперь отошла в область преданий. По мере того как снижался самолет, а смог становился все плотнее, у Бретта Дилозанто становилось все тоскливее на душе.

Миль за десять к востоку от аэропорта видимость, как и предсказывал пилот, упала до мили, так что к моменту посадки, в 11 час. 30 мин. по среднетихоокеанскому времени, землю едва было видно.

В здании аэровокзала Бретта встречал проворный молодой человек по имени Барклей из местного отделения компании.

– Вас ждет машина, мистер Дилозанто. Можно ехать сразу в отель или, если хотите, в колледж.

– Сначала в отель. – Целью поездки Бретта в Лос-Анджелес было посещение колледжа по подготовке дизайнеров при Лос-Анджелесском центре искусств, но он решил явиться туда позже.

Хотя Бретта огорчало то, что не удалось полюбоваться любимой Калифорнией с высоты птичьего полета из-за нависшей над нею грязной, жирной пелены, сейчас он заметно оживился, погрузившись в деловую и суматошную обстановку аэропорта. Машины – и в одиночку, и при массовом скоплении – всегда завладевали его воображением, особенно здесь, в Калифорнии, где значительная часть жизни людей проходит на колесах и где сконцентрировано более одиннадцати процентов всех автомобилей страны. Но это же неизбежно привело и к загрязнению воздуха: Бретт уже почувствовал, как у него защипало глаза, засвербило в носу и, уж конечно, насыщенный миазмами смог глубоко проник ему в легкие.

– И давно у вас так? – спросил Бретт Барклея.

– Да с неделю. Теперь у нас полдня голубого неба – это редкость, а чтоб целый день простоял ясный – такое бывает только раз в год. – Молодой человек сморщил нос. – Мы стараемся объяснить населению, что не все это от машин, что тут немало и отработанных промышленных газов.

– Но сами-то мы этому верим?

– Трудно сказать, чему надо верить, мистер Дилозанто. Наши же люди убеждают нас, что проблема выхлопных газов решена. Вы этому верите?

– В Детройте я этому верю. Но когда приезжаю сюда – что-то не очень.

Бретт знал, что дело упирается в невозможность сочетать экономичность с массовостью. Уже сегодня можно сконструировать автомобильный двигатель без всяких выхлопных газов, но он будет так дорого стоить, что машина станет столь же недоступна для рядового потребителя, как некогда графская карета – для крестьянина. Чтобы удержать стоимость автомобиля на приемлемом уровне, приходится идти на технические компромиссы, и все же выход отработанных газов теперь куда меньше, чем об этом можно было еще недавно мечтать. Однако с каждым днем, неделей, месяцем, годом количество автомобилей все возрастает, и это сводит на нет успехи конструкторов, о чем свидетельствует, в частности, удушливый калифорнийский смог.

Они подошли к машине, предоставленной Бретту на время его пребывания в Лос-Анджелесе.

– Я сам сяду за руль, – сказал Бретт. И взял ключи у Барклея.

Немного позже, получив номер в отеле «Беверли-Хилтон» и избавившись от опеки Барклея, Бретт отправился в колледж по подготовке дизайнеров – на Третью улицу Западной стороны. Неподалеку возвышался телегородок компании Си-би-эс, позади него – Фермерский рынок. В колледже Бретта ждали и восторженно встретили – и как представителя компании, нанимавшей ежегодно многих выпускников, и как бывшего талантливого воспитанника.

В довольно тесных помещениях колледжа, как всегда, было шумно и по-деловому оживленно; здесь использовался каждый квадратный метр площади предельно целесообразно, без украшательств. Не очень просторный вестибюль служил как бы продолжением лекционных залов – тут вечно происходили какие-то собрания, встречи, здесь же занимались студенты.

Руководитель промышленного дизайна, приветствовавший Бретта, заметил, пытаясь перекрыть гул голосов:

– Возможно, когда-нибудь мы выкроим время и спланируем уголок поспокойнее.

– Если бы я не был убежден, что вам это не удастся, – сказал Бретт, – я бы вам отсоветовал. Здесь и должна быть такая атмосфера, как в автоклаве.

А эту атмосферу он хорошо знал – в центре внимания прежде всего работа и профессиональная дисциплина. «Здесь нет места для дилетантов, – говорилось в одном из выпущенных колледжем проспектов, – здесь надо работать по-настоящему». В отличие от других заведений процесс обучения в этом колледже требовал максимального напряжения сил, студенты должны были работать, работать… дни и ночи напролет, во время уик-эндов и праздников, так что для других занятий оставалось очень мало времени, а то и вовсе ничего. Случалось, студенты возмущались непосильной загрузкой и некоторые отсеивались, но большинство приспосабливалось, и все, в общем, выходило так, как было сказано в проспекте: «Зачем изображать дело так, будто жизнь, к которой они себя готовят, будет легкой? Нет, она нелегка и никогда легкой не будет».

Этот упор на неутомимый труд и высокие требования снискали колледжу авторитет у автомобилестроителей, которые поддерживали контакт и с учебным заведением в целом, и со студентами. Автомобильные компании нередко даже конкурировали друг с другом, стараясь заполучить лучших студентов еще до выпускных экзаменов. Дизайнеров готовили и в других местах, но только здесь, в Лос-Анджелесе, в учебной программе был специальный курс по автомобильному дизайну. Вот почему не менее половины дизайнеров, ежегодно прибывавших в Детройт, были выпускниками из Лос-Анджелеса.

Бретт беседовал с группой студентов в тенистом внутреннем дворе колледжа, где они пили кофе или лимонад и жевали орешки, и вдруг умолк.

– Все осталось по-старому, – сказал он, окидывая взглядом двор. – У меня такое ощущение, будто я вернулся домой.

– Только народу здесь столько, что яблоку негде упасть, – произнес один из студентов.

Бретт рассмеялся. Как и все здесь, дворик был маленький: студенты толпились, чуть ли не наступая друг другу на ноги. Однако тут были лишь действительно талантливые ребята, и только лучшие из них выдерживали напряженный трехлетний курс обучения.

Обмен мнениями, ради которого Бретт и приехал сюда, продолжался.

Проблема загрязнения воздуха, естественно, была у всех на уме: смог чувствовался даже тут, в этом дворике. Солнце тускло поблескивало сквозь густую серую дымку, поднимавшуюся от самой земли. В глазах и в носу щипало. Бретту вспомнилось недавнее сообщение американских органов здравоохранения о том, что дышать загрязненным нью-йоркским воздухом – все равно что выкуривать ежедневно пачку сигарет. В результате некурящие, сами того не подозревая, оказывались в одной компании с безудержными курильщиками, которым грозит смерть от рака. По всей вероятности, так же, если не хуже, обстоит дело и в Лос-Анджелесе.

– А ну, скажите, что вы на этот счет думаете? – проговорил Бретт, имея в виду загрязнение воздуха. Ведь уже через десять лет такие вот студенты будут определять политику в области промышленности.

– Когда живешь здесь, – донесся голос из задних рядов, – то невольно приходит в голову мысль о том, что где-то придется отступить. Ведь если все и дальше так пойдет, наступит день, когда население этого города попросту задохнется.

– Лос-Анджелес – это особый случай, – заметил Бретт. – Смог здесь гуще, чем где бы то ни было, из-за географического положения города, перепадов температуры и обилия солнечного света.

– Не такой уж особый, – вставил кто-то. – Вы бывали последнее время в Сан-Франциско?

– Или в Нью-Йорке?

– Или в Чикаго?

– Или в Торонто?

– Или даже в маленьких городах в рыночный день?

– Стойте! – возвысил голос Бретт. – С таким настроением вам, может, вообще не надо было браться за автомобильный дизайн?

– Да мы же помешаны на автомобилях. Мы их обожаем! Но думать-то надо. И знать, что происходит. Нас не может это не тревожить. – Эти слова принадлежали долговязому парню с лохматыми русыми волосами, стоявшему впереди. Он провел рукой по волосам, и Бретту бросились в глаза длинные, изящные пальцы художника-дизайнера.

– Послушать, что говорят на Западе и в других местах, – подзадорил их Бретт, решив сыграть роль «адвоката дьявола», – создается впечатление, что будущее мира связано исключительно с массовыми средствами передвижения.

– Избитая тема!

– Да, но ведь никто фактически не желает ездить в общественном транспорте! – воскликнула одна из немногих оказавшихся тут девушек. – Если, конечно, машины надежны и по карману людям. Кроме того, общественный транспорт – это только пыль в глаза. Суммируйте дотации, налоги и стоимость проезда, и вы увидите, что затраты на общественный транспорт большие, а народу за эти деньги он перевозит куда меньше. Значит, это сплошной обман. Поинтересуйтесь у жителей Нью-Йорка! А скоро в таком же положении окажутся и жители Сан-Франциско.

Бретт улыбнулся:

– Вы бы понравились в Детройте.

Девушка нетерпеливо мотнула головой:

– Я не потому так говорю.

– О’кей! – сказал Бретт. – Допустим, что автомобиль останется главным средством передвижения еще на полвека, а то и дольше. Но что это будет за автомобиль?

– Более совершенный, – раздался чей-то спокойный голос. – Гораздо более совершенный, чем сейчас. К тому времени и машин станет меньше.

– Насчет того, что автомобиль должен быть совершеннее, тут двух мнений нет, но невольно возникает вопрос: в каком отношении? Интересно услышать, как это вы себе представляете, что автомобилей станет меньше?

– Мы должны думать в этом направлении, мистер Дилозанто. Если, конечно, заглядывать вперед, а это – к нашему же благу.

Бретт с любопытством посмотрел на говорившего, выдвинувшегося немного вперед, – те, что стояли в передних рядах, расступились, пропуская его. Это был совсем еще молодой парень, коренастый, смуглый и уже с маленьким животиком; он производил впечатление кого угодно, только не интеллектуала. Но в тихом голосе его было что-то такое, отчего стоявшие вокруг студенты мгновенно умолкли, словно уполномочили его говорить.

– Мы здесь часто спорим, пока голова не загудит, – продолжал смуглый студент. – Те из нас, кто избрал транспортный дизайн, хотят работать в автомобильной промышленности. Нас это очень увлекает. Автомобили – наша страсть. Но это вовсе не значит, что мы поедем в Детройт с шорами на глазах.

– Раз уж начали – договаривайте, – сказал Бретт. – Продолжайте, пожалуйста! – Снова побывать в стенах колледжа, снова услышать, как студенты без обиняков высказывают свои взгляды, на которых еще не отразились разочарования, неудачи, осознание практических возможностей или финансовых ограничений, – это всегда было для него волнующим событием, своеобразной подзарядкой батарей души.

– Сегодня автомобильная промышленность, – продолжал смуглый студент, – работает ответственно. Хоть это не всегда признают критики, но это факт. Люди ко многому стали относиться по-другому. Загрязнение воздуха выхлопными газами, безопасность, качество – все это уже не пустые разговоры. Кое-что делается, и притом всерьез.

Остальные продолжали молчать. Между тем к собравшимся присоединилось еще несколько студентов – видимо, с других отделений. Хотя в колледже готовили дизайнеров разных профилей, все, что связано с автомобилем, неизменно вызывало здесь интерес.

– Вместе с тем, – продолжал все тот же студент, – перед автомобильной промышленностью стоят и другие проблемы. Например, количество выпускаемых машин.

Любопытно, подумал Бретт, что по прибытии в аэропорт он размышлял о том же самом.

– А как раз количество-то и губит нас, – своим тихим голосом продолжал смуглый студент. – Оно сводит на нет все усилия автомобилестроителей. Возьмите хотя бы проблему безопасности. Создают и выпускают все более надежные машины, а что получается? С конвейера сходит все больше автомобилей, и число дорожных происшествий возрастает. То же происходит и с загрязнением воздуха. На выпускаемых сейчас автомобилях стоят такие двигатели, каких еще не бывало, они гораздо меньше загрязняют воздух. А со временем появятся моторы, которые будут работать еще чище. Не так ли?

– Так, – кивнул Бретт.

– Но количество машин продолжает расти. Сейчас мы хвастаем, что производим десять миллионов автомобилей в год, значит, сколько бы мы ни старались улучшить контроль за выхлопными газами, общее загрязнение воздуха все равно будет возрастать. Страшное дело!

– Допустим, что все это так. Тогда где выход? Ограничить выпуск автомобилей?

– А почему бы и нет? – раздался чей-то голос.

– Мне хотелось вас спросить, мистер Дилозанто, – сказал смуглый студент, – вы когда-нибудь бывали на Бермудских островах?

Бретт покачал головой.

– Их площадь составляет двадцать одну квадратную милю. И вот, чтобы по островам можно было передвигаться, местное правительство ввело ограничения на автомобили. Сначала они ограничили мощность двигателя, длину и ширину кузова. Затем вышел закон, разрешающий иметь только один автомобиль на семью.

– Глупости это, да и только! – раздался голос одного из тех, кто подошел позже.

– Я не говорю, что и мы должны вводить такие строгости, – продолжал смуглый парень. – Я просто хочу сказать, что когда-то и нам придется подвести черту. Это вовсе не значит, что автомобильная промышленность захиреет, если будет выпускать такое количество машин, как сейчас, или что на этом пострадают люди. Не страдают же они от этого на Бермудах.

– Если вы попытаетесь проделать нечто подобное здесь, – заметил Бретт, – это может вызвать новую американскую революцию. Кроме того, запрет на продажу такого количества автомобилей, какое люди хотят покупать, противоречит принципам свободного предпринимательства. – И усмехнувшись, пояснил свою мысль: – Это же ересь.

Бретт знал, что в Детройте многим эта мысль показалась бы действительно еретической. И тем не менее подумал: а так ли оно на самом деле? Сколько еще времени автомобильная промышленность – в стране и за границей – может наращивать количество выпускаемых машин, на каком бы виде энергии они ни работали? Не придется ли кому-то когда-то где-то объявить, как на Бермудах: «Хватит!» Не близится ли день, когда контроль за количеством продукции станет необходимым для общего блага? Число такси, как, впрочем, и грузовых машин, везде лимитировано. Тогда почему же легковые машины в частном пользовании составляют исключение? Если все останется по-прежнему, Северная Америка когда-нибудь превратится в одну сплошную пробку, да, собственно, иной раз дело до этого почти доходит. Следовательно, хозяева автомобильной промышленности, наверно, поступили бы куда мудрее, дальновиднее и ответственнее, проявив инициативу и продемонстрировав образец самоограничения!

Однако Бретт сомневался, что это может произойти.

– Кстати, далеко не все разделяют мнение Харви, – донесся до него новый голос. – Некоторые из нас считают, что автомобильный рынок вовсе не перенасыщен.